Текст книги "Застигнутый врасплох"

– А вам не пришло в голову позвать девушку?

– Не пришло, начальник. Что такого может Кетчер, что не под силу мне? Я обошел парк и увидел открытую калитку. «Лучше позвони в полицию, Уилл», – сказал я себе, но когда вернулся в дом, встретил мистера Найтингейла. Он сказал, что принимал ванну, когда я стучал, но пока вытерся и вышел, меня уже и след простыл.

– Что было дальше? – спросил Берден.

Палмер почесал в затылке.

– Мистер Найтингейл сказал, что с мадам, должно быть, что-то случилось, когда она гуляла в парке, но я ответил, что уже обыскал парк. Тогда, – садовник нагнетал напряжение, как опытный рассказчик, – я вспомнил об открытой калитке и глухом, темном лесе, и сердце у меня захолонуло. «Думаю, она ушла в лес, и там с ней приключилась беда», – сказал я бедному мистеру Найтингейлу. Мы пошли в лес ни живы ни мертвы. Я шел первым, и я нашел ее. Лежала лицом вниз, эти чудесные золотистые волосы все в крови. Да вы сами знаете, начальник. Видели.

– Спасибо, мистер Палмер. Вы нам очень помогли.

– Я всегда стараюсь исполнять свой долг, сэр. Мистер Найтингейл был добр ко мне, и мадам тоже. Кое-кто, не буду называть по имени, пользовался бы их добротой, но только не я. Наверное, я принадлежу… как это говорится, к старой школе.

Вексфорд поднял голову и заметил среди кипарисов человека, опиравшегося на лопату.

– А Шон, как его там, пользовался? – тихо спросил он.

– Ловелл, начальник. Шон Ловелл. Ну, по правде говоря, пользовался. В мое время каждый знал свое место, не то что теперь, а этот Ловелл вообще из самых низов. Его мать та еще штучка, а отца, похоже, у него вовсе не было. Поди, вас бы стошнило, загляни вы к ним в дом. Но Шон держал себя с мадам как ровня – вы бы слышали. Элизабет то, Элизабет се, говорил он мне за ее спиной. Я его поставил на место, сказал, чтобы он не смел при мне так называть мадам.

– И как же он пользовался добротой хозяев? – нетерпеливо спросил Берден.

– Шон спит и видит, как бы ему петь в одной из этих поп-групп. Понимаете, мадам была доброй, только улыбалась и терпеливо слушала, когда он начинал петь. И он ей пел… – Палмер с отвращением скривился, обнажив гнилые обломки зубов. – Когда она оставляла окно открытым, Шон приходил и пел какую-нибудь из этих поганых песен, которые слышал по телевизору. А какой нахальный – вы не поверите! Однажды я застал его с мадам в саду возле пруда: он болтал без умолку, положив свою грязную лапу на ее локоть. Я точно знаю, мадам это было неприятно. Она прямо вздрогнула и вся покраснела, когда я прикрикнул на него. «Дьявольские вольности», – сказал я ему, когда мы остались одни. А он мне в ответ: «Элизабет и я, мы понимаем друг друга». Какая наглость!

Палмер поднялся, скрипнув старыми суставами, и бросил хмурый взгляд в сторону Ловелла.

– Одно могу сказать, – произнес он. – Надеюсь, меня уже не будет на свете, когда это равенство нас всех доконает.

Умелая перепланировка и декоративные перегородки превратили просторный чердак в квартиру для проживающей в доме помощницы по хозяйству. Изящные полки из полированного бука, уставленные книгами и комнатными растениями, отделяли гостиную от спальной зоны. Вся мебель была современной. Обитые алым твидом диван и два кресла, болотного цвета ковер, красные шторы из рубчатого вельвета.

– Хорошо говорите по-английски, мисс Доорн? – спросил Вексфорд, когда девушка пригласила их войти.

– Ой, нет, очень плохо, – ответила голландка. – Все говорят, очень плохо.

Она улыбнулась, явно не испытывая ни малейшего смущения. Классический голландский тип, с восхищением подумал Вексфорд. На плакатах для туристов такие девушки в деревянных сабо и крестьянском платье рекламируют красоты Голландии, стоя среди ветряных мельниц и тюльпанов. Длинные светлые волосы, отливавшие золотом, ярко-синие глаза и удивительная молочно-белая кожа, нежная, как тюльпаны в парке Кейкенхоф[8]8
  Знаменитый парк тюльпанов в Голландии.


[Закрыть]. Когда она смеялась – а смеяться она, похоже, никогда не переставала, – ее лицо сияло, словно подсвеченное изнутри. На взгляд Вексфорда, ей было около двадцати.

– Давно ли вы живете здесь, у мистера и миссис Найтингейл? – спросил он.

– Один год. Почти один год и еще половина.

– Значит, вы их хорошо знаете? Вы живете с ними как член семьи?

– Никакой семьи нет. – Катье презрительно выпятила полные розовые губки. – Просто он и она. – Девушка пожала плечами. – А теперь она умерла.

– Действительно. Именно поэтому я здесь. Вне всякого сомнения, вы успели подружиться с миссис Найтингейл, что-то вроде матери и взрослой дочери?

Катье рассмеялась, поджала под себя ноги и несколько раз подпрыгнула на диване. Потом прикрыла ладошкой рот, приглушая смех.

– О, я не должна смеяться, когда все так печально! Но вы так смешно говорите. Дочь! Думаю, миссис Найтингейл это не понравится. Нет, она считает себя молодой девушкой, очень молодой – мини-юбки, карандаш для глаз и все такое…

Берден осуждающе посмотрел на нее, но в ответ встретил взгляд невинных, широко распахнутых глаз.

– Тем не менее вы были с ней в доверительных отношениях? – настаивал Вексфорд.

– Прошу прощения?

– Она рассказывала вам о своей жизни? – пришел на помощь Берден.

– Мне? Нет. Никогда, ничего. Мы сидим друг напротив друга за ленчем, я тут, она там. Как поживает твоя мама, Катье? Интересно, будет ли сегодня дождь? А теперь я прилягу отдохнуть. Но разговаривать? Нет, мы не разговаривать.

– Должно быть, вам было одиноко?

– Мне? – Девушка снова захихикала. – Наверное, мне бы было бы одиноко бы… – Она умолкла, запутавшись в условном наклонении. – Если я весь день с ним и с ней и весь вечер тоже, то, конечно, я одинока. Но у меня в Кингсмаркхэме много друзей, много-много друзей, парни и девушки. Зачем мне сидеть тут, со стариками?

– Им всего-то сорок, – с жаром возразил тридцатишестилетний Берден.

– Именно об этом я и говорю, – невозмутимо ответила Катье. – Я молодая, они старые. Мистер Найтингейл, он меня смешит. Он славный человек и говорит вещи, от которых я смеюсь, только он старый-старый – старше моего отца в Гауде.

Защищенная красотой и самоуверенностью юности, Катье улыбнулась Вексфорду, затем ее взгляд скользнул к Бердену и задержался на нем. Девушка смотрела на него, словно оценивая, можно ли его заполучить. Потом хихикнула.

– Что вы видели, когда вернулись домой вчера ночью? – вспыхнув, резко спросил Берден.

– Ну, я иду в кино с моим другом, который официант в «Оливе и голубке». Сначала мы смотрим фильм, шведский, очень сексуальный, от которого я вся горю – вы понимаете?

– О да. – Берден опустил взгляд.

– Это естественно, – просто сказала Катье, – когда ты молодой.

Она вытянула длинные голые ноги и пошевелила пальцами в белых сандалиях.

– Потом я хочу пойти с моим другом в его комнату, но он не может, потому что управляющий в его отеле очень злой и не разрешает приводить девушек. Поэтому мы грустим, и вместо этого он ведет меня в кафе «Карусель». Там мы пьем кофе с одним, двумя пирожными.

– В котором часу это было?

– Без четверти десять мы выходим из кино. Потом пьем кофе, сидим в машине, целуемся и обнимаемся, но очень грустим, что не можем пойти к нему в комнату. Утром мой друг должен очень рано вставать, и поэтому он возвращается в отель, а я еду домой. Теперь это одиннадцать часов, я думаю.

– Вы видели, как миссис Найтингейл выходила с территории поместья?

Катье сунула прядь волос в уголок рта.

– Я вижу ее в свете фар моей машины, она выходит из калитки, там, где костер. Она меня тоже видит. Я знаю, потому что она быстро запирает калитку и прячется, пока я не проеду. Очень смешно, думаю я. Потом я еду по дороге, ставлю машину и возвращаюсь, очень тихо, очень тайно, чтобы посмотреть, как она выходит опять.

Катье вдруг резко выпрямила ноги, открыв бедра смущенному взору Бердена.

– Она опять выходит! – торжествующе восклицает девушка. – Переходит через дорогу и идет в лес. Идет очень тихо и все время оглядывается. Вот так. – Катье быстро изобразила забавную пантомиму. – Тогда я знаю, что она делает. Много-много раз сама так хожу, когда собираюсь встретиться с моим другом в лесу, а злой человек не разрешает нам приходить в его комнату. Я смотрю через плечо, чтобы увидеть, не идет ли кто за нами смотреть, что мы делаем.

– Да, да, – буркнул Вексфорд. – Я все понимаю.

Он не осмеливался посмотреть на Бердена. Его бы не удивило, исчезни инспектор совсем, как тот человек в «Холодном доме»[9]9
  Роман Ч. Диккенса.


[Закрыть], испарившийся в результате самовозгорания.

– Вы были с нами очень откровенны, мисс Доорн. – В голосе Вексфорда звучала едва уловимая ирония.

– Я молодец? – спросила Катье, явно довольная собой. Она с энтузиазмом жевала прядь волос. – Я вам помогаю? Я знаю, как нужно разговаривать с полицией. Когда я в Амстердаме с бунтовщиками, полиция спрашивает меня много вопросов, я знаю все о полиции и совсем не боюсь.

Она одарила их лучезарной улыбкой, вспыхнувшей еще ярче и не желавшей угасать, когда девушка обратилась к Бердену:

– А теперь я думаю, что я делаю вам кофе и рассказываю, как мы кидаем дымовые бомбы в Амстердаме, пока этот старый полицейский начальник говорит с бедным мистером Найтингейлом.

Берден совсем растерялся и промямлил, что уже пил кофе, но к нему на помощь пришел Вексфорд.

– Как-нибудь в другой раз, спасибо, – мягко отказался он. Вексфорд не возражал, чтобы его называли полицейским начальником, но прилагательное его уязвило. – Мы еще с вами поговорим, мисс Доорн.

– Да, я тоже так думаю.

Катье хихикнула. Она спокойно воспринимала тот факт, что большинство мужчин, один раз увидев ее, хотят встретиться снова. Она свернулась калачиком в кресле и смотрела на полицейских озорными глазами.

– Теперь Найтингейл, – сказал Вексфорд, когда они спускались по лестнице. – Мы с ним уже перекинулись парой слов, но это было до того, как я узнал о его утренних омовениях. Придется ему выйти из своего кабинета, Майк. Я уже отправил Мартина за ордером на обыск дома.

Глава 3

Такую внешность, как у Квентина Найтингейла, женщины называют благородной. Серебристые волосы без единой черной пряди и маленькие серебристые усики придавали ему вид посла или высокопоставленного военного. Из-за преждевременной седины он не выглядел моложе своих пятидесяти, хотя его высокая фигура была такой же стройной, как у Шона Ловелла, линия подбородка твердой, а кожа гладкой, без морщин.

Считается, что у хорошенькой женщины должен быть красивый муж – или богатый. В противном случае брак выглядит неравным и все думают, что женщина продешевила. Элизабет Найтингейл была настоящей красавицей, а ее вдовец не просто богат, но и достаточно хорош собой, под стать жене. Однако этим утром его измученное, осунувшееся лицо казалось почти уродливым.

Потребовались долгие уговоры и в конце концов категоричная настойчивость, прежде чем он согласился впустить полицейских к себе в кабинет; но когда они вошли, гнев Вексфорда сменился жалостью и состраданием. Квентин Найтингейл плакал.

– Прошу прощения, сэр. Я обязан вас допросить – как и всех остальных.

– Понимаю. – Голос хозяина был тихим, напряженным и хриплым. – Это ребячество – запираться здесь. Что вы хотите знать?

– Вы разрешите присесть?

– Да, пожалуйста… Прошу прощения. Я должен был…

– Я все понимаю, мистер Найтингейл. – Вексфорд опустился в кожаное кресло, похожее на его собственное, в полицейском участке, а Берден выбрал высокий деревянный табурет рядом с книжным шкафом. – Для начала расскажите мне о прошлом вечере. Вы с миссис Найтингейл провели его вдвоем?

– Нет. К нам на партию в бридж приезжал мой шурин с женой. – Голос его несколько оживился. – Знаете, он известный писатель, исследователь творчества Вордсворта.

– Вот как? – вежливо произнес Вексфорд.

– Они приехали около половины девятого, а уехали в половине одиннадцатого. Шурин сказал, что перед сном ему еще нужно поработать в школьной библиотеке.

– Ясно. Какой была ваша жена вчера вечером?

– Моя жена… – Квентин поморщился, произнеся это слово, затем был вынужден повторить: – Моя жена была абсолютно нормальной, весела и любезна, как обычно. – Голос его прервался, но Квентин взял себя в руки. – Очень гостеприимная хозяйка. Помню, она была особенно мила со своей невесткой. Что-то подарила Джорджине, и та осталась очень довольна. Элизабет была на редкость щедрой женщиной.

– И что это был за подарок, сэр?

– Не знаю. – Голос Квентина вдруг вновь зазвучал устало. – Я только слышал, как Джорджина ее благодарила.

Берден поерзал на табуретке.

– Почему ваша жена пошла в лес, мистер Найтингейл?

– Этого я тоже не знаю. Боже, просто в голове не укладывается… Она часто гуляла по парку. То есть поздно вечером. Но я и вообразить не мог, что она пойдет в лес.

– Вы были счастливы в браке, сэр?

– Разумеется. У нас был идеальный брак. Спросите любого из наших друзей. Господи, разве я пребывал бы в таком состоянии, как теперь, не будь мы счастливы?

– Пожалуйста, не терзайте себя, мистер Найтингейл, – участливо произнес Вексфорд. – А теперь я хочу, чтобы вы как можно точнее ответили на мои вопросы. Вам известно, что в начале шестого утра Палмер пришел к вам в спальню, но не мог вас найти? Вас не затруднит объяснить, где вы были?

Лицо Квентина густо покраснело. Он прижал ладони к щекам, словно надеялся, что их холод заставит кровь отхлынуть.

– Я принимал ванну, – сухо ответил он.

– Странное время для водных процедур.

– Мы все время от времени совершаем странные поступки, старший инспектор. Из-за ветра я рано проснулся. Никак не мог снова заснуть и решил принять ванну.

– Очень хорошо, мистер Найтингейл. Теперь, если вы не возражаете, я хотел бы обыскать дом.

– Как вам угодно, – кивнул Квентин.

Он был похож на приговоренного к смерти, который получил отсрочку, но понимает, что это лишь временная остановка на пути к казни. Потом дотронулся до пресс-папье из темно-синего камня с серебристыми прожилками и прибавил:

– Вы же аккуратно, правда?

– Мы не вандалы, – резко ответил Вексфорд, затем слегка смягчился. – Когда все закончится, вы и не заметите, что мы тут были.

Подобно всем деревенским домам, Майфлит Мэнор не отличался большими размерами, однако на муниципальную квартиру, как выразился Берден, он тоже похож не был. Всего в нем насчитывалось пятнадцать комнат, обставленных с большим вкусом, – и почти каждая могла похвастаться собранием произведений искусства. Все на своих местах, на коврах ни пятнышка, подушки разглажены. Тут явно никогда не бегал ребенок, не говоря уже о собаке. И только опавшие с букетов лепестки свидетельствовали о том, что дом полдня оставался без присмотра.

Несмотря на вазы с георгинами и бледные солнечные лучи, которые ветер то зажигал, то гасил на шелковой обивке и полированном дереве, в доме веяло могильным холодом. «Как в церкви», – подумал Вексфорд, поднимаясь по лестнице.

Жизнь особняка, его пульс и единственный источник радости сосредоточились наверху, в квартире юной помощницы по хозяйству. Задумчиво посмотрев на последний лестничный пролет, Вексфорд вошел в спальню Квентина; за ним последовал Берден.

Кровать была застелена, рядом на низком столике лежала книга. Вексфорд взглянул на нее, но ничего не сказал. Потом выдвинул ящики и принялся разглядывать содержимое плотно набитого шкафа, а Берден прошел в ванную.

– Банное полотенце все еще мокрое, сэр, – сообщил он. – Висит на горячем полотенцесушителе, но… – Вексфорд тоже вошел в ванную и увидел, что Берден смотрит на часы. – За семь часов могло бы и высохнуть, правда?

Вексфорд покачал головой.

– Либо он принимал ванну два раза, либо всего один, но в девять или десять утра.

– Хотите сказать, что в первый раз уничтожали следы? В таком случае на полотенце или где-то еще должна была остаться кровь, так?

– Мы с миссис Кэнтрип проверим грязное белье. Идем дальше.

Спальня убитой женщины была декорирована в лиловых и серебристых тонах. На шторах повторялся узор из роз, бутонов и распустившихся цветов, а ножки трюмо между двумя окнами драпировал белый тюль. Кровать тоже была белая, огромная и ровная, с белыми же меховыми ковриками по обе стороны, напоминавшими пятна снега на изумрудном поле ковра.

Пока Берден обыскивал трюмо и письменный стол, Вексфорд заглянул в гардероб. Одежды миссис Найтингейл хватило бы для целого бутика, с той лишь разницей, что все вещи тут были одного размера, двенадцатого, как у юной девушки, и все они принадлежали одной женщине.

– Дневника нет, – сообщил Берден от письменного стола. – Пара счетов от портного, из ателье под названием «Таня Тай» на лондонской Брутон-стрит. Оплаченные счета на сто пятьдесят с хвостиком и двести фунтов и один неоплаченный, еще на девяносто пять. Думаю, тут ничего интересного.

Вексфорд передвинулся к трюмо и стал рассматривать баночки крема, бутылочки лосьона и наконец взял флакон с жидкостью, судя по этикетке предназначенной для подтяжки и укрепления мышц лица.

– Изготовлено из желудочного сока коровы! – удивленно воскликнул он. – По крайней мере так написано. – Его лицо смягчилось, стало печальным. – «Зачем такие средства, – процитировал Вексфорд, – расходуешь на свой заемный дом…»[10]10
  У. Шекспир, сонет 146. (Перевод С. Маршака.)


[Закрыть]

– Прошу прощения?

– Просто вспомнился один сонет.

– Вот как? – произнес Берден. – Лично я всегда считал это пустой тратой денег – все равно от старости не убежишь. Не думаю, что она так старалась ради мужа.

– Нет, тут должен быть другой мужчина.

Берден кивнул.

– Вероятно, именно к нему она шла на свидание этой ночью. Ваша версия, сэр? Найтингейл подозревал жену, выследил ее в лесу и убил? А потом сжег свою одежду в костре Палмера?

– Нет у меня никакой версии, – ответил Вексфорд.

Они медленно спустились на первый этаж. Лестница была длинной и пологой, с широкой площадкой между этажами. На площадке окно с алыми занавесками такого же цвета, как розы сорта «Звезда Голландии» в медной вазе на подоконнике; из окна виден сад. Ветер еще не стих; от его резких порывов по живым изгородям пробегала рябь, словно волны на зеленой реке.

– А вот кандидат на третью сторону нашего треугольника. – Вексфорд указал на теплицу.

– Шон Ловелл? – Бердену явно не нравилось предположение шефа и все, что из этого следовало, и он сердито нахмурился. – Садовник? Послушайте, ему не больше двадцати, а она… Неслыханное дело!

– Глупости, – отмахнулся Вексфорд. – Такое происходит сплошь и рядом. Даже ты, если и не читал, должен был слышать о леди Чаттерлей[11]11
  Имеется в виду роман Д. Лоуренса «Любовник леди Чаттерлей».


[Закрыть].

– Так это книга. – Берден обрадовался, что старший инспектор обратился к литературе, а не к реальной жизни за примером того, что сам он считал чудовищным извращением. – Должно быть, там холодно. Думаю, из-за ветра.

– Мы укроемся от холода в теплице.

Шон Ловелл открыл им дверь, и они очутились в атмосфере жарких и влажных тропиков. С крыши свисали корзины с бледными орхидеями, зелеными и лимонно-розовыми, а на стеллажах выстроились ряды кактусов с мясистыми, похожими на лилии цветками. Ароматная влага конденсировалась на холодном стекле, и отовсюду доносился приглушенный звук капели.

Благоухание, жара и яркие краски придавали Шону довольно экзотический вид. Черные как вороново крыло волосы и золотистая кожа намекали на итальянскую или греческую кровь, хотя, скорее всего, достались от цыганских предков. «Вместо джинсов и свитера ему больше подошли бы рубашка с отложным воротником и бриджи как у пирата, – подумал Вексфорд, – а еще красная бандана на голове и золотая серьга в ухе».

– Она была очень милой, настоящая леди, – хрипло произнес Шон и резким движением оторвал мясистый лист зигокактуса. – Такая внимательная и заботливая. И именно ее убили. Как говорит моя старуха, хорошие люди всегда умирают молодыми.

– Миссис Найтингейл была не так уж молода, Ловелл.

На оливковых щеках юноши проступил яркий румянец.

– Всего лишь около тридцати. – Он прикусил губу. – Это же не старость.

Вексфорд не стал возражать. Элизабет Найтингейл тратила столько сил и финансов на свои кремы и средства для подтяжки лица, что теперь, когда она умерла, было бы неблагородно развеивать иллюзии ее поклонников.

– Я бы хотел знать о том, что ты делал вчера вечером. В котором часу ушел отсюда и куда направился?

– Закончил в пять, – угрюмо сказал Ловелл. – Пришел домой к чаю. Я живу в деревне вместе с матерью. Выпил чай и весь вечер смотрел телик.

– У тебя есть девушка?

Вместо прямого ответа парень бросил на Вексфорда хитрый взгляд, сделавшись похожим на греческого пирата.

– Вы видели здешних девушек? По вечерам я смотрю телик или еду в город и слушаю музыкальный автомат в «Карусели». Что еще можно делать в этой дыре?

– Вопросы здесь задаю я, понятно, Ловелл? Значит, ты все время смотрел телевизор, а потом лег спать?

– Точно. Больше не выходил из дома. Можете спросить мою старуху.

– Какие передачи ты смотрел?

– Сначала «Поп-ревю», потом голливудский мюзикл, до десяти.

– Ты лег спать в десять?

– Не помню. Я не помню, что смотрел и когда лег спать. С чего бы? Кажется, мы смотрели телик и после десяти. Да, это был Сэмми Дэвис-младший[12]12
  Сэмюел Джордж «Сэмми» Дэвис-младший – американский эстрадный артист, певец, киноактер и телеведущий.


[Закрыть], вот кто. – Смуглое лицо юноши вдруг озарилось почти религиозным восторгом. – Господи, как я хочу стать таким, как он. – Наткнувшись на холодный взгляд Вексфорда, он опустил глаза и пробормотал скороговоркой: – Мне нужно идти. Работа ждет. Старик Уилл будет ругаться.

Он проскользнул мимо Вексфорда и обратился в бегство, задев колючие кактусы. Внезапно в дверях появилась миссис Кэнтрип.

– Обед ждет на кухне, Шон. Я тебя всюду искала. Поторопись, а то совсем остынет.

Воспользовавшись предлогом, Шон выскочил из теплицы и, увидев, что никто его не останавливает, бегом направился к кухне.

– Странно, – сказал Вексфорд. – Вчера вечером по телевизору действительно должны были показывать Сэмми Дэвиса, но в последний момент передачу отменили. Вместо нее поставили какой-то старый фильм. – Он похлопал Бердена по плечу. – Иди пообедай, Майк. Я присоединюсь к тебе, когда смогу.

Он проводил Бердена взглядом, затем почти бегом нагнал миссис Кэнтрип.

– В доме есть еще жильцы или работники, с которыми я не беседовал?

– Нет, сэр.

Судя по ее виду, экономка еще не оправилась от шока и бразды правления норовили выскользнуть из ее рук.

– Хотите перекусить? – робко поинтересовалась она. – Вместе с другим джентльменом из полиции?

– Нет, благодарю вас. – Вексфорд поддержал ее под локоть, помогая подняться по ступенькам террасы. – Но вы можете мне кое-что рассказать. У миссис Найтингейл были друзья? Кто приезжал в поместье?

Казалось, миссис Кэнтрип была польщена и горда тем, что ее считают ценным работником, пользующимся доверием хозяев.

– Миссис Найтингейл была не из тех женщин, сэр, что весь день сплетничают или болтают по телефону. Дамы, которые к ней приезжали, всегда были заняты делом, устраивали ярмарки, любительские состязания по конному спорту – вы понимаете, о чем я. Еще… – В ее голосе появилась печальная торжественность. – Еще, сэр, на ужин приезжали их друзья, сэр Джордж и леди Ларкин-Смит, мистер и миссис Праймеро, местная знать.

– А джентльмены? Не смущайтесь, миссис Кэнтрип. В наше время у леди могут быть друзья-мужчины без… всякого такого.

Экономка решительно покачала головой.

– Ее друзья были их общими друзьями, сэр, – сказала она и с некоторой долей сарказма прибавила: – Что еще вы хотите узнать?

– Только одну вещь. О стирке белья. В чьи обязанности входит менять белье в этом доме, всякие… простыни и полотенца?

– В мои, сэр, – удивилась миссис Кэнтрип.

– А сегодня утром вы не забирали мокрых полотенец из ванной мистера Найтингейла?

– Нет, сэр, точно не забирала. Сегодня утром мне было не до работы – это факт. – Миссис Кэнтрип гордо вскинула голову. – Кроме того, сегодня не тот день. Я меняю постельное белье утром в понедельник, а полотенца – в понедельник и в четверг. Уже много лет, с тех пор как я здесь работаю.

– А не мог ли кто-то другой… – осторожно предположил Вексфорд.

– Не мог, – отрезала миссис Кэнтрип. – Грязное белье складывается в корзину на кухне, и сегодня к ней никто не приближался. Могу поклясться. А теперь, сэр, прошу извинить, но мне нужно подавать ленч. Вряд ли мистер Найтингейл захочет есть, но я должна, как обычно, отправить поднос с едой мистеру Виллерсу… Боже милосердный! Мистер Виллерс! Я совсем забыла о мистере Виллерсе!

Вексфорд смотрел на нее во все глаза.

– Вы хотите сказать, что в доме живет шурин мистера Найтингейла?

– Не то чтобы живет, сэр. – Глаза экономки по-прежнему были вытаращены, красная рука замерла, прижатая к щеке. – Он приезжает каждое утро и сочиняет свои книги в Старом доме. О, сэр, мне кажется, ему никто не сказал!

– Мистер Виллерс должен был видеть, какая тут суматоха.

– Нет, сэр. Из-за тех деревьев из Старого дома ничего не разглядишь – и снаружи тоже. Я должна пойти и сказать ему. И, слава богу, они не были особенно близки. Одно хорошо – ему будет легче перенести.

Миссис Кэнтрип поспешила из кухни почти бегом. Вексфорд смотрел, как она скрылась под аркой живой изгороди, над которой нависали ветки липы с уже тронутыми желтизной листьями. Над ними виднелась пологая крыша Старого дома и голубое небо с белыми пятнами облаков.

Старший инспектор выждал пять минут, потом, повторяя путь миссис Кэнтрип, зашагал по дорожке, которая привела его на маленький мощеный дворик с небольшим квадратным прудом в центре. В темной прозрачной воде под плоскими блестящими островками листьев лилий плавал карп.

Дворик утопал в густой тени окружавших его деревьев. Их корни высосали все соки из узких бордюров, на которых ничего не росло, кроме чахлых, лишенных цветов растений, отчаянно и безнадежно тянущихся вверх в надежде выбраться на солнце. Вероятно, миссис Кэнтрип вошла в старинный дом – на взгляд Вексфорда, ему было не меньше четырехсот лет – через распахнутую настежь дверь из красильного дуба. Рядом со ступеньками стояла черная металлическая скребница для обуви в виде петуха с расправленными крыльями. Скользнув взглядом поверх окон, решетки на которых были увиты плющом, Вексфорд заметил его собрата, примостившегося на флюгере.

Входя в Старый дом, он понял, что ветер стих.