Текст книги "Фактор холода"

У Уильяма была своя жизнь. У нее тоже. Его жизнь.

До недавних пор, когда все вдруг чудесным образом переменилось.

8

Напряжение, висевшее над обеденным столом в кухне Хеймеров, было таким же увесистым, как бифштекс с кровью, который Дора поставила перед Уэсом. Он отрезал кусок, обмакнул его в лужу кетчупа на своей тарелке и сунул в рот.

– Ты говорил, что анкеты уже заполнены и отправлены, – проговорил он с набитым ртом. – А я захожу к тебе в комнату и вижу, что все они на месте, разбросаны по столу. Значит, ты не только не исполнил свой долг, но еще и солгал мне.

Скотт ссутулился на стуле и, упорно не поднимая глаз, размазывал вилкой картофельное пюре по своей тарелке.

– Я готовился к экзаменам за первое полугодие, папа. А на Рождество мы уехали на неделю к дедушке. А когда начались занятия, мне надо было делать уроки. Я был занят.

Уэс запил мясо глотком пива.

– Ты был занят. Всем, чем угодно, только не своим будущим.

– Нет.

– Уэс!

Он бросил взгляд на жену.

– Не вмешивайся, Дора. Это наш со Скоттом разговор.

– Я начну заполнять анкеты сегодня вечером. – Скотт оттолкнул тарелку и положил салфетку на стол.

– Я начну заполнять их сегодня вечером. – Уэс яростно ткнул ножом в сторону тарелки Скотта. – Доедай.

– Я не голоден.

– Все равно доедай. Тебе нужны протеины.

Скотт расстелил салфетку на коленях и демонстративно атаковал свой бифштекс ножом и вилкой.

– Во время каникул я смотрел сквозь пальцы на то, что ты ел, – сказал Уэс. – Но теперь я с тебя глаз не спущу. До конца весенних тренировок я буду следить за твоей диетой. Больше никаких сладостей.

– Я испекла яблочный пирог, – вставила Дора.

Сочувственный взгляд, брошенный ею на сына, разозлил Уэса даже больше, чем мысль о пироге.

– Половина его проблем исходит от тебя. Ты его избаловала, Дора. Будь твоя воля, он вообще не пошел бы в колледж. Ты держала бы его здесь и нянчила до конца своих дней.

Они закончили ужин в молчании. Скотт упорно не поднимал головы и работал ножом и вилкой, пока не очистил всю тарелку, после чего попросил разрешения уйти.

– Вот что я тебе скажу, – Уэс великодушно подмигнул сыну. – Дай ужину улечься, а потом… Вряд ли один кусок пирога тебе повредит.

– Спасибо.

Скотт бросил салфетку и, громко топая, ушел из кухни. Через несколько секунд дверь его комнаты громко хлопнула, а потом из-за нее донесся грохот рок-н-ролла.

– Пойду поговорю с ним.

Уэс поймал Дору за руку, пока она поднималась из-за стола.

– Оставь его в покое. – Он заставил ее снова сесть. – Пусть похандрит. У него это пройдет.

– В последнее время он что-то слишком часто хандрит.

– Подростковый возраст. У всех подростков бывают перепады настроения.

– Но у Скотта никогда ничего подобного не было. Он в последнее время сам не свой. Что-то не так.

– Я съем свою порцию пирога прямо сейчас, спасибо, – с преувеличенной вежливостью объявил Уэс.

Она стала нарезать остывающий на буфетной стойке пирог, повернувшись к нему спиной.

– Он любит тебя, Уэс. Он старается тебе угодить, но ты вечно им недоволен. Он лучше среагирует на похвалу, чем на критику.

Уэс картинно застонал:

– Неужели мы не можем хоть один вечер провести без этих идиотских рассуждений в духе Опры?[18]18
  Опра Уинфрид – популярная телеведущая.


[Закрыть]

Дора поставила перед ним тарелку.

– Мороженого хочешь?

– Разве я когда-нибудь не хотел мороженого?

Дора выставила пластиковый контейнер на стол и выложила горку мороженого на кусок пирога.

– Так ты совсем оттолкнешь от себя Скотта. Ты этого хочешь?

– Чего я хочу, так это спокойно доесть свой десерт.

Когда она повернулась к нему, Уэс на миг с удивлением узнал в ней прежнюю Дору, студентку из колледжа. Он впервые увидел ее, пока она, вскинув сумку с ракеткой на плечо, покачивая бедрами, шла по студенческому городку в коротенькой теннисной юбочке и влажной от пота футболке после матча, который, как он потом узнал, она выиграла с разгромным счетом.

В тот день ее глаза вспыхнули гневом: она увидела, как он, сидя с приятелями на веранде общежития для спортсменов, бросил обертку от шоколадного батончика на ухоженную лужайку.

– Грязный тупой мужлан.

Она взглянула на него так, словно он нагадил в фонтанчик с питьевой водой, никак не меньше. Потом она подошла, подняла обертку и отнесла ее к ближайшей урне. И двинулась дальше, даже не обернувшись ни разу.

Его приятели, включая Датча Бертона, встретили и проводили ее свистом и улюлюканьем. Они особенно возбудились, начали отпускать сальности и двусмысленные предложения, когда она наклонилась за оберткой. Уэс смотрел на нее в глубокой задумчивости. Конечно, ему понравились ее задорно вздернутые сиськи и крепкий задик, тут без вопросов. Но еще больше его завело ее презрительное отношение к нему как к тупой деревенщине.

В большинстве своем студентки падали в обморок, стоило ему только войти в комнату. Девчонки, как и парни, делали зарубки на столбиках кровати, и ночь, проведенная с лучшим спортсменом, котировалась очень высоко. В то время они с Датчем были звездами футбольной команды. Уэс был центрфорвардом, Датч – защитником-хавбеком. Девушки не отказывали им ни в чем, наоборот, частенько они получали больше, чем просили. Переспать или получить упрощенную быструю процедуру было легко: настолько легко, что секс стал утрачивать свою привлекательность. Эта девушка привлекла его своим независимым духом.

И куда подевался Дорин дух теперь? Он практически испарился после свадьбы, хотя вот сейчас как-то неожиданно проявился.

– Неужели яблочный пирог для тебя важнее сына?

– Ради бога, Дора, я всего лишь хотел…

– Когда-нибудь ты оттолкнешь его окончательно. Он уйдет от нас, и мы его больше не увидим.

– Знаешь, в чем твоя проблема? – разозлился Уэс. – Тебе делать нечего, вот что. Сидишь тут целыми днями, смотришь кретинские шоу по телевизору, где бабы перемывают косточки мужчинам, и все, о чем они говорят, – все недостатки! – приписываешь мне. Потом ты выдумываешь все эти ужасы… В нашей семье никогда ничего подобного не будет! Мой папаша был строг со мной, но я от этого не умер! Со мной все в порядке.

– Ты его любишь?

– Кого?

– Своего папашу.

Уэс яростно сунул в рот кусок пирога.

– Я его уважаю.

– Ты его боишься. Трясешься перед этим злобным старикашкой. В штаны готов наложить от страха.

Уэс бросил ложку на тарелку и встал так стремительно, что его стул грохнулся на пол. Несколько бесконечных секунд они смотрели друг на друга через стол. Потом он улыбнулся.

– Черт, Дора, я просто балдею, когда ты начинаешь ругаться.

Повернувшись к нему спиной, она отвернула краны в раковине. Уэс подошел к ней, протянул руки из-за ее спины и привернул краны.

– Посуда подождет. – Обхватив ее руками за бедра, он прижался к ней сзади. – А вот кое-что другое ждать не может. Из-за тебя у меня такой стояк…

– Засунь его куда-нибудь еще, Уэс.

Он презрительно хмыкнул и разжал руки.

– Что я всегда и делаю.

– Я знаю.

Она вновь включила воду.

* * *

Датч громко постучал в заднюю дверь дома Хеймеров. Через окно он видел, что в кухне горит свет, но она была пуста.

Притоптывая ногами от нетерпения и холода, он еще раз постучал, открыл дверь и крикнул:

– Уэс, это я, Датч!

Он вошел, внеся с собой порыв ледяного ветра, закрыл дверь, прошел через кухню и заглянул в гостиную.

– Уэс? – крикнул Датч в надежде перекричать раскаты рока, доносившиеся из задней части дома, вероятно из комнаты Скотта.

Дверь, соединяющая кухню с гаражом, открылась у него за спиной. Датч повернулся и увидел входящего Уэса.

– Так ты все-таки пришел! – засмеялся Уэс, увидев Датча посреди своей кухни. – Я так и знал. Знал, что не устоишь, прибежишь посмотреть порнушку. Я заливал антифриз в машину Доры. На таком морозе… – Тут его улыбка померкла. – Что-то случилось?

– Лилли попала в аварию.

– О боже! Она пострадала?

– Нет, не думаю. Не знаю.

Обхватив Датча за плечи, Уэс провел его в гостиную и подтолкнул к дивану. Датч снял шапку и перчатки. От его башмаков на ковре натекла грязная лужица тающего льда, но ни один из них этого даже не заметил. Уэс налил четверть стакана виски «Джек Дэниэлс» и поставил стакан перед Датчем.

– Выпей, а потом расскажешь, что произошло.

Датч залпом проглотил виски, поморщился и с трудом перевел дух.

– Она оставила мне послание в голосовой почте. Я как раз говорил с родителями Миллисент Ганн и не мог ответить на звонок. Ну, словом, произошла какая-то авария, пока она спускалась с горы. Черт побери, когда я спускался, я же думал, что она едет следом за мной! Не надо мне было уезжать раньше ее. Дорога уже обледенела. Думаю, ее занесло, что-то в этом роде. Откуда мне знать? В общем, она сказала, что вернулась в коттедж и что Бен Тирни…

– Тирни? Это тот… – Уэс пальцами словно пробежался по клавиатуре.

– Да, тот самый. Писатель, искатель приключений или кто он там еще. Лилли сказала, что он пострадал.

– Они что, машинами столкнулись?

– Все, что она сказала, все, что я сумел разобрать… Связь по сотовому была ни к черту, понимаешь? В общем, я понял, что они в коттедже, что Тирни пострадал и что им нужна помощь.

– Что случилось? – спросила вошедшая в гостиную Дора. Она была в халате с высоким воротом и туго затянутым на талии кушаком. Выражением лица она всегда напоминала Датчу канатоходца, только что осознавшего, что он сделал неверный шаг.

Уэс вкратце обрисовал ей ситуацию.

– Лилли сказала тебе, что этот Тирни ранен? Ему плохо? – встревоженно спросила Дора.

Датч отрицательно покачал головой и протянул свой пустой стакан. Уэс наполнил его. На этот раз Датч не стал пить залпом, он осторожно отхлебнул.

– Понятия не имею. Может, у него одна царапина, а может, он на грани смерти. По правде говоря, мне плевать. Я боюсь за Лилли. Я должен подняться туда. Сегодня же.

– Сегодня? – ужаснулась Дора.

Уэс бросил взгляд в окно гостиной.

– Эта дрянь все еще сыплется, Датч. Хуже, чем раньше.

– Ты мне будешь рассказывать! Я же сюда приехал.

Теперь уже все вокруг было покрыто льдом. Дождь лил, не переставая, температура продолжала снижаться.

– И как ты собираешься туда добраться, Датч? Ты не сможешь подняться туда по дороге. Даже от полноприводного внедорожника толку мало на сплошном льду.

– Знаю, – желчно огрызнулся Датч. – Я уже пытался.

– Совсем рехнулся?

– Да, рехнулся! Как услышал ее голос на автоответчике, начал действовать, не задумываясь. Сел в машину и поехал, но… – Он опрокинул в себя остатки виски. – Меня вынесло на обочину, еле руль удержал.

– Я сварю кофе. – Дора отступила в кухню.

– Ты же убиться мог! – воскликнул Уэс. – Как ты мог так сглупить?

Датч сорвался с дивана и начал ходить взад-вперед.

– А что я должен был делать, Уэс? Сидеть здесь и ковырять в заднице, пока лед не растает? А может, пройдет неделя. Я не могу просто сидеть и ждать. А вдруг Лилли тоже ранена? На нее это похоже – ничего мне не сказать.

– Ты встревожен, я понимаю. Но, по большому счету, ты ж за нее больше не в ответе.

Датч стремительно повернулся к нему, стиснув кулаки, готовый врезать своему старому другу. То, что сказал Уэс, было правдой, но эту правду он не желал слушать. И уж тем более он не желал слушать ее от Уэса. От Уэса, который превосходил его во всем. От Уэса, который никогда не знал горечи поражений, ни минуты не сомневался в себе. От Уэса, который держал все под контролем.

– Я шеф полиции. Даже если отбросить все остальное, я в ответе за Лилли хотя бы в силу своей должности.

Уэс обезоруживающе развел руками.

– Да ладно, ладно, успокойся. Набрасываешься на меня, а толку что?

Датч взял с подноса, принесенного Дорой, кружку кофе и отпил несколько глотков, столь необходимых ему после двух порций виски. Неразбавленное спиртное показалось ему райским нектаром. Аромат, вкус, тепло, разлившееся в животе, приятное, похожее на щекотку, возбуждение в крови… Господи, только теперь он понял, как ему не хватало выпивки. А ведь совсем недавно он без нее часа прожить не мог.

– Кэл Хокинс все еще держит права на грузовик с песком? – спросил он вслух.

– В прошлом году город продлил его договор, – ответил Уэс. – Но только потому, что этот никчемный сукин сын – хозяин драндулета.

– Я послал людей на его поиски. Сам поехал к нему домой. Там темно и заперто наглухо. По телефону никто не отвечает. Если он не работает, не посыпает дороги песком, то где же он?

– Я думаю, в баре, – пожал плечами Уэс. – Вот почему он так любит свою работу. Работы у него – от силы на пару дней в году. Все остальное время он может с чистой совестью накачиваться пойлом.

– Мы уже проверили бары.

– Где продают акцизную выпивку в бутылках с этикетками? – Уэс фыркнул и насмешливо поднял бровь. – Кэла в таком месте не найдешь. – Он вышел в прихожую, вынул из стенного шкафа парку, шапку и перчатки. – Ты сядешь за руль. Я покажу, куда ехать.

– Спасибо за кофе, Дора, – сказал Датч, поднимаясь.

– Прошу вас, будьте осторожны.

– Не жди нас, – вот и все, что сказал ей Уэс.

Они вышли из дома и попали в худший из зимних штормов всех последних лет. Уэс хлопнул Датча по спине.

– Не тушуйся, парень. Вызволим мы твою красотку.

Окно комнаты Скотта выходило на задний двор. Он видел, как его старик и Датч Бертон, скользя, как на катке, добрались до черного «Бронко» с белой полосой на крыше. Датч не заглушил мотор, и выхлоп белым облачком курился позади огромного внедорожника. Пока они задом выезжали со двора, колеса то и дело буксовали, не находя сцепления с дорогой.

Скотт все еще глядел вслед удаляющимся габаритным огням, когда Дора постучала в дверь его комнаты.

– Скотт?

– Входи. – Он понизил громкость стереосистемы.

– Хочешь пирога?

– А можно мне оставить его на завтрак? Я переел мяса. Я видел, как папа уехал с мистером Бертоном.

Она рассказала ему о случившемся.

– Как я поняла, Лилли не спустилась в город вовремя и застряла наверху. Но у нее хоть была причина, а вот что этот мистер Тирни делал сегодня в горах, хоть убей, не понимаю.

– Он же турист-профессионал.

– Тем более. Уж ему ли не знать, что, когда надвигается буря, в горах делать нечего?

Скотт тоже над этим задумывался. Он сам любил лазить по горам и не раз читал статьи Тирни о местных маршрутах. Он с детства ходил в походы по горным лесам, разбивал палатки сперва в отряде бойскаутов, а потом и в одиночку. Но, хотя Скотт излазил пик Клири вдоль и поперек, он прекрасно знал, что даже в погожий день можно наткнуться на опасный участок. И он уж точно не хотел бы оказаться на горе в этот день, когда разразилась ледяная буря.

– Даже если они найдут Кэла Хокинса, вряд ли кто-нибудь сумеет подняться по шоссе сегодня вечером, – заметил он.

– Вот и я так думаю. Но разве станут они меня слушать. Если есть на свете упрямец хуже твоего отца, так это Датч Бертон. Принести тебе чего-нибудь? Может, чашку горячего шоколада?

– Спасибо, мам. Ничего не нужно. Я посижу еще над этими анкетами. Я же обещал отцу. А потом лягу.

– Ладно, спокойной ночи. Спи крепко.

– Не забудь все запереть и включить сигнализацию на ночь, – сказал Скотт, когда она повернулась, чтобы уходить.

Дора улыбнулась ему.

– Не забуду. Твой отец каждый день мне напоминает, что двери и окна надо держать закрытыми, особенно с тех пор, как Миллисент пропала. Но я не боюсь, что к нам кто-то вломится.

«С какой стати тебе бояться?» – подумал Скотт. Он знал, что в ящике тумбочки возле ее кровати лежит заряженный револьвер. Ему не полагалось об этом знать, но он знал. Он обнаружил револьвер, когда учился в шестом классе и забрался в спальню родителей в поисках презервативов: хотел стянуть парочку, чтобы произвести впечатление на школьных товарищей. Презервативов он не нашел: оказалось, что родители пользуются спермицидной смазкой. Но вот револьвер, лежавший в ящике рядом с тюбиком смазки, произвел впечатление на него самого.

– Не верю я, что Миллисент и остальных захватили силой, – продолжала Дора. – Кем бы ни был этот похититель, женщины, похоже, его знали или хотя бы узнавали и считали безобидным. Судя по всему, они по собственной воле составляли ему компанию.

– Все равно будь осторожна, мама.

Она послала ему воздушный поцелуй.

– Обещаю.

Как только дверь за ней закрылась, Скотт врубил аудиосистему на полную громкость и настроил таймер на автоматическое отключение через двадцать минут, после чего натянул на себя теплую одежду для своей тайной вылазки.

Окно его спальни открылось совершенно беззвучно: Скотт не забывал смазывать петли. В мгновение ока он оказался снаружи и осторожно закрыл за собой окно. Он не хотел, чтобы мать почувствовала холодный сквозняк и отправилась выяснять, откуда он взялся.

На ледяном ветру у него заслезились глаза и потекло из носа. Он съежился под ледяным дождем, сунул руки в перчатках глубоко в карманы и, держась неосвещенной стороны двора, двинулся в путь.

Скотту – особенно после очередных нотаций старика по поводу того, что вот, дескать, он отлынивает от тренировок, хотя на самом деле он жилы рвал, стараясь выполнить все в точности, – просто необходимо было улизнуть из дома.

Разумеется, что бы он ни делал, его старику все было мало. Любая голубая лента была недостаточно голубой, любой серебряный кубок – недостаточно блестящим для сына Уэса Хеймера. Получи он золотую медаль на Олимпиаде, старик остался бы недоволен и спросил бы, почему не две.

Увидев приближающиеся фары, Скотт нырнул за живую изгородь и выждал, пока машина не проедет. Вдруг это «Бронко» Датча Бертона возвращается? Машина ползла с черепашьей скоростью, не больше десяти миль в час, Скотт успел закоченеть, прежде чем она поравнялась с ним. Но его опасения оказались напрасными: это был не «Бронко» шефа полиции. Скотт снова двинулся вперед, подняв воротник и низко надвинув вязаную шапку, чтобы его ненароком не узнал кто-нибудь, наблюдающий за бурей из окна.

Люди в этом городе обожали сплетничать. Если бы кто-то заметил его на улице и узнал, а потом стукнул старику, у него была бы чертова уйма неприятностей. А если бы он вдруг поскользнулся, упал и что-нибудь себе сломал? Старика хватил бы удар, как пить дать. Но сначала старик убил бы его, Скотта.

Погрузившись в эти мысли, Скотт как будто навлек на себя беду: поскользнулся на обледенелом тротуаре и грохнулся. Ноги разъехались в стороны, он не удержался и весьма ощутимо приземлился на копчик. Ощущение было такое, будто позвоночник вошел прямо в черепную коробку.

Скотт несколько секунд не двигался, пытаясь прийти в себя, прежде чем смог подняться. Наверняка его попытки встать на ноги на скользкой поверхности со стороны выглядели комично, но в конце концов ему это удалось. Он, хромая, доплелся до ближайшего забора и привалился к нему.

– Господи, – прошептал Скотт, воображая, что сделал бы с ним старик, если бы он притащился домой с раздробленной лодыжкой или сломанной берцовой костью.

«Видишь ли, папа, вот как было дело. Я тайком удрал из дома. Шел по улице, поскользнулся на льду и упал. Слышал бы ты, с каким звуком сломалась эта кость! Как будто стукнулись друг о друга брусья два на четыре дюйма». Так, тут надо изобразить тяжкий вздох. «Похоже, мне все-таки не светит приглашение в «Алый рассвет» Алабамы. Придется им выигрывать чемпионат по американскому футболу без меня».

Двигаясь вперед по тротуару, держась ближе к забору, он с содроганием представил себе, каким бы образом эта роковая случайность отразилась на всей его жизни. Это была бы вторая Хиросима. Ему пришлось бы расплачиваться за нее вплоть до дня собственных похорон, и даже тогда его старик кричал бы, склонившись над его открытым гробом: «Какого черта, Скотт? О чем ты только думал, мать твою?!» Даже если бы пришел конец его великим амбициям насчет Скотта, Уэс Хеймер не перестал бы шпынять и пилить сына.

Скотт оглянулся на участок наледи, где он поскользнулся. Черт возьми, все могло кончиться еще хуже. Ему крупно повезло, что он не сломал себе шею.

А может, не повезло?

Эта мысль без всякого предупреждения вылетела из подсознания Скотта и заставила его замереть на ходу. «И откуда взялась эта крамольная мысль?» – удивился Скотт.

Такая мысль сама по себе могла поразить, как молния. Последнее время он делал кое-какие вещи, которые любой моральный устав или религия сочли бы достойными вечного проклятия. Но до этой минуты он не опасался геенны огненной и ужаснулся только сейчас, когда в его голову закралась эта предательская мысль. Но ведь за мысли не судят? И кто может узнать?

Прошло несколько минут, прежде чем Скотт продолжил свой путь.

С предельной осторожностью.