Текст книги "Секс в Средневековье"

Однако в православной церкви ритуальная чистота до какой-то степени распространялась и на жен священников. Мужчина не мог стать священником, если его жена не была девственницей к моменту заключения брака; если она была вдовой, или если у них был секс до брака, или даже если она была обручена, но брак не был консумирован, она была недостаточно целомудренна, чтобы стать женой священника. Возможно, эти ограничения отчасти восходят к Ветхому Завету, запрещавшему священникам жениться на вдовах или разведенных женщинах.

Взглянув на то, как средневековые христиане осмысляли свою социальную структуру, мы можем оценить, как фундаментальное разделение западного общества на клириков и мирян понималось с точки зрения сексуальности. Пожалуй, сегодня нам больше всего знакомо деление общества на тех, кто молится, тех, кто воюет, и тех, кто работает. Это разделение стало популярным в XI веке, и исследователи заметили, что оно не учитывает в первую очередь женщин, но также и торговцев. Были и иные классификации, которые упорядочивали средневековое понимание общества. Одна из них – простое деление на клириков и мирян, но некоторые авторы, особенно в XII веке, формулировали это как различия между «женатыми», «вдовцами» и «девственниками», причем последние часто приравнивались к монахам и монахиням; или же различие проводилось между прелатами, целомудренными и женатыми. Сексуальный статус был ключевым для различия клириками и мирянами, так что мы можем сказать, что целомудрие было сексуальной идентичностью, которая для средневековых людей была неотъемлемой составляющей понимания себя и своей роли в жизни.

Целомудрие как добровольный выбор

Как священники, так и монахи (равно как и монахини) воспринимали сексуальное воздержание как неотъемлемую часть своей идентичности. То же было верно и для некоторых мирян. В рассказах о святых, которые жили в миру (таких в Средние века было меньшинство), зачастую повествуется об их борьбе за сохранение целомудрия. Кристина Маркьятская, жившая в Англии в XII веке, посвятила свою девственность Христу. Ее родители были аристократами и хотели выдать ее замуж из политических соображений: они дошли до того, что подговорили ее жениха изнасиловать ее, но она умудрилась даже в брачную ночь убедить его хранить целомудрие в браке. Кристина в итоге стала затворницей и всю жизнь блюла целомудрие, хотя составивший ее жизнеописание монах, по-видимому, преуменьшил духовное значение этого статуса. За время своей жизни она несколько раз заводила страстные дружеские отношения с мужчинами, включая затворника по имени Роджер и аббата монастыря Сент-Олбанс. Некоторое время она жила с неназванным священником, и они воспылали друг к другу страстью, и только молитвы могли принести ей облегчение. На тот момент Кристина еще не принесла монашеские обеты: она сделала это несколько позднее. В XII веке миряне – по крайней мере женщины – могли избрать целомудренную жизнь, жизнь затворника, не присоединяясь при этом к религиозному ордену, и многие, если не все (за исключением, например, родителей Кристины) уважали этот выбор. Были и другие примеры глубокой духовной дружбы – например, между Госцелином Кентерберийским и Евой Уилтонской – которые походили на дружбу Кристины с Роджером и с аббатом Джоффри: это была глубокая и пылкая духовная близость.

Однако целомудрие несло в себе и опасности. В частности, в XII веке несколько еретических сект проповедовали, что все плотское, включая сексуальный опыт, есть зло. Эта мысль далее могла развиваться в нескольких направлениях. Первое из них – антиномизм, то есть отрицание установленных законов: если секс был придуман дьяволом, то даже таинство брака не могло очистить его. Блуд, прелюбодеяние, содомия, инцест – людям можно делать что угодно, ведь все это ничуть не хуже секса в супружеской паре. Правоверные авторы часто обвиняли еретиков в антиномизме, но мы не можем знать, насколько это справедливо: единственные дошедшие до нас источники настроены по отношению к таким течениям враждебно.

Второе направление развития такой ереси – что душу создал Бог, а тело дьявол – состоит в полном отрицании всего плотского, включая секс. Жерар Камбрейский в начале XI века писал, что, по мнению еретиков, «состоящих в браке нельзя считать истинными христианами». Разумеется, Жерар не хотел заклеймить как еретиков всех, кто отказывался от сексуальной активности, поскольку священники, монахи и монахини должны были хранить целомудрие. Он утверждал, что поскольку «между мужами мира и мужами церкви есть отличия, их следует проводить и в их поведении»[59]59
  Gérard of Cambrai, “Acta synodi Atrebatensis in Manichaeos,” 10, PL, 142:1299.


[Закрыть]. Именно еретики чаще порицали сексуальную активность у мирян – не сексуальную активность в целом.

Раз целомудрия обычно требуют еретики, то любой отказ от секса – если только человек не принес монашеские обеты – будет выглядеть подозрительно. Ральф Коггсхоллский пишет, что в 1170-х годах Гервасий Тильберийский обвинил одну молодую женщину из Реймса в ереси на основании того, что он ее домогался, а она ему отказала, поскольку «если я потеряю девственность и оскверню свое тело, душа моя без сомнения будет проклята навечно, и не будет ей спасения». Разумеется, в данной ситуации священник угрожал обвинить женщину в ереси, чтобы склонить ее к сексу, но здесь важно, что ему поверили и что ту женщину сожгли вместе с другими, на которых она указала[60]60
  Ralph of Coggeshall, Chronicon Anglicanum, ed. Joseph Stevenson, Rerum Britannicarum Medii Aevi Scriptores 66 (London: Her Majesty’s Stationery Office, 1875), 121–4.


[Закрыть]. Желание хранить девственность, а также идея о том, что любая сексуальная активность мешает спасению – особенно когда ее не поддерживает какой-либо религиозный орден – могло привести к печальным последствиям. Начиная с XII века и до конца Средневековья (и даже позднее) некоторые авторы использовали обвинения в сексуальных отклонениях – в том числе в содомии и групповом сексе, чтобы изобразить определенные религиозные группы как еретические.

В XII веке вокруг темы целомудрия были построены дискуссии о различиях между духовенством и мирянами и о еретичестве некоторых движений – но не только: целомудрие также было крайне важной темой литературы артуровского цикла, расцвет которой пришелся как раз на эту эпоху. Из всех рыцарей, разыскивавших святой Грааль, только Персиваль и Галахад оказались достаточно чисты, чтобы найти его, поскольку они блюли целомудрие. Их твердость характера вызывает восхищение – однако она несколько неуместна в мире артуровских легенд, где доблесть рыцаря часто оценивалась по умению завоевать любовь женщины. Мир рыцарей вращается вокруг любви, и поиск Грааля иногда кажется для этого мира чужеродным. Исследователи часто связывали появление сюжетов о поиске Грааля, где так важно целомудрие, с влиянием церкви на народную традицию. Как бы то ни было, развитие этой литературной темы показывает, что идея о сексуальной чистоте распространилась на куда более широкую аудиторию, нежели только церковная элита. Однако Церковь настаивала на том, что избравшие сексуальное воздержание миряне должны получить ее одобрение. Начиная с XIII века церковь пыталась более тщательно контролировать духовную жизнь людей, требуя формальных клятв и вхождения в религиозный орден от тех, кто принял решение никогда не вступать в брак. Такое решение было столь популярным у итальянских женщин в период позднего Средневековья, что для женщин были организованы так называемые третьи ордена при францисканцах и доминиканцах. Терциарки не становились полноценными членами ордена, и на них не лежала обязанность наставлять людей, как на монахах; а кроме того, они не жили общиной, как, например, монахини святой Клары Ассизской, связанные с орденом францисканцев. История Екатерины Сиенской (1347–1380), одной из самых знаменитых терциарок доминиканского ордена и одной из четырех женщин, получивших звание Учителя Церкви, демонстрирует роль целомудрия в жизни такой женщины. Екатерина с раннего детства знала, что она не выйдет замуж, и сама идея о сексуальных отношениях вызывала у нее отвращение. С трудом, но она сумела уговорить родителей не выдавать ее замуж, а другие женщины, по-видимому, последовали ее примеру – или же их биографы следовали шаблону, заданному исповедником и биографом Екатерины, Раймондом Капуанским. Ее история напоминает нам о современных геях и лесбиянках, которые говорят, что с очень юного возраста осознавали свои сексуальные предпочтения. Некоторые избирали целомудрие во взрослом возрасте, но некоторые чувствовали, что они словно были призваны к нему с рождения.

Но не у всех получалось его сохранить, поскольку многих выдавали замуж силой. Например, Анджела из Фолиньо – еще одна средневековая святая родом из Италии – молилась о смерти своего мужа, матери и детей, чтобы она могла отринуть все мирское. «А так как вступила я на указанный выше путь и просила Бога, чтобы он освободил меня от того, что было мне всего дороже на земле, то и получила я от смерти их великое утешение, хоть и много скорбела о них». Она искала не столько спасения от сексуальных отношений, сколько спасения от ответственности и от заботы о семье: она хотела сосредоточиться на небесном. Тем не менее, она молилась Богу и о том, чтобы Он дал сил «соблюдать сказанное, т. е. целомудрие, и охранил чувства мои»[61]61
  The Book of Blessed Angela of Foligno, 1:1, in Angela of Foligno, Complete Works, trans. Paul Lachance (New York: Paulist Press, 1993), 126. Откровения блаженной Анджелы, перевод Л. П. Красавина и А. П. Печковского.


[Закрыть].

История Анджелы из Фолиньо показывает, как социальные нормы навязывают семейную жизнь человеку, который чувствует призвание к целомудрию – или, как мы бы могли сказать сегодня, имеет соответствующую ориентацию. И мужчины, и женщины чувствовали давление со стороны семей. Например, как утверждают биографы Фомы Аквинского (1225/1227–1274), его семья приложила немало усилий к тому, чтобы пошатнуть его веру в свое призвание – включая заточение в крепости и попытки подослать ему женщину, которая должна была его соблазнить (впрочем, они пытались только пошатнуть его уверенность в желании присоединиться к доминиканскому ордену и стать аббатом, а не заставить его жениться). Когда они ввели «легкомысленно одетую» женщину в его комнату, «и он почувствовал томление плоти, которое он всегда держал в подчинении рассудка», он выгнал ее из комнаты горящей палкой и молился о «поясе целомудрия». Когда он заснул, ему явились два ангела, которые даровали ему такой пояс. С тех пор «его девственность, которая так и не была побеждена в такой серьезной борьбе, до самой его смерти оставалась неоскверненной»[62]62
  William of Tocco, Ystoria sancti Thome de Aquino, ed. Claire le Brun-Gouanovic (Toronto: Pontifical Institute of Medieval Studies, 1996), ch. 11:112–13.


[Закрыть]. То, как Фома Аквинский сопротивлялся давлению семьи, считалось особенно добродетельным; другие, менее праведные фигуры, без сомнения, уступали.

Некоторые женщины и мужчины сумели реализовать внутреннее стремление к целомудрию даже в браке. Согласно учению церкви, ни один из супругов не мог отказать другому в сексуальном контакте; если же отвергнутый супруг обратился к мастурбации или поддерживал внебрачные сексуальные отношения, то в этом грехе был повинен именно тот, кто отказал ему. По мнению многих средневековых авторов, согласие на сексуальный контакт исключительно в рамках исполнения супружеских обязанностей (и ни по какой иной причине) не могло запятнать целомудрия. Более сурово настроенные специалисты по церковному праву вроде Угуция Пизанского (работал прибл. в 1188) считали, что некий элемент греха при совокуплении присутствовал всегда, но иные авторы вроде Роланда (работал прибл. в 1150) считали половой акт по требованию супруга, то есть исполнение своего долга, проявлением добродетели. Тем не менее, избежать секса – не отказав супругу, но наставив его на путь целомудрия – считалось еще большей добродетелью. В некоторых текстах описывался полностью целомудренный брак; в иных сюжетах супруги избрали целомудрие после рождения достаточного количества детей, то есть предварительно обеспечив непрерывность наследования.

Как ни странно, западная церковь не поощряла воздержание в браке. Отчасти это могло быть связано с тем, что такой брак размывал бы границы между духовенством и мирянами, а значит – ставил под угрозу идею об особенной чистоте священников и монахов. Возможно, женщины чаще мужчин были заинтересованы в целомудренных браках, и священники не хотели выслушивать обвинения в том, что они поощряют жен восставать против своих мужей. Целомудрие в браке считалось благом, но только если оно было избрано обоими супругами. В некоторых сюжетах – например, в жизнеописании святого Алексия – мужчины избирают воздержание в браке иногда убедив своих жен, а иногда, как в случае святого Алексия, сбежав от невесты в первую брачную ночь.

Сложно распутать все мотивы, которые могут подтолкнуть человека к решению хранить целомудрие в браке. Безусловно, такое решение отчасти может быть связано с призванием или ориентацией к сексуальному воздержанию, а может быть – с верой в то, что сексуальная активность мешает достичь святости. Тем не менее, свою роль в этом должны были играть и социальные факторы. Должно быть когда супруги не выбирали своих партнеров сами, секс иногда казался им обязательством, а не приятным для обоих занятием.

Возможно, для женщин воздержание было способом избежать беременности, связанной с рисками для здоровья и последующей необходимостью растить и воспитывать детей. Тем не менее, источники, повествующие о целомудрии в браке – это преимущественно жизнеописания тех людей, которых считали святыми. Такие тексты были написаны духовными лицами, которые хотели изобразить этих людей как можно более высокодуховными, и они не писали о целомудрии в браке как способе улучшить положение мирянок: это уже современная интерпретация источников, хотя вполне правдоподобная.

В период высокого Средневековья для женщин было написано множество трактатов о девственности – возможно, по их запросу. Но женщинам не было нужно соответствовать идеалу физической девственности, пример которого они видели у святых, чтобы извлечь пользу из их примера. Не только монахини и затворницы могли оценивать себя по стандартам святых, но и те, кого Джоселин Воган-Браун назвала «почтенные девы» – то есть замужние женщины или вдовы, которые пытались вести святую жизнь в своих жизненных обстоятельствах. Молитвой и покаянием они могли попытаться восстановить свою девственность. Как утверждает Воган-Браун, различие между браком и девственностью «не всегда заключалось в сексуальной активности»; замужние женщины, вступавшие в сексуальные отношения с мужьями ради рождения детей, также могли претендовать на определенную добродетельность, связанную с девственностью[63]63
  Jocelyn Wogan-Browne, Saints’ Lives and Women’s Literary Culture c. 1150–1300: Virginity and Its Authorizations (Oxford: Oxford University Press, 2001), 47–8.


[Закрыть].

Итак, от женщин не всегда требовалась телесная непорочность, и то же верно в отношении мужчин. Джон Арнольд утверждал, что для мужчин целомудрие значило постоянную борьбу с искушением, но девственность означала, что мужчина преодолел плотские желания, чаще всего благодаря божественному вмешательству, и достиг состояния апатейи, как его называли греки. Хотя женское целомудрие считалось редкостью, поскольку женщины порочны по природе своей, мужское целомудрие было достижимо в результате упорного труда и было проявлением мужской силы.

Разные социальные группы в Средние века понимали и обосновывали выбор целомудрия по-разному. Большая часть дошедших до нас текстов о целомудрии была написана мужчинами, принявшими обет безбрачия, однако есть и другой корпус текстов, авторы которых занимают иную позицию: это тексты о медицине. Большинство крупных авторов, писавших в Средние века о медицине, – примером может послужить Альберт Великий – также были богословами, и большая часть тех, кто получил главным образом медицинское образование, зачастую были рукоположены в священники. Тем не менее, в своих взглядах на секс они иногда расходились с теми, кто рассматривал его с точки зрения морали – хотя мораль не всегда можно отделить от вопросов медицины. Моника Грин описывает историю супружеской пары, жившей в XIV веке в Марселе – Эльзеара Сабранского и его жены Дельфины Пюимишельской, которые были женаты уже несколько лет, но у них не было детей. Их семьи попросили известного врача Арнольда из Виллановы осмотреть их и установить причины бесплодия, чтобы затем его вылечить. Супруги признались Арнольду, что они втайне поклялись хранить целомудрие. По словам биографа, который хотел представить Эльзеара и Дельфину святыми, на Арнольда это произвело большое впечатление, и он сообщил их семьям, что оба супруга страдали от неизлечимого заболевания, которое препятствовало зачатию. Так как проблема затрагивала их обоих, согласно церковным законам, их брак нельзя было аннулировать[64]64
  “Vida de Sancta Delphina, Vergis,” 4:3, in Vies Occitanes de Saint Auzias et de Sainte Dauphine, ed. P. Jacques Cambell (Rome: Pontificum Athenaeum Antonianum, 1963), 160–3.


[Закрыть]. Как бы то ни было, доподлинно известно одно: Арнольд стал одним из самых важных авторов, писавших о бесплодии. Показательно, что в этой истории пара должна была скрывать тот факт, что они поклялись хранить целомудрие. Церковь ценила целомудрие намного выше деторождения, но семьи, которые хотели продолжить род, могли иметь другие приоритеты.

С медицинской точки зрения сексуальное воздержание в некоторых случаях считалось вредным. Разумеется, средневековая медицина многим обязана греческим и арабским медицинским трактатам – то есть плодам тех культур, которые не считали целомудрие духовной добродетелью. Некоторые считали, что регулярная эякуляция необходима мужчинам, чтобы поддерживать баланс гуморов в теле. Средневековая медицинская теория придерживалась мнения о том, что в теле человека текут четыре жидкости – кровь, флегма, желтая желчь и черная желчь, – и их соотношение определяло характер и здоровье человека. Считалось, что мужская сперма – равно как и молоко у женщин – является продуктом крови, и если позволить ей накапливаться, можно получить дисбаланс гуморов, хотя поллюции отчасти смягчают эту проблему. Разумеется, чрезмерная невоздержанность, как считалось, может привести к таким же – если не худшим – проблемам.

Во многом это касалось и женщин тоже, поскольку, согласно средневековым теориям о человеческом теле, в определенных отношениях мужское и женское тело гомологичны. По некоторым вопросам – включая вопрос о том, существует ли женская эякуляция – медики значительно расходились во мнениях, но многие считали, что она существует и в умеренных количествах полезна для женского здоровья. Девственность для женщин считалась особенно нездоровой. Считалось, что женщинам присуща более холодная натура, чем у мужчин, и в женском теле больше скверны (именно поэтому у женщин есть менструации). Излишки гуморов у мужчин считались более чистыми, и они выходили в поллюциях, для женщин нехарактерных. В некоторых книгах для повитух указывается, что удержание семени у вдов и девственниц вызывает боль, но ее может облегчить повитуха путем определенных манипуляций с гениталиями женщины – что, возможно, является намеком на мануальную стимуляцию. С другой стороны, медицинские тексты умалчивают о какой-либо пользе девственности для здоровья – что весьма примечательно.

Авторы медицинских текстов также признавали, что сила сексуального влечения у разных людей может быть разной. Эта идея могла бы послужить аргументом к тому, что некоторые люди больше расположены к целомудрию, нежели другие – однако на практике это встречалось редко. Чаще авторы приходили к выводу о том, что это может привести к проблемам в супружеских парах, где сексуальное влечение одного супруга было намного слабее, чем у другого, или где недостаток влечения мешал зачать ребенка. Для средневековых медицинских текстов проблемой было бесплодие, а не импотенция или фригидность; бесплодие же могло быть вызвано анатомическими проблемами, которые мешали одному из супругов вступать в сексуальный контакт. Однако в целом, несмотря на разъяснения авторов медицинских трактатов, в невозможности зачать ребенка чаще всего обвиняли женщину, хотя для нее как пассивного партнера сексуальное влечение не было обязательным.

Итак, богословы подчеркивали, что целомудрие тела без непорочности души возможно, но не ведет к спасению. Целомудрие тела было необходимо для спасения, хотя состоящий в браке человек мог считаться целомудренным, если он (или она) вступал в сексуальные отношения только ради рождения детей или исполнения супружеского долга. Однако авторы медицинских текстов предложили еще ряд теорий, которые помогали ответить на вопрос о том, возможно ли хранить непорочность души без телесного целомудрия.

Так, возникает вопрос насчет изнасилования: можно ли считать целомудренной женщину, которую заставили вступить в сексуальный контакт против воли? Некоторые авторы считали, что нет. В одном широко известном средневековом exemplum (то есть истории, которую могли включать в проповедь в качестве иллюстрации определенного тезиса) рассказывается о женщине, которая обвинила некого мужчину в изнасиловании. Судья обязал мужчину выплатить ей определенную сумму в качестве компенсации за потерю девственности, а после того, как мужчина ей заплатил, судья велел ему следовать за ней и силой забрать у нее деньги. Она так яростно защищалась, что он не смог этого сделать и вернулся в суд с пустыми руками. Судья снова вызвал ту женщину, забрал у нее деньги и сказал, что она солгала: «Если бы она хранила сокровище своей девственности так же, как деньги, его бы никогда у нее не отняли»[65]65
  Étienne de Bourbon, Anecdotes historiques, légendes et apologues, tirés du recueil inédit d’Étienne de Bourbon, Dominicain du XIIIe siècle, ch. 502, ed. A. Lecoy de la Marche (Paris: Librairie Renouard, 1877), 432.


[Закрыть]. Эта история отражает распространенное в Средние века мнение, что женщина является соучастницей насилия: она считалась нечистой не из-за того, что было над ней сделано, но из-за того, что она позволила этому случиться. В других же сюжетах о попытке изнасилования, в частности в житиях раннехристианских святых, женщины либо находятся под защитой Господа (который спутывает сознание насильника, делает женщину невидимой или какой-либо еще хитростью защищает ее), или же выбирают смерть вместо бесчестия. Авторы нескольких текстов утверждали, что изнасилованная женщина по-прежнему может считаться целомудренной, если она не выразила согласие на секс, но эта позиция была очень слабо представлена в литературе для широкой аудитории. Согласно тогдашней теории деторождения, для зачатия необходимо и мужское, и женское семя; следовательно, зачатие не могло произойти без эякуляции обоих партнеров, а это значит, что оба они должны были чувствовать удовольствие. Эта теория была удобна замужним женщинам, чьи мужья должны были обеспечить им удовольствие от секса и эякуляцию (скорее всего, под этим подразумевалось то, что мы сейчас называем оргазмом), чтобы они могли зачать ребенка – но плохо влияла на правовые нормы о насилии. Если женщина забеременела в результате изнасилования, это значило, что она дала свое согласие на секс, поскольку для зачатия она должна была почувствовать удовольствие[66]66
  Представление о том, что женщины не могут зачать без оргазма – а значит, если женщина забеременела, то она не была изнасилована – вернулось в общественный дискурс в 1980-х годах по меньшей мере в двух законодательных собраниях США: ссылаясь на эту идею, законотворцы утверждали, что нет никакой необходимости добавлять в запрет на аборты какие-либо исключения. В 1988 году Стивен Фрейнд из округа Делавэр (штат Пенсильвания) утверждал, что при изнасиловании женщины не могут зачать ребенка, поскольку у женщин в таких случаях выделяется «определенный секрет», который препятствует зачатию. Генри Олдридж из округа Питт (штат Северная Каролина) в 1985 году заявлял, что женщина не может забеременеть, если ее изнасиловали, поскольку в этом случае «не текут соки». Тодд Акин, член Палаты представителей США и кандидат в сенаторы от штата Миссури (2012), заявил, что «если это и правда изнасилование, женское тело может отключить всю эту систему». Избиратели могли по праву гордиться тем, что их законотворцы остаются на острие науки образца XIV века.


[Закрыть]. Следовательно, она не могла оставаться непорочной в душе.

Однако некоторые авторы утверждали, что женщина могла испустить семя и против своей воли. Возможно, говорили они, воля человека здесь не имеет силы, а удовольствие живет только в теле, но не в сознании. Здесь можно провести параллель с поллюцией, которая считалась грехом, если человек предавался похотливым мыслям днем или перед сном или же если он не был умерен в еде и питье; однако он мог быть невиновен, если он не сделал ничего, что могло бы спровоцировать поллюцию, которая проистекла исключительно от избытка семени. Но пусть медики и утверждали, что поллюция – это вполне здоровое явление, благодаря которому тело избавляется от излишних гуморов, богословы утверждали, что наивысшей добродетелью было бы умертвить плоть и подчинить ее своей воле настолько, чтобы невольный оргазм просто не мог произойти. Хотя твердая воля является добродетелью даже если тело человека слабо, добродетельному мужчине не снятся возбуждающие сны, а добродетельная женщина не забеременеет после изнасилования.