Текст книги "Во власти цифр. Как числа управляют нашей жизнью и вводят в заблуждение"

1
Цифры могут спасать

Она так и не смогла избавиться от воспоминаний об этих живых скелетах[5]5
  В рассказе о Флоренс Найтингейл я использовала ее биографию: Bostridge М. Florence Nightingale – The Woman and Her Legend. Viking, 2008, и статью Cara Giaimo. Florence Nightingale Was Born 197 Years Ago, and Her Infographics Were Better Than Most of the Internet’s, опубликованную 12 мая 2017 г. на сайте Atlas Obscura.


[Закрыть]. О британских солдатах – изможденных, покрытых вшами, мучившихся на гнилых деревянных койках и умиравших один за другим.

Переполненные госпитали, в которых Флоренс Найтингейл работала во время Крымской войны между Россией и Великобританией, Францией, Сардинией и Турцией, были настоящими бойнями. В конце 1854 года Найтингейл возглавила сестринскую службу военного госпиталя в Скутари[6]6
  Сейчас Ускюдар, район в азиатской части Стамбула.


[Закрыть], к востоку от нынешнего Стамбула. Но британская военная медицина была настолько плохо организована, что Флоренс приходилось заниматься множеством дел, не входящих в обязанности медсестры: готовкой, стиркой, реквизицией запасов. В некоторые дни она работала по двадцать часов. Через несколько недель она обрезала свои густые каштановые косы, не имея времени ухаживать за длинными волосами. Ее черные платья пачкались все сильнее, в белом чепце появилась дыра. Даже поесть ей удавалось не всегда, но, выкроив хотя бы несколько минут, она писала письма во внешний мир – и делала все, что могла, чтобы ее солдаты смогли выжить.

Но этого было недостаточно. Умирали слишком многие. «Мы хороним каждые сутки», – писала она в одном из своих многочисленных отчаянных писем Сидни Герберту, британскому государственному секретарю по вопросам войны. В самом страшном месяце, феврале 1855 года, умерло больше половины солдат, поступивших в госпиталь. Большинство скончалось не от ран, а от болезней, которые можно было предотвратить. Канализация была забита настолько, что земля под зданием госпиталя превратилась в одну большую выгребную яму. Испражнения стекали из отхожих мест прямо в водяные цистерны. Нужно было что-то менять.

Тем временем в Британии пало правительство, которое критиковали за некомпетентное ведение военных действий в Крыму. Новый премьер-министр Генри Джон Темпл решил взять другой курс. Он организовал Санитарную комиссию, призванную добиться того, чтобы в Скутари не умирало столько солдат. Помощь наконец подоспела 4 марта 1855 года, через четыре месяца после того, как в госпиталь прибыла Найтингейл.

Комиссия нашла положение дел «убийственным» и принялась за дело. С территории госпиталя убрали более двадцати пяти трупов животных (в том числе давно разложившийся труп лошади, который закупоривал водопровод). В крыше просверлили отверстия для лучшей вентиляции, стены побелили, заменили сгнившие полы. К концу войны, в 1856 году, госпиталь в Скутари изменился до неузнаваемости. В нем воцарились порядок и чистота, уровень смертности резко снизился. В этой метаморфозе сыграла решающую роль не только королевская комиссия, но и Флоренс Найтингейл. Без инициатив с ее стороны комиссия, вероятно, так и не добралась бы до Скутари. Когда Флоренс вернулась в Британию, ее встречали как героиню, «ангела-хранителя».

Но сама она считала, что не справилась со своей задачей. «Бедные мои солдаты, такие выносливые и терпеливые, – писала она в дневнике после отъезда. – Я чувствую, что была вам дурной матерью: я вернулась домой, а вы остались лежать в крымских могилах».

Ее преследовали видения бессмысленных смертей, переполненных палат, вшей. Хотя в госпитале в Скутари положение улучшилось, армейская организация ухода за больными и ранеными военнослужащими оставалась глубоко несовершенной. Расплачиваться за это приходилось человеческими жизнями.

Найтингейл решила добиваться реформ. Используя свой опыт, знакомства и недавно обретенную славу, она собиралась убедить власти в острой необходимости улучшить санитарно-гигиенические условия. И в этой борьбе у нее было острое как бритва оружие – числа.

Истоки нашей страсти к числам

Флоренс Найтингейл родилась в 1820 году и выросла в состоятельной британской семье. Ее отец, сторонник прогресса, считал, что девочки не меньше мальчиков достойны получать образование. Поэтому Флоренс и ее сестру Партенопею – обеих назвали в честь мест, в которых те родились[7]7
  Партенопея – название древнегреческой колонии, находившейся на месте нынешнего Неаполя. Имя Флоренс (Florence) – английский вариант названия города Флоренции.


[Закрыть], – учили физике, итальянскому, философии и химии.

А Флоренс учили еще и математике, в которой она показывала блестящие успехи. С самого раннего детства она любила считать и классифицировать. С семи лет она начала писать письма, которые часто сопровождала списками и таблицами. Кроме того, она обожала книги с головоломками и задачами вроде такой: «Если в мире шестьсот миллионов язычников, сколько потребуется миссионеров, чтобы приходилось по одному на каждые двадцать тысяч?»

Интерес к числам сохранился у нее на всю жизнь. И когда в 1856 году государственный секретарь по вопросам войны спросил у нее о положении в Крыму, она воспользовалась возможностью. В течение двух лет она работала над 850-страничным докладом, в котором при помощи цифр показала, чем именно плоха существующая армейская система медицинской помощи[8]8
  Florence Nightingale. Notes on Matters Affecting the Health, Efficiency, and Hospital Administration of the British Army. L., Harrison and Sons, 1858. Она использовала данные, собранные британскими и французскими статистиками. См.: Lynn McDonald. Florence Nightingale, Statistics and the Crimean War. Statistics in Society, май 2013 г.


[Закрыть]. Самый важный ее вывод сводился к следующему: многие солдаты умирали от предотвратимых причин, в том числе раневых инфекций и заразных заболеваний. Даже в мирное время британские военные, которые лечились в военных госпиталях, умирали чаще, чем больные из числа гражданских. В два раза чаще. Это было не меньшим преступлением, считала Найтингейл, «чем выводить по 1100 человек в год на Солсберийскую равнину и расстреливать».

«Диаграмма причин смертности в армии на Востоке», опубликованная Флоренс Найтингейл в 850-страничном докладе о медицинском обслуживании в британской армии

Источник: Notes on Matters Affecting the Health, Efficiency, and Hospital Administration of the British Army (1858)

Но каким бы мрачным ни казался этот вывод, Найтингейл опасалась, что он затеряется среди сотен страниц слов и статистических данных. Поэтому она решила представить свою статистику в виде цветных графиков для наглядности. На самой знаменитой из ее иллюстраций мы видим две диаграммы – два года Крымской войны. Найтингейл показывает, по каким причинам каждый месяц умирали солдаты – прежде всего они гибли от болезней, которые можно было предотвратить.

Она разослала эти и другие графики влиятельным людям, среди которых был и бывший государственный секретарь Сидни Герберт, к тому времени председатель Королевской военно-медицинской комиссии. Кроме того, Флоренс намеренно допустила утечку своих результатов в печать[9]9
  Hugh Small. Florence Nightingale’s Hockey Stick // Royal Statistical Society, 7 октября 2010 г.


[Закрыть] и попросила писательницу Гарриет Мартино написать для широкой общественности статью о необходимости реформ[10]10
  Iris Veysey. A Statistical Campaign: Florence Nightingale and Harriet Martineau’s England and her Soldiers // Science Museum Group Journal, 3 мая 2016 г.


[Закрыть].

В конце концов Найтингейл удалось убедить власти при помощи чисел. В 1880-х годах многие из проблем были решены: солдаты стали лучше питаться, чаще мыться, казармы стали чище[11]11
  Harold Raugh. The Victorians at War, 1815–1914: An Encyclopedia of British Military History (ABC–CLIO, 2004).


[Закрыть]. Положение вещей улучшилось настолько, что вновь построенные госпитали вскоре оказались слишком большими. «Если число больных сократилось настолько, что [Медицинская служба армии] не может заполнить свои госпитали, в этом, право же, нет нашей вины», – иронически замечала Найтингейл[12]12
  Lynn McDonald. Florence Nightingale and Hospital Reform: Collected Works of Florence. Wilfrid Laurier University Press, 2012. P. 442.


[Закрыть].

Флоренс Найтингейл одной из первых в мире использовала графики для внедрения перемен[13]13
  Hugh Small. Florence Nightingale’s Statistical Diagrams. Доклад на исследовательской конференции, организованной музеем Флоренс Найтингейл, 18 марта 1998 г.


[Закрыть]. Несомненно, она была умна, трудолюбива и упорна, но, кроме того, она была человеком своего времени. В XIX веке впервые в истории началось широкое использование статистики, и эта тенденция сохраняется до сих пор. Именно тогда возникли национальные государства, и их растущие бюрократические системы требовали от своих граждан все больше информации. Кто умер, кто родился, кто с кем вступил в брак – сведения такого рода впервые стали регистрироваться в широких масштабах[14]14
  В Нидерландах эти записи начали вносить в Реестр рождений, смертей и браков в 1811 г. В некоторых регионах Франции такая система была внедрена еще в 1796 г.


[Закрыть]. Философ Ян Хакинг назвал это событие «лавиной печатных чисел»[15]15
  Ian Hacking. Biopower and the Avalanche of Printed Numbers. Humanities in Society, 1982.


[Закрыть], а исследовательница технологий Мег Лета Амброз считает его «первой волной больших данных»[16]16
  Meg Leta Ambrose. Lessons from the Avalanche of Numbers: Big Data in Historical Perspective // Journal of Law and Policy for the Information Society, 2015.


[Закрыть].

Систематизация численных данных о бедности и преступности; учреждение отделов записей актов гражданского состояния; публикация средних значений и графиков в ежедневной прессе – все это началось в XIX веке, менее двухсот лет назад, и возникло не на пустом месте. Чтобы понять, почему Найтингейл и ее современники начали широко использовать числа (и получили возможность это делать), нам нужно еще сильнее углубиться в историю и рассмотреть три важных события, предшествовавшие численной мании XIX века.

Начинаем стандартизацию

Человек считает с незапамятных времен[17]17
  При написании этого абзаца я опиралась на книгу Yuval Noah Harari. Sapiens. Harvill Secker, L., 2014. (Русское изд.: Харари Ю. Н. Sapiens. Краткая история человечества / Пер. с англ. Л. Сумм. М.: Синдбад, 2016.)


[Закрыть]. Самое древнее из сохранившихся письменных сообщений содержит символы, обозначающие числа. На глиняной табличке из города Урука, который существовал на территории нынешнего Ирака, записано: «29 086 мер ячменя 37 месяцев Кушим». Эта запись сделана между 3400 и 3000 годами до н. э. Текст, вероятно, означает, что некий Кушим получил за период 37 месяцев чуть менее 30 000 мер ячменя.

Как предполагает историк Юваль Ной Харари, Кушим – это первый человек, чье имя дошло до нас. «Характерно, что первое в истории записанное имя принадлежало не пророку, поэту или завоевателю, а бухгалтеру»[18]18
  Пер. с англ. Л. Сумм.


[Закрыть]. Несомненно, это обстоятельство говорит о многом, потому что числа были жизненно важны для развития общества.

Охотник-собиратель был способен запомнить всю информацию, в которой нуждался. Где водится дичь, какие ягоды ядовиты, кому можно доверять. Крестьянин, живущий в малочисленной общине, хранил все необходимые знания у себя в голове. Но после сельскохозяйственной революции люди начали сотрудничать в более крупных масштабах, на уровне поселений, городов и даже целых стран. Экономика усложнялась; вместо натурального обмена появились деньги; развивалась сеть экономических отношений, все более сложная для понимания. Человек был в долгу у одного, ждал возвращения долга от другого, платил за аренду жилья третьему. Так наш вид столкнулся с препятствием: мы уже не были способны запомнить все необходимое.

Особенно остро эта проблема стояла в государствах, собирающих налоги с большого числа людей. Чиновникам нужен был метод, позволяющий регистрировать все входящие и исходящие платежи. Этим методом стала письменность. Благодаря записи соглашений – законодательству – и отчетов о действиях людей – административной документации – можно было уже не полагаться только на человеческую память. И во многих из этих записей – как в случае с ячменем Кушима – присутствовали числа.

В развитии роли чисел имел важное значение не только сам тот факт, что мы начали их записывать, но и то, что именно мы записывали. Вернемся к существенному моменту в записи Кушима: «29 086 мер». В этом случае мы должны договориться не только о числе, 29 086, но и о том, что означает слово «мера».

На протяжении большей части истории человечества договоренности о единицах измерения носили сугубо локальный характер[19]19
  При написании этого абзаца я опиралась на книгу James Scott. Seeing Like a State. Yale University Press, New Haven, 1998. (Скотт Дж. Благими намерениями государства. Почему проваливались проекты улучшения человеческой жизни / Пер. с англ. Э. Н. Гусинского и Ю. И. Турчаниновой. М.: Университетская книга, 2005.)


[Закрыть]. Скажем, во Франции площадь земельного участка измерялась в «бишере» (bicherées) – количестве «бише» (bichets), то есть бушелей зерна, необходимых, чтобы засеять эту пашню, или в «журналье» (journaliers[20]20
  Journalier – дневной, суточный (фр.).


[Закрыть]) – эта мера соответствовала площади, с которой сборщик винограда мог собрать урожай за один день[21]21
  Ken Alder. A Revolution to Measure: The Political Economy of the Metric System in France // Values of Precision. Princeton University Press, 1995. P. 39–71.


[Закрыть]. В английском языке до сих пор сохранились следы таких старинных единиц измерения: a stone’s throw (букв. «камень добросить», то есть рукой подать), within earshot («в пределах слышимости»). Даже если в разных регионах использовали одни и те же единицы измерения, их точное значение могло варьироваться чрезвычайно широко. К примеру, в XVIII веке пинта во французской деревне Преси-су-Тиль была в три с лишним раза больше, чем пинта в Париже, всего в двух сотнях километров[22]22
  James Scott. Seeing Like a State. Yale University Press, New Haven, 1998.


[Закрыть]. По имеющимся оценкам, во Франции XVIII века использовали до четверти миллиона разных мер длины и веса[23]23
  Ken Alder. A Revolution to Measure: The Political Economy of the Metric System in France // Values of Precision. Princeton University Press, 1995. P. 39–71.


[Закрыть].

Два человека не смогут понять друг друга, если будут говорить на разных языках. Точно так же невозможно договориться, если по-разному использовать числа[24]24
  На это замечание меня навел Джеймс Скотт. Вот что он пишет в своей книге Seeing Like a State. Yale University Press, New Haven, 1998: «В качестве централизующей единицы универсальный метр, заменяющий более старые, своеобразные способы измерений, можно сравнить с национальным языком, заменяющим существующую путаницу диалектов» (пер. с англ. Э. Н. Гусинского и Ю. И. Турчаниновой).


[Закрыть]. В 1999 году произошел инцидент, показавший, насколько опасным может быть отсутствие общего числового языка. В то время космический зонд Mars Climate Orbiter должен был достичь Марса. Однако 23 сентября 1999 года связь с зондом прекратилась. Впоследствии его так и не смогли найти. Как такое могло произойти? Для управления зондом требовалось взаимодействие двух компьютерных программ. Одна из них измеряла импульс в фунт-сила-секундах в соответствии с американо-британской системой, а другая использовала принятые во всем мире единицы – ньютон-секунды. В результате этого недоразумения зонд оказался на 170 километров ниже, чем планировалось, и, вероятно, разрушился в атмосфере Марса[25]25
  Mars Climate Orbiter Mishap Investigation Board, Phase I Report, 10 ноября 1999 г.


[Закрыть].

По счастью, в наши дни такие проблемы бывают скорее исключением, чем правилом, потому что почти все страны мира используют теперь Международную систему единиц. Но этот переход произошел не без трудностей – для него даже потребовалась революция. После Великой французской революции (1789–1799) революционеры решили отбросить все местные единицы измерения. Они предложили нечто новое: метрическую систему. Такие единицы, как метр и килограмм, хорошо согласовывались с идеями ученых того времени, а кроме того, что немаловажно, с их помощью страну предстояло сделать более управляемой[26]26
  Это происходило в эпоху Просвещения и «научной революции», когда ученые основывали свое мышление и свои исследования на разуме и универсальных принципах.


[Закрыть].

Как государство может собирать налоги, если все используют разные меры длины? Разумеется, никак, но решение этой проблемы было найдено. На это ушло немало времени, но в конце концов метрическая система – впоследствии Международная система единиц – распространилась из Франции почти по всему миру. Всего три страны – Соединенные Штаты, Либерия и Мьянма – используют другие официальные единицы измерения, такие как фунты и мили[27]27
  Appendix G: Weights and Measures, CIA World Factbook, по состоянию на 26 июля 2018 г.


[Закрыть].

Таким было первое из новшеств, которые легли в основу мышления Найтингейл: мы начали стандартизацию. Другими словами, мы договорились о том, как следует измерять определенные величины. Метр и килограмм были лишь началом. Во времена Найтингейл, полвека спустя, числа стали увлекать нас еще сильнее. Люди мигрировали из сел в города; переполненные, они трещали по швам; в них накапливались всевозможные проблемы – бедность, преступность, болезни[28]28
  Meg Leta Ambrose. Lessons from the Avalanche of Numbers: Big Data in Historical Perspective // Journal of Law and Policy for the Information Society, 2015.


[Закрыть]. Откуда взялись эти беды? И как с ними бороться? Этими вопросами задавалось все больше людей, как в правительстве, так и вне его.

Чтобы оценить серьезность этих проблем, предстояло разработать четкие категории: кого считать бедняком, преступником или больным? Например, знаменитый статистик Уильям Фарр, помогавший Флоренс Найтингейл в работе над ее отчетом, и его коллеги составили перечень заболеваний, который в конце концов взяла на вооружение Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ). Найтингейл и сама использовала в своих графиках категории, показывая, сколько человек умерло 1) от предотвратимых болезней, 2) от военных ран и 3) по всем остальным причинам.

На первый взгляд определение таких концепций, как «заболевание» или «причина смерти», не имеет ничего общего с числами, но на самом деле это совершенно не так. Нечто можно выразить численно, только если дать ясное определение. Говоря словами философа Яна Хакинга, «подсчет жаждет категорий»[29]29
  Эту фразу можно найти в работе Ian Hacking. Biopower and the Avalanche of Printed Numbers, Humanities in Society, 1982. В этой же статье Хакинг описывает перечень заболеваний, составленный Уильямом Фарром и его коллегами.


[Закрыть].

Стандартизация привела к тому, что мы наконец-то стали общаться на одном и том же языке чисел. Сегодня люди во всем мире говорят о метрах и килограммах, о росте ВВП и уровнях IQ, о выбросах CO₂ и гигабайтах. Самым распространенным языком стал не китайский, не английский и не испанский, а язык чисел[30]30
  На это замечание меня навел Юваль Ной Харари, который пишет в книге Sapiens: «…именно математические символы сделались всемирным письменным языком» (пер. с англ. Л. Сумм).


[Закрыть]. А он, в свою очередь, сделал возможным появление следующего новшества: мы начали собирать числа «по-крупному».

Мы начинаем собирать числа

Как мы видели на примере глиняной таблички Кушима, числа собирались и записывались на протяжении тысячелетий. Но в случае Кушима речь шла всего лишь о мелкомасштабных измерениях (историки полагают, что он мог отвечать за сырьевой склад при пивоварне)[31]31
  Hans Nissen, Peter Damerow and Robert Englund. Archaic Bookkeeping: Early Writing and Techniques of Economic Administration in the ancient Near East. University of Chicago Press, 1994.


[Закрыть]. В последующие тысячелетия власти начали собирать числа в более широких масштабах. Одна из самых известных в западной культуре историй, история рождения Иисуса Христа, не произошла бы в Вифлееме, если бы римляне не захотели узнать, сколько жителей в их империи. Переписей населения в мировой истории было очень много – их проводили от Древнего Египта до империи инков, от Китая династии Хань до средневековой Европы[32]32
  Census, Wikipedia, по состоянию на 26 июля 2018 г. (См. статью «Перепись населения» в Википедии.)


[Закрыть].

В 1085 году Вильгельм Завоеватель сделал следующий шаг. Он захотел переписать имущество всех жителей Англии. В «Книгу Судного дня» (Domesday Book) должны были войти данные более чем о 13 000 населенных пунктов Англии и Уэльса. Каждое из этих мест посещала группа чиновников, которые записывали более 10 000 данных о каждом графстве: имя владельца имения, число сервов – крестьян, работающих в поместье, число мельниц и рыбных прудов и т. д.[33]33
  Jelke Bethlehem. The Rise of Survey Sampling, Centraal Bureau voor de Statistiek, 2009.


[Закрыть]. Трудно представить себе, сколько времени должно было занять такое предприятие.

Масштабы сбора сведений для «Книги Судного дня» оставались исключительными еще много веков. Экспоненциальный рост объема имеющихся данных начался только в XIX столетии[34]34
  Экспоненциальным назвал рост этого периода Ян Хакинг в работе Biopower and the Avalanche of Printed Numbers, Humanities in Society, 1982. Оставшаяся часть этого абзаца также основана на статье Хакинга.


[Закрыть]. В это время появилось множество организаций для их сбора. Зачастую эти организации создавало государство (в конце концов, и английское слово statistics – «статистика» – происходит от слова state – «государство»). В 1836 году было создано Генеральное управление регистрации по Англии и Уэльсу, которое отвечало за регистрацию рождений и смертей, но вскоре начало проводить переписи населения[35]35
  General Register Office, Wikipedia, по состоянию на 28 июля 2018 г.


[Закрыть]. Начали собирать численные данные и организации, не связанные с правительством. К примеру, Британская Ост-Индская компания вела учет данных приблизительно двух с половиной тысяч своих сотрудников: кто заболел, кто умер, кто прекратил работать в компании[36]36
  Ian Hacking. Biopower and the Avalanche of Printed Numbers, Humanities in Society, 1982.


[Закрыть].

Стремление улучшить военную медицину, проявленное Найтингейл в середине XIX века, соответствовало духу времени: численные данные тогда собирали все и повсюду. Но для действительных перемен не хватало еще одного, последнего новшества. Одно дело – собрать горы чисел; понять, что они означают, – совсем другое.

Мы начинаем анализировать числа

В наше время невозможно раскрыть газету и не встретить в ней какого-нибудь графика. Но концепция представления чисел в виде изображений появилась сравнительно недавно. Гистограммы и линейчатые графики были изобретены Уильямом Плейфэром только в конце XVIII века. Впоследствии Найтингейл использовала его идеи, чтобы привлечь внимание к ужасающему положению в медицинском обслуживании в армии, потому что графики позволяли объяснить смысл огромного массива чисел в одно мгновение.

В начале XIX века собиралось все больше чисел, так что возрастала и потребность в их анализе. Вместе с графиками приобрело популярность понятие «среднее значение». Найтингейл широко использовала методику усреднения в своем объемистом отчете – например для расчетов среднемесячного числа пациентов во время Крымской войны.

Хотя сегодня идея «среднего» кажется совершенно привычной, во времена Найтингейл эта концепция еще была в новинку. Точнее, так обстояло дело с данными, касающимися людей, – астрономы оперировали средними величинами начиная с конца XVI века. «А что, если применить этот метод не к небесным телам, а к людям?» – задумался в XIX веке Адольф Кетле[37]37
  Мои мысли об Адольфе Кетле основаны на книге Todd Rose. The End of Average. Harper Collins, 2016.


[Закрыть]. Этот бельгийский астроном был одним из кумиров Флоренс Найтингейл; она называла его «создателем статистики»[38]38
  Найтингейл назвала Кетле «создателем статистики» в адресованном ему письме. Gustav Jahoda. Quetelet and the Emergence of the Behavioral Sciences, SpringerPlus, 2015.


[Закрыть]. В свои ранние годы он занимал пост директора Брюссельской обсерватории, но во время Бельгийской революции 1830 года здание захватили борцы за свободу[39]39
  В результате этой революции Бельгия получила независимость от Нидерландов.


[Закрыть]. Это происшествие заставило Кетле задуматься: в чем причины поступков, совершаемых людьми? На первый взгляд казалось, что в обществе царит хаос; ситуация в Бельгии, родной стране ученого, показывала это особенно ясно. Но он предполагал, что в человеческом поведении все же можно найти некую закономерность.

Кетле придумал революционную концепцию «среднего человека», l’homme moyen[40]40
  Кетле видел в «среднем человеке» не только статистическое понятие, но и идеализированный образ человечества.


[Закрыть]. Он лихорадочно вычислял средние значения роста, веса, уровня преступности, уровня образования, числа самоубийств… и разработал индекс Кетле, более известный сейчас как индекс массы тела (ИМТ), – величину, показывающую, находится ли вес человека в пределах «нормального» диапазона. Врачи, страховщики и диетологи до сих пор используют его, оценивая, насколько здоровым можно считать вес того или иного человека.

Вслед за графиками и средними значениями к концу XIX века стали появляться все более сложные методы анализа чисел. Историк Стивен Стиглер назвал период с 1890 по 1940 год «эпохой статистического Просвещения»[41]41
  Stephen Stigler. Darwin, Galton and the Statistical Enlightenment, Journal of the Royal Statistical Society, 2010.


[Закрыть]. В то время ученые изобрели оригинальные способы поиска закономерностей в числах, в том числе выявление корреляций и разработка экспериментов.

К сожалению, Флоренс Найтингейл не увидела большей части этих достижений: она умерла в 1910 году. Тем не менее ее вклад в дело обработки численных данных был революционным. Почти столетие спустя после Крымской войны один шотландский врач пошел по ее стопам и еще раз доказал, что при помощи чисел можно спасать жизни.

В августе 1941 года военнопленный Арчи Кокран собирался с духом, чтобы рассказать немцам о своем секретном эксперименте[42]42
  Я узнала об Арчибальде Кокране из книги Philip Tetlock and Dan Gardner. Superforecasting. Random House Books, 2016. Этот раздел основан на автобиографии Кокрана под названием One Man’s Medicine (BMJ Books, L., 1989), написанной в соавторстве с Максом Блайтом.


[Закрыть]. Врач-шотландец с длинной рыжей бородой и изможденным лицом, должно быть, имел довольно дикий вид. Из-под его форменных шорт защитного цвета выглядывали распухшие от жидкости колени.

Он был не единственным военным с опухшими коленями. В лагере военнопленных в греческом городе Салоники заключенные один за другим начали жаловаться на отеки. Кокран, которого немцы назначили главным врачом лагеря, отмечал по двадцать новых случаев заболевания в день. Он даже немного приуменьшал эти цифры, чтобы не вызывать у своих товарищей по плену лишнего беспокойства. Но теперь настало время прервать молчание. Он решил просить немцев о помощи, чтобы спасти жизнь своим пациентам. Не то чтобы он ожидал от них многого. Совсем недавно один из часовых бросил в уборную ручную гранату, потому что услышал verdächtiges Lachen – «подозрительный смех».

У Кокрана были подозрения относительно того, почему могла накапливаться жидкость: речь шла о «мокрой бери-бери», заболевании, вызываемом недостатком витамина B. Он решил последовать примеру своего кумира Джеймса Линда, жившего почти за два века до него. В 1747 году Линд, флотский врач, провел одни из первых в истории клинических испытаний. Он разделил двенадцать матросов, страдавших цингой, на группы по двое, и прописал каждой группе свою диету. Одна пара получала ежедневно по шесть ложек уксуса, другая – по 250 мл морской воды, третья – апельсины и лимоны, и так далее.

Вскоре Линд заметил одну закономерность: через несколько дней состояние моряков, в диету которых входили цитрусы, заметно улучшилось. Так он открыл факт, теперь хорошо известный: цинги можно избежать, если потреблять достаточное количество витамина C[43]43
  Marcus White. James Lind: The Man who Helped to Cure Scurvy with Lemons. BBC News, 4 октября 2016 г. Сейчас мы знаем, что цитрусы содержат витамин C, который может предотвращать цингу или излечивать от нее.


[Закрыть].

В Салониках Кокран распределил двадцать пациентов по двум группам. В первой трижды в день получали витамин B благодаря дополнительной порции дрожжей, которые Кокрану удалось раздобыть на черном рынке; тем же, кто вошел во вторую, он выдавал по таблетке витамина C из своего неприкосновенного запаса[44]44
  Nutritional yeast, Wikipedia, по состоянию на 26 июля 2018 г. (См. статью «Пищевые дрожжи» в Википедии.)


[Закрыть]. О его эксперименте никто не знал.

На первое утро он записал, сколько раз пациенты мочились. Между двумя группами не было никакой разницы. Ее не было и на второй день. Но на третий частота мочеиспускания в «дрожжевой» палате оказалась чуть выше. А на четвертый Кокран уже не сомневался: те, кто получал дрожжи, удерживали в своем организме меньше жидкости и больше мочились. Более того, восемь человек из десяти сказали, что чувствуют себя лучше, в то время как состояние второй группы оставалось по-прежнему скверным.

Кокран аккуратно все это записывал, и вот теперь он предстал перед немцами со своим журналом, призывая их принять меры, чтобы помочь больным. Иначе, говорил он, последствия будут ужасными[45]45
  В автобиографии Кокрана не уточняется, какие именно последствия он имел в виду.


[Закрыть]. К немалому удивлению Кокрана, его рассказ, по-видимому, потряс немцев. Молодой немецкий врач спросил, что ему нужно. «Много дрожжей, – отвечал Кокран, – и немедленно». На следующий день привезли много дрожжей, и уже через месяц в лагере не осталось почти ни одного пациента, страдающего от отеков.