Текст книги "Год любви"

Когда была допита последняя капля шампанского, Хлоя разгладила кусок оберточной бумаги и постелила ее на дно последнего опустевшего чемодана. Элен, выпившая львиную долю вина, слушая болтовню новой подруги, неопределенно улыбнулась ей.

– И вот я тут, – Хлоя сделала театральный жест. – Свободна от всего, в том числе – пока что – и от знаний!

Девушки счастливо засмеялись.

– Хотя доктор Хейл, – продолжала Хлоя, – готова это исправить. И знаешь, я чувствую себя гораздо, гораздо лучше!

Она остановилась возле Элен и накрыла ладонью ее руку.

– Спасибо тебе за то, что ты меня выслушала. Ты хорошо умеешь слушать, правда?

Хлоя вдруг встала на колени и сжала в своих теплых ладонях худые руки Элен.

– Да что это я все о себе да о себе, как законченная эгоистка?! Ты тоже расскажи мне что-нибудь. Ты грустишь, да? Почему?

Элен посмотрела во встревоженные глаза Хлои, и вдруг от шампанского, от чувства одиночества и от неожиданной теплоты, которую проявила по отношению к ней едва знакомая женщина, у нее внутри словно ослабла какая-то пружина. Горькие слезы заструились по ее лицу. Хлоя тут же обняла ее, и Элен уткнулась лицом в мягкую замшу и густые темно-рыжие волосы.

– Что? Элен, что с тобой?

На секунду наступила тишина. Потом Элен ответила:

– Мой отец… Мой отец покончил с собой. Хлоины руки еще крепче сжали худенькие плечики юной девушки, но Хлоя не произносила ни слова.

– Да, – тихо сказала через мгновение Элен, словно разговаривая сама с собой. – Это случилось летом. В середине августа, когда на улице так жарко и так ослепительно сияет солнце. Папе, наверное, было очень тяжело смотреть, как в нашем доме все больше сгущается мрак. Я думаю, он сгущался довольно долго… может быть, несколько месяцев. И в конце концов все хорошее, все, что давало надежду, увяло в темноте, без света. Даже наша любовь, видимо, зачахла, раз она уже не давала отцу сил. Я, правда, даже в самые безысходные минуты верила, что наша любовь развеет папину тоску. Но, увы, он наложил на себя руки.

– Почему он это сделал? – прошептала Хлоя, стараясь говорить как можно ласковей, и почувствовала, что Элен в ответ дернулась: вероятно, пожала плечами.

– История весьма банальна, – сказала Элен, и в ее голосе зазвучала горечь. – Он потерял работу. Не особо престижную… нет, он был обыкновенным менеджером в средней промышленной компании. Папа всегда был спокойным человеком – сереньким, как здесь принято выражаться, – и спокойно выполнял свои обязанности. Он возвращался домой вечером на электричке, подстригал лужайку, слушал радио, делал все, что полагается делать хорошему мужу и отцу, но главное, он выполнял свою скромную работу. Он любил ее… хотя нет, наверное, правильнее сказать, что она была ему нужна. Ведь когда ее у него отняли, он сломался. С ним поступили жестоко: просто взяли и выгнали на улицу, выдав какое-то крошечное пособие. Но это не такая уж необычная история. Я думаю, папа с самого начала осознавал, что другой работы ему уже не найти. Он был не такой человек, который может повернуться на сто восемьдесят градусов и начать заново строить свою жизнь. Он был слишком кротким, ошеломленным и удрученным жизнью. Так что папа просто почувствовал себя опозоренным и отверженным. У нас не было денег. У отца не было никаких перспектив, он ничего не мог сделать ни для нас, ни для кого-то еще. Поэтому он отступил в темноту, оставил нас и замкнулся в молчании. А потом пошел в гараж, заперся там и включил автомобильный мотор. Он лег на клетчатый коврик, который обычно лежал у нас на заднем сидении… Представляешь, он даже тогда был в галстуке!

– А что же твоя мать? – спросила Хлоя.

– Она любила его. Для нее это было страшным ударом. Маме очень плохо одной, – Элен потерла лицо ладонью и, словно только заметив, что Хлоя до сих пор обнимает ее, слегка отстранилась. Хлоя отпустила девушку, ее обеспокоили нездоровая бледность Элен, усталый вид и синяки под глазами.

– А ты как? – спросила она. Элен пожала плечами.

– У нас, конечно, сейчас денежные затруднения. Мама дает уроки, и есть маленькая пенсия. Но мой брат совсем еще ребенок, ему нужно столько всего покупать! Потом огромные выплаты по закладной, да еще нам троим нужно одеваться и есть, и оплачивать счета за свет, воду и тому подобное… Нужно столько денег, а взять их неоткуда!..

Голос Элен уныло стих. Когда же она заговорила вновь, тревога, всколыхнувшаяся в ее душе, согнала со щек румянец, появившийся было после нескольких бокалов шампанского.

– Мне не следовало приезжать сюда. Не следовало возвращаться. Правильнее было бы найти работу, чем-нибудь заняться. Чем угодно, лишь бы это приносило побольше денег! Я могу присылать им немножко, выкраивая из стипендии, но… – Элен опять передернула плечами и совсем понурилась, – но этого недостаточно.

– Однако и твоя мама, и брат настаивали, чтобы ты сюда вернулась? Они сказали, что ты огорчишь их и своего отца, если не вернешься?

Элен невесело усмехнулась.

– Верно. А ты как догадалась?

Хлоя засмеялась.

– Потому что так поступил бы всякий здравомыслящий человек. Ведь это важно, правда? Ты, наверное, очень способная.

Элен была слишком прямодушна, чтобы попытаться разыгрывать скромницу.

– Да, я довольно способная. Если мне повезет, я смогу получить на выпускном экзамене «отлично». Пока папа был жив, я мечтала остаться тут и заняться исследовательской работой. Но теперь мне, конечно, придется искать себе более денежное занятие. Однако для меня было бы очень тяжело остаться вообще без диплома.

Глядя на озабоченную Элен, Хлоя вдруг ощутила неудобство своего привилегированного положения. Ее нельзя было назвать богачкой, но рано и быстро сделав карьеру, она никогда себе ни в чем не отказывала. Путешествия, новые книги, модная одежда, роскошная квартира – все то, что Элен даже не снилось, было неотъемлемой частью Хлоиной жизни. Хлоя подумала, что и места в Оксфорде она добилась, желая доказать своему любовнику, на что она способна. По сравнению с переживаниями Элен и с теми жертвами, которые приносила ее семья, это казалось ужасно легкомысленным и пустяковым. Хлоя раздраженно тряхнула головой и повернулась к Элен, которая продолжала говорить. Ее лицо немного просветлело и оживилось.

– Как странно после всего, что было, вновь очутиться здесь. И вдобавок в этом необыкновенном доме…

– Необыкновенном? – усмехнулась Хлоя.

– …Не успела я тут пробыть и получаса, как появился Оливер Мортимор, который поцеловал меня и пригласил прийти в пятницу к нему на чай.

– А кто такой Оливер Мортимор?

Улыбка преобразила ее лицо, и серые глаза лукаво засияли, а синяки куда-то подевались. Элен не понимала, с чего это она разоткровенничалась с Хлоей, но она чувствовала себя совершенно естественно.

– О, это яркая звезда на местном небосклоне.

Оливер – богатый, знатный, очень забавный и самый красивый молодой человек, которого ты когда-либо видела в своей жизни.

– Звучит очень заманчиво, – сказала Хлоя, – но разве столь полное совершенство может предаваться такому прозаическому занятию, как чаепитие?

До Розы, которая шла внизу по темному коридору, донесся их смех, и на ее широком лице промелькнула довольная улыбка.

– А теперь я сижу тут, пью шампанское и разговариваю с тобой так, словно знаю тебя сто лет, – продолжала Элен. – Разве не странно? И мне кажется, мой дом остался далеко-далеко, а это несправедливо.

Лицо Элен вновь опять погрустнело.

– Послушай меня, Элен, – твердо сказала Хлоя. – Будет очень неправильно, если ты начнешь горевать и терзаться угрызениями совести, тогда от твоего приезда сюда не будет никакого толку. А жертва, которую принесла твоя семья, окажется бесполезной. Ты не можешь забыть про смерть твоего отца – да и как можно забыть? – а раз так, то и не пытайся это сделать. Но ты можешь найти в себе силы и справиться с неприятностями, с которыми он справиться не сумел… – Хлоя осеклась и прикусила губу. Она покраснела, встретившись взглядом с Элен, которая смотрела на нее в упор. – Не знаю, почему я читаю тут тебе проповеди, – смущенно пробормотала Хлоя, – у меня ведь такое чувство, что мне самой нужно многому поучиться!

На несколько секунд наступила пауза, потом Элен нарушила молчание.

– Да нет, ты права. Спасибо тебе, Хлоя. Значит, в пятницу я иду на чай к Оливеру! – беспечно воскликнула она. – И постараюсь предстать перед ним в самом выгодном свете. Ты мне… как ты думаешь, ты можешь мне дать поносить какой-нибудь красивый наряд?

На лице Хлои отразилось облегчение, и она ласково ответила:

– С удовольствием. А теперь давай «обмоем» наш с тобой договор в ресторане. Умираю с голоду. Ты мне покажешь, где здесь прилично кормят, а я тебя угощу. О'кей?

– Замечательно.

Девушки вышли из Фоллиз-Хауса и поднялись по холодным, скользким ступенькам на мост. Сев в «рено», Хлоя решительно завела мотор и взглянула на сидевшую к ней профилем Элен.

– Ну что же, Оксфорд! Принимай гостей! – пробормотала она, смотря вдаль, на скованный морозцем город.

В пятницу вечером Элен тихонько проскользнула в массивные деревянные ворота колледжа Крайст-Черч и подошла к стеклянной будке привратника, казавшейся непропорционально маленькой в сравнении с великолепной, огромной башней Вренз-Тауэр.

– Извините, пожалуйста, где здесь комната Оливера Мортимора? – спросила девушка, вспомнив, что Оливер не сказал ей, где его искать. Вероятно, он полагал, что это всем известно.

– На Кентерберийском Дворе, мисс, – откликнулся привратник, указав Элен, куда надо идти, сообщив номер комнаты и на каком она этаже.

Придерживаясь направления, указанного привратником, Элен вышла на залитый солнцем Двор Тома. Нервничая, но не желая признаться себе в том, что самое обыкновенное чаепитие ее пугает, девушка приостановилась: ей хотелось немного полюбоваться открывшимся видом. Огромная недостроенная резиденция кардинала Вулси, казалось, вбирала в себя и усиливала солнечный свет. Золотистые лучи послеполуденного осеннего солнца отражались от еще более яркого золотистого камня, от темных, словно налитых свинцом, окон и от поверхности воды в фонтане. Площадь была пустой и огромной, однако благодаря гармоничности пропорций казалась уютной. Единственными звуками, приобретавшими в царившей вокруг тишине особую звонкость, были негромкий плеск воды, струившейся по статуе Меркурия, и жужжание кинокамер невдалеке в руках группы японских туристов. Впереди виднелся фонтан в кольце гладких зеленых газонов, по краям которых росли лилии. Мимо Элен торопливо прошли студентки в черных форменных платьях с развевающимися юбками, и она подумала, что здесь все сохраняется почти неизменным с шестнадцатого столетия, если, конечно же, не принимать в расчет иностранных туристов.

Затем послышался оживленный гомон, из-под арки высыпала толпа людей, и тут же из окна на верхнем этаже вырвались громкие звуки музыки. Элен очнулась и побрела навстречу неизвестности, ожидавшей ее в комнате Оливера.

Кентерберийский Двор она отыскала без труда. И хотя он был моложе Двора Тома на двести лет, Кентерберийский Двор показался Элен, очарованной его классическими пропорциями, столь же древним и великолепным. Она все же больше привыкла к своему колледжу, самая старинная часть которого относилась к девятнадцатому веку, в нем не было архитектурной стройности ансамбля, но при взгляде на разностильные, довольно хорошо сохранившиеся надворные строения очевидно становилось, что здесь это не важно.

Комната Оливера располагалась на первом этаже главного здания. Элен прочитала имена обитателей, написанные белой краской на дощечке, которая была прибита у лестницы: «М-р Г.Р.С. Сайкс», «Лорд Оливер Мортимор», «М-р А.Х. Пеннингтон». Поднявшись по каменным ступенькам, Элен увидела, что внешняя дверь жилища Оливера открыта, и легонько постучалась во внутреннюю дверь.

– Входите! – крикнули ей.

Элен расправила плечи, обтянутые ярко-алым вязаным мини-платьем, которое одолжила ей Хлоя, посмотрела мельком на свои, пожалуй, слишком оголенные ноги и вошла в комнату.

Сначала ей показалось, что там слишком много народу и в комнате одни только женщины. Было очень накурено, гости постоянно хохотали и громко болтали.

– …И все это за одни каникулы, дорогая! Не только Лондон, но еще и Ватикан…

– …Так что я ему велела проваливать. Нет, ей-богу, он вел себя, как свинья…

– …В конце концов мама его купила. Он был такой забавный…

Похоже, здесь все друг друга прекрасно знали. Первым желанием Элен было повернуться и убежать, но тут она заметила Оливера: он наполнял чей-то бокал. Ни чайных чашек, ни намазанных маслом тостов не видно было нигде. Ковер был заставлен бокалами и пепельницами.

– Привет! – Оливер вырос рядом с ней и снова поразил ее своим ростом.

Он снова поцеловал ее в губы, и на сей раз этот беглый поцелуй не вызвал у нее особого удивления, но подействовал не меньше, чем первый. Оливер взял Элен за руку и помог пробраться по комнате, перешагивая через тела и вытянутые ноги сплетничавших гостей.

– Ты сегодня очень хорошенькая, – мимоходом обронил он. – Красный цвет тебе идет почти так же, как улыбка.

Блондинка с угрюмым лицом вскинула голову и поглядела на проходящую мимо Элен. В углу на диване уже сидели две девушки. Оливер усадил Элен между ними, и они после некоторой заминки подвинулись, чтобы она могла сесть посвободней.

– Ты, наверное, знаешь Фиону? Нет? А Флору? Ну что же, тогда познакомьтесь. Это Элен, а это… это ее бокал.

Оливер протянул Элен выпивку, подмигнул и отошел в сторону.

Девицы удивленно уставились на Элен. Они вежливо, но настойчиво принялись задавать ей вопросы, пытаясь выяснить, кто она такая и к какому кругу принадлежит. Элен с некоторым удовольствием дала им понять, что она не принадлежит ни к какому кругу, но едва она это сделала, как девицы возобновили свой прежний разговор и начали оживленно болтать, наклонившись вперед и не обращая на Элен внимания. Элен откинулась на спинку дивана и обвела взглядом комнату.

Ей было уже понятно, что здесь собрались не только девушки. Трое или четверо парней примерно в таких же джинсах и свитерах, как у Оливера, обхаживали самых модных и накрашенных девиц. На этом фоне резко выделялся смуглый, уверенный в себе мужчина с орлиным носом и длинными руками, которыми он энергично жестикулировал во время беседы. Он казался старше всех остальных и был одет иначе: в свободный светлый пиджак и брюки очень красивого покроя, с защипами спереди. Очевидно, мужчина заметил, что Элен смотрит на него с другого конца комнаты: он резко умолк и на секунду встретился с ней глазами. А затем поднял брови и посмотрел заговорщически и удивительно дружелюбно. Элен сразу догадалась, что он здесь чужой, как и она, но чувствует себя в десять раз непринужденней. А через минуту он подошел к ней, сидевшей в унылом заточении между Флорой и Фионой.

– Там, у окошка, больше места, – сказал он, широко улыбнувшись. – Меня зовут Том Харт.

Он уверенно усадил ее на мягкий диванчик, где их было почти не видно за мягко спадающими занавесками.

– А вы кто? – спросил он, закуривая сигарету. Элен покачала головой, глядя на протянутую ей пачку.

«Выговор у него американский, – подумала она. – Интересно, что он здесь делает?»

– Я Элен Браун, – сказала она и, чтобы не повторять беседы с Флорой и Фионой, поспешила добавить: – Я не встречалась с Оливером ни в Лондоне, ни в Глочестершире. И я не подруга Аннабель… уж не знаю, кто она такая, и не вожу дружбу ни с кем из этих людей, – маленький, но волевой подбородок Элен дрогнул, указывая на болтливую толпу гостей, и Том снова ухмыльнулся. – Я однажды встретила Оливера в Фоллиз-Хаусе – я там живу, – и он пригласил меня прийти к нему на чай. Бог знает почему… и вот я здесь.

Элен подняла бокал, кивнула Тому и отпила большой глоток холодного белого вина.

– Понятно, – спокойно откликнулся Том. – Но я думаю, раз уж вы попали сюда, нужно как следует насладиться прекрасным эльзасским вином, которым угощает нас Оливер. Нол![2]2
  Нол – уменьшительное от Оливер.


[Закрыть] – воскликнул он, и Оливер поспешил подойти к ним и наполнить бокалы.

– Ты за ней хорошенько ухаживай, – невозмутимо велел он Тому, заметив за занавеской Элен. – Она мне будет нужна, когда все эти крикуны разойдутся.

Том не обратил на него внимания.

– Фоллиз-Хаус? – спросил он. – Это там, где жила Франсис?

Элен кивнула, а Том на мгновение посуровел.

– Мне ее не хватает, – сказал он. – Бедняжка ужасно невезучая и очень беспомощная.

Тут Элен стало ясно, что они с Томом подружатся.

– Гм, – Том уже гораздо серьезней посмотрел на Элен. – А вы играете в любительских спектаклях?

Том повернул лицо Элен к свету и посмотрел в ее серые глаза чуть пристальней, чем позволяли приличия.

– Играю ли я в спектаклях? – Элен часто-часто заморгала и поняла, что краснеет. – Нет, что вы?! У меня ничего бы не получилось. Я слишком скованная.

– Жалко. Я здесь ставлю спектакль «Как вам это понравится». Я подумал, может, вы захотите попробоваться на роль?

– Нет, спасибо, – Элен содрогнулась при одной мысли об этом. – Но я могу прийти и посмотреть, как вы работаете. Вас такой вариант устроит?

Элен подумала, что теперь настала ее очередь задавать вопросы.

– Вы ведь американец, да? Вы учитесь в Оксфорде?

Тома Харта позабавила эта мысль.

– Нет, черт побери! Ну, то есть я не обыкновенный студент. Я театральный режиссер и собираюсь провести примерно год в здешнем театре. Конечно, всего лишь как ассистент режиссера… мне постоянно об этом напоминают. Мой отец вращается в театральных кругах Нью-Йорка. Он импресарио.

Лицо Тома слегка омрачилось каким-то неприятным воспоминанием и он продолжал:

– Мне нужно было на какое-то время уехать, чтобы понять, чем я на самом деле хочу заниматься. И я приехал сюда. Теперь в мои планы входит, в частности, поставить здесь со студентами Шекспира. Кстати сказать, в этой блестящей новаторской постановке Оливер будет играть Орландо.

Том самоуверенно махнул рукой, как бы отгоняя прочь все сомнения Элен.

– Вы будете поражены. Он потрясающе двигается и удивительно тонко чувствует стихи. Вы, наверное, думаете, что он – обыкновенный шалопай-аристократ, которого интересуют только лошади да собаки, но это не так.

Элен перевела взгляд с Оливера, который возвышался над толпой своих приятелей, на Тома. Ее удивило то, как американец глядел на Оливера – завороженно, с невольным восхищением.

– Да и потом, – торопливо добавил собеседник Элен, заметив, что она за ним наблюдает, – Орландо тоже не большой мыслитель. Нет, самая главная роль у Розалинды, а мне никак не удается найти подходящую девушку. Я надеялся, что встречу кого-нибудь среди великосветских подруг Нола, но они все ужасно старые. Посмотрите на них! Им по двадцать, а опыта у них как у сорокалетних женщин. А мне нужно существо чистое, наивное и в то же время обладающее природным умом и уже начинающее взрослеть… в этом есть нечто очень сексапильное. В общем, девушка, немного похожая на вас. Но не совсем такая, как вы, – с подкупающей искренностью закончил он.

– Слава богу! – улыбнулась Элен.

Оливер уже провожал гостей. На пороге все суматошно прощались, чмокали хозяина в щеку, а когда Оливер вернулся в комнату, Элен увидела, как угрюмая блондинка торопливо вскочила и подхватила его под руку. На ее лице появилось собственническое выражение, и у Элен промелькнула мысль: ну, конечно, у него непременно должна быть девушка! Легкое, задорное волнение, охватывавшее ее весь этот вечер, моментально исчезло. Блондинка притянула к себе голову Оливера, поцеловала его в ухо, а затем оттолкнула, но не сильно.

Том поднялся и засунул руки глубоко в карманы.

– Мне пора, – сказал он Элен. – Вы уверены, что не хотите прийти на просмотр?

Элен покачала головой.

– Уверена. У меня не получится. И вообще я слишком занята. Мне нужно работать.

Том посмотрел на нее.

– Господи! Но нельзя же все время работать. Это ужасно скучно.

Элен почувствовала раздражение. У нее возникло ощущение, что этот смуглый, волевой мужчина ее к чему-то подталкивает, а ей это было не по нраву.

– Знаете, я скучный человек, – уклончиво ответила она.

Том сохранял серьезность, но за серьезностью явно скрывалась ирония, готовая в любую минуту прорваться наружу.

– И все же я в этом сомневаюсь, – мягко сказал он. – Но я просто так предложил: мало ли что? Мы еще увидимся.

Уходя, он небрежно махнул рукой, прощаясь таким образом и с Элен, и с Оливером.

Элен поняла, что она из последних задержавшихся гостей. Блондиночка снова подскочила к Оливеру и обратила к нему свое хорошенькое, но раздосадованное личико.

– Оливер! – воскликнула она высоким, чистым голоском. – Я так рада встретить тут всех наших. Но, – она даже не попыталась понизить голос, – скажи мне на милость, кто эта серенькая мышка в красном платье?

Лицо Оливера не утратило добродушия, однако он высвободил свою руку.

– Не будь дурой, Вик. Я не знаю никакой мышки. Где твое пальто?

– Не беспокойся, дорогой, – нежно проворковала Вик.

Она послала ему воздушный поцелуй, грациозно подлетела к двери и захлопнула ее за собой.

Элен наконец-то осталась с Оливером наедине. Он пробрался сквозь батареи бутылок и стаканов на полу и протянул ей руки.

– У тебя такое печальное личико, – сказал он. – Тебе что, не понравилась моя вечеринка?

Его руки показались ей огромными и очень теплыми.

– Мне понравился Том Харт, – осторожно произнесла Элен. – А за грустный вид извини. Просто я всегда такая.

У нее и в мыслях не было рассказывать что-нибудь Оливеру. Элен до сих пор поражалась, как это она открыла душу Хлое. Однако Элен хватало ума понять, что в Оливере ее очаровывала именно непохожесть его мира на тот, в котором жила она. И она догадывалась, что как бы он к ней ни относился, его не привлекут рассказы о нищете и убогости ее жизни.

Элен почувствовала угрызения совести, ей показалось, что она предает своих родных. Но она решительно отмела эту мысль. Как ей сказала Хлоя? «Найди в себе силы и справься с трудностями». Что же, она именно так и поступит!

– Придется мне попробовать тебя развеселить, – лукаво улыбнулся Оливер. – Вот. Выпей еще. Это всегда помогает.

Он налил в ее бокал легкого вина и присел рядом с Элен на диванчик у окна. Вытянув ноги в полинялых джинсах, он прижался лбом к стеклу и застыл, пристально глядя в Кентерберийский Двор. После недолгого молчания – глаза Элен в это время скользили по его четко очерченному лицу, на котором, в уголке глаза, билась крошечная жилка, – Оливер сказал:

– Как тихо! Только свет и тени… Ни болтовни, ни шума, ни суеты. Тебе не хочется удержать такие мгновения? Запечатлеть, сделать так, чтобы эти странные мгновения, когда все так хорошо, застыли навечно. Ведь они бывают так редко.

«Даже в твоей жизни?» – хотела спросить Элен.

Может быть, не так уж и удивительно, что Том выбрал его на роль Орландо? У Оливера было лицо романтического героя, а теперь в нем еще и засквозила такая неуверенность, что Элен вообразила, будто он гоняется за какой-то призрачной мечтой, любит обольщаться.

– Минуты, когда хочется все остановить и сказать: да, пусть будет так! Ты это имеешь в виду? – спросила Элен. – Со мной такое случается нечасто. Иногда.

«Например, сейчас», – чуть было не добавила она.

– Как потрясающе, что мы сидим тут с тобой и разговариваем о таких вещах.

Оливер оторвался от окна, словно решив, что этот момент все же не стоит запечатлевать навечно.

– Ну, и что мы будем с тобой делать? Может, выпьем еще?

Он потряс бутылкой, но Элен качнула головой, отказываясь, и тогда Оливер налил вина только себе и залпом осушил бокал.

– М-м-м, – пробормотал Оливер и взял руку Элен, которую она держала на коленях. Он провел указательным пальцем по ее ладони и ногтям, затем отвернулся от Элен и, оглядев комнату, спросил: – Может быть, ляжем в постель?

Элен показалось, что эти слова повисли в воздухе, отдаваясь гулким эхом, и разделили их с Оливером.

Элен не была девственницей, но за все время, что длился ее единственный робкий роман, она ни разу не попадала в подобную ситуацию. К своему удивлению, хотелось сказать так же небрежно, как сказал Оливер: «Давай ляжем». Но даже самой себе она не смела признаться в своих сокровенных желаниях. Вместо той, тайной Элен, ответила обычная, практичная и осторожная девушка, которая всегда семь раз отмеряла прежде, чем отрезать.

– Нет, – сказала она, словно обдумывая предложение Оливера. – Еще не время.

– Еще не время? – в голубых глазах Оливера вспыхнуло раздражение. Он смотрел на Элен в упор, но, казалось, совсем не замечал. – Что ты хочешь этим сказать?

– Люди, – спокойно ответила Элен, – обычно не ложатся в постель сразу же после знакомства, это неприлично.

Ее удивила его быстрая язвительная ухмылка.

– Неприлично? А сколько прилично ждать? Сколько дней? Сколько раз нужно водить девушку в ресторан? Господи, я ненавижу ожидание! А еще больше ненавижу приличия. Это все пролетарские идеи, неужели тебе никто этого не говорил?

Элен стало вдруг страшно больно. Она спрыгнула с дивана и заметила, что Оливер пристально смотрит на ее ноги, еле прикрытые коротеньким алым платьицем. Элен зарделась еще больше, и резкий ответ, который она уже заготовила, выскочил у нее из головы. Оливер тоже встал, ухмыляясь, и обнял ее за плечи. Его кубы коснулись ее шеи, прикрытой черными кудряшками.

– Ну, наконец-то хоть одно теплое местечко, – подразнил Оливер девушку. – В этом платье ты кажешься такой огненной, а кожа у тебя холодная, как мрамор. Забавная ты девчонка.

Он повернул Элен лицом к себе и, решительно поцеловав, улыбнулся, чувствуя, что она упрямо сжимает губы.

– Не волнуйся. Если ты хочешь, чтобы все было прилично, пусть будет по-твоему, давай будем пока паиньками.

В его голосе прозвучало лукавое добродушие, и для Элен все сразу переменилось. Значит, он ее все-таки понял! Она угадала: он действительно тонкий человек!.. Элен на миг замерла в его объятиях… ей так хотелось, чтобы все было иначе!.. Ах, если бы она сказала «да»!.. Если бы она была другим человеком…

Флора или Фиона наверняка ответили бы «да» и смогли бы на какое-то время удержать Оливера. А от нее он сейчас уходил, отстраняясь, словно от блондинки Вик. ОЛИВЕР!..

– Пойдем, – ласково сказал Оливер. – Я отведу тебя в Фоллиз. Я с удовольствием зайду на полчасика повидаться со старушкой Розой перед репетицией.

Элен молча кивнула. Когда они вместе с Оливером пересекали площадь, старинный колокол Большой Том прозвонил шесть раз. Протяжные звуки гулко отдавались в ушах и подействовали на Элен удручающе, словно погребальный звон. Однако когда они свернули на Сент-Олдейт, Оливер взял Элен за руку, и ей сразу же стало полегче. Он тихо насвистывал, все время повторяя одну и ту же музыкальную фразу, как будто пытался выманить из своего подсознания остальную часть забытого мотива. Элен шла с ним в ногу, почти вися у него на руке. Оливер был в ветхой лётной куртке коричневого цвета с подкладкой из овечьего меха, ее рука покоилась в тепле – в глубоком кармане его крутки. Элен вспоминала вопрос, который он ей задал, глядя в окно, и думала, что нынешние мгновения она хотела бы запечатлеть навечно. Если бы она только могла удержать его рядом… вот так, как сейчас!

Когда они дошли до моста, Оливер галантно свел ее по крутым ступенькам и, пройдя вместе с Элен по дому, в котором царила тишина, остановился перед дверью в ее комнату. Его глаза ярко сияли в темноте, в них светилось лукавство.

– Я вернусь, – предупредил он, – вернусь довольно скоро и проверю, будешь ли ты паинькой. Боже, до чего ж это старомодно!

– Ладно, – так же весело откликнулась Элен. – Я буду ждать.

Оливер прощально взмахнул рукой и ушел. Элен постояла, прислушиваясь, пока его шаги не стихли в глубине дома. До нее донеслись звуки радиомузыки, затем скрип закрывающейся двери… И снова наступила тишина. Элен увидела свою холодную, пустую комнату и вовсе не обрадовалась тому, что снова здесь. Она тихонько спустилась по ступенькам этажом ниже и оказалась на просторной галерее.

– Войдите! – откликнулся на стук Элен мелодичный голос Хлои.

Она сидела, свернувшись калачиком, в кресле, под абажуром. В камине горел красноватый огонь, и волосы Хлои при этом двойным освещении блестели еще ярче. Хлоя с преувеличенной радостью и облегчением закрыла книгу и улыбнулась Элен.

– Ну, и как все прошло?

До чего легко ей все рассказывать! Элен театрально поднесла руки к сердцу и шагнула на свет.

– Чудесно и ужасно! Он хотел со мной переспать, а я отказалась. О боже мой, Хлоя, что же мне делать? – это была шутка, но лишь наполовину.

Что-то таинственное заполнило холодную пустоту в душе Элен, и она теперь не желала с этим расставаться.

Хлоя слегка приподняла брови.

– Ах, поганец! – лукаво усмехнулась она. – Ты совершенно правильно дала ему от ворот поворот. Не беспокойся, милая, он еще появится.

– Надеюсь, что да, – тихо прошептала Элен. – Я очень, очень хочу, чтобы он еще появился.

Она была слишком поглощена своими мыслями и не заметила, с какой тревогой взглянула на нее Хлоя.

Просидев час с Розой в ее кухне, где царил вечный кавардак, Оливер беспокойно вскочил. Он допил остаток темно-коричневого хереса, налитого в стакан, и скорчил гримасу. Роза бесстрастно продолжала шить, не глядя на него.

– Пока ты не ушел, – негромко произнесла она, – объясни, пожалуйста, что ты сделал с малюткой, поселившейся у меня на верхнем этаже?

Оливер, не ответив, надел куртку, повернулся к дверям, но затем, словно спохватившись, послал Розе воздушный поцелуй.

– Ровным счетом ничего, дорогая Роза! Все ее сокровища, как ты, наверно, догадалась, под замком. Тоска зеленая! Ладно, au revoir,[3]3
  До свидания (фр.).


[Закрыть] а то я опоздаю на репетицию.

Оставшись одна в кухне, Роза едва заметно улыбнулась и снова принялась за шитье.

Оливер вышел в туман, влажной завесой окутывавший город. На мосту угадывались очертания большого автомобиля; поднявшись по ступенькам и очутившись на мостовой, Оливер увидел, что перед ним белый «роллс-ройс». Человек в фуражке доставал тяжелый чемодан. Трое других людей стояли, сбившись в кучку, и в оранжевом свете уличных фонарей капельки сгустившегося тумана посверкивали бусинками на их волосах и одежде. Мужчина, высокий и тучный, был в дорогом пальто. Одна из женщин с обожанием прижималась к нему, держа его под руку.

Однако внимание Оливера привлекла другая особа.

Вид у нее был очень юный. Ангельски невинное лицо, обрамленное белоснежным мехом, казалось высеченным из мрамора, настолько оно было невозмутимо-прекрасно. Оливер замер как вкопанный. Это лицо мгновенно врезалось в его память. Он знал, что никогда раньше не видел его, однако оно было ему знакомо, знакомо даже слегка удивленное выражение, притаившееся в глубине огромных глаз. Девушка тоже взглянула на него, губы ее слегка приоткрылись, капельки росы, дрожавшие на ворсинках меха, ярко вспыхнули, когда на них попал свет фонаря, и стали похожи на бриллианты.