Книга: Ветер западный - Саманта Харви

не декорации, а реальность, не расследование, а анализ последствий одной смерти для всей деревни и особенно отдельных ее жителей, и не просто необычный нелинейный сюжет, который движется задом наперед, ух ты, интересно, а интеллектуальная задачка для избалованного любителя детективов: дочитал роман - теперь собери в голове все, что ты узнал, от последнего дня к первому, и сделай свои выводы. нет, автор за тебя выводов делать не будет. есть факты, есть умозаключения рассказчика, дальше - сами, дети, сами.

мне нравится, что это не очередная современная поделка на один вечер. необычная хронология: от 4го дня к 1му. не самый популярный способ постановки вопросов (многое раскрывается в исповедях, детективный сюжет, где расследование - не главное), да и сами вопросы: нуждается ли человек в священнике как посреднике между ним и Богом, что делает грех грехом - мотивы или результат действий, кто милее Создателю - предприимчивые и расчетливые дельцы или добросердечные недотепы? и мне нравится, что на таком относительно небольшом пространстве текста (около 400 стр) автор успешно вплела эти непростые вопросы в целый ряд сменяющих друг друга событий, которые преподносятся от лица священника - он многое успевает понимать, замечать, осмыслять, но также остается грешным человечиной, его хочется слушать, ему веришь и сочувствуешь.

книга печальная, холодная, тревожная, нас без конца поливает февральским английским дождем, отовсюду воняет скотиной, впрочем иногда пахнет луговыми травами, есть почти нечего, одни яблоки да хлеб, у людей не переводятся заботы - один пускает газы во время молитвы, другой ворует, третий хочет чужую жену, кто-то вешает на себя убийство… тем временем приезжает церковный сыщик и жаждет найти козла отпущения среди местных недотеп, и ведь очень похоже, что найдет (и отправит на костер), а разгребать все это кому? священнику, которому даже некому исповедоваться. жизнь такая жестянка.

кому там было скучно читать, кому повествование «тягучее, как болото»… граждане, ну я даже не знаю, что вам предложить и как облегчить ваши страдания. могу предложить классику детектива, Донцову или там Хмелевскую хотя бы. полагаю, «Именем розы» вас можно пугать на ночь. бедолаги, прочитали книжку, над которой надо думать, перетрудились.

книга отличная, даже удивительно для рядового современного автора. хочется у Саманты Харви читать что-то еще.

И одно событие сменяется другим: не успели отгулять свадьбу сестры местного священника, как исчез деревенский богач и просветитель Томас Ньюман. Убит он или погиб при несчастном случае, или просто надоело всё в этой дыре и ушёл в ночь темную без шапки – что случилось-то и где тело? Резонансное событие, определяющее всю дальнейшую судьбу деревни: и само исчезновение – сплошная тайна, которую надо раскрыть, и наследство надо делить, да, и жизни жителей деревни настолько тесно переплетены, что произошедшее не может не оставить свой отпечаток на каждом.

Полиции в те славные времена не водилось, поэтому «следствие» ведут священник Джон Рив, который больше других вхож в души своей паствы, и специально приглашённая «звезда» - благочинный, задачей которого было найти не столько виновного, сколько того, кого на костер правосудия можно пристроить, дабы согреть души оставшихся жителей и осветить их потаённые уголки праведным покаянием.

Поэтому «Ветер западный» - это не детектив. Тут нет никакого следствия, а все действующие лица просто живут свои жизни, стараясь по-максимуму отвоевать себе пространство для приватности и потому утаивают то что-то важное, а то и глупость какую. Священник Джон Рив, впрочем, недалеко ушел от своих прихожан, ему тоже есть, что скрывать. Этот тот случай, когда история расскажет сама себя, двигаясь от конца к началу, и читателю постепенно станет понятно, кто какую роль играет и что же случилось с Томасом Ньюманом.

Очень интересная композиция. В остальном, понравится роман или нет, будет очень и очень зависеть от того, попадёт он в настроение и волну конкретного читателя или нет, захочет ли читатель поверить автору и погрузиться внутрь или ему будут резать глаз нестыковки и логические неувязки (они есть, в том числе по части исторической достоверности – вот эти меня местами сильно раздражали, потому что сразу навевали мысли про современные «этнические деревни» в экзотических странах, которые по сути – развлечение для туристов). Поэтому «Ветер западный» может стать как «тягучим и атмосферным», так и «скукой смертной», поскольку ни детективно-следственной составляющей тут нет, ни особым динамизмом книга не обладает.

Мне повезло, и мне книга попалась в сонное осеннее безвременье, когда хотелось плыть по этой реке, ожидая вместе с Ривом, когда же подует западный ветер, поэтому роман мне понравился. И мне было интересно наблюдать за малоприятными людьми, которые переползали со страницы на страницу со своими страстями и мелкотравчатыми тайнами и страхами. И за таким же малоприятным рассказчиком-священником, местами жалким, а местами раздражающим. И за всеми вместе, людьми этими, как условно средневековым обществом.

И для меня это одна из тех книг, которую интереснее обсуждать, чем читать. Именно поэтому она для меня «книга-повод». Повод поговорить, прежде всего. На любую из предлагаемых Самантой Харви тем, а их тут очень много: этика, прикладная психология и философия щедро разбрызганы по листам. Они не настолько глубоко обдуманы автором в самом романе, чтобы придать книге приятную глубину, но как пункты плана в семинаре – очень удобны. Пусть студенты-филологи спорят друг с другом. А вот вывернутый наизнанку сторителлинг «из конца в начало» был интересен сам по себе – не часто авторы балуют настолько необычным странным повествованием.

Фантомовские книги редко проходят незамеченными, Фантом Пресс из немногих на российском  издательском рынке, кто делает ставку на качество, выпуская немного, но лучшего. Их читают, обсуждают, обвешивают рецензиями - такое скорее норма, чем исключение.  Однако у этой резонанс какой-то ажиотажный, а имея в виду потенциальную  непопулярность темы: средневековая деревня, грязь, смрад, неуют, вечная сырость от реки, копоть, дикость нравов - так и вовсе немыслимый.

Отчего так? Не иначе, слово животворящее, о "Ветре западном" рассказывала на Медузе Галина Юзефович, а все, чего она касается, тотчас обращается, нет, не в золото, в куда более ценную по нынешним временам материю - информповод.  С одним "но" - разброс мнений прямо-таки диаметральный, от совершенного принятия до резкой неприязни со всем спектром промежуточных градаций.  Мне трудно понять упреки в адрес книги, что не детектив, не средневековый, и картинки какие-то страшненькие,  хотя признание в пережитом с ней литературном оргазме представляются вовсе клиникой.

Потому, предуведомление. 1. Не берите Саманту Харви если ожидаете встретить атмосферный интеллектуальный детектив со средневековым колоритом и местным Холмсом, вроде "Имени розы", возьмите какого-нибудь Перес-Реверте, да хоть  "Фламандскую доску" 2. Настройтесь на то, что здесь будет физически ощутимый неуют. 3. Расследования как такового тоже не случится, но погрузиться в извилистый внутренний мир обитателей деревни Большое Дышло придется, оно вам надо?

Если на последний вопрос ответ положительный, то за мной, мой читатель. Смотрите, вот деревенька на берегу бурной реки. Вокруг плодородные земли и урожай бывает хорошим,и скот на заливных лугах нагуливает жирок. А все же дыра дырой, и от Цезаря далеко, и от, ну, от всего, в общем. Вот если бы выстроить мост, жизнь заиграла бы иными красками. Паломники потянулись бы через Оукэм к местным святыням, платья подорожную, здешний сыр и молочные продукты можно было бы взять на продажу в соседний город и благосостояние всячески улучшилось бы. И на местных перестали бы смотреть как на идиотов.

Они дважды принимались строить, но в разлив река все смывала. Дважды идейный вдохновитель, местная знаменитость, богач, балагур, музыкант с говорящим именем Томас Ньюман жертвовал на строительство значительные суммы, а ко времени описываемых событий, после второго смыва перегорел. Не хочет больше связыватьсяс этим безнадежным делом.

По времени все совпадает с Масляной неделей, которая для рассказчика этой истории, священника Джона Рива (ещё одно говорящее имя) стала временем расставания с любимой сестрой. Семью годами моложе него, Анни была не только самым близким, понимающим человеком, но ещё и вела их совместное хозяйство. Проза жизни, однако же куда приятнее возвращаться в теплый дом, где вкусная еда, где тебя ждут. А теперь сестрёнка ещё и часть вещей забрала, которых в их скудном бытии никогда в избытке не было. а впереди Великий Пост, и в боковой стене церкви образовалась дыра, надо думать, как заделать.

И вот тут пропадает Ньюман. То есть, священник почти не сомневается -  утонул, вот и рубаха его приметная, ярко-зелёная полощется в реке, зацепилась за корягу. Что случилось, оступился поскользнулся и утонул, помог кто или вовсе самоубийство?

Знаете, по большому счету неважно, что случилось, важнее как смерть местного пассионария отразится на жизни остальных. А хорошего ждать не приходится. Для расследования прислан благочинный -  церковный следователь, сколько понимаю. Несчастье, что бы ни явилось его причиной, бросает тень на всех жителей деревни, на весь этот бестолковый люд. Не убили, так довели до смерти, и козла отпущения непременно найдут, чтобы показательно наказать. Смерть на костре, а вы думали выговор с занесением в личное дело?

И ещё земли Ньюмана, без его деловой хватки, без умения противостоять любым посягательствам,  очень скоро отожмет алчный монашеский орден, который давно на них зарится. И как тут прикажете осуществлять миссию духовного водительства?

Вот так все непросто в этой истории. А жизнь, меж тем, течет по однажды заведенному не нами кругу, и кажется, что всегда так будет. Но завтра все изменится.

Я из тех читателей, которые хотят понимать ЗАЧЕМ была написана книга и какие задачи автор решал для себя. И вот тут "Нет, всё понятно, но что конкретно? Что ты имела в виду?" Ну, ок - два образа - движущихся встречными курсами от положительного к отрицательному и наоборот. Удалось. Есть умельцы пересказывать истории постоянно вставляя "а вот я забыл сказать, что перед этим была вот эта сцена, кароч, он там всех убил, и еще я забыл сказать, что они были женаты, и в детстве у неё был котик, который..." Я обычно отключаюсь во время такого пересказа и начинаю думать о чём-то своём. А тут целая книга такая. И, начинённая массой мелких деталей, ничего не значащих в текущем контексте, зато если их удерживать в памяти, многое объясняют потом. Чтобы всё встало на места, надо перечитать ещё раз сначала, но пока нет охоты. То что эти рваные фрагменты не создают сразу целостной картины - задумка автора или неудача? её как автора или моя как недостаточно внимательного читателя? Хотя сам текст мне понравился. Следишь за расследованием и по ходу находишь россыпь всяких мелких "вкусностей"

В поисках Бога ты не взмываешь ввысь синей птахой, издавая сладкие трели, ты летишь вниз в бездонных потёмках своей души.

Среди многих прочих я различал лицо Картера, каменное лицо, и впервые понял, что неподвижность черт означает вовсе не бесчувственность, но переполненность чувством. Картер будто сам умер, хотя и стоял на ногах.

Саманта Харви отстранилась от авторской оценки событий и действующих лиц. Ей удалось создать ту самую дорогу, пройдя по которой каждый увидел и запомнил что-то своё, не то что другие. И сделал свои выводы, и вынес свои уроки, если не поленился. Молодому священнику трудно соблюдать дистанцию и достоинство сана в деревне, где все знают его с детства. У англичан очень ценится "умение держать спину", и это не удаётся Джону Риву с достаточно фатальными последствиями - всё рассыпается у него в руках, а может это не у него, а просто вся деревушка плывёт под откос со своей дикой моралью и суевериями? Я даже не поняла посочувствовала автор своему герою или осудила? Мне нужна теперь статья или интервью с автором про этот роман, но про неё не много можно нарыть в сети.

То, что это не детектив, думаю, уже из других рецензий понятно. Проще всего определить это произведение как артхаусное притчевое сочинение на тему «в чём проявляется воля Бога?». В нагрузку дан конфликт между двумя жителями захолустной английской деревеньки Оукэм – главным героем (священником, воспитанным в средневековой картине мира) и местным богачом Томасом Ньюманом (СИМВОЛ!), который является проводником новых гуманистических идей эпохи Возрождения (действие происходит в конце XV века). Ньюман живёт в доме прежнего священника (СИМВОЛ!), стоящем на месте старой церкви (СИМВОЛ!). Одним из предметов их спора будет вопрос, нужно ли строить мост через здешнюю реку (СИМВОЛ+СИМВОЛ!) или местным не нужна связь с внешним миром, достаточно связи с Богом. Конфликт религиозной и гуманистической картины мира… очень и очень актуальный, наверно, в XXI-м веке конфликт…

Третья мысль, за которую отвечает «шиворотнавыворотная» композиция романа – существует ли время как объективная данность, или это чисто субъективная вещь, или его нет вообще, так как объективно существует только божественная вечность? Собственно поэтому повествование идёт задом наперёд и ГГ время от времени будет рассуждать о времени.

Все это дано на фоне масленичных гуляний. Типа карнавал, типа обряд увенчания-развенчания карнавального короля, очищающие через «смерть» огонь и смех и т.д. и т.п. (подробности у М.Бахтина). А в результате никакого огня – обычная говорильня. Сидят скучные персонажи и расчёсывают свою скуку словами:

Есть ли Бог или нет? – Это бабушка надвое сказала. Грешно так думать или нет? – Это бабушка надвое сказала. Есть время или нет его? – Бабу-у-уль!..

Та же история с местной погодой, точнее с ветром. Дует восточный ветер, несущий холод и дожди, а нужен западный, который принесёт хорошую весеннюю погоду (СИМВОЛ!).

Будет ли нужный ветер? – То ли дождь, то ли снег то ли будет, то ли нет.

Очень удобная позиция – накидать разных философских вопросов и не на один не ответить, даже не попытаться. Да и вопросы эти такого рода, что давно уж либо мутировали во что-то другое, либо стали музейными экспонатами.

В общем-то по такому же принципу создан и сюжет. Меня не покидало ощущение, что все персонажи (жители Оукэма) – это на самом деле съезд реконструкторов-любителей, каждый из которых отыгрывает средневекового человека в меру своего понимания, и современные «уши» так и торчат из их речи и поведения. Главный герой Джон Рив – самый показательный в этом плане персонаж. Он средневековый священник, всю жизнь проведших в провинциальной глуши, но при этом представление о времени и расстояниях у него вполне современное. Не удовлетворённый работой местного плотника, который сколотил какой-то вигвам вместо будки-исповедальни, он подумывает заказать красивую исповедальню в Италии и говорит об этом как о деле абсолютно будничном. Может, он и на «алике» постоянно что-то заказывает? Как знать…

За весь роман ГГ почти не будет креститься (хотя обстоятельства располагали) и читать молитвы (это как бы за кадром, сами представьте), зато будет рассуждать про духов (в романе так именуются черти) и рок (наверно, Софокла на досуге почитывает). Отношения его со Всевышним настолько вольные, почти приятельские, что костёр в финале должен был угрожать не убийце Ньюмана, а ему (кстати, автор почему-то настаивает на том, что за убийство в Средние века непременно сжигали, а не вешали). И сестра Джона Рива тоже изготовлена автором из современного теста, как и ряд других персонажей второго плана, которые владеют неплохим запасом книжных слов и оборотов, но при этом старательно изображают из себя неграмотных сиволапых мужиков и баб. Например, так они описывают тяжёлое положение, в котором, по их мнению, оказалась душа утонувшего Ньюмана:

Ньюман застрял между мирами.

Ага, а книжечкой по шизотерике и шапочкой из фольги они в этот момент не шуршали?

Изуродованная тяжёлой болезнью Сара недоумевает, за какой грех она так жестоко наказана, о чём и будет постоянно допытываться у ГГ. В финале выяснится, что она ещё до болезни в качестве «гуманитарной помощи» не раз сидела перед ГГ топлес с эротично распущенными волосами (а то священник так никогда красивую женщину и не увидит, бедняга). По меркам современного человека никакой катастрофы не произошло, ну сидела и сидела, а по меркам средневекового это тянет как минимум на нехилую епитимью. Но религиозной Саре, наизусть знающей кучу молитв, это отчего-то невдомёк.

Как выясняется в финале, т.е. в начале этой вывернутой истории, Ньюман утопился, чтобы воссоединиться с женой и ребёнком. Он пришёл к ГГ, чтобы тот его причастил перед смертью, но священник мучился похмельем (вчера была свадьба его сестры) и ему хотелось спать. Он напоминает Ньюману, что тот неоднократно обижал его всякими репликами типа «и без священника можно найти путь к Богу», так что к его проблеме отнёсся без внимания. А Ньюман возьми и утопись. Так что весь роман ГГ будет всячески скрывать, что поступок Ньюмана был суицидом и что он мог бы остановить его, но из-за обиды и плохого самочувствия не стал возиться. И Джон Рив вместе с благочинным и другими персонажами начнёт кампанию по вызволению из чистилища души покойного Ньюмана. И тут, конечно, поступки ГГ ничего, кроме удивления, не вызывают: мало того, что в начале он хочет соборовать и причастить утопленника, так ещё и ничтоже сумняшеся подумывает о «спасительных мероприятиях» для человека, обречённого на ад. Причём это всё подаётся автором не как подвиг на грани риска, а как самое обычное действие, которое, конечно же, совершит любой средневековый священник. Ну или человек, не заморачивающийся со всякими там религиозными догмами, т.е. современный.

Так что в итоге конфликт между средневековым человеком и человеком новой формации не имеет никакого смысла, ведь Джон Рив, если приглядеться, тоже человек вполне себе новой формации. Даже более новой, чем Ньюман.

Задумывалась вся эта петрушка на контрасте с ужасными условиями, в которых живёт большая часть жителей Оукэма. Как нам сообщает ГГ, исторически так сложилось, что Оукэм – деревня неудачников. Все тут несчастные, калечные, обездоленные, бесперспективные. И собственно именно поэтому страдальцам очень нужен для ослабления их страданий и расцвечивания серой жизни западный ветер, символизирующий Надежду. И всё бы получилось, если бы автор пытался изобразить живых людей, а не ходячие символические конфликты, так что в итоге вышла деревня «неписей». Чем они занимаются кроме истерик на религиозно-мистические темы и хождения на исповеди? Полное ощущение, что до нужного момента они, как примерные NPC, сидят по своим домам, пока не сработает нужный скрипт.

Вдобавок автор так изображает их бытовое окружение, что ничего, кроме улыбки, оно не вызывает. Как при раздолбайстве и «неудачливости» Оукэма у почти бомжей «убогого прихода» вдруг берутся деньги на покупку для церкви статуэток из слоновой кости, покровов винного цвета, подсвечников, потиров и прочего, но при этом нет денег на постройку моста и остекление церковных окон? Откуда в Оукэме мощёная дорога, притом что скот болеет и мрёт зимой под открытым небом без хлевов и даже навесов?

Когда на деревню надвигается пожар, местные бросают рожающую женщину в доме, потому что на руках нести её нельзя, а носилок нет. Они находят время, чтобы причастить её перед неминуемой смертью, но не находят и минуты, чтобы снять с петель дверь и вынести на ней человека в безопасное место. Соответствующий скрипт, видать, прописан не был.

Почему пахари идут в поля с граблями(?!) и лопатами, а не с плугами или хотя бы с мотыгами? Что это за пахари такие? Как местные вообще смогли дойти до жизни такой, если, как выясняется в середине, их земли дают огромные урожаи пшеницы? И вообще эти угодья настолько богаты и плодородной землёй и лесом, что на них давно уже зарится соседская монашья община (к которым их «коллега» ГГ почему-то относится как к кочевому языческому народу, который может налететь, завоевать, церквы божии порушить и веру христианску пошатать).

Как местные жители умудряются лакомиться в феврале свежими яблоками и мести мокрую улицу так, что пыль поднимается выше крыш? Хотя чего уж там, ГГ умиляется птенцам в гнёздах, хотя какие могут быть птенцы в феврале, когда только снег сошёл? А всё потому, что в главных ролях здесь символы и лубочное Средневековье (везде было грязно, все дороги были вымощены булыжником, кого-нибудь должны сжечь на костре (или хотя бы попытаться), женщина – сосуд греха, все всегда исповедовались, а иногда ещё работали и умирали).

В общем, Оукэм – чудо-земля: «не умеют, не торгуют, не ткут», но откуда-то берут деньги, дети играют с дохлой курицей (да не жалко: у нас, в «убогом приходе», их как грязи!), а с яблок перед поеданием срезается кожура (ведь в «Пятёрочке», что за тем сараем, можно купить ещё). Так что страдания NPC выглядят так же убедительно, как и их жизнь. Какой с символов спрос? Их задача – эпично присутствовать. Отстоял положенное – проваливай до следующего употребления.

Главная «символическая» проблема с мостом в реальности решилась бы введением общинной должности паромщика или лодочника. Пусть бы кто-нибудь из персонажей поработал «святым Христофором» (тем более он в местной церкви на стене нарисован). На что-то подобное нет даже намёка. Ведь тогда страсти по мосту закончатся, даже не начавшись, и писать дальше будет, по сути, не о чем.

Так как главный философский посыл понятен практически сразу, а утоп Ньюман сам или помогли, персонажам не очень-то и интересно (соответственно не очень-то интересно и читателю), весь остаток романа нас будут кормить скучным резонёрством ГГ. Только и останется, что удивляться, откуда у «молчаливого Мастера» столь болтливый подмастерье.

Справедливости ради надо сказать, что в романе мелькала пара-тройка хорошо написанных эпизодов. Вот медитативное пребывание в исповедальне.

Пока я ждал в тишине, вселенная вращалась вокруг меня, являя своё бесконечное разнообразие: я слышал гул планет и как на боярышнике набухали почки, церковные стены пахли огромным глубоким озером, а дубовая перегородка – осенним лесом, и боль в моих истёртых коленях была лишь всплеском сладостной, тяжкой жизни.

Но в таком же ключе автор будет описывать даже то, что в медитативной манере не описывается. Например, приступы страха.

Я бросился бежать. Места, хорошо тебе знакомые, могут показаться неведомой землёй, когда разум твой погружён во тьму. Я был мятущейся вспышкой ослепительной белизны. Короткая тропа от кладбищенской калитки до церковных врат завела меня в индийские леса, где жили сатиры, в смердящие болота с кусачими рыбами и на иссохшую равнину, где вдалеке от спасительных святынь Иерусалима бесчинствовали ватаги одноногих тварей с когтистыми лбами. Верхушка пригорка, к которой я стремился, обернулась палящей пустыней – терра инкогнита, населённая безголовыми людьми.

Сразу ясно, что персонаж в ужасе, раз у него есть время думать длинными предложениями и подбирать метафоры почуднее.

Когда начала читать, сразу подумалось «как будто сочинялось Норфолком, которому запретили писать про секс и всякие… интересности сексуального характера». Спустя какое-то время – «а нет, всё в порядке, не запретили…». Один в один Норфолк с характерными для него стилевыми перехлёстами, эксцентричными выходками персонажей (одни только галлюны от пожирания гусятины чего стоят), попсовой обработкой философских тем ну и СИМВОЛАМИ. От него же «след ноги на размокшем окоёме» (должно было быть «на берегу», но получилось «на горизонте»), «раскалённый трут», «заросли пшеницы» (пшеничные кусты?) и «гремучий туннель» он же шейка матки (что за сигнализация там может греметь?).

По итогу: «Ветер западный» – смесь из тусклых и просроченных подобий «Ста лет одиночества», «Жизни Василия Фивейского», «Пластилиновой вороны» и «Книги часов» Рильке в исполнении клона Норфолка.

Чтобы послевкусие поправить (почти о том же, что в романе, только короче, ярче и лучше):

Сосед мой Бог! Ты знаешь, почему к Тебе стучусь я ночью, как Ты слышишь? Я редко слышу, как Ты в зале дышишь, а каково там одному? Твой не застанет зов меня врасплох: я сразу встрепенусь при этом зове. Попросишь пить, я рядом, наготове, я близко, Бог!

Между Тобой и мной тонка стена. Твой или мой раздастся крик, и воцарится снова тишина, хоть рухнет вмиг единственный заслон. Передо мной стена Твоих икон.

Иконы, имена Твои, оплоты вокруг Тебя, где меркнет в глубине мой слабый свет с Тобой наедине, и в обрамленьи теплятся красоты.

А чувства цепенеют, как сироты, и до Тебя не дотянутся мне.

В этой книге мне не понравилось ничего – ни сюжет, ни герои, ни стилистика. Все, что произошло, нам сообщают сразу, пытаясь представить это как загадку: исчез благодетель маленького уединенного, почти умирающего поселеньица Том Ньюман, – то ли сам, то ли ему в этом помогли из непонятных соображений, ведь, вроде, он всем был мил. И, собственно, больше 700 электронных страниц местный священник Джон Рив мусолит это происшествие, почему-то используя для расследования простенькие исповеди своих прихожан, которым за признание обещано прощение всех грехов. Оригинальненький способ расследования, ничего не скажешь! Приманка в виде индульгенции то ли срабатывает, то ли нет, потому что повествование неизвестно ради чего построено задом наперед, и то, что этот нудный священнослужитель знает изначально, читатель узнает к концу истории. А в течение четырех описываемых дней Масляной недели ему ничего не остается, как гадать, «а был ли мальчик-то, может, мальчика-то и не было» и читать про то, как кто-то покаялся в незначительных грешках. Зачем автору потребовался этот прием, создающий самозапутывающегося священника, мне осталось непонятным.

Собственно, никакого детектива там нет, только нуднейшие, многократно повторенные самобичующие рефлексии главного героя (умер или не умер благодетель без покаяния, есть ли mea culpa, mea maxima, или нет) и его же двусмысленные и многословные диалоги с церковным благочинным. По ходу чтения казалось, что вот «еще немного, еще чуть-чуть», и события начнут набирать оборот, и в дело подключатся какие-нибудь тайные мотивы и страсти. Но нет, ожидание не стоило преодоления всей этой нуднятины: никаких особых версий, никакого расследования, никакого смещения фокуса подозрения, никакого сбора фактов - лишь бесконечные списки того, кто чего сказал на исповеди в новеньком конфессионале.

Главный герой, хотя милосерден и даже бескорыстен (образец истинного служения Богу и заботы о пастве), у меня симпатии не вызвал, хотя вряд ли таковым замысливался (мне почему-то кажется, что перед автором маячил образ Августина Блаженного с его солилоквиями): к нему чувствуешь лишь легкую брезгливость, когда он замывает грязную рясу, когда неопрятно пожирает подаренного жирного гуся, когда смотрит на полуобнаженную Сару, когда исповедует странноватых жителей Оукэма, когда рассказывает о своей связи с некоей женщиной. И все это на фоне вязких религиозно-философских рассуждений о человеческой природе, о грехе, о покаянии, о суевериях и прочем. Может быть, это действительно интересная, умная и очень нужная книга, но, видимо, мне она попалась не в то время и не в том месте. Я а) разочарована, б) сильно разочарована, в) страшно разочарована. Абсолютно не мое чтение, но, Саманта Харви, I absolve you во имя читательского милосердия.