Текст книги "Пролегомены российской катастрофы. Часть I. Пролегомены октября 1917"

Отрабатывая немецкие марки и американские доллары, большевистские лидеры наводнили страну миллионными тиражами своих газет подрывного характера. И никакой реакции со стороны Временного правительства! Как тут не поверишь признаниям Раковского!..

Апологеты Ленина, как советские, так и нынешние, категорически отвергают связь Ленина с немецкими или американскими деньгами. Только смех могут вызвать их аргументы в защиту непорочного Ленина типа: «С 5 марта газета «Правда» стала ежедневной… Это была подлинно народная газета, существовавшая на средства самих рабочих… За март 1917 года в ее фонд поступило 16 000 рублей, на которые была приобретена типография «Труд»… Дальнейшее поступление средств позволило поднять ежедневный тираж «Правды» с 40 до 85–100 тысяч экземпляров… В марте большевики издавали 16 газет общим тиражом более 200 тысяч экземпляров, то к июлю у РСДРП(б) имелось более 50 газет и журналов с ежедневным тиражом свыше 500 тысяч экземпляров… К июлю вышло 99 номеров «Правды» общим тиражом 8 миллионов экземпляров(«Советская Россия», март 2007 год, Кирсанов Н. Исторический поворот русской революции). Странно как-то получается. Только в конце марта собрали деньги, на которые купили типографию, а печатать начали с 5 марта?! Во-вторых, откуда у рабочих взялись деньги, они еще три недели назад бунтовали из-за мизерных зарплат и последние деньги тащили в хлебные лавки?! В третьих, чтобы приобрести типографию с дорогостоящими печатными станками, бумагой, выплатами высоких зарплат печатникам, экспедицией газетной продукции и т. д. 16 000 рублей – смехотворная сумма! Большевистские газеты большими тиражами печатались и во многих городах России – тоже на копеечные членские взносы членов партии?!

Я давно задумывался над вопросами: «На какие средства существовала вся эта социалистическая свора – от Герцена до Ленина – в эмиграции, нигде не работая, постоянно перемещаясь из одной европейской столицы в другую, проживая в гостиницах или съемных квартирах, и не только с женами, но и с тещами (супругов Ульяновых постоянно сопровождала мать Крупской)? Жили целыми партийными колониями – в Швейцарии, в Париже, организовывали партийные школы (в Лонжюмо под Парижем, на острове Капри в Италии) по совершенствованию борьбы с российским самодержавием; проводили регулярно партийные съезды и конференции за границей; находили средства для регулярного перемещения многочисленных партийных функционеров и курьеров из России и обратно и т. п. Откуда деньги, Зин?» Апологеты советского режима ни в эпоху существования СССР, не ныне подобных вопросов по понятным причинам не ставили и не ставят, ибо ответы на них стерли бы так тщательно наводимый глянец на их кумиров. Но, слава Богу, сегодня существует обширная литература, которая однозначно отвечает на эти вопросы: все враги императорской России – от Герцена до Ленина – спонсировались спецслужбами Запада. Особенно мощный финансовый поток шел из Германии Ленину для дезорганизации общественной жизни в России и захвату им власти с целью заключения с ней сепаратного мира, ликвидации Восточного фронта и переброски освободившихся сил на Западный фронт.

Вот истинный источник средств у Ленина для производства многотысячных ежедневных тиражей газет и журналов, содержания многоликого партийного аппарата по всей стране, закупки оружия, содержания отрядов красногвардейцев, посылки агитаторов, организацию забастовок и т. д.

Германские марки дополняются двенадцатью миллионами долларов от американского банкира Шиффа (Бегунов… С. 149). Эти финансовые вливания носили систематический характер, дополнялись и другими видами помощи большевикам, как со стороны Германии, так и со стороны членов Антанты. Как осуществлялись Февральский и Октябрьский перевороты в России, убедительно повествуется в монографиях Энтони Саттона «Как орден организует войны и революции» и «Уолл-стрит и большевистская революция», вышедшие на русском языке соответственно в 1995 и 1998 годах и раскрывающих антипатриотическую, преступную роль лидеров кадетской и социалистических партий в развале России.

После провала июньского наступления русских войск и усиления общей деморализации в армии Ленин решил, что пробил его час и пора брать власть в свои руки. 4 июля 1917 года подконтрольные большевикам воинские части и красногвардейцы вышли на улицы Петрограда с лозунгами «Долой войну!» и «Вся власть Советам!» Наступил июльский кризис. Сохранившие верность Временному правительству армейские части разметали бунтовщиков.

Измайловский, Семеновский и Преображенский полки до подхода фронтовых бригад заняли Таврический дворец и вокруг. Основная масса солдат и рабочих в начале июля была против захвата власти большевиками и потому большевистский путч был подавлен (Ираклий Церетели. Кризис власти. М.: ЦЕНТРПОЛИГРАФ, 2007. С. 189, 214–216). Двоевластие кончилось. У Временного правительства после 4 июля при желании и наличии политической воли при общем негодовании фронтовых солдат и народа против большевиков была возможность одним махом расправиться с ними как с врагами демократии. Но вместо решительных действий масонское руководство Временного правительства и Петросовета через своих представителей начинают сдерживать справедливый гнев народа и фронтовых бригад, уговаривая солдат «пощадить заблуждающихся революционеров» (Церетели… С. 249). Разумеется, когда цель Керенского – передача власти в нужный момент большевикам – расправа с последними не предусмотрена правилами игры, расписанными для Керенского и Ленина их хозяевами из Фининтерна, цель которого одна: руками своих марионеток максимально через гражданскую войну ослабить Россию, лишить ее лавров победителей и вытолкать на геополитическую периферию, при благоприятных обстоятельствах завладев ее несметными природными богатствами. Отчасти им это удалось – империя пала, гражданская война опустошила российские просторы, истребив 20 миллионов человек (Кожинов… С. 178), но завладеть земными богатствами одной шестой суши в этот раз не удалось – у агентов влияния Германии и госдепа была своя игра – установка на мировую революцию. Ленин: «Дело не в России, на нее, господа хорошие, мне наплевать, – это только этап, через который мы приходим к мировой революции» (Георгий Соломон. Среди красных вождей. М.: Современник; Росинформ, 1995. С. 9). И еще один штрих к портрету «нового человека» (Луначарский), «самого человечного человека», каким рисовала Ленина советская иконопись, свихнувшегося на мировой революции: «Пусть вымрет 90 % русского народа, лишь бы осталось 10 % к моменту всемирной революции» (Бегунов… С. 266). Знакомое число, не так ли?! Масоны тоже за всемирную революцию как абсолютную власть Фининтерна, и это Тэтчер подглядела у Ленина знаковую величину русского населения, как достаточную для обслуживания триумфаторов всемирной истории. Но я увлекся, вернемся к июльским событиям 1917 года.

В атмосфере широкой ненависти к ленинской шайке как врагам демократии, к самому Временному правительству внешне нелогично, необъяснимо проявление лояльности Керенского и руководства Исполкома Петросовета к германскому агенту Ленину и его сподвижникам. Российская контрразведка неоднократно ставила правительство в известность о связях Ленина с германскими агентами получением от них денежных средств. Керенский не реагировал. Вот и накануне восстания 3–4 июля контрразведка зафиксировала передачу агентами Ленина денежных средств солдатам и матросам за участие в предстоящем восстании (Борис Никитин. Роковые годы. М.: Издательский дом «Правовое просвещение», 2000. С. 88–89). И снова никакой реакции. И только сам путч подвиг Керенского к проявлению некоторой активности. 6 июля поначалу дал даже команду арестовывать большевиков за связь с немцами и попытку ниспровержения власти, но буквально спустя несколько часов сам эту команду отменил и снял арест с Троцкого и других заговорщиков (Указ. соч. С. 133). А министра юстиции трудовика Переверзева, успевшего дать разрешение на газетную публикацию о Ленине-шпионе и приказ об его аресте и большевиков, а также о разоружении верных им воинских частей и изъятию оружия на большевистских складах, уволил. Газету, напечатавшую компромат на Ленина, закрыли (Стариков… С. 260). На этом Керенский не остановился: он приказывает командующему Петроградским военным округом генералу Половцеву прекратить разоружение большевиков (Указ. соч. С. 262). От Керенского в обелении большевистских главарей не отстает масонское руководство Исполкома Петросовета, опубликовав 6 июля 1917 года следующее сообщение: «В связи с распространившимися по городу и проникшими в печать обвинениями Н. Ленина и других политических деятелей в получении денег из темного немецкого источника И. К-т доводит до всеобщего сведения, что им, по просьбе представителей большевистской фракции, образована комиссия для расследования дела. Ввиду этого до окончания работ комиссии И. К-т предлагает воздержаться от распространения позорящих обвинений и от выражения своего отношения к ним и считает всякого рода выступления по этому поводу недопустимыми» (Церетели… С. 229).

Нерешительность Керенского в отношении большевиков, открытая защита им их руководства вызывает среди еще сохраняющих верность Временному правительству антибольшевистски настроенных военных и гражданского населения недоумение, вскоре переходящее в недовольство и дальнейшее падение и так не столь высокого авторитета Временного правительства. Хотя июльский кризис и покончил с двоевластием, но прочность позиций Временного правительства и самого Керенского были довольно зыбкими. В Ставке вновь назначенного Главнокомандующего Корнилова все более укрепляется мнение, что ни Керенский как новый глава правительства после июльского кризиса, ни новый состав его не в состоянии обуздать продолжающееся нарастать разложение фронта и тыла. Ни введение смертной казни в армии, ни угрозы применения военной силы против крестьян не остановили массового дезертирства солдат с фронта и насильственных действий крестьян против помещиков и выделившихся из общины столыпинских «кулаков». Радикализм крестьянских выступлений подпитывался мощным потоком дезертиров-солдат. Если в июле было властями зарегистрировано 1777 случаев насилия, то с 1 сентября и по 20 октября – 5140. Посланные на усмирение воинские команды отказывались стрелять в братьев по классу (Николай Верт. История Советского государства. 1900–1991. М.: Издат. группа «Прогресс», «Прогресс-Академия». С. 96–97).

Примиренческая политика Керенского по отношению к заговорщикам– большевикам, вновь поднявшим голову и усилившим антиправительственную агитацию, а также его обещания союзникам продолжать войну оттолкнули от него солдатские массы, совершенно не желавшие участия в этой бойне, бросив их в объятия вчерашних противников – большевиков, страстно призывавших к миру и решению земельного вопроса. Откладывание же решения этих вопросов Временным правительством до Учредительного собрания только еще больше озлобляло солдатскую массу и социальные низы общества, уставших от изнурительных тягот продолжительной войны.

Фронтовики массово отказывались строить теплые землянки, продавая шинели и сапоги, переходя целыми частями к врагу, со знаменами и оркестрами, включая артиллерию и кавалерию (Анатомия революции… С. 244).

С июля 1917 года во многих городах России были введены карточки на мясо, жиры, сахар, крупы, яйца. Нехватка продуктов вызвала рост цен в среднем в три раза, что значительно опережало рост зарплаты (Верт… С. 98). На резкое падение жизненного уровня рабочие ответили забастовками и движением рабочего контроля над производством и переходу политической власти в руки трудящихся (Виноградов В. А. Ленинские идеи рабочего контроля в действии. М.: Наука, 1969. С. 65). Чтобы удержать контроль над предприятиями их многие владельцы объявили локаут. Только в Центральном промышленном районе было уволено 50 000 рабочих (Гусев К. В. Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционизма к контрреволюции. М.: Мысль, 1975. С. 123). Спасаясь от голода, тысячи рабочих, часто с семьями, вернулись в деревню. Как известно, к 1917 году 30 % фабрично-заводских рабочих имели землю, а 20 % из них постоянно всей семьей вели хозяйство на ней (Рашин А. Г. Формирование рабочего класса России. М., 1958. С. 577–578). В связи с «рабочим исходом» за годы войны, а также мобилизацией рабочих в армию многие предприятия в середине 1917 года стали испытывать острый дефицит в кадрах, что усиливало общий кризис в стране. В условиях нарастания классовых противоречий, бурной подрывной деятельности большевиков, политической нестабильности в целом крупные банкиры, промышленники и землевладельцы усмотрели единственный выход из создавшегося критического положения в твердой руке, которую и узрели в лице нового Главнокомандующего Корнилова, не раз высказывавшего мнение о необходимости незамедлительной ликвидации анархии, угрожающей существованию самого государства. Но генерал, неискушенный в лабиринтах большой политики, поспешил раскрыть свои карты (прямо как Рохлин!).

Керенский, испугавшийся за свою судьбу, объединился в совместной борьбе даже с большевиками. Последние, объединив немалые силы солдат, матросов и красногвардейцев, получившими оружие с государственных складов, а также воинские части соседних гарнизонов под лозунгами спасения демократии от реакционных генералов остановили воинство Корнилова на дальних подступах к столице. Диктатура провалилась, Корнилов арестован.

Но и Керенский лавров победителя не снискал. Ему не простило офицерство, ему не простила крупная буржуазия. Остатки его авторитета стали быстро растворяться среди набирающих популярность большевиков, твердо отстаивающих лозунги «Долой войну!», «Земля – крестьянам!» и вновь выдвинувшим лозунг «Вся власть Советам!». Прошедшие выборы в Петросовет дали победу большевикам, председателем его стал Троцкий. Началась агония Керенского и Временного правительства. Когда с первых дней дана команда сдать власть Ленину – другого финала и быть не могло. Пересказывать историю импотентной немощи последних недель власти Временного правительства, широко освещенной, я не стану. Есть смысл остановиться на драматических минутах, предшествовавших открытию II съезда Советов 25 октября 1917 года в изложении Джона Рида, непосредственного участника тех событий, имевшего доступ во все властные структуры как Временного правительства, так и большевиков. Хроника событий тех дней, нашедшая свое отражение в книге Рида «10 дней, которые потрясли мир», была высоко оценена Лениным, как правдивая (Д. Рид. 10 дней, которые потрясли мир. М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, 1957. С. 5).

Рид констатирует: «созыву (съезда – Б.) сопротивлялось не только правительство, но и все «умеренные» социалисты. Центральные комитеты армии и флота, центральные комитеты некоторых профессиональных союзов, Советы крестьянских депутатов и особенно ЦИК изо всех сил старались предотвратить созыв съезда… газеты ЦИК «Известия» и «Голос солдата» ожесточенно выступали против съезда. Их поддерживала вся тяжелая артиллерия эсеровской печати – «Дело народа» и «Воля народа».

По всей стране были разосланы делегаты, по всем телеграфным проводам летели инструкции, требовавшие от местных советов и армейских комитетов, чтобы они отменяли или откладывали выборы на съезд… заявления о том, что демократия не допустит его открытия перед самым Учредительным собранием, протесты представителей от фронтов, от земского союза, от крестьянского союза, от союза казачьих войск, от союза офицеров, от союза георгиевских кавалеров, от «батальонов смерти»… Совет Российской республики тоже единогласно выражал неодобрение. Весь огромный аппарат, созданный Мартовской революцией в России, изо всех сил работал, чтобы не допустить съезда Советов.

А на другой стороне были неоформленные желания пролетариата – рабочих, рядовых солдат и крестьян – бедняков. Многие местные Советы уже стали большевистскими; кроме того, имелись организации промышленного пролетариата, фабрично-заводские комитеты и готовые к восстанию революционные организации армии и флота. Во многих местах народ… собирался на самочинные митинги, где и выбирал делегатов в Петроград. В других местах народ смещал стоявшие на его пути старые комитеты и выбирал новые… Всероссийский съезд Советов мог состояться только в результате стихийного движения масс… День за днем большевистские ораторы обходили казармы и фабрики, яростно нападая на «правительство гражданской войны» (Джон Рид. Избранное. М.: Изд-во полит. лит-ры, 1987. Кн. 1. С. 47–48).

Эти наблюдения Джона Рида ярко свидетельствуют о том, что официально выбранные властные структуры фронта и тыла в масштабах России были против созыва II съезда Советов за месяц до Учредительного собрания. И только заговорщики-большевики, опираясь на политизированных дезертиров, солдат и матросов Петроградского военного округа и петроградских рабочих– красногвардейцев, одурманенных большевистской демагогией, бешено проталкивали его открытие, дабы его авторитетом прикрыть преступный характер захвата власти партией политических уголовников. Шли на все тяжкие… Всем обещали все, лишь бы сколотить мощный вооруженный кулак. И говорить о II съезде как результате стихийного движения масс (как высказался Рид), абсолютно абсурдно. Октябрьский большевистский переворот был результатом не стихийного движения масс, а тщательной подготовки определенных контингентов солдат, матросов и рабочих большевиками, которыми они и подменили в основном делегатов съезда. В будущем эта вооруженная масса стала использоваться большевиками в качестве делегатов на инспирированных ими съездах всероссийского уровня, чтобы продавить необходимые им решения. Примечательны в этом плане откровения Володарского (активный участник октябрьского переворота, после которого стал наркомом по печати, пропаганде и агитации) в беседе с Ридом в Смольном 16 октября: «Либерданы и прочие соглашатели саботируют съезд. Но если им и удастся сорвать его, то мы ведь достаточно реальные политики, чтобы не останавливаться из-за таких вещей…» (Указ. соч. С. 56). Володарский прозрачно намекает, что отсутствие легитимных делегатов на съезде большевиков от восстания не остановит – у них своих делегатов достаточно.

В канун открытия съезда, 21 октября, на большевистском совещании выступил Ленин: «24 октября будет слишком рано действовать: для восстания нужна всероссийская основа, а 24-го еще не все делегаты на съезд прибудут. С другой стороны, 26 октября будет слишком поздно действовать: к этому времени съезд организуется, а крупному организованному собранию трудно принимать быстрые и решительные мероприятия. Мы должны действовать 25 октября – в день открытия съезда, так, чтобы мы могли сказать ему: «Вот власть! Что вы с ней сделаете?» (Указ. соч. С. 66–67).

Прилежный ученик Ткачева пунктуально реализует его схему государственного переворота – за несколько часов до открытия съезда были захвачены почта, телеграф, телефон, взят Зимний и арестованы члены Временного правительства. Теперь открывшемуся в 10 вечера 25 октября 1917 года II Всероссийскому съезду Советов можно было доложить: «Временное правительство низложено!.. создание Советского правительства… обеспечено». Эсеры, меньшевики и бундовцы в знак протеста против насильственного ниспровержения Временного правительства, против попрания всех легитимных процедур открытия съезда, против насильственного захвата власти большевиками покидают съезд. Кто остается? Сотни солдат, матросов, красногвардейцев, подавляющее большинство из которых к законно выбранным делегатам никакого отношения не имели. Рид фиксирует: «Регистрация делегатов II съезда Советов проходила в Смольном. Работавшая в комиссии девушка: «Совсем не та публика, что на первом съезде. Какой грубый и отсталый народ! Темные люди…». Мандатная комиссия, назначенная старым ЦИК, отводила одного делегата за другим под предлогом, что они избраны незаконно. Но представитель большевистского ЦК Карахан только посмеивался. «Ничего, – говорил он, – когда начнется съезд, вы все сядете на свои места…» (Указ. соч. С. 50). Реплика Карахана красноречиво свидетельствует, что за делегаты представляли II съезд Советов – это были симпатизировавшие большевикам и специально отобранные ими солдаты и матросы Петроградского военного округа. В многочисленной литературе, посвященной этим событиям, отмечается факт отсутствия на этом сборище представителей многомиллионного крестьянства (например, «Анатомия революции»… С. 245). В легитимных делегатах большевики и не нуждались. Им давно было известно, что большинство из них были бы эсерами, меньшевиками, кадетами и прочими элементами небольшевистского толка. Поэтому они и забили зал массой вооруженных солдат и матросов, представляющих большевиков.

Легитимно выбранные делегаты тонули в этом сброде. Их страстные речи подчеркивали незаконность съезда. Вот армейский делегат Хараш: «Политические лицемеры, возглавляющие этот съезд, говорят нам, что мы должны поставить вопрос о власти, а между тем этот вопрос уже поставлен за нашей спиной еще до открытия съезда! Расстреливается Зимний дворец, но удары, падающие на него, заколачивают гвозди в крышку гроба той политической партии, которая решилась на подобную авантюру!» (Джон Рид… М., 1987. С. 110). Выступает представитель Викжеля (профсоюз железнодорожников, самый сильный в России, из рабочих и служащих): «В 1905 году и в корниловские дни железнодорожные рабочие показали себя лучшими защитниками революции. Но вы не пригласили нас на свой съезд.

Мы не признаем этого съезда законным: после ухода меньшевиков и эсеров здесь не осталось необходимого кворума… Наш союз поддерживает старый ЦИК и заявляет, что съезд не имеет права избрания нового ЦИК…» (Джон Рид… М., 1957. С. 130). Был еще ряд выступлений законных делегатов этого мишурного съезда, возмущенных большевистской провокацией, но они тонули в криках пробольшевистско настроенной толпы. И на этом антироссийском сборище главари большевиков провозгласили себя властью, сформировав антинародное правительство. Начало гражданской войны было положено.

Чтобы предотвратить поход казаков во главе с Керенским на Петроград, было выпущено к ним воззвание: «Братья казаки!.. Вам говорят, что Советы хотят отнять у казаков земли. Это ложь. Только у казаков-помещиков революция отнимет земли и передаст их народу…» и т. п. (Д. Рид… М., 1957. С. 107–108).

Были распространены воззвания эсеров, меньшевиков-оборонцев, исполкома крестьянских советов, от Центрофлота: «… Не верьте обещаниям большевиков! Обещание немедленного мира – ложь! Обещание хлеба – обман! Обещание земли – сказка!» (Указ. соч. С. 109).

«Известия» (орган старого Петроградского Совета): «А что касается съезда Советов, то мы утверждаем, что не было съезда Советов… что имело место лишь частное совещание большевистской фракции. В этом случае они не имели права лишать полномочий ЦИК» (Указ. соч. С. 109).

Газета эсеров «Дело народа» о большевиках: «Они обещают массам золотые горы, зная вперед, что ни одного из своих обещаний они не смогут исполнить; они ведут массы по ложному пути, они обманывают их в вопросе о причинах всех затруднений… Большевики – опаснейшие враги революции…» (Указ. соч. С. 283–284).

Семидесятилетняя история пленения России большевиками подтвердила истинность всех обвинений их оппонентов, выдвинутых против них до, в момент переворота и после, как чисто демагогических, рассчитанных на сугубо невежественную массу. Как известно, вместо мира большевики дали пять лет опустошительной гражданской войны, унесшей почти в десять раз больше жизней, чем в Первую мировую. Вместо хлеба дали всеобщую разруху и жесточайший голод, доселе неизвестного на Руси.

Землю дали лишь в первые годы большевистской диктатуры, чтобы избежать всеобщей крестьянской Вандеи. В годы коллективизации всю отобрали.

Страстные воззвания эсеров и меньшевиков к народу для восстановления справедливости успеха не имели: слишком велика Россия, распылены народные массы, нет единения среди народа – ни на фронте, ни в тылу, масса дезориентирована большевистской пропагандой. Слишком привлекательны их лозунги: «Долой войну!», «Заводы и фабрики рабочим!», «Земля – крестьянам!» т. п. Да и основная масса населения – крестьяне (84 %) уже успели удовлетворить свои вековые потребности – увеличить свои наделы за счет земель помещиков и хуторян. Поэтому среди всеобщей розни невозможно было организовать быстрый отпор большевистским узурпаторам. Да и некому было его организовывать. Бывшие эсеровские и меньшевистские лидеры своей «тряпичной» политикой дискредитировали себя, чтобы вновь довериться им. Вопрос о власти решался в столице, а она к концу октября валялась на улице – ее оставалось только подобрать. Чем и не преминули воспользоваться решительно настроенные главари хорошо организованной большевистской стихии. В чем причины столь скоропалительной победы большевиков? Если верить Раковскому, а не верить ему я не вижу оснований – настолько ребячески-безответственной выглядела политика ведущих руководителей Временного правительства и Петросовета (основные вехи которой я указал выше), принадлежащих к одной масонской организации и подчиняющихся ее руководству, враждебному России, то поражение этого правительства и всей его политики было предопределено.

Во-вторых, весь антибольшевистский блок полагал, что после Февраля Россию ждут буржуазные проблемы, а не социалистические, и многие довольно долго смотрели на большевиков в некоторой степени как на чудаков, социалистические обещания и программы которых не вписывались в контекст исторических потребностей России. А когда спохватились, было уже поздно: маховик раскрученного большевиками во главе с Лениным антиправительственного заговора набрал инерцию, которую невозможно было остановить. Политическая близорукость политиков антибольшевистского блока (не посвященных в планы Керенского по сдаче России Ленину) объясняется отсутствием у них должного опыта политической борьбы. Буржуазные партии возникли в России в буржуазно– демократическую революцию 1905 года, на полвека позднее партий социалистического толка. Меньшевики тоже не верили в готовность России к социализму, на сходных позициях стояли и входящие в правительство эсеры. Они прекрасно понимали, что за посулами большевиков ничего нет, кроме кукиша в кармане, и потому не испытывали желания соблазнять массы социалистическим раем. И потому все основные вопросы – о мире, земле и форме власти – откладывали до Учредительного собрания. А Учредительное собрание тоже откладывали – с сентября на ноябрь. Но солдаты, рабочие и крестьяне требовали положить конец войне немедленно, сейчас и потому все больше подпадали под влияние большевистской пропаганды, отворачиваясь от вчерашних кумиров. Большевики же меньше всего задумывались над моральными издержками своих безбрежных обещаний – им нужна была власть и ради нее они готовы были врать, врать и врать. За многие десятилетия общения с народными массами, полными невежества и суеверия, они хорошо усвоили, на что их можно поймать. Они обещали немедленно удовлетворить объективно созревшие общественные потребности в мире и земле, поэтому в конкретных исторических условиях 17-го года их политическая победа была закономерна. Это победа циничных политиков, но не социалистов, ибо в их лозунгах ничего социалистического не было. Мир устраивал всех, кто не загребал на войне миллионы. А таких было 99 %.

«Земля – крестьянам!» – лозунг абсолютно буржуазный в эпоху буржуазно– демократической революции с населением более чем на 80 % крестьянским.

«Заводы и фабрики – рабочим!» – и здесь нет ничего социалистического. Если буквально следовать лозунгу, то он отдавал конкретный завод в собственность рабочих, на нем работающих. Рабочие это так и понимали, устанавливая рабочий контроль над производством. Это был чистейшей воды анархо-синдикализм. Ленин сам, впоследствии укрепившись на троне власти, стал с ним бороться. Чего только не наобещаешь, дабы привлечь на свою сторону как можно больше сторонников! Но, требуя от рабочих покончить с анархо-синдикализмом, он разошелся в этом вопросе «с выстраданным Россией марксизмом». Энгельс – Э. Бернштейну, 25 октября 1881 года: «Маркс… в присутствии моем и Лафарга, продиктовал: рабочий свободен лишь тогда, когда он является владельцем своих средств производства; это возможно в индивидуальной или коллективной форме» (Карл Маркс.

Избранные произведения в двух томах. ПАРТИЗДАТ ЦК ВКП(б), 1935. Т. II. С. 507). Эта сентенция Маркса показывает, что экономическая концепция социализма для него и Энгельса не была выяснена до конца: то ли она базировалась на государственной форме собственности, то ли на общественной, то ли на индивидуальной и коллективной. Аморфность экономической платформы социализма у Маркса и Энгельса лишний раз свидетельствует о схоластичности и утопичности их социалистической теории в целом. Их же попытки собирать рабочих под стяг пролетарской революции (допустим, в рамках Интернационала) могут быть объяснимы и личными амбициями на «пролетарский трон». Маркс – Энгельсу, 11 сентября 1867 г.: «События движутся. И когда наступит революция, которая, возможно, ближе, чем это кажется, то в наших руках, т. е. у тебя и меня, будет эта могучая машина… Мы можем быть очень довольны!» (Указ. соч. С. 490).

Но Маркс Ленину – не указ. Для него авторитетом является «отечественный Маркс» – Ткачев. Ленин потому и победил (помимо помощи со стороны Керенского), что за все предшествовавшее восьмидесятилетие Россия выпестовала себе могильщика в лице антибуржуазной, социалистической партии, аккумулировавшей за этот период громадный опыт заговорщической деятельности (отечественной и западно-европейской), оказавшейся наиболее подготовленной к политическим битвам в переходный, кризисный период российского общества. Партитура победоносного заговора была настолько точно расписана «домашними марксами» (народниками), что в ней ничего в принципе не пришлось изменять. Ее узловыми точками были:

• возможность России миновать капиталистический этап развития;

• социалистический переворот может совершить только партия революционного меньшинства заговорщического типа;

• использовать формационную отсталость России в переходный период от феодализма к капитализму с характерными для него слаборазвитостью буржуазных отношений, социальной структуры, репрессивных органов как преимущество для свершения государственного переворота с дальнейшим социалистическим переустройством общества;