Текст книги "Застигнутый врасплох"

Глава 4

Помещение, в котором оказался Вексфорд, очевидно, использовалось как кладовая. У стен были сложены пирамидки березовых поленьев, пустые полки над ними ждали нового урожая яблок и груш. Повсюду царили чистота и порядок.

Другой комнаты на первом этаже не было, впрочем, как и признаков присутствия мистера Дэниса Виллерса, и Вексфорд стал подниматься по лестнице. Дубовые ступени привели его к наклонному проходу в толстой стене, напоминавшему туннель. Из-за единственной двери в дальнем конце слышались тихие голоса. Инспектор постучал. Миссис Кэнтрип приоткрыла дверь и прошептала:

– Я сказала ему. Вам от меня еще что-нибудь нужно?

– Нет, благодарю вас, миссис Кэнтрип.

Экономка вышла; лицо ее было пунцовым. Когда она покидала дом, полутьму нижней комнаты прорезал луч света. Помедлив немного, Вексфорд переступил порог кабинета Виллерса.

Преподаватель древних языков не поднялся из-за письменного стола, а лишь повернул к Вексфорду мрачное, застывшее лицо и произнес:

– Доброе утро, старший инспектор. Чем могу быть полезен?

– Это неприятно, мистер Виллерс, но я вас долго не задержу. Несколько вопросов, если не возражаете.

– Разумеется. Может, присядете?

Вексфорд огляделся. Большая, довольно холодная комната, с темными деревянными панелями на стенах. Маленькие окна заслоняют пучки листьев. На полу – квадратный ковер. Мебель – диван с набивкой из конского волоса, два викторианских кресла с кожаными сиденьями, стол с раздвижными ножками и откидной крышкой – вероятно, отслужил свое в главном особняке. Письменный стол Виллерса был завален листами бумаги, раскрытыми справочниками, жестяными коробочками из-под скрепок, пустыми сигаретными пачками. С одного краю примостилась стопка новеньких книг, одинаковых, таких же, как Вексфорд видел на прикроватном столике Найтингейла: «Влюбленный Вордсворт» Дэниса Виллерса, автора «Вордсворт в Грасмире» и «Нет ничего прекрасней».

Прежде чем сесть, Вексфорд взял верхнюю книгу из стопки, точно так же, как брал книгу в спальне, но на этот раз не пролистал, а перевернул, чтобы рассмотреть портрет Виллерса на последней странице суперобложки. Удачный снимок, сделанный несколько лет назад.

Мужчине, который сидел перед ним, бесстрастно наблюдая за этими манипуляциями, на вид было около пятидесяти. «Когда-то, – подумал Вексфорд, – он был белокур и хорош собой, очень похож на убитую сестру, но время или, возможно, болезнь не оставили и следа от былой красоты. Да, скорее всего, болезнь. Такими бывают люди, умирающие от рака». Вексфорд помнил: их лица выглядят изможденными, кожа высыхает и сморщивается, приобретает желтовато-серый оттенок, голубые глаза выцветают, становясь блекло-серыми. В Виллерсе поражали болезненная худоба и абсолютно бескровные губы.

– Я понимаю, какое это для вас потрясение, – начал Вексфорд. – Сожалею, что никто вам не сообщил новость раньше.

Тонкие бесцветные брови Виллерса слегка приподнялись. Лицо было недовольным и надменным.

– Откровенно говоря, – произнес он, – не вижу большой разницы. Мы с сестрой не испытывали друг к другу особой привязанности.

– Могу я спросить почему?

– Можете, и я вам отвечу. Причина в том, что у нас не было ничего общего. Моя сестра была пустоголовой, легкомысленной женщиной, а я… ну, меня не назовешь пустоголовым, легкомысленным мужчиной. – Виллерс опустил взгляд на пишущую машинку. – Тем не менее полагаю, работать сегодня было бы не очень прилично, правда?

– Насколько мне известно, вы с женой провели вчерашний вечер в Майфлит Мэнор, мистер Виллерс?

– Совершенно верно. Играли в бридж. В половине одиннадцатого мы откланялись, поехали домой и легли спать.

Виллерс говорил резко и отрывисто, в его голосе чувствовалось раздражение, готовое прорваться в любую минуту. Он закашлялся и прижал ладонь к груди.

– У меня бунгало около Кластервела. Дорога отсюда вчера вечером заняла около десяти минут. Мы с женой сразу же легли спать.

Очень складно и кратко, подумал Вексфорд. Возможно, отрепетировано заранее.

– Какой показалась вам вчера сестра? Такой же, как обычно? Или была чем-то взволнована?

Виллерс вздохнул. Скорее устало, чем печально, решил Вексфорд.

– Точно такой же, как всегда, старший инспектор. Щедрая хозяйка дома, всеобщая любимица. Бридж у нее всегда отвратителен, но вчера был не хуже и не лучше обычного.

– Вы знали о ее ночных прогулках по лесу?

– Я знал о ее ночных прогулках в парке. Вероятно, ей хватило глупости пойти дальше, и вот чем все закончилось.

– Именно поэтому известие о ее смерти вас не удивило?

– Напротив, очень удивило. И, естественно, потрясло. Но теперь, по зрелом размышлении, это не кажется мне таким уж странным. Одинокая женщина, прогуливающаяся в безлюдных местах, может стать жертвой убийцы. По крайней мере, мне так говорили. Газет я не читаю. Такого рода истории меня не интересуют.

– Вы ясно дали понять, что не любили сестру. – Вексфорд окинул взглядом большую, тихую комнату. – Но в таком случае странно видеть вас в числе тех, кто пользовался ее щедростью.

– Я пользовался щедростью зятя, старший инспектор.

Побледнев от гнева или иных непонятных Вексфорду чувств, Виллерс вскочил с кресла.

– Желаю вам доброго утра. – Он распахнул дверь, выходившую прямо в черную пасть лестницы.

Вексфорд встал и направился к выходу. Посреди комнаты он вдруг остановился и в изумлении посмотрел на Виллерса. Тот и раньше выглядел хуже некуда – больным, похожим на труп. Но теперь его лицо стало абсолютно белым, лишившись даже своего серовато-желтого оттенка.

Встревоженный, Вексфорд бросился к нему. Виллерс издал какой-то тихий, странный звук и без чувств упал инспектору на руки.

– Итак, что мы имеем, – сказал доктор Крокер, судмедэксперт и приятель Вексфорда. – Элизабет Найтингейл была отлично питавшейся и очень хорошо сохранившейся женщиной лет сорока.

– Сорока одного, – уточнил Вексфорд, снимая плащ и вешая его на крючок за дверью кабинета. – В углу письменного стола его ждали присланные из буфета две порции сэндвичей с говядиной и термос с кофе. Он уселся в большое вращающееся кресло и, с сомнением посмотрев на верхний сэндвич, который начал загибаться по краям, со вздохом принялся за него.

– Причиной смерти, – продолжил врач, – стал проломленный череп и многочисленные повреждения мозга. Как минимум дюжина ударов, причем не очень тупым металлическим предметом. То есть это не топор или нож, но нечто с острыми краями, в отличие, например, от трубы или кочерги. Смерть наступила – ну, ты знаешь, точное время указать очень сложно, – скажем, между одиннадцатью и часом ночи.

Берден сидел у стены. Над его головой висела официальная карта района Кингсмаркхэм, на которой темный массив Черитонского леса был похож на силуэт приготовившегося к прыжку кота.

– Осмотр сада и леса пока результатов не дал, – сообщил он. – Как вы думаете, что это могло быть за орудие?

– Это не входит в мои обязанности, Майк, старина.

Крокер подошел к окну и посмотрел вниз, на Хай-стрит. Возможно, знакомый вид показался ему скучным, потому что он дыхнул на стекло и принялся пальцем рисовать какой-то узор, похожий на схему органов дыхания человека.

– Понятия не имею. Может, металлическая ваза или даже кухонная утварь. Декоративная пепельница, каминные щипцы или пивная кружка.

– Думаешь? – презрительно фыркнул Вексфорд, не прекращая жевать. – Парень идет в лес, чтобы убить женщину, вооружившись взбивалкой для яиц или кастрюлей, так? Или малый видит свою жену, которая крутит любовь с другим мужчиной, хватает резную серебряную вазу, которая случайно оказалась у него в кармане, и лупит супругу по голове этой вазой?

– Не хочешь ли ты сказать, – врач был шокирован, – что в числе подозреваемых у тебя значится и Квентин Найтингейл, один из столпов нашего общества?

– Но ведь он тоже человек, правда? И тоже подвержен страстям. Честно говоря, я бы поставил на ее брата, этого Виллерса. Только он выглядит настолько больным, будто не способен управиться с ножом и вилкой, не говоря уже о том, чтобы трахнуть кого-нибудь сковородкой.

Вексфорд доел сэндвичи и снял крышку с термоса. Потом глотнул кофе и задумчиво посмотрел на доктора.

– Я говорил с Виллерсом. Помимо всего прочего, он выглядел очень больным человеком. Желтая кожа, дрожащие руки и все такое. А когда я уходил, он упал в обморок. Сначала мне показалось, что Виллерс умер, однако вскоре он пришел в себя, и я отвел его в особняк.

– Виллерс мой пациент. – Крокер стер рисунок ладонью, открыв Вексфорду любимый пейзаж из старинных крыш и старых сассекских деревьев. – Найтингейлы лечатся частным образом у какой-то большой шишки, но Виллерс уже много лет наблюдается у меня.

– И ты, – желчно произнес Вексфорд, – будучи истинным жрецом медицинской веры, намерен свято хранить его диагноз в своем гиппократовском чреве.

– Конечно – было бы что хранить. Дело в том, что он так же здоров, как ты.

Крокер окинул взглядом массивное тело Вексфорда, посмотрел на красные прожилки у него на лбу.

– Даже здоровее, – серьезно прибавил он.

Вексфорд не без труда втянул живот и выпрямился в кресле.

– Удивительное дело. Я подумал, что у него рак; но должно быть, некая душевная мука «снедает жар его ланит»[13]13
  У. Шекспир, «Двенадцатая ночь». (Перевод М. Лозинского.)


[Закрыть]. Вроде угрызений совести. Сколько ему лет?

– Ну… – Доктор Крокер поерзал.

– Эй, брось. Возраст мужчины – это не то, в чем он признается только за стерильной зеленой ширмой какого-нибудь шарлатана психиатра.

– Ему тридцать восемь.

– Тридцать восемь! А выглядит на десять лет старше и очень больным. Господи, да по сравнению с ним Майк просто подросток.

Две пары внимательных глаз уставились на Бердена, который скромно отвел взгляд, при этом немного красуясь.

– Не знаю, почему ты настаиваешь, что он болен. Просто много работает, вот и все. В любом случае он не выглядит таким уж больным или старым.

– Сегодня выглядел, – возразил Вексфорд.

– Шок, – предположил доктор. – А чего ты ждешь от человека, который только что узнал о смерти сестры?

– Именно этого и жду, если не считать, что он, похоже, ее смертельно ненавидел. Ты бы слышал, как любящий брат о ней отзывался. Такого неприятного субъекта, как Виллерс, мне уже давненько не попадалось… Ладно, Майк, за дело. Мы должны навестить нескольких дам, которые под воздействием твоей сексуальности и – не побоюсь этого слова – юношеского очарования растают и расскажут все, что нам нужно.

Втроем они спустились в лифте, и на ступеньках участка доктор распрощался с инспекторами. Ветер совсем стих, но Хай-стрит была усыпана мусором, который оставила после себя буря: сломанные ветки, крохотное пустое гнездо зяблика, сброшенное с высокого дерева, черепица со старых крыш.

Брайант выехал из города по дороге на Помфрет, а затем на развилке свернул налево к Майфлит Мэнор. Они проехали мимо Кингсмаркхэмской средней классической школы для мальчиков, больше известной как «заведение для сыновей йоменов[14]14
  Йомены – в феодальной Англии лично свободные мелкие землевладельцы, самостоятельно обрабатывающие землю. Вплоть до середины XVII века йомены составляли основную массу английского крестьянства.


[Закрыть], горожан и высших сословий, основанное королем Эдуардом Шестым». На летние каникулы вышеозначенные сыновья разъехались, и тюдоровский особняк из бурого кирпича выглядел непривычно заброшенным и аккуратным. Пять лет назад сзади и слева к основному зданию пристроили большое новое крыло – уродину, как называли его реакционеры, – поскольку в последнее время число йоменов и горожан угрожающе возросло, чего нельзя было сказать о высших сословиях.

Здание школы отличалось благородством и изяществом, присущим всем старинным домам, и большинство родителей в Кингсмаркхэме стремились пристроить туда своих отпрысков, решительно отвергая качество образования и удобства единой средней школы в Стовертоне. Кому нужна великолепная научная лаборатория из стекла и стали, зал с батутами или построенный по олимпийским стандартам бассейн, когда можно хвастаться знакомством с древними воротами и стертыми каменными ступенями, на которые ступала (правда, всего один раз) нога сына Генриха Восьмого? Кроме того, если ваш мальчик посещает Королевскую школу, как все ее называют, можно делать вид, что он учится в привилегированном частном заведении, умалчивая, что школа государственная.

Берден, чей сын поступил сюда годом раньше, выдержав сложный экзамен, несколько похожий на тот, что сдают по окончании начальной школы, сказал:

– Здесь преподает Виллерс.

– Латынь и греческий, если я не ошибаюсь?

Берден кивнул.

– У Джона латынь. Кажется, греческий изучают в старших классах. Джон говорит, что Виллерс часто работает после занятий, сидит в библиотеке. Это в новом крыле.

– Собирает материал для своих книг?

– Наверное. В школе замечательная библиотека. Я мало что в этом понимаю, но был там на дне открытых дверей, и она произвела на меня громадное впечатление.

– Джону он нравится?

– Вы же знаете этих мальчишек, сэр, – сказал Берден. – Маленькие чертенята называют его Старой римской виллой. Он умеет призвать их к порядку, я бы так выразился. – Отец, лишь сегодня утром откупившийся от сына полукроной, многозначительно прибавил: – Если хотите знать мое мнение, с этими мальчишками нужно быть построже.

Мысленно усмехнувшись, Вексфорд сменил тему.

– Меня интересуют ответы на три главных вопроса, – сказал он. – Почему Квентин Найтингейл принимал ванну в пять утра? Или почему делает вид, что принимал? Почему Шон Ловелл сказал, что вчера вечером смотрел по телевизору передачу, которую отменили в последнюю минуту? Почему Элизабет Найтингейл прекрасно ладила со всеми, кроме единственного брата?

– И почему, если уж на то пошло, у нее не было близких друзей?

– Возможно, были. Мы должны выяснить. Вот и Кластервел. Майк, ты случайно не знаешь, где бунгало Виллерсов?

Берден выпрямился и принялся смотреть в окно.

– Оно за границей деревни, ближе к Майфлиту. Дальше, еще минуту… Притормози, Брайант. Вот, сэр, немного на отшибе.

Слегка нахмурившись, Вексфорд окинул взглядом отдельно стоящее бунгало. Приземистый дом с двумя входами и двумя низкими фронтонами с эркерными окнами.

– Надо бы покрасить, – констатировал Берден, вспоминая свой симпатичный, почти полностью обновленный домик. – Прямо халупа какая-то. И приличный гараж Виллерс мог бы уж себе позволить.

Палисадник представлял собой сплошные заросли астр, причем одного цвета. С одной стороны дома длинная цементная дорожка, вся в трещинах и ямах, вела к сборному асбестовому гаражу с крышей из рубероида.

На дорожке прямо перед асбестовыми дверями стоял «Моррис майнор»[15]15
  Малогабаритный «экономичный» английский автомобиль.


[Закрыть], недавно вымытый – на кузове виднелись мокрые пятна, а в яме под задним бампером собралась лужица.

– Странно, – заметил Вексфорд. – Вашу сестру убили, вы лишаетесь чувств, получив это известие, а через пару часов у вас уже хватает сил, чтобы почистить и помыть машину.

– Это не машина Виллерса, – возразил Берден. – Он ездит на «Энглии». Это машина жены.

– А где его?

– Полагаю, все еще в Майфлит Мэнор или в этом жалком подобии гаража.

– Я бы не сказал, что вчера ночью в лесу было грязно, а?

– Но и не сухо, – возразил Берден. – Если вы помните, в выходные шел дождь.

– Едем дальше, Брайант. Семейную идиллию Виллерсов мы нарушим чуть позже.

Первым человеком, кого они увидели, остановившись в деревне Майфлит, была Катье Доорн, выходившая из магазина с пакетом фруктов и флаконом шампуня. Она радостно захихикала.

– Вы случайно не знаете, где тут дом Ловеллов, мисс Доорн? – сдержанно спросил Берден.

– Да, смотрите, вот он. – Девушка схватила смущенного инспектора под руку и, как впоследствии выразился Вексфорд, почти поглотила его своими восхитительными округлостями. – Самый грязный во всей деревне.

Будучи представительницей народа, который больше всех народов на земле гордится своими домами, она передернула плечами, и впервые за короткое время их знакомства с ее лица исчезла очаровательная улыбка.

– По-моему, они здесь живут как свиньи. Его мать очень гадкая, грязная женщина, такая вся толстая. – Она взмахнула руками, изобразив в воздухе виолончельный контур, всего в шести дюймах от собственного роскошного тела.

– А вы не знаете, застанем ли мы толстую даму дома? – улыбнулся Вексфорд.

Катье не обратила внимания на его улыбку. Она смотрела на Бердена.

– Возможно, – пожала плечами девушка. – Я не знаю, чем занимаются эти люди-свиньи. Хотите чаю? Я думаю, вы очень много работаете и вам нужно пить чай, пока ваш начальник в этом гадком грязном доме.

– Нет-нет… спасибо, – испуганно промямлил Берден.

– Тогда, может, завтра, – сказала Катье, посасывая прядь волос. – Все вечера я свободна, а завтра мой друг должен работать поздно, подавать напитки на танцах. Постарайтесь не забывать. – Она погрозила Бердену пальцем. – А теперь я говорю «до свидания». Не подцепляйте какую-нибудь гадость в этом очень грязном месте.

Девушка пошла через дорогу к воротам особняка – спина прямая, желтые волосы покачиваются из стороны в сторону. Там она остановилась и помахала им; округлая грудь под пушистым розовым свитером соблазнительно приподнялась.

Вексфорд помахал ей в ответ и со смехом отвернулся.

– Готов побиться об заклад, она хочет заморочить голову и тебе тоже!

– Неприятная юная особа, – холодно произнес Берден.

– А мне она кажется очаровательной.

– Боже правый, если бы моя дочь…

– Ради всего святого, Майк. Я тоже женатый человек и верный муж. – Перестав улыбаться, Вексфорд похлопал себя по объемистому животу. – Не притворяйся уж совсем бесчувственным. Вот наш гадкий грязный дом, и будем надеяться, что мы не подхватим тут ничего, кроме nostalgie de boue[16]16
  Тяготение индивида к более низким социальным слоям общества (фр.).


[Закрыть].

– Что? – переспросил Берден, пытаясь открыть калитку и не обжечься при этом о крапиву, листья которой торчали между планками.

– Всего лишь, – с печальной улыбкой пояснил Вексфорд, – длинное название одной хронической болезни. – Он рассмеялся, глядя на удивленное и встревоженное лицо Бердена. – Не волнуйся, Майк, она не заразна и поражает только стариков.

Глава 5

Не только калитка, но и парадная дверь заросла крапивой вперемешку со щавелем. Прежде чем полицейские успели взяться за дверной молоток, на зарешеченном окне поднялась серая кружевная занавеска, вся в больших дырах, и появилось чье-то лицо.

– Не знаю, что вам нужно, но зайти придется со двора.

Боковая калитка упала от первого толчка. Пожав плечами, Вексфорд положил ее на роскошный ковер из сорняков. Сад за домом грязной кляксой выделялся на фоне красивого пейзажа, словно пятно на черном бархате леса – двадцать квадратных ярдов высокой, по пояс, травы, одуванчиков, ржавого железа и сломанных клеток для кур. Один угол двора занимал довольно аккуратный сарай, цоколь которого скрывали груды тряпок, бутылки из зеленого стекла и матрас, выглядевший так, словно на нем отрабатывали приемы штыковой атаки. Из зарослей сорняков выглядывал эмалированный ночной горшок и несколько старых кастрюль. Вексфорд заметил еще одну калитку в ограде, ведущую прямо в лес.

Задняя дверь дома вдруг приоткрылась, и в щели появилась голова женщины, которая разговаривала с ними из окна.

– Что вам нужно?

– Миссис Ловелл?

– Точно. Что вам нужно?

– Поговорить, если вы не возражаете, – спокойно ответил Вексфорд. – Мы из полиции.

Прищурившись, она с подозрением посмотрела на них.

– Насчет той, из поместья? Ладно, входите. Его светлость говорил про полицию.

– Его светлость? – переспросил Берден.

Неужели в высших кругах, где они вдруг оказались, есть люди еще более высокого положения, даже титулованные особы?

– Мой сын Шон, – пояснила миссис Ловелл, развеяв его иллюзии. – Входите. Можете пройти в гостиную. Сюда.

Комната с этим условным названием была немного чище кухни, но тут тоже пахло сыростью, хронической утечкой газа и немного джином. Новый комплект из дивана и кресел, с ярко-розовой, уже засаленной обивкой, пестрая смесь из старинной деревенской утвари и современного хлама. Со стены равнодушно улыбалась королева – календарь с ее портретом был прикреплен между газетными вырезками о «Роллинг стоунз» и большой картиной маслом с изображением римлянки, которая закалывает себя кинжалом. Лицом она была немного похожа на миссис Ловелл, но не могла сравниться по габаритам. Во все еще красивом лице хозяйки было что-то цыганское: орлиный нос, полные губы изящной формы, черные глаза. Волосы как у Медузы горгоны, черные и спутанные, ниспадали на плечи. Полнота миссис Ловелл не распространялась на лицо. Складывалось впечатление, что жир поднимался вверх, но остановился у шеи, вероятно напуганный угрозой, таившейся в сильном, без единой морщинки подбородке.

Огромное тело женщины тем не менее обладало некой первобытной притягательностью – жир скапливался в нужных местах. Грудь матери-земли, не менее шестидесяти дюймов в обхвате, соперничала размером с необъятными бедрами. Подобно Катье, миссис Ловелл была лишена комплексов, и когда она села, низкий вырез блузки опустился еще на два дюйма, а обтягивающая черная юбка задралась, открывая колени. Подумав, что женской плоти с него на сегодня хватит – кроме того, в данном случае женской плоти не помешала бы ванна, – Вексфорд отвел взгляд.

– Обычное расследование, миссис Ловелл, – объяснил он. – Скажите, пожалуйста, как ваш сын провел вчерашний вечер?

– Выпил чай. Потом сел смотреть телевизор. Его светлость все время торчит у телевизора – почему бы и нет, если он платит за подключение?

– Действительно, почему бы и нет? А после половины десятого он смотрел телевизор?

Миссис Ловелл перевела взгляд с Вексфорда на Бердена. Она явно раздумывала, солгать или сказать правду, – вероятно, просто потому, что правду говорить проще. Ее внешность и обстановка в доме свидетельствовали о необыкновенной лени, просто чудовищной праздности. Ответ ее был кратким:

– Он ушел.

– Куда?

– Я не спрашивала. Не лезу в его дела… – Она принялась грызть обломанный ноготь большого пальца. – А он – в мои. Никогда. Может, пошел в сарай. Шон все время торчит в сарае.

– Чем он там занимается?

– Его светлость держит там свои пластинки.

– Но ведь он может слушать музыку и в доме? – спросил Берден.

– Может, если хочет. – Миссис Ловелл прикусила заусеницу. – Мне все равно. Я не мешаю ему, а он – мне.

– Когда вернулся ваш сын?

– Я не слышала. Около семи ко мне пришел приятель, джентльмен. Они с Шоном не очень-то жалуют друг друга. Видать, поэтому его светлость и удалился в сарай. Когда мой приятель ушел, должно быть в половине одиннадцатого, Шон не вернулся – но я уже говорила, что не лезу в его дела, а он…

– Да-да, понимаю. Полагаю, Шон очень любил миссис Найтингейл?

– Можете думать что хотите. – Миссис Ловелл зевнула во весь рот, продемонстрировав великолепные острые зубы. – Живи сам и давай жить другим – вот мое правило. Та, что из поместья, лезла в чужую жизнь, считала, что делает людям добро. Заразила его светлость дурацкими идеями.

Она потянулась, снова зевнула и закинула ноги на диван. Вексфорд подумал, что миссис Ловелл похожа на жирного пушистого кота, который мурлычет и прихорашивается, не обращая внимания на грязь, в которой лежит.

– Какими идеями? – спросил он.

– О том, чтобы податься в шоу-бизнес, петь и все такое прочее. Я не вдавалась в подробности. Может, он ей и приглянулся. Я не спрашивала.

– Вы не будете возражать, если мы обыщем дом?

Она впервые улыбнулась, неожиданно обнаружив способность к иронии.

– Обыскивайте на здоровье. Лучше вы, чем я.

– Не самое приятное времяпрепровождение, – сказал Вексфорд, когда они возвращались к машине. Бледный Берден шел за ним, чуть поотстав.

– Столько лет работаю в уголовной полиции, а такое вижу впервые, – не выдержал он. – Я весь чешусь. – Передернул плечами, поскреб голову.

– Твоя юная подружка предупреждала.

Берден проигнорировал замечание начальника.

– Эти постели! – воскликнул он. – А кухня!

– Да, такого я тоже не ожидал, – признался Вексфорд. – Единственным чистым местом оказался сарай. Это странно, Майк. Ковер на полу, пара приличных кресел, проигрыватель… Похоже на любовное гнездышко.

Берден пожал плечами.

– Никто меня не убедит, что такая женщина, как миссис Найтингейл, приходила сюда на свидания.

– Может, и не приходила, – неохотно согласился Вексфорд. – А мы ничего не нашли. Медный подсвечник и металлическая грелка. Следов крови на них нет, и вдобавок их не мыли лет пятьдесят, не меньше. А одежда, в которой, по словам матери, вчера вечером был «его светлость», просто с иголочки. Но чем он занимался, Майк? Брайант спрашивал в пабе – его там не видели. Последний автобус из Майфлита отходит в девять двадцать, и Шона в нем тоже не было. Парни вроде Шона Ловелла по вечерам не отправляются на прогулку, чтобы полюбоваться красотами природы. Их ему хватает и днем.

– Никто меня не убедит, – упорствовал Берден, – что между ним и миссис Найтингейл что-то было. Если хотите знать мое мнение, его мать – всего лишь деревенская шлюха. Вы слышали: «Я ему не мешаю»? Да ей просто безразличен собственный ребенок. Знаю, сэр, вы считаете меня старомодным и вдобавок пуританином, но у меня просто в голове не укладывается, до чего дошли сегодня женщины. Грязные, тщеславные, аморальные – а иногда и все вместе. Сначала миссис Найтингейл с ее подтяжкой лица и тайными свиданиями, потом голландская девушка, кичащаяся своей беспардонностью, а что касается миссис Ловелл…

– Я не сомневался в твоих чувствах, – с доброй улыбкой произнес Вексфорд, – и поэтому предлагаю тебе достойное занятие. Мы нанесем визит добродетельной супруге, миссис Джорджине Виллерс. Надеюсь, она – без обмороков и уверений в том, что у нее разбито сердце и что она верна памяти миссис Найтингейл, – расскажет нам о друзьях убитой и о том, что такого натворил ее противный братец, из-за чего они так ненавидели друг друга.

– Мой муж вернулся в Майфлит Мэнор, – сказала Джорджина Виллерс. – Но это ненадолго.

– Мы хотели бы побеседовать с вами.

– Правда? – Миссис Виллерс казалась удивленной и испуганной, словно никто и никогда не изъявлял желания поговорить именно с ней. – Да, конечно.

Она провела их через коридор цвета овсянки в оклеенную такими же обоями гостиную. Комната была неряшливой и блеклой, как и хозяйка, которая растерянно замерла, а затем вдруг резким голосом некрасивой женщины произнесла:

– Садитесь, пожалуйста.

– Мы вас долго не задержим, миссис Виллерс. Как чувствует себя ваш муж после утреннего потрясения?

– А, вы об этом… Теперь все в порядке.

Внезапно миссис Виллерс поняла, что гости не сядут, пока она стоит, нервно рассмеялась, прошла в другой конец комнаты и устроилась на подлокотнике кресла.

– О боже. Забыла закрыть входную дверь. Прощу прощения, я быстро.

Вексфорд обратил внимание, что у худой и хрупкой женщины пружинистая походка. Голые ноги с тренированными мышцами покрывал красновато-коричневый загар.

– Итак, о чем вы хотите у меня спросить?

В голосе миссис Виллерс проступали резкие, лающие интонации, словно она привыкла отдавать команды, которые, впрочем, не всегда исполнялись. Сотни темно-коричневых веснушек покрывали ее белую нежную кожу, какая бывает у рыжих. На вид ей было лет тридцать, и она, похоже, относилась к той категории женщин, которые не умеют себя украшать, как ни стараются. Свидетельством ее усилий служила брошь в виде эдельвейса на воротнике блузки и заколка в волосах.

– Мой муж… вам нужно поговорить с моим мужем. Он скоро вернется. – Ее беспокойный взгляд метнулся к часам. – Квен… то есть мой зять… его долго не задержит. В любом случае, о чем вы хотели меня спросить?

– Прежде всего, миссис Виллерс, – сказал Берден, – вчера вечером вы с мужем поехали из Майфлит Мэнор прямо домой?

– Да, конечно.

– И что вы делали, когда вернулись?

– Отправились спать. Сразу.

– Вы ездили на той машине, которую я видел во дворе? – вступил в разговор Вексфорд.

Джорджина Виллерс так энергично тряхнула головой, что взметнувшиеся волосы открыли серьги, никак не сочетавшиеся с нарядом хозяйки.

– Нет, на машине Дэниса. У нас их две. Когда мы в прошлом году поженились, у каждого уже была машина. Они старые, но мы решили оставить обе. Понимаете, они почти ничего не стоят. – Миссис Виллерс заставила себя улыбнуться, но улыбка вышла какой-то лихорадочной. – Муж уехал на своей.

– А вашу, как я заметил, – голос Вексфорда звучал мягко и доброжелательно, – только что вымыли. Вы всегда моете автомобиль по средам, миссис Виллерс? Наверное, вы похожи на мою жену, у которой для каждого дела свой день недели, да? Так ничего не забываешь.

– Боюсь, что нет. Я не так методична. – Миссис Виллерс заморгала, озадаченная неожиданным поворотом разговора. – Конечно, это мой недостаток. Дэнису бы понравилось, если… Почему вы спрашиваете?

– Сейчас объясню, миссис Виллерс. Если вы человек методичный и строго следуете распорядку, то у вас уже выработалась привычка, и в таком случае я могу понять, что даже насильственная смерть золовки не заставила вас пренебречь домашними обязанностями. Но поскольку вы не отличаетесь методичностью и, если я правильно понял, моете машину только тогда, когда появляется желание или необходимость, позвольте спросить: почему вы выбрали именно сегодняшний день?

Хозяйка густо покраснела. К страху в ее глазах прибавилось страдание; она снова заморгала и сцепила пальцы.

– Не знаю, что вы имеете в виду. Не понимаю.

– Не расстраивайтесь. Может, вы мыли машину именно потому, что были расстроены. Так?

«Она очень медленно соображает, – подумал Вексфорд. – Слишком напугана или тупа, чтобы увидеть лазейку, которую ей предлагают. Без прямой подсказки тут не обойтись».

– Полагаю, вы придерживаетесь очень разумного правила, что несчастье или тревога лучше всего лечится работой, которая отвлекает от грустных мыслей?

Миссис Виллерс с облегчением кивнула.

– Да, именно так, – сказала она и тут же все испортила. – На самом деле я не очень расстроилась. Это же не моя сестра.

– Совершенно верно.

Вексфорд подвинул свой стул к женщине, и их взгляды встретились; она смотрела на него как кролик, загипнотизированный фарами автомобиля. Внезапно Берден словно исчез, и Джорджина с Вексфордом остались вдвоем.

– Разумеется, миссис Найтингейл была сестрой вашего мужа, а вам приходилась всего лишь золовкой. – Лицо миссис Виллерс стало сосредоточенным и окаменело. – Они недолюбливали друг друга, правда?

– Да, недолюбливали.

Джорджина помедлила секунду, потом как бы нечаянно соскользнула с подлокотника на сиденье кресла, не отрывая взгляда от лица Вексфорда.

– Совсем не ладили, – сказала она. – Наверное, вы знаете, что Дэнис ее не выносил.

– Странно, ведь миссис Найтингейл, похоже, прекрасно ладила со всеми остальными.

– Разве? А, вы, наверное, имеете в виду местную знать. – Она тяжело вздохнула, потом зачастила ровным, бесстрастным голосом: – У Элизабет не было настоящих друзей. Мой муж, он считает, что ее убил маньяк, один из тех, что нападают на женщин. Думаю, так оно и случилось. Должно быть, Элизабет сошла с ума, одна отправившись ночью в лес. Можно сказать, сама напросилась.