Текст книги "Провал операции «Z»"

Сан-Антонио
ПРОВАЛ ОПЕРАЦИИ «Z»

Это путешествие в причудливый мир роскоши и богатства посвящается моим друзьям Мишель и Иву Аллегрэ.

С любовью, Сан-А.

Глава 1

Признаюсь сразу: обожаю женщин с большим ртом – чувствую себя с ними до одури уютно!

Теперь предлагаю вам врубиться в ситуацию: как раз одну такую красавицу я держу сейчас в объятиях. По части размеров рта мисс Глория Виктис превзошла мои самые смелые ожидания. А если она еще зевнет, братцы мои, у любого спелеолога начнется головокружение при взгляде в ее пещеру.

В остальном же у персоны, о которой я вам тут рассказываю, все в пределах общепринятых норм. Было бы наглостью жаловаться на отсутствие у нее бюста вообще, но тем не менее его ощупывание больше наводит на мысль, будто вы берете щепотку соли. Но женщины, как и правила дорожного движения, – их следует уважать. Пусть у них хоть усики под носом или ноги велосипедным колесом, они всегда имеют право на то, чтобы им уступили место в автобусе. Так ведь? А иначе вся французская галантерейность станет похожа на конный портрет мистера Джонсона, но не того, что изготовляет лодочные и прочие моторы, а того, что фельдмаршал. Улавливаете? Если нет, объясню, хоть вы этого и не заслуживаете. Так вот, Джонсону при Ватерлоо шрапнелью отхватило ползадницы вместе с ногой, стало быть, сидеть на лошади ему вроде бы и нечем, но портрет существует и висит на стенке в музее. Если вы опять не поняли, скажу прямо: от французской галантности останется лишь ползадницы. Опять же, если уважение к женскому полу в крови нации, то, дети мои, хоть тресни, а оказывай всяческие знаки внимания. Сделайте дюжину узелков на память, если у вас есть привычка носить с собой носовой платок, а не сморкаться в первые попавшиеся под руку портьеры.

Продолжу излагать о мисс Глории Виктис. Она в общем-то интересная женщина: высокого роста, стройная, жизнерадостная, с льняными волосами, кожа нежная, охряная, а сумочка крокодиловая. Кроме всего прочего, у нее зеленые глаза, так что для дальтоника может сойти за альбиноса. А теперь, чтобы закончить портрет последним росчерком пера, как написал бы Дюма-папаша (но не написал, поскольку рядом не было меня, а больше некому подсказать), замечу, что названная Глория является ни много ни мало единственной дочерью Вика Виктиса, жемчужного короля. Ее родитель выращивает искусственный жемчуг под пленкой, как огурцы в огороде! Уровень его бедности измеряется десятью миллиардами зеленых, если считать в старых франках. Но, как сказал мой коллега и приятель Марсель Блюваль, когда мы имели честь совместно надраться на террасе кафе в Новакрез-Пляже (не помню сейчас, где это):

«Никогда не верь красивой внешности богатых – неизвестно, что потом за ней вскроется».

Эту птичку, мисс Виктис, я встретил позавчера на одном коктейле на Пальмовом берегу (кто назвал его Лазурным? Разве там лазури больше, чем пальм?). Ей срочно понадобилось прикурить, а у меня была зажигалка – словом, мы оказались просто созданы друг для друга. Я не очень силен в вопросах мехов животного происхождения, но та фиговина из соболя, которая небрежно прикрывала ее плечи, могла бы запросто покрыть дефицит национального бюджета. Что же касается драгоценностей, то рассматривать их можно только через зачерненное стекло, как при солнечном затмении, дабы не повредить ненароком сетчатку глаз.

Мы с ходу стали симпатизировать друг другу. Не то чтобы я так уж падок на симпатичных миллиардерш, просто каждый нашел, что искал…

Сан-Антонио, как вы должны знать, сам лично ни в чем не заинтересован, но любопытно все-таки посмотреть, как живут страшно богатые мышки, у которых над счетом в банке всегда светит солнце. Мне показалось интересным понаблюдать за ее причудами – у богатых ведь свои привычки.

Возможно, она купит Эйфелеву башню или начнет торговаться из-за Джоконды в Лувре, а может быть, снимет Версальский дворец и отдаст распоряжение разводить там белых слонов. Или еще что-нибудь, на что у меня фантазии не хватит. Но нет: Глория вела тихую дворцовую жизнь, а когда мы зашли с ней в ресторан, то за заказанную бутылку шампанского пришлось платить лично мне из моей скромной комиссарской зарплаты.

Пока мы с ней дружно натирали паркет, птичка изложила мне свой взгляд на Францию. Она считает ее мелким местечком. Начало впечатлению было положено на границе, когда служащие таможни серьезно обиделись на платиновые бамперы ее «Кадиллака». Как ни старалась мисс Виктис объяснить, что такая система безопасности автомобиля надежнее, господа таможенники вели себя так, будто на них напал столбняк. Словом, пришлось бедняжке звонить в консульство и просить, чтобы те разрешили дело. Мисс Глория считает, что страна, где не позволено ставить на машину бамперы из платины, находится в состоянии упадка.

В общем, может, она и права. Ей, например, не нравится, когда официант в ресторане на ваше замечание, что молоко подернуто пенкой, отвечает: «Можете его вылить себе в штаны!» Это противоречит ее религиозным убеждениям, а она вся из себя протестантский пуританизм во плоти. Да и еще полно всякого, что ее разочаровало: бедность домов на окраинах; полицейские, одетые будто только что вылезли из помойного бачка; таксисты-рвачи; телячье жаркое, подаваемое без смородинового конфитюра; курица в вине без ментола; Лувр, окрашенный белой краской;

Нотр-Дам, почерневший от времени, и прочее и прочее. Короче говоря, пора спасать положение и поднимать имидж Франции в глазах мисс Виктис на нужную высоту.

Я применяю экспресс-метод: глаза с поволокой, загадочное лицо, голос тихий, с придыханием, твердая рука исследователя. Пальцы быстро проводят разведку внутри глубокого выреза на ее платье сзади на манер, как это делают массажисты. Кстати сказать, у мисс остро торчащие лопатки, так что ложиться на надувной матрас спиной ей заказано может быть прокол!

Говорю ей, мол, я французский элитный флик, на что она без зазрения совести отвечает, что французский полицейский по сравнению с американским – то же самое, что настенный календарь по сравнению с оригиналом Модильяни. Теперь вы сами убедились, какой колкий язычок у девицы! Заявлять такое мне – мне, французу до мозга костей и даже глубже! Короче, решаю сегодня же вечером доказать ей на постели разницу между французским легавым и заокеанским фараоном.

Мы сидим за столиком кафе на берегу Средиземного моря. Оркестр делает свое дело под пальмами. Площадка под открытым небом освещена просвечивающими все насквозь прожекторами. А прямо у наших ног море под луной блестит и переливается фантастическими огнями. Можете мне поверить, я знаю Америку, но такого места, как Лазурный берег, вы не найдете нигде. Я спрашиваю мнение моей спутницы, и она соглашается.

Музыканты наигрывают мелодию «Ах, весна, что ты делаешь со мной!» гимн прыщам и угрям на физиономии. Музыка забирается вам через уши и потихоньку спускается к более чувствительным органам, к сердцу. Вообще известно, что приятная музыка в приятной компании массирует не только душу.

– О! Какой вы сильный! – не без основания реагирует моя заокеанская птичка.

– А то! – отвечаю я меланхолично. – И притом я еще не пил сегодня рыбий жир!

Запах моря и шафрана женятся в наших чувствительных ноздрях.

Наступает момент нежных откровений.

– Где мы, собственно, находимся? – спрашивает Глория, неровно дыша.

– Где-то между Каннами и Сен-Рафаэлем, душа моя, – произношу я с придыханием и добавляю:

– Хорошо быть где-то, правда? Я просто горю от желания где-то приложить к вам свои руки…

Музыка заканчивается, пары еще некоторое время остаются на площадке, не в силах расцепиться, затем, понимая, что у музыкантов наступил заслуженный отдых, медленно возвращаются за свои столики.

– Может, нам прокатиться вдоль берега? – галантно намекаю я, как умный мальчик, чьи познания в географии так же широки, как сама Сибирь.

– Как скажете!

Я вдруг обнаруживаю, что эта капризная девочка стала очень послушной. Подобное поведение наполняет вас энтузиазмом, не так ли?

Даже у самых упертых наступают моменты самопожертвования, и самые сильные и упрямые женщины вмиг превращаются в слабых, если на них сваливается очарование и они чувствуют, что оказались в чужой власти.

Это им щекочет нервы, заставляет забыть о принципах.

Оплатив плохое шампанское, подхватываю расчувствовавшуюся миллиардершу под крыло, и мы выходим из заведения. Моя открытая тачка стоит рядом на парковке. Здесь в буквальном смысле слова царствует сторож, расфуфыренный, как генерал банановой республики.

Каска, больше похожая на горшок, надетый на забор, сваливается ему чуть ли не до подбородка. Я даю генералу хрустящую бумажку, и в соответствии со своим служебным положением он открывает дверцу для Глории, затем не без грации поднимает шлагбаум и вытягивает руку, как семафор.

Я заворачиваю на дорогу, вьющуюся по берегу моря. В свете луны вода играет тысячами огней. Натурально намного красивее, я бы сказал сказочнее, чем на рекламных плакатах. В такой момент не хватает двух теноров с мандолинами, чтобы пели вам всю дорогу прохватывающую серенаду.

Мы едем медленно. Моя правая рука на плече Глории, и я снимаю ее только для того, чтобы изредка переключить скорость.

– Знаете, что там, наверху, за холмами? – спрашиваю я многозначительно.

– Нет.

– Вам понравится, – шепчу я с прямым намеком в голосе. – Холмы, рощи, уединение… Как в романах Доде, красавица моя!

И сворачиваю на боковую дорожку, ведущую вверх. Мы быстро поднимаемся над морем и восхищаемся панорамой с высоты. Я въезжаю под сень раскидистых сосен. Пахнет хвоей и интимом.

– Ах, как божественно красиво, – мурлычет американка, вытирая свой грим о мое плечо.

Про себя я думаю, что если мне удастся найти живой шатер среди густых зарослей, то я мог бы показать Глории выставку своих лучших достижений с демонстрацией образцов в работе.

В то время как я высматриваю подходящее для выставочного зала местечко, нас на полной скорости обгоняет машина. Я очень вовремя выкручиваю руль вправо и прижимаюсь прямо к обочине, чтобы избежать столкновения.

– С ума сходят в любое время суток, – философствую я.

Глория улыбается. У них в Штатах таких ненормальных намного больше на душу населения, будьте уверены. Явление распространенное!

Я продолжаю спокойно рулить по памяти, и вдруг примерно через километр, в тот момент, когда дорога ныряет в густой лес, мы видим обогнавшую нас минуту назад машину, стоящую поперек шоссе, правым передним колесом в кювете. С правой стороны дверца открыта, и один из седоков наполовину свисает из тачки. Мордой он уткнулся в асфальт, а ноги – на щитке приборов. Очень впечатляющая картина, особенно если высвечена в темноте галогеновыми фарами «Маршалл».

Я торможу, а Глория испускает крик в той же тональности, что и скрип колес на дороге.

– Несчастный случай! – заикается она.

– Да, – отвечаю я, с неохотой констатируя, что придется включаться в работу, – это машина, которая нас только что обогнала. Ничего удивительного – мчаться с такой скоростью!

Я выпрыгиваю из своей тележки и бросаюсь к месту аварии. Машина американская, с откидывающимся верхом и помятым передом.

Склоняюсь над раненым. И в это время сзади слышу тихий голос, говорящий, может быть, и по-французски, но с очень уж сильным акцентом:

– Я на твоем месте поднял бы руки за голову!

Быстро оборачиваюсь и вижу перед собой здорового малого в рубашке с короткими рукавами и такими же мыслями, скрытыми под черной шляпой.

Для придания большей значимости своим словам в руках он держит автомат.

По той манере, как он его держит, можно судить, что парень не любитель, а автомат заряжен не клубничным мороженым. Более того, малый сумеет им распорядиться по первому требованию.

Другой, только что не подававший признаков жизни, вдруг чудесным образом оживает и встает на ноги.

– Ага, воскрешение Лазаря! – иронизирую я, поскольку, как вы знаете, даже в самые критические моменты жизни я всегда нахожу место шутке, достойной войти в анналы французской культуры.

Вместо ответа Лазарь вытаскивает пушку солидного калибра и идет к моей тележке.

– Руки! – повторяет малый, стоящий напротив меня, и делает красноречивый жест автоматом вверх.

Я сплетаю пальцы на затылке, чтобы доставить ему удовольствие, поскольку мама в детстве учила меня никогда не перечить большим дядям.

Скашиваю глаза в направлении своей тачки. Мнимый раненый открывает дверцу со стороны Глории. На чистом английском он приказывает ей выходить, и она покорно подчиняется. Когда господин держит в руке артиллерию одиннадцатого калибра, то может отдавать свои приказы на любом языке – вы подчинитесь ему инстинктивно.

Но прежде чем отойти от моей красивой машины, этот сукин сын вынимает из кармана нож и старательно режет шину правого переднего колеса.

Милый вечерок, не правда ли? Ты приезжаешь в лес подышать чистым воздухом, а заодно показать американской птичке некоторые французские фокусы, и вот тебе пожалуйста! Приходят господа гангстеры и вносят диссонанс в еще не начавшуюся увертюру!

В наше проклятое время совершенно невозможно пофлиртовать спокойно!

Приходится зависеть от обстоятельств, буквально на ощупь пробираться через тернии к звездам и при этом испытывать горькое разочарование. Ну что вы скажете?

Парень с пистолетом приказывает Глории сесть в их машину. Другой, с автоматом, показывает мне, чтобы я стал на колени перед кюветом. Очень милый мальчик!

Что за этим последует, я мог бы вам описать в длину и в ширину и даже акварелью, чтобы придать воздушности пейзажу! Сейчас он треснет меня прикладом по башке, чтобы выбить весь фосфор из мозгов, а пока я его буду восстанавливать, собирая по крупицам со всего организма, они смоются вместе с Глорией. В одном я уверен: убивать меня не будут.

Если они продырявили мне колесо, то не станут дырявить мою шкуру!

Логично, правда?

Но и по тыкве мне получать как-то не очень хочется. После подобных операций не напасешься болеутоляющего! Тем более у парня руки толщиной с ваши ноги. Такой треснет – котелок разлетится вдребезги, и мои мозги будут собирать в совок вперемешку с сосновыми иголками!

– Ты слышал? – повторяет этот супостат. – Я сказал – на колени!

– Жалко пачкать белые брюки, – отвечаю я.

– Если не встанешь на колени, то будешь сожалеть о своей белой рубашке, в которой я наделаю дыр! – уверяет интеллектуал с «Томсоном» в руках.

Я еще надеюсь найти средства для продолжения вежливого препирательства. Но, похоже, средств нет (кроме килограмма аспирина на завтра), и я уже готов подчиниться, как вдруг мой личный ангел-хранитель, у которого сегодня как раз ночное дежурство, своевременно возвращается на базу. Я слышу рев мотора, и фары светят прямо на нас.

Парень с автоматом отпускает скверное американское ругательство и поднимает оружие как топор. Но яркий свет фар ослепляет его. Поэтому блестящему комиссару Сан-Антонио ничего не остается, как двинуть ногой супермену прямо в драгоценнейшее. Следующим движением я бью ему головой точно в нос. Господин теряет шляпу одновременно с автоматом и, ревя от боли, кидается к машине, которую его приятель пытается вырулить на шоссе.

Я бросаюсь вслед. Парню за рулем удается задом выехать из кювета, и он собирается стартовать, как на гонках в Монако.

– Глория! Быстро! – ору я, дергая за ручку дверцы.

Она, конечно, с точки зрения женской красоты не фонтан, но в вопросе сообразительности и быстроты реакции надо отдать ей должное.

Ее ноги складываются на заднем сиденье – она вся как пружина. Парень, которого я только что угостил, старается поймать ее за ноги, но она мгновенно распрямляется и на ходу выныривает из машины. Мне остается лишь принять ее на вылете Мы оба навзничь падаем на асфальт. Бандиты устремляются вперед и растворяются в ночи. Все происходит буквально за несколько секунд.

– Сильно ушиблись? – спрашиваю я. Она скорее пришиблена, чем ушиблена, но главное – живая и у меня в руках – Нет, ничего, спасибо вам огромное.

– Что еще тут за цирк? – спрашивает голос у нас за спиной.

Мы поворачиваемся на голос и видим крупного коротконогого малого в расстегнутой замасленной рубашке, волосатого, как горилла. На шарообразной голове картуз с загнутым вверх козырьком, а живот торчит яйцом, как у деревенского пастора.

В нескольких метрах мирно пофыркивает его грузовичок.

– На нас напали, – говорю я. – Гангстеры пытались похитить девушку.

Человекообразный спаситель без особого энтузиазма смеривает взглядом мисс Виктис.

– Клево! – произносит он, скривив физиономию.

– Вы действительно ссыпались с неба очень вовремя, – благодарю я. Без вас мы бы точно попали в переделку.

– Помощь нужна? – спрашивает ангел-хранитель с грузовиком.

– Они проткнули мне колесо… Если только поможете мне поставить запаску?

Он помогает, а когда я хочу запихнуть ему в карман пятьдесят франков в виде благодарности, возмущается, за кого я его принимаю? У него, мол, есть совесть и достоинство…

Примерно через час мы подъезжаем к отелю в Каннах, где живет мисс Глория.

– Поднимемся ко мне, выпьем для разрядки? – предлагает мисс.

После ночных переживаний я нахожу предложение весьма уместным.

Самое время пропустить в себя чего-нибудь очень настоящего, очень шотландского…

Мы проходим через огромный холл гостиницы. Портье, занятый подсчетом полученных за сутки чаевых, тщательно разглаживает и сортирует бумажки. Ему не до нас мимо него можно провести сейчас даже стадо слонов – он и не заметит, так занят!

Входим в лифт. Мисс обитает на четвертом. Сногсшибательные апартаменты супер-люкс из нескольких комнат, с горячей водой во всех кранах и видом на море.

Мы устраиваемся в гостиной. Глория включает тихую музыку и падает в кресло. Затем прячет лицо в ладонях и начинает рыдать. Последствия стресса, как говорит моя Фелиция. Пусть поплачет, если помогает. Нет ничего более утешающего, чем собственные слезы. Слезы как блюдо с креветками, чем больше соли, тем лучше для здоровья!

Я жду, пока она выльет на ковер стакана полтора своих эмоций, потом подхожу, сажусь на подлокотник кресла и начинаю исследовать глубокий вырез ее платья.

– Ну-ну, Глория, уже достаточно, – мурлычу я ей на ухо. – Надо действовать. Сообщить в полицию, написать заявление…

Она пожимает своими худыми плечами.

– Какой смысл? – жалостливо произносит несчастная миллиардерша. Уже четвертый раз за последние полгода они пытаются меня похитить…

– А какого черта им от вас надо? – прикидываюсь я святой невинностью.

– О! Заставить папу заплатить выкуп, разве не ясно?

– Где обещанное виски? – интимно спрашиваю я.

Она указывает на низкий сервант, заслуживающий места в музее, и я наливаю нам две приличные дозы. Сделав хороший глоток, начинаю ощущать, что жизнь вполне сносная штука.

– Очевидно, ребята наблюдали за нами и видели, как мы отъехали, рассуждаю я.

– Похоже…

– Конечно. Неплохо задумано: трюк с дорожным происшествием. Просто и эффективно, особенно ночью на лесной дороге.

Она протягивает мне свой пустой стакан.

– Еще один, пожалуйста!

Ничего так, девочка! Снимаю шляпу! Доза, какую она проглотила, может повалить и взрослого дядю. Глория, малышка! Сильны же американки по части потребления виски!

– Глория, но надо что-то делать. Было бы слишком просто все бросить, сложить руки и уповать на случай. Похитителей надо поймать и арестовать!

Поскольку я человек дела, а мое дело никогда не расходится с моими словами, то я иду к телефону и снимаю трубку.

– Соедините-ка меня с Управлением безопасности Ниццы! – говорю я обалдевшему от такого пробуждения служащему на коммутаторе.

– Месье стал жертвой ограбления? – бормочет он, путаясь в проводах.

– Пока нет.

Заспанный телефонист, слава богу, прекращает интервью. Когда на другом конце провода раздается лай провинциального легавого (а как вы хотите, чтоб я сказал, – я ведь парижанин, у нас и экстерьер получше!), мне достаточно лишь представиться, и тут же становится слышно, что тип, скрипя портупеей, вытягивается по стойке «смирно».

– Отдайте приказ на поиск двух иностранцев, разъезжающих на открытом «шевроле» темно-синего цвета с номером департамента Сены.

Знаю только, что номер заканчивается на РВ 75. Значит, машина зарегистрирована в Париже, а мальчики, похоже, американцы. Оба высокого роста. Один из них крупного телосложения, широкоплечий, в белой рубашке. Другой худой. Одет в летний костюм в полоску. Черная рубашка и светлый галстук. Оба примерно три четверти часа назад находились в пятнадцати километрах от Сен-Рафаэля в лесном массиве рядом с мысом Эстерель Вполне возможно, они въехали в один из городков на побережье Я нахожусь в отеле «Медитеран-нэ-Палас» в Каннах, номер четыреста сорок четвертый Побуду здесь Я скашиваю глаза и вижу внимательные глаза Глории, устремленные на меня – примерно до десяти утра Держите меня в курсе!

Решительный я парень, правда? Чтобы остаться в номере птички, лучшего предлога не придумаешь! Даже не спросив мнения мисс Виктис и отбросив все сомнения, я решаю провести ночь здесь Классно, да?

Она вправе назвать меня кретином, выгнать вон, но ничего такого не происходит Наоборот, она одаривает меня таким взглядом, что, уверен, у половины господ присутствующих, если бы они здесь присутствовали, поплавились бы пуговицы Вешаю трубку и иду к бару приготовить нам еще по порции, равной по насыщенности предыдущим – Я подумал, что сегодня ночью не стоит оставлять вас в одиночестве, – как бы размышляю я без тени сомнения в голосе – Мне тоже так кажется, – мурлычет в ответ моя милая