Текст книги "Лиловые орхидеи"

Саманта Кристи
Лиловые орхидеи

© Гусева А., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Моему сыну Остину,

который помог мне найти голос Гэвина.

Пусть у тебя никогда не кончаются вопросы

и картошка фри

Часть первая
Гэвин

Глава 1

– За еще одно удачное приобретение! – произносит Скотт, чокаясь со мной и Анджи.

В его рюмке один из лучших сортов текилы в мире.

– Эта текила стоит сто баксов за порцию, так что надеюсь, что сделка и правда состоялась, – добавляет Анджи.

Мы со Скоттом энергично киваем в знак согласия и проглатываем дорогой, приятно обжигающий напиток.

– Гэвин, ты был просто в ударе! – восклицает Скотт. – Я уж думал, что мы потеряем сценарий, пока ты не пустил в ход тяжелую артиллерию.

– Никогда не помешает вскользь упомянуть парочку имен – от этого в глазах у юных сценаристов вспыхивают звездочки и знаки доллара, – говорю я.

Потом поворачиваюсь к Анджи:

– Не забудь добавить в календарь встречу с юристом на следующей неделе. Обидно было бы потерять сценарий из-за дурацкой формальности.

– Будет сделано, босс! – заверяет меня Анджи, уже добавляя что-то в календарь на телефоне.

– Ну что, тебе удалось убедить Карен прочитать этот сценарий? – спрашивает Скотт. – Я подумал, что это как раз по ее части, ей же нравятся «Отчаянные домохозяйки» и всякое такое.

Анджи чуть не поперхнулась своей диетической колой:

– Мы говорим про жену Гэвина Карен? Мою подругу, с которой мы состояли в одном женском клубе? Ту самую, которая читает журналы, только если в них напечатаны советы по избавлению от морщин и предотвращению секущихся кончиков?

Мы дружно смеемся. Я знаю Анджи еще с университетских времен. Они с Карен были неразлучны, пока заправляли своим женским клубом. Но после выпуска большинство из нас столкнулось с реальностью и познало ценность ежедневного труда. Карен никогда не стремилась стать частью этого большинства. Анджи подавала большие надежды, и мы со Скоттом наняли ее ассистенткой, как только основали свою компанию несколько лет спустя. С тех пор она работает с нами, уже почти четыре года. Думаю, теперь Анджи скорее моя подруга, чем подруга Карен, но даже у меня не хватило бы смелости заявить об этом своей жене.

Карен и Анджи теперь полные противоположности. Мы поженились сразу после выпуска, и Карен сразу занялась своей карьерой светской львицы. Я был так занят, работая помощником продюсера, что даже не заметил, что у нее совершенно отсутствует стремление к чему-либо, помимо создания модного антуража. Но нас наша жизнь устраивает. Я не лезу в ее дела, а она не лезет в мои. Примерно как в университете: мы были друзьями, которые поддерживают друг друга, но живут своей собственной жизнью. Только теперь мы занимаемся сексом. Иногда.

– Нет, она не читала сценарий, – говорю я, жестом подзывая бармена. – Что будете, ребят?

Я приподнимаю брови, ожидая их заказа.

– Ну уж нет, – говорит Анджи, – я больше не дам тебе меня напоить перед полетом. Похмелье и самолет – плохое сочетание, особенно если учесть, что полет из Чикаго в Лос-Анджелес не такой уж короткий. Я пошла спать, мальчики.

Она наклоняется, по очереди нас обнимает, выходит из бара отеля и направляется в свой номер.

– Виски с содовой, – говорит Скотт бармену.

Затем поворачивается ко мне:

– Ну и пусть меня стошнит в самолете. Мне все равно.

Я смеюсь и делаю свой заказ, после чего мы разворачиваемся на барных стульях и осматриваем бар в поисках очередного завоевания для Скотта.

– Как насчет вон той брюнетки? – Я киваю на женщину, которая сидит за столиком в углу бара и вертит в руках телефон.

– Не, она совсем отчаялась, – говорит он.

– Откуда ты знаешь? – спрашиваю я.

– Она нас разглядывает с тех пор, как мы сюда пришли. Она явно здесь одна. Слишком легкая цель, – говорит он.

И в этом весь Скотт Карлсон. Он всегда ищет себе задачу посложнее. Мало того, что он был квотербеком[1]1
  Позиция игрока нападения в американском и канадском футболе (Здесь и далее прим. пер.).


[Закрыть] университетской футбольной команды, у него еще и внешность плохого парня – от его коротких волос и покрытых татуировками рук теряют голову все женщины. Удивительно, что нас вообще восприняли в кинобизнесе всерьез. Думаю, именно поэтому я и взял публичные выступления на себя. Так наша компания выглядит чуть более респектабельно.

– Ладно, тогда как насчет вон той в конце бара, с большими зубами? – Я кивком указываю на привлекательную женщину у него за плечом.

– Вот это я понимаю, – произносит он, оборачиваясь, чтобы посмотреть на нее.

Но тут же поворачивается обратно:

– Слишком старая.

Скотт пожимает плечами:

– После Гретхен я зарекся иметь дело с женщинами старше тридцати.

Я приподнимаю брови и удивленно смотрю на своего тридцатиоднолетнего партнера.

– А что такого? – спрашивает он, поднимая руки в знак капитуляции. – Мы живем всего один раз, и я не становлюсь моложе. Не все из нас могут оставаться двадцатилетними, знаешь ли.

Он залпом допивает свой напиток и жестом просит у бармена еще.

– Да, кстати, Карен на днях прислала мне что-то вроде официального приглашения. Вот она заморочилась, да?

Я закатываю глаза.

– С чего вдруг она вообще рассылает приглашения? Это же день рождения, а не свадьба, – ворчу я.

Он смеется, а я проглатываю остаток своего напитка.

– Твоя жена счастлива, только когда тратит твои деньги на какие-нибудь умопомрачительные мероприятия, да?

Я киваю.

– Скажем так, судя по моему пустому кошельку, в последнее время она должна быть чертовски счастлива.

– Вы двое – самая функциональная дисфункциональная пара из всех, кого я знаю, – говорит он.

С такой логикой не поспоришь. Я замечаю, что в бар зашли несколько женщин.

– Как насчет вон тех? – указываю я на них подбородком.

– Что у тебя за любовь к брюнеткам? – спрашивает он. – Если мне не изменяет память, жена у тебя блондинка. Ты женился на Барби, черт возьми!

Я пожимаю плечами:

– Не знаю. Наверное, я всегда питал к ним слабость.

Когда бармен ставит перед нами очередную порцию напитков, с барной стойки слетает какая-то бумажка. Скотт наклоняется и поднимает ее. Минуту он разглядывает ее, и его лицо расплывается в улыбке.

– Да-а‐а, – протягивает он, указывая на бумажку. – Вот она. Вот эта женщина будет извиваться подо мной сегодня вечером. Погляди-ка, она даже брюнетка!

Он тычет флайером мне в лицо.

Я беру его в руки и смотрю на фотографию. В ту же секунду мое сердце подпрыгивает куда-то к горлу, а мозг пытается воспринять то, что я вижу. Воспоминания о втором курсе в Университете Северной Каролины затуманивают мое сознание. Барный стул внезапно перестает быть устойчивой опорой, и я хватаюсь за стойку, чтобы сохранить равновесие.

Это не может быть она.

Я просматриваю флайер в поисках имени – вот оно. Имя, которое преследовало меня столько лет. Я снова смотрю на фотографию. Ее лицо. Ее улыбка. Ее незабываемые глаза. Это она. Единственная женщина, которую я любил. Женщина, которая разбила мне сердце.

Бэйлор Митчелл.

– Черт, – еле слышно бормочу я, прикрывая глаза и сминая бумажку в руке.

– Чувак, не порти фотографию! – говорит Скотт, вырывая флайер у меня из рук. – Если я не смогу заполучить девушку, то хоть на фотку подрочу.

Он разглаживает флайер на барной стойке.

– Только не ее, – говорю я, забирая флайер, чтобы внимательнее его рассмотреть.

На нем написано, что она выступает в отеле.

Сегодня вечером.

Я быстро оглядываю бар, как будто она может быть здесь в эту самую секунду.

Чуть позже у нее будет здесь презентация книги. Она писательница. Я помню, что она изучала в университете журналистику, пока не бросила учебу. Пока не бросила меня. Но писательница… круто! К тому же, по всей вероятности, довольно известная.

– Какого черта, приятель? – Скотт заявляет свои права на флайер. – Дай сюда!

Я отмахиваюсь от него. Не могу отвести взгляда от ее глаз. Они точно такие же, какими я их запомнил. Светло-карие, с синими и зелеными крапинками. Клянусь, что ее глаза меняли цвет в зависимости от того, что на ней было надето. На этой фотографии она в голубом, и ее глаза кажутся зеленовато-голубыми. Она выглядит счастливой.

Как она может быть такой счастливой после того, как она со мной поступила? Интересно, она вышла замуж за того говнюка Криса? Если и вышла, то не взяла его фамилию.

– Чувак! – восклицает Скотт.

Я смотрю на него: он поднимает руки ладонями вверх, молчаливо вопрошая, что происходит.

– Я ее знаю, Скотт, – говорю я.

Я закрываю глаза и качаю головой, пытаясь прогнать воспоминания о том злосчастном дне.

– Она разбила мое чертово сердце.

Он недоверчиво смотрит на фотографию. Указывает на ее лицо.

– Вот эта девушка? – переспрашивает он. – Я думал, у тебя нет сердца, Гэвин. Ты же сам всегда так говоришь. Ты говоришь, что поэтому вы с Карен так хорошо друг другу подходите.

– Когда-то было, – говорю я. – Очень давно, пока… – хотя прошло уже столько времени, мне трудно даже произнести ее имя, – пока Бэйлор не разбила его вдребезги и оно не стало совершенно бесполезным.

– Вот блин! Правда? – говорит он.

Скотт делает знак бармену, прося очередную порцию напитков.

– Мы дружим уже шесть лет, а ты ни разу ее даже не упомянул?

Я смотрю на фотографию и опрокидываю появившуюся передо мной рюмку. Она почти не постарела. Может, фотографию отфотошопили? Ей сейчас должно быть двадцать шесть, но она все еще выглядит как студентка-первокурсница, с которой я столкнулся в ее первый день в университете. Волосы у нее теперь длиннее и прямее, чем тогда, но она все еще выглядит потрясающе. Безупречно. Идеально. Я со стуком ставлю рюмку на фотографию и тут же жалею об этом, потому что краска потекла.

– Я никогда никому о ней не рассказывал, – говорю я. – Ни разу с того дня, когда она исчезла.

Я умалчиваю о том, что хотя и не говорил о ней ни слова, она была и остается единственной женщиной, о которой я когда-либо мечтал.

Черт, наверное, я кажусь полным мерзавцем, раз не мечтал о девушке, на которой женился.

– Может, тебе стоило бы о ней рассказать, – говорит Скотт. – Ну чтобы не слететь с катушек или – что еще хуже! – не расплакаться, как младенец, прямо тут, в баре.

Он смеется.

– Ладно, – говорю я, все еще завороженный теперь уже размытым лицом женщины, которая восемь лет назад была для меня целым миром. – Но тогда давай еще выпьем.

Я поднимаю свой пустой бокал, и Скотт подзывает бармена.

Я начинаю рассказывать.

Глава 2

Восемь лет назад…

– Гэвин, давай быстрее! – говорит Карен и тащит меня за собой к площадке.

И зачем только я согласился помочь ей и ее подругам по женскому клубу в организации ознакомительных мероприятий для первокурсников? Ах да, вспомнил! Потому что так я легко смогу заполучить свеженький список телефонных номеров восемнадцатилетних студенток.

– Господи, Карен, банкет все равно никуда не денется, – говорю я, безуспешно пытаясь заставить ее сбавить шаг. – Если ты так волнуешься, что мы опаздываем, почему мы не вышли на пятнадцать минут раньше?

Она смотрит на меня так, словно я сказал какую-то глупость.

– Анджи делала прическу. Мы не могли выйти ни минутой раньше.

Она улыбается своей подруге, бормоча что-то про то, что мужчины неспособны это понять.

Карен и ее подруги по женскому клубу. Иногда я не знаю, зачем я их вообще терплю. Ах да, мы опять возвращаемся к телефонным номерам вышеупомянутых восемнадцатилетних студенток. Помимо того, что членство в женском клубе очень нравится моей претенциозной подруге, оно еще и идет на пользу моему стремлению каждую неделю пробовать что-нибудь новенькое. Да, я такой. Можете называть меня Баскин Роббинс… только вкусов у меня не тридцать один, а гораздо больше. Я не виноват в том, что я донжуан. В этом виноват мой отец. Я пришел к этому выводу совершенно самостоятельно. Без дорогущих психотерапевтов.

Они с Карен два сапога пара. Иногда я думаю, что она – его давно утраченная незаконнорожденная дочь. Я люблю своего отца. Ну, может, люблю – это слишком громко сказано. Но, как и большинство политиков, он иногда может быть просто самодовольным дураком. По крайней мере, для меня. Для всех остальных он конгрессмен Макбрайд, обаятельный бывший судья и отец семейства. Не знаю, как моей маме удается его терпеть уже больше двадцати лет. Он так часто лижет задницы разным государственным чиновникам, что теперь уже непонятно, где между ними проходит граница. И хотя мой отец убедил меня выбрать своей специальностью политологию, я не намерен присоединяться к его лизоблюдству. В большинстве случаев. По крайней мере, когда нахожусь вдали от него. Или его коллег. Или его друзей. Ладно, я тоже все время притворяюсь. Но только потому, что я учился у лучших.

Зато он не станет указывать, с кем мне встречаться. Карен. Он бы хотел, чтобы я встречался с ней. Еще бы, ведь она дочь его друга и такого же самовлюбленного нарцисса Джоела Томпсона, чья семья владеет одним из самых больших нефтяных месторождений на юге Техаса. Семья Томпсон очень влиятельна, и мой отец был бы счастлив, если бы я в нее вошел. Разумеется, именно поэтому я этого и не сделаю. Мы с Карен всегда дружили – с тех самых пор, как мы переехали в соседний с Томпсонами дом в Форт-Уорте, когда мне было пять. И когда я говорю «дом», я имею в виду «особняк на огромном прилегающем участке». В том смысле, что, когда мы хотели поиграть, нашим няням приходилось отвозить нас друг к другу на машине.

Зато из-за Карен отец в конце концов разрешил мне пойти учиться в Университет Северной Каролины, а не в одно из заведений Лиги Плюща[2]2
  Ассоциация восьми частных американских университетов, расположенных в семи штатах на северо-востоке США.


[Закрыть]. К счастью для меня, отец Карен, несмотря на все свои миллионы, был недостаточно богат, чтобы устроить ее в Гарвард или Йель, но у него было достаточно связей, чтобы его дочь – с ее весьма посредственными оценками – приняли в Университет Северной Каролины. И меня это вполне устраивает. К тому же наша футбольная команда гораздо лучше, чем команда любого из этих дорогостоящих университетов. Правда, не думаю, что когда-нибудь дождусь от отца благодарности за то, что получил стипендию. Это было бы ниже его достоинства.

– Гэвин, хватит уже глазеть на первокурсниц! Еще успеешь, – говорит Карен, продолжая тащить меня за локоть.

Я и не осознавал, что глазею на них. Кажется, это уже вошло в привычку. Наблюдать за девушками. Выбирать себе следующую любовь на одну ночь. Карен все время меня за это подкалывает, но думаю, что за этим скрывается ревность. Думаю, что в глубине души она меня хочет, но никогда мне в этом не признается из страха, что я ее отвергну. Как бы то ни было, в этом Карен права. Она мне нравится, но я ее не хочу. Я никогда ее не хотел. У нее потрясная фигура и лицо фотомодели, я бы с удовольствием с ней переспал, если бы мы не были друзьями, но хорошей подружки из нее не выйдет. Не то чтобы я знал, из кого выйдет – я никогда не встречал девушку, о которой мог бы так сказать, – но точно знаю, что это не Карен.

Мы несемся, огибая Мерфи-Холл, когда я сталкиваюсь с какой-то девушкой, от чего она падает и все содержимое ее рюкзака рассыпается по тротуару.

– Вот черт! – произношу я. – Извини, пожалуйста. Ты в порядке?

Я смотрю сверху вниз на ошарашенную девушку. А она смотрит на меня своими сияющими глазами – карими, или голубыми, или вообще зелеными – трудно сказать при таком освещении. Ее светло-русые волосы собраны в хвост, пряди торчат из него, словно она делала его совершенно не глядя в зеркало.

– Ты что, ходить не умеешь? – говорит она мне снизу.

– Гэвин, мы уже опаздываем! – вопит мне Карен, шагая вперед и даже не оглянувшись на мисс Глаза-Хамелеоны.

– Иди вперед, – говорю я. – Я только помогу… э‐э‐э…

Я смотрю на девушку, все еще простертую передо мной на земле. Обычно от вида красивой особы, в буквальном смысле лежащей у моих ног, у меня в штанах становится тесно. Но в ней есть что-то такое, из-за чего я даже не рассматриваю ее в качестве объекта завоевания. Я испытываю какое-то зудящее желание ее защищать.

– Бэйлор, – говорит она.

Я наклоняю голову и хмурю брови.

– А? – спрашиваю я.

– Меня зовут Бэйлор, – ее тихий мелодичный голос резонирует у меня в груди.

Я поворачиваюсь к Карен:

– Я только помогу Бэйлор собрать вещи. Я тебя догоню, – говорю я.

Карен стоит, скрестив руки на груди, и изумленно смотрит на меня с противоположной стороны поляны. Потом смотрит на Бэйлор и закатывает глаза.

– Как хочешь, – говорит она.

Затем поворачивается и бежит догонять своих подруг по женскому клубу.

– Значит, Бэйлор, – произношу я, отмечая, что мне нравится, как приятно произносится ее имя. – Ушиблась?

– Я в порядке, – говорит она, ползая на четвереньках и собирая свои вещи.

Я опускаюсь рядом с ней и начинаю подавать ей вещи в пределах моей досягаемости. Передаю ей расческу и записную книжку. Потом замечаю его – совсем рядом со мной – и размышляю, как лучше поступить. Я мог бы просто проигнорировать этот предмет и встать, но тогда он был бы очень заметен, ведь он лежит прямо посередине тротуара, а я не хочу, чтобы она смутилась. Я быстро хватаю тампон и наклоняюсь, чтобы засунуть его в рюкзак. Она следит за моим движением своими невероятными глазами и видит, что именно я держу в руках. Очаровательнейший румянец заливает ее загорелое лицо. Она отводит глаза и говорит:

– М‐м‐м… спасибо.

– Гэвин, – говорю я.

– Что? – спрашивает она.

Очевидно, Бэйлор все еще сконфужена инцидентом с тампоном.

– Меня зовут Гэвин.

Я протягиваю ей руку.

Секунду она размышляет, затем пожимает ее. Когда моя большая ладонь спортсмена прикасается к ее мягкой миниатюрной ладошке, клянусь, сквозь меня проходит электрический заряд – и попадает прямо мне в пах.

Господи, это еще что такое? Она же не щеголяет своим декольте и не виляет передо мной задницей. Она вообще в штанах для йоги и в футболке со «Штучкой Два»[3]3
  Штучка Один, Штучка Два (два маленьких шаловливых человечка с голубыми волосами) – персонажи книги «Кот в шляпе» американского писателя Доктора Сьюза.


[Закрыть]. Я даже не уверен, что она накрашена. Но она красива какой-то безупречной естественной красотой. И судя по тому, как Бэйлор опускает взгляд на тротуар, она не имеет ни малейшего понятия о том, как прекрасна.

– Приятно познакомиться, Гэвин, – говорит она.

Задним числом я замечаю, что мы так и не поднялись с земли, поэтому прежде, чем отпустить ее руку, я помогаю ей подняться. Затем неохотно убираю руку, наклоняюсь за учебником, валяющимся у моих ног, и протягиваю его ей.

– Журналистика, значит?

– Ага, – отвечает она. – Это моя специальность.

– О‐о‐о, гораздо интереснее, чем моя. – Я с небольшим отвращением произношу: – Политология.

Она смотрит мне прямо в глаза.

– Зачем ты изучаешь то, что тебе даже не интересно?

Черт! Я знаком с этой девушкой целых две секунды, а ей уже удалось в буквальном смысле поставить меня на колени и заставить сомневаться в своем будущем.

– Бэйлор! Ты в порядке? – кричит кто-то у меня за спиной.

Мне даже не надо оборачиваться, чтобы понять, что я возненавижу человека, которому принадлежит этот голос, кем бы он ни был. По его тону слышно, что Бэйлор ему небезразлична.

– Я в порядке, Крис, – говорит она, стряхивая гравий, прилипший к одежде.

Парень подходит к ней и властной рукой обнимает ее за плечи. Чертов… парень.

– Крис, это Гэвин, – говорит она. – Он помог мне собрать вещи.

– Ну, очень на это надеюсь, – произносит он. – Это ведь он виноват в том, что ты упала. Я все видел вон оттуда.

Он смотрит на меня, и его совершенно не смущает, что я как минимум на десять сантиметров выше и на десять килограммов тяжелее, чем он.

– Здесь тебе не футбольное поле, знаешь ли.

Я злобно смотрю на него. Но я его понимаю. Он не самого крупного телосложения, а тут перед ним стою я – выше и накачаннее. Очевидно, он знает, что я вхожу в футбольную команду. И я прикасался к его девушке. Он метит свою территорию. Я бы делал то же самое.

Подождите… делал бы?

Мне всегда было наплевать на девушек, с которыми я встречался – точнее, которых клеил. Так почему эта девушка, у которой к тому же есть парень, заставляет меня думать о том, как бы сделать ее своей?

– Да, извини.

Я пытаюсь прогнать эти мысли.

– Я не смотрел, куда иду.

– Бэйлор, нам надо идти, а то опоздаем, – говорит Крис и уводит ее, совершенно проигнорировав то, что она нас друг другу представила.

Бэйлор не прощается. Но когда они уходят, она полуоборачивается и бросает мне милейший взгляд. Извинение за грубость ее парня? Подтверждение, что она тоже ощутила электричество от нашего прикосновения? Я наблюдаю за ними, пока пара не скрывается из виду, потом облокачиваюсь на жесткое кирпичное здание за моей спиной и размышляю, что вообще только что произошло.

Я смотрю на землю и замечаю какой-то предмет, блестящий на солнце. Подхожу к кустам и поднимаю его. Брелок для ключей. Наверное, Бэйлор его уронила. Брелок серебристого цвета, на нем выгравирована зебра. Я переворачиваю его и читаю надпись.

Будь тем, кем больше никто не сможет быть… собой.

Я засовываю брелок в карман.