Текст книги "Поворот ключа"

Сандра застала меня врасплох. Как я могла не подумать! Это же один из самых очевидных вопросов!

– Ну не знаю, – пробормотала я. – Как вам объяснить… Просто… я люблю детей.

Слабовато. Никуда не годится. И к тому же не совсем правда. Когда эти слова сорвались с моих губ, я заметила кое-что не очень приятное для себя. Сандра все еще улыбалась, но ее лицо приняло нейтрально-вежливое выражение. И я вдруг поняла почему. Женщина на пороге тридцатилетия, которая уверяет, что любит детей… Я поторопилась исправить ошибку.

– Честно говоря, я восхищаюсь людьми, которые решаются стать родителями. Я к этому пока совершенно не готова. – Есть! На лице Сандры отразилось облегчение. – К тому же сейчас это невозможно по чисто техническим причинам, – продолжила я, чувствуя себя достаточно уверенно, чтобы пошутить, – поскольку я ни с кем не встречаюсь.

– Значит, тебя ничто не держит в Лондоне?

– Нет. У меня, естественно, есть друзья, а родители несколько лет назад вышли на пенсию и уехали за границу. Как только я улажу дела с «Малышатами», я совершенно свободна и могу приступить к новой работе.

Я сознательно не говорила «к работе у вас», чтобы ей не казалось, что я все за нее решила. Сандра улыбалась и одобрительно кивнула.

– Ты, наверное, уже поняла: для нас это существенный фактор. Приближаются летние каникулы, и мы должны кровь из носу найти кого-то до их начала, иначе нам конец. Кроме того, через несколько недель состоится невероятно важная архитектурная выставка, и наше с Биллом присутствие просто необходимо.

– Каков крайний срок?

– Ри приезжает на каникулы в конце июня – через три или четыре недели. А выставка начинается в выходные перед ее приездом. На самом деле чем скорей, тем лучше. Две недели – терпимо. Три – с натяжкой. Четыре – практически катастрофа. А ты должна сообщить на работе за четыре?

– Да, но я подсчитала, пока разбирала вещи, что у меня есть не меньше восьми дней отпуска, так что получается чуть больше двух недель, а возможно, и меньше. Думаю, я смогу договориться.

На самом деле я сомневалась, что мне пойдут навстречу. Джанин, заведующая ясельным отделением, терпеть меня не могла. Она, конечно, не расстроится, что я их покидаю, но и не станет расшибаться в лепешку, чтобы помочь.

Если честно, я знала и другие способы. Например, сотрудникам детских садов запрещено появляться на работе в течение сорока восьми часов после желудочного гриппа. Я чувствовала, что в середине июня могу подхватить целую кучу подобных инфекций. Правда, Сандре я этого не сказала. Люди почему-то не хотят иметь няню с гибкими моральными установками даже ради их блага.

Пока мы ели, Сандра задала еще несколько типичных вопросов: опиши свои сильные и слабые стороны, приведи пример трудной ситуации и как ты из нее вышла… Все как обычно. Тут я чувствовала себя как рыба в воде: отвечала легко и непринужденно, лишь немного видоизменяя ответы с учетом того, что узнала о Сандре.

Моим стандартным ответом на вопрос о сложной ситуации был рассказ о маленьком мальчике, которого привели устраивать в садик с синяками, и как я разобралась с его родителями. В детских садах история проходила «на ура», но я подумала, что Сандре может не понравиться то, что я сдала родителей властям. Вместо этого я рассказала о четырехлетней девочке, которая обижала других детей, и как я выяснила, что поведение малышки связано с ее собственными страхами перед посещением начальной школы.

Пока я говорила, Сандра просматривала сертификаты. Я знала, что они в порядке, и все равно не находила себе места. Мне стало трудно дышать, хотя виной тому могло быть не волнение, а реакция на собачью шерсть, и я с трудом подавила желание достать ингалятор.

– А что с водительскими правами? – спросила Сандра, когда я закончила историю о хулиганистой четырехлетке.

Я положила вилку на отполированную бетонную поверхность стола и сделала глубокий вдох.

– Честно говоря, с этим небольшая проблема. У меня их украли вместе с бумажником. Я заказала новые, но они потребовали свежую фотографию, и это тянется целую вечность. Могу только дать честное слово, что умею водить.

Во всяком случае, последнее было чистой правдой. К моему облегчению, Сандра кивнула и двинулась дальше. Намерена ли я продолжить учебу. Где вижу себя через год. По тому, как она отставила бокал и посмотрела мне в лицо, я поняла, что ее больше интересует последнее.

– Через год? – задумчиво повторила я, лихорадочно соображая, что она хочет услышать. Нужны ли ей мои амбиции? Любовь к профессии? Стремление к личностному росту? Странно, что она выбрала такой короткий срок. Обычно называют пять лет. Она меня проверяет? Наконец я решилась.

– Видите ли, Сандра… Вы прекрасно понимаете, что я хочу получить эту работу. И, если честно, через год я надеюсь быть здесь. Мне не хотелось бы бросать Лондон и расставаться с друзьями ради краткосрочной работы. Если уж работать в семье, то это должны быть долгосрочные отношения – как для меня, так и ради детей. Я хочу по-настоящему узнать их, увидеть, как они растут. Спроси вы, где я вижу себя через пять лет, – ответ был бы другим. Я хочу учиться, меня интересует детская психология. Но через год… я бы хотела, чтобы любая работа, за которую я сейчас возьмусь, у вас или у кого-то еще, продолжалась больше одного года – ради нас всех.

Сандра расплылась в улыбке, и я поняла, что попала в точку – она ждала именно такого ответа. Хватит ли этого, чтобы получить место? Пока непонятно.

Мы проговорили еще около часа. Сандра щедро наполняла бокалы, и где-то после третьей добавки я прикрыла свой ладонью и покачала головой.

– Спасибо, мне хватит. Я легко пьянею.

На самом деле я нормально переносила алкоголь, просто боялась, что могу утратить бдительность. Мои ответы станут не такими дипломатичными, истории запутаются. Имена и даты смешаются, и наутро я начну мучительно вспоминать, каких глупостей наговорила.

Наполняя свой бокал, Сандра бросила взгляд на часы и удивленно ахнула.

– Господи, начало двенадцатого! Я и не думала, что уже так поздно. Ты, должно быть, падаешь с ног, Роуэн.

– Есть немножко, – призналась я.

Я провела целый день в дороге, и это начало сказываться.

– В общем, я узнала все, что хотела. Завтра познакомишься с девочками, посмотрим, как вы поладите, и Джек отвезет тебя на станцию, хорошо? Во сколько у тебя поезд?

– В половине двенадцатого, так что успеем.

– Прекрасно. – Она встала, сложила посуду в стопку и поставила рядом с раковиной. – Пора закругляться, оставим это Джин.

Я кивнула. Любопытно, кто такая Джин, но лень спрашивать.

– Я только выпущу собак. Доброй ночи, Роуэн.

– Доброй ночи, Сандра. Большое спасибо за вкусный ужин.

– На здоровье. Приятных снов. Дети обычно встают в шесть, но тебе не обязательно подниматься в такую рань, разве что сама захочешь.

Она мелодично рассмеялась, и я решила поставить будильник на шесть, хотя с трудом представляла себе столь ранний подъем.

Сандра пошла выпускать собак в сад, а я вернулась в старую часть дома, вновь испытав то шокирующее чувство. Вместо уходящего в бесконечность стеклянного потолка над головой нависали кружевные фестончики в духе свадебного торта. Гулкий стук моих каблуков-рюмочек по бетонному полу смягчился на паркете и совсем затих, когда я шагнула на лестницу. На втором этаже я остановилась. Ближайшая дверь по-прежнему была приоткрыта, и я, не в силах побороть искушение, вошла в комнату, где стоял приятный теплый запах накормленного, чистого и довольного ребенка.

Петра лежала на спине, раскинув ручки и ножки, как лягушонок. Она раскрылась во сне, и я осторожно поправила одеяльце, почувствовав на запястье ее легкое дыхание. Когда я укрывала ее, девочка вздрогнула и подняла ручку, и я на мгновение замерла: сейчас проснется и заплачет. Но она только вздохнула и продолжала тихонько посапывать.

Я на цыпочках вышла из комнаты и поднялась в заждавшуюся меня роскошную спальню. Стараясь передвигаться как можно тише, чтобы не беспокоить Сандру, прислушиваясь к каждому скрипу половицы, я умылась и почистила зубы. Разложила на пухлом диванчике одежду на завтра, поставила будильник и уже собиралась нырнуть в постель, как вдруг поняла, что не задернула портьеры. Накинув халат, я прошла к окну и потянула занавеси к центру. Они даже не шевельнулись. Я дернула посильнее и заглянула за них: может, они просто для красоты, а закрывать нужно жалюзи? Нет, настоящие. Странно. И вдруг я вспомнила: чтобы закрыть шторы, Сандра нажимала какой-то значок на панели. Они автоматические!

Черт! Я подошла к двери и провела рукой по стене. На панели загорелась куча непонятных символов. Ни один из них не напоминал шторы. Я нажала тот, что показался похожим на окно. Тишину разорвал громкий вскрик саксофона. При повторном нажатии музыка, к счастью, заглохла. Я постояла, прислушиваясь, не завопит ли Петра и не прибежит ли Сандра выяснять, зачем я разбудила детей, но все было спокойно.

Я вернулась к изучению панели, на сей раз сугубо теоретически, и попыталась вспомнить, что делала Сандра. Большой квадрат в центре – основной свет, а скопление квадратиков справа – кажется, другие светильники. А что это за спиральная штучка и бегунок слева? Громкость музыки? Отопление?

Тут я вспомнила слова Сандры об управлении голосом и негромко сказала:

– Задернуть шторы.

К моему удивлению, это подействовало. Прекрасно. Осталось разобраться с освещением. На ночнике был обычный выключатель. С остальными светильниками я справилась методом проб и ошибок, а вот лампа возле кресла никак не хотела выключаться.

– Выключить свет, – скомандовала я.

Ничего не произошло.

– Выключить лампу.

Вместо нее погас ночник.

– Выключить лампу у кресла.

Ничего. Вот дьявольщина!

В конце концов я увидела, что шнур от лампы тянется к странного вида розетке в стене, и выдернула его. Комната мгновенно погрузилась во мрак. Я медленно, на ощупь дошла до кровати и улеглась. И тут же вспомнила, что не поставила телефон на зарядку. Черт!

Чтобы не экспериментировать со светом, я включила фонарик, слезла с кровати и стала рыться в чемодане. Зарядного устройства не было. Может, я его уже вытащила? Я точно помнила, что брала его с собой. Я перерыла весь чемодан, высыпав его содержимое на ковер. Ничего. Вот хрень! Если не заряжу телефон, то на обратном пути сдохну от скуки. Я даже не захватила с собой книгу, потому что читала обычно тоже с телефона. Где же зарядное? Неужели забыла его в поезде? В любом случае, здесь его нет. Я постояла минутку, закусив губу, и открыла верхний ящик прикроватной тумбочки. Может, предыдущая няня забыла свое? О, чудо! В ящике и вправду лежал зарядный шнур, который можно вставить в порт USB.

Облегченно вздохнув, я вытянула шнур из-под кучи бумаг, вставила в розетку и подсоединила телефон. Батарея начала заряжаться, и я с чувством исполненного долга вернулась в кровать.

Я уже хотела выключить фонарик и улечься, как вдруг заметила на подушке листок, очевидно, выпавший из ящика. А вдруг это что-то важное? Нет, просто детский рисунок. По крайней мере…

Я посветила на картинку фонариком. Гм… явно не шедевр. Толстые карандашные линии изображали дом с четырьмя окнами и черной дверью, похожий на Хетербро. Все окна закрашены черным, и только из одного выглядывает бледное личико.

Странно как-то. Рисунок не был подписан, и оставалось только гадать, как он попал в прикроватную тумбочку. Я перевернула листок, пытаясь найти разгадку. На обратной стороне было что-то написано – не детским, а вполне взрослым, сформировавшимся почерком. Правда, он показался мне каким-то не английским.

Новой няне

Меня зовут Катя. Я пишу эту записку, потому что хочу попросить вас: пожалуйста, будьте

Записка обрывалась. Я нахмурила брови. Катя… Где-то я уже слышала это имя. Точно, за ужином Сандра говорила, что так звали предыдущую няню.

Значит, Катя жила в этой комнате. Спала на этой кровати. Что же она хотела сказать своей преемнице? Почему не дописала письмо? Не успела? Передумала? О чем хотела предупредить? Что-то о детях? О том, как поладить с Сандрой? Как вести себя с собаками? Речь могла идти о чем угодно, но у меня почему-то не шла из головы фраза «будьте осторожны». От этой записки вкупе со странной картинкой мне стало как-то не по себе, хотя я не могла понять, что именно меня смущает.

«Какая разница, все равно уже поздно», – подумала я, сложила листок и сунула в ящик. Выключила телефон, натянула одеяло до подбородка и приказала себе спать.

Проснувшись от противного писка будильника, я не сразу поняла, где нахожусь и почему чувствую себя как выжатый лимон. Ах да. Я в Шотландии, и сейчас шесть утра, а я привыкла вставать в полвосьмого. Я села на кровати, приглаживая растрепанные волосы и протирая сонные глаза. Снизу раздавались топот и восторженный визг. Детишки явно проснулись. Сквозь щели по краям штор просачивался солнечный свет. С трудом волоча ноги, я подошла к окну и безуспешно попыталась их открыть. Вспомнив вчерашнюю эпопею, я громко произнесла, чувствуя себя донельзя глупо:

– Открыть шторы.

Они разъехались в стороны, словно по мановению волшебной палочки. От вида за окном у меня перехватило дыхание.

Неизвестный, давно покинувший этот бренный мир архитектор Викторианской эпохи нашел идеальное место, откуда открывался потрясающий вид на бесконечную панораму голубых холмов, зеленую долину и сосновый лес. На сколько хватало глаз, за окном простирались холмистые предгорья с пунктирным узором темных ручьев, гофрированные крыши фермерских построек и далекое озеро, так ярко отражающее утреннее солнце, что напоминало заснеженную поляну. Вдали, над всем этим великолепием, возвышались Кэрнгормс – что означало, согласно «Гуглу», на гэльском языке «Голубые горы». Название показалось мне немного странным. Хотя на фотографиях мелькали все цвета радуги – зеленая трава, коричневые заросли папоротника, красноватая почва с редкими фиолетовыми вкраплениями вереска, зимой – девственная белизна, даже человек с нереально богатым воображением не нашел бы здесь голубого. Но сейчас, под лучами утреннего солнца, в поднимающейся над склонами туманной дымке, на розоватом фоне рассветного неба, горы действительно были голубыми. Я имею в виду не заросшие папоротником подножья, а сами гранитные склоны, зубчатые скалы и пики далеко за линией деревьев. На самом верху лежал снег – даже теперь, в июне.

У меня поднялось настроение. Под окном раздались шаги, и я посмотрела вниз. По дорожке, идущей от хозяйственных построек за домом, шел, держа в руке сумку с инструментами, Джек Грант. Его влажные волосы поблескивали на солнце, точно он только что принял душ. Я пялилась на его темную макушку примерно с минуту, пока не почувствовала себя вуайеристкой, после чего отошла от окна и отправилась в душ.

В ванной было темно, и я автоматически потянулась к выключателю, но тут же вспомнила о чертовой панели. Она послушно зажглась, вновь явив моему взору запутанную мозаику из квадратиков, бегунков и точек. Я нажала значок наобум. Целилась я туда же, что и вчера, да, видно, промахнулась. Вместо нормального света загорелась синим цветом окантовка вдоль плинтусов. При таком освещении можно сходить в туалет, чтобы не потревожить спящего рядом человека, а принять душ совершенно немыслимо.

При нажатии следующей кнопки синие полоски погасли, вместо них загорелись две золотистые лампы над ванной, озарив помещение теплым, приглушенным светом. Это идеально подходило для расслабляющей пенной ванны, однако душевая кабина по-прежнему оставалась темной, к тому же мне хотелось чего-нибудь более утреннего, бодрящего.

С четвертой или пятой попытки я нашла подходящее освещение – достаточно яркое и при этом не бьющее в глаза, с подсветкой вокруг зеркала – придется кстати при нанесении макияжа. Облегченно вздохнув, я сбросила халат и шагнула в душ. И тут же столкнулась с новой трудностью. Из стены и потолка торчала целая батарея разнообразных шлангов, кранов и насадок. Знать бы, как ими управлять!.. Ответ: еще одна панель, на этот раз водонепроницаемая, прямо в стене душевой кабинки.

Прикоснувшись к ней, я увидела надпись: Доброе утро, Катя.

Я моментально вспомнила незаконченную записку из тумбочки. Кроме надписи, на экране присутствовали смайлик и кнопка. Я не Катя. Я нажала кнопку, и надпись изменилась. Доброе утро, Джо. Еще одна попытка. Доброе утро, Лорен. Доброе утро, Холли. Доброе утро, гость.

Больше вариантов не было. Значит, я гость. Я нажала на смайлик. Ничего не произошло, только на экране вновь появились загадочные значки. Нажав первый попавшийся, я взвизгнула, когда меня окатило мощными струями ледяной воды. С перепугу я сразу нашла, как их выключить.

Накатило раздражение.

Надо же как-то помыться!.. А если воспользоваться чьими-то настройками, пока не разберусь? Доброе утро, Катя. Я с трепетом надавила на смайлик, и на экране появилось сообщение: «Хэппи» готовит ваши любимые настройки. Приятного душа! Когда буквы погасли, одна из душевых насадок поползла вверх, наклонилась, и оттуда пошла вода. Судя по всему, Катя была на голову выше меня и любила более горячую воду. С температурой я бы еще смирилась, но из-за разницы в росте струи били мимо, в стеклянную перегородку, что превращало мытье волос в почти непосильную задачу.

Так, надо попробовать кого-нибудь другого. На этот раз мой выбор пал на Холли. Сцепив зубы, я ждала результата.

Наконец-то! Из решетки над головой полился ласковый дождь, и это было… просто восхитительно. Трудно подобрать другое слово. Вода текла под нужным напором, пропитывая меня животворящим теплом. Капли стучали по голове, выбивая из нее остатки сонливости и выпитого вечером вина. Кто бы ни была эта Холли, я определенно нашла в ней родственную душу. Вымыв волосы, я долго стояла с закрытыми глазами, отдавшись приятным ощущениям. Хотелось стоять здесь вечно, наслаждаясь этой вопиющей роскошью, но я вспомнила, что минут десять только разбиралась с настройками. Если не выйду прямо сейчас, то героический ранний подъем окажется бессмысленным. Зачем было вставать ни свет ни заря, если я не предстану сейчас перед Сандрой – бодрая, свежая, энергичная.

Решительно выключив воду, я потянулась за пушистым белым полотенцем, напоминая себе, что если выйду сейчас, то смогу принимать такой душ хоть каждый день.

Внизу меня встретили божественный аромат поджаренного хлеба и детский смех. На ступеньке валялся маленький клетчатый халатик, а посреди холла – одинокая тапочка. Подняв то и другое, я прошла в кухню. Сандра стояла перед огромным хромированным тостером с кусочком темного хлеба в руке. За металлической стойкой для завтраков сидели две девочки в ярко-красных пижамах. Их кудрявые волосы, у одной почти черные, а у другой – совсем светлые, были растрепаны со сна, и обе неудержимо хохотали.

– Не поощряйте ее! – взмахнула кусочком хлеба Сандра. – Если вы будете смеяться, она сделает это снова.

– Что сделает? – спросила я, и хозяйка дома повернулась ко мне.

– О, Роуэн! Господи, как ты рано! Надеюсь, тебя не дети разбудили? Некоторые члены нашей семьи никак не научатся оставаться в постели хотя бы до шести утра.

Она многозначительно кивнула в сторону младшей, светловолосой девочки.

– Нет, я вообще жаворонок, – соврала я.

– В нашем доме это качество тебе очень пригодится, – вздохнула Сандра.

Она была в халате и выглядела совершенно задерганной.

– Петра бросается кашей, – с булькающим смехом сказала ранняя пташка, указывая на розовощекого ребенка, сидящего в высоком стульчике в углу. На передней панели плиты висела овсяночная клякса размером с куриное яйцо, медленно сползающая к бетонному полу. Петра, визжа от восторга, набирала в метательный снаряд следующую порцию каши.

– Пета блосает, – пролепетала она и прицелилась.

– Ага, – с улыбкой сказала я, протягивая руку к ложке. – Петра, дай-ка ее сюда, пожалуйста!

Посмотрев на меня оценивающим взглядом, крошка потешно насупила светленькие бровки, и ее хорошенькое личико расплылось в улыбке.

– Пета блосает, – повторила она и запустила овсянку в моем направлении.

Я пригнулась, но мне не хватило доли секунды, и каша поразила меня в грудь. С минуту я хватала ртом воздух, а когда поняла, что произошло, пришла в бешенство. Дело в том, что я взяла с собой только два комплекта одежды, а вчерашняя блузка с пятном от красного вина – ума не приложу, откуда оно взялось, – валялась смятая в чемодане. То есть переодеться не во что, и я так и буду ходить вся в каше, пока не вернусь домой. Мелкая дрянь!

Меня спасла светленькая девочка. Она захихикала и в притворном ужасе прикрыла рот рукой. Это напомнило мне о почетной миссии воспитателя. Я выдавила улыбку.

– Здорово, да? Тебя зовут Элли? Смейся, что же ты? Это ведь так смешно.

Она убрала руку от лица и опасливо улыбнулась.

– О господи! – в отчаянии опустила руки Сандра. – Извини, Роуэн. Это неслыханно! Говорят, в два года у детей начинается первый кризис становления личности, но, похоже, Петра готовится заранее. Что с твоей блузкой?

– Ничего страшного, – сказала я.

С блузкой была полная катастрофа, во всяком случае, пока я ее не постираю, а может, и вообще. Додумалась же надеть на собеседование шелковую блузку, которую можно только чистить! Правда, я не рассчитывала на столь неформальное общение с первого дня. Ладно, раз уж это случилось, надо взять моральный реванш.

– Не волнуйтесь, – продолжала я успокаивать Сандру. – С детьми нужно быть готовой ко всему.

Прежде чем Петра успела заподозрить неладное, я отодвинула тарелку с овсянкой и поставила на стол вне ее досягаемости.

– Хватит, маленькая мисс Петра, вы хорошо повеселились, – строго сказала я и обернулась к Сандре. – Где у вас половая тряпка? Надо убрать эту кашу, пока никто не поскользнулся.

– В кладовой, вон та дверь, – с признательной улыбкой сказала Сандра. – Большое спасибо, Роуэн. Честно говоря, я не ожидала, что ты так с порога впряжешься в работу.

– Всегда рада помочь, – твердо заявила я и направилась в кладовку, потрепав по волосам Петру и подмигнув Элли.

Мэдди опустила взгляд в тарелку, словно происходящее ее не касалось. Вероятно, ей было стыдно, что она подначивала Петру.

Кладовая, без сомнения, относилась к старинной части дома. Судя по огромной раковине и вымощенному каменными плитами полу, в старые времена это была буфетная. Однако у меня начисто пропало желание любоваться архитектурными изысками. Я закрыла за собой дверь и сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь избавиться от остатков раздражения, после чего занялась спасением блузки. Счистила в раковину большую часть овсянки, осталось убрать губкой следы и замыть пятно. Провозившись пару минут, я только заляпала водой юбку. Я подперла дверь шваброй и сняла блузку. Оставшись в юбке и лифчике, начала замывать пятно под краном, стараясь не сильно намочить оставшуюся часть блузки, и вдруг услышала шум с другой стороны буфетной. Там оказалась еще одна дверь, через которую вошел Джек Грант.

– Косилка работает, Сан… – начал говорить он, вытирая руки о нижнюю часть комбинезона, но, увидев меня, замолчал на полуслове, вытаращил глаза и покраснел как рак.

Я вскрикнула и прижала мокрую блузку к груди, изо всех сил стараясь защитить свою скромность.

– О, господи, извини… я хотел… я не хотел… прости, – сказал Джек, прикрыв глаза рукой, посмотрел на потолок, перевел взгляд на пол и в конце концов развернулся и выбежал на улицу, хлопнув дверью.

Я стояла, тяжело дыша, не зная, плакать или смеяться. И то и другое было бесполезно, так что я просто подсушила блузку полотенцем, висевшим на батарее, налила в ведро воды и вернулась в кухню – с такими же пунцовыми щеками, как у Джека.

– Ну что, отстиралось? – спросила Сандра через плечо, когда я вошла. – Сделать тебе кофе?

– Да, – смущенно ответила я, не зная, рассказывать ли ей о вторжении.

Интересно, она слышала мой удивленный вопль? А вдруг Джек сам расскажет?

– Сандра, я…

И тут у меня сдали нервы. Просто не поворачивался язык выговорить: знаете, Сандра, я только что устроила маленький стриптиз перед вашим работником. Это звучало как-то непрофессионально. Оставалось надеяться, что Джек, будучи джентльменом, не станет поднимать эту тему.

– Молоко и сахар? – обернулась ко мне Сандра.

– Спасибо, только молоко. – Я поставила ведро на пол и начала отчищать следы метательных упражнений Петры от плиты и пола. Мои щеки постепенно остыли.

Наконец, подкрепившись кофе и вкуснейшим тостом с джемом, я почти смогла сделать вид, что ничего не произошло.

– Итак, девочки, – сказала Сандра, вытерев руки, – у меня до сих пор не было возможности познакомить вас с Роуэн. Она приехала посмотреть, как мы живем. Поздоровайтесь.

– Здрасьте, – пробормотала Мэдди, опустив взгляд в тарелку.

Она выглядела младше своих восьми лет – темноволосая, тоненькая, с бледным личиком и худыми поцарапанными коленками.

– Здравствуй, Мэдди.

Я изобразила обаятельную улыбку, но девочка так и не подняла головы.

Элли казалась более общительной. Круглые голубые глаза смотрели на меня из-под белокурой челки с искренним любопытством.

– Здравствуй, Элли. Сколько тебе лет?

– Пять, – сказала Элли. – Ты будешь нашей няней?

– Гм…

Я лихорадочно соображала, как ответить. Если сказать «надеюсь», не прозвучит ли это слишком умоляюще?

– Возможно. Роуэн еще не решила, хочет ли у нас работать, и мы должны очень хорошо себя вести, чтобы ей понравиться, – вмешалась Сандра, незаметно подмигнув мне. – Вот что, девочки. Бегите к себе, одевайтесь, и мы покажем Роуэн, что у нас интересного.

– А Петра? – спросила Элли.

– Она побудет со мной. Ну же, раз-два.

Девочки послушно слезли с табуретов и пошлепали наверх. Мать проводила их любовным взглядом.

– Да они у вас просто ангелы! – восхищенно сказала я, зная по собственному опыту, что пятилетние дети, самостоятельно одевающиеся по команде, встречаются исключительно редко, да и за восьмилетними нужно приглядывать.

Сандра закатила глаза.

– Девочки знают, что нельзя капризничать перед гостями. Посмотрим, что они будут делать.

Она нажала кнопку на планшете, и на экране возникло изображение. Детская комната, вид сверху. Расположенная на потолке камера была направлена на две небольшие кровати. Звук не записывался, но дверь детской хлопнула так сильно, что мы услышали из кухни, а плюшевый мишка на камине закачался и упал. В нижней части экрана появилась Мэдди. Она сердито промаршировала к кровати и уселась, сложив руки на груди. Сандра нажала еще какую-то кнопку, чтобы приблизить лицо дочери, но мы увидели только макушку, потому что девочка опустила голову. Что-то щелкнуло, как будто включился микрофон.

– Мэдди, – строго сказала Сандра, – я ведь просила тебя не хлопать дверью?

– Я не хлопала.

Микрофон придал тихому голосу девочки металлический оттенок.

– Неправда, я видела. Ты могла ударить Элли. Одевайтесь, можете пока посмотреть телевизор. Ваша одежда разложена на стульях.

Мэдди молча встала и стащила через голову пижамную рубашку. Сандра отключила планшет.

– Ничего себе, – сказала я, чувствуя себя немного не в своей тарелке, – поразительно!

На самом деле мне пришло в голову совсем другое: тотальная слежка. В принципе, во многих местах, где я работала, пользовались камерами наблюдения или радионянями со встроенным микрофоном. Наверное, меня смутило, что я узнала об этом только сейчас. С вечера я не заметила никаких камер, значит, они спрятаны. Интересно, Сандра следила за мной, когда я пошла к себе? Знает, что я заглядывала к Петре? У меня вспыхнули щеки.

– У нас весь дом подключен, – как ни в чем не бывало сказала Сандра, вернув планшет на место. – Это очень удобно. Не нужно бегать вверх-вниз по лестнице, чтобы проконтролировать детей.

– Да, очень удобно, – эхом отозвалась я, стараясь подавить неприятное чувство.

Весь дом? Что она имеет в виду? Детские комнаты – еще можно понять. Но не гостиная же? Спальни? Ванные? Нет, вряд ли. Это наверняка незаконно. Внезапно потеряв аппетит, я положила остаток тоста на тарелку.

– Ты закончила? – жизнерадостно спросила Сандра.

Я кивнула, и она отнесла грязные тарелки к раковине. Оставшаяся с вечера посуда исчезла. Наверное, таинственная Джин уже приходила.

– Тогда, пока девочки одеваются, давай посмотрим дом.

Она вытащила Петру из стульчика, протерла влажной салфеткой ее мордашку и взяла на руки. Мы вернулись в старую часть дома и прошли через холл к главному входу, по обе стороны которого были двери.

– Я объясню тебе планировку, – начала Сандра. – Холл расположен в центральной части дома, там, сзади, – кухня, из нее выходит буфетная, ты ее уже видела. Это единственное, что уцелело из помещений для прислуги, остальное пришлось снести и переделать. По фасаду у нас большие комнаты, там мы планировали столовую. – Она указала на дверь справа от входа. – Со временем мы поняли, что едим всегда на кухне, поэтому превратили столовую в библиотеку-кабинет. Взгляни.

Просунув голову в дверь, я увидела небольшое помещение, обшитое панелями насыщенного бирюзового цвета. Одну стену снизу доверху занимали книжные полки, уставленные художественными изданиями в мягких обложках и толстыми справочниками по архитектуре.

Комната напоминала небольшую уютную библиотеку в старинном особняке, принадлежащем фонду исторического наследия. Впечатление портили огромный стеклянный письменный стол по центру, на котором стоял компьютер с двумя огромными мониторами, и эргономичное космическое кресло.

Я моргнула. В том, как сочеталось здесь старое с новым, было что-то обескураживающее. В отличие от обычных домов, где современные вещи гармонично вписываются в обстановку, соединяясь в цельную картину, здесь создавалось впечатление масла и воды, которые существуют сами по себе – подчеркнутая старина и кричащая современность.

– Красивая комната, – сказала наконец я, заметив, что Сандра ждет моей реакции. – Потрясающие цвета.

Она довольно улыбнулась, поудобней перехватив Петру.

– Спасибо. Технической стороной занимается Билл, а за дизайн интерьера отвечаю я. Мне нравится этот оттенок бирюзы. Кабинет скорее относится к владениям Билла, так что мне пришлось сдерживаться, но я отыгралась на гостиной. Решила: это мой дом, почему я должна кому-то угождать? Пойдем дальше.

Мы вошли в гостиную. Вокруг изразцового камина стояли диванчики со стеганой обивкой. Потолок и мебель сохраняли тот же бирюзовый оттенок, что панели в кабинете, а стены были покрыты богатыми, изысканными обоями со сложным узором глубокого синего, изумрудного и аквамаринового цветов. Присмотревшись, я разглядела стилизованных павлинов, переплетающихся с узорчатой растительностью, что делало их практически неузнаваемыми. Листья были темно-зелеными и иссиня-черными, птицы переливались синевой и аметистом, их хвосты извивались, растекались и смешивались с зарослями в какой-то кошмарный лабиринт, навевающий мысли о клетке или непроходимой лесной чаще. Узор повторялся на каминных изразцах. По обе стороны решетки стояли два павлина. Их тела начинались на самых нижних плитках, а хвосты устремлялись вверх.