Текст книги "Любовники и лжецы. Книга 1"

Салли Боумен
Любовники и лжецы
Книга первая

ПРОЛОГ
Четыре отправленные посылки

Главная контора компании СМД – Службы межконтинентальных доставок – в Лондоне располагалась в Сити, рядом с Сент-Мэри-Эйкс. Столетие назад это место являло собой скопище промозглых от сырости домишек, переполненных людьми и теснившихся вокруг городского центра. Здесь были меблированные комнаты для моряков, бордели и кабаки, где продавался джин по два пенса за стакан. Но это было сто лет назад, еще до того, как цены на землю в Сити поднялись до нынешних астрономических высот. Теперь главный офис СМД занимал пятнадцатый этаж монументальной башни из стали и стекла.

Как и обещало само название, компания осуществляла связь со всеми пятью континентами. Постоянно растущий парк самолетов, грузовиков, автомобилей и мотоциклов являлся надежной гарантией того, что курьеры в униформе компании незамедлительно доставят срочные посылки и депеши адресатам в любой конец света.

Летом 1993 года в компанию была принята на работу новая служащая, которая должна была украсить собой недавно отремонтированное бюро по приему заказов. Сообщение о вакансии на это место было предварительно помещено в «Таймс». Счастливицу, выигравшую конкурс, звали Сюзанна. Окончив школу в Швейцарии, она имела диплом аранжировщика и дизайнера по цветам, щедрый кредит на приобретение модного гардероба от отца-бизнесмена и произношение – совершенное, как бокал граненого хрусталя.

Если бы достоинства Сюзанны тем и ограничивались, последующие события могли бы пойти по другому руслу. Однако, помимо всего прочего, она была еще и умна, расторопный, надежный сотрудник. И все же самое главное заключалось в том, что Сюзанна обладала великолепной памятью. В отличие от всех прочих свидетелей она впоследствии уверенно воспроизвела те события в мельчайших деталях.

Все эти качества Сюзанны сыграли свою роль, поскольку именно она в самом начале января наступившего года приняла заказ на доставку четырех посылок и именно Сюзанна, вернувшись в контору после долгих на этот раз рождественских и новогодних каникул, в полдесятого утра ответила на этот и, как оказалось потом, самый сенсационный и самый странный в ее практике звонок.

Во вторник утром за окном хлопьями валил снег, но на спокойной обстановке в Сити это обстоятельство никак не отражалось. Сюзанна надеялась, что в этот день работы будет мало. Новогодние праздники пришлись на уик-энд, поэтому следующий за ними понедельник тоже оказался выходным днем. Лишний день отдыха от служебного гнета. Сладко зевнув, Сюзанна потянулась. Ей было грех жаловаться: долгие выходные подарили ей лишний день головокружительных спусков с заснеженных холмов в Гштаде.[1]1
  Горнолыжный курорт в Южной Швейцарии. (Здесь и далее прим. пер.)


[Закрыть]

Она приготовила себе кофе, поздоровалась с пришедшими позже ее сотрудниками бухгалтерии, располагавшейся в задних помещениях, поставила букет в вазу – на ее столе каждый день стояли свежие цветы – и принялась рассеянно листать страницы декабрьского номера «Вога».

Мыслями она все еще была в Швейцарских Альпах, где повстречалась с тем самым биржевым маклером. Бесстрашно и виртуозно он покорял самые опасные спуски. В свое время он вместе с ее старшими братьями учился в Итоне, поэтому, встретив его на курорте, она пригласила его поселиться в коттедже, который занимала сама. Теперь Сюзанна размышляла, пригласит ли он ее, как обещал, на ужин. Когда в девять тридцать зазвонил телефон, она с удовлетворением подумала, что ее ожидания сбылись, однако это был не маклер. Звонила женщина. «Значит, работа», – подумала Сюзанна и зафиксировала звонок в журнале.

Чаще всего заказы в СМД поступали от секретарш различных фирм, так что поначалу ничего особенного в этом звонке Сюзанна не углядела. Разве что голос звонившей… Он был низким, мелодичным, а говорила она на прекрасном английском с произношением таким же, как и у самой Сюзанны. Если бы Сюзанне сказали, что она сноб, девушка отвергла бы это обвинение с яростным негодованием, но, как и любой англичанин, она прекрасно умела читать ту информацию, которую выдавали еле уловимые модуляции голоса. Сюзанна сразу же поняла, что говорившая принадлежит к одному с ней сословию, и в дальнейшем это ее наблюдение оказалось весьма полезным. И все же что-то в разговоре показалось ей странным. Звонившая говорила как-то уклончиво и неуверенно.

– Скажите, пожалуйста, можно было бы, воспользовавшись услугами вашей фирмы, отправить с курьером четыре посылки? – Вопрос прозвучал так, будто звонок в компанию по доставкам был для говорившей Бог весть каким событием.

– Разумеется, – ответила Сюзанна. – Куда необходимо доставить посылки?

– Одну в Париж, – произнес голос, – другую в Нью-Йорк…

– Город или штат? – перебила ее Сюзанна.

– А-а-а… город. Да. На Манхэттен. Еще одну по адресу в Лондоне, а четвертую в Венецию… – Голос словно извинялся, будто Венеция была затерянной деревушкой на Тибете или каким-то поселком за Полярным кругом. Затем голос умолк, в трубке было слышно лишь дыхание говорившей женщины. – Это возможно?

– Естественно. Нет ничего проще.

– Как замечательно! – У говорившей словно гора с плеч свалилась. – Как чудесно! Вот только еще одно… Все четыре посылки должны быть доставлены к завтрашнему утру, без опозданий.

Радушия у Сюзанны поубавилось, ей стало казаться, что женщина на другом конце провода издевается над ней.

– Это я могу вам обещать, – сухо ответила она. – С тем только условием, что посылки окажутся у нас до четырех часов сегодняшнего дня.

– О, они будут у вас в ближайшее время.

– Хотели бы вы, чтобы мы прислали за ними курьера?

– Курьера? – Женщина явно колебалась, потом в трубке послышался ее низкий смех. – Нет, в этом нет необходимости. Я сама привезу их к вам в контору. Еще до одиннадцати часов…

Теперь этот разговор определенно казался Сюзанне странным. Спешка и одновременно такая неуверенность – это было более чем непонятно. По голосу в телефонной трубке казалось, что женщина либо задыхается, либо испытывает страшное напряжение. Сюзанна начала задавать положенные в таких случаях вопросы относительно деталей заказа. И как раз в этот момент, – по крайней мере, потом она скажет именно так, – звонившая стала отвечать еще более уклончиво.

– Размеры посылок? – задала вопрос Сюзанна.

– Простите?

– Размеры. Видите ли, если они слишком большие или тяжелые, я должна заранее сообщить об этом.

– О, они вовсе не большие, – словно с упреком ответила женщина. – Они легкие. Очень легкие. Ничего тяжелого…

– Содержимое?

– Я не понимаю…

– К трем посылкам, которые отправляются за границу, мы должны приложить сопроводительные бумаги для таможенных служб, – объяснила Сюзанна. – Это в первую очередь связано с запретом на пересылку наркотиков. Поэтому мне и нужны сведения о содержимом посылок.

– Понятно, – протяжно проговорила женщина. – Но я посылаю не кокаин. Если бы я собиралась это сделать, то вряд ли обратилась бы к услугам компании по доставкам… И все же ответить на это не так просто. Содержимое… Не могли бы вы написать просто: «Подарки»?

– Нет, боюсь, что нужно поконкретнее…

– Да, да, конечно. «Подарки ко дню рождения» – так лучше?

Сюзанна сжала губы.

– Еще конкретнее. Сладости, книги, игрушки… Вот так примерно.

– А, ну тогда это просто. «Подарки ко дню рождения. Предметы одежды». Напишите, пожалуйста, именно так.

– На тех, что отправляются за границу?

– Да, – в трубке послышался удовлетворенный смешок. – Странно, не правда ли, но все мои ближайшие друзья – Козероги!..

Сюзанна скорчила своему компьютеру гримасу и стала уточнять детали, связанные с тем, когда и какими рейсами вылетают курьеры. Глядя на номера и цифры, высвеченные на экране, она продолжала задавать вопросы: адрес отправителя, адреса получателей, вид оплаты. Голос на другом конце перебил ее:

– Я думаю, что все это мы уладим, когда я привезу вам посылки.

– Замечательно. Скажите только, как вы намерены расплачиваться – чеком или по кредитной карточке? Мне необходимо это знать, потому что…

– Наличными, – прервал ее голос в трубке, внезапно став твердым. – Я заплачу наличными. Когда приеду.

Оплата наличными? Это было весьма необычным. Вот тут-то Сюзанну и посетили первые сомнения.

– Хорошо, – сказала она. – Если бы вы еще сообщили мне свое имя и номер телефона, по которому с вами можно связаться…

– Мне пора идти, – проговорил голос. – Огромное вам спасибо. Вы невероятно помогли мне.

И без всяких объяснений загадочная женщина повесила трубку.

Сюзанна почувствовала раздражение. Ей показалось, что она больше никогда не услышит об этом заказе. Она была почти уверена, что звонившая женщина так и не появится в конторе СМД и она не увидит и этих четырех посылок. «Только время зря потеряла», – решила Сюзанна. И ошиблась.

* * *

Ровно в одиннадцать утра дверь конторы распахнулась, и в бюро заказов вошла самая сногсшибательная женщина, какую только доводилось видеть Сюзанне. Девушка тут же решила, что гостья – фотомодель, хотя и не узнала ее в лицо. Сюзанна едва удержалась, чтобы не вытаращить глаза, но вошедшая была настолько изысканна и совершенна, а каждая вещь на ней была настолько дорогой, что служащая компании СМД была буквально потрясена. Впоследствии она дала детальное описание этой дамы. Впрочем, вполне возможно, что на это и делался расчет.

В женщине было, по крайней мере, сто восемьдесят сантиметров роста, а ее стройной фигуре мог позавидовать кто угодно. Цвет ее коротких волос представлял собой сплав золота и серебра, который может быть получен только тогда, когда природе помогает очень дорогой парикмахер. Она не нуждалась в косметике и не пользовалась ею. Кожа ее была покрыта загаром, глаза напоминали голубые сапфиры, зубы являли собой само совершенство, а улыбка освещала все вокруг. На запястье вошедшей виднелись массивные золотые часы от Картье на зеленом ремешке крокодиловой кожи, которые Сюзанна немедленно возжелала. На женщине была самая потрясающая шуба, какую только видела Сюзанна и которая немедленно поколебала ее благостную убежденность в необходимости беречь пушных зверьков. Шикарная шуба до пола была целиком из соболей.

Все, что было надето под шубой, – от первой до последней вещи – вышло из дома Шанель. На этот счет мнение Сюзанны было впоследствии непоколебимым. Костюм из мягкого бежевого твида фигурировал в том самом номере журнала «Вог», который лежал на столе перед Сюзанной, и она даже помнила номер страницы, где он был воспроизведен. Оттуда же были и все остальные предметы туалета: от классических, но непрактичных двухцветных туфель с открытой пяткой – от Шанель! – до двойной нитки настоящего жемчуга, обвитой вокруг лебединой шеи. Все это можно было найти на страницах журнала, включая подробности о месте, где был добыт жемчуг, и его стоимости – четверть миллиона.

В руках женщина держала четыре небольшие посылки одинакового размера, формы и одинаково упакованных, но разных по весу. Заказ был оформлен в считанные минуты, все детали занесены в компьютер Сюзанны, откуда впоследствии и были извлечены. Вот что в них содержалось.

Имя и адрес отправителя:

Миссис Дж. А. Гамильтон,

Лондон SW1,

Итон-плейс, 132.

Телефон – 071-750-0007

Имена и адреса получателей:

1) Мсье Паскаль Ламартин,

Париж 56742,

Рю дю Бак, 13, квартира 5.

2) Мистер Джонни Эплйард,

Нью-Йорк, штат Нью-Йорк 10003,

Грэмерси-парк, 31, квартира 15.

3) Синьор Джеймс Макмаллен,

Венеция 2361,

Кампьелло Альбрици, Калле Стрета,

Палаццо Оссорио, 6.

4) Мисс Женевьева Хантер,

Лондон N1

Гибсон-сквер, 56, квартира 1.

Общий счет за отправку посылок составил сто семьдесят пять фунтов и пятьдесят пенсов. Требуемые купюры были извлечены из новехонького бумажника от Вьютона, пятидесятипенсовая монета появилась на свет из новехонького кошелька, естественно, тоже от Вьютона. Через десять минут, вежливо поблагодарив Сюзанну своим глубоким голосом, отправительница покинула контору СМД.

Позже, когда выяснилось, что стояло за этой несложной процедурой, и когда некоторые из получателей уже были мертвы, стало известно, что ни у кого из адресатов не было дня рождения в январе. Это не удивило Сюзанну. По ее словам, она сразу заметила целый ряд странных несоответствий.

Первое несоответствие состояло в том, что дама в соболиной шубе назвалась миссис Дж. А. Гамильтон, однако на ее руке не было обручального кольца. Во-вторых, женщина заявила Сюзанне, что в то утро ей звонила именно она, но это было абсолютным бредом. Женщина, позвонившая в девять тридцать, говорила на английском, на настоящем английском, в то время как у красавицы в соболиной шубе был ярко выраженный американский выговор.

– И это очень странно, – хмуро сказала Сюзанна, отвернувшись от двух допрашивавших ее мужчин к окну и не отрывая взгляда от башен и шпилей Сити.

– Почему странно? – спросил первый.

– Потому что все эти накладки словно были запланированы заранее, – ответила Сюзанна. – Она как будто знала…

– Что знала? – спросил второй.

– Знала, что меня будут об этом расспрашивать. Неужели вы не понимаете? Фантастическая шуба, сногсшибательные туалеты… Две разные женщины, утверждающие, что они – одно и то же лицо. Кем бы она ни была, она хотела, чтобы я запомнила…

И девушка умолкла. Мужчины обменялись взглядами.

– Зачем ей это было нужно? – задумчиво проговорила Сюзанна.

Часть первая
ЧЕТЫРЕ ПОСЫЛКИ

Глава 1
ПАСКАЛЬ

Посылку принесли вскоре после девяти. Паскаль Ламартин, который уже опаздывал на встречу, торопливо расписался в квитанции, потряс коробочку и положил ее на обеденный стол. Никакой спешки, он откроет ее позже. В данный момент он пытался сделать сразу несколько вещей: приготовить кофе, уложить вещи, проверить кофры с фотокамерами и, что было труднее всего, уговорить свою дочь Марианну съесть приготовленное ей на завтрак яйцо.

Паскаль обычно получал посылки двух видов. Если к нему приходил плоский пакет, значит, там были фотографии, и тогда Паскаль считал ее срочной, если нет, тогда там чаще всего оказывалась всякая ерунда, как правило, от рекламных компаний. Правда, его семилетняя дочь Марианна смотрела на вещи по-другому. В ее сознании посылки были неразрывно связаны с подарками к Рождеству или дню рождения. Они сулили радость.

Закончив укладывать вещи и наконец приготовив кофе, Паскаль вернулся к столу и увидел, что Марианна вертит посылку в руках. Яйцо – да, весьма неаппетитное, вынужден был признать Паскаль, но что делать, если он не умеет готовить даже самых простых блюд! – осталось нетронутым.

Марианна внимательно изучала посылку. Подцепив пальчиком веревку, она посмотрела на отца выжидающим взглядом.

– Подарок, – констатировала она. – Смотри, папа, кто-то прислал тебе подарок. Ты должен сейчас же открыть его.

Паскаль улыбнулся. Сейчас все его внимание было сосредоточено на главной задаче – приготовлении терпимого cafe au lait[2]2
  Кофе с молоком (фр.).


[Закрыть] для Марианны. В напитке должно быть много молока и сахара, а подавать его следует на традиционный французский манер: в большой керамической кружке, подаренной Марианне его матерью. В кружке, которую она обожала, с оранжевым китайским петухом, причем ставить ее на стол надо было только петухом к Марианне. У дочери наблюдалась ярко выраженная страсть к вычурным деталям, и это иногда беспокоило его. Паскаль считал, что это могло быть результатом его развода. Он бросил в кружку три куска сахара и подвинул ее к дочери, грустно посмотрев на петуха. Эта выщербленная кружка, которой было всего три года, уже превратилась в реликвию: почти год назад его мать умерла.

– Боюсь, что это не подарок, дорогая, – сказал он, усаживаясь за стол. – Мне больше никто не присылает подарков. Потому что я очень-очень старый…

Говоря это, он сгорбился, а его вытянутая физиономия приобрела меланхолическое выражение. Всем своим видом Паскаль попытался изобразить старческую немощь. Марианна засмеялась.

– А сколько тебе лет? – спросила она, по-прежнему ковыряя пальцем посылку.

– Тридцать пять. – Немного поборовшись сам с собой, Паскаль все-таки зажег сигарету и с тяжелым вздохом добавил: – Весной стукнет тридцать шесть. Совсем древний!

Марианна всерьез задумалась над словами отца. В глазах ее появилось мерцание, губы собрались в трубочку. «Для нее, – подумал Паскаль, – тридцать пять это действительно очень много. Мой папа – Мафусаил». Он едва заметно пожал плечами. Его сознание на секунду заволокла какая-то тень. Для Марианны возраст являлся бессодержательным понятием, за которым не стояло ровным счетом ничего. Она была еще слишком мала, чтобы связывать взросление с болезнями и смертью.

– Яйцо получилось – полная дрянь, да? – улыбнулся он. – Ну ладно, не мучайся с ним, съешь лучше тартинку.

Марианна одарила отца благодарным взглядом и впилась зубами в кусок поджаренного хлеба, намазанного клубничным джемом. Джем в считанные секунды равномерным слоем покрыл ее подбородок, руки и скатерть на столе. Протянув руку, Паскаль нежно снял пальцем каплю джема с подбородка дочери и мазнул им ей по носу. Марианна захихикала. Почавкав с довольной мордашкой, она пододвинула ему посылку.

– Это наверняка подарок, – серьезно сказала она. – Хорошенький подарочек. Откуда ты знаешь, что нет! Открой его, папа, ну пожалуйста. Открой, пока мы не уехали.

Паскаль взглянул на часы. У него оставался час, чтобы отвезти Марианну за город к ее матери, пробиться сквозь пробки часа пик на обратном пути к центру Парижа, успеть на встречу со своим издателем в «Парижур» и передать ему очередную серию фотографий. Если не будет задержек, он еще вполне успеет в аэропорт де Голль к двенадцатичасовому рейсу в Лондон. Паскаль колебался. Они должны были выйти из дома десять минут назад…

С другой стороны, дорогой и выпендрежный портфель Марианны, который он сам подарил дочери, был уже собран. Точно так же был готов, дожидаясь в прихожей, и бродячий зверинец, состоящий из плюшевых мишек, зайчат и набитого опилками грустного кенгуру, без которого малышка не могла уснуть. Как ему не хотелось доставлять ей огорчение, тем более что ее глаза смотрели на него с такой надеждой!

– Ну так и быть, – решился Паскаль, – давай поглядим, что там у нас, – и пододвинул коробку к себе. Теперь, когда он разглядел посылку поближе, она показалась ему гораздо более интересной, чем вначале. И необычной. Это было не то, что присылали обычно рекламные фирмы. Под хрустящей оберточной бумагой коричневого цвета пряталась какая-то коробка. Легкая по весу, аккуратная посылочка примерно пятнадцать на пятнадцать сантиметров. Охватившая ее веревка была с одинаковыми интервалами затянута в узлы, залитые, в свою очередь, красным сургучом.

Таких посылок он не получал уже многие годы, если вообще когда-нибудь получал. Паскаль отметил, что его имя и адрес написаны от руки каллиграфическим почерком. Присмотревшись внимательнее, он понял, чем объяснялась эта «каллиграфия»: здесь был использован трафарет.

Паскалю хватило выдержки, чтобы не поддаться панике, но, анализируя впоследствии свое поведение, он понимал, что все же сделал одно резкое движение, подавшись назад в своем кресле. Возможно, он побледнел… Так или иначе, Паскаль каким-то образом выдал свои чувства, и Марианна их тут же уловила. Она обладала присущим только детям даром улавливать едва различимые психологические нюансы, этим шестым чувством на неприятности, которое выработалось у нее за многие годы родительских ссор за закрытыми дверями. И теперь, когда Паскаль с наигранной небрежностью стал отодвигать бандероль в противоположном от нее направлении, на лицо девочки набежало облачко. Она неуверенно взглянула на отца.

– Что-то случилось, папа?

– Ничего, моя родная. Ничего. – Он старался контролировать свой голос. – Я просто подумал, что уже слишком много времени. Беги и надевай свое пальтишко, хорошо?

Некоторое время она сидела неподвижно, глядя на отца. От взгляда Марианны не укрылось, что он оставил в пепельнице непотушенную сигарету. Она внимательно следила, как отец понес посылку на кухню и поставил ее в мойку из нержавеющей стали. Видела, как он открыл кран, пустив воду в раковину. И тогда, внезапно став послушной, девочка проворно отошла от стула.

Когда Паскаль обернулся в следующий раз, он увидел, что дочка, взяв пальто, снова пришла на кухню. Она стояла посередине большого помещения, внимательно глядя на отца, а солнечные лучи из высоких окон воспламеняли нимб ее волос. На ее лице было написано выражение, которого Паскалю не приходилось видеть уже многие месяцы, выражение, которое со дня своего развода он обещал себе не вызывать ни у кого, выражение смущения и вины.

Оставив посылку, Паскаль вернулся к Марианне. Он поцеловал дочь в макушку, обнял ее и стал легонько подталкивать к входной двери. Уже оказавшись в дверном проеме, девочка остановилась и подняла на отца порозовевшее от волнения лицо.

– Нет, что-то случилось, – констатировала она. – Папа, я чем-то провинилась?

Этот вопрос ударил Паскаля в самое сердце. «Неужели, – подумал он, – это участь всех детей, родители которых развелись, – идти по жизни, обвиняя себя в неудачах родителей?»

– Ничем, милая, – ответил он, прижав дочь к себе. – Я ведь уже сказал тебе, мы страшно опаздываем. Просто я посмотрел на часы и увидел, как много времени, вот и все. Слушай, Марианна… – Он открыл дверь и мягко подтолкнул девочку на лестничную клетку. – Я открою эту дурацкую посылку потом, когда вернусь из Лондона, и если там есть что-нибудь интересное, я позвоню тебе и расскажу, обещаю. Пальто надела? Умница. Так, что у нас здесь? Один мишка, один заяц, один кенгуру – все на месте. Слушай, у меня – идея: беги вниз и подожди меня там, договорились? Стой возле двери, на улицу не выходи. Я спущусь через пару секунд. Папа должен найти кое-какие бумаги, билет на самолет…

Это сработало. Личико Марианны просветлело.

– Можно мне поговорить с мадам Лаваль, как в прошлый раз?

Паскаль улыбнулся и мысленно благословил дружелюбную консьержку, что души не чаяла в его дочери.

– Конечно, милая. Познакомь ее со своими зверушками. Уверен, они ей понравятся.

Марианна кивнула и побежала вниз по лестнице. Паскаль слышал, как стучат по ступенькам ее башмачки, потом хлопнула дверь и раздался голос мадам Лаваль:

– Бог ты мой, и кто это пришел к нам в гости? Так-так, зайчик, мишка… Господи Боже, а это кто же такой? Я таких зверей и не видывала!

– Это кенгуру, мадам, – раздался в лестничном пролете звонкий голос Марианны. – Смотрите, у нее на пузике есть кармашек – она носит там своего ребеночка…

Паскаль закрыл дверь и вытер пот со лба. Затем он вернулся в кухню и стал смотреть на странную квадратную посылку, тщательно перевязанную веревкой. Уже пять лет, как он не писал об Организации освобождения Палестины, уже шесть лет не был в Северной Ирландии. Теперь у него была совсем другая работа, но осторожность, которая в свое время помогла Паскалю выжить, осталась до сих пор.

Протянув руку, он легко дотронулся до посылки, пробежал пальцами по бумажной поверхности, ощупал углы и складки обертки в поисках затаившейся проволоки.

Ничего. Паскаль перевернул посылку и стал осматривать края обертки. Она была туго натянута и не повреждена. Поколебавшись, он все-таки взял свой самый острый кухонный нож и, разрезав веревку в четырех местах, освободил от нее посылку.

Ничего. Паскаль уже начинал чувствовать себя дураком, видя, что его подозрения совершенно беспочвенны. Но почему же адрес написан с помощью трафарета? Посмотрев на свои ногти, он увидел оставшиеся на них пятна от закрепителя и, не отрывая хмурого взгляда от посылки, подумал о фотографиях, лежащих в его портфеле. Их нужно было отвезти как можно скорее.

Чтобы получить эти снимки, ему пришлось напялить на себя камуфляж и ползти пятьсот метров по кустам в далеком провансальском поместье. С собой он тащил 1200-миллиметровый объектив, весивший больше десяти килограммов, и специальную, сделанную по его заказу низкую треногу. Все это оборудование позволило ему, распластавшись по-змеиному, сделать чистые, резкие снимки, находясь на расстоянии трехсот метров от тех, кто «позировал», сам того не подозревая. Когда-то он был военным фотожурналистом, и приобретенные им в то время навыки и уловки сослужили теперь хорошую службу. «Кто же он теперь? – думал Паскаль, глядя на посылку. – Paparazzo,[3]3
  Фотожурналист, охотящийся за сенсационными снимками (итал.).


[Закрыть] но уж никак не человек, которого стоит убирать с дороги посредством «почтовой бомбы». На секунду он почувствовал смесь стыда и презрения к самому себе, а потом резким движением сорвал оберточную бумагу и открыл крышку коробки.

Внутри не оказалось ни письма, ни визитной карточки, ни сопроводительной записки – только что-то черное, что Паскаль поначалу принял за кусок материи. Вытащив его, Паскаль с удивлением увидел, что это кожа, тончайшая черная лайка. Загадочный предмет оказался женской перчаткой.

Это была левая перчатка – совершенно новая, даже, как показалось поначалу, ненадеванная. Присмотревшись, он заметил на ее внутренней стороне легкие морщинки, как если бы ее все же один раз надели на руку, сжав потом пальцы в кулак. Паскаль стал изучать перчатку еще внимательнее. Она была очень узкой и предназначалась, видимо, для тонкой руки. Вечерняя перчатка. Длинная, до самого локтя.

Озадаченный, Паскаль таращился на перчатку, пытаясь разгадать смысл этого послания. Что в нем таится: мир или беда, намек или глупая шутка? Он уже собрался было сунуть перчатку обратно в коробку, но зудящее любопытство заставило его присмотреться к предмету еще тщательнее. Прижав перчатку к тыльной стороне ладони, он вдруг почувствовал, как она скользит по его коже, словно чем-то смазана. Затем он поднес перчатку к лицу и понюхал. От нее шел острый и какой-то тревожный дух. Паскаль уловил запах женских духов, а кроме него, пробивающийся сквозь аромат амбры, цибетина[4]4
  Ароматическое вещество.


[Закрыть] и дамасской розы еще один, более земной запах. Рыбы, крови – чего-то в этом роде. Внезапно его затошнило от этой мягкой перчатки.

Паскаль швырнул ее в коробку. «Потом», – решил он. Эта чертова посылка и без того задержала его. Он схватил портфель, кофры с камерами и старую потрепанную сумку с неумело уложенными вещами. Паскаль открыл дверь, и до него донесся голосок дочери. Следующий день посещения – через неделю. На него вдруг накатила такая волна любви и желания защитить это маленькое существо, что несколько секунд Паскаль не мог двинуться с места.

Он стоял на лестничной клетке, невидящим взглядом уставившись в панораму крыш на фоне блеклого, грязно-свинцового неба Дождь сегодня, дождь вчера, дождь позавчера… Бесконечная зима «Весна!» – подумал он и на короткое мгновение буквально кожей почувствовал прикосновение всех весен его детства, а также неотделимые от них оптимизм и восторг. Он вновь почувствовал запах полей и виноградников, дубовых рощ своего отрочества. Услышал, как зовет его мать сквозь бесконечное золото долгого полудня, увидел, как внизу, в долине, вьется речка и с приближением весеннего вечера свет кругом становится серебристым.

Теперь тот дом продан, а мама умерла. Снизу его окликнула дочь. Взвалив сумки на плечи, Паскаль побежал вниз по ступеням.