Текст книги "Свадьба колдуньи"

Он замолчал. В горле у Верити пересохло, и, сглотнув, она с вызовом подняла кверху подбородок.

– Долг чести! – произнесла она раздельно и горько, чувствуя, как сердце бешено бьется у нее в груди. – Кого ты обманываешь, Люк?

– Какой мне смысл тебя обманывать? – Губы его скривились, хотя иронии в голосе не было. – Если быть откровенным, это тот минимум, что я обязан сделать для моего очень хорошего друга и для его оставшейся одной невесты, no es verdad? Не так ли?

Глава 2

Не дожидаясь ответа, Люк, как пушинку, вытащил чемодан из багажника и широким шагом направился к отелю, не обращая внимания на ее негодующий взгляд.

– Люк… Люк! – закричала она, выскакивая из «джипа» и бросаясь вдогонку, совершенно забыв об усталости. – Минутку, не так быстро…

От возмущения она даже покраснела, но Люк обернулся, лишь когда остановился у стойки администратора, из-за которой ему приветливо улыбалась кудрявая черноволосая девушка.

– Hola, (Привет (исп.) сеньор Гарсия!

Белозубая улыбка осветила смуглое лицо Люка:

– Hola, Мария. Верити, познакомься, это Мария. А это мисс Верити Лейси.

Верити, сбавив шаг, медленно пересекла мраморный холл, утопающий в буйной зелени, и без особого энтузиазма подала Марии руку. Они вежливо поздоровались.

– Ключи от виллы «Лагуна»? – поинтересовалась Мария.

Люк кивнул.

– У меня есть подозрение, что мисс Лейси хочет, чтобы ее не беспокоили по крайней мере до полудня завтрашнего дня, – добавил он.

– Ничего подобного, я встану с петухами! – решительно возразила Верити и, улыбнувшись Марии, проследовала за Люком во внутренний дворик. Они миновали фонтан, бассейн, бар и вышли к ресторану. Верити была настолько возбуждена, что лишь мельком отметила царившую здесь спокойную, без вызова роскошь: официанты во всем белом ловко скользили между освещенными свечами столиками, за которыми сидели элегантно одетые гости.

Завидев Люка, официанты приветствовали его легким поклоном:

– Buenas noches, (Добрый вечер (исп.) сеньор Гарсия.

Люк уверенно шагал меж благоухающих кустов и пальм, и, как ни старалась, Верити поравнялась с ним, только когда он остановился у белого, увитого бугенвиллеями домика возле освещенного луной пляжа.

Пока он вставлял ключ в замок и открывал деревянную дверь, она разглядывала его скрытое тенью лицо, постепенно проникаясь окружающей ее умиротворенностью – волны тихо набегали на белый песок, а легкий ветерок мягко шевелил листья пальм.

– Люк, мне это все вовсе не нравится! – начала она возмущенно.

Он щелкнул выключателем, и лампочка осветила просторную комнату, спланированную на разных уровнях и обставленную светлой мебелью из пальмового дерева. Казалось, он едва сдерживает улыбку, что только подлило масла в огонь.

– Я понимаю, тебе это, видимо, доставляет удовольствие! – начала она запальчиво, и он, не сдержавшись, открыто рассмеялся. – Но мне все это кажется… унизительным.

– Унизительным?! – Люк поставил чемодан посреди комнаты, небрежной походкой подошел к задней двери и распахнул ее настежь. Лунный пляж и тихо вздыхающий океан, точно прекрасная картина, завершали интерьер. – О чем ты говоришь, Верити? Как это подарок к твоему дню рождения может быть для тебя «унизительным»?

С горящими глазами Верити подошла к нему, отвернувшись от завораживающего шепота волн.

– Люк, мы же едва знакомы! – отчеканила она, чувствуя свое полное бессилие. – А ты с самого дня смерти Эдварда строишь из себя доброго дядюшку! То используешь свои связи, чтобы помочь моему делу, а теперь вытащил меня сюда под предлогом некоей работы в сочетании с отпуском. И что же? Я вдруг узнаю, что буду бездельничать здесь целых две недели… Люк, черт побери, что тебя так веселит?

– Ты.

Он вышел на широкую, выложенную плиткой террасу и облокотился на деревянные перила. Он уже не смеялся, но губы все еще кривились в улыбке. – Большинство моих знакомых женщин просто прыгали бы от радости, если бы им вдруг выпало такое!

Щеки у Верити зарделись.

– Зная женщин, с которыми ты имеешь обыкновение водить знакомство, я не нахожу в этом ничего удивительного! – выпалила она, но тут же прикусила губу: сверкающие глаза Люка сузились.

– Вот видишь, а говоришь, что мы едва знакомы, Верити, – задумчиво произнес он. – Откуда же тогда ты знаешь о моих женщинах?

– Тот круг, в котором ты вращаешься, не прочь порекламировать себя, разве не так?

Насмешливые глаза его вдруг потемнели. Но уже через секунду он смотрел на залив. Верити не могла оторвать взгляда от мощной линии его плеч и спины, от перекатывающихся под белой рубашкой атлетических мышц.

Она вдруг почувствовала угрызения совести. Люк не сделал ей ничего плохого, а только постоянно помогал вот уже целых двенадцать месяцев. Почему же она на него все время злится?

Но если она полна решимости забыть тот случай, то Люк, видимо, намерен вспомнить все до мелочей. Как иначе объяснить эту его сумасшедшую затею? Кто ему дал право так заботиться о ней? Ощущение было такое, будто он только что вскрыл ее недавно зажившую рану, чтобы посмотреть, как идет процесс заживления… Да он просто эгоист и садист! Она никогда в этом не сомневалась. А то, что между ними произошло во Флориде в марте прошлого года, только утверждало ее в этой мысли.

– Извини, Люк, – начала она натянуто, изо всех сил пытаясь взять себя в руки. – Я вовсе не хочу показаться неблагодарной, но… я знаю, что тобой движет, и тебе вовсе не обязательно…

Он медленно обернулся и, повернувшись к перилам спиной, вновь на них облокотился, поигрывая мощными мускулами груди. В горле у нее пересохло, она с трудом оторвала взгляд от столь ярко выраженной мужественности и попыталась сконцентрироваться на его глазах, светившихся холодной усмешкой, но легче ей от этого не стало.

– А ведь ты едва со мной знакома, – мягко передразнил он, насмешливо скривив губы. – Откуда же тогда знаешь, что мною движет. Верити?

– Ну, это ясно… Чувство вины… – пробормотала она нетвердо.

Наступило напряженное молчание. Даже стрекот сверчков стал каким-то угрожающим. Но вдруг Люк, пожав плечами, оторвался от перил, выпрямился и глубоко засунул руки в карманы брюк. Глаза его стали непроницаемыми.

– Вины? Ты действительно так думаешь?

Вот и пойми его, подумала она раздраженно.

– Да, конечно! Что же еще? Откуда в тебе такая покровительственная благосклонность? Ведь мы даже не подозревали о существовании друг друга до тех пор, пока не было объявлено о помолвке! И с тех самых пор ты окружил меня какой-то… какой-то отеческой заботой!

Люк еще более помрачнел.

– Отеческой? Тебе двадцать два года. А завтра будет двадцать три. Откуда, черт побери, он знает, сколько мне лет? – подумала она возмущенно.

– А мне тридцать три. Действительно, я мог бы стать твоим папенькой, если допустить, что зачал тебя в… э-э-э – совсем зеленом возрасте, в десять лет.

– Не будь педантом. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю… – Верити в отчаянии зажала виски руками, чувствуя себя такой усталой и опустошенной после длительного перелета. – Этим своим дурацким чувством долга ты просто пытаешься загладить вину перед Эдвардом за то, что злоупотребил положением его друга и будущего шафера! Скажешь, не так?

И опять повисло напряженное молчание.

– И все из-за того, как я повел себя тогда в поло-клубе? – пробормотал Люк с кривой усмешкой.

– Да! Да!

– Интересно, кто же из нас испытывает большее чувство вины?

– Это несправедливо. Люк!

Щеки у Верити горели. Зачем только она сюда приехала? Почему не последовала своему первому инстинктивному порыву и не послала его ко всем чертям?

– Ну ладно, – сказал Люк с неожиданно проступившим испанским акцентом, обычно почти не заметным. – Давай по крайней мере сойдемся на том, что я чувствую себя в долгу перед Эдвардом и считаю себя обязанным позаботиться, чтобы с тобой не произошло ничего плохого, Верити.

– Да что ты?!

Подобное утверждение только подстегнуло ее обиды. Чего еще от него ожидать? – подумала она, сбитая с толку своими же собственными чувствами.

– Есть хочешь? – деловито осведомился Люк. – Прислать тебе что-нибудь из ресторана? Ловко сменил тему! – сердито подумала она. Люк неторопливо подошел к ней и, взяв за руку, повернул спиной к комнате. От его прикосновения по коже у нее побежали мурашки. Струсив, она непроизвольно дернулась, освободилась от его руки и покачала головой.

– Нет, не хочу. С твоего позволения я просто выпью сока и завалюсь спать.

– Конечно. Пойдем, покажу тебе кухню. Холодильник здесь хорошо укомплектован. Но ты можешь сделать заказ по телефону. Просто сними трубку, и все.

Они вошли в кухню, просторную и светлую, обставленную деревянной мебелью. Взглянув на него. Верити сказала с деланным равнодушием:

– Похоже, у тебя неплохие отношения с персоналом отеля.

При этом она всячески избегала напряженного взгляда его синих с густыми черными ресницами глаз, выводившего ее из душевного равновесия.

– В этом нет ничего удивительного, – согласился он, – я им даю работу.

– Работу? – переспросила она, раскрыв от удивления рот. – Ты хочешь сказать, что это твой отель? Твоя собственность?

Темная прядь упала ему на лоб, и он поднял длинную смуглую руку, чтобы ее откинуть.

– Да, это моя собственность, – спокойно подтвердил он. – А еще у меня есть ранчо. Я развожу там лошадей.

Верити молча отвернулась, боясь выдать себя. Владелец отеля – и предложил ей работу по оформлению домашней вечеринки?

– Если ты не возражаешь, я хотела бы лечь спать.

Не получив ответа, она обернулась и столкнулась с ироничным взглядом его синих глаз.

– Что ты имеешь в ВИДУ, Верити? – поддразнил он. – Я все же думаю, что это скорее констатация, нежели приглашение.

Верити даже побагровела, что еще больше развеселило Люка.

– Спокойной ночи! – только и смогла она выдавить из себя, сама не понимая, как удержалась от пощечины.

Она просто физически ощущала приближение опасности – так сильно действовало на нее его присутствие. Люк Гарсия был, пожалуй, самым известным ей по прессе ловеласом, довольно бесцеремонно обращавшимся с женской половиной человечества. Взять хота бы его приключения за этот последний год… Неужто ему взбрело в голову окатить свое внимание на нее?

– Не будь такой свирепой, – спокойно сказал он и, приподняв ее разгоряченное лицо, принялся его рассматривать; это было для нее просто невыносимо. – Сегодня я ничего не буду тебе доказывать. Верити. Hasta manana. Que duermas bien. (До завтра. Спокойной ночи (исп.) Он ушел, а она еще долго стояла недвижно посреди кухни с пустым стаканом в руке, пытаясь разобраться в водовороте захлестнувших ее чувств. Злость, возмущение его холодной, вызывающей самонадеянностью плюс какое-то неопределенное волнение, никак не поддававшееся анализу. В конце концов она сдалась. Прохладный душ – и в постель. Именно этого ей сейчас и не хватает, очень не хватает. Она настолько измотана, что может проспать целые сутки, как и предполагал Люк.

Но, возбужденная разговором, она еще долго не могла уснуть, несмотря на успокаивающий душ и на ее любимый яблочно-миндальный лосьон, которым она протерла кожу, прежде чем с блаженством растянуться на постели. Монотонное вращение вентилятора на потолке успокаивало. Лежа на спине, она смотрела в окно на бархатно-черное небо с умопомрачительной звездной росписью. Стало жарко, и она скинула шелковую абрикосового цвета ночную рубашку, потом из предосторожности прикрыла ставни и разлеглась голышом на зелено-голубых простынях.

Завтра у нее день рождения. Вернее, сегодня, поскольку уже за полночь. Если бы она была в Англии, то вот уже пять часов, как ей было бы двадцать три года… Сон постепенно одолевал ее, и она перестала об этом думать. Поворочавшись, собрала с плеч золотые кудри, гревшие ее, как шуба, и раскидала их по подушке. Потом свернулась калачиком и обхватила колени. Последние слова Люка все не шли у нее из головы. Он ничего не будет ей доказывать сегодня? Какое-то смутное недоброе предчувствие овладело ею, и в памяти всплыли безжалостные воспоминания о той унизительной ночи на балу в поло-клубе.

Самым страшным был танец с Люком, неотразимым в своем белом смокинге. Сквозь тонкую, мерцающую золотом ткань ее бального платья без бретелек она чувствовала натиск его крепкого тела… Он весь вечер пил шампанское, и постепенно в его беспардонно разглядывавших ее глазах появился опасный блеск. Он, казалось, понимал, что она тоже не в силах оторвать от него взгляда…

Когда она весело, но совершенно неумело танцевала с Эдвардом ламбаду, к ним подошел Люк. Неожиданно заиграли медленную грустную балладу, и уютные, привычные объятия вдруг сменились предательскими, пугающими. Она и не подозревала в себе способности к такой резкой смене эмоций, которые просто разрывали ее. Ей стало жарко. Молчаливое растущее напряжение постепенно достигло такой точки, что она, не выдержав, вырвалась из рук Люка и бросилась на улицу, чтобы немного остыть и глотнуть свежего воздуха…

Но уже через несколько минут следом за ней вышел Люк. Она до сих пор помнит выражение его смуглого лица, когда он, медленно повернув ее к себе, стал испытующе осматривать ее с ног до головы. Потом склонился, дотронулся губами до ее полуоткрытого рта и тут же заглушил ее протестующий возглас таким сокрушительным поцелуем, что она вся обмякла в его объятиях. Надо было тут же оттолкнуть его, но руки, не подчиняясь рассудку, поднялись по его широким плечам и стали ласкать его темные волосы. Что-то хрипло пробормотав, он прижал ее к себе, нежно коснулся ее груди. Погладил по спине и так прижал к себе, что их тела, казалось, слились воедино, чувствуя одно и то же ясно понятное обоим непреодолимое желание…

В конце концов, услышав голоса, она очнулась. Приглушенно вскрикнув, резко отстранилась от Люка и, ничего не видя, бросилась в спасительное убежище дамской комнаты…

Верити мучительно застонала в темной тишине спальни и судорожно перевернулась на живот, остро переживая свою вину. Эдвард ничего не знал об этом случае. Он тогда был в баре, пил и рассказывал всякие анекдоты в компании других игроков в поло. Как она могла испытать такие ощущения в объятиях Люка? Ведь на руке у нее было кольцо Эдварда! Само собой разумеется, что в течение всей последующей недели она бежала от Люка, как от чумы. Она была полна решимости остаться верной Эдварду и искупить свою вину, хотя и мгновенную, и потому использовала всякий, даже самый абсурдный, предлог, чтобы избежать встречи с его «другом» Люком: то ей надо было на работу, то у нее разыгралась мигрень. А после трагической смерти Эдварда их отношения с Люком Гарсией были чисто формальными и деловыми.

Но, несмотря на все эти усилия, морально, внутренне она продолжала чувствовать себя предательницей, пусть даже ее слабость длилась всего несколько секунд. Неожиданная смерть Эдварда только во много раз усилила в ней эту боль… Она так и не смогла доказать ни себе, ни этому самонадеянному Люку Гарсии, что действительно любила своего жениха, что была полна решимости выйти за него замуж и жить в покое и довольстве…

Зачем вдруг Люку понадобилось вытаскивать ее сюда? Что это за странно понятое чувство долга? Почему он так настаивает, чтобы она отдохнула? Сейчас ей этого меньше всего хочется. Наоборот, надо как можно больше занять себя, не оставляя времени на размышления. Если она будет все время занята, то воспоминания постепенно сотрутся из ее памяти. Работа не оставляет времени для воспоминаний…

Во сколько она уснула, она и сама не знала, но когда проснулась на следующий день, сквозь щели полуприкрытых ставней врывались полосы солнечного света. Сначала она не могла понять, где находится, потом вспомнила: в сотнях километров от серого северного неба Лондона, в Доминиканской Республике, в маленькой вилле, принадлежащей Люку Гарсии. Дотягиваясь и зевая, она решила, что отдохнула достаточно. Яркое солнечное утро несколько омрачали воспоминания о вчерашнем разговоре, но вообще-то Верити было несвойственно предаваться пессимизму. Она была человеком спокойным и жизнерадостным, хотя в последние несколько лет жизнь ее сильно потрепала. Хороший сон всегда благотворно действовал на ее настроение. К тому же она предвкушала удовольствие от местных достопримечательностей и просто не могла ни сердиться, ни обижаться. Мрачные мысли отступили на второй план, и ей хотелось спрыгнуть с кровати и бегом бежать на пляж, не заботясь больше ни о чем на свете. Жаль, конечно, что завтра ей придется возвратиться в Англию. Но в любом случае у нее еще целый день, она насладится им от души, и к черту Люка Гарсию и тяжелый взгляд его насмешливых глаз…

Из спальни дверь вела прямо в роскошную ванную, выдержанную в таких же светло-зеленых тонах. Мягкие зеленоватые полотенца и шкафы из натурального дерева делали ее еще более элегантной. Верити быстро заколола кудри на затылке, приняла душ, выудила из чемодана желто-белое в цветочек бикини и такой же расцветки платье с коротким рукавом, распахнула ставни и радостно вскрикнула, увидев поразительную картину за окном. Вчера она приехала поздно вечером и потому смогла составить себе лишь смутное представление об этом тропическом рае. Утром пейзаж показался ей сошедшим с глянцевой открытки: белый полумесяц пляжа, бесконечная даль сине-зеленого океана и сочно-зеленые пальмы, чьи листья переливались, шевелясь на ветерке, в лучах солнца.

Ей страшно захотелось пробежать по белоснежному песку к воде, и, схватив солнечные очки, она выскочила босиком на террасу… но тут же остановилась как вкопанная.

Люк Гарсия в одних белых шортах развалился в светлом кресле, глядя, прищурившись, на залив. Сзади него стоял такой же светлый стол под белой скатертью, накрытый к завтраку: серебряные приборы, корзиночки с булками и фруктами, а в центре – ваза с изысканными, точно восковыми, цветами, похожими на кремовые нарциссы с желтыми пестиками.

– Доброе утро, – промурлыкал он, едва шевеля губами. – С днем рождения, Верити.

– Доброе утро, Люк.

Сделав над собой усилие, она подошла к столику с беспечной улыбкой на губах, хотя сердце у нее яростно колотилось, будто она только что промчалась бегом по пляжу. Ей даже стало не по себе от дурного предчувствия. Неужели у него уже есть готовый план, как лучше ее соблазнить? Неужели Люк Гарсия решил пойти дальше того, что до сих пор было простым, ни к чему не обязывающим знакомством, отмеченным лишь одним инцидентом, спровоцированным излишним количеством выпитого шампанского? Неужели его вчерашняя колкость по поводу каких-то доказательств… неужели именно в этом и состоит его цель? Может, он хотел сказать, что ему достаточно щелкнуть пальцами, и она будет в его власти? Бурлящая радость жизни, которая наполняла ее всего лишь несколько минут тому назад, пошла на убыль. Ей ни в коем случае нельзя рисковать и вступать с ним в какие-либо отношения… особенно в такие, которые никого ни к чему не обязывают. Ведь он, судя по всему, специализируется на мимолетных связях.

Взгляд его блестящих глаз был непроницаем. Она осторожно отодвинула стул и села как можно дальше от него, радуясь, что на глазах у нее темные очки.

– Ты все в том же воинственном настроении, Верити? – съязвил он, слегка скривив губы.

Она холодно пожала плечами, взяла из корзиночки плод манго и разрезала его.

– Конечно, нет.

Сочный желтый плод маняще заблестел на солнце, и, взяв ложечку, она неторопливо начала есть, однако напряжение не позволило ей сполна насладиться экзотическим вкусом.

– Заказать еще что-нибудь?

Люк наблюдал за ней из-под полуопущенных век. В его присутствии она никак не могла сосредоточиться на своих собственных мыслях. Его неподвижная поза таила опасность.

Широкая загорелая грудь и мощные мышцы, на которых не было ни грамма жира, приводили ее в смятение. Против собственного желания она все еще была на него сердита за ту власть, что он над ней имел.

– С меня хватит и булочек с фруктами, – быстро сказала она.

– Кофе? Тосты?

– Пожалуй, да… Спасибо.

Люк встал, на какое-то мгновение ослепив ее игрой своих мышц, буграми перекатывавшихся под загорелой кожей, и отправился к телефону. Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Верити поправила дрожащей рукой волосы и, опершись локтем о стол, невидящим взглядом уставилась на изысканные цветы в – Что это за цветы? – спросила она Люка, когда он вернулся за столик.

– Франгипании. Нравятся?

Она коротко кивнула.

– Красивые… И давно ты тут сидишь?

Легкая усмешка едва тронула уголки его губ, но глаза оставались серьезны, в этом она была уверена.

– Не очень. Я нырял у кораллового рифа, а когда вышел из воды, то почувствовал страшный голод. Я приказал накрыть здесь столик на случай, если ты, проснувшись, захочешь ко мне присоединиться.

– А если бы я отказалась?

Он пожал плечами.

– Тогда я приказал бы накрыть стол на то время, которое тебе подходит.

Верити потерла нос, слегка нахмурившись.

– Но почему?.. – не выдержала она. И тут же покраснела. Если Люк и принимает ее за наивную особу, то теперь у него появились веские для того основания, подумала она, нервничая. Как все это объяснить, если не отработанной системой покорения женщин?

– Я просто хотел поздравить тебя с днем рождения, Верити. И пожелать тебе, чтобы этот день был счастливее прошлогоднего…

– Ты мог бы просто прислать мне открытку, – заметила она со всем спокойствием, на какое была способна, снимая очки и глядя прямо ему в глаза. – А если уж тебе так хочется быть галантным, то мог бы прислать мне букет цветов или коробку шоколада!

Синие глаза, не дрогнув, выдержали взгляд широко раскрытых, с золотыми искорками глаз Верити. После длительной паузы он вдруг резко сменил тему.

– Тебе трудно говорить об Эдварде?

Застигнутая врасплох, она медленно положила ложку трясущейся рукой.

– Нет… Ничего. Я не собираюсь делать вид, что его не было. Мне дали совет говорить об этом как можно больше… потому что так легче переносить…

Люк молча смотрел на нее, и, различив в его глазах недоверие и насмешку, Верити внутренне вся сжалась. Может, мне только показалось? – тут же подумала она. А что, если мое собственное чувство вины подсказывает то, чего на самом деле нет?

– Эдвард был моим хорошим другом, – сказал он наконец. – Он здорово выручил меня, когда мне было очень плохо. Я никогда этого не забуду. Верити ждала, борясь с негодованием и любопытством и едва сдерживаясь, чтобы не задать вертевшийся на языке вопрос. Глаза Люка потемнели, из чего она сделала вывод, что у него и вправду были крупные неприятности, о которых, однако, он не собирается говорить, только для того чтобы удовлетворить ее любопытство. Она же думала о другом: если Эдвард, полностью ему доверяясь, предложил ему быть шафером на их свадьбе, как же он мог отплатить другу подлостью за его помощь и поддержку?

– Он тебя очень любил, – продолжал мрачно Люк, – но ты и без меня это знаешь. Так ведь?

Она напряженно кивнула. Щеки ее порозовели. Куда это он клонит? Неужели он знает все об их взаимоотношениях с Эдвардом? Неужели считает, что она просто спасовала перед внезапно вспыхнувшей страстью, которой предпочла обеспеченное благополучие?

– Что ты хочешь всем этим сказать? – спросила она срывающимся голосом и всячески избегая его проницательного взгляда.

– Он рассказывал мне о твоих родителях и о том, как они погибли в горах. Так что, когда он умер…

– Ты решил, что твои обязанности шафера на этом не закончились? прервала она с натянутым смешком, сидя очень прямо. – И почувствовал себя обязанным присматривать за бедненькой сироткой, потерявшей к тому же и жениха? Скажи, этот маленький конфиденциальный разговорчик между вами произошел до или после того, как ты пытался меня соблазнить?

Люк внимательно на нее посмотрел.

– Соблазнить тебя, Верити? А как же ваша английская поговорка: «Для танго нужны двое»?

Глаза его насмешливо заблестели.

– Ты не ответил на мой вопрос!

– Какое это имеет значение? Ты хочешь знать, что мною двигало? Считал ли я тебя неотразимой или просто хотел испытать твои чувства к Эдварду? Это скрытое бахвальство вызвало у Верити приступ слепой ярости. Так вот, оказывается, в чем дело! Какого же надо быть мнения о женщинах, чтобы проверять невесту Эдварда на предмет ее будущей верности! Вообще-то во всем этом есть определенный смысл, подумала она. Хладнокровно и точно рассчитанный прием, характерный для Люка Гарсии с его вызывающим «послужным списком». Вспоминая все, что слышала о нем тогда во Флориде: о его прошлом и о том, как он обошелся со своей женой, – она недоумевала, как вообще Эдвард мог дружить с таким человеком.

Очень хотелось высказать ему все, что она о нем думает, но как бы потом не пожалеть о своих словах. Кто она такая, в конце концов, чтобы судить Люка? Действительно, однажды она поддалась его чисто физическому обаянию и не собирается выкидывать из памяти тот мучительный для нее эпизод. Она никогда себе этого не простит, хотя никогда бы и не позволила Люку зайти дальше: их отношении с Эдвардом были именно такими, каких она хотела, и этого ей было достаточно.

Поглощенная борьбой с собственными чувствами, она тем не менее заметила какое-то безжалостное выражение в глазах внимательно наблюдавшего за ней Люка и, дико озираясь в поисках чего-нибудь, что помогло бы ей восстановить самоконтроль, вдруг вспомнила о заказах, которые он ей организовал за последние двенадцать месяцев, и прощальные слова Сары, просившей ее быть осмотрительной. Она сама виновата в том, что приняла оливковую ветвь его помощи и пользовалась ею… Он заслуживает по крайней мере вежливого отношения.

Верити резко выдохнула и покачала головой.

– Ты совершенно прав, это не имеет никакого значения! Все кончено и забыто. Давай опустим занавес, если ты не возражаешь.

– У меня такое впечатление, что я опять тебя расстроил, – пробормотал Люк, но в его голосе она не уловила извинения. – Я вовсе не об этом хотел говорить в твой день рождения.

– А о чем ты хотел говорить, Люк?

Он сделал вид, что не заметил язвительного тона.

– На сегодняшнее утро я планировал повести тебя нырять. Вода сегодня чудесная…

– Я еще никогда не ныряла.

– No hay problema. Это не проблема, не волнуйся. Я тебя научу. Сегодня – твой день.

– Какая галантность!

Он вновь пропустил это мимо ушей.

– Затем поедем в Пуэрто-Плата и на фуникулере доберемся до горы Исабель-де-Торрес. Оттуда открывается прекрасный вид. А если хочешь, я покажу тебе заросли мангровых деревьев в лагуне Гри-Гри, долину реки Сан-Хуан…

– Он замолчал, заметив, что лицо у нее застыло. – Хотя все это может подождать и до завтра. Мое ранчо там недалеко. И поле, на котором я играю в поло, когда живу на острове…

– Погоди, погоди! – Верити возмутило, что он так по-хозяйски распоряжается ее временем. – Забудь о завтра! Сегодня я быстренько осмотрю остров, а завтра полечу обратно.

Люк спокойно выдержал ее рассерженный взгляд.

– Creo que nо, – мягко усмехнулся он. – Думаю, что нет. Успокойся, Верити. В память об Эдварде мы должны быть друзьями, забыть о прошлом… – Интересно, как это ты пришел к такому… хитрому заключению? – дрожащим голосом спросила она, вскочив на ноги и совершенно забыв о намерении держать себя в руках. – У меня нет ни малейшего желания забывать о прошлом. Прошлое преподнесло мне очень ценный урок! Я до сих пор стыжусь того, что произошло между нами в марте прошлого года.

– Совесть неспокойна? – мягко спросил Люк, сузив глаза. Ей даже захотелось пнуть его ногой – таким он был спокойным и так хорошо владел собой.

– А у тебя она вообще есть?! – парировала она низким от ярости голосом, задетая за живое легкой издевкой в его тоне. – Насколько я понимаю, все это внимание к моей персоне, которого я, кстати, не просила, – результат несколько искаженного чувства долга по отношению к Эдварду, который был твоим другом. Якобы другом. Но, думаю, ему было бы лучше без твоей так называемой дружбы, да и мне тоже!

– Так в чем же ты себя считаешь виноватой? В том, что не оказала мне должного сопротивления, – жестко настаивал Люк, – или в том, что вдруг поняла: тебе нужна моя любовь, хотя помолвлена ты с Эдвардом?

– Это неправда!

– Разве? – Люк медленно поднялся и приблизился к Верити. От его загорелого мускулистого тела исходила такая сила, что у нее перехватило дыхание.

Когда наконец ей удалось вдохнуть, она почувствовала запах горячей от солнца кожи Люка. От него пахло морской солью, медом и еще чем-то неопределенным. Почувствовав, что ее начинает трясти, Верити попыталась отступить назад, но натолкнулась на свой же стул. И тогда Люк решительно притянул ее к себе. Она непроизвольно прикрыла грудь рукой – всепобеждающая жажда забивала ее злость, соски напряглись под тонкой тканью бикини и платья.

– Нет, это неправда! – вскрикнула она в отчаянии. – Да, Богу было угодно наградить тебя такой внешностью, что ты приводишь в экстаз толпы женщин. И потому ты считаешь себя неотразимым! Думаешь, стоит тебе захотеть, и любая женщина бросится в твои объятья…

– Ты действительно так считаешь? – пробормотал Люк, пристально гладя на ее губы. – Забавные фантазии.

– В тот вечер ты застал меня врасплох! Вот и все! – лепетала она, дрожа, как тростинка, в его руках. – Я тогда вообще ничего не чувствовала к тебе, как и сейчас.

– Значит, если я тебя поцелую, на тебя это не произведет ровно никакого впечатления? – Глаза его засверкали, точно у льва, готовящегося к прыжку.

– Именно! Точно так же, как и на тебя! – подтвердила она, едва дыша.

– Таким образом, чтобы покончить со старыми призраками, надо только на практике проверить эту теорию, так? – спросил он с хрипотцой в голосе, что еще больше испугало ее.

– Не надо, Люк! В этом нет никакой необходимости…

– Нет?

И он сильнее прижал ее к себе. Но вместо того чтобы склониться над ней и поцеловать, он просто смотрел на ее полураскрытые губы, и зрачки у него расширились от едва сдерживаемого желания. Верити казалось, что она умирает: нервы были напряжены до предела, сердце сумасшедше билось. Она окаменела в его объятиях, изо всех сил стараясь сдержать свои эмоции, едва не теряя сознания от захватившей ее страсти.

Когда наконец их губы соединились, ощущение, которое она испытала, потрясло ее. Он умел целовать, его губы пробовали ее, искали ее, вызывая в ней дрожь, волнами прокатывавшуюся по всему телу от головы до пят. Чтобы не раствориться в нем окончательно – а этого ей больше всего сейчас хотелось, – пришлось сделать над собой такое усилие, как никогда в жизни.

– Удовлетворен? – внезапно охрипшим голосом спросила она, едва он ослабил свои объятия, не отпуская, однако, ее рук.

– Больше чем удовлетворен, – проговорил он мягко, растягивая слова, и взгляд его был столь же многозначителен, сколь и его слова. Он медленно осмотрел ее с головы до ног: миниатюрные выступы груди, плавный изгиб бедер, стройные длинные ноги и высокий подъем. Взгляд его был столь обжигающим, что даже ногти на ногах, покрытые персиковым лаком, почувствовали его.