Текст книги "Псалом бурь и тишины"

2. Карина

Почему из всех вероломных, сладкоречивых мальчишек в мире ей должен был присниться именно он?

– Гляньте-ка, принцесса наконец проснулась! – поддразнила девушку Деделе, когда Карина утром вышла на свет. Краешек солнца только показался из-за горизонта в сияющих волнах розового и голубого, – получается, Карина не так уж и проспала, но ее спутницы так бодро вышагивали по песчаной барже, что можно было предположить, что они на ногах уже несколько часов. Деделе остановилась на нижней палубе и проверила запасы провизии. Завязав сетку с тыквами-горлянками, она кивком указала на разбитые костяшки пальцев на левой руке Карины.

– Ты что, с гориллой не поладила?

– Плохой сон приснился, – проворчала Карина. И это уже стало обычным для нее – с того дня, как они сбежали из Зирана, ей только кошмары и снились. Только Карина смыкала веки, как оказывалась на возвышении, возведенном для третьего испытания, легкие наполнялись едким дымом, и Фарид – почти родной ей человек – предавал ее и, поправ Древние законы, воскрешал из мертвых ее сестру. Затем взгляд Карины встречался со взглядом Ханане – ненастоящей, неправильной Ханане, – и она с криком просыпалась. Поэтому за последние пять дней она в общей сложности не проспала и четырех часов.

Но сон в эту ночь отличался от предыдущих. События в нем не были связаны с воскрешением Ханане, и он казался более реальным – был похож на забытое воспоминание, хотя Карина не узнала ни девочек, присутствовавших в нем, ни деревни, где все происходило. Там был только один знакомый ей человек, и сейчас, вспоминая выражение лица Малика – как будто он хотел дотронуться до нее, – она жалела, что успела нанести только один удар.

– Я видела Малика, – выпалила Карина и тут же пожалела, что упомянула о нем вслух. Это подразумевало, что он ей небезразличен, – но ей до него абсолютно точно нет дела, особенно после того, как он попытался ее убить. Даже его имя ложилось на язык как-то не так, ведь во время Солнцестоя он назвался Адилем. Кто знает, может, его зовут и не Малик?

Однако на спутницу Карины ее признание, похоже, не произвело никакого впечатления. Деделе рассеянно присвистнула и бросила Карине веточку для чистки зубов.

– Этот сон точно можно обсуждать в присутствии ребенка? – спросила она, кивнув в сторону третьей участницы их путешествия. Афуа презрительно фыркнула. Она сидела, скрестив ноги, на верхней палубе; из ее ладоней струился фиолетовый свет, который впитывался в старое дерево баржи.

– Я не ребенок! – обиженно заявила она, хотя тембр ее голоса свидетельствовал об обратном. – Я все знаю о поцелуях и всяком таком.

– Это был не такой сон! – огрызнулась Карина и вцепилась зубами в веточку, решив ничего больше не рассказывать.

Обычно она спокойно воспринимала добродушное подтрунивание – да и, что греха таить, сама любила кого-нибудь поддеть, – но обычно она просыпалась во дворце, где толпа слуг готова была исполнить любое ее пожелание, а не под куском рогожи, от которой воняло так, будто ей укрывали дохлую свинью. Обычно она не была самым разыскиваемым беглецом в Сонанде и ей не приходилось ежеминутно ожидать, что ее таки настигнет какая-либо из многочисленных опасностей пустыни Оджубай.

Благодарить за такое положение вещей следовало Малика. Точнее его, Фарида и всех прочих изменников, из-за которых ей пришлось бежать из города – из дома, – поджав хвост, словно побитой собаке.

Карина рассеянно провела пальцем по тонкой линии посветлевшей кожи прямо над сердцем. Хотя Малик, нанеся эту рану, не причинил ей никакой физической боли, ее трясло от злости всякий раз, когда она вспоминала, как он заманил ее на крышу Храма Солнца с помощью образа ее погибшей сестры. Там он поцеловал ее, а в следующую секунду попытался убить.

И Фарид. Ее правая рука, брат по всему, кроме крови. Он хотел лишить ее жизни из мести за совершенное по неосторожности убийство, о котором она даже не помнила. И сейчас она отчетливо ощущала холод кандалов, защелкнувшихся на ее запястьях, и обжигающий жар пламени, из которого вышло чудовище с лицом ее сестры. Сердце Карины сжалось, когда она вспомнила тот момент, когда ее мертвая сестра сделала первый вдох. В тот момент мир, каким она его знала, перестал существовать.

Вдруг мощный шквал ударил в борт баржи, и она сильно накренилась. Три спутницы покатились по палубе.

– Карина! – воскликнула Деделе, а Афуа прижала ладони к палубе, стараясь с помощью магии выровнять корабль.

– Простите, я не нарочно! – крикнула Карина в ответ. Сжав зубы, она обратила взор внутрь себя, дотянулась до нити нкра, связывавшей ее с воздухом, и приказала ветру утихнуть. Баржа качнулась еще раз-другой под его порывами, а потом все затихло. Деделе пробормотала благодарственную молитву Эзебе-леопарду, ее покровителю, а затем налетела на Карину.

– Если ты не научишься управлять своими силами, то скоро здесь соберутся все Стражи, оказавшиеся в радиусе ста миль, – сказала она. – Для песчаных бурь еще слишком рано, так что они сразу поймут причину внезапного изменения погоды. Ты не должна использовать магию, пока мы не доберемся до Арквази.

– Я прекрасно это понимаю, – проворчала Карина. Деделе легко говорить, ей не приходится постоянно укрощать бурю, бушующую под кожей. Одна неверная мысль, одна неосторожная эмоция – и Карина могла заморозить их до смерти или сжечь молнией, как это произошло много лет назад с ее отцом и сестрой.

– Тебе надо больше заниматься дыхательными упражнениями, которые я тебе показала, – сказала Афуа. В ее голосе Карина уловила намек на утомление: Афуе пришлось за короткое время использовать слишком много магических сил. – Контроль эмоций – краеугольный камень магии завенджи, и он начинается с умения управлять дыханием.

Карина много лет занималась музыкой и умела управлять дыханием – умела очень хорошо, но сейчас они живы только благодаря этой девочке, так что ее слова следовало воспринимать всерьез. Карина послушно отошла на корму корабля, чтобы ее спутниц не сбил с ног случайный порыв ветра, если она вдруг потеряет концентрацию. Там она уселась, скрестив ноги и сложив руки на коленях. В начале медитации Афуа всегда обращалась к покровительствующему божеству. Карина решила последовать ее примеру.

– Слава тебе, Сантрофи, Ветром Рожденный, господь небес и всех, кто родился под твоей защитой. Слава тебе за воздух, наполняющий мои легкие, и за ветер, несущий к дому заблудшие в пустыне корабли. Помоги мне лететь по этому миру, подобно весенней грозе, и пусть твоя мудрость ведет меня через жизнь от первого до последнего вздоха.

Предполагалось, что в это мгновение на Карину должно было снизойти религиозное чувство, она должна была ощутить единство с живущей внутри нее магией и с даровавшим ее божеством и понять, почему люди верят в богов-покровителей до такой степени, что готовы отдать за них жизнь.

Но ничего не произошло и на этот раз. Почувствовав вместо связи с божественным знакомый укол разочарования, она открыла глаза.

Корабль преодолевал золотые дюны пустыни Оджубай, как он мог бы идти по настоящим морским волнам, – по крайней мере, так казалось Карине, которая никогда не видела моря. Как и все Алахари со времен Баии, она не могла проникнуть за магическую Преграду, защищавшую Зиран. Разрушение Преграды – это, наверное, единственное счастливое из всех последних событий. За тысячу лет никто из ее семьи, включая ее славную мать, не видел мира, лежащего за Преградой.

К сожалению, Карина не могла в полной мере насладиться свободой, поскольку бежала, спасая свою жизнь.

Позабыв о медитации, Карина провела большим пальцем по линии, где небо встречалось с землей. Где-то за этой линией остался Зиран. Интересно, сколько воинов Фарид отправил, чтобы поймать ее? Или у них приказ убить ее на месте? Принимает ли какое-либо участие в обсуждении его злодейских планов то чудовище, которое он сотворил из мертвого тела Ханане?

Налетел новый порыв ветра, и Карина, спохватившись, попыталась подавить воспоминание о рождении этой твари. «Мертвые – мертвы», – гласит Древний закон. Истинная Ханане умерла десять лет назад, что бы там ни воображал Фарид. То существо, которое выползло из огня, было ее сестрой настолько же, насколько Малик – другом.

Карина нуждалась в армии – и сопоставимой по силам с имевшейся в распоряжении Фарида. А единственным государством в Сонанде, которое могло по своей военной мощи сравниться с Зираном, было Арквази. И Карина переживала сейчас суровые дни и адские ночи путешествия по пустыне, чтобы добраться до Арквази: она надеялась на помощь его верховного властителя и Конгрегации, тайного сообщества завенджи, где Афуа научилась всему, что она знает.

Когда принцесса заручится поддержкой Арквази, она сможет потребовать обратно то, что по праву принадлежит ей.

Но ей не удастся заполучить армию, если она похоронит баржу в песке и даже не доберется до Арквази, так ведь?

Эта мысль заставила Карину с удвоенным усердием возобновить дыхательные упражнения. Однако на третьей неудачной попытке она сдалась и принялась просто смотреть на убегающую вдаль пустыню. Они находились уже значительно севернее Зирана, пустыня здесь была безжизненной. Все, что видела кругом Карина, – песок, камни, пересохшая потрескавшаяся глина, труп, снова песок… погодите-ка.

Карина протерла глаза. Но очертания лежащего тела не исчезли, и они не расплывались и не дрожали, как это бывает при мираже.

– Деделе! Афуа! – воскликнула она, почувствовав, как часто забилось ее сердце. – Мне кажется, я вижу человека!

В мгновение ока Деделе и Афуа оказались рядом с ней. Деделе сняла с пояса подзорную трубу и всмотрелась в даль.

– Пятна Эзебе, там что, мертвец?

Карина выхватила у Деделе подзорную трубу и приставила к глазу. Они были уже слишком далеко, чтобы можно было разглядеть детали, но она увидела, что тело на песке подбросило в конвульсиях.

– Он еще жив! Мы должны как-то ему помочь!

Деделе скривила рот и отобрала у нее трубу.

– Возможно, это ловушка. Какой-нибудь разбойник притворяется путником, попавшим в беду, чтобы заманить и ограбить доверчивых путешественников.

Карина и сама это понимала, но все же… в ее голове возник образ матери, падающей на землю.

– Надо, по крайней мере, проверить. Афуа, скорее!

Маленькая завенджи послушно сменила курс баржи. Как только корабль остановился, Карина спустилась по борту на песок и подбежала к лежащему человеку. Это оказалась пожилая женщина, годившаяся ей в бабушки. На ее морщинистой коже цвета умбры проступали темно-фиолетовые синяки. По песку за ней тянулись широкие борозды, говорившие о том, что она долго ползла, прежде чем совсем не обессилела.

– Вы меня слышите, атти? – спросила Карина, использовав ласковое обращение к пожилым женщинам, какое было принято в Зиране. Афуа поднесла к губам старухи мех с водой. Несколько пугающих мгновений она никак не реагировала, затем жадно стала глотать воду, но тут же закашлялась.

– Моя дочка, – прохрипела она, когда кашель наконец утих. – Пожалуйста, помогите, они забрали мою дочку!

– Кто забрал, атти? Что произошло? – спросила Деделе.

– Они пришли прошлой ночью и у-увели всех. Тех, кто сопротивлялся, они убили. Я притворилась мертвой, и они меня не тронули. – Она цеплялась за подол Карининого платья, но ее руки так ослабели, что он выскальзывал из них. – Дочка! Единственная моя! Они ее забрали. Я ее больше не увижу.

Старуха взвыла, как раненый зверь. Она упала бы на песок, если бы Карина ее не поддержала. Она не сказала, кто напал на их селение, но этого и не требовалось: всем в Зиране было известно, что в Оджубае действуют банды работорговцев. Эта пожилая женщина пережила их набег только благодаря помощи богов – или удаче, кому что по вкусу.

Оторвав взгляд от всхлипывающей старухи, Карина посмотрела на Деделе и Афуу. На их лицах было написано то, что чувствовала и она сама: сострадание и беспомощность.

– Мы должны что-нибудь сделать, – сказала она.

– Что именно? – спросила Деделе. – Отыскать работорговцев и вежливо попросить их вернуть ей дочь? В лучшем случае нас просто убьют. А в худшем – они тебя узнают, и тогда… – Деделе умолкла и бросила на старуху настороженный взгляд, но та, похоже, ничего не понимала от горя и истощения. Лишь благодаря изумрудного цвета платку, скрывавшему серебристые волосы Карины, старуха не узнала ее с первого взгляда. Но вообще-то такая маскировка никуда не годилась.

В словах Деделе был здравый смысл. И сама Деделе, и Афуа рисковали жизнью, чтобы вытащить Карину из Зирана, и снова рискуют ради того, чтобы доставить ее в Арквази. Какое право имеет она подвергать их еще большей опасности ради старухи, о которой ей ничего не известно – даже как ее зовут? Теперь Карине казалось, что лучше бы они просто проехали мимо нее, оставив умирать. А так они дали ей надежду только для того, чтобы тут же ее отобрать.

Но не только сострадание заставляло Карину размышлять о помощи старухе. Из головы у нее не выходили слова, которые сказал ей Малик в некрополе под Зираном.

А ты не думаешь о тех людях, которые каждый день погибают в пустыне, или о тех, которых убивают в Эшре по приказу властей Зирана?

Эти его слова вызывали в ней жгучий стыд – что тогда, что сейчас. Да, он предатель, он пытался ее убить – но он прав. Она никогда не думала ни об умирающих от жажды беженцах, ни о жертвах резни. Ей не приходилось этого делать, она просто не знала о них, обитая в своем алебастровом дворце. Бедствия простого народа были от нее так же далеки, как страдания героев сказок.

Даже сейчас она не испытала на себе самых тяжких последствий учиненного Фаридом государственного переворота. Когда ее подданные нуждались в ней больше, чем когда-либо, она просто сбежала. Несмотря на всю ее магию и высокое положение, она оказалась совершенно беспомощной, когда разрушился мир, каким она его знала.

Такой же беспомощной, как в тот день, когда погибли баба и Ханане.

И как в тот день, когда убили ее мать.

Рядом с баржей вновь загулял ветер. Что из нее за царица такая, если она не может спасти даже одну-единственную старуху?

– Если работорговцы не вернутся и не добьют ее, то ее сожжет сама пустыня, – тихо сказала она, и даже Деделе опустила глаза, представив, как разлагается в песке тело старухи. – Но если мы доставим ее в ближайшее селение, у нее появится шанс выжить.

Карина посмотрела на Деделе тем пронзительным взглядом, которым Пустельга пригвождала к полу самых упрямых оппонентов.

Наконец бывшая Избранница от знака Огня вздохнула.

– Примерно в часе езды отсюда есть маленькая деревушка под названием Тиру, – с неохотой сказала она. – Я сомневаюсь, что дотуда уже добрались вести о твоем побеге, так что там, я надеюсь, нас не ждут неприятности. Но после этого никаких остановок до самого Арквази.

Карина кивнула и помогла старухе встать на ноги. Скоро они продолжат путь к Карининому отмщению.

Но сначала заедут в Тиру.

3. Малик

«Принцесса желает тебя видеть», – сказал Фарид, как будто предлагал за рыбой на базар сходить. Как будто эта принцесса не была всего неделю назад высохшей мумией, завернутой в белый погребальный саван.

Ни сам Малик, ни его сестры Обряда Воскрешения не видели, но вокруг все только о нем и говорили. Вот и сейчас, приготавливая Малика к аудиенции у принцессы, слуги обсуждали это невиданное событие.

«Я слышал, Мвале Фарид держит принцессу в самой высокой башне, куда можно попасть только через дверь, которая отпирается хрустальным ключом. А ключ он носит на шее на цепи и никогда не снимает», – шептал один прислужник другому, пока они терли Малика мочалками в хаммаме.

«Под волосами у нее маленькие рожки, а кончики ушей острые, как у козы, – клялся второй, пока они облачали Малика в черный, расшитый золотом кафтан, стараясь не задевать его еще не зажившие раны. – А если слишком долго смотреть ей в глаза, то она заберет твою душу!»

Это, конечно, были все сказки и детские страшилки – Зиран полнился ими с самого начала Солнцестоя, а сейчас, по причине последних событий, их стало еще больше. Но если учесть, что со дня Воскрешения принцессу еще никто не видел и сказки эти успели упрочиться в умах, люди, наверное, даже разочаруются, если у нее не окажется копыт на ногах или еще какого-нибудь чудовищного изъяна.

Так размышлял Малик, пока Фарид вел его, запинающегося, куда-то в глубь дворца. Из-за сохраняющейся угрозы нападения – со стороны как внешних противников, так и тех, что были в самом Зиране, – местонахождение принцессы Ханане держалось в тайне даже от тех, кто жил во дворце, поэтому на глазах Малика была повязка, а сопровождали его только Фарид и Страж из больничной палаты.

Он быстро потерялся в череде поворотов и уже совершенно не представлял, в какой части дворца они находятся. Страж за спиной Малика тоже заставлял юношу нервничать. Каждый шаг Малика, отдающийся эхом от стен, напоминал ему о том, сколько мирных эшранцев убили зиранские воины.

Как будто ты сейчас не можешь сделать с ними то же самое, стоит тебе только захотеть.

– Замолчи! – едва слышно прошипел Малик, и тут же пальцы Фарида крепче ухватили его за плечо.

– Что-то не так?

– Н-нет, все хорошо! – Мысленно выругав себя за то, что попался на удочку Царя Без Лица, Малик щелкал браслетом до тех пор, пока на внутренней стороне его запястья не образовалась саднящая полоса.

Его утешало в этой ситуации только то, что нигде не было видно темного народца – и теней в том числе. Еще во время Солнцестоя, когда Малик впервые попал во дворец, он заметил, что что-то не дает потусторонним существам проникнуть в Ксар-Алахари. «Надо будет спросить Фарида, почему, после приема у принцессы», – подумал Малик.

Налево, направо, снова направо, затем вверх по лестнице, опять налево – и здесь наконец Фарид велел ему остановиться. В желудке у Малика взыграла желчь, когда кто-то объявил:

– Адиль Асфур, избранный от знака Жизни состязатель Солнцестоя, прибыл, ваше высочество.

Фарид снял с лица Малика повязку, и в неярком свете факелов юноша увидел перед собой обширный каменный зал, который, наверное, был древним уже тогда, когда крепость Ксар-Алахари только строилась. Одна стена зала полностью была занята развешанным по ней оружием: мечами, копьями и щитами. В центре зала располагалась неглубокая овальная арена, ее каменные стенки были испещрены выбоинами, некоторые из них сильно напоминали следы от гигантских когтей. Воздух пронзал резкий запах – будто здесь недавно затушили костер.

Больше Малик не успел ничего рассмотреть, потому что его взгляд упал на принцессу Ханане. Старшая сестра Карины сидела на возвышении в дальнем конце древнего зала, устроенном для наблюдения за происходящим на арене. Она посмотрела на него взглядом госпожи, оценивающей нового слугу, и Малика охватил страх. Он хотел подойти ближе и поклониться, но весь будто одеревенел, а его ноги будто приросли к полу.

Все слухи о ней оказались враньем: не было у нее никаких трупных пятен на коже и когтей на руках. Принцесса обладала неземной красотой, была примерно его возраста, и ее кожа светилась, словно обсидиан. Разрез глаз такой же, как у Карины, – косой, такая же мягкая линия подбородка и волосы с таким же серебряным отливом. Но на этом их внешнее сходство заканчивалось: где Карина была округлой и мягкой, Ханане была сухой и тонкой. Несмотря на разделявшее их расстояние, Малик заметил, что нос у нее усыпан очаровательными веснушками. Ее волосы падали вниз тяжелыми волнами, а не завивались в кудри, как у Карины. Даже неяркий пастельно-красный цвет ее платья отличался от чистых ярких тонов и простых орнаментов, предпочитаемых ее младшей сестрой.

И она была босая и без малейших следов копыт. По какой-то причине это поразило Малика больше всего – ведь Ханане восстала из мертвых, должна же быть какая-то отметина, свидетельствующая об этом. Но Малик видел перед собой лишь принцессу c царственной осанкой.

Полукругом по обе стороны от принцессы Ханане расположились члены Совета – но под ее пристальным взглядом Малику казалось, что кроме них двоих в зале никого нет. Принцесса подняла палец и сделала ему знак приблизиться.

– Значит, это ты одолел Царя Без Лица. – В голосе Ханане отсутствовала хрипотца, свойственная речи ее сестры, но слышались повелительные нотки, отбивавшие у человека, к которому она обращалась, всякое желание ей перечить. Малик задался вопросом, не тяготили ли Карину постоянные сравнения со старшей сестрой, но потом вспомнил, что ему это, вообще-то, должно быть безразлично.

Внутри его разума беспокойно заворочался Царь Без Лица.

Беги от этой нежити. Чем дальше, тем лучше.

В кои-то веки Малик был с ним согласен, но у него хватило самообладания не сбежать с аудиенции, данной ему особой царской крови.

– Да, ваше высочество, – ответил он.

– Фарид хорошо о тебе отзывался. Ты, вероятно, очень силен, если можешь удерживать в плену своего разума такое могущественное существо.

Малик решил не упоминать о том, что нынешней ночью дух чуть не вырвался на свободу.

– Я очень польщен вашим мнением обо мне, ваше высочество.

Принцесса Ханане окинула его взглядом, и у него душа ушла в пятки, хотя он постарался не показать этого.

– Мне говорили, ты способен ткать иллюзии?

Малик кивнул.

– Я могу создать зримый образ всего, что представлю у себя в голове.

– Создай что-нибудь для меня. Прямо сейчас.

Несколько мгновений Малик находился в замешательстве, а потом вспомнил, что покойная царица любила цветы. Может быть, ее дочь тоже к ним неравнодушна?

По жилам Малика разлилось живительное тепло – так согревает жар очага после многих часов, проведенных на холоде. Можно прожить тысячу жизней и не узнать этого ощущения. Оно возникало тогда, когда окружавшие его невидимые нити нкра превращались в чистую магию.

– Какие цветы вам больше нравятся? Красные? Голубые? Желтые с розовой серединой? – Взгляд Ханане смягчился, когда в воздухе перед ней возник цветок. Его лепестки поменяли цвет с насыщенного темно-красного на небесно-голубой, потом на солнечный желтый. Малику нравилось, что он может показать кому-то свое искусство, что кто-то может его оценить по достоинству. Он почувствовал себя увереннее.

– Это необязательно должны быть растения или неодушевленные предметы. Я могу соткать и животное, например…

– Сделай гориллу! – сказала Ханане. Малик хотел создать что-нибудь поменьше, – скажем, котенка, – но он выполнил просьбу принцессы. Она вскрикнула от восторга, когда горилла враскачку обошла трон и понюхала ее волосы, однако ее улыбка увяла, когда она попыталась погладить зверя, но ее рука, не встречая сопротивления, прошла через его голову.

– Твои иллюзии нельзя потрогать?

Краска прилила к лицу Малика.

– Пока нет.

Фарид, который уже некоторое время стоял рядом с троном принцессы, одобрительно кивнул своему протеже и сказал:

– Говорят, в старые времена жили ткачи сказов, которые могли создавать настолько сложные иллюзии, что человек мог целыми неделями голодать и в конце концов умереть с голода, думая, что все это время он вкушает изысканные яства. За все годы изучения тайных наук я никогда не слышал о том, чтобы кто-либо сохранил власть над своим телом после того, как в него вселилось потустороннее существо. Возможно, ты еще не освоил осязаемые иллюзии, но причину этого следует искать скорее в отсутствии надлежащего обучения, нежели в недостатке таланта.

Их слова были приятными на самом деле, но не объясняли, почему они собрались в зале, явно предназначенном для поединков. И Малик никак не мог отделаться от жути, накатывавшей на него рядом с нежитью. Сам факт, что принцесса Ханане сидела тут, ощущался так же, как если бы кто-то решил, что огонь больше не жжется, а север стал югом. В этом чувствовалась такая противоестественность, что у Малика волосы на затылке встали дыбом.

Но Фарид не казался встревоженным. Во взгляде, которым он смотрел на принцессу, светилась лишь ровная нежность, и Малик подумал, что, раз его ментора не беспокоит ее присутствие, ему тоже не следует так остро на него реагировать.

– Возможно, ты хочешь узнать, зачем мы вызвали тебя сюда, – сказала принцесса Ханане. – Сегодня первый День знака Воды в новой Эре Воды, и, согласно обычаю, в Храме Воды пройдет праздничная церемония для рожденных под Сизигией правящего в новой эпохе божества. Обязанности помощника Верховной Жрицы на этой церемонии должен исполнять Победитель Солнцестоя, но, поскольку местонахождение Избранного от знака Воды Адетунде по-прежнему неизвестно, они переходят тебе как к состязателю, прошедшему все испытания и занявшему второе место.

– Тунде пропал? – вырвалось у Малика. Что еще он пропустил за те пять дней, что валялся в больничной палате?

Впервые с момента его прихода в каменный зал заговорила Великая визирша Дженеба:

– Адетунде никто не видел с завершающего дня Солнцестоя. Мы считаем, что он мог покинуть город вместе с Кариной.

Это известие глубоко уязвило Малика, хотя он и не понимал почему. Ведь он знал, что у Карины с Тунде были отношения до того, как Малик пришел в Зиран. Тунде любил ее, и она, наверное, отвечала взаимностью, раз подстроила все так, чтобы Малику не достался главный приз Солнцестоя – ее рука.

И все же мысль о том, что они вместе сбежали из города, пробуждала в Малике какую-то темную, уродливую часть души, о существовании которой он до этого даже не знал.

Лоб Фарида пересекли морщины, лицо его выразило глубокое сожаление.

– Также возможно, что бедный Адетунде стал одной из многочисленных жертв вызванной Кариной бури. Но, как бы то ни было, пока его местонахождение остается неизвестным, ты единственный, кто имеет право исполнять его обязанности. Мы должны удостовериться, что ты справишься с этой задачей.

Малик проследил за взглядом Фарида и увидел, что в центре арены стоят три Стража: тот, что надзирал над ним в больничной палате, и плечом к плечу с ним еще двое. Ему все стало ясно.

– Так это проверка, – сказал он.

– Совершенно верно, – ответила принцесса Ханане. – Сегодняшняя Церемония Очищения – первое официальное событие, когда соберется весь двор, с тех пор, как меня… как я вернулась. Несмотря на то, что лично я не буду на ней присутствовать, очень важно, чтобы люди видели, что власти контролируют ситуацию в городе. А они увидят нечто обратное, если Царь Без Лица вырвется на свободу.

– А как же наши занятия? – спросил Малик Фарида, ненавидя себя за то, как предательски задрожал от страха его голос. – Разве вы не собирались научить меня именно тому, как избежать такого исхода?

– Малик, контроль – это основа всех методов обучения магии, – спокойно сказал Фарид. – Сегодняшняя проверка – это и есть твой первый урок. Выполни его, и твое учение продолжится. Но если ты потерпишь неудачу…

Намек был понятен: если они заподозрят, что Малик не в силах сдерживать Царя Без Лица, они убьют его. Все лишения, что он пережил, окажутся напрасными, если он не сможет убедить собравшихся здесь людей, что целиком и полностью контролирует свои магические силы.

Этого он не умел даже до того, как в его тело вселился злой дух.

– Царь Без Лица – чуть ли не самая серьезная опасность из всех, что угрожали Зирану с самого его основания, – сказала Великая визирша. – Поэтому Баия Алахари и закрыла ему доступ в город. Мы должны сделать все для того, чтобы этот злой дух не смог навредить нашему народу. Таким образом мы почтим ее память.

Малика пронзила острая игла ярости.

«Почтим ее память? – взревел Идир. – Знали бы они, чью память они собираются почтить! Из нас двоих чудовищем был не я…»

Малик представил, что запирает обосуме в каком-то далеком и темном месте, откуда его не видно, не слышно. Ярость утихла, но он чувствовал, что она затаилась где-то под кожей.

Наверное, на его лице отразился ужас, потому что Фарид выступил вперед и положил руки ему на плечи.

– Я понимаю твой страх, но не забывай, что однажды ты уже укротил Царя Без Лица. Я уверен, тебе достанет сил сделать это снова.

Раз Малик сам не верил в себя, ему оставалось только принять веру Фарида. В желудке у него тяжелым комом застыл страх, но он кивнул.

Фарид ободряюще сжал ему плечо, затем вывел на арену и возвратился к трону Ханане. Дождавшись, пока он займет свое место, принцесса сказала:

– Когда я отдам приказ, Стражи атакуют тебя. Ты не должен во время всего поединка применять магию, одновременно ты обязан держать в узде Царя Без Лица. – Карина указала наверх, и Малик заметил, что на выступе, опоясывающем зал для поединков на высоте двух человеческих ростов, изготовились к стрельбе не меньше полудюжины лучников. И целились они все в него. – Если ты выкажешь даже мельчайшие признаки потери контроля, то умрешь. Все понятно?

Земля будто ушла у Малика из-под ног, ведь то, о чем принцесса умолчала, пугало больше, чем то, что она сказала. После того, как умертвят его, убьют и его сестер. Им не позволят жить – они слишком много знают. Их жизнь тоже зависит от исхода этого испытания.

– Понятно, – прошептал Малик, и ему показалось, будто это сказал не он, а кто-то другой.

Принцесса кивнула.

– В таком случае, командир Стражи, начинайте.

Ее слова еще звенели в воздухе, а Страж с красно-серебристой перевязью уже летел на Малика. Тот едва успел подумать, что, оказывается, за ним надзирал сам командир всех Стражей Зирана, как на его ребра обрушился первый удар.

По телу Малика разлилась боль. Ему удалось увернуться от следующих двух ударов, но тем временем второй Страж оказался позади него. Его стопа врезалась Малику в спину. Он отлетел к каменным ступеням на краю арены и остался лежать. В глазах у него потемнело, поясница взорвалась болью – а вместе с болью вспыхнула и магия.

Неужели, Малик? Четыре удара, и ты уже на земле?

Малик глухо застонал. Магия бурлила у него в груди, он готов был соткать самые страшные ужасы, какие только можно было представить.

Но если он это сделает, то подпишет смертный приговор себе и своим сестрам. Малик успокоил поднявшуюся волну магии – от того, что могло превратиться в цунами, остался лишь ручеек. Он будет сдерживать магию до конца испытания.

Не успел Малик подняться на ноги, как командир отдал отрывистую команду двум другим Стражам. Те отступили, а командир, не спуская глаз с Малика, вытянул руку вперед, ладонью вверх. В центре ладони вспыхнули яркие оранжевые искры. Вращаясь, они слились в огненный шар, который он швырнул прямо в голову Малика. Тот едва успел увернуться от плотного пламени. Его разум отказывался верить в то, что только что произошло.

Стражи умели обуздывать нкра, подобно ему самому и Карине. Гвардейцы Зирана владели магией.