Текст книги "Птица с окрасом жёлтый Финч"

Птица с окрасом жёлтый Финч.

Посвящается моему брату,

который и не жил вовсе.

«Я был в обиде на Творца, что не имел сапог,

пока не встретил молодца, который был без ног».

Омар Хайям

Часть 1. Как я встретила того, кто изменил в моей жизни всё.

1.

Сейчас уже точно и не вспомню, что привело меня в тот заброшенный, увитый плющом дом. Любопытство? Возможно. Будучи скептиком ко всем проявлениям мистицизма, мне всё же хотелось доказать не только своей самоуверенной подруге Вере, но и самой себе, что незнакомец, которого я с первых же секунд прозвала Гуру, не более чем шарлатан наживающийся на горе других.

А, может, то была обречённость, потому как, я не видела другого выхода, запутавшись окончательно в пещерах своего разума, которые кажется, вырыла сама. На тот момент я была готова внять любому мало-мальски полезному совету, если бы он привёл бы мои спутанные мысли в состояние покоя.

Сны – вот, что терзало меня в те времена более всего. Сны, подобные клубку шипящих змей под моей подушкой. Сны, в которых нереальные твари, порождённые буйным воображением, разрывали моё тело на куски острыми клыками. Сны, где я была свидетелем безжалостных смертей, остановить которые, мне было не под силу. В любом случае, я точно помню лишь одно… – мне было настолько страшно, что я отважилась подойти к незнакомому мне дому – скорее полуразвалившейся лачуге, с покосившейся крышей, даже притом, что меня не покидало ощущение, будто сама Земля пытается поглотить его. Пытается утащить в свои недра. Скрыть от человеческих глаз. И от того я переминалась с ноги на ногу, чувствуя себя полной дурой, в борьбе с иллюзиями, что воплощал в реальность мой взбесившийся мозг, перед калиткой выкрашенной в мутно-зелёный цвет. Я, понимала, что если не наберусь смелости, и не сделаю шаг в неизвестность, то буду корить себя за трусость до конца своих дней. Понимала, что никто кроме меня, этого шага не сделает.

– Ну и удружила же ты мне подруга, – произнесла я вслух, в сердцах проклиная Веру. – И ведь не пошла же со мной для поддержки.

Огромный чёрный лабрадор, безразлично поднял голову и смерил меня взглядом, словно задаваясь вопросом, ни к нему ли я обращаюсь, а после притянул лапой, лежащую в пыли кость. Уложил на неё морду, словно пряча её от меня.

«Если что-то пойдёт не так, просто развернусь и уйду. Как и брат начну ходить на бессмысленные сеансы психотерапии. Психологи – они лишь отнимают деньги, а взамен ничего. Это определённо не понравится мужу. Лишние расходы никому не нравятся, но что с того? Чего я теряю то? В данный момент ничего. Разве что остатки здравомыслия». – Ответила я самой себе и зашла во двор, скрипнув калиткой. В то же мгновение мимо моей головы, стремительно пронеслась какая-то птичка. Просто жёлтое облачко, впорхнувшее в приоткрытое окно дома.

«Сожравшее её? Что за бред? Ну, соберись уже. Никто никого не сожрал. Окно, как окно».

Ну, раз птица не боится, то и мне не должно быть страшно – успокоила я себя и бодро зашагала по заросшей сорняками дорожке.

Помню, как шла тогда и думала, вытирая рукой выступивший на лице пот – Всего несколько минут и станет ясно, выйдет ли из этой авантюры хоть какой-то толк. Всего несколько минут.

Я вытащила из кармана джинс смятую, теперь уже грязную бумажку, сложенную в несколько раз. Ту самую что, вручила мне подруга. Развернула и ещё раз прочла написанное на ней:

«Улица Лесная 26. Чтобы отыскать дом, дойти до конца улицы и свернуть направо, за пихты».

– Вот чёрт! – выругалась я вслух. Скомкала листок и, бросив его куда-то в траву продолжила путь.

Не могу сказать точно, что послужило тому причиной – жара ли то была, страх или несвежий бутерброд, что я съела впопыхах с утра, перед тем как отправится в путь, но чем ближе я подходила к дому, тем тяжелее становилось моё дыхание. Моя одежда, не менее получаса назад не доставлявшая мне какого-либо дискомфорта, теперь сдавливала меня, будто уменьшилась в размерах. Стягивала тело, пытаясь задушить. И потому добравшись до перекошенного крыльца, я попыталась растянуть её, но вместо этого лишь порвала.

«Да что с тобой происходит? Никто тебя не душит! Что за глупые мысли»? – Тяжело вздохнув, я, как смогла, привела себя в порядок, а затем робко постучала в дверь. К моему удивлению она оказалась незапертой и после первого же неуверенного удара кулака, приоткрылась. Плохой знак – подумала я про себя, но внутрь всё равно зашла. Терять то было нечего.

Переступив порог, я ступила во мрак. Так резко отличалась атмосфера дома и его скудный свет, проникающий сквозь маленькое мутное окошко в прихожей, от красок улицы.

– Здесь кто-нибудь есть? – позвала я, медленно заходя внутрь, но ответом мне был странный схлопывающийся звук, словно где-то бурлило что-то вязкое.

Пройдя дальше, я оказалась в пустой, лишённой всяческой мебели комнате. Никаких тебе вешалок для верхней одежды, ни пустых уродских ваз для зонтиков, ни подставок для обуви и тем более шкафов, где люди хранят всякий хлам в надежде, что он когда-нибудь да пригодится для чего-нибудь крайне важного. Вообще ничего. Только подгнивающие стены с отколупывающейся штукатуркой и три запертые двери. Я застыла в нерешительности.

«Часто ли люди дёргают ручки дверей, проверяя, что за ними, впервые приходя к кому-то в дом? Да никогда! – впадая в истерику, ответила я самой себе. – Почему они закрыты?! Возможно потому, что он не ждёт гостей. Ну и что же мне тогда делать? Войти самой без приглашения?»

Даже странно вспоминать сейчас, то состояние потерянности, в котором я оказалась. Что делать дальше? Как быть? Продолжить звать хозяина дома до тех пор, пока он не появится из-за одной из этих дверей. Моё воображение даже успело нарисовать этакого хмурого старикашку высунувшего седую взъерошенную голову в дверной проём с вопросом: Хто здесь?

Или же всё-таки попытаться открыть двери, грубо вламываясь в чужое пространство?

Я шагнула к первой двери, к той, что находилась слева от меня, хотя инстинкт подсказывал мне, что идти нужно прямо. Наступила на ржавые гвозди разбросанные по полу, но конечно не заметила их. Как не заметила и всколыхнувшееся где-то глубоко внутри меня ощущение дежавю. Ощущение, словно я уже бывала здесь.

«Во сне? Возможно».

Эхо пустой комнаты. Едкий запах курительной трубки и чего-то ещё. Может быть, запах хвои, леса. Нет. Болота. Ощущение потери и пустоты, когда-то уже испытанное мною.

Подёргав холодную медную ручку несколько раз, я убедилась, что она заперта на ключ.

– Начало многообещающее – подумала я и направилась к той двери, что находилась справа, вновь проигнорировав инстинкт, подсказывающий мне войти в ту дверь, что находилась прямо напротив входа.

«Прежде я узнаю, кто он, раз уж мне выпал такой шанс – злорадно подумала я и положила ладонь на ручку второй двери. – Кто он и чем живёт».

Дверь оказалась незапертой и за ней оказалась хозяйская спальня.

«Дети? – изумилась я, рассматривая пустую колыбель. Она раскачивалась из стороны в сторону так, будто всего минуту назад оттуда достали младенца и унесли его с собой. – Но ведь отсюда никто не выходил. – Заметила я и подошла к кроватке, правым глазом косясь на родительскую кровать, которая почему-то больше детской вызывала во мне беспокойство. Никого на ней не было, только скомканные простыни, да книга повёрнутая обложкой вверх на подушке.

«Не упускай её из виду – твердило моё подсознание, – Глаза никого не видят, но кто-то там всё-таки есть. Женщина? Женщина с тёмными волнистыми волосами».

В колыбельке лежала игрушка. Серебряная погремушка с бубенчиком внутри. Я не стала отодвигать её в сторону, опасаясь звуков, которые она может произвести при движении. Просто приложила ладонь к матрасику и почувствовала тепло.

– Ещё тёплая. – Объявила я пустой комнате. А может и незнакомке ещё минуту назад возлегающей на мятых простынях, которую не успели зафиксировать мои глаза, но сердце знало, что она была здесь.

«Мне всё это привиделось или она действительно здесь была? Дура! Не забивай свою голову глупыми вопросами. Вспомни, зачем ты здесь?

– Потому что я схожу с ума. И мне нужна помощь. – Ответила я пустой, давно не проветриваемой комнате. Затем уныло подошла к кровати и прочитала название книги: «Великий Гэтсби». Скотт Френсис Фицджеральд. Рядом на тумбочке, как и на тумбочке возле детской кровати стоял букет высохших полевых цветов – ромашки, васильки и цветущий яркими жёлтыми цветочками зверобой. Но цветы давно высохли, возможно, даже ни один год назад и от любого прикосновения или дуновения ветерка могли осыпаться. Я посмотрела на старый граммофон, покрытый толстым слоем пыли, что стоял в углу. И на иглу приподнятую над пластинкой.

«Включи его. Опусти иглу. Узнай, что за музыку выбрал хозяин» – зашептал мой внутренний голос.

– Нет. Я не стану этого делать. – Тихо произнесла я вслух, а сразу после заметила светлые квадраты и прямоугольники на выцветших обоях.

«Что-то висело на этих стенах». – Прошептал голос.

«Не накручивай себя. Он обычный семьянин. Ничего жуткого ты здесь не нашла. Так ведь?»

– Разве? – спросила я саму себя и попятилась из комнаты в прихожую.

2.

«Просто закончи то, что начала. Нет здесь никаких призраков. Это всё твоё буйное воображение, которое ты тренировала годами, а теперь не используешь его как должно. Вот оно и чудит. Зайди в ту дверь и убедись сама, что он вполне адекватный мужик».

Я осторожно прикрыла дверь, подумав: Был бы рядом брат, он ни за что не дал бы мне трусить. Ну почему он всегда чем-то занят, когда так сильно нужен мне?

– Кто-нибудь? Отзовитесь? – вновь попыталась я дозваться хозяев, прежде чем, наконец, толкнула дверь, в которую должна была зайти с самого начала.

Передо мной оказалась гостиная, заставленная наполовину серыми картотечными шкафами. Высокими, как те, что закрывали одно из окон комнаты, блокируя доступ света в помещение, и те, что пониже, на которых лежали вытащенные папки с бумагами.

Посередине комнаты, привлекая внимание, стоял стол, накрытый плотной красной скатертью, от яркости цвета которой, у меня по спине пробежал холодок. На том столе в беспорядке лежали кости каких-то мелких животных.

«Убитых насильственной смертью», – почему-то подумала я, но тут же прогнала от себя эту мысль.

Помню, как представила себя – подкрадывающуюся на цыпочках к тем шкафам молодую девушку, что шла навстречу судьбе, затаив дыхание. Пухленькую, крепкосложенную. С волнистыми красными волосами, и застывшим испугом на лице. Жадно рассматривающую все, что открывалось её взору.

– Зачем ты здесь? – внезапно спросил меня хриплый басистый голос, и я буквально подпрыгнула от неожиданности, почувствовав, как кровь моментально отлила от моего лица. Мой новоявленный Гуру, как оказалось, сидел у дальней стены, молча наблюдая за моими действиями, в освещении тусклой полоски света пробивающейся через грязное стекло.

Он был похож на старый рыхлый гриб. Из тех грибов, что вырастают только в тех местах, куда не ступала нога человека. Странное, конечно сравнение, но это первое, что подумала я, увидев скрюченного старца сидящего на пыльном плотном матрасе в льняной тунике и штанах. В зубах его была зажата курительная трубка. Сизый дым, выходящий из неё, окутывал тело старика подобно туману. Жёсткая седая борода упиралась ему прямо в грудь. Глаза закрыты, а на раскрытой мозолистой ладони скачет та самая жёлтая птичка, что влетела в дом прежде, чем в него зашла я. В другой руке старец сжимал лопатку, которой помешивал нечто чёрное и бурлящее в огромном чугунном котле, что стоял перед ним.

– Почему вы не отзывались? Я несколько раз звала, прежде чем войти.

Старик глубокомысленно молчал, вообще никак не реагируя на звук моего голоса, и продолжал помешивать своё дурнопахнущее варево.

– Мне сказали…

– Тебе сказали, что я помогу? – прервал он меня, и вдруг поднял взгляд на стол, от которого я держалась на расстоянии. Смотрел ли он на вытянутую вверх узкую глиняную вазу с всунутой в неё веткой без листвы или смотрел на кости? Этого я знать не могла. Да и не задумалась об этом, потому как, куда загадочнее выглядели глаза старика – мудрые, глубокие и… жёлтые. Прямо как оперение той птицы, что скакала на его руке. – Загляни в котёл. – Попросил он, так и не удостоив меня взглядом.

«Нет. Какой ещё котёл?! Беги отсюда пока не поздно! – закричал мой разум, но ноги сами понесли меня туда, куда велел старик. А, может, к птице клюющей зернышки с мозолистой ладони, что не подозревала, в какой опасной близости находится от липкой бурлящей жижи.

Удушливый запах топи пронзил мой нос. Ноги подкосились, и на мгновение я даже представила, как падаю в ту чёрную массу головой. А потом… увидела болото. Зловонное и топкое. Маленькая девочка стояла посреди него. В чёрном платьишке в белый горошек.

«Почти в таком же, как у меня, когда-то было в детстве. Или в том же самом?»

Ноги малышки обутые в высокие зелёные резиновые сапоги засосало трясиной почти до колен, но она вовсе не выглядела испуганной. Наоборот, весело подбрасывала куски торфяной угольно-черной земли в воздух. Она хихикала, играя в одну лишь ей понятную игру.

– Эй – окликнула я малышку. – Иди скорей сюда. Там опасно. – Предупредила её я и вдруг почувствовала в руке её ладонь. Пухленькую, нежную и вспотевшую. А затем увидела возникшую словно бы из ниоткуда заасфальтированную дорогу, по которой, прямиком на девчушку застрявшую в трясине неслась на бешеной скорости красного цвета машина. – Берегись! – изо всех сил крикнула я, понимая, что она ни при каких условиях не сможет выбраться из грязи.

Услышав мои слова, малышка прервав игру, повернула ко мне голову и как-то внезапно постарела. Улыбка стёрлась с её совсем уже не детского лица, на котором, словно прорезая его, проступили глубокие морщины. А затем у ребёнка начала расти борода. Черты её внешности менялись так стремительно, что я даже, и осознать не успела, как передо мной вместо девочки вновь появился старик. От взгляда его, не моргающих жёлтых глаз, внутри у меня всё похолодело.

«Люди так не смотрят». – Подумала я и попыталась отвернуться, но он вдруг присел на болотную кочку, скрестив ноги сначала прямо в жиже из грязи и земли, а уже через мгновение вода ушла из-под него, словно и не было её вовсе.

– Как же много ты на себе носишь. Неудивительно, что тебе тяжело. – Констатировал старик, словно ничего и не произошло.

«Что за машина? Откуда, чёрт побери, на болоте появилась та красная машина? Что это за ребёнок такой?!»

В панике я отшатнулась от котла, но, не сделав и двух шагов, упёрлась руками в стол стоящий позади. Меня словно молнией прошибло, как только я дотронулась ладонями красного полотна.

– От себя не убежишь.

– Что вы только что сделали? Трубка, которую вы курите – это какой-то наркотик, да? Вы одурманили меня? Зачем вам это?

«Да как он смел?! Может, я и похожа на беззащитную, не способную выдержать удар дуру, но вовсе не из тех, кто позволяет так обращаться с собой».

– Я узнал кто ты. Всего лишь. Заглянул к тебе в душу, всего на мгновение и узнал для чего ты здесь.

– Что за странный способ узнавать о цели прихода? Могли бы просто спросить. Незачем одурманивать меня наркотиками, я и так бы вам сказала.

– Никаких наркотиков, – кратко пояснил старик, – Только твоя память и запах способный разбудить её.

«Он серьёзно или насмехается надо мной»?

– Ну, и для чего же? Что вы там увидели? – стараясь не выдавать тревоги в голосе, спросила я.

«Не жди. Убегай. Чего ты застыла? Зачем тебе его ответы? Неужели не видишь, что ты уже в западне?»

Но я не могла сдвинутся с места. Старик буквально пленил меня желтизной своих глаз. Сбил меня с толку. Запутал мысли. Возможно, окурил меня своими дурманящими разум травами, хоть и утверждал, что к наркотическим веществам они не имеют никакого отношения.

– А известно ли тебе, что эти птицы не водятся в здешних краях? – Он протянул ко мне ладонь с сидящей на ней жёлтой птичкой. – Это жёлтый вьюрок. Его ещё называют Финч, из-за цвета окраски, и он прилетел издалека. Да и ты, похоже, родом не отсюда. Откуда ты?

– Издалека, – промямлила я, – Точнее, мои родители издалека. А я выросла здесь.

– Не сомневаюсь. Как тебя зовут?

– Рита… Хвори.

– Хм. Хвори, как хворь? Как болезнь?

– Думаю да.

– Не очень удачным именем наградила тебя судьба. Но, может в том и знак.

– Знак?

– Так зачем ты столько носишь на себе? Зачем терпишь боль? Тебе не хочется достать ту кость, что застряла в твоей ладони? Может, тебе нравится страдать?

– Какую кость? – спросила я, и в то же мгновение ладонь мою пронзила жгучая боль. Видимо я напоролась на эту длинную, похожую на иглу кость, когда ударилась об стол. Но как же я могла не заметить такое?

«Нет, – подумала я, – Мне вовсе не нравится страдать».

Одним резким движением я извлекла кость из-под кожи и кинула на пол, наблюдая, как она скачет по деревянным доскам. Слёзы брызнули из моих глаз внезапно. Я их вовсе не ждала и не понимала с чего вдруг разрыдалась, но противится не стала.

«Хватит. Просто уйди отсюда. Забудь, как страшный сон». – С жалостью к самой себе подумала я.

Но я не ушла. Впервые за долгое время я плакала и чувствовала, как боль уходит из меня. Не только из руки, но и из сердца. Сквозь слёзы я оглядела себя с головы до ног, стараясь понять, чего же такого тяжёлого увидел на мне старик. Майка, расстегнутая рубашка поверх неё, и джинсы.

«Не так уж и много» – подумала я, и тут же ко мне пришло осознание, что он не об одежде говорил.

– Я… ничего не могу с этим поделать. У меня… ничего не выходит. Я много раз пыталась сбросить вес, но тщетно. – Объяснила я, зажимая рану, из которой на пол, капала моя тёмная тёплая кровь.

– Слова слабого человека.

– Но что же мне тогда делать? – Я стояла перед ним, внутренне сжавшись, словно ребенок, отчитывающийся перед отцом за проделку, и чувствовала стыд, какой не испытывала прежде.

– Ты не для этого пришла. А пришла ты, потому, что тебя мучают кошмары. Отголоски прошлого, которое ты не хочешь отпустить. Те воспоминания режут тебя, словно ножами, причиняя боль там, где давно уже не болит. Ты должна отпустить их. Другого варианта нет.

– Это всё какие-то фокусы? Скажите мне правду. Дело в дыме, да? А, может, в этой жиже источающий запах болота? Просто какой-то трюк, да?

– Никаких фокусов. – Прорычал старик, грозно прищурив глаза. Его явно раздражала моя недоверчивость. – Всё на поверхности. В твоей голове. В твоих глазах. Но… – на лице его отразилась гримаса отвращения – ты слабая. Не уверен, что ты способна справиться. Ведь я не лекарь, и не психолог. Не прорицатель, не шаман. И, уж тем более не… Гуру. Но, если ты желаешь, можешь называть меня и так.

– Вы не понимаете, да? Что все, что вы произносите для меня бессмысленно? Что я должна отпустить? Я не понимаю.

Старик тяжело вздохнул. Крепко затянулся из дымящейся трубки и вновь выпустил дым в мою сторону. Уже нарочно видимо, будто вынуждая меня сбежать от едкого запаха. Я энергично помахала рукой, стараясь отогнать дым от своего лица.

– Нужно лишь осознать, что важно не то, что случилось тогда, а то, что ты делаешь сейчас. Каждый прожитый нами день уже в прошлом. Для тебя, и я уже в прошлом. Тот, которого ты увидела десять минут назад. Его больше нет. Теперь я другой. Неужели не видишь? Прошлое – лишь след на воде. Появился и тут же исчез. Важно только насколько чисты были твои ноги. Насколько сильны и активны. И способна ли рябь на водной глади, оставленная той ногой, повлиять на что-либо ещё. На что-то за её пределами.

Не строй из себя глупую. Ведь мы оба знаем, что это вовсе не так. Прошлое необходимо только для того, чтобы мы делали выбор, опираясь на полученный опыт. Ты можешь выбежать сейчас за ту дверь, из которой появилась, так и не узнав ответов на свои вопросы. Но если ты думаешь, что от бегства ничего не изменится, то ты сильно заблуждаешься. То, что разрушает тебя, станет ещё сильнее. Оно, подобно прожорливому ненасытному червю. Оно будет поедать твой мозг и не остановится при этом никогда.

Но если ты решишь остаться, знай – будет ещё тяжелее. Будет страшнее. Ведь борьба – это боль. Но только так, ты изгонишь того червя из себя, раз и навсегда.

Вы – все те, кто появлялся здесь, думаете, что от одного здравого совета всё изменится. Жить станет чуть легче, и только! Но со временем всё вернётся к тому же. Сейчас ты в колесе, и оно катится без твоего ведома. Без указанного направления и скорость развивает такую, какая удобна ему. Чтобы выбраться из колеса, понадобится немало сил, ведь ты катилась в нём всю свою сознательную жизнь, лишь изредка поглядывая на просветы, которые вы – люди называете истинным счастьем. А теперь уходи. И забери с собой птицу. – Закончил он, и я ощутила на себе волну отвращения и мерзости, которую он испытывал ко мне, видимо зная наперёд, как я поступлю.

Я смотрела на него, пытаясь вдуматься в то, что он только что произнёс. Хотела понять и не могла. В горле пересохло, но не от слёз, (хотя, может быть и от них тоже), а от того, что я внимала старику, раскрыв от удивления рот.

– Она не моя. – Наконец сказала я еле слышно, имея ввиду конечно птицу, не зная, что ещё я могла ответить на его монолог.

– Неужели? Но ведь она прилетела за тобой.

– За мной?

– Да. За тобой.

«Да о чём он вообще говорит? Как эта птица могла оказаться моей, если я впервые видела её?»

Мне не хотелось вновь приближаться к старику, но и птицу оставлять с этим безумцем не хотелось. Что-то подсказывало, что здесь ей угрожает опасность, но мне на тот момент и в голову не приходило, что подозрения мои как-то связаны с костями на столе.

– Мне снятся жуткие бесчеловечные вещи, и я никак не могу повлиять на это. Вы можете помочь? – я предприняла последнюю попытку добиться от старика хоть какого-то совета.

Старец смерил меня удивлённым взглядом, будто и впрямь сомневаясь в моих умственных способностях, но на вопрос ответил:

– Страх всегда говорит о борьбе. В любом её проявлении.

– С кем же тогда сражаюсь я?

– Смею предположить, что сама с собой. А, может, и с целым миром. Просто ты не ведаешь об этом, как я уже и сказал. Ты в колесе. Может, скажешь, чего же ты хочешь на самом деле?

– Чего я хочу? – переспросила я. Он кивнул и посмотрел на меня уже куда более спокойно. – Я хочу знать, кто я! – закричала я, не выдержав давления. – В чём моё предназначение?! Хочу знать, где найти мотивацию, чтобы двигаться вперёд? Потому что, я совсем не чувствую сил, чтобы двигаться вообще куда-то. Но точно знаю, что хочу.

Усталость навалилась на мои плечи. Захотелось присесть и перевести дух. Но стула поблизости не наблюдалось, и потому, я облокотилась о картотечный шкаф, запачкав лежащие на нём папки кровью.

– Этого хотят почти все люди. Но лишь немногие стремятся настолько сильно, чтобы в итоге получить ответы на свои вопросы. Если ты одна из них, Финч, то тебе предстоит научиться, в плохом видеть хорошее. Страдания, боль и преграды – они для того, чтобы мы стали сильнее. Чтобы мы узнали, кто мы есть, и на что способны. Сама жизнь подталкивает нас к предназначению. Ведь жизнь, – он улыбнулся, впервые с момента нашей встречи, слегка приподняв уголок губы вверх, но то, определённо была улыбка, – колесо. Просто люди привыкли не замечать этого.

Отрешись от убеждений внешнего мира. Загляни внутрь себя. Все ответы, которых ты так жаждешь – они в тебе. Ни в ком больше и нигде больше. Нет такого места на земле или человека способного помочь тебе разобраться с тем, кто ты есть. Только ты сама. Никто не подскажет тебе путь. Даже я. Ты должна пройти его, изранив ноги в кровь или надев на себя удобные ботинки с толстой подошвой. Но сама.

Выходит, тебе придётся заглянуть в свои кошмары. Только проснувшись, не отталкивай их. Не беги от них. Анализируй. Ведь они и есть то, что кричит тебе подсознание.

К моменту как он закончил, я уже почти не дышала. Одышка и холодный пот, проступивший на моей коже, свидетельствовали о скорой потери сознания, чего я вовсе не хотела в доме незнакомого мне чудака. Всеми оставшимися силами, я попыталась осознать услышанное. Успеть поглотить то, что он пытался донести до меня.

Помню, как подумала тогда, превозмогая тошноту, что видимо, дело всё же в бутерброде. Но старик, словно бы и не замечал моего плачевного состояния, и в следующее же мгновение, жёлтая птичка, что сидела на его смуглой ладони, исчезла из моего поля зрения в его огромном кулаке. Гуру сжал её так крепко, что я подпрыгнула словно ужаленная, забыв о слабости. Всё моё естество заполнил писк той пытающейся освободиться птахи, что так неразумно угодила в ловушку к полоумному старцу.

– Что вы делаете! Отпустите её немедленно – заверещала я, вцепившись в его грубую ладонь, несмотря на то, что не хотела прикасаться к его старческой грубой коже.

– Ты, – он указал на меня скрюченным пальцем, бросив деревянную лопатку в котёл, – как этот жёлтый вьюрок. Разница между вами лишь в том, что ты и не пытаешься жить! – Ещё пару секунд он молчал, пристально вглядываясь в мои глаза, словно в ожидании чего-то, а затем раскрыл ладонь, откуда тут же выпорхнула едва не погибшая птица.

– Да вы просто, псих! – Со злости я пнула ногой по котлу. Чёрная вязкая жижа разлилась по пыльным доскам, источая настолько сильный смрад, что и недели проветриваний не хватило бы, чтобы избавиться от него. В тот же момент из дальнего угла гостиной, оттуда, где стоял какой-то непонятный мне увесистый круглый аппарат, похожий на центрифугу, раздался звук бьющегося стекла.

Старик удивлённо вскинул брови и посмотрел на аппарат, но предпринимать ничего не стал. Всё так же молча, он протянул к моему лицу ладонь, и я увидела маленькие капельки крови, выступившие на его грубой коже.

– Ты не пытаешься жить. – Произнёс он, и закрыл глаза, не обращая внимания ни на вонь, ни на меня.

– Просто сумасшедший, – тихо признала я и выбежала за дверь.

Я не могла видеть того, что обнаружил старик после моего ухода. О случившемся он поведал мне куда позже. О том, как оказавшись в одиночестве, он направился к своей обжигной печи, а откинув крышку, увидел, что все составленные в печь кувшины разбились.

– Ты очень смелый, Финч – произнёс он тогда, рассматривая загубленные кувшины. – Очень смелый.

Я же покидала двор старика, убегая, как если бы бежала от беды. С упавшим сердцем, что гулко билось в моей груди, и всё искала глазами жёлтую птичку, спрятавшуюся в зелёной листве деревьев, которой так хотелось жить. Но она, похоже, улетела далеко и не собиралась возвращаться.

3.

Помню, как вернулась домой в тот серый дождливый вечер и не узнала его. Не узнала себя. Вещи, разбросанные по полу. Толстый слой пыли на полках. Гора невымытой посуды. Жирные пятна то тут, то там. Как я так запустила себя? В какой момент это всё стало для меня не важно? Я смотрела в мутное зеркало и не верила, что вижу себя. Неужели прошло столько лет? Когда появились морщины под глазами? Когда вырос этот отвратительный второй подбородок, а взгляд озорной когда-то девчонки отливавший синевой, потух навсегда?

В тот день я прибрала все, что смогла прибрать, не жалея сил. Я плакала и подметала. Я тёрла и вычищала всё, что когда-то запачкала, абсолютно не понимая, зачем это делаю. Помню лишь, что неустанно ловила себя на мысли, что вокруг меня вершится нечто судьбоносное. Некая незнакомая мне прежде вибрация в теле. В руках, в ногах, в голове. Она неутолима и она имеет голос. Она говорит мне: Садись и пиши. Ты готова. «Нет, – отвечаю ей я. – Не готова». Мне до жути страшно. Настолько, что я не готова в этом признаться даже самой себе.

– Ну как там твой Гуру? – ни без сарказма поинтересовался муж, забираясь под одеяло. Он не заметил перемен. Как не заметила бы и я, но что-то во мне изменилось. Дало трещину или наоборот наконец-то скрепилось воедино.

Я словно пребывала в состоянии транса, в который погрузил меня старик, и всё пыталась разглядеть черты лица той девочки, что играла чёрной торфяной землёй так, словно это были мячики для пинг-понга. Той самой, что не замечала своих ног увязших в болоте. Она обездвижена и она в страшной опасности, ведь к ней на всей скорости мчит красная машина, прорываясь сквозь толщу пространства, иного, чем тот лес. Что станет с девочкой, когда машина достигнет свой цели? И кто это бесстрашная малышка? Неужели я? Или замеченное мной сходство с юной незнакомкой лишь иллюзия?

– Что? – Я не расслышала того, что он мне сказал.

– Я спросил, ты сходила к тому мужику или нет?

– Да сходила.

– Что с тобой? Ты какая-то странная.

– Он чуть не убил на моих глазах птичку. А, может, просто хотел, чтобы я так считала. Хотел, чтобы я думала, что она в опасности.

«Да? Всё было именно так? Ты уверена? Возможно, этот психопат целыми днями заманивает в свой дом живность и мучает? Может он наслаждается страданиями других?»

– Не понял. Какую ещё птичку? – Он скинул с себя одеяло.

– Жёлтого вьюрка. Он залетел за мной следом. Точнее, залетел прежде, чем я вошла.

– Так он убил его или не убил?

– Нет, не убил.

– Тогда что он с ним сделал?

– Я… Не знаю. Думаю, он хотел продемонстрировать мне… желание птицы бороться за свою жизнь.

– А завтра он начнёт душить собаку, чтобы продемонстрировать тебе, как нужно отбиваться?

– Нет. Не думаю, но…

«А вдруг он прав? Что если он действительно причинит кому-то непоправимый вред? Что ты будешь делать тогда? Ты же трусиха. Не стоит забывать о костях на столе с красной скатертью. Они ведь неспроста там».

– Ты не думаешь, но такое возможно, судя по тому, как ты засомневалась. Знаешь, я думаю, тебе не стоит больше ходить к человеку, который мучает птиц…

– Он его не мучил… – Почему-то вступилась за старика я.

– Понятное дело, тебя мало волнует моё мнение, но всё же, чтобы облегчить себе совесть скажу, не ходи к нему больше. Хотя, ты всё равно отправишься к нему вновь, так ведь?

Я предпочла не отвечать на его вопрос.

«Не прикидывайся. Тебя не волнует моя безопасность. Тебя вообще уже очень давно ничего не волнует» – подумала я, осуждающе глядя на него, но вслух не произнесла. Сдержалась. Впервые.

Моё молчание видимо смутило его, потому как он мягко спросил:

– Старик что-то сделал тебе?

– Нет. Не сделал.

– Тогда что с тобой? Ты на себя не похожа. Бледная какая-то. Замученная. Не буду приводить образных сравнений. Обидишься опять. Ты поняла, о чём я.

– Всё хорошо. Не устраивай сцен. – Я закрыла глаза, не желая продолжать разговор.

– Что даже свою долбанную медитацию не включишь? Ту, которая проела мне весь мозг? Как же ты заснёшь тогда?

– Не включу. – Ответила я и отвернулась от него, прислушиваясь к звукам ночного города. К монотонной вибрации холодильника. К свистящему гулу кондиционера над головой. Той ночью я заснула в тишине, но тишина та была иной.