Текст книги "Алиби"

– Эй, с тобой все в порядке?

Он посмотрел на нее так, словно вдруг разучился говорить, потом кивнул:

– Да, со мной все в порядке. Я просто… – Он развел руками.

– Потерял дар речи.

– Просто поражен. Это известие для меня… как гром с ясного неба. – Хэммонд откашлялся. – Так как же это все-таки произошло?

– Его застрелили. Кто-то всадил ему две пули в спину. Некоторое время Хэммонд пристально следил за тем, как собравшиеся на холодной бутылке капли конденсата одна за другой сбегают на гранитную столешницу, собираясь вокруг донышка в небольшую лужу.

– А… когда? В какое время его убили?

– Горничная нашла тело в начале седьмого.

Он внимательно выслушал рассказ Стефи о том, как горничная пришла убираться в номер и обнаружила Петтиджона лежащим на полу.

– Этот… эта шишка у него на голове… – сказал он наконец. – Откуда она?

– Возможно, кто-то ударил его. На первый взгляд ушиб довольно серьезный. Но Мэдисон считает, что причиной смерти Петтиджона были пулевые ранения. Разумеется, окончательный ответ будет известен только после вскрытия.

– Ты сама разговаривала с медицинскими экспертами?

– Нет, Смайлоу более или менее ввел меня в курс дела.

– Значит, этим делом будет заниматься и Смайлоу? Она посмотрела на него квадратными глазами.

– Ты это серьезно, Хэммонд?

– Ну конечно же, Смайлоу, больше некому, – пробормотал он. – Ну и что, по его мнению, там произошло?

На протяжении еще примерно пяти минут Хэммонд слушал, как Стефи перечисляет известные ей подробности дела.

– Мне с самого начала казалось, что это расследование будет передано прокуратуре, – сказала она, – поэтому эту ночь я провела со Смайлоу. Не в буквальном смысле, конечно… Или наоборот – в буквальном. – Озорная ее улыбка выглядела довольно неуместно, но Стефи это не смутило. – Как бы там ни было, я была рядом, пока он пытался потянуть за некоторые ниточки. Не сказать чтобы их было слишком много, и все же…

– А что по этому поводу думает служба безопасности отеля?

– Ничего. Петтиджон умер, не успев позвать на помощь. Замок его двери не был взломан, в номере – никаких следов борьбы. Система видеонаблюдения тоже себя не оправдала – на единственной кассете, которая попала в наши руки, нет ничего, кроме какого-то парня из обслуги, который тискает горничную в холле.

– Что-что?

– Что слышал! – неожиданно огрызнулась она. – Все эти видеокамеры, развешанные в коридорах, – липа! Ни одна из них не работает.

– О господи!.. – покачал головой Хэммонд. – Лют столько кричал о своей системе безопасности и о том, во сколько она ему обошлась, и вот, на тебе!..

Хэммонд в отличие от большинства сотрудников прокуратуры и полиции был не просто наслышан о махинациях Люта Петтиджона. На протяжении нескольких месяцев он по поручению генерального прокурора штата вел тайное расследование его деятельности, и чем больше он узнавал, тем меньше ему нравился этот человек.

– Свидетели? – спросил он отрывисто.

– Пока мы не нашли никого, кто мог бы быть нам полезен. Единственным, кто непосредственно контактировал с покойным в тот день, оказался массажист из фитнесс-зала отеля. Мы поговорили с ним, но он ничего не знает.

Потом Стефи рассказала Хэммонду о случае массового пищевого отравления.

– Если не считать детей, в больнице сейчас находится семеро взрослых, которых Смайлоу собирается допросить, но ни он, ни я не особенно надеемся, что из этого выйдет что-нибудь путное. Впрочем, Смайлоу обещал позвонить мне, как только врач даст ему «добро» на посещение больных. Я хочу поехать туда с ним.

– Тебе не кажется, что это уже чересчур? В конце концов, ты не обязана…

– Почему? – Стефи спокойно посмотрела на него. – Это будет большое дело, Хэммонд. Громкое дело.

Эти слова, хотя и сказанные совершенно спокойным тоном, прозвучали как вызов. В профессиональных вопросах Хэммонд и Стефи были самыми настоящими соперниками, и, хотя по молчаливому согласию оба предпочитали избегать всякого упоминания об этом, их соперничество не становилось от этого менее острым. Хэммонд, во всяком случае, помнил о нем постоянно.

В этой молчаливой борьбе у него, однако, было одно важное преимущество. Нет, он никогда не считал себя умнее или опытнее Стефи. Напротив, в юридическом колледже он был вторым по успеваемости, в то время как Стефи всегда и во всем была первой. Друг от друга их отличал вовсе не уровень подготовки, а особенности характера, и Хэммонд твердо знал, что его характер ему скорее помогает, в то время как характер Стефи работает против нее. Люди, как он быстро понял, обычно реагируют крайне негативно на жесткость, агрессивность и бесцеремонность, а именно таков был стиль работы Стефи Манделл.

Именно в силу этой разницы характеров прокурор округа Монро Мейсон всегда отдавал предпочтение ему, а не Стефи, и не скрывал этого. Оба были одинаково подготовлены, одинаково компетентны, однако когда речь заходила о продвижении по службе, то Хэммонд всегда получал повышение первым. Даже сейчас Стефи была просто помощником окружного прокурора, в то время как его должность официально именовалась «специальный помощник по особым поручениям».

Когда он получил это назначение, разочарование Стефи было более чем очевидным, хотя она и старалась делать вид, будто ее нисколько не задевает то, что ее обошли. Она никогда не считала себя неудачницей, не предавалась унынию и всегда боролась до последнего. И, главное, она не таила обиды лично против него (все, что она думала, Стефи не стеснялась сказать и в лицо). Их рабочие отношения оставались по-настоящему товарищескими, и Хэммонд совершенно искренне считал, что может в трудную минуту обратиться к ней за помощью.

И все же время от времени то один, то другой ощущал некий безмолвный вызов, на который пока никто из них не решался ответить.

Хэммонд решил сменить тему.

– А как насчет Дэви Петтиджон? – спросил он.

– Тебя интересует, включили ли ее в число подозреваемых?

– Подозреваемых?.. – удивленно повторил Хэммонд. – А что, кто-то считает, что она могла убить Люта?

– Я считаю. – Стефи вкратце рассказала о поездке к вдове, упомянув и о причинах, которые заставили ее заподозрить Дэви Петтиджон в причастности к убийству мужа. Но Хэммонд только покачал головой.

– Прежде всего, деньги Люта ей не нужны и никогда не были нужны. У нее и своих достаточно. Семья Дэви…

– Я знаю. Бертоны гребли деньги лопатой.

Ее язвительный тон не ускользнул от его внимания.

– Что тебя так задело? – спросил он напрямик.

– Ничего, – отрезала Стефи.

Он продолжал смотреть на нее, и Стефи, набрав в грудь побольше воздуха, процедила сквозь стиснутые зубы:

– Хорошо, может быть, я и злюсь на нее. Я всегда злюсь, когда взрослые мужчины, которых почему-то считают профессионалами в своем деле, сразу размякают, стоит только им оказаться рядом с такой женщиной, как она.

– С какой это «такой» женщиной? Что такого особенного в Дэви?

– Только не надо, Хэммонд!.. – Она презрительно сморщилась. – Не надо притворяться, будто ты не понимаешь. Этакая пушистая кошечка снаружи и пантера внутри – вот что такое эта твоя Дэви Петтиджон.

– И ты поняла это после одной-единственной встречи?

– Ага, вот уже и ты ее защищаешь!

– Я никого не защищаю.

– Нет, защищаешь. Сначала Смайлоу принялся расшаркиваться перед этой расфуфыренной курицей, а теперь и ты пускаешь слюни.

– Я вовсе не «пускаю слюни», как ты выразилась. Я просто не понимаю, как ты успела разобраться в характере Дэви после нескольких минут разговора…

– Ладно, оставим это, – нетерпеливо бросила Стефи. – Я не хочу больше говорить ни о Люте Петтиджоне, ни о его убийстве, ни о мотивах. Я почти сутки пыталась в этом разобраться, и теперь мне необходим перерыв…

Она поднялась со стула и, уперев кулачки в поясницу, сладко потянулась, потом обошла стол и опустилась к Хэммонду на колени. Обняв его обеими руками за шею, Стефи поцеловала его в губы.

Глава 9

После нескольких быстрых поцелуев Стефи слегка отстранилась и, подняв руку, взъерошила ему волосы.

– Я забыла спросить, как ты провел выходные?

– Отлично, – честно ответил Хэммонд.

– А чем ты занимался? Чем-нибудь особенным? Особенным? Да, пожалуй. Даже их глупые разговоры казались ему теперь необычными.

– Знаешь, я играл в футбол в Национальной лиге…

– Правда?

– Да, но после того как мы во второй раз выиграли Суперкубок, я перешел на работу в ЦРУ.

– О, это, наверное, была очень опасная работа!

– Ничего опасного. Обычные шпионские штучки.

– Ухты!..

– Да нет, на самом деле это было довольно скучно, так что вскоре я записался в Корпус мира.

– Как романтично!.

– Мне действительно там нравилось, но только в самом начале. Но когда мне присудили Нобелевскую премию мира за то, что я накормил всех голодающих детей в Азии и Африке, я решил подыскать для себя что-нибудь еще.

– Что-нибудь более захватывающее?

– Да, более захватывающее и более трудное. Собственно говоря, выбор у меня был невелик: я мог либо стать президентом Соединенных Штатов, либо найти лекарство против рака.

– «Самопожертвование!» – вот что должно быть начертано на твоем фамильном гербе. В крайнем случае, ты мог бы взять это слово в качестве второго имени.

– Второе имя у меня уже есть.

– Какое?

Он усмехнулся.

– Гриэр.

– Мне нравится.

– Знаешь, ведь я тебе наврал!

– Твое второе имя – не Гриэр?

– Нет, это-то как раз правда. Но все остальное – вранье.

– Не может быть!

– Честное благородное слово. Мне хотелось произвести на тебя впечатление. Она задумалась.

– Знаешь что?.. – сказала она медленно.

– Что?

– Тебе это удалось.

Хэммонд вспомнил прикосновение ее руки и почувствовал нарастающую тяжесть в чреслах.

– Гм-м… – промурлыкала Стефи, – я так и думала. Ты по мне соскучился!

Он действительно возбудился, но женщина, которая сидела у него на коленях, была здесь ни при чем; Хэммонд даже посмотрел на нее с легким удивлением, словно только что заметил. Стефи ласкала его сквозь брюки, но он оттолкнул ее руку.

– Послушай, Стефи…

Она нагнулась вперед и впилась ему в губы жадным поцелуем. Потом, задрав юбку, она уселась на него верхом и, продолжая целовать, попыталась расстегнуть пряжку его ремня.

– Терпеть не могу торопиться, – проговорила она слегка задыхающимся голосом, – но, когда Смайлоу позвонит, мне надо будет бежать. Боюсь, нам придется поспешить, Хэммонд.

Хэммонд сжал ее ладони руками.

– Погоди, Стефи, нам нужно…

– Подняться наверх? Отлично, только скорее. Возбужденная и слегка раскрасневшаяся, она соскочила с него и шагнула к двери, на ходу расстегивая блузку.

– Стефи!

Она обернулась. Хэммонд застегивал брюки, и ее брови недоуменно приподнялись.

– Вообще-то я не против извращений, – сказала она, – но, если ты не вытащишь свою штуку из брюк, нам будет не особенно удобно.

Хэммонд отошел в другой конец кухни и остановился, опершись обеими руками о крышку рабочего стола. Некоторое время он разглядывал безупречно чистую мойку и только потом поднял голову и снова посмотрел на Стефи.

– Я хотел сказать тебе… Все кончилось.

Произнеся эти слова, он почувствовал невероятное облегчение. Когда вчера вечером Хэммонд уезжал из города, его обременяло множество проблем, и одной из них был роман со Стефи Манделл. Он чувствовал, что должен положить этому конец, но не знал, хочет ли он этого или нет. Их отношения были невероятно удобными – по крайней мере, они не давали друг другу никаких клятв, никаких обещаний. Никакие «высшие соображения» не омрачали их близости: у них были общие интересы, они удовлетворяли друг друга, и этого было достаточно для обоих.

Особенно Хэммонд был рад тому обстоятельству, что они никогда не заговаривали о том, чтобы жить вместе, хотя бы и не зарегистрировав свой брак официально. Если бы это случилось, ему пришлось бы изобретать тысячу и один предлог, по которым жизнь в одной квартире не представлялась возможной. Правда же заключалась в том, что он не мог долго выносить присутствия Стефи – слишком уж энергичной и напористой она была. Что касалось самой Стефи, то и она, похоже, вовсе не стремилась к тому, чтобы он постоянно находился рядом. Гораздо больше ее устраивали их встречи, происходившие только тогда, когда они оба того хотели.

Иными словами, их отношения были настолько близки к идеалу, насколько этого только можно желать, и на протяжении целого года сложившееся положение их удовлетворяло. Лишь в последнее время Хэммонду начало казаться, что в их отношениях не все так замечательно. Главным, по-видимому, было то, что об их романе никто не знал, а Хэммонд всегда считал, что там, где речь идет о личных отношениях, не должно быть места скрытности и уловкам. Все должно быть открыто и честно, считал он, в особенности если речь идет о серьезных намерениях.

Степень их близости тоже перестала его удовлетворять. Собственно говоря, никакой особой близости, если не считать близости чисто физической, между ними не было. Да, Стефи была пылкой и страстной, но только в постели; что касалось духовного общения, то они по-прежнему были так же далеки друг от друга, как и в тот первый день, когда она впервые пригласила его на ужин к себе домой.

Взвесив все плюсы и минусы, Хэммонд в конце концов пришел к выводу, что их отношения зашли в тупик и перестали развиваться. Ему же хотелось чего-то большего, но он пока не знал – чего. Их встречи начали тяготить его. Он не спешил отвечать на ее телефонные звонки и даже в постели, когда они занимались любовью, часто ловил себя на том, что, хотя тело его реагирует на ее поцелуи и ласки в полном соответствии с законами матери-природы, сам он в это время раздумывает о чем-то совершенно постороннем.

Наверное, самым разумным в этой ситуации было положить конец их отношениям, а не дожидаться, пока безразличие перерастет в неприязнь.

Впрочем, Хэммонд пока и сам не знал, что же он, собственно, ждет от отношений между мужчиной и женщиной. От серьезных отношений. Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что не найдет этого в Стефани Манделл. Уверенность эта явилась к нему прошлой ночью, когда он держал в объятиях женщину, о которой не знал ничего – даже ее имени. У него словно открылись глаза, и он окончательно убедился, что должен положить конец встречам со Стефи.

Но принять такое решение было значительно проще, чем привести его в исполнение. Хэммонду не хотелось скандала. Но ждать от Стефи слов «Да, дорогой, я все понимаю и вполне с тобой согласна», – было все равно что поднести факел к бочке с порохом и рассчитывать, что она не взорвется. Единственное, на что он осмеливался надеяться, это на то, что, завершаясь, их роман даст больше дыма, чем огня.

Но вероятность этого была ничтожно мала. Хэммонду предстояло пережить бурный скандал, которого он по-настоящему боялся, но предотвратить не мог.

Обо всем этом он успел подумать в те несколько секунд, которые понадобились Стефи, чтобы вникнуть в смысл его слов. Когда же до нее наконец дошло, она гневно выпрямилась и скрестила руки на груди, но тут же снова опустила их.

– Ты говоришь: «Все кончилось». Ты имеешь в виду…

– Да, я имею в виду нас.

– Ото!

Она слегка наклонила голову и взглянула на него с насмешкой. Ее брови слегка приподнялись, и Хэммонд невольно подумал о том, что такое выражение на ее лице появлялось каждый раз, когда Стефи казалось, будто ею пренебрегают. Тогда она готова была вцепиться в глотку обидчику, будь то секретарь, позабывший приготовить для нее очередную сводку, полицейский, не включивший в свой рапорт какие-то существенные подробности, или вышестоящий начальник, поручивший ей задание, не соответствующее ее высокой квалификации. Судьба тех, кто пытался помешать ей получить желаемое, обычно была незавидной.

– И когда ты это понял?

– В общем-то, недавно. Или давно – с какой стороны посмотреть. В общем, я уже некоторое время чувствую, что мы отдаляемся друг от друга.

Она улыбнулась и пожала плечами.

– В последнее время мы действительно не были особенно внимательны друг к другу, но это легко поправить. У нас достаточно много общего, чтобы решить…

Он покачал головой:

– Ты не поняла, Стефи. С некоторых пор мы движемся не просто в разных направлениях. В противоположных. В ее глазах промелькнула тень раздражения.

– Не мог бы ты перестать говорить иносказательно?

– О'кей. – Хэммонд говорил нарочито спокойно, хотя ее тон был ему неприятен. – Дело вот в чем: рано или поздно я собираюсь жениться, завести детей, а ты уже несколько раз намекала мне, что не хочешь иметь семью.

– Удивительно, что ты этого хочешь. Он сухо усмехнулся.

– Откровенно говоря, я и сам удивлен.

– Я помню, как ты говорил, что ни одному ни в чем не повинному ребенку ты не хотел бы стать тем, чем был для тебя собственный отец.

– Это верно, – согласился Хэммонд.

– И давно ты передумал?

– Я не передумал. Просто я понял, что смогу быть нормальным мужем и отцом. В чем-то ты права, это действительно произошло недавно, но это не минутный каприз. Все гораздо серьезнее. Что касается наших отношений, Стефи, то до последнего времени они казались мне почти идеальными. Но теперь…

– Теперь тебе все приелось и захотелось чего-нибудь новенького?

– Нет.

– Тогда в чем же дело? Я тебя больше не волную? Близкие отношения с молодой перспективной помощницей окружного прокурора потеряли свою привлекательность? Тебе надоело быть тайным любовником Стефи Манделл?

Он опустил голову и отрицательно покачал ею.

– Пожалуйста, Стефи, не говори так!

– Почему? – Ее голос стал пронзительным, и в нем появились визгливые нотки. – Ты сам начал этот разговор, Хэммонд Кросс! – Темные глаза Стефи угрожающе сузились. – Ты хоть представляешь, сколько мужчин готовы отдать свое правое яйцо за одну ночь со мной?

– Да, представляю, – ответил он, в свою очередь повышая голос. – В мужской раздевалке только о тебе и говорят.

– Когда-то тебе нравилось, как твои коллеги гадают: кто же этот таинственный половой гигант, с которым спит Стефи Манделл. В свое время нас с тобой это очень веселило.

– Больше не веселит. По, крайней мере, меня. Стефи не нашлась что ответить. Некоторое время она молчала, сурово сдвинув брови, очевидно, о чем-то размышляя.

– В эти выходные я специально поехал за город, чтобы как следует подумать о наших отношениях, – продолжил Хэммонд чуть тише. – Но…

– Не поговорив предварительно со мной? – Стефи вскинула подбородок. – Тебе не пришло в голову взять меня с собой, чтобы вместе все решить?

– Я не видел в этом особенного смысла.

– Иными словами, ты все решил еще до того, как поехал за город, чтобы все обдумать, – прошипела она.

– Нет, Стефи. Я еще ничего не решил тогда, – ответил он, слегка выделив голосом последнее слово. – Но, проведя несколько часов в одиночестве… – Здесь он слегка запнулся, так как ложь была противна его характеру, однако в конце концов Хэммонд решил, что Стефи поймет его правильно. Для нее это «в одиночестве» означало – «без тебя».

–..Проведя несколько часов один, – продолжил он, – я все обдумал, но, с какой бы стороны я ни подходил к этому вопросу, результат всегда был тот же.

– А именно тот, что я тебе надоела и ты хочешь меня бросить?

– Нет, Стефи, нет!..

– Что же тогда? Какое слово ты выберешь вместо «бросить»? Хэммонд тяжело вздохнул.

– Я надеялся избежать сцен, – сказал он, в упор глядя на нее. – Я заранее знал, что ты станешь спорить… Нет, не спорить – ты будешь биться насмерть, словно на судебном заседании, когда ты добиваешься обвинительного приговора по какому-нибудь делу. Я знал, что ты будешь отметать любые мои аргументы просто из принципа. Ты не уступишь просто потому, что ты так устроена. Ты готова приложить все силы, лишь бы было по-твоему, но, Стефи, это ведь не состязание и не суд. Это наша жизнь, твоя и моя…

– Избавь меня от своих дурацких сравнений! Совершенно незачем драматизировать то, что происходит между нами. Хэммонд слегка усмехнулся.

– Именно это я и имел в виду. Ты не приемлешь мелодрамы, а мне она необходима. Быть может, ты этого не заметила, но наши отношения напрочь лишены сильных эмоций.

– Хэммонд! – перебила Стефи. – О чем ты, черт побери, толкуешь?!

– То, что происходит в человеческой жизни, нельзя втиснуть в короткие строки судебного отчета. А в законах и кодексах нельзя найти ответы на все вопросы… – Он негромко выругался, чувствуя свою неспособность облечь в слова то, что чувствовал. – Нет, Стефи, ты блестящий юрист, но твоя беда в том, что ты не можешь остановиться. И на работе, и в жизни тебе нужно только одно: блистать, спорить, добиваться своего, одерживать победы… Я вовсе не хочу сказать, что это дурно, просто ты не можешь ни на минуту расслабиться…

– Извини, Хэммонд, я не знала, что быть со мной – такое тяжкое испытание для твоей тонкой и сентиментальной натуры.

– Послушай, давай договоримся… Я не стану драматизировать, если ты перестанешь разыгрывать из себя пострадавшую сторону. Ты разозлилась, это верно, но я не верю, что мои слова ранили тебя сколько-нибудь глубоко.

– Может быть, ты перестанешь говорить от моего имени? По-моему, я и сама способна понять, что я чувствую и что думаю. И получше тебя!

– Я уверен: то, что ты чувствуешь, – не любовь. Ты не любишь меня. Скажи честно – ведь не любишь? Нет, лучше так: если бы тебе пришлось выбирать между мной и карьерой, что бы ты предпочла?

– Что-о?! – почти выкрикнула Стефи. – Что за детский ультиматум, Хэммонд?! И почему я вообще должна выбирать? Почему я не могу получить и карьеру, и тебя?

– Вообще-то можешь. Но для того, чтобы из этого что-то получилось, необходимо, как минимум, чтобы одного и того же хотели двое, чтобы они были готовы идти на уступки, на жертвы. Когда двое любят, они преданы друг другу и своей любви и не колеблясь сделают все для счастья партнера. Наши отношения – не любовь, Стефи. – Хэммонд кивком головы указал на потолок, где находилась спальня. – Это просто отдых вдвоем.

– Что ж, если это и отдых, то активный, – невесело пошутила она. – Если хочешь знать мое мнение, то нам вполне удавалось доставить друг другу удовольствие, и я не вижу причин…

– Я не могу этого отрицать. Но, как ты сказала, это было именно удовольствие и ничего больше…

– Но мы так хорошо ладили, – ответила Стефи почти жалобно.

– Да, мы неплохо ладили, – сказал он с уверенностью, которой не чувствовал. – Мы провели вместе немало прекрасных часов, и в том, что случилось, никто из нас не виноват. В этой ситуации вообще не может быть правых и виноватых. Все дело в том, что мы с тобой видим свое будущее по-разному.

Стефи ненадолго задумалась.

– Я не делала секрета из своих желаний, Хэммонд, – промолвила она после небольшой паузы. – Если бы я хотела завести дом и семью, я бы осталась в своем родном городе и вышла замуж сразу по окончании школы, как и хотел мой отец и как поступили мои сестры. Я бы нарожала кучу детей, превратилась в образцовую домашнюю хозяйку и избавила бы себя от насмешек и упреков родни. Я бы пальцем о палец не ударила, чтобы добиться того, что у меня есть сейчас. Но у меня с самого начала была цель, и мне предстоит еще долгий путь… Я никогда не скрывала этого, Хэммонд. С самого начала ты знал, чего я хочу в этой жизни.

– Я восхищаюсь твоей целеустремленностью и энергией, но…

– Поправочка, Хэммонд. У меня есть цель, и я своего добьюсь.

– Надеюсь, ты добьешься всего, чего тебе хочется. Я говорю это совершенно искренне. Но, к сожалению, твоя цель не оставляет места ни для чего другого. И это плохо сочетается с моими представлениями о спутнице жизни.

– Тебе действительно нужна жена-домохозяйка?

– Господи, ну конечно – нет! – со смехом воскликнул Хэммонд. – Я и сам не знаю, кто мне нужен.

– Но ты абсолютно уверен, что я тебе не нужна. И снова он почувствовал, что Стефи скорее злится на него, чем действительно чувствует боль. Впрочем, тут же подумал он в ее оправдание, ни одной женщине не понравится, когда ее отвергают.

– Дело не в тебе, Стефи, – сказал Хэммонд, тщательно подбирая слова. Он достаточно уважал ее, чтобы постараться не слишком задеть ее самолюбие. – Дело во мне. Мне нужна такая женщина, которая готова пойти мне навстречу.

– Терпеть не могу компромиссов.

– Роковая оговорка, Стефи, – заметил он негромко. – Ты только что «сдала» дело, которое так решительно защищала.

– Считай, что я пошла тебе навстречу.

– Спасибо.

Тут они улыбнулись друг другу, потому что на самом деле их соединяло не только физическое влечение, но и уважение к уму и интеллекту друг друга.

– Ты – парень не промах, Хэммонд, – сказала Стефи. – Люблю умных и хитрых мужчин. Ты умеешь твердо стоять на своем, когда это необходимо, а иногда ты просто излучаешь угрозу, а я от этого просто торчу. Ну и, конечно, ты очень хорош собой. По-мужски, конечно…

– Пожалуйста, не надо, иначе я покраснею.

– Черта с два ты покраснеешь. Ты и сам прекрасно знаешь: стоит тебе улыбнуться или посмотреть вот так, по-особенному… – она выпятила челюсть и скосила глаза к переносице, – и девчонки начинают выпрыгивать из трусиков.

– Спасибо за комплимент. – Хэммонд не сдержал улыбки.

– Это не комплимент, это объективная реальность. А субъективная реальность состоит в том, что в постели ты умеешь быть заботливым и щедрым и никогда не берешь больше того, что даешь сам. Короче говоря, ты настолько близок к моему идеалу мужчины, насколько это вообще возможно.

Хэммонд галантно приложил руку к груди.

– Мне потребуется слишком много времени, чтобы перечислить все твои достоинства, поэтому я надеюсь, что ты простишь мне мое восхищенное молчание.

– Если ты думаешь, что я напрашиваюсь на комплименты, то это не так. Эту бабскую чушь я оставляю для женщин типа Дэви Петтиджон. Хэммонд усмехнулся.

– Я, собственно, не это собиралась сказать… – Стефи коротко вздохнула. – Ты, вероятно, хотел бы продолжать наши отношения, пока не…

Он решительно покачал головой:

– Это было бы не правильно и не принесло бы пользы ни тебе, ни мне.

– И какой из этого вывод?

– Вывод? – Он задумался на минуту. – Разойтись спокойно и без скандала, как полагается цивилизованным людям.

Стефи кисло улыбнулась.

– Тебе не кажется, что теперь уже слишком поздно спрашивать мое мнение? Но, в общем, если ты так считаешь, то… Короче, я не хотела бы, чтобы ты спал со мной из жалости.

На этот раз Хэммонд расхохотался от души.

– Я и не подумаю жалеть тебя, Стефи! Ты для этого просто не годишься.

– Имей в виду, тебе будет здорово меня не хватать, – сказала она, заметно успокаиваясь.

– Конечно. Никогда в этом не сомневался.

Прижав верхнюю губу кончиком языка, Стефи задумчиво посмотрела на него. Потом она одним быстрым движением распахнула блузку. Ее соски были темными, как два внимательных глаза, и острыми, как нацеленные вперед две маленькие пики, но это не удивило Хэммонда. Спор возбуждал Стефи сильнее самых изысканных ласк, и ничто не стимулировало ее так, как ожесточенная перебранка. Самые бурные, самые сладостные ночи они проводили после того, как им случалось не сойтись во мнениях по тому или иному вопросу, что, учитывая разницу в их характерах и мировоззрении, случалось достаточно часто. Но только теперь Хэммонд осознал, что в любом споре она неизменно одерживала верх, даже его оргазм был ее победой. И это помогло ему еще больше утвердиться в принятом решении. Стефи озорно улыбнулась.

– Как насчет того, чтобы трахнуться в последний раз, Хэммонд? В самый, самый последний, но так, чтобы дым коромыслом? В память о том хорошем, что между нами было… Или твои высокие моральные принципы не позволяют тебе трахнуть женщину, которую ты только что бросил?

– Какое романтическое вступление!

– Значит, теперь тебе захотелось не только мелодрамы, но и романтики? Что это на тебя нашло, Хэммонд?

Хэммонд задумался. На самом деле он был почти готов согласиться на ее предложение, и не потому, что хотел Стефи, а потому, что надеялся, что близость с ней поможет забыть прошлую ночь и облегчит острое чувство потери, которое не давало ему покоя с тех самых пор, как он проснулся в своем загородном доме и обнаружил, что его гостья исчезла.

Пока он размышлял об этом, на столе зазвонил телефон.

– Тебе повезло, Хэммонд. – Стефи невесело рассмеялась. – Считай, что фортуна тебе улыбнулась. Этот звонок спас тебя от зверского изнасилования.

С этими словами она повернулась и вышла в прихожую, где остались ее вещи, а Хэммонд потянулся к трубке.

– Алло?

– Привет, Хэммонд. Это Монро.

Впрочем, прокурору округа не было необходимости называть себя. У него был такой громкий голос, что не узнать его было просто невозможно. Казалось, он постоянно разговаривает с помощью мегафона, и Хэммонд, невольно поморщившись, потянулся к регулятору громкости, чтобы не повредить барабанные перепонки.

– Что скажете, Монро? Стоило мне на одну ночь уехать из города, как здесь начало твориться черт знает что!

– Так ты в курсе?

– Да, Стефи мне рассказала.

– О, она обожает быть в центре событий.

Хэммонд опасливо покосился в направлении прихожей, где Стефи, приплясывая на одной ноге, сражалась с ремешками босоножек на шпильках, и, повернувшись к двери спиной, слегка понизил голос:

– Похоже, она уверена, что это дело поручат ей.

– Ты хочешь, чтобы это дело досталось Стефи?

Хэммонд неожиданно почувствовал, как неприятно липнет к телу его мокрая от пота рубашка. Когда же он успел так вспотеть? В задумчивости Хэммонд потер лоб и обнаружил, что он тоже покрыт испариной. И он знал причину. Вчера днем он сам встречался с Лютом Петтиджоном в отеле «Чарлстон-Плаза».

Монро Мейсон должен был непременно об этом знать. И сейчас настал самый подходящий момент, чтобы сказать ему все.

Но, тут же подумал Хэммонд, к чему торопиться? И почему, собственно, он должен рассказывать прокурору о своей встрече с Петтиджоном? Ведь это не имеет никакого отношения к убийству, к тому же их встреча была короткой. Хэммонд приходил к Петтиджону задолго до предполагаемого часа смерти последнего и ушел, оставив его в добром здравии.

Никаких особых причин рассказывать об этом Мейсону Хэммонд не видел. Ни Мейсону, ни Стефи. Сообщив им об этом случайном совпадении, он ничего не выигрывал, а потерять мог многое.

Вытерев лоб рукавом рубашки, он сказал:

– Я хочу сам заниматься этим делом. Его наставник гулко хмыкнул в трубку.

– Считай, оно у тебя в кармане.

– Спасибо, босс.

– Не благодари меня, сынок. Я решил поручить это дело тебе еще до того, как ты меня об этом попросил.

– Я высоко ценю ваше доверие, сэр…

– Перестань подлизываться ко мне, парень, – рассердился Мейсон. – В конце концов, я принял это решение не только потому, что мне так захотелось. Ты получил это дело еще и потому, что об этом просила меня вдова Петтиджона. Ты не поверишь, но она звонила мне каждые полчаса.