Текст книги "Алиби"

– В больницу?

Глава 6

На приборной панели автомобиля вспыхнула и замигала красная лампочка, и от досады она даже застонала сквозь зубы. Как некстати!.. Останавливаться и заливать в бак бензин ужасно не хотелось, но по опыту она знала, что в этой машине, если зажегся красный сигнал, значит, бензина действительно осталось всего ничего.

На этом участке шоссе, пересекавшем пустынную сельскую местность, заправок было мало, поэтому когда через несколько миль она заметила сначала дорожный знак, а затем и ярко-зеленую неоновую вывеску бензозаправочной станции, то не раздумывая свернула к ней. Остановив машину возле колонки, она выбралась наружу и задумчиво огляделась.

Она привыкла расплачиваться кредитной карточкой, но сегодня ее занесло в такие места, куда цивилизация еще не проникла. На этой заправке платили наличными, а она очень не любила, когда ей приходилось сначала отдавать деньги и только потом получать услугу или товар – слишком уж это походило на платеж авансом, а к авансам она принципиально относилась с недоверием.

Вот почему она не стала спешить к окошечку кассы, а сняла с кронштейна заправочный пистолет и повернула рычаг колонки. Затем отвинтила крышку бака и, положив ее на бампер, вставила пистолет в горловину и махнула служащему за окошком, давая ему знак включить насос.

Но служащий, который, уткнувшись носом в крошечный экран, смотрел по телевизору боксерский матч, даже не повернулся в ее сторону. Стекло кассы было почти сплошь заклеено плакатами с рекламой пива и объявлениями о розыске пропавших домашних животных, так служащий мог и вовсе ее не заметить. Скорее всего, однако, он просто придерживался принципа: сначала деньги, потом – бензин. Особенно в ночное время.

Она неохотно подошла к кассе и опустила двадцатку в захватанный выдвижной лоток под еще более грязным, захватанным окошком.

– На двадцать долларов, мисс? Больше ничего не желаете? – спросил клерк, так и не оторвавшись от экрана телевизора.

– Нет, спасибо.

Бензин едва тек, но в конце концов в недрах колонки что-то заскрежетало, и насос со щелчком выключился. Вытащив из бака заправочный пистолет, она повесила его на кронштейн и потянулась за крышкой, но в этот момент с шоссе свернула на заправку еще одна машина. Лучи фар хлестнули ее по глазам, и она, прищурившись, замерла.

Вторая машина затормозила в нескольких футах от ее заднего бампера. Водитель выключил фары и, не заглушив двигатель, выбрался наружу.

Увидев его, она открыла от удивления рот, однако не двинулась с места и не произнесла ни слова. Она не упрекнула его за то, что он последовал за ней, и не спросила, почему он это сделал. Она даже не потребовала, чтобы он немедленно оставил ее в покое – только смотрела на него и молчала.

Теперь, когда солнце зашло, его волосы казались темнее, чем днем. Глаз его не было видно в темноте, но она помнила, что они у него серо-голубые. Одна бровь была чуть выше и чуть сильнее изогнута, однако эта легкая асимметрия нисколько не портила его – напротив, она делала его лицо необычным, интересным, как и небольшая вертикальная ямочка на подбородке, придававшая ему выражение силы и упрямства. Он был высок ростом и худощав, поэтому тень, которую он отбрасывал, казалась особенно длинной.

Несколько секунд они молча рассматривали друг друга, затем он захлопнул дверцу машины и шагнул к ней. При этом подбородок его чуть-чуть выдвинулся вперед, и она поняла, что характер у него решительный и твердый. Этот человек знал, чего хочет, и не боялся этого добиваться. Он остановился, лишь подойдя к ней почти вплотную. Она ждала, что он заговорит, но вместо этого он заключил ее лицо в свои ладони и, слегка наклонившись, поцеловал.

Его губы были упругими и теплыми, и поцелуй получился чувственным и сладким. И серьезным. Это было столь неожиданно и столь приятно, что ее губы приоткрылись сами собой и она обхватила его обеими руками.

Он тоже обнял ее за плечи одной рукой и привлек к себе, так что тела их теперь соприкасались целиком. Стараясь перевести дух, она слегка откинула голову назад, но он не отпустил ее – он лишь еще больше наклонился к ней, отчего их поцелуй сразу стал более глубоким и пылким. И чем дольше они целовались, тем больше страсти было в их объятиях.

Неожиданно он отстранился, тяжело дыша. Его горячие ладони снова очутились на ее щеках.

– Именно это я и хотел узнать, – сказал он совсем тихо. – Что дело не только во мне…

Она слегка покачала головой, насколько ей позволяли сделать это его руки.

– Нет, – ответила она. – Дело не только в тебе.

– Поедешь со мной?

Она хотела отказаться, но это была бы лишь естественная реакция на такое предложение, поэтому она промолчала.

– У меня есть небольшой домик неподалеку, – добавил он торопливо. – До него всего две или три мили.

– Я… я…

– Только не говори «нет»… – Его прерывистый шепот был хриплым, почти умоляющим. – Только не говори «нет»!

Несколько мгновений она всматривалась в его лицо, затем чуть заметно кивнула. Он сразу выпустил ее и, круто повернувшись, шагнул к своему автомобилю. Она тоже заторопилась, но у нее так сильно дрожали руки, что она едва не выронила крышку от бензобака. Наконец ей удалось навернуть ее на горловину. Захлопнув лючок, она села за руль и включила мотор.

Он тем временем вырулил на параллельную дорожку и, встав вровень с ее машиной, бросил в ее сторону быстрый взгляд, словно хотел убедиться, что она настроена так же решительно, как и он, а может, он просто боялся, что она рванет с места и исчезнет в ночной тьме.

Именно так ей и следовало поступить. Она знала это, но понимала, что не сделает этого. Во всяком случае, не сейчас.

Хэммонд Кросс перевел дух, лишь когда ее автомобиль остановился на лужайке возле его загородного домика. Выйдя из машины, он открыл дверцу ее «Хонды» и помог гостье выйти.

– Осторожно, не споткнись, – предупредил он и, взяв ее за руку, повел к дому по смутно белевшей в темноте дорожке, засыпанной хрустящим ракушечником. Крошечный фонарик, горевший над крыльцом, был похож на заблудившуюся звездочку и давал ровно столько света, сколько было необходимо, чтобы попасть ключом в замочную скважину хотя бы с третьей попытки, Справившись с замком, Хэммонд широко распахнул дверь и пригласил гостью войти. Одна из местных жительниц приходила сюда три раза в неделю, чтобы прибраться, и он помнил, что она должна была побывать в доме сегодня утром. В самом деле, в прихожей не пахло ни пылью, ни затхлым, застоявшимся воздухом, какой бывает в нежилых помещениях. Напротив, в воздухе витал свежий аромат, какой издают только что принесенные из прачечной крахмальные простыни и повисевшие на солнце полотенца. Кроме того, в прихожей было прохладно, так как по просьбе Хэммонда кондиционер постоянно оставался включенным.

Когда гостья вошла, он закрыл входную дверь, и они сразу очутились в кромешной темноте, так как теперь в прихожую не проникал даже слабый свет фонаря над крыльцом, и эта внезапная темнота сыграла с ним злую шутку. Еще по пути сюда Хэммонд твердо решил вести себя как джентльмен и радушный хозяин. Он собирался показать гостье дом, угостить кофе или вином и рассказать что-нибудь о себе, чтобы она успела хоть немного привыкнуть к его обществу. Вместо этого он снова всем телом потянулся к ней.

Она ответила на его порыв с такой готовностью и желанием, словно уже давно ждала его поцелуя и тосковала о нем. Ее теплые и мягкие губы легко раздвинулись, уступая напору его языка, который гладил, пробовал на вкус и ласкал ее небо. Это продолжалось, казалось, целую вечность, пока, почувствовав, что еще немного, и он задохнется, Хэммонд не оторвался от ее губ, чтобы глотнуть воздуха. Но из своих объятий он ее не выпустил. Наклонив голову, Хэммонд уткнулся лицом в ее шею, а она сплела пальцы у него на затылке.

Он поцеловал ее сначала в ямочку у ключиц, потом поднялся к прятавшемуся под завитками волос уху.

– Это безумие, – прошептал он.

– Да.

– Ты не боишься?

– Немного.

– Меня?

– Нет.

– Напрасно.

– Я знаю. И все равно тебя я не боюсь. Его губы снова скользнули по ее губам.

– Тогда чего же?

– Всего. Всей ситуации.

Теперь уже ее губы нашли его рот и долго не отпускали.

– Все произошло так стремительно, и мы оба вели себя так…

– Глупо?..

– Безответственно. Он вздохнул.

– Я ничего не мог с собой поделать.

– Я тоже.

– Мне ужасно хотелось…

– Я тоже хотела тебя, – вздохнула она, когда его руки скользнули ей под блузку, и откинула голову, подставляя шею для поцелуев.

Этого оказалось достаточно, чтобы рассеялись его последние сомнения. Хэммонд слышал, как у нее перехватило дыхание, когда он замешкался, расстегивая застежку лифчика, однако, как только его пальцы коснулись теплой и мягкой кожи ее груди, с ее губ сорвался облегченный вздох.

Потом Хэммонд почувствовал, как ее руки легли ему на спину. Проворные пальцы пробежали вдоль позвоночника, исследуя, ощупывая каждый мускул, каждое ребро, и, опустившись ниже поясного ремня, слегка надавили, отчего кровь буквально вскипела в его жилах.

Они снова поцеловались глубоко и страстно, потом Хэммонд взял ее за руку и, ощупью находя дорогу в темноте, почти потащил через гостиную в спальню.

Его летний домик нельзя было назвать особенно просторным, однако, не чуждый удобств, Хэммонд умудрился втиснуть в крошечную спальню широкую двуспальную кровать. Именно на эту кровать они в конце концов и упали, обнимая и лаская друг друга со страстью и пылом двух юных влюбленных.

* * *

Она лежала на боку, повернувшись к нему спиной.

Хэммонду хотелось что-то сказать ей, однако, перебирая в уме возможные варианты, он забраковывал их один за другим. Все, что приходило на ум, казалось ему банальным, глупым или и тем и другим вместе.

На мгновение он даже задумался о том, чтобы сказать ей правду.

Боже мой, это было чудесно!

Ты прекрасна!

Я еще никогда не испытывал ничего подобного.

Я хотел бы, чтобы это никогда не кончалось…

Но он понимал, что она все равно не поверит ни одному слову, поэтому продолжал молчать. Неловкая пауза становилась все напряженнее. Наконец он повернулся на бок и включил стоявший на ночном столике ночник. Когда вспыхнул свет, она подтянула колени к груди, сразу сделавшись недоступной и отчужденной.

Слегка обескураженный подобной реакцией, Хэммонд сел на кровати. Его рубашка была измята, брюки расстегнуты, однако за исключением ботинок и галстука он так и не расстался ни с одной деталью своего туалета. Это заставило его испытать чувство неловкости, и он поспешно разделся, сняв с себя все, кроме трусов.

Обернувшись, Хэммонд увидел, что она лежит на спине и наблюдает за ним.

– О чем ты думаешь? – Она облизнула губы и отвернулась. – Не о том ли, как половчее от меня избавиться?

– Что?! – негромко воскликнул он. – Нет, конечно, нет! Он сел на край кровати и протянул руку, чтобы коснуться ее волос, но тут же отдернул, словно испугавшись чего-то.

– Разумеется, нет, – добавил он спокойнее. – Я думал о том, как бы уговорить тебя остаться до утра и при этом не выставить себя полным дураком.

Она была довольна его словами. Хэммонд почувствовал это еще до того, как она снова повернулась к нему. После недавней близости ее глаза все еще слегка поблескивали, грудь вздымалась, губы припухли от поцелуев, а спутанные волосы падали на лицо. Ее одежда была в еще большем беспорядке, чем его, однако благодаря этому она выглядела особенно соблазнительно, и Хэммонд снова почувствовал нарастающее возбуждение.

Перехватив его взгляд, она полусознательным движением одернула юбку на бедрах. Ее трусики лежали на смятом покрывале в ногах кровати, но она этого даже не замечала.

– Можно воспользоваться твоей ванной?

– Пожалуйста. Вон та дверь… – Он снова встал, собираясь выйти, чтобы не стеснять ее. – Пойду налью нам обоим что-нибудь выпить. Кстати, ты не проголодалась?

– Нет. Мне еще долго будут сниться пирожки и мороженое, которые мы пробовали на ярмарке. Он улыбнулся в ответ на ее улыбку.

– Может быть, хочешь воды? Или сока? Или кофе? В холодильнике наверняка найдется и пиво.

– Нет, лучше воды.

Он кивнул головой в сторону ванной комнаты.

– Если что-нибудь понадобится – только скажи.

– Спасибо.

Она, похоже, немного стеснялась, поэтому он еще раз улыбнулся и оставил ее одну.

К счастью, женщина, прибиравшаяся в коттедже, не поленилась наполнить холодильник продуктами и самыми разными напитками, включая воду. Присев на корточки, Хэммонд откупорил бутылку пива и, прихлебывая из горлышка, исследовал содержимое полок. Полдюжины яиц. Фунт бекона. Замороженные оладьи. Свиные отбивные. Апельсиновый сок. А где же сливки? Сливок в холодильнике не оказалось, и ему оставалось надеяться, что его гостья пьет кофе без сливок и без сахара, которого он вообще никогда не держал.

Сам он почти никогда не завтракал, если не считать ранних деловых встреч и официальных завтраков с коллегами. Лишь приезжая на уик-энд в свой загородный домик, где утра казались долгими, почти бесконечными, Хэммонд позволял себе плотный, сытный завтрак. Он неплохо готовил; в особенности же ему удавались такие простые вещи, как яичница с беконом, которую он украшал ломтиками помидоров и листьями салата, но сейчас Хэммонд позволил себе помечтать о том, как они приготовят завтрак вместе, а потом будут есть его на крыльце или на террасе, то и дело прерываясь, чтобы поцеловаться.

Но все это будет только завтра утром, напомнил он себе. Вернее, сегодня утром, поправился Хэммонд, бросив быстрый взгляд на часы, показывавшие начало третьего ночи.

Вчерашний день был для него не самым легким. Во всяком случае, из Чарлстона он уезжал чуть ли не в смятении. Казалось, все в его жизни идет не так, как надо, и он ни за что бы не поверил, что такой отвратительный день закончится близостью с прекраснейшей из женщин, какую он когда-либо встречал. С женщиной, о существовании которой еще вчера он даже не подозревал. С женщиной, с которой он познакомился всего несколько часов назад…

Он все еще дивился странному капризу судьбы, когда услышал, что вода в ванной перестала течь. На всякий случай Хэммонд выждал еще пару минут, боясь вернуться слишком рано и смутить гостью, потом взял из холодильника две бутылки минеральной воды и отправился в спальню.

– Кстати, – громко сказал он, широко распахивая дверь, – мне кажется, нам пора наконец познакомиться как следует…

Он осекся, увидев, что она стоит возле туалетного столика и прижимает к уху телефонную трубку. Увидев его, она на мгновение замерла, потом поспешно опустила трубку на аппарат и пробормотала:

– Надеюсь, ты не возражаешь?

– О нет, нисколько, – ответил Хэммонд, хотя на самом деле он возражал. И еще как!.. Дело было вовсе не в том, что она воспользовалась телефонным аппаратом без разрешения. Просто Хэммонд не представлял, кому его гостья может звонить в столь поздний час, через считанные минуты после того, как они занимались любовью. Неужели в ее жизни есть человек, который значит для нее так много?

Он стиснул зубы. Пока он торчал в кухне, мечтая о завтраке на крыльце и считая минуты, когда ему можно будет вернуться в спальню, она кому-то звонила. И вот теперь он стоит на пороге с глупым выражением лица и не знает, что сказать.

Хэммонд поставил бутылки с водой на ночной столик и от неловкости переступил с ноги на ногу. Да, он чувствовал себя неловким и смешным, что было ему несвойственно. Обычно Хэммонд был способен справиться с любой ситуацией, но сейчас он элементарно растерялся, и это ему очень не нравилось.

Что тут приятного, если чувствуешь себя ослом?

– Я помешал? – спросил он чужим голосом.

– Нет-нет, ничего страшного. – Она нервным движением поправила трубку на аппарате. – Я не дозвонилась. Никто не подходит.

– Тогда позвони еще раз.

– Ничего, это может подождать…

«Если это может подождать, тогда какого черта тебе вообще вздумалось звонить куда-то посреди ночи?» – подумал он.

– Ничего, что я надела это?

– Что ты сказала? – рассеянно переспросил он. Она провела рукой по вылинявшей майке, в которой Хэммонд узнал свою старую студенческую футболку с эмблемой колледжа. Футболка доставала ей до середины бедер.

– Я нашла ее на полке в ванной. Нет, я не шарила по твоим шкафам, я просто…

– Пустое. – Его тон, однако, был гораздо красноречивее слов, и ее руки непроизвольно сжались в кулаки, но тотчас же снова расслабились.

– Знаешь, – сказала она, – пожалуй, мне лучше уйти. Нас обоих слегка занесло, и теперь… – Она улыбнулась. – Должно быть, это катание на «чертовом колесе» вскружило нам головы.

Она пыталась шутить, но он никак не отреагировал на ее слова. Кровать со смятыми простынями, на которую они посмотрели почти одновременно, была слишком очевидным напоминанием о том, что происходило здесь каких-нибудь полчаса назад. О том, какой сладостной, головокружительно-пьянящей была их близость. Казалось, в спальне все еще звучит эхо тех слов, которые они в исступлении страсти шептали друг другу.

После ванной ее кожа пахла свежестью и чистотой. Но он не принимал душ, и от него по-прежнему пахло сексом – его и ее потом, семенем, жарким теплом лихорадочных и торопливых объятий. Воспоминания о том, что произошло, были еще слишком свежи в его памяти, и Хэммонд просто не мог ее отпустить.

Именно поэтому, когда она сказала, что хочет переодеться и ехать, он удержал ее. Удержал физически, ибо она уже готова была проскользнуть мимо него обратно в ванную, где оставалась ее одежда. Когда его рука легла ей на талию, она остановилась, но не повернулась к нему, продолжая глядеть прямо перед собой.

– Ты можешь думать обо мне все, что угодно, – проговорила она, – но я хочу, чтобы ты знал… То, что было, я сделала не от скуки и не потому, что для меня в порядке вещей спать с незнакомцами…

– Это неважно, – ответил он негромко.

Тогда она повернула голову и посмотрела на него.

– Это важно для меня. Я хочу, чтобы ты знал… Он осторожно опустил руки ей на плечи и развернул лицом к себе.

– Ты действительно считаешь, что во всем виновато именно катание на «чертовом колесе»?

Она закусила губу, словно боясь, что она задрожит и выдаст ее чувства.

– Нет.

Она покачала головой, и Хэммонд привлек ее к себе. Просто привлек к себе и долго не отпускал, положив щеку на ее теплую макушку. Босиком, в не по размеру большой футболке, она казалась особенно хрупкой и уязвимой, и, обнимая ее так, он чувствовал себя мужественным покровителем и защитником.

При мысли об этом Хэммонд невольно улыбнулся. Она почувствовала это и подняла голову.

– Что?..

– Так, ничего… Просто я подумал, как мне хорошо с тобой. А ты чувствуешь это?

Она задумчиво склонила голову.

– Не знаю.

– Я имел в виду… Ну, со мной?..

– Мне тоже было хорошо. И… спасибо.

– За что?

– За то, что подумал обо мне.

Хэммонд невольно улыбнулся. Упаковку презервативов он держал в ящике ночного столика, и теперь, при воспоминании о том, как он, торопясь, разрывал зубами пластиковый пакетик и натягивал тонкую резиновую кишку, ему стало смешно. Вместе с тем он почувствовал и смущение, поскольку считал, что сделал только то, что был должен.

– Я просто хотел произвести приятное впечатление, – пробормотал он, пытаясь свести все к шутке.

Она неожиданно погладила его по груди, застав Хэммонда врасплох.

– Спасибо тебе за это и… за все остальное, – сказала она чуть слышно.

В ответ он бережно взял ее за подбородок и, заставив приподнять голову, снова поцеловал. Желание, которое вновь пробудилось в нем, заставило его негромко застонать, и в ответ с ее губ тоже сорвался тихий стон.

Одной искры было достаточно, чтобы их страсть снова вспыхнула еще ярче, еще горячее. Они не говорили, а почти шептали, но это лишь усиливало ощущение близости между ними.

– Тебе нравится?..

– Да.

– Я не слишком тороплюсь?

– Нет.

– Я просто не знал…

– И я тоже не знала.

– Извини.

– Неважно.

– Если я сделал тебе больно…

– Нет. Ты бы не сделал.

– Ты не против, если…

– Нет. Конечно – нет.

– Господи… Как ты прекрасна! О-о-о, ты уже…

– Да.

–..Готова.

– Мне так жаль…

– Жаль? Чего?

– Ну, я имела в виду. Ты… Я…

– Не жалей ни о чем, ладно?

– Ладно. Позволь мне прикоснуться к тебе.

– Нет, это ты позволь мне прикоснуться к тебе…

Глава 7

За рулем сидела Стефи, поэтому до больницы Руперта они со Смайлоу добрались в рекордно короткое время, нарушив по дороге почти все существующие правила дорожного движения.

– Сколько человек попало в больницу? – уточнила Стефи, пока они быстрым шагом пересекали стоянку, направляясь к дверям приемного покоя. Она пропустила некоторые подробности, так как бросилась за своей машиной сразу после того, как Смитти объяснил полицейским, как было дело.

– Шестнадцать. Семеро взрослых и девять детей, – ответил Смайлоу. – Все – члены церковного хора из Мейкона, штат Джорджия, которые отправились в туристическую поездку. Сегодня утром они позавтракали в ресторане отеля, после чего отправились на экскурсию по Чарлстону. Там их и прихватило.

– Что именно? Рвота? Понос? Желудочные колики?

– Все вместе.

Стефи покачала головой.

– В данном случае во всем виновата острая подлива с томатом. Она попала и в пиццу, которую ели дети, и в макароны, которые подавали взрослым.

В приемный покой они почти вбежали. Здесь было относительно пусто – врачебного осмотра дожидалось всего несколько пациентов, среди которых выделялся худой мужчина в наручниках, которого сопровождал полицейский в форме. Голова мужчины была, как тюрбаном, обмотана окровавленным полотенцем. Закрыв глаза, он негромко стонал и раскачивался из стороны в сторону, пока какая-то женщина, очевидно жена, терпеливо отвечала на вопросы заполнявшей историю болезни медсестры. Молодая мать тщетно пыталась успокоить плачущего младенца. Сидевший особняком пожилой мужчина негромко всхлипывал в платок. Женщина средних лет согнулась в кресле почти пополам, так что ее голова практически лежала на коленях, и, похоже, спала.

Смайлоу и Стефи направились прямо к дежурной сестре. Там Смайлоу представился и, предъявив значок, поинтересовался, где сейчас находятся больные, поступившие из отеля «Чарлстон-Плаза».

– Скажите, мисс, они еще в приемном отделении или их уже перевели в палаты?

– Они все еще здесь, – ответила сестра.

– Мне необходимо срочно допросить их в связи с… одним важным делом.

– Извините, но… Впрочем, я сейчас свяжусь с лечащим врачом. Подождите, пожалуйста.

Она указала им на стулья, но ни тот, ни другая не присели. Смайлоу остался стоять у стойки, Стефи принялась расхаживать по комнате.

– Не понимаю, как твои люди не обратили внимания на то, что в конференц-зале собрались не все проживающие в отеле, – сказала она, внезапно останавливаясь перед ним. – Неужели никому не пришло в голову сопоставить число зарегистрировавшихся постояльцев с числом допрошенных?

– Будь к нам снисходительна, Стефи. – Смайлоу усмехнулся. – Во-первых, не все постояльцы были в своих номерах, они возвращались в отель по одному, по двое на протяжении нескольких часов. Нам еще повезло, что сегодня никто не выписался и не уехал. Кроме того, опросить столько народу, включая сотрудников отеля из ночной и дневной смены, тоже непросто. В этих условиях вряд ли возможно сосчитать всех.

– Я это прекрасно понимаю, – нетерпеливо бросила Стефи. – Но ведь скоро полночь, и абсолютное большинство постояльцев должны были вернуться в свои номера. Кто-то ведь должен был еще раз пересчитать всех и заметить разницу в… Сколько ты говоришь, их было? Шестнадцать? Ведь это не один-два человека, Рори! Или твои люди слишком увлеклись этим фильмом?

– Все мои люди были заняты делом, – ответил он.

– Да, только каким? Онанировали перед телевизором? Смайлоу нахмурился. Он не знал ни жалости, ни снисхождения, если полицейский, расследовавший убийство, допускал промах, однако в данном случае критика исходила от постороннего лица, а этого он стерпеть не мог. Губы его сжались и побелели от сдерживаемого гнева.

– Извини, – сказала Стефи примирительным тоном. – Я не хотела никого задеть…

– Черта с два ты не хотела, – прошипел он. – Не лезь не в свое дело, ладно? Собирать улики – это моя обязанность. Моя, а не твоя.

Стефи промолчала. Не стоило перегибать палку и ссориться со Смайлоу. Кроме того, вопреки недвусмысленным образом высказанному пожеланию свежеиспеченной вдовы она собиралась просить прокурора округа, чтобы он назначил именно ее главным дознавателем по делу об убийстве Люта Петтиджона. А для этого – и после этого – ей была необходима поддержка полиции, поддержка Смайлоу.

Поэтому она дала ему остыть и, когда Смайлоу немного успокоился, сказала:

– Боюсь, эти люди ничем нам не помогут. Насколько я поняла, их доставили в больницу еще до того, как произошло убийство.

– Да нет, их прихватило не всех сразу, – возразил Смайлоу. – Управляющий отелем признался, что последних из них он тайком выводил через черный ход и сажал в «Скорую» уже около восьми вечера.

– Почему же он сразу не сказал тебе об этом?

– Дирекция отеля как огня боится огласки этого случая. По-моему, даже убийство беспокоило управляющего гораздо меньше, чем случай массового отравления постояльцев. В конце концов, насильственную смерть можно сравнить со стихийным бедствием, к которому гостиница не имеет никакого отношения, а вот отравление некачественной пищей… Представь, что написали бы об этом газетчики! «Администрация отеля „Чарлстон-Плаза“ едва не прибавила к трупу Люта Петтиджона еще шестнадцать тел!» После такого скандала на отеле можно ставить крест.

– Это вы хотели меня видеть?

Смайлоу и Стефи обернулись. Врач был молод – его вполне можно было принять за недавнего выпускника колледжа, и только глаза за стеклами очков в тонкой металлической оправе были бесконечно усталыми, покрасневшими от постоянного недосыпа. Халат и шапочка врача были измяты, а кое-где на них проступили пятна пота. Удостоверение с фотографией, небрежно прикрепленное к нагрудному карману, гласило, что врача зовут Родни С. Арнольд.

Смайлоу вновь предъявил свой полицейский значок.

– Мне необходимо опросить некоторых ваших пациентов, доставленных сегодня из отеля «Чарлстон-Плаза» с пищевым отравлением, – сказал он.

– Опросить в связи с чем?

– Среди них может оказаться свидетель убийства, которое произошло в отеле сегодня во второй половине дня.

– В новом отеле? Вы что, шутите?

– Увы, нет.

– Вы сказали, во второй половине дня… Но это не совсем…

– Точного времени, когда это случилось, мы пока не знаем. Экспертиза даст более определенный ответ, но, по предварительным оценкам, убийство произошло где-то между четырьмя и шестью пополудни.

Врач невесело улыбнулся.

– Как раз в это время все эти люди мучились либо жестоким поносом, либо рвотой, а то и тем, и другим одновременно. Вряд ли кто-нибудь из них смог бы выйти из туалета хотя бы на минуту, так что видеть они ничего не могли.

– Я понимаю, что они были больны, но…

– Не «были», детектив… Им все еще очень плохо.

– Послушайте, доктор Арнольд, – вмешалась Стефи, делая шаг вперед, – мне кажется, вы не совсем понимаете, как важно для нас допросить этих людей. Некоторые занимали комнаты на пятом этаже рядом с «люксом» убитого. Кто-то из них мог видеть что-то важное, даже не отдавая себе в этом отчета…

– Хорошо. – Врач пожал плечами. – Позвоните в регистратуру завтра утром. Надеюсь, к этому времени кого-нибудь переведем в общее отделение.

Он повернулся, чтобы уйти, но Стефи остановила его.

– Минуточку, доктор, – сказала она, – вы не поняли. Нам необходимо опросить этих людей сейчас.

– Сейчас?! – Доктор Арнольд удивленно посмотрел сначала на нее, потом на Смайлоу. – Извините, но я не могу этого разрешить. Эти больные еще лежат под капельницами, а те, кому повезло больше, приходят в себя. Возвращайтесь завтра утром, а лучше – вечером. Тогда…

– Но информация, которую они могут сообщить, необходима нам сегодня!

– Сейчас эти люди все равно не смогут ничего вам сообщить. – Врач нахмурился. – Я не позволю тревожить их никому, будь это генеральный прокурор штата или сам господь бог. А теперь прощу извинить – меня ждут больные.

– Проклятье! – выругалась Стефи и повернулась к Смайлоу. – Что ты молчишь? Неужели ты ничего не предпримешь?

– Не могу же я взять больницу штурмом и перевезти больных в участок, – ухмыльнулся тот. – К тому же больных, страдающих острым расстройством… Для прессы это будет новость похлеще, чем известие о том, что в новом – и лучшем – отеле города гостей травят гнилыми томатами.

Смайлоу еще раз ухмыльнулся и, вернувшись к стойке регистрации, попросил дежурную сестру передать доктору Арнольду свою визитку.

– Пусть он сразу мне перезвонит, если кто-то из пациентов почувствует себя лучше, – сказал он. – В любое время.

– Мне показалось, что мистер Арнольд отнюдь не горит желанием помогать нам, – заметила Стефи.

– Ему слишком нравится быть полновластным владыкой в своем крошечном королевстве.

– Можно подумать, что ты на его месте вел бы себя иначе, – поддела Смайлоу Стефи.

– А ты? Думаешь, я не знаю, почему тебе так хочется прибрать к рукам это дело? – парировал он.

Смайлоу был отличным детективом, но главным его достоинством была поистине феноменальная интуиция. Из-за этой интуиции работать в тесном контакте с ним было не всегда приятно.

– Если эти люди действительно так больны, – сказала Стефи, – то, возможно, врач прав и мы ничего от них не добьемся. Когда тебе хочется в туалет, тут не до наблюдений за окрестностями. Эти бедолаги думали только о том, как бы поскорее добраться до унитаза, и, насколько я поняла, некоторым из них это не удалось. В общем, не будет ничего страшного, если мы подождем с вопросами до завтра. Я почти на сто процентов уверена, что это – дохлый номер.

– Может быть. – Смайлоу пожал плечами и опустился на свободный стул. – Уж ты-то должна знать… – сказал он, в задумчивости побарабанив по щеке пальцами. – У каждого преступления обязательно есть свидетель – это закон.

– Ты считаешь, кто-то из опрошенных нами людей может что-то скрывать?

– Нет. Дело в том, что иногда люди просто не отдают себе отчета в том, насколько важно то, что они видели.

Несколько минут оба молчали. Наконец Стефи спросила:

– Как ты думаешь, что все-таки произошло в «люксе» Петтиджона?

– Не знаю. Вернее, стараюсь не строить никаких предположений, по крайней мере пока. Это может исказить объективную картину. Если у меня будет готовая теория, я непроизвольно буду отбирать только те улики, которые ее подтверждают, и отбрасывать все, что идет с ней вразрез.

– Я всегда думала, что копы полагаются в основном на интуицию.

– Разумеется, в большинстве случаев именно так и происходит. Или, точнее, так это выглядит со стороны. На самом деле любое, как ты выразилась, «озарение», основывается на собранных уликах. – Смайлоу откинулся на спинку стула и устало вздохнул. – На данный момент, – добавил он, – я могу со всей определенностью сказать только одно: это убийство совершил человек, у которого были все основания желать Люту смерти.