Текст книги "Сказки о русских богатырях"

Сказки о русских богатырях

© Аникин В. П., обр. текста, 2015

© Оформление ООО Издательство «Родничок», 2015

© ООО «Издательство АСТ», 2015

* * *

Никита Кожемяка

[1]1
  Русская народная сказка в обработке К. Д. Ушинского. Художник А. Федотова.


[Закрыть]

В старые годы появился невдалеке от Киева страшный змей. Много народа из Киева потаскал в свою берлогу, потаскал и поел. Утащил змей и царскую дочь, но не съел её, а крепко-накрепко запер в своей берлоге. Увязалась за царевной из дому маленькая собачонка. Как улетит змей на промысел, царевна напишет записочку к отцу, к матери, привяжет записочку собачонке на шею и пошлёт её домой. Собачонка записочку отнесёт и ответ принесёт.

Вот царь и царица пишут царевне: узнай-де от змея, кто его сильней. Стала царевна змея допытывать и допыталась.

– Есть, – говорит змей, – в Киеве Никита Кожемяка – тот меня сильней.

Как ушёл змей на промысел, царевна и написала к отцу, к матери записочку: есть-де в Киеве Никита Кожемяка, он один сильнее змея. Пошлите Никиту меня из неволи выручить.

Сыскал царь Никиту и сам с царицею пошёл его просить выручить их дочку из тяжёлой неволи. В ту пору мял Кожемяка разом двенадцать воловьих кож. Как увидел Никита царя, – испугался: руки у Никиты задрожали, и разорвал он разом все двенадцать кож. Рассердился тут Никита, что его испугали и ему убытку наделали, и, сколько ни упрашивали его царь и царица пойти выручить царевну, не пошёл.

Вот и придумал царь с царицей собрать пять тысяч малолетних сирот – осиротил их лютый змей, – и послали их просить Кожемяку освободить всю русскую землю от великой беды. Сжалился Кожемяка на сиротские слёзы, сам прослезился. Взял он триста пудов пеньки, насмолил её смолою, весь пенькою обмотался и пошёл.

Подходит Никита к змеиной берлоге, а змей заперся и брёвнами завалился.

– Выходи лучше на чистое поле, а не то я всю твою берлогу размечу! – сказал Кожемяка и стал уже брёвна руками разбрасывать.

Видит змей беду неминучую, некуда ему спрятаться, вышел в чистое поле. Долго ли, коротко ли они билися, только Никита повалил змея на землю и хотел его душить. Стал тут змей молить Никиту:

– Не бей меня, Никитушка, до смерти! Сильнее нас с тобой никого на свете нет. Разделим весь свет поровну.

– Хорошо, – сказал Никита. – Надо же прежде межу проложить, чтобы потом спору промеж нас не было.

Сделал Никита соху в триста пудов, запряг в неё змея и стал от Киева межу прокладывать, борозду пропахивать. Глубиной та борозда в две сажени с четвертью. Провёл Никита борозду от Киева до самого Чёрного моря и говорит змею:

– Землю мы разделили – теперь давай море делить, чтобы о воде промеж нас спору не вышло.

Стали воду делить – вогнал Никита змея в Чёрное море, да там его и утопил.

Сделавши святое дело, воротился Никита в Киев, стал опять кожи мять, не взял за свой труд ничего. Царевна же воротилась к отцу, к матери.

Борозда Никитина, говорят, и теперь кое-где по степи видна. Стоит она валом сажени на две высотою. Кругом мужички пашут, а борозды не распахивают: оставляют её на память о Никите Кожемяке.

Иван-царевич и Белый Полянин

[2]2
  Русская народная сказка из сб. А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки» в пересказе В. П. Аникина. Художник В. Юдин.


[Закрыть]

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. У этого царя было три дочери и один сын, Иван-царевич. Царь состарился и помер, а корону принял Иван-царевич. Как узнали про то соседние короли, сейчас собрали несчётные войска и пошли на него войною.

Иван-царевич не знает, как ему быть. Приходит к своим сёстрам и спрашивает:

– Любезные мои сестрицы! Что мне делать? Все короли поднялись на меня войною.

– Ах ты, храбрый воин! Чего убоялся? Как же Белый Полянин воюет с бабой-ягою – золотой ногою, тридцать лет с коня не слезает, роздыху не знает?

Иван-царевич тотчас оседлал своего коня, надел сбрую ратную, взял меч-кладенец, копьё долгомерное и плётку шелквую и выехал против неприятеля.

Не ясен сокол налетает на стадо гусей, лебедей и на серых утиц, нападает Иван-царевич на войско вражее. Не столько мечом бьёт, сколько конём топчет. Перебил всё воинство вражее, воротился в город, лёг спать и спал трое суток беспробудным сном.

На четвёртые сутки проснулся, вышел на балкон, глянул в чистое поле – короли больше того войск собрали и опять под самые стены подступили.

Запечалился царевич, идёт к своим сёстрам.

– Ах, сестрицы! Что мне делать? Одну силу истребил, другая под городом стоит, пуще прежнего грозит.

– Какой же ты воин! Сутки воевал да трое суток без просыпа спал. Как же Белый Полянин воюет с бабой-ягою – золотой ногою, тридцать лет с коня не слезает, роздыху не знает?

Иван-царевич побежал в белокаменные конюшни, оседлал доброго коня богатырского, надел сбрую ратную, опоясал меч-кладенец, в одну руку взял копьё долгомерное, в другую – плётку шелковую и выехал против неприятеля.

Не ясен сокол налетает на стадо гусей, лебедей и на серых утиц, нападает Иван-царевич на войско вражее. Не столько сам бьёт, сколько конь его топчет. Побил рать-силу великую, воротился домой, лёг спать и спал непробудным сном шесть суток.

На седьмые сутки проснулся, вышел на балкон, глянул в чистое поле – короли больше того войск собрали и опять весь город обступили.

Идёт Иван-царевич к сёстрам.

– Любезные мои сестрицы! Что мне делать? Две силы истребил, третья под стенами стоит, ещё пуще грозит.

– Ах ты, храбрый воин! Одни сутки воевал да шестеро без просыпа спал. Как же Белый Полянин воюет с бабой-ягою – золотою ногою, тридцать лет с коня не слезает, роздыху не знает?

Горько показалось то царевичу. Побежал он в белокаменные конюшни, оседлал своего доброго коня богатырского, надел сбрую ратную, опоясал меч-кладенец, в одну руку взял копьё долгомерное, в другую – плётку шелковую и выехал против неприятеля.

Не ясен сокол налетает на стадо гусей, лебедей и серых утиц, нападает Иван-царевич на войско вражее. Не столько сам бьёт, сколько конь его топчет. Побил рать-силу великую, воротился домой, лёг спать и спал непробудным сном девять суток.

На десятые сутки проснулся, призвал всех министров и сенаторов.

– Господа мои министры и сенаторы! Вздумал я в чужие страны ехать, на Белого Полянина посмотреть. Прошу вас судить и рядить, все дела разбирать по правде.

Затем попрощался с сёстрами, сел на коня и поехал в путь-дорогу. Долго ли, коротко ли – заехал он в тёмный лес. Видит – избушка стоит, в той избушке стар человек живёт. Иван-царевич зашёл к нему.

– Здравствуй, дедушка!

– Здравствуй, русский царевич! Куда Бог несёт?

– Ищу Белого Полянина, не знаешь ли, где он?

– Сам я не ведаю, а вот подожди, соберу своих верных слуг и спрошу у них.

Старик выступил на крылечко, заиграл в серебряную трубу – и вдруг начали к нему со всех сторон птицы слетаться. Налетело их видимо-невидимо, чёрной тучею всё небо покрыли. Крикнул стар человек громким голосом, свистнул молодецким посвистом:

– Слуги мои верные, птицы перелётные! Не видали ль, не слыхали ль чего про Белого Полянина?

– Нет, видом не видали, слыхом не слыхали.

– Ну, Иван-царевич, – говорит стар человек, – ступай теперь к моему старшему брату – может, он тебе скажет. На, возьми клубочек, пусти перед собою: куда клубочек покатится, туда и коня направляй.

Иван-царевич сел на своего доброго коня, покатил клубочек и поехал вслед за ним. А лес всё темней да темней. Приезжает царевич к избушке, входит в двери. В избушке старик сидит – седой, как лунь.

– Здравствуй, дедушка!

– Здравствуй, Иван-царевич! Куда путь держишь?

– Ищу Белого Полянина, не знаешь ли, где он?

– А вот погоди, соберу своих верных слуг и спрошу у них.

Старик выступил на крылечко, заиграл в серебряную трубу – и вдруг собрались к нему со всех сторон разные звери. Крикнул им громким голосом, свистнул молодецким посвистом:

– Слуги мои верные, звери порыскучие[3]3
  Порыскчий, прыскчий – быстрый (здесь и далее прим. ред.).


[Закрыть]! Не видали ль, не слыхали ль чего про Белого Полянина?

– Нет, – отвечают звери, – видом не видали, слыхом не слыхали.

– А ну, рассчитайтесь промеж себя: может, не все пришли.

Звери рассчитались – нет кривой волчицы. Старик послал искать её. Тотчас побежали гонцы и привели её.

– Сказывай, кривая волчица, не знаешь ли ты Белого Полянина?

– Как мне его не знать, коли я при нём завсегда живу: он войска побивает, а я мёртвым трупом питаюсь.

– Где же он теперь?

– В чистом поле на большом кургане, в шатре спит. Воевал он с бабой-ягою – золотой ногою, а после бою залёг на двенадцать суток спать.

– Проводи туда Ивана-царевича.

Волчица побежала, а вслед за нею поскакал царевич.

Приезжает он к большому кургану, входит в шатёр – Белый Полянин крепким сном почивает[4]4
  Почивть – спать.


[Закрыть].

«Вот сёстры мои говорили, что Белый Полянин без роздыху воюет, а он на двенадцать суток спать залёг! Не заснуть ли и мне пока?» Подумал-подумал Иван-царевич и лёг с ним рядом.

Тут прилетела в шатёр малая птичка, вьётся у самого изголовья и говорит таковые слова:

– Встань-пробудись, Белый Полянин, и предай злой смерти Ивана-царевича, не то встанет – сам тебя убьёт!

Иван-царевич вскочил, выгнал птичку из шатра и опять лёг возле Белого Полянина. Не успел заснуть, как прилетает другая птичка, вьётся у изголовья и говорит:

– Встань-пробудись, Белый Полянин, и предай злой смерти Ивана-царевича: не то встанет – сам тебя убьёт!

Иван-царевич вскочил, выгнал птичку из шатра и опять лёг на то же место. Вслед за тем прилетает третья птичка, вьётся у изголовья и говорит:

– Встань-пробудись, Белый Полянин, и предай злой смерти Ивана-царевича: не то он встанет да тебя убьёт!

Иван-царевич вскочил и выгнал птичку из шатра вон, а сам опять лёг и крепко заснул.

Пришла пора – пробудился Белый Полянин, смотрит – рядом с ним незнамо какой богатырь лежит. Схватился за острый меч и хотел было предать его злой смерти, да удержался вовремя.

«Нет, – думает, – он наехал на меня на сонного, а меча не хотел кровавить. Не честь, не хвала и мне, доброму молодцу, загубить его! Сонный что мёртвый! Лучше разбужу его».

Разбудил Ивана-царевича и спрашивает:

– Добрый ли, худой ли человек? Говори, как тебя по имени зовут и зачем сюда заехал.

– Зовут меня Иваном-царевичем, а приехал на тебя посмотреть, твоей силы попытать.

– Больно смел ты, царевич! Без спросу в шатёр вошёл, выспался, можно тебя за то смерти предать!

– Эх, Белый Полянин! Не перескочил через ров, да хвастаешь. Подожди – может, споткнёшься! У тебя две руки, да и меня мать не с одной родила.

Сели они на своих богатырских коней, съехались и ударились, да так сильно, что их копья вдребезги разлетелись, а добрые кони на колени попадали.

Иван-царевич вышиб из седла Белого Полянина и занёс над ним острый меч. Взмолился ему Белый Полянин:

– Не дай мне смерти, дай мне живот[5]5
  Живт – жизнь.


[Закрыть]! Назовусь твоим меньшим братом, вместо отца почитать буду.

Иван-царевич взял его за руку, поднял с земли, поцеловал в уста и назвал своим меньшим братом.

– Слышал я, брат, что ты тридцать лет с бабой-ягою – золотой ногою воюешь. За что у вас война?

– Есть у неё полонянка-красавица, хочу добыть да жениться.

– Ну, – сказал царевич, – коли дружбу водить, так в беде помогать! Поедем воевать вместе.

Сели на коней, выехали в чистое поле. Баба-яга – золотая нога выставила рать-силу несметную. То не ясные соколы налетают на стадо голубиное, напускаются могучие богатыри на войско вражее! Не столько мечами рубят, сколько конями топчут. Прирубили, притоптали целые тысячи.

Баба-яга наутёк бросилась, а Иван-царевич за ней вдогонку. Совсем было нагонять стал, как вдруг прибежала она к глубокой пропасти, подняла чугунную доску и скрылась под землёю.

Иван-царевич и Белый Полянин накупили быков многое множество, начали их бить, кожи снимать да ремни резать. Из тех ремней канат свили, да такой длинный, что один конец здесь, а другой на тот свет достанет. Говорит царевич Белому Полянину:

– Опускай меня скорей в пропасть, да назад каната не вытаскивай, а жди: как я за канат дёрну, тогда и тащи!

Белый Полянин опустил его в пропасть на самое дно. Иван-царевич осмотрелся и пошёл искать бабу-ягу. Шёл, шёл, смотрит – за решёткой портные сидят.

– Что вы делаете?

– А вот что, Иван-царевич: сидим да войско шьём для бабы-яги – золотой ноги.

– Как же вы шьёте?

– Известно как: что кольнём иглою, то и казак с пикою, на лошадь садится, в строй становится и идёт войной на Белого Полянина.

– Эх, братцы! Скоро вы делаете, да не крепко. Становитесь-ка в ряд, я вас научу, как крепче шить.

Они тотчас выстроились в один ряд, а Иван-царевич как махнёт мечом, так и полетели головы. Побил портных и пошёл дальше.

Шёл, шёл, смотрит – за решёткою сапожники сидят.

– Что вы тут делаете?

– Сидим да войско готовим для бабы-яги – золотой ноги.

– Как же вы, братцы, войско готовите?

– А вот как: что шилом кольнём, то и солдат с ружьём, на коня садится, в строй становится и идёт войной на Белого Полянина.

– Эх, ребята! Скоро вы делаете, да не споро. Становитесь-ка в ряд, я вас получше научу.

Вот они стали в ряд. Иван-царевич махнул мечом, и полетели головы. Побил сапожников – и опять в дорогу.

Долго ли, коротко ли – добрался он до большого города. В том городе царские терема выстроены, в тех теремах сидит девица красоты неописанной.

Увидала она в окно добра молодца, зазвала к себе, расспросила, куда и зачем идёт. Он ей сказал, что ищет бабу-ягу – золотую ногу.

– Ах, Иван-царевич, ведь это меня ищет Белый Полянин, а баба-яга теперь спит непробудным сном, залегла на двенадцать суток.

Иван-царевич пошёл к бабе-яге – золотой ноге, застал её сонную, ударил мечом и отрубил ей голову. Голова покатилась и промолвила:

– Бей ещё, Иван-царевич!

– Богатырский удар и один хорош! – отвечал царевич, воротился в терема к красной девице, сел с нею за столы дубовые, за скатерти браные[6]6
  Брный – вытканный с узорами.


[Закрыть]. Наелся-напился и стал её спрашивать:

– Есть ли в свете краше тебя?

– Ах, Иван-царевич! Что я за красавица! Вот как за тридевять земель, в тридесятом царстве живёт у царя-змея королевна, так та подлинно красота несказанная.

Иван-царевич взял красную девицу за белую руку, привёл к тому месту, где канат висел, и подал знак Белому Полянину. Тот ухватился за канат и давай тянуть. Тянул, тянул и вытащил царевича с красной девицей.

– Здравствуй, Белый Полянин, – сказал Иван-царевич, – вот тебе невеста, живи, веселись, ни о чём не крушись! А я в змеиное царство поеду.

Сел на своего богатырского коня, попрощался с Белым Полянином и его невестою и поскакал за тридевять земель.

Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли – скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается – приехал он в царство змеиное, убил царя-змея, освободил из неволи прекрасную королевну и женился на ней. После того воротился домой и стал с молодой женою жить-поживать да добра наживать.

Сказка о Василисе, Золотой косе, Непокрытой красе, и об Иване Горохе

[7]7
  Русская народная сказка из сб. Б. Бронницына «Русские сказки». Художник Е. Трегубова.


[Закрыть]

Жил-был царь Светозар. У него, у царя, было два сына и красавица дочь. Двадцать лет жила она в светлом тереме. Любовались на неё царь с царицею, ещё мамушки и сенные девушки[8]8
  Сення двушка – служанка на посылках, находилась в сенях в прихожей, перед барскими комнатами.


[Закрыть], но никто из князей и богатырей не видал её лица, а царевна-краса называлась Василиса, Золотая коса. Никуда она из терема не ходила, вольным воздухом не дышала. Много было у ней и нарядов цветных, и каменьев дорогих, но царевна скучала: душно ей в тереме, в тягость покрывало! Волосы её густые, златошёлковые, не покрытые ничем, в косу связанные, упадали до пят, и царевну Василису стали люди величать: Золотая коса, непокрытая краса. Но земля слухом полнится: многие цари узнавали и послов присылали царю Светозару челом бить, царевну в замужество просить.

Царь не спешил. Только время пришло, и отправил он гонцов во все земли с вестью, что будет царевна жениха выбирать. Чтоб цари и царевичи съезжались-сбирались к нему пировать, а сам пошёл в терем высокий сказать Василисе Прекрасной. Царевне на сердце весело. Глядя из окошка косящатого[9]9
  Косящтое окно – с дощатыми косяками, в отличие от окна волокового – отверстия с задвижкой.


[Закрыть], из-за решётки золотой, на сад зелёный, лужок цветной, захотела она погулять. Попросила её отпустить в сад – с девицами поиграть.

– Государь-батюшка! – говорила она. – Я ещё свету божия не видала, по траве, по цветам не ходила, на твой царский дворец не смотрела. Дозволь мне с мамушками, с сенными девушками в саду проходиться.

Царь дозволил, и сошла Василиса Прекрасная с высокого терема на широкий двор. Отворились ворота тесовые[10]10
  Тесвые ворта – из дерева с твёрдой древесиной.


[Закрыть], очутилась она на зелёном лугу пред крутою горой. По горе той росли деревья кудрявые, на лугу красовались цветы разновидные. Царевна рвала цветочки лазоревые. Отошла она немного от мамушек – в молодом уме осторожности не было. Лицо её было открыто, красота без покрова…

Вдруг поднялся сильный вихорь, какого не видано было, не слыхано, людьми старыми не запомнено. Закрутило, завертело, глядь – подхватил вихорь царевну, понеслась она по воздуху! Мамки вскрикнули, ахнули, бегут, оступаются, во все стороны мечутся, но только и увидели, как помчал её вихорь! И унесло Василису, Золотую косу, через многие земли великие, реки глубокие, через три царства в четвёртое, в область Змея Лютого.

Мамки бегут в палаты, слезами обливаются, царю в ноги бросаются:

– Государь! Неповинны в беде, а повинны тебе. Не прикажи нас казнить, прикажи слово молвить: вихорь унёс наше солнышко, Василису-красу, Золотую косу, и неведомо куда.

Всё рассказали, как было. Опечалился царь, разгневался, а и в гневе бедных помиловал.

Вот наутро князья и королевичи в царские палаты наехали и, видя печаль, думу царскую, спросили его: что случилося?

– Грех надо мною! – сказал им царь. – Вихрем унесло мою дочь, дорогую Василису, косу золотую, и не знаю – куда.

Рассказал всё, как было.

Пошёл говор меж приезжими, и князья и королевичи подумали-перемолвились, не от них ли царь отрекается, выдать дочь не решается? Бросились в терем царевны – нигде не нашли её. Царь их одарил, каждого из казны наделил. Сели они на коней, он их с честью проводил. Светлые гости откланялись, по своим землям разъехались.

Два царевича молодые, братья удалые Василисы, Золотой косы, видя слёзы отца-матери, стали просить родителей:

– Отпусти ты нас, государь-отец, благослови, государыня-матушка, вашу дочь, а нашу сестру отыскивать!

– Сыновья мои милые, дети родимые, – сказал царь невесело, – куда ж вы поедете?

– Поедем мы, батюшка, везде, куда путь лежит, куда птица летит, куда глаза глядят. Авось мы и сыщем её!

Царь их благословил, царица в путь снарядила. Поплакали, расстались.

Едут два царевича. Близко ли путь, далеко ли, долго ли в езде, коротко ли, оба не знают. Едут год они, едут два, проехали три царства, и синеются-виднеются горы высокие, между гор степи песчаные: то земля Змея Лютого. И спрашивают царевичи встречных:

– Не слыхали ли, не видали ли, где царевна Василиса, Золотая коса?

И от встречных в ответ им:

– Мы её не знали, где она – не слыхали.

Дав ответ, идут в сторону.

Подъезжают царевичи к великому городу. Стоит на дороге предряхлый старик – и кривой и хромой, и с клюкой и с сумой, просит милостыни. Приостановились царевичи, бросили ему деньгу серебряную и спросили его: не видал ли он где, не слыхал ли чего о царевне Василисе, Золотой косе, непокрытой красе?

– Эх, дружки! – отвечал старик. – Знать, что вы из чужой земли! Наш правитель Змей Лютый запретил крепко-накрепко толковать с чужеземцами. Нам под страхом смерти заказано говорить-пересказывать, как пронёс мимо города вихорь царевну прекрасную.

Тут догадались царевичи, что близко сестра их родимая. Рьяных коней понукают, к дворцу подъезжают. А дворец тот золотой и стоит на одном столбе на серебряном, а навес над дворцом самоцветных каменьев, лестницы перламутровые, как крылья, в обе стороны расходятся-сходятся.

На ту пору Василиса Прекрасная смотрит в грусти в окошечко, сквозь решётку золотую, и от радости вскрикнула – братьев своих вдалеке распознала, словно сердце сказало. И царевна тихонько послала их встретить, во дворец проводить. А Змей Лютый в отлучке был. Василиса Прекрасная береглася-боялася, чтобы он не увидел их.

Лишь только вошли они, застонал столб серебряный, расходилися лестницы, засверкали все кровельки, весь дворец стал повёртываться, по местам передвигаться. Царевна испугалась и братьям говорит:

– Змей летит! Оттого и дворец кругом перевёртывается. Скройтесь, братья!

Лишь сказала, как Змей Лютый влетел и крикнул громким голосом, свистнул молодецким посвистом:

– Кто тут живой человек?

– Мы, Змей Лютый! – не робея, отвечали царевичи. – Из родной земли за сестрой пришли.

– А, это вы, молодцы! – крикнул Змей, крыльями хлопая. – Незачем бы вам от меня пропадать, здесь сестры искать. Вы братья ей родные, богатыри, да небль-шие!

И Змей подхватил на крыло одного, ударил им в другого и свистнул, и гаркнул. К нему прибежала дворцовая стража, подхватила мёртвых царевичей, бросила обоих в глубокий ров.

Залилась царевна слезами. Василиса, коса золотая, ни пищи, ни питья не принимала, на свет глядеть не хотела. Дня два и три проходит – ей не умирать стать, умереть не решилася, – жаль красоты своей, голода послушала, на третий покушала. А сама думу думает, как бы от Змея избавиться. И стала выведывать ласкою.

– Змей Лютый! – сказала она. – Велика твоя сила, могуч твой полёт, неужели тебе супротивника нет?

– Ещё не пора, – молвил Змей, – на роду моём написано, что будет мне супротивник Иван Горох, и родится он от горошинки.

Змей в шутку сказал, супротивника не ждал.

Надеется сильный на силу, а и шутка находит на правду. Тосковала мать прекрасной Василисы, что нет весточки о детях. За царевною царевичи пропали. Вот пошла она однажды разгуляться в сад с боярынями. День был знойный, пить царица захотела. В том саду из пригорка выбегала струёю ключевая вода, а над ней был колодезь беломраморный. Зачерпнув золотым ковшом воды чистой, как слезинка, царица пить поспешила и вдруг проглотила с водою горошинку…

Прошло несколько времени – родила она сына. Дали ему имя Иван Горох, и растёт он не по годам, а по часам, гладенький, кругленький! Глядит, усмехается, прыгает, выскочит, да в песке катается, и всё прибывает в нём силы, так что лет в десять стал могуч богатырь. Начал он спрашивать царя и царицу, много ли было у него братьев и сестёр, и узнал, как случилось, что сестру вихорь унёс неведомо куда, два брата отпросились отыскивать сестру и без вести пропали.

– Батюшка, матушка, – просится Иван Горох, – и меня отпустите. Братьев и сестру отыскать благословите.

– Что ты, дитя мое! – в один голос сказали царь и царица. – Ты ещё зеленёхонек-молодёхонек. Братья твои пошли да пропали, и ты, как пойдёшь, пропадёшь.

– Авось не пропаду! – сказал Иван Горох. – А братьев и сестры доискаться хочу.

Уговаривали и упрашивали сына милого царь с царицею, но в конце концов в путь-дорогу снарядили, со слезами отпустили.

Вот Иван Горох на воле, выкатился в чистое поле. Едет он день, едет другой, к ночи в лес тёмный съезжает. В лесу том избушка на курьих ножках от ветра шатается, сама перевёртывается. По старому присловью, по мамкину сказанью.

– Избушка, избушка, – молвил Иван, подув на неё, – стань к лесу задом, ко мне передом!

И вот повернулась к Ивану избушка, глядит из окошка седая старушка и молвит:

– Кого Бог несёт?

Иван поклонился, спросить торопился:

– Не видала ли, бабушка, вихря залётного? В какую он сторону уносит красных девиц?

– Ох-ох, молодец! – отвечала старуха, покашливая, на Ивана посматривая. – Меня тоже напугал этот вихорь, так что сто двадцать лет я в избушке сижу, никуда не выхожу: неравно налетит да умчит. Ведь это не вихорь, а Змей Лютый!

– Как бы дойти к нему? – спросил Иван.

– Что ты, мой свет, Змей проглотит тебя!

– Авось не проглотит!

– Смотри, богатырь, головы не спасти. А если вернёшься, дай слово из змеиных палат воды принести, которою всплеснёшься – помолодеешь! – примолвила она, через силу шевеля губами.

– Если добуду – принесу, бабушка! Слово даю.

– Верю на совесть твою. Иди же ты прямо, куда солнце катится. Через год дойдёшь до Лисьей горы, там спроси, где дорога в змеиное царство.

– Спасибо, бабушка!

– Не на чем, батюшка!

Вот Иван Горох пошёл в сторону, куда солнце катится. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Прошёл он три государства, дошёл и до змеиного царства.

Перед городскими воротами увидел он нищего – хромого, слепого старика с клюкой – и, подав милостыню, спросил его, нет ли в том городе царевны, Василисы молодой, косы золотой.

– Есть, да не велено сказывать, – отвечал ему нищий.

Иван догадался, что сестра его там. Добрый молодец смел, прибодрился и к палатам пошёл.

На ту пору Василиса-краса, Золотая коса, смотрит в окошко, не летит ли Змей Лютый, и приметила издалека богатыря молодого.

Знать об нём пожелала, тихонько разведать послала: из какой он земли, из какого рода, не от батюшки ли прислан, не от матушки ль родимой?

Услышав, что пришёл Иван, брат меньшой (а царевна его и в лицо не знавала), Василиса к нему подбежала, встретила со слезами.

– Беги поскорее, братец, – закричала, – беги! Скоро Змей будет, увидит – погубит!

– Сестрица любезная! – ответил Иван. – Не ты бы говорила, не я бы слушал. Не боюсь я Змея и всей силы его.

– Да разве ты – Горох, – спросила Василиса, коса золотая, – чтоб сладить с ним мог?

– Погоди, друг-сестрица, прежде напои меня. Шёл я под зноем, приустал с дороги, так хочется пить!

– Что же ты пьёшь, братец?

– По ведру мёду сладкого, сестрица любезная!

Василиса, коса золотая, велела принести ведро мёду сладкого, и Горох выпил ведро за один раз, одним духом. Попросил налить другое. Царевна приказать торопилась, а сама смотрела-дивилась.

– Ну, братец, – сказала, – тебя я не знала, а теперь поверю, что ты Иван Горох.

– Дай же присесть, немного отдохнуть с дороги.

Василиса велела стул крепкий придвинуть, но стул под Иваном ломается, в куски разлетается. Принесли другой стул, весь железом окованный, и тот затрещал и погнулся.

– Ах, братец, – вскричала царевна, – это стул Змея Лютого.

– Ну, видно, я потяжелее, – сказал Горох, усмехнувшись, встал и пошёл на улицу, из палат в кузницу.

И там заказал он старому мудрецу, придворному кузнецу, сковать посох железный в пятьсот пудов.

Кузнецы за работу взялись-принялись, куют железо, день и ночь молотами гремят, только искры летят. Через сорок часов был посох готов. Пятьдесят человек несут – едва тащат, а Иван Горох взял одной рукой – бросил посох вверх. Посох полетел, как гроза, загремел, выше облака взвился, из вида скрылся.

Весь народ прочь бежит, от страха дрожит, думая: когда посох на город упадёт, стены прошибёт, людей передавит, а в море упадёт – море расплеснёт, город затопит. Но Иван Горох спокойно в палаты пошёл, да только сказать велел, когда посох назад полетит.

Побежал с площади народ, смотрят из-под ворот, смотрят из окон: не летит ли посох? Ждут час, ждут другой, на третий задрожали, сказать прибежали, что посох летит. Тогда Горох выскочил на площадь, руку подставил, на лету подхватил, сам не нагнулся, а посох на ладони согнулся. Иван посох взял, на коленке поправил, разогнул и пошёл во дворец.

Вдруг послышался страшный свист – мчится Змей Лютый. Конь его, вихорь, стрелою летит, пламенем пышет. С виду Змей – богатырь, а голова змеиная. Когда он летит, ещё за десять вёрст весь дворец начнёт повёртываться, с места на место передвигаться, а тут Змей видит – дворец с места не трогается. Видно, седок есть! Змей призадумался, присвистнул, загаркал. Конь-вихорь тряхнул чёрною гривою, размахнул широкие крылья, взвился, зашумел. Змей подлетает ко дворцу, а дворец с места не трогается.

– Ого! – заревел Змей Лютый. – Видно, есть супротивник. Не Горох ли в гостях у меня? Скоро пришёл, богатырь. Я посажу тебя на ладонь одною рукою, прихлопну другою – костей не найдут.

– Увидим, – молвил Иван Горох.

А Змей с вихря кричит:

– Расходись, Горох, не катайся!

– Лютый Змей, разъезжайся! – отвечал Иван, посох поднял.

Змей разлетелся ударить Ивана, взоткнуть на копьё – промахнулся. Горох отскочил – не шатнулся.

– Теперь я тебя! – зашумел Горох, пустил в Змея посох и так огорошил, что Змея в куски разорвал, разметал. А посох землю пробил, ушёл через два в третье царство.

Народ шапки вверх побросал, Ивана царем величал. Но Иван тут, приметя кузнеца-мудреца, в награду, что посох скоро сработал, старика подозвал и народу сказал:

– Вот вам голова! Слушайте его, на добро радея, как прежде на зло слушали вы Лютого Змея.

Иван добыл живо-мёртвой воды, спрыснул братьев. Поднялись молодцы, протирая глаза, сами думают: «Долго спали мы. Бог весть, что сделалось!»

– Без меня и век бы вы спали, братья милые, други родимые, – сказал им Иван Горох, прижимая к ретивому сердцу.

Не забыл он взять и змеиной водицы. Корабль снарядил и по реке Лебединой с Василисой-красой, Золотою косой, поплыл в земли свои через три царства в четвёртое. Не забыл и старушки в избушке, дал ей умыться змеиной водицей: обернулась она молодицей, запела-заплясала, за Горохом бежала, в путь провожала.

Отец и мать встречали Ивана с радостью, с честью. Гонцов разослали во все земли с вестью, что возвратилась дочь их родная, Василиса, коса золотая.

В городе звон, по ушам трезвон, трубы гудят, бубны стучат, самопалы гремят. Василиса жениха дождалась, а царевичу невеста нашлась.

Четыре венца заказали, две свадьбы пировали. На радостях пир горой, мёд рекой!

Деды дедов там были, мёд пили, и до нас дошло, по усам текло, в рот не попало. Только ведомо стало, что Иван по смерти отца принял царский венец, правил со славой державой. И в роды родов славилось имя царя Гороха.