Текст книги "Исповедь"

Исповедь
Сабит Алиев

© Сабит Алиев, 2017

ISBN 978-5-4490-0659-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я считаю себя молчуном и тихоней, потому что не люблю выделяться на общем фоне и легко могу жить без друзей. Да и внешность у меня непривлекательная. Братьев и сестёр нет. Наверное, поэтому дружить я так и не научился. Всегда был один. Естественно, у меня есть несколько приятелей, которых, пожалуй, можно было бы назвать cкорее товарищами. Люблю часами читать книги, слушать отцовские пластинки. Особенно сильное впечатление на меня производит классическая музыка. Классика – это огромная ценность для всех, кто способен понять её смысл, ощутить гармонию, насладиться красотой.

Обучению в школе я не придавал особого значения, учился средне. Единственный раз я получил высокую оценку на диктанте по русскому языку. И это было для меня большим стимулом; ведь мой отец обещал мне за хорошую учёбу купить кроссовки, но так и не купил. Но меня это не расстроило: мне нравился русский язык и я остановил свой выбор именно на нём. Я изучал язык с жадностью, в любую свободную минуту перечитывал учебники.

Мать моя была красивой, умной и мудрой женщиной. Её все очень уважали. Помню её прямую осанку и то, как она держала свой подбородок – немного вперёд. Мы с мамой могли гулять часами. Она постоянно твердила мне: «Сынок, когда-нибудь меня не станет, и я хочу, чтобы ты знал, что я всегда буду тебя любить и оберегать. Я буду наблюдать за тобой из того мира». Будто знала, что умрёт скоропостижно. Когда мы с ней оставались одни и говорили о жизни, она внушала мне, что жизнь очень странное и в тоже время интересное явление. Как-то раз она рассказала мне сказку о молодых людях, которые любили друг друга и в один момент девушка умерла от болезни… Вот так и мы потеряли мать.

Я представить не мог, что моей мамы когда-нибудь не станет. Но в тот злосчастный день произошло самое страшное в моей жизни, то, чего я боялся больше всего: она умерла. Никогда не смогу забыть, как перед моими глазами земля ложилась ровными слоями, пока могила матери не стала холмиком, на который мы положили цветы.

В тот момент я замкнулся в себе. Я молча ходил в школу и так же молча возвращался домой. Я не жил, а просто существовал. И так продолжалось день за днём. У меня пропал аппетит. Я сильно похудел. Началась жуткая бессонница. Правда, ну какой тут сон?! Откроешь глаза, а голова пустая. Со временем я даже перестал соображать, сплю я сейчас или нет. Будто всё происходящее нереальность, мираж. Постепенно я начал приходить в себя.

Мать была младше отца на шесть лет. Отец боготворил её и просто носил на руках. Она была всем в его жизни. Казалось, его любовь к ней была намного сильнее, чем любовь ко мне. Отец был таким человеком, что всё любимое им он никому не отдавал. Постоянно повторял мне, что именно моя мать научила его любить. Он так и не смог смириться с утратой и отпустить образ любимого человека. Больше в своей жизни он никого не полюбил. И не женился. После похорон отец месяц не выходил из дома. Он не разговаривал даже со мной. По ночам гулял, как лунатик, а под утро, плотно закрыв шторками окно, натягивал на себя одеяло и засыпал, даже не шевелясь. Помню, как мне было страшно от его вида, казалось, что во всём мире я одинок. Я боялся, что и он умрёт. Когда я потерял отца, то, конечно, горевал, но его смерть меня уже не потрясла. После ухода мамы он так и не стал прежним отцом для меня. У каждого из нас был свой мир. Его и мой.

Я отчётливо помню минуту, когда он умер. Я подошёл к нему и увидел своего спящего отца, только без храпа. Первые дни мне казалось, что в моём мире уже нет смысла, что больше незачем жить, хоть я и говорил, что последние годы мы общались очень редко. Но я знал, что он рядом, и этого было мне достаточно. Я восхищался своим отцом, уважал его. Для меня он был идеалом. В двадцать три года я закончил институт. В первый год мне дали вести пятые классы, тридцать человек в каждом. Постепенно я полюбил свою работу, даже директор однажды сказал мне: «Вы очень хороший учитель! Когда занимаетесь детьми у вас лицо светлеет». Может, он и был прав… Это огромное удовольствие – учить детей. Так я работал долгие годы. У меня сложились замечательные отношения с родителями моих учеников. Я очень часто встречался с ними, они даже приглашали меня по выходным на шашлыки. С коллегами тоже особых проблем не было. После пяти лет работы мне неожиданно предложили перевестись в другую, более современную школу в том же городе. Я согласился. Поначалу у меня был лёгкий мандраж, потому что я боюсь всего нового и незнакомого.

Со своей женой я познакомился в школьной библиотеке. Девушка сидела тихо подальше от всех и читала. В её глазах я заметил особый интерес ко всему, что её окружало. Время шло к полудню, кабинет был освещён лучами солнца, пробивающегося сквозь шторы.

– Видишь, – шепнул мне коллега, – вон новенькая. – Из столицы отправили, учитель истории.

У неё были густые кудрявые волосы, глаза чёрные как смоль, упругие груди и белое красивое лицо. Она внимательно глядела в книгу, и её взгляд от этого казался усталым, а лицо бледным. Я догадался, что чтение утомило её. В первый же день я узнал, что её зовут Арзу и она живёт в общежитии. Потом я часто видел её в библиотеке на том же месте и с тем же выражением лица при чтении книги. Однажды я стоял у окна и смотрел на улицу, рассеянно листая газету. Вдруг я увидел идущую Арзу. Я быстро бросил газету, вышел и догнал её. Подошёл и решительно заговорил. В тот момент я осознавал, что нужно с ней заговорить именно сейчас, чего бы это мне ни стоило, ведь другого шанса у меня не будет…

– Вы торопитесь? Могу проводить вас? – смущённо спросил я.

Она медленно подняла голову и молча смотрела на меня. Мне показалось, что мои слова повисли в воздухе белым облаком. Я не знал, о чём говорить дальше, лицо моё покраснело, и я остался стоять на том же месте. Она вроде бы слегка улыбнулась. В растерянности я так и не понял, была это улыбка или нет.

– Если вы хотите, можем и прогуляться, – предложила Арзу. – Давайте знакомиться! – она улыбнулась уже более явно.

Так началось наше знакомство, а потом и любовь. В тот вечер мы зашли в первое попавшееся кафе, я заказал совершенно чистые, лёгкие, скромные местные вина, без каких-либо выдающихся названий. Их можно пить помногу, и они так приятно отдают сельским простором. Стакан полусухого красного вина, свежевыпеченный хлеб из тандыра и сыр мотал местного изготовления. Запах хлеба создавал теплоту и домашний уют в этом небольшом кафе. Что может быть прекраснее?!

Говорили мы о погоде, потом обсудили почти завершившийся учебный год.

– Вы любите историю? – спросил я.

– Да. А что, она вам не нравится?

– Не так чтобы очень! – ответил я. – Просто мне кажется, историю пишет каждый, как хочет. Я говорил всё, что приходило на ум, лишь бы наш разговор длился как можно дольше. Но больше всего я хотел узнать про неё: откуда она, есть ли у неё семья и какая? Где и с кем живёт? Однако о себе Арзу ничего не рассказывала. Я же не осмеливался расспрашивать.

После долгого молчания Арзу спросила:

– Вы, наверное, рождены под знаком Рыб?

– Да, ответил я немного удивлённо. – А как вы узнали?

– Всего лишь совпадения, – она пожала плечами.

Я молча улыбнулся, не понимая, каким образом она догадалась? Я вспомнил давнишнюю встречу, ещё в школьное время, когда после уроков я отправился домой. По пути к дому одна молодая женщина пристала ко мне и за очень короткое время рассказала обо мне всё, словно видела меня насквозь. В это трудно было поверить, но незнакомая женщина действительно хорошо знала всё! Возраст, семью, увлечения. Рассказала, что у меня нет друзей, только товарищи, и всё прочее вплоть до мелочей, о которых обычно мы не думаем. Было ощущение, будто она меня раздела догола. Она говорила тихо, мягко и очень складно. В момент разговора её лицо казалось неподвижным. А на мой вопрос, откуда она все знает, она ответила:

– Читать мысли я не умею, только вот стоит мне пристально посмотреть на любого человека – и я вижу его насквозь.

– А моё будущее? – с волнением спросил я.

– Будущего не видно, – бесстрастно ответила она. – Могу сказать только одну вещь: у тебя будет одна любовь на двоих. Будущее тем и интересно, что в нём нет ничего прошлого, всё совершенно новое.

– Вот и славно, – ответил я. По правде говоря, мне вовсе не хотелось узнавать будущее. Хоть и запомнил её последние слова «Одна любовь на двоих…» и, конечно же, её лицо, особенно проницательный взгляд и прозрачные глаза.

Вернувшись домой, я рассказал всё отцу. Он похлопал меня по плечу и сказал:

– Сынок, одному Богу известно, что нас ожидает, что было в прошлом и что произойдёт в будущем. Рассуди сам, каким образом незнакомая женщина может предсказать тебе твою судьбу?! Избегай гадалок и астрологов, они коварные люди. Запомни: в молодости человек не должен думать о будущем, о том, каким оно будет. Ведь никто же не знает этого? Живи и радуйся, главное помнить: жизнь даётся один раз и прожить надо эту жизнь достойно. Не бывает любви на двоих, любовь одна и она должна принадлежать только тебе.

Вспомнив это, я внимательно смотрел на Арзу.

– Так как же вы всё-таки догадались, что мой зодиакальный знак – Рыбы?

– В эту науку я просто не могла не поверить, – начала объяснять Арзу. – Отец мой большой учёный по астрологии, он живет в Баку. Ещё будучи маленькой девочкой я увлекалась астрологией, потом почему-то решила стать учителем. Отец, конечно, расстроился, но не настаивал ни на чём. «Твой выбор, подумай сама», – сказал он.

Я повертел бокал вина в руке, потом поднял и посмотрел на цвет, густой красный, как кровь быка, затем поставил бокал на стол, точно задавшись целью молчать. Её голос действовал на меня завораживающе, я не мог прервать её. После она, снова опустив голову, замолчала. О чём думает она, подумал я? Верит ли она, что в мире есть Бог, чувства, любовь, счастье…

Обратно мы шли под руку, и я был самым счастливым. Меня удивило то, что каким милым, даже детским может быть порой моё озабоченное лицо. Когда прощались, единственным моим желанием в тот момент было поцеловать её. Она с вызовом выдержала мой взгляд. Я коснулся её губ, и кончики моих пальцев скользнули по её подбородку к шее. Мы попрощались, и я ещё долго бродил по тёмным улицам своего города. Придя домой почти утром, я сразу же уснул под впечатлением прошедшей встречи.

Помнится мне и другой вечер. Я был дома. Только проводил своего ученика, вдруг позвонили в дверь. Я отворил её и увидел перед собой Арзу – расстроенную, с заплаканными глазами.

– Можно? – спросила она хриплым голосом.

Я молча отошёл от двери. Арзу вошла и сразу направилась в кухню. Будто знала, где кухня находится, подумал я. Затем она села у окна и, глубоко вздохнув, начала говорить:

– Скажи мне, Ягуб, почему в этом маленьком городе все люди злые?

Честно говоря, я не знал, что на это ответить, ведь в нашем городе живут разные люди – добрые, любопытные, равнодушные. Я постарался её убедить в этом и утешить. После её прихода ко мне мы стали часто встречаться. Мы были молоды и наивны. Говорили ни о чём, но легко и непринуждённо. Со мною это было впервые, за считанные дни совершенно чужой человек стал самым родным для меня. Ходили в кино, в кафе, но Арзу ни разу при мне не ела. Я пил вино, а она пила только чай или минеральную воду. Говорила, что человек стареет оттого, что много ест, а три раза в день – это просто губительно. Нужно есть один раз утром. Что, мол, цивилизация ускорила шаг к своему старению, что очень скоро я пойму это сам. Мы беседовали о разном, только вот Арзу не любила рассказывать о себе, будто у неё не было прошлого.

– Почему ты не говоришь о себе? – спросил я однажды. – Я ведь хочу знать, где ты родилась, кто твои родители… Кроме того, что твой отец учёный, я больше ничего не знаю.

Арзу некоторое время смотрела на меня, а затем не торопясь ответила:

– Я не знаю, мне кажется, это не столь важно! – Её губы почему-то задрожали. – Считай, что у меня нет прошлого. Иногда я сама об этом думаю. Воспоминания о прошлом вызывают боль. Ягуб, ты думай, что у меня нет прошлого, нет родителей…

В тот момент мне показалось, что Арзу одинока, как кошка, потерявшая свой дом. Именно тогда я всерьёз влюбился в неё. Постепенно мы пришли к решению жить вместе. В то время мне исполнилось двадцать шесть, и Арзу была моей первой и единственной любовью.

Многие мои товарищи не одобрили наш брак. Одни говорили, что я ещё молод, другие предостерегали, что ходят слухи, будто она гадает на картах, что женой будет никакой. Она не общается с коллегами, не похожа на других. А я просто любил и верил в неё.

Мы поженились. Правда, без всякого благословения товарищей и коллег. На нашей свадьбе были близкие соседи и мои дальние родственники. Арзу переехала ко мне. Мы жили счастливо и мирно, никому не мешая, да и нам тоже никто не был нужен. Она по-прежнему не рассказывала о себе ничего, да я и не спрашивал. Мы любили друг друга, как мне казалось в то время. Правда, Арзу была несколько странная, она не разговаривала ни с кем, разве только по делу. Она была умная, на лету схватывала, что интересует людей, о чём они думают, тем и заставляла всех восхищаться собою, и многие женщины завидовали ей. Она очень заметно отличалась от них, и преодолеть эту пропасть было невозможно. Однако окружающие постепенно привыкли к Арзу и даже полюбили её. В первые годы нашей семейной жизни мы так и не смогли родить ребёнка. Я уже начал думать, может, проблема в несовместимости Арзу и меня? Однажды я предложил Арзу:

– А не отправиться ли нам для смены обстановки в путешествие?

– Путешествие? – удивилась она. – Зачем нам куда-то ехать? Мне и так хорошо. Разве для полного счастья нужно обязательно куда-то ехать?

– Дело не в этом, – ответил я. – Хочу съездить туда, где мы с тобой ни разу не были, к тому же больше года мы нигде и не отдыхали.

– Что ж, – глубоко вздохнула она, – если ты хочешь, я согласна. Куда поедем?

– Тут очень близко, два часа езды до Грузии.

Выслушав меня, она помолчала и ответила:

– Одобряю.

Я крепко обнял её.

– Думаю, через неделю мы сможем уехать. А ты подготовишься к тому времени?

Она улыбнулась, пожимая плечами. Однако через несколько дней я передумал и предложил поехать в Россию. Не знаю даже почему, но теперь я хотел уехать именно в Россию, в частности в Москву. Она слушала меня, потом уставилась куда-то в сторону, затем перевела взгляд на меня и, пристально всмотревшись в мои глаза, ответила:

– Нет. В Россию я не хочу, для меня Россия слишком холодная страна. Ты же знаешь, я люблю тепло.

На этом разговор о России закончился. В конце концов мы сели в автобус и уехали в Тбилиси. По дороге я всё время читал книгу, а она спала, тесно прижавшись к моему плечу. Поездка не принесла нам радости. В Тбилиси приснился мне кошмарный сон. Я вскрикнул и проснулся. Жена, узнав, что со мной случилось, сказала:

– Сон – это как прошлое: пока ты его не трогаешь, оно тоже тебя не тронет!

Но что-то таинственное было в нашем путешествии.

По дороге обратно Арзу неожиданно начала говорить:

– Моя мать умерла через три дня после родов. Отец говорил, что смерть мамы была тихой, без страданий и видимых мучений. Она будто погасла, словно кто-то, стоя за спиной, незаметно нажал на кнопку. Её мать, моя бабушка, была армянкой. Из-за этого меня считали в школе полукровкой, а когда я выходила к доске, дети смотрели на меня с лёгким презрением. Меня, конечно, это обижало. Как раз это было в то время, когда из Армении выгнали всех азербайджанцев и началась война в Карабахе, по итогам которой один миллион азербайджанцев стали беженцами. Вот поэтому, наверное, я и выросла человеком замкнутым. Настоящих друзей, как и у тебя, у меня не было, но я об этом не особо жалела. Одиночество кажется мне совершенно естественным состоянием – можно сказать, жизненной предпосылкой.

Помню, что отец часто уезжал с выступлениями в другие города, – продолжала она. – Годам к четырнадцати я уже начала справляться со всеми домашними делами сама, готовила еду, стирала. И нисколько при этом не грустила. Одноклассников домой не приводила. Да и кого приглашать? Близких подруг у меня не было. – Арзу глубоко вздохнула, закрыла глаза и замолчала, будто хотела вспомнить что-то важное.

Я, в свою очередь, подумал, насколько наши судьбы похожи. Ведь бывает же так – потерять в детстве мать, а потом отца…

– Знаешь привычки одиноких людей? – продолжила она, вытирая слёзы ладонью. Я молчал. – Они боятся говорить первыми. Я нашла себе занятие, начала рисовать. Запиралась в комнате, только и занималась этим. Особенно мне нравилось рисовать лицо человека. Остро оттачивала карандаши и вырисовывала мелкие детали лица, вплоть до каждой ресницы. Мои оценки в школе были хорошими, каждый раз на конкурсах рисования я получала первое место. Ещё в старших классах меня приняли в Институт искусств, а через три года поступила в педагогический институт, на факультет истории. Отец к тому времени умер, так я осталась круглой сиротой…

Несмотря на драматизм рассказа, я был рад откровению Арзу. Она открылась для меня как волшебная драгоценная шкатулка со своей тайной. Я благословлял случай, который подарил нам путешествие, который наконец-то раскрыл мне всю глубину души и чувств моей дорогой Арзу. Я вернулся домой, переполненный обновлённой любовью к своей жене.

Вскоре мы узнали, что Арзу беременна. Я точно знал, что у нас будет мальчик. Через девять месяцев родился сын, Мардан.

***

Прошло четырнадцать лет. Я попал в автокатастрофу. Перелом позвоночника, повреждён спинной мозг. Теперь обе мои ноги парализованы и я прикован к инвалидной коляске.

В шестой раз сделал усилие над собою, чтобы продолжить рукопись. Стоит отложить ручку, как мысли потоком льются в голову. Прочитав всё написанное, понимаю, что там нет ничего настолько важного, чтобы кого-то это заинтересовало. Хотел порвать бумагу, но решил отложить её в надежде прочитать потом. Подкатил инвалидную коляску к окну, которое выходит в центральный парк. У входа толпятся люди. Одни что-то бурно обсуждают, другие просто курят, подростки играют в футбол, а влюблённые пары, держась за руки, неспешно гуляют. Жизнь интересная, заманчивая.

Каждый человек может стать кем угодно. Я не стал никем. Впрочем, я несправедлив к себе. Я был учителем. Талантливым учителем. Оставил добрый след в душах многих своих воспитанников. Однако теперь другое время, другие нравственные ценности. И Арзу, сама педагог, всё же сказала однажды:

– У тебя такой вид, словно ты достиг чего-то в жизни. У твоих ровесников вон какие дома, машины. А у тебя дом старый, двери в нём скрипят. И всех капиталов – от зарплаты до зарплаты.

Мне горько было слышать эти слова тогда, и не менее горько слышать теперь, когда моя жизнь стала для меня тюрьмой, когда прошло уже два года.

Я чувствую себя наполовину живым человеком, нижняя часть которого застряла в тисках, сознавать это нет никаких сил. Немного понаблюдав за людьми, я отворил дверь и выбрался из комнаты. Жена сидела за столом и пила крепкий кофе, куря сигарету. Каждый день утром и вечером я вижу свою жену. Иногда что-то пробуждается во мне, хочу поцеловать её, приласкать, а она всегда отстраняет меня. Я по-прежнему люблю Арзу, нуждаюсь в её сочувствии. Со времени замужества Арзу внешне нисколько не изменилась, только, может, чуть располнела. Быть может, это материнство?

Каждую минуту ссоры между нами возникали всё чаще и чаще. Со временем это привело к тому, что мы с ней всё меньше и меньше стали разговаривать. Я стал прежним молчуном.

– Привет, – говорю я ей неуверенным голосом.

Она отвечает медленно, с трудом:

– Выходя замуж за тебя, никогда бы не подумала, что моя жизнь превратится в скуку и муку.

Я делаю попытку заговорить, но замолкаю, устремив свой взгляд в окно, через которое виднеется небо.

– Мы не пара, – коротко и ясно вынесла свой приговор жена. – Мы похожи на нечто несочетаемое, как чёрная икра и квашеная капуста. Ты разрушил мою жизнь, да, да. И не делай вид, будто ты меня не понимаешь.

– Ты меня не любишь и даже не уважаешь, – отвечаю я. – Ведь мы сколько лет прожили вместе… У нас хороший сын. Не каждая семья может таким гордиться… Ну и что из того, что я инвалид! Уж видно, это моя судьба. Аллах пощадил тебя в той аварии. Ты осталась цела и невредима. А ведь всё бы могло быть наоборот и эта инвалидная коляска оказалась бы твоей. Но как бы ни изувечило тебя несчастье, я бы всё равно любил тебя и даже сильнее, чем прежде.

Она допила кофе и, обтерев рот тыльной стороной руки, добавила:

– Наш дом – это детский сад и одновременно сумасшедший дом.

После её слов я с покорностью своей участи отвернулся от неё, чтобы скрыть набежавшие слёзы обиды. Я так сильно, так нежно люблю её… Мои сны полны ею, её ласками, её словами, которые она когда-то давно говорила мне…

Зазвонил телефон. Я снял трубку.

– Да, – громким голосом ответил я.

В трубке раздался напористый мужской голос:

– Могу я услышать Арзу?

Я молча посмотрел на жену. Она внимательно следила за мной. В её широко открытых глазах не отражалось ни тревоги, ни смущения.

– Кто это? – спросил я жену.

– Коллега, наверное…

Я снова уставился на Арзу. Она пожала плечами.

– Её дома нет, – говорю я в трубку, даже не понимая, для чего я вру незнакомому человеку.

– А где она? – спрашивает голос.

– Кто её знает? Куда-то ушла, не сказав ничего.

Арзу взяла пепельницу и, не докурив одну сигарету, взяла другую.

– Послушайте, – заговорил незнакомый звонким голосом. – Как я хочу сейчас вправить вам мозги. Вы вроде неглупый человек, учитель, а несёте какую-то чушь. Куда она может уйти, не сказав ничего?

– Она взрослая женщина, сама решает, куда ей идти, – резко ответил я и положил трубку.

– Кто это? – спросила жена, затянувшись сигаретой.

– Мужчина. Спрашивал тебя. Может, ты скажешь, кто он?

– Откуда я знаю?!

– Ладно! – ответил я, забрав у неё сигарету, и затянулся. – Раньше тебя никто не спрашивал. Это что-то новое!

Смяв сигарету, я бросил её в пепельницу.

– Одну минуту! – она встала. – Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего… – тихо ответила я. – Ты только не подумай, что я тебя упрекаю.

– Подожди! Похоже, что ты меня обозвал дрянью… Я что, подлячка?

– Арзу, – со вздохом произнёс я.

– Молчи, из-за тебя у меня ужасно разболелась голова. – Она взяла еще одну сигарету и тут же уронила её. – Всё из-за тебя, Ягуб. Ты мне жизнь испортил. Жизнь.

Слова её будто встряхивали меня, чтобы я лучше почувствовал свою беспомощность. Мои глаза наполнились слезами, и я отвернулся, чтобы Арзу не увидела моего лица. Если бы мне предложили загадать желание в эту минуту, я пожелал бы себе только смерти. Через минуту она погасила свет и в темноте молча слушала, как плачет жалкий, беспомощный мужчина, её муж. Арзу не проявила ко мне никакого участия.

***

Ветер свирепствовал, не прекращаясь ни на секунду, готовый унести попадавшиеся на его пути вещи хоть на край света. Прошёл час. А потом вдруг установилась пронзительная тишина. Ни единого звука. Часы показывали без четверти шесть. Арзу осторожно открыла окно и выглянула на улицу.

– Ветер стих, дождь закончился! – тихо, почти шёпотом сказала она, будто боясь разбудить их. По небу плавно плыли тяжёлые свинцовые тучи, а в просветах иногда проглядывало голубое небо. Все деревья в саду вымокли, с ветвей падали на землю тяжёлые капли.

– Я сейчас приду, – сказала жена, одеваясь.

– Ты куда? – испуганно спросил я.

– Я сейчас приду, – повторила она и машинально поправила причёску.

– Только далеко не уходи. Как только поднимется ветер, сразу же возвращайся обратно! Для чего нужно тебе выходить на улицу?

– С чего это ты забеспокоился, Ягуб? Прежде ты не задавал таких вопросов. Мне надо осмотреть дом, проверить, не пострадал ли он от тайфуна.

Арзу быстро направилась к двери.

– Как только усилится ветер, сразу же вернись домой, – крикнул я ей вдогонку.

Воцарилась тишина. Безнадёжная тишина, словно беспричинно отключились все звуки. С нарастающим отчаянием я ждал жену, посматривая в ближайшее окно, в котором отражалось серо-голубое небо.

– Пап! – отозвался мой сын Мардан.

– Да, сынок, – ответил я, не отрывая глаз от окна.

– Ты знаешь, какие животные не могут ходить назад?

– Нет. Не знаю.

– Пап! Ну как же так. Ты не знаешь таких элементарных вещей? Кенгуру и страус эму не могут ходить назад. Именно поэтому эти животные изображены на гербе Австралии как символ прогресса, символ движения вперёд.

В школе Мардана обожали за его ум. Он любил читать, изредка выходил погулять с друзьями. Я повернул голову, чтобы посмотреть на него. Он был похож на греческого бога. Большие чёрные глаза, загорелое лицо, угольно-чёрные волосы.

– Сынок, я хочу тебе сказать, что когда мама на тебя кричит… она это делает не со зла. У неё, наверное, на работе проблемы… Но мать тебя любит и гордится тобой, и я горжусь тобой. Понимаешь?

Я обнял сына и поцеловал его.

– Как не понять?! – ответил сын. – Пап, у нас в классе один парень, его зовут Керим, он бросил школу.

– Почему?

Сын, вздохнув, объяснил:

Когда я спросил у Керима, он ответил, что все ему говорят, будто он тупой и что он пойдёт учиться на автомеханика.

– А тебе нравится учиться?

– Да. Правда, вначале нравилось больше, чем сейчас. Слишком велика разница между тем, чему я хочу научиться, и тем, чему нас учат сейчас.

– Сынок, учиться – это значит становиться умнее. Придёт время, ты вырастешь и поймёшь, что самые счастливые дни – это дни, которые ты провёл в школе.

Мардан вдруг широко улыбнулся, вскинув брови так, что они уползли под чёлку. В глазах у него явно читалось: будет что ребятам рассказать! И ушёл.

Я до сих пор не могу сказать определённо, насколько реальны были события того вечера, той ночи. Все происшедшее намного превосходило самую буйную человеческую фантазию. Сейчас уже не помню, сколько прошло времени, но думаю, что не очень много. Минут через двадцать-тридцать Арзу вернулась.

Она словила своё отражение в зеркальном стекле. Казалось, только что у неё включился некий ментальный процесс, который готовит её к встрече с постаревшей собой. Она пристально вгляделась в своё отражение. Окинув меня таким взглядом, будто это я виноват во всём, зашла в свою комнату.

Немного позже она достала из кармана уже скомканную бумагу, намереваясь, видимо, бросить её в мусорку. Потом уставилась на бумагу, поворачивая её то так, то эдак. Мне показалось её поведение немного странным. Она бросила бумагу в мусорку и через несколько секунд будто очнулась, а на её лице появилось оживление.

– Дом наш не пострадал, – вздохнув, сказала Арзу. – Но у соседей ветер крышу сорвал.

– Что за бумага у тебя?

– Последние дни ты какие-то непонятные вопросы задаёшь… вообще не говори мне ничего и не требуй, не имеешь права.

– Я и не требую, – ответил я с грустной улыбкой на лице. – Знаешь, Арзу, кто тебе нужен был? Какой-нибудь здоровенный сукин сын, который вообще не станет разговаривать с тобой, даст тебе по лицу, доведёт тебя до полного бесчувствия и пойдёт спокойно заниматься своими делами. Слаб я для тебя, по всем статьям слаб. Я это понял в первый же день нашего знакомства с тобой. Только вот любовь с первого взгляда помешала.

После моих слов наступила тишина. Арзу почему-то сидела неподвижно, о чём-то задумавшись…

Первый раз проснулся я посреди ночи с сильной тревогой в сердце. Мне приснились мои родители. Я так отчётливо видел дорогие мне лица, моё детство с ними, хоть и, как мне тогда казалось, не совсем счастливое, то детство, которое не ценил в своё время. Я, кажется, заплакал во сне, ощутив мокрую подушку, холодившую щеки, и на миг очнулся. Какое-то время я даже не мог понять, сплю я или бодрствую. Второй раз я очнулся от глухого стона жены. Сначала мне показалось, будто у меня слуховая галлюцинация. Я затаил дыхание, стон медленно нарастал. Моё лицо словно покрылось коркой льда, горло больно сжалось. Я отчётливо услышал сладкий стон жены, а потом он исчез.

– Арзу, Арзу, – позвал я.

Мой голос утонул в пространстве, словно ушёл в вату, не вызвав отклика. Я затаил дыхание и подкатил коляску к двери комнаты, где спит жена, в ушах отдавались глухие удары сердца. Постучавшись несколько раз в дверь, проглотил комок в горле и крикнул:

– Открой дверь! – В этот момент я услышал с удивлением свой срывающийся, нелепый тонкий голос. Наступила тишина. Через мгновение Арзу отворила дверь и вышла. Мы в полном молчании пронзали друг друга взглядами, точно дуэлянты у барьера.

– С кем ты была? Кто у тебя?

– Тебе показалось. – Она встала перед окном и открыла его. – Я спала. И тебе пора спать, – произнесла она, собрав волосы в пучок. – Завтра мне на работу.

Она посмотрела на меня странным взглядом. В этих глазах не было женской преданности. Взгляд был жесткий, безжалостный, как лютый мороз. Я вкатил коляску в комнату и в темноте заметил фигуру человека, застывшего, как статуя в углу. Он тотчас посмотрел на меня, словно мой взгляд его обжигал.

Я почувствовал себя так, словно Арзу только что вонзила мне в грудь стальной клинок. Боль лучами расходилась по телу. Сжав обеими руками грудь, я пережидал, пока пройдёт боль, и молча смотрел на незнакомца. Боль не дала почувствовать ни страха, ни тревоги. Я на миг лишился дара речи, даже не удивился.

Молодой человек приблизился ко мне. Он наградил меня бесстрастной улыбкой хорошего игрока в покер. Видя, какой он быстрый и ловкий, я испугался его. Он был примерно одних со мною лет, среднего роста. Я хотел закричать, крепко выругаться, но вдруг расплакался. Пытался бороться со слезами и не мог… и от этого только громче рыдал.

Я был раздавлен случившимся. Что это? Сошёл ли я с ума или всё ещё находился в здравом рассудке? Сон это или явь? Пусть это покажется смешным, но в тот момент я испуганно молился всем богам, лишь бы это было сном…

***

На следующий день я сидел на веранде, разглядывал облака. Мне казалось, что моя ситуация была абсолютно безвыходной. Не могу с уверенностью сказать, когда у меня созрело решение убить Арзу, да и вряд ли мне удастся это вспомнить. Возможно, всё могло бы быть иначе. Сначала я подумал о разводе, но тут же исключил эту мысль. Затем мне в голову пришла мысль, а не устроить ли мне пожар, но опять я её исключил. Я не мог лишить сына его родного дома. Потом пришло другое решение. Сначала я испугался своих мыслей, но убедил себя в своей правоте. Теперь только нужно было обдумать, «как именно должно всё произойти».