Текст книги "Леди Роз"

Глава шестая

Октябрь 1456 г.

В Лондон мы возвращались другим путем. Я думали только о сэре Джоне и едва замечала гоготавших гусей и стада блеявших овец, которые пересекали дорогу и заставляли нас останавливаться, коллег-путешественников, купцов и крестьян, везших товары на рынок, и унылый дождь. То тут, то там нам попадались рыцарь или знатная дама со свитой, и, хотя риск: узнавания был невелик, я опускала голову и ждала, когда они проедут. Казалось, я возвращалась в Вестминстер в облаке; лужи, рытвины и другие препятствия, так раздражавшие меня несколько месяцев назад, словно исчезли. Вскоре мы ехали по душным улицам Лондона к Вестминстеру. Вернулись мы еще до ужина, так что наше отсутствие осталось незамеченным. Переодевшись у себя в комнате, мы спрятали забрызганные грязью монашеские одеяния на самое дно моего сундука.

– Не вижу необходимости извещать доброго герцога Хамфри, – вслух сказала я, закрывая крышку сундука. – Скоро он и сам все узнает. – После выполнения опасной миссии тишина, стоявшая в нашей комнате, казалась невыносимой. Я должна была чувствовать усталость, но мною владело веселое возбуждение. Я сбросила кожаные туфельки, запела мелодию танца, звучавшую в замке Таттерсхолл, и закружилась, раскинув руки и повторяя сладострастные па. Урсула следила за мной взглядом, которого я никогда раньше не видела.

– Вы прекрасно танцуете, миледи. Как создание из заколдованного леса, как нимфа… так легко, так изящно…

Я вспыхнула:

– Ты слишком добра, Урсула. Слишком щедра на похвалу.

– Я не льщу вам. Это правда.

Я села на край кровати, продолжая думать об оставленном мною сэре Джоне.

– Наверно, сейчас он уже в Эрбере, – сказала я, имея в виду резиденцию графа Солсбери у Оленьих ворот. – Интересно, что он делает.

– Думает о вас, – со смешком ответила Урсула.

Я улыбнулась. Как всегда, Урсула смотрела в корень.

– Завтра он приедет в Вестминстер на заседание Королевского совета, и я снова увижу его, – мечтательно сказала я. От этой мысли меня бросило в жар, И «поняла, что время не излечило мое чувство, М только усилило его. – Странно, Урсула… Когда я думаю о нем, то ощущаю тоску. Это чувство называется любовью, но я не знаю, как и почему… А ты?

– Любовь сводила с ума и более мудрых людей, что вы, дорогая Исобел. Отец пишет об этой тайне во всех своих сочинениях… По крайней мере, вы испытали это чувство и знаете его. Я думаю, это благословение, но не хотела бы, чтобы со мной случилось нечто подобное.

– Урсула, ты никогда не была влюблена?

– Вряд ли. Был один юноша, который мне нравился, но я не испытывала того, что сейчас испытываете вы. Я бы назвала это поглощением. Счастьем и несчастьем одновременно.

– Поглощением? Да, меня словно пожирает пламя когда я увидела Джона в той комнате… ох, Урсула! Казалось, я воспарила в воздух и полетела к нему. А когда я его не вижу, то действительно чувствую себя несчастной… Если мы поженимся, клянусь, мне будет все равно, богаты мы или бедны, проживем долго или нет. Я ни за что не стану просить большего!

– Слишком поспешная клятва, – ответила Урсула, осеняя себя крестом, чтобы отогнать дьявола. – Я буду молиться, чтобы вы поженились, прожили долго и счастливо, и… – Она осеклась, словно отогнала от себя неприятную мысль, а потом сказала:

– По это большая редкость. Мало кому выпадает судьба жениться по любви. Если ваше сердечное желание сбудется, это будет значить, что Господь благоволит вам.

– Как ты думаешь, со временем все будет по-другому? Мир изменится?

– Думаю, что да, но какая разница? Имеет значение только настоящее… То, что происходит здесь и сейчас. Что вы наденете на вечер? – Он встала и пошла к четырем моим платьям, висевшим на колышках в углу. – Когда я ходила за водой, кухарка Агата сказала, что в большом зале будут танцы. Королева приехала из Кента, и в замке будут праздновать ее возвращение. Поэтому вам нужно будет принарядиться. – Она стала перебирать мои платья. – Не голубое – оно слишком пышное и элегантное… Не зеленое – оно недостаточно нарядное… Ага! Вот это, из бархата винного цвета. – Она показала мне шитое бисером платье с узкими рукавами, высокой талией, низким вырезом, отороченным лисьим мехом, и красивой серебряной вышивкой на подоле и широком поясе.

Я потрогала пальцем мех.

– Урсула, но лиса теперь не в моде.

– Моя дорогая, как только вы наденете это платье, лиса снова войдет в моду, – беспечно ответила она. – Пока вы не надели голубое платье на аудиенцию у королевы, этот цвет тоже был не в чести. До тех пор леди предпочитали черное с серебром. Они подражают вам. Неужели вы этого не заметили? Придворные дамы даже перестали завивать волосы, надеясь, что они будут падать на спину таким же шелковым шлейфом, как у вас. Но тут они ошиблись, потому что ни у кого нет таких пышных и блестящих волос.

– Ох, Урсула… – Я поцеловала ее в щеку. – Ты слишком добра.

– Значит, на вечер вы наденете бархатное, распустите волосы и украсите их бисером и жемчугом. Она сделала паузу и смерила меня взглядом. – Я никогда этого не пойму. Как вам удается много есть и при этом оставаться стройной?

Я посмотрела на себя. Урсула была права: отсутствием аппетита я не страдала.

– Это нечестно, моя дорогая… просто нечестно, – вздохнула она.

Похоже, Урсула превзошла себя, одевая меня, потому что, когда я заняла место в зале между двумя молодыми рыцарями, порция внимания, выпавшая ни мою долю, превзошла обычную. Они весь вечер соревновались друг с другом, развлекая меня, так что ужин прошел весело. После окончания трапезы устроили представление. Лев из зверинца в Тауэре прыгал сквозь огненные обручи. Потом цыган провел его по залу под ахи и охи толпы. Затем на галерею прошли менестрели, и зал наполнился звуками музыки. Знатные лорды и леди поднялись, сверкая драгоценностями. Я танцевала с обоими рыцарями. Третий пригласил меня на рондель; за ним последовали другие. Под конец я так устала, что начала отказываться от приглашений. Так продолжалось, пока ко мне не подошел Сомерсет.

– Миледи… – Он поклонился.

Я молча встала и протянула герцогу руку; прикосновение было таким легким, словно моя рука висела в воздухе.

– Сегодня вечером вы прекрасны как никогда, – сказал он, выводя меня на середину зала. – Похоже, этому способствуют наши взгляды. Вы расцветаете, как роза на солнце.

– Вы ошибаетесь, милорд, – сказала я, когда мы начали танец. – Возможно, вы отдали слишком большую дань превосходному вину, которым нас сегодня угощают.

– Так считаю не только я, но и многие другие. Кажется, мне крупно повезло. Половина зала мечтает танцевать с вами.

– Ваша светлость, просто на этом вечере не хватает дам.

– Не скромничайте. – Герцог пропустил меня под рукой, и я легко закружилась вокруг него. Следовало отдать ему должное; высокий рост и мощное телосложение не мешали Сомерсету быть отличным танцором. – Вам понравилось представление?

– Оно было по-настоящему королевским, – ответила я, сделав круг в обратном направлении.

– Очень рад. Потому что я устроил его специально для вас.

– А разве не для королевы?

Он понял, что сказал лишнее, и предпочел промолчать.

– В последнее время я редко видела вас при дворе, – невинно сказала я. – Надеюсь, вы не болели?

Сомерсет приподнял уголок рта и негромко рассмеялся.

– Нет, не болел. И отсутствовал только один день. У меня было неотложное дело за пределами Лондона.

«Да, засада и убийство», – подумала я.

– Все прошло хорошо?

– Не так, как я надеялся. Значит, вы скучали по мне? Приятно слышать.

Не прерывая танца, я обвела глазами зал и увидела королеву. Она следила за нами.

– Милорд, королева не сводит с вас взгляда. И, кажется, недовольна.

Он напрягся, и я вознесла молчаливую хвалу Небесам. Его страх перед королевой был моей единственной защитой; не будь я ее подопечной, а Сомерсет – ее любовником, этот мерзавец давно овладел бы мной силой.

– Ваша светлость, давайте закончим танец. У меня неожиданно закружилась голова.

Герцог отвел меня на место, поклонился, а я сделала реверанс.

– Не бойтесь, миледи, – вполголоса сказал он. – Мы видимся не в последний раз.

Поздно вечером в нашу дверь постучал паж и сообщил, что королева вызывает меня к себе. Это слупилось уже после восхода Венеры; мы с Урсулой готовились ко сну, но я быстро оделась, испытывая неприятное предчувствие.

– Зачем я могла понадобиться королеве в такой поздний час? – беспокойно спросила я.

– Скорее всего, это просто каприз, – утешила меня Урсула.

– Надеюсь, она не приревновала меня к Сомерсету, Если так, я скажу ей правду. Может быть, она приструнит герцога, и он оставит меня в покое. – Погрузившись в свои мысли, я снова вышла в короткий и узкий проход, который вел к главному коридору. Тим было тихо, пусто и темно; горел только один факел. Но до коридора я так и не добралась, потому что из тени неожиданно вышел Сомерсет. Застигнутая врасплох, я ахнула и отпрянула. Выражение его лица мне не понравилось.

Я подавила страх и вздернула подбородок.

– Милорд Сомерсет, пожалуйста, позвольте мне пройти. За мной послала королева.

Он не сдвинулся с места.

– Исобел, королева за вами не посылала. – Герцог потянулся к моим губам, и я ощутила запах перегара.

– Милорд! – воскликнула я и оттолкнула его.

– Исобел, вы становитесь красивее с каждым днем. Пребывание при дворе идет вам на пользу. Клянусь, ваши губы созданы для любви.

– Я вас не понимаю, милорд.

– А я думаю, что понимаете.

– Милорд, ваше внимание мне неприятно, – ледяным тоном ответила я. – Конечно, вы не хотите, чтобы и рассказала об этом королеве? Это поставило бы вас в очень неприятное положение. А теперь… отпустите меня.

Он убрал руку.

– Исобел, прекратите эти игры. Не обманывайте себя. Вы полны жизни. Едите с аппетитом, танцуете с удовольствием. Скоро вы узнаете, что такое любовь позвольте мне быть вашим учителем, моя красавица! Клянусь, вам это понравится. Мы стоим друг друга, Исобел. Вы строите из себя скромницу, но на самом деле такая же страстная и необузданная, как я сам. И желаете меня не меньше, чем я вас.

– Милорд, позвольте сказать вам правду. При дворе найдется много дам, которые желают вас, но я не из их числа.

Его любезность тут же улетучилась. Глаза герцога сузились, и он издал грозный смешок.

– Все изменится, когда вы выйдете за гнилозубого старика втрое старше себя, который будет пердеть, вставляя вам…

– Милорд, вы выбираете не те выражения.

– Возможно, но мы же договорились выражаться прямо. Бьюсь об заклад, когда вы отведаете ласки мужа, то сами упадете в мои объятия.

– Я не соглашусь на такой брак. Королева дала мне слово. В конце концов, это мое право.

Он засмеялся:

– Ах, мое дорогое невинное дитя из монастыря, будьте осторожнее! Если цена определена, есть разные способы получить согласие девушки… например, изнасиловать ее, заставить забеременеть и родить ублюдка.

– Вы этого не сделаете… вы не можете так поступить!

– Еще как могу, если это доставит мне удовольствие. Понимаете, дорогая леди Исобел, ваше согласие мне не требуется. Если бы я захотел, то мог бы овладеть вами прямо сейчас…

Я отпрянула.

– Но я этого не сделаю, если не буду вынужден. Жаль портить беременностью такое прекрасное тело. – Его взгляд устремился на мою грудь. – Поэтому я потерплю еще немного. Подожду, когда вы сами начнете вздыхать по мне.

– Этот день не наступит никогда!

– Не зарекайтесь, Исобел. Что касается вашего жениха, я не лгу. Именно такой человек испытывает к нам вожделение. В данный момент только я мешаю королеве выдать вас замуж за этого старого развратника. Понимаете, я сказал ей, что цена, которую он дает, слишком низка, но можете не сомневаться, стоит мне бросить несколько слов, как она передумает. Вы не сможете не согласиться, моя дорогая леди Исобел.

Я смотрела на него не дыша.

– Подумайте как следует, Исобел, – прошипел он мне на ухо. – Он или я. Кого вы выберете?

– Никого! – гневно ответила я. – Я скажу королеве, что передумала и хочу уйти в монастырь!

Он снисходительно улыбнулся:

– Глядя на вас, она мечтает о деньгах. Думаете, ими согласится нанести урон собственному кошельку?

– Даже королева не может отказать Господу, – сказала я с уверенностью, которой на самом деле не чувствовала.

Сомерсет неудержимо расхохотался.

– Вам предстоит еще многому научиться, Исобел. – Он низко поклонился и ушел, широко улыбаясь. Я стояла в коридоре одна и дрожала; его смех эхом звучал в моих ушах.

Церковные колокола пробивали ночные часы. Я слышала каждый звон и каждое дыхание Урсулы, которая лежала на соломенном тюфяке, разложенном на полу. Постепенно кромешную тьму разогнал серый мглистый рассвет. Закукарекал петух, запели птицы, и замок зашевелился. Урсула открыла глаза и испуганно села.

– Дорогая леди, почему вы сидите на кровати одетая? Вы не спали? Что с королевой?

– Я не видела королеву.

Потом я пересказала Урсуле события вчерашнего вечера. Она взяла меня за руку:

– Вы должны разыскать сэра Джона Невилла, как только он приедет. Скорее бегите в зал. Я подежурю во дворе и дам вам знать, когда он появится. У вас есть знак, который я могла бы ему передать, если будет такая возможность?

Я сняла с шеи рубиновое распятие матери.

– Возьми! Оно было на мне в Барнете.

Во время завтрака Урсула подошла ко мне и сделала реверанс; у нее горели глаза. Я извинилась перед сидевшими за столом и с колотящимся сердцем вышла за ней в сад.

– Где он? – прошептала я. – Что он сказал? Ты отдала ему мой знак?

– Да, конечно. Он заметил меня, как только приехал во двор, и взглядом велел мне подойти. Конюх взял у него поводья; сэр Джон подошел к фонтану и сделал вид, что поправляет сапог. Я наклонилась погладить его собаку и незаметно передала ему ваш крест. Он узнал его сразу и назначил вам встречу в соборе Святого Павла в девять.

– Тебя кто-нибудь видел?

– Вряд ли. Там стояла ужасная суета. А мы разговаривали очень тихо.

– Осталось всего сорок пять минут! Урсула, мы едва успеем туда добраться!

Он стоял между алтарем и боковым приделом, рядом со своей собакой. Наши взгляды встретились, едва я вошла в неф. Я поспешила к нему; мы укрылись на мраморной колонной придела, защищенные от посторонних глаз. Урсула держалась поодаль. Он обнял меня, а когда наши губы слились, я чуть не растаяла.

– Любимая, что случилось? Чем вызвано это неожиданное свидание? – спросил он, взяв меня за руки.

Я рассказала Джону о Сомерсете. Пес следил за нами, навострив уши; казалось, ему тоже было интересно случившееся.

– Черт бы побрал этого болвана! – пробормотал Джон. Он схватился за ограждение и задумался. Как ни странно, его гнев успокоил меня. Почему-то я была уверена: он сможет сделать все, даже невозможное. Наконец он сказал:

– Не думаю, что в данный момент тебе грозит большая опасность. Конечно, Сомерсет опрометчив, но не настолько, чтобы причинить вред имуществу королевы 'которым ты, Исобел, сейчас являешься. Всем известно, как она дорожит своей собственностью. Это – залог твоей безопасности. Нет… Скорее всего, из чувства мести он попытается ускорить твой брак. Мы должны выиграть время.

У меня вырвался радостный крик. Я обвила руками его шею и поцеловала. После нежного поцелуя он разомкнул объятия и серьезно посмотрел мне в глаза.

– Но ты должна кое-что сделать, причем немедленно. Напиши своему дяде, графу Вустеру; еще до его отъезда из Ирландии и попроси его повлиять на королеву. Он у нее в чести. Недавно Маргарита назначила его послом в Риме. Она прислушается к нему. Мой отец поговорит с королевой до своего возвращения на север. Конечно, сначала она откажет, но семя будет посеяно; в конечном счете это ускорит дело.

У входа началась какая-то суета. Когда массивная дверь со скрипом открылась, гончая Джона вскочила. Вошла группа людей. Кто-то что-то крикнул, но я не разобрала слов и не узнала этого человека, потому что он стоял в тени, на фоне света. Но когда дверь захлопнулась, я ахнула. Это был Сомерсет со своими людьми.

– Я знаю, ты здесь! – крикнул он. – Покажись, мерзавец!

Я беспомощно посмотрела на Джона. Шпионы при дворе были повсюду. Джон взял меня за руки и прикрыл собой. Потом вышел из-за колонны и очутился на открытом месте.

– Я здесь, Сомерсет, – сказал он. – Я вижу, ты пришел с хорошей защитой. Боишься засады в Божьем храме? Или ты явился сюда, чтобы ее устроить?

Сомерсет повернулся и гневно шагнул к нему. Гончая негромко зарычала. Увидев меня за плечом Джона, герцог холодно улыбнулся:

– Так-так, играешь с драгоценным камнем королевы? Ты затеял опасную игру, Невилл.

– Не более опасную, чем ты. Но мои намерения честны, а твои нет. Королева оценит эту разницу.

Улыбка Сомерсета поблекла.

– Если ты думаешь, что Маргарита примет тебя, то ты дурак. – Он фыркнул.

– Посмотрим.

Я поражалась самообладанию Джона. Он держался по-королевски: высоко поднял голову, выдвинул ногу вперед и положил руку на рукоять меча. Мне пришло в голову, что он является олицетворением благородного девиза своего рода – «Честь, преданность и любовь». Случись это тысячу лет назад, так бы вел себя рыцарь короля Артура. Если бы я не знала этого раньше, то узнала бы сейчас: я люблю его всем сердцем, буду любить до самой смерти и даже и вечности.

– Будь ты проклят, дьявол! – Сомерсет обнажил меч. Собравшаяся в церкви толпа ахнула.

– Кто смеет осквернять Божий храм? – крикнул кто-то.

Раздались гневные крики. Сомерсета и его людей окружили пришедшие в ярость горожане. Их голоса перекрывали друг друга.

– Опусти меч, пока его у тебя не вырвали! Нас тошнит от тебя и твоих драк на улицах! Устраивайте свои проклятые междоусобицы во дворце! Вон отсюда!

Остальные подхватили последние слова и начали скандировать:

– Вон отсюда! Вон, вон!

Поняв, что тон собравшихся становится все более зловещим, Сомерсет побледнел и опустил меч. Толка растерзала многих лордов; среди них был и друг его отца Уильям де ла Поль, герцог Суффолк. Когда Суффолк пытался бежать из Англии на корабле, какой-то моряк отрубил ему голову ржавым мечом.

Сквозь толпу пробрался священник и обратился к Сомерсету:

– Милорд, вам лучше вернуться во дворец. Не медлите, прошу вас.

Сомерсет смерил. Джона злобным взглядом.

– Мы еще встретимся, – прошипел он, вкладывая меч в ножны. А потом осторожно попятился к двери, окружённый своими людьми.

Старинная дверь распахнулась настежь, впустив в храм; дневной свет. На мгновение Сомерсет застыл в проеме, превратившись в темный силуэт, а потом исчез. Дверь, закрылась с грохотом, эхо которого отдалось у меня в ушах. Я со свистом втянула в себя воздух и только тут поняла, что затаила дыхание.

Толпа смотрела на нас во, все глаза, и священник тоже.

– Покорнейше благодарю вас, – сказал Джон.

Маленький и тучный священник посмотрел на Джона снизу вверх:

– Я вижу, вы сделаны из другого теста, чем ваш соперник. Остается лишь молиться, чтобы такие люди, как он, не унаследовали наш мир, потому что тогда надеяться будет не на что. Как вас зовут, милорд? За кого нам молиться?

– Я – сэр Джон Невилл, сын графа Солсбери и брат графа Уорика.

Стены нефа собора Святого Павла отразили радостный крик:

– Боже, благослови Уорика! Боже, благослови дом Йорков!

Священник подождал, пока крики не утихли.

– Мы будем молиться за вас, милорд. Спаси Господь графа Уорика, самого славного рыцаря из ныне здравствующих, и его благородного брата, сэра Джона Невилла.

Снова раздались радостные крики, после чего священник отошел в сторону, а толпа благоговейно расступилась, пропуская нас. Мы с сэром Джоном шли по проходу, взявшись за руки, а люди хлопали в ладоши и благословляли нас. Я не дерзала смотреть ему» лицо, ибо гордость так переполняла мое сердце, что но щекам текли слезы.

На ступенях собора Святого Павла мы расстались. Он вернул мне рубиновый крест и галопом поскакал в Вестминстер на аудиенцию к королеве. А мы с Урсулой вернулись во дворец под охраной небольшого эскорта, выделенного нам горожанами.

– Я решила, что на этот раз ты выйдешь замуж, – сказала королева, расхаживая взад и вперед, как львица в клетке. Сомерсет стоял сзади и следил за мной, сгорая от желания. – Мы ведем переговоры, – продолжила Маргарита, – и скоро придем к согласию.

– Моя королева, можно спросить, за кого меня собираются выдать?

Маргарита остановилась и сказала:

– Скоро узнаешь. – Королева кивком позволила мне уйти, а потом грозно повернулась к Сомерсету. Мне стало ясно, что этот спектакль она устроила для него.

Урсула ждала меня в прихожей, где коротали время фрейлины Маргариты. Одни болтали, другие вышивали, третьи просто ждали приказаний. С помощью Урсулы я добралась до своей комнаты.

– Урсула, принеси мне бумагу и перо. Это срочно. Быстрее! – Я поняла, что говорю шепотом, хотя мы Пыли одни. Не прошло и нескольких месяцев, как я усвоила придворную привычку: здесь следовало помалкивать, а если уж говорить, то только вполголоса.

Когда Урсула вернулась, я встала на кровать и положила бумагу и чернильницу на неудобный высокий подоконник. Более укромного места во дворце не было.

«Мой дорогой и горячо любимый дядя!

От души приветствую тебя и желаю всего хорошего. Поскольку это письмо крайне важно для моего счастья, позволь поделиться с тобой моими легкомысленными новостями и сообщить суть дела. Дорогой дядя, я хочу выйти замуж, но боюсь, что королева не одобрит мой выбор, поэтому вся надежда, на тебя. На мне хочет жениться сэр Джон Невилл, сын твоего бывшего тестя графа Солсбери, а я об этом только и мечтаю. Ты хорошо знаешь высокие достоинства членов этой семьи, поэтому не стану понапрасну отнимать у тебя время. Мы с сэром Джоном осознаем трудность своего положения, и я уверена, что ты, как мудрый человек, посоветуешь нам забыть друг друга. Но молю тебя, вспомни, что такое любовь! Нам с ним не до мудрости. Ты всегда рассказывал мне о красоте любви, а теперь жизнь наградила меня истинным знанием и заставила забыть о мудрости и здравом смысле. Ты и сам не женился после смерти своей чудесной супруги, поэтому я верю, что ты поймешь нас. Сэр Джон Невилл – моя единственная радость и счастье в этом мире. Заклинаю тебя, вспомни любовь и помоги нам, потому что от этого зависит вся моя жизнь.

Твоя любящая племянница Исобел».

Я отправила письмо в Ирландию, где мой дядя исполнял обязанности наместника короля, а потом пошла в часовню и помолилась, чтобы мое послание застало его на месте. Тем временем по дворцу прошел слух, что Королевский совет ничего не решил и Невиллы уехали на север. На следующий день я узнала, почему королеве понадобилось вызвать меня, чтобы сообщить о предстоящем браке. Я вышивала часть гобелена и так углубилась в свои мысли, что не заметила соседства Элизабет Вудвилл. Перехватив мой взгляд, она хитро улыбнулась.

– Как самочувствие? – спросила она с таким видом, словно знала, что мне не по себе.

– Голова немного кружится. Наверно, от вышивания.

– Тогда я отвлеку тебя. Хочу рассказать одну забавную историю.

Я ждала.

– Вчера у королевы был посетитель. Просил твоей руки для своего сына.

Я побледнела. Она посмотрела на меня искоса, как кошка, обрадовалась моей реакции и продолжила:

– Это было ужасно смешно. Если ты оглянешься по сторонам, то увидишь, что весь двор хохочет.

Я быстро обвела взглядом комнату. Элизабет была права. Все смотрели на меня, шептались и подавляли смешки.

– Не хочешь знать, кто это был? Я отложила вышивание.

– Умоляю, Элизабет, скажи скорее.

Уголки ее рта ликующе поднялись.

– Граф Солсбери просил твоей руки для его сына, сэра Джона Невилла.

У меня закружилась голова. Я закрыла глаза и услышала хихиканье.

– Ты знаешь, что сделала королева? Высмеяла его и прогнала. Все хохотали. А Сомерсет громче всех.

Эта фраза заставила меня открыть глаза.

– Дорогая Элизабет, прощу прощения. Я должна лечь. Что-то мне нехорошо.

Я собрала остатки достоинства и на подгибающихся ногах вышла из комнаты. Вслед мне неслись смешки фрейлин. Увидев меня в прихожей, Урсула отложила отцовскую рукопись, подошла и позволила мне незаметно опереться о ее руку.

На следующий день я королеву не видела, потому что сказалась больной, но вечером она сама послала за мной. Я шла в ее светлицу, мучимая тревогой. Но когда увидела Маргариту в одиночестве, без фрейлин и Сомерсета, у меня отлегло от сердца.

– Ваше величество… – Я низко присела, зная, что Маргарита очень ценит такие знаки.

– Можешь встать. – Она показала на кресло, мучительно долго рассматривала меня зелеными глазами и наконец сказала:

– Количество претендентов на твою руку растет с угрожающей быстротой… Похоже, граф Солсбери хочет, чтобы ты стала женой его сына, сэра Джона Невилла.

Королева умолкла, не сводя глаз с моего лица. Я знала, что она ждет моей реакции, поэтому предпочла промолчать. Правда, это не помешало мне отчаянно покраснеть.

– Ты уже знаешь это?

– Да, миледи королева. Мне рассказала Элизабет Вудвилл.

– И о нашей реакции тоже?

– Да, тоже.

– А ты что скажешь?

Я понимала, что вступаю на зыбкую почву.

– Не знаю, что и сказать, моя государыня, – тихо промолвила я.

– Для начала можешь рассказать, как это случилось. Ясно, что вы с сэром Джоном успели познакомиться заранее.

– Моя королева, это произошло в замке лорда Кромвеля, когда мы ехали в Вестминстер с сестрой Мадлен. Там присутствовал сэр Джон со своим братом, сэром Томасом. Хозяин устроил пир. Сэр Джон пригласил меня танцевать… – От этого воспоминания мое сердце забилось живее. Я снова видела, как пи смотрел на меня и протягивал руку; как я принимала ее и шла с ним танцевать; как парила, не чуя под собой ног…

Я умолкла и стала рассматривать свои руки.

Королева встала с кресла; раздался угрожающий шелест шелка.

– Он йоркист! – Ненависть, звучавшая в голосе Маргариты, заставила меня вернуться к действительности, как удар кинжала.

Я бросилась к ее ногам:

– Миледи, да, он из Невиллов, но это не мешает эму быть доблестным рыцарем, знающим свой долг перед королем! Разве сердцу прикажешь? Моя королева, я пыталась, но доводы разума против любви бессильны!

Королева тяжело опустилась в кресло.

– Когда-то это сказал мой отец… в любовной записке моей матери. Ты ведь знаешь, он поэт… – Ее изгляд стал мечтательным. Казалось, Маргарита унеслась за море, в место, предназначенное только для нее.

– «Однажды вечером я рано лег спать, – процитировала я сочинение короля Рене, – измученный мыслями о любви. А потом – то ли в видении, то ли вo сне – передо мной внезапно предстала сама Любовь, вынула из груди мое сердце и отдала его Желанию…»

– Ты читала произведения моего отца? – с изумлением спросила королева.

– И запомнила их наизусть, миледи. Отец вашего величества пишет прекрасные стихи и хорошо разбирается в сердечных делах.

– Встань, мое дитя. Садись. – Королева протянула руку и помогла мне подняться. – Я верю в любовь. Это чудесное чувство, от которого трудно избавиться. Вот почему я трачу столько времени на устройство браков. Мне нравится вознаграждать любовь и устраивать чужое счастье.

Я смотрела на нее во все глаза, чувствуя, как ко мне возвращается надежда. Однако следующие слова королевы разбили эту надежду так же, как меч разбивает стекло.

– Но это невозможно.

Я закрыла лицо руками и закусила губу, чтобы не дать воли слезам.