Текст книги "Стендинг или правила приличия по Берюрье"

– Будьте здоровы, виконт! – говорит ему Толстяк.

Потом, повернувшись к директору.

– Представляете, господин директор, кто-то ночью рылся в моих вещах!

– Что? – испуганно спрашивает директор.

– Что слышите! Я собирался хорошенько соснуть, как вдруг мне показалось, что кто-то бродит по моей комнатенке. Я отдергиваю портьеру и в этот момент слышу стук закрывающейся двери. Я в темпе вскакиваю, бегу к двери и со всего разгона ударяюсь коленом о стол.

Он пытается поднять левую штанину пижамных брюк, но его икра не проходит в нее. Тоща Берю, сообразив, что не сможет освободить снизу свое поврежденное колено, решает сделать это сверху. Без всякого стеснения он спускает свои штаны и показывает колено.

– У меня наверняка произошло внутреннее орошение сибовиса, ставит себе диагноз Распухший.

Он осторожно поглаживает лапой мясника огромное распухшее, ставшее пунцовым колено.

– Там не меньше канистры жидкости, внутри, – утвердительно изрекает он. – И больно дотрагиваться!

От таких «манер» директор теряет дар речи. Он очумело смотрит на волосатое пузо Толстяка и его мощные слоновьи ляжки.

– Прошу вас, – выдавливает босс.

Берюрье, охая, натягивает штаны.

– После этого удара, когда я выскочил в коридор, – там, конечно, уже никого не было! Поскольку я не заметил ничего странного в своей клетухе, я опять завалился на боковую. И вот, сегодня утром я просыпаюсь и вижу, что в моем чемодане рылись. Выглаженные рубахи скомканы, как тряпки, господин директор. Костюмы свалены в кучу на полу. Коробки с камамбером раскрыты! А сам сыр валяется в нательном белье, но это же противопоказано!

Короче, я считаю такие повадки недопустимыми. Я позволю нам заметить, что кроме преподавателя я еще и главный инспектор. Я и мой босс, комиссар Сан-Антонио, мы за последние годы распутали самые запутанные полицейские загадки. Поэтому, если вы захотите, я могу сам заняться расследованием этого дела, я покажу этому шутнику, где раки зимуют!

Он потрясает кулаком, который кажется вырезанным из сердцевины ствола орехового дерева.

– Этим прибором для лечения мигрени я отобью у него охоту заниматься такими делами!

Он ждет, как прореагирует на его слова директор. Но к патрону уже вернулось обычное самообладание.

– Я лично займусь этой историей, друг мой, – обещает он. – Лечите свое колено, и пусть остальное вас не волнует!

Берю удовлетворен лишь на половину. Он громко шмыгает носом, надевает слетевший башмак и начинает возиться с ширинкой пижамных брюк.

– Как вам будет угодно, господин директор, но если вам понадобится подкрепление, не трудитесь вызывать дежурный полицейский наряд, я всегда в вашем распоряжении со всеми принадлежностями.

Мы выходим из кабинета директора. Как и днем, в аудитории, он внимательно, вздернув брови дугой, разглядывает меня.

– Я почти уверен, что мы где-то встречались, – утвердительно говорит он.

Глава 8
Второй урок Берюрье: как воспитывать детей, принятие причастия

Конец дня проходит без происшествий. Мы с интересом слушаем лекции об итальянской забастовке, о регулировании движения на перекрестках, о неисправностях свечи зажигания, об усиленных полицейских нарядах, о поддельных чеках, о правилах стрельбы из пистолета. Я слежу за поведением каждого, но не замечаю ничего необычного. Я и так, и эдак пережевываю странные события прошедшей ночи, но не могу прийти ни к чему определенному. В школе царит полнейшее спокойствие.

После ужина народ изменяет своим привычкам. Никто, как обычно, не идет в телевизионную комнату, хотя сегодня по телеку показывают вымаранный (касторовым маслом) вариант фильма "Рука Насера чувствуется в ударе смельчака', все устремляются в конференц-зал, чтобы послушать вторую лекцию Берюрье. Молва о выразительности стиля лектора разнеслась по всей школе, поэтому сегодня на нее явились и те несколько человек, которые отсутствовали вчера. Все скамейки заняты. Пришлось принести стулья.

Когда мы заявились. Толстяк был уже около своего рабочего места. Я это говорю к тому, что он сидит на стуле и дрыхнет, как сурок, уткнув лицо в согнутый локоть. Шляпа съехала на затылок, и он так громко храпит, что от зависти могут позеленеть все домны фирмы Крезо.

Все чинно сидят на местах, а его Высочество продолжает храпеть. Кто-то громко спрашивает, не наглотался ли он наркотиков или, может быть, его укусила муха це-це. Я советую своим товарищам сымитировать лай собаки, и скоро вся аудитория начинает во весь голос оправдывать свою кличку «легавых». От этого собачьего гама Доктор наконец выходит из обалделого состояния. Он открывает свои гляделки и некоторое время отупело пялится на нас, пытаясь уяснить, где он находится.

Он улыбается нам, сдвигает с затылка на лоб свой картуз и так широко зевает дважды, что у нас при виде его воспаленных миндалин начинает кружиться голова.

– Привет, ребята, – бодрым голосом обращается он к нам. – Я тут вздремнул немного в ожидании вас. Человек дела должен уметь моментально отключаться. Как только зад касается табурета, мои глазенки уже закрываются.

Я прекрасно знаю Берюрье, и по такому началу речи я могу , вам совершенно точно сказать, 'по он прилично принял на грудь. По-моему, он целых день шатался во кабакам Сен-Сира. У Толстого портвейн всегда увеличивает напряжение в цепи. От него исходят тлеющие разряды.

Сегодня он принял меры предосторожности: под столом стоят три бутылки любимого божоле. Вечер обещает быть интересным.

– Я надеюсь, – говорит он, отпивая свой первый глоток, – что вы повторили вчерашний урок, а?

Мы ему говорим, что да, но он, как Фома Неверующий, продолжает – Я должен в этом убедиться. Поэтому я сейчас кого-нибудь спрошу.

Взглядом орла с циррозной печенью он оглядывает присутствующих. Сейчас начнется операция «сдержите неудержимый смех».

Он показывает на маленького юркого корсиканца.

– Ваша кличка, товарищ?

– Тоначчини, господин преподаватель!

– Прекрасно. Зачитайте мне ваш вариант уведомления о рождении ребенка!

Тот встает, смотрит на нас, еле удерживаясь от распирающего его смеха.

– «Господин и госпожа Генрих Четвертый с радостью сообщают вам о рождении их сына Людовика Тринадцатого, внезапно родившегося в Фонтэнбло», – наизусть зачитывает он.

– Кое-что в этом есть, – наставительно заявляет он, – но я предпочитаю что-нибудь подушевнее. Кто может мне выдать вариант поприличнее?

Я поднимаю палец.

– Я, мсье!

Он с благосклонной улыбкой дает мне разрешение.

– Я весь внимание, друг мой! Я весь внимание!

И я декламирую прилежным голосом:

– "Мадам, которая выполнила заказ папы, выдала меня Обществу со всеми моими причиндалами.

Подпись: Селестэн Дюбуа".

– Этот правильно понял, – одобрительно говорит Чудовище., – Как ваша фамилия, парень?

– Нио-Санато, мсье.

Берю достает из своей распоротой папки прекрасный новенький блокнот, на обложке которого изображена цветная фотография скромно одетой девицы, вся одежда которой состоит из ее скрещенных рук.

– Я вам поставлю хорошую оценку, – решает он.

Он раздумывает, высовывая язык и, глядя на меня, принимает окончательное решение.

– За такой ответ я ставлю «четыре с плюсом», чтобы у дилетанта не пропал стимул к дальнейшему совершенствованию. Ну, а теперь давайте продолжим!

Он закрывает блокнот и открывает свою доблестную энциклопедию.

– Мы остановились в прошлый раз на крещении. Молокосос скоро вступит в жизнь. И то, что из него получится позднее, поверьте мне, уж опыт у меня есть, будет зависеть от того, как он будет воспитан. Чтобы направить пацана в нужное русло, я знаю только одну систему. Используйте ее без всяких раздумий, она запатентована под грифом БПГ, т.е. без правительственной гарантии, я имею в виду подзатыльники. Что есть пацан в начале своей жизни? Маленький противный зверек, который размазывает ложкой манную кашу по обоям, кидает на пол тарелки, ломает мебель, свои игрушки и путается у всех под ногами. Родители со слабым характером находят это забавным, но я категорически против! Надо проявлять строгость еще тогда, когда малец совсем крохотный. Если по ночам он хнычет в своей люльке, никакой жалости: заткните уши гигиеническим тампоном, и пусть он себе орет на здоровье. Или сделайте, как моя маман: налейте полную бутылочку кальвадоса и пусть себе сосет, пока его не свалит сон! А отдельные недалекие родители, которые разыгрывают из себя святую Веронику, месяцами качая по ночам люльку и распевая своему горлопану колыбельные песни, так они просто преступники. И если потом от этого у них бицепсы качания скрутит ревматизм, так им и надо.

Выдав эту тираду, Берюрье отпивает со стакан красного и указывает на свою книжку.

– Начиная с этого раздела, все, что касается младенца, надо рассматривать пункт за пунктом, иначе все перепутается. Возьмем, например, туалет ребенка. В книжке рекомендуется купать ребятишек каждое утро.

Его лицо искажает страшная гримаса.

– Я не согласен. Мы рискуем сделать из них неженок и превратить в маменьких сыночков. Туалет, я имею в виду полный туалет, можно делать раз в месяц, я думаю, этого вполне достаточно. Перед Новым годом, во всяком случае, обязательно. В остальное время – ополаскивать по утрам мордочку, чтобы, согнать с сорванца сон, и, естественно, ручонки, когда он приходит из уборной с пальцами, испачканными при устранении технических неисправностей.

С другой стороны, их надо чаще причесывать и раз в неделю менять рубашку. Опрятная внешность – залог успеха. Не позволяйте ребенку ходить с расстегнутыми штанами. Хотя у бамбино сливной крантик маленький, не больше брелка, все равно ни к чему выставлять его на обозрение окружающего населения.

Он листает свою библию, слюнявя время от времени указательный палец.

– В разделе о форме одежды надо было поговорить также о том, как следует высмаркивать нос. Я считаю, что нет ничего более безобразного, чем торчащая из носа коза. В учебнике говорится, что ребенок должен постоянно носить в кармане носовой платок и что его нужно учить им пользоваться. Я с этим совершенно согласен. Но если мы хотим сделать для него доброе дело, мы должны его тем не менее научить высмаркиваться пальцами. Жизнь длинная и полна обстоятельств, парни. С вами случалось и еще не раз случится оказаться без платка и с насморком! Мужик, который не умеет чистить свои конюшни без носового платка в такого рода непредвиденных случаях, оказывается в затруднительном положении.

Толстяк снимает свой котелок с головы, кладет его на стол и поднимается во весь рост.

– Для тех, кто, может быть, не знает, я объясню, как это делается. Вы выбираете самую забитую ноздрю. Большим пальцем нажимаете на другую ноздрю и блокируете ее. Затем делаете глубокий вдох, закрываете рот и дуете из всех сил, чтоб затрещало в затылке.

Свои объяснения он сопровождает соответствующими жестами, а в конце, для большей доходчивости, высмаркивается.

– Толковый препод, – шепчет кто-то из моих коллег, – правильно показывает.

Берю небрежно машет рукой.

– Благодаря этому нехитрому приему ваш пацан никогда не будет застигнут врасплох!

Он снова, довольный сам собой, усаживается на стул и заявляет, пошевеливая пальцами правой пятерни:

– Вот ваша главная носовыбивалка! Само собой разумеется, ей нельзя пользоваться на светских раутах по причине того, что козявка как-то неприлично смотрится на тегеранских коврах. Ну а для тех случаев, когда вам будет нужно прочистить ноздри на людях при отсутствии в наличии носового платка, у меня для вас есть особый рецепт, о котором я вам расскажу на другом уроке. Идем дальше!

Он в очередной раз ковыряет в пупке ногтем, который уже позабыл о своем визите к маникюрше, и продолжает:

– Пацан должен рано ложиться спать. Во-первых, лучше, если он будет давать храпака, пока папа-мама на пусковом столе играют известную сцену из лирической драмы в трех актах или с одним павшим в бою «Не уезжай без меня». А, во-вторых, если он не будет спать, значит будет смотреть телек, а если будет смотреть телек, то быстро станет таким же подкованным, как вы, а это чревато. Больше всего подрывают моральный дух те ребятишки, которые уже все знают и принимают вас за недоразвитых! Поэтому, как ни крути, в обоих случаях их надо укладывать в постель как можно раньше.

Он делает очередной глоток, смакует его и продолжает.

– Остановимся на их поведении за столом. Некоторые родители кичатся тем, что заставляют своих детей есть ножом и вилкой. Это просто смешно. Как можно сделать из них гастрономов, если жратва становится для них цирковым номером, а? Не говоря уж о том, что они могут пораниться! Нет, поверьте моему слову, но нижнюю часть куриной ноги, баранье ребрышко или даже пирожное с кремом лучше смаковать пальцами.

Постарайтесь, насколько это возможно, не делать из них ученых мартышек. Мне стыдно за этих бледных доходяг, которые с возраста восьми лет лобызают ручки дамам и отставляют мизинец, когда намазывают на хлеб икру. Ребенок должен жить раскрепощенным, граждане! Он еще успеет поносить нарядную одежду, научиться хорошим манерам, стать снобом, повыпендриваться, выучить согласование времен и спряжение глаголов. Он должен все взять от молодости, иначе всегда будет заторможенным. Но, разумеется, есть такие случаи, когда ребятишки вынуждены рубать за столом в компании взрослых персон, например, во время семейных праздников. И вот тут я рекомендую вам хорошенько готовить их к этой штуке, иначе не избежать крупного скандала. Всегда помните, что дети – это хуже бабок-повитух и все такое прочее! Они только кажутся безобидными, а на самом деле эти бестии могут устроить вам такой кавардак, что хоть стой, хоть падай. И с самым невинным видом. Послушайте, в прошлом году я был на свадьбе своей племянницы Жермен. Девица еще та, скажу я вам: глаза у нее были такие, что даже столетнего старика могло в краску бросить, и такой балкончик, что этот старик, будь он даже одноруким, тут же стал бы дирижировать обеими руками. Она выходила замуж за одного хорошего парня. Он был чиновник и совсем не дурак. Родители – люди, как люди: отец банковский служащий и при всем при этом, честный человек, а мать – ханжа, и совсем этого не скрывала. Прекрасная церемония! В церкви священник произнес глубоко прочувствованную речь, вроде того, что он считает Жермен милой, серьезной, верной и т.д. и т.п.! Потом была гулянка по высшему классу в ресторане «Постоялый двор Великого кондора при демократии». Все шло, доложу я вам, как по маслу! И тут, вдруг, когда все умолкли и занялись едой, Мими, братишка Жермен, прохиндей шести годков от роду, громко спрашивает на весь зал: «Скажи, Жермен, а как звали того высокого блондина, который был в твоей комнате в прошлый вечер?»

Это же портативная катастрофа! Все позеленели, а Жермен с испуга стала смеяться жиденьким смешком.

«Ты что это, миленький, несешь?» – говорит она этому поганцу Мими, а бабка под столом стала лупить нахала полотенцем по ногам. Но негодник Мими не успокаивается.

«Да что ты притворяешься, – говорит он. – Вы лежали оба голые, и он мне даже сделал задом знак, чтобы я ушел!» Все присутствующие от этих слов пришли в полное замешательство.

Берю хлопает себя по ляжкам.

– Представляете, какая паника началась на борту! Я сразу усек, что сейчас будут спускать шлюпки на воду. Дядя Мишю, который приготовился было забаритонить арию из «Севильского брадобрея» и хорошо закрепил во рту по этому случаю свои обе вставные челюсти, не смог выдавить ни одной ноты! Папа Мими стал лупцевать своего паршивца, несмотря на крики бабки, которая обзывала его убийцей. Жених рыдал на свою манишку и на свои утраченные иллюзии, а тесть со свекровью истошно вопили, выкрикивая страшные проклятия. Хорошо, что я там оказался и спас положение. Я подошел к молодому супругу и сказал ему: «Люлю (его Люсьеном звали), тебе же страшно подфартило, сынок! Из-за того, что такая симпатичная девушка, как Жермен, предпочла тебе какого-то красавчика блондина, ты совершишь свадебное путешествие в мягком вагоне, со всем комфортом! Никаких сверхусилий: тебе не нужно будет протаптывать лыжню, парень! Ты только вдумайся! В итоге не этот тип тебе наставил рога, а ты ему, ведь он же для тебя каштаны таскал из огня, и теперь, благодаря ему, мосье будет ими объедаться!»

Молодожен моментально перестал рыдать. Драма мужчин в том, что они сразу не могут оценить хорошую сторону плохих вещей. А когда им все объяснишь, до них все доходит, но сами они на ото не способны. Кто-то быстренько сообразил и врубил маг. Начались танцы. А трухнули все прилично, скажу я вам.

Толстый улыбается своей находчивости.

– Если я рассказал вам этот анекдот, друзья мои, то только для того, чтобы обратить внимание на то, какую опасность малец представляет за столом. Чтобы держать карапуза в поле зрения, не сажайте его рядом с бабушкой, которая ему во всем потакает, посадите его рядом с энергичным мужиком и дайте ему все полномочия и булавку. Его задача будет состоять в том, чтобы, как только этот умник начнет нести чепуху, в самом начале фразы ткнуть его в самое мягкое место булавкой. Это радикальная мера. Пока он будет реветь и пока его будут успокаивать, глядишь – гроза прошла стороной.

Толстяк массирует пропитавшиеся вином щеки.

– С другой стороны, с детьми следует вести себя корректно. И никогда не насмехаться над ними. Я не раз слышал, как некоторые отцы из моих знакомых говорили своим супругам в присутствии своего чада: «Какой же он страшный, этот несчастный ребенок, просто до невозможности. Не иначе, как ты меня прокинула с шимпанзоидом!» Или такое: «Когда я смотрю на убогую рожу этого мальчика, то задаю себе вопрос, уж не читала ли ты, часом, „Фантомаса“, когда его вынашивала?»

Но самое последнее дело – это смеяться над калеками. Некоторые родители не могут смириться с тем, что их наследник еле таскает ноги. Мы смеемся над шуткой «Возьми свой берет и сходи купи десять кило картошки», но при всем при этом, я клянусь, что именно так и говорят! В моем квартале есть один несчастный парнишка, который волочит при ходьбе ногу. Глядя на него, можно подумать, что мамаша не успела его доделать. У него, помню, болталась левая ходуля. Если бы вы только слышали, какие мерзости говорили ему его предки. Например: «Эй, Клеклек, забрось ногу на плечо, быстрее будешь идти!» Или такое: «А вот и четыре плюс три будет пять, он приперся опять, со своим костылем, который не может его догнать!» А бывало: «Эй, Мишель Жази, ты что не можешь поднять свою золотую медаль?» Такие родители не достойны жить на свете, господа.

После этих прочувствованных слов Берюрье вытирает вспотевший лоб. Затем он снова надевает свой картуз, поскольку он очень уважительно относится к своей иконографии. Он нутром понимает, что Берю без шляпы – это незавершенный образ. Это все равно, что Карл Великий без бороды, Жанна д'Арк без зова небес, папа Павел VI без «Боинга»!

Вернув себе шляпой полную значимость, он продолжает плыть по течению своей лекции.

– Но не следует при этом впадать и в обратную крайность, т.е. расхваливать их по поводу и без повода. Они меня прямо против шерсти гладят, эти родители, которые поют дифирамбы своим чадам, чтобы убедить себя, что их дети вылупились из задницы Гулливера! Послушаешь их, так выходит, что их недоносок заслуживает право на двойную порцию серого вещества. Они пересказывают их остроты, рассказывают о четверке с плюсом по арифметике, о похвальных отзывах учителя, который в жизни невидел такого способного ученика! Все это враки! Остроты они прочитали в «Бабьих сплетнях», хорошие оценки получили не их чада, а они сами за решение задачек для них, а школьный учитель имел в виду не себя, а доктора Швейцера, который в далекой Африке учил умственно отсталых детей! Я вам, парни, подкину совет: когда вы будете иметь дело с родителями какого-нибудь вундеркинда, которые начнут вам заливать насчет успехов в школе своего парнишки, попросите показать его табель, и вы увидите, как у этих производителей гениев сразу поубавится спеси! Они моментально станут сдержаннее, потому что я скажу вам по правде: хороших во всех отношениях табелей не существует в природе. Либо его обладатель – просто больной пацан, у которого слабинка в гормонах, а щитовидная железа является питательной средой для посева бактерий. Безусловно, одни ученики сильны в математике, и для них нет секретов в извлечении корней; другие, еще безусловнее, пишут по-французски, не хуже, чем в программе радио на неделю «Говорит Париж»; третьи – могут наизусть рассказать о столице Ниагары – все это так. Но нормальный ребенок не может быть чокнутым по всем предметам, я это категорически утверждаю!

Сложив руки на груди, я слушаю его, смеюсь вместе со всеми над его каламбурами и при этом восхищаюсь силой его здравого смысла. Какой неудавшийся мыслитель в своем роде! И как он прав, до самой глубины своих крайностей!

А он продолжает вещать со своей эстрады.

– У меня разрывается сердце, когда я вижу, как бессердечно мамаши силком тащат в школу обливающихся слезами малышей. Те даже пятки вместе соединяют, как в мультфильмах, . лишь бы не идти в школу. Но безжалостные матери кричат: «А ну, иди!» И что удивительного в том, если в один прекрасный день они откажутся идти на войну? Ведь матери силой волокли их на нее, когда они еще были совсем пацанами?

Не надо, – с дрожью в голосе восклицает он, – не заставляйте их! Хотя мы живем в развитую эпоху, к счастью, еще остались профессии, где не обязательно уметь читать: например, заправщик на бензоколонке. И такие, где совсем не обязательно уметь писать: депутаты и маникюрши.

Он собирается развить свою мысль, но тут открывается дверь и входит директор. Все встают. Все, кроме Берюрье, естественно.

Босс извиняется перед господином преподавателем за то, что прервал его урок. Но ему нужно сделать важное сообщение. – Господа, – говорит он, – президент Республики Рондурас, его Превосходительство Рамира Рамирес, находящийся в настоящее время с официальным визитом во Франции, изъявил желание посетить нашу школу, что является большой честью для нашего заведения.

Все громко аплодируют.

Но директор охлаждает энтузиазм слушателей:

" Это посещение из-за плотной программы пребывания президента состоится в эту субботу. Следовательно, все выходы в город в этот день отменяются. Извольте принять все необходимые меры, – говорит он.

И выходит.

– Извольте принять все необходимые меры! – скалится один южанин приятной внешности по фамилии Балошар. – А какая необходимость приводить к нам этот племенной скот, если мы сами могли сходить посмотреть на него?

Товарищи недовольны. На кой черт им сдался этот Рамирес. У некоторых жены живут в отеле «Нервная блоха», и они ломают головы над тем, хватит ли у его благоверной деньжат, чтобы оплатить гостиницу до следующего воскресенья. Женщины, которые не обладают достаточной финансовой дальностью плаванья, просто будут вынуждены зайти в промежуточный порт, либо дозаправиться в пути!

– Заткнитесь, мужики! – вдруг взревел потерявший терпение Берю. —Книга жалоб в соседней комнате, первая дверь налево. Завтра среда, поэтому, чтобы ваши легкомысленные жены могли совершить плавание без лоцмана, пошлите им НЗ, на случай стихийного бедствия!

* * *

Остудив таким образом разгоряченные головы. Толстяк отпивает из бутылки стакан мудреца и продолжает.

– Я хочу перейти к сложному разделу детства: дружбе.

Предки всегда стараются подыскать вам в качестве товарища по играм какого-нибудь типчика одного с вами пола, чтобы вы не скатились на тропу распутства. Но, по моему мнению, они попадают пальцем в небо по самый локоть. Если бы мальчику сразу объяснили, чего не хватает у девочки, а девочке – что за багаж сверх установленной нормы носит при себе мальчик, все было бы гораздо проще, и в будущем у детей не развились бы достойные сожаления наклонности. Сколько женщин пристрастились к задним ножкам по-лесбийски и сколько мужчин превратилось в гомозадиенсов только потому, что, когда они были пацанами, свои первые контакты они имели с индивидами и индивидицами своей категории?

Возьмем пример, который я хорошо знаю. Мои родители, я вам на это уже указывал, были людьми скромных экс-традиций, но у них хватало ума не знать, куда его девать, этот ум. Они мне позволяли шататься с местными девахами столько, сколько я хотел.

Поэтому вы можете констатировать, что я остался нормальным мужиком.

У меня девиз бойскаутов, ребята, – всегда готов! Наряду с этим у меня были соседи Ланфутре, которые регулярно совершали омовение в церковной кропильнице. Цвет лица, как у не совсем свежей рыбы, взгляд, как шлейф подвенечного платья невесты, шмотки цвета замшелой стены, вы усекаете?

Они запрещали своему отпрыску Франсису гулять с девочками. Я помню однажды отец Ланфутре застукал его за беседой с дочкой почтальона, и из-за этого в святозадой семейке произошла чудовищная коррида! Отец драл его, как жакову козу. Вопли Франсиса было слышно на другом конце деревни! Он, наверное, все четки перебрал, читая на коленях молитвы в погребе! Его окропили святой водой. Эти Ланфутре даже вызвали дежурного священника, как для соборования умершего. Из этого дряного мальчишки, из этого похотливого распутника нужно было изгнать дьявола! Иначе – в ад без пересадки! Прямым рейсом кампании Эр-Сатана. Я не знаю, удалось ли славному кюре вытащить из Франсиса дьявола за хвост. Аббат Мишю совсем не походил на охотника на демонов. Его больше всего интересовала обильная и изысканная жратва типа куропатки с тушеной капустой и рагу из телятины под белым соусом по-домашнему. Но поскольку Ланфутре имели связи в епархии, там были вынуждены выказать семье свою симпатию. И немножко пропесочили мальчишку. Что-то вроде маленького благословения накоротке! Так вот, после этого печального события франсис Ланфутре никогда больше на девок не глядел. Он стал похожим на старую восковую свечу из склепа. Когда он ходил делать пипи, то надевал боксерские перчатки и обращал взор к небу, глаза в глаза, пока опорожнялся его чудаковатый, на букву "м", мочевой пузырь. Короче, в прошлом году я встретил его у мадам Артура, где он исполнял номер травести. Шарахаясь от женщин, как черт от ладана, он сам стал как женщина. Пусть этот урок послужит вам примером.

Нравоучитель долго всматривался в нас створоженным взглядом.

– Вы улавливаете мою мысль, ребята? – обеспокоенным голосом справляется преподаватель хороших манер.

– Да, мсье! – во все глотки вопим мы.

Толстяк снимает свой левый ботинок, помогая себе правым ботинком. Он потирает ушибленное колено, скривив сверх всякой меры в гримасе лицо, – Что-то у меня с ногой не ладится! – ворчливо произносит он. – Нет среди вас какого-нибудь головастого, который изучал медицину?

Ни секунды не раздумывая, я поднимаюсь.

– Есть, мсье преподаватель.

Он хлопает ресницами.

– Посмотрите, что с ней, – с теплотой в голосе говорит он.

Как и сегодня утром в кабинете директора, Немыслимый спускает штаны. Смех в зале. Видение Апокалипсиса! Вид Берю со спущенными штанами, в застегнутом на все пуговицы пиджаке, со смятой шляпой, в серо-белых (или бело-серых) длинных трусах с заплаткой из сатина в цветочек приводит всех в шоковое состояние! Сетчатка вашего глаза не может выдержать этого! Она застигнута врасплох, бедняжка! Она трепещет! Она восстает! Она хочет понять!

Толстый показывает на огромное, распухшее, посиневшее, вздувшееся, глянцевое, водянистое, пористое, раздутое, круглое, как подушка, и увеличенное в десять раз колено:

– Вот предмет, – говорит он мне. – Что скажете?

Я рассматриваю колено. Берю рассматривает меня. Мы оба задумываемся.

– Следовало бы сделать прокол! – заявляю я. – Там полно воды!

Он нахмуривается.

– Я не туалетный бачок, – мрачно произносит он. – Я воду люблю в анисовом ликере, и точка!

Затем он внезапно замолкает. Один глаз у него становится больше другого! Он медленно, не спуская с меня глаз, почесывает колено.

– Снимите-ка ваши окуляры, дружище, – просит он.

Я подчиняюсь. Толстый качает головой.

– Хорошо, благодарю вас, вы можете вернуться на место!

Я было подумал, что он узнал меня, но нет. Цвет кожи и усы сбили его с толку.

Берю медленно натягивает штаны. Под его взглядом императора Рэкса кудахтанье в зале прекращается; он гасит его, как струей из брандспойта.

Большим и указательным пальцем он потирает мочку уха. Ураганный гнев Берюрье выходит из-под контроля. Усмирить его не сможет никакая система защиты.

– Что же это такое, стоит сделать паузу, – взрывается он, – и вы тут же начинаете бузить! В вашем-то возрасте! И вам не стыдно! Достаточно показать вам мое колено, и начинается черт знает что! Вы мне просто противны. Если бы у меня до такой степени не было развито чувство долга, я бы собрал манатки, и тогда вы бы стали изучать прекрасные манеры с моей ж…!

Он успокаивается, обрадовавшись вдруг какой-то мысли.

– Вы, как дети, – с нежностью произносит он. – Самые настоящие. Покажи вам палец, и вы будете смеяться. Все еще дети! Им говорят о серьезных вещах.. А стоило мне показать им мое колено, как на них будто чума напала. Послушайте, парни, я, конечно, не из похоронного бюро, но мне же надо соблюдать свой стандинг преподавателя. А что сказал бы директор, если бы увидел такой бардак? А я, как бы я объяснил ему такую недисциплинированность?

Умиленные и побежденные, мы хором скандируем:

– Простите, мсье.

Берю подмигивает нам.

– 0'кей, я отпускаю грехи. А теперь давайте рассмотрим, как должен себя вести ребенок в классе.

Он листает свою книгу и время от времени иронически произносит: «Не согласен! Не согласен!», что предвещает нам радость послушать его поправки к тексту.

– Послушайте это, – говорит он, – не отрывая своего здоровенного рубильника от книги. И зачитывает следующий приятный текст:

"В ряде случаев преподаватель, называемый тогда воспитателем или учительницей, прикрепляется к дому.

Его комната располагается рядом с комнатой ребенка, которым он руководит; он вместе с ним ест, прогуливает его и почти всегда не расстается с ним.

За столом или на обеде его обслуживают после других, но перед ребенком.

Правила приличия требуют, чтобы мать присутствовала на уроках своей дочки, если преподаватель мужчина; она также может присутствовать на некоторых уроках своего сына, чтобы повысить свое образование и в случае необходимости помочь сыну при приготовлении домашнего задания.

Нет ничего более прекрасного, чем молодая мама, с трудом осваивающая систему склонения по падежам в латыни, чтобы оказаться полезной своему ребенку.

Эти усилия не напрасны, так как сыновья сохраняют в душе уважение и почтение к своей матери, которые ничего не может замарать". Берю останавливается, чтобы перевести дыхание.