Текст книги "Прощай, мисс Совершенство"

2

Чуть меньше года назад, летом перед одиннадцатым классом, Бонни торжественно заявила мне, что хочет познакомиться с алкоголем. В разумных пределах. «В безопасной обстановке», как сказала она тогда. Безопасная обстановка оказалась моей спальней. Бонни принесла выпивку, целую сумку бутылок: водку, джин, белое вино, красное вино и почему-то ликер «Франжелико».

– Думаю, этого должно хватить, – рассмеялась я.

Бонни посмотрела на меня с таким серьезным и озадаченным видом, что от смеха у меня на глазах выступили слезы.

– Мне хотелось подобрать типичный ассортимент винно-водочного магазина. Что-то не так?

– Да все так, особенно если ты – женщина лет за сорок.

Я смеялась и смеялась, и Бонни наконец перестала важничать и тоже расхохоталась.

Когда мы пришли в комнату, она опустилась на колени и стала расставлять бутылки полукругом на ковре, одновременно изучая этикетки.

– Я ничего не забыла?

– Бонни. – Я из последних сил старалась опять не захихикать. – Ты не взяла пиво. Или сидра. И вообще тут нет ничего, что стали бы пить подростки вроде нас.

– Ой, – дошло внезапно до Бонни. – Ой, да, пиво.

Она обернулась и посмотрела на ряд бутылок.

– Упс.

Она так и сказала. Упс.

Мы посмеялись еще, а потом я спустилась на первый этаж: спросить Боба, моего приемного отца, нет ли у него пива, которое мы могли бы одолжить ради эксперимента. Оказалось, у него был только эль. Мы решили, что эль тоже сойдет. Моя приемная старшая сестра, Валери, была дома на каникулах. Она услышала наш разговор и пожертвовала нам бутылку «Амаретто».

Бонни, совершенно в своем духе, принесла с собой блокнот. Настоящий молескин в черной кожаной обложке: родители дарили ей такие на каждое Рождество с того времени, как она научилась писать. Явно гордясь собой, она показала мне, какую придумала систему. Как у профессионального дегустатора!

Дело в том, что мама Бонни любила полистать дневник дочери, поэтому Бонни не хотелось оставлять улик от нашего кутежа. Разумеется, она оставила блокнот мне. Я до сих пор храню ее заметки о том вечере.

Эль

Заметка 1: Продегустирован первым, пока не выдохся.

Заметка 2: Иден говорит, что пиво и эль не «выдыхаются». Посмотреть потом, что же делает эль. Он разве не как шампанское?

Крепость: 4,9 %

Вкус: горький. Ужасное послевкусие.

Комментарии: Стакан выпить не получилось. Фу.

Иден говорит: Привыкай.

Водка

Крепость: 37,5 %

Вкус: Как у средства для снятия лака.

Комментарии: БОЖЕ! УЖАС! КАК ЛЮДИ ВООБЩЕ ЭТО ПЬЮТ?

Иден говорит: Можно разбавить колой, тогда вкус будет получше. Запомню!

Джин

Крепость: 40 %

Вкус: Лучше, чем у водки.

Комментарии: Похоже на газировку, но с алкоголем. Может, мне пить джин?

Иден говорит: Джин пьют только старухи.

Белое вино

Крепость: 11,5 %

Вкус: Кисловатый. Как забродивший сок.

Комментарии: Пить можно! (более-менее)

Иден говорит: Зачем ты купила такое дорогое?

«Амаретто»

Крепость: 28 %

Вкус: Резкий. Миндальный.

Комментарии: Не люблю миндаль.

Иден говорит: Ну и подумаешь, все равно это бутылка Валери.

«Франжелико»

Крепость: 20 %

Вкус: КАК У ТОРТИКА!!!!

Комментарии: 1) Бутылка такая МИЛЕНЬКАЯ. (2) НА ВКУС КАК ТОРТ. (3) ИДЕН НИ РАЗУ НЕ СЛЫШАЛА ПРО ФРАНЖЕЛИКО!!! (4) Это оно. Я буду пить ликер.

Иден говорит: Подростки не пьют ликер.

Я говорю: Это потому что они не пробовали «Франжелико».

– Я хочу быть готовой, – сказала она, когда я спросила, зачем мы вообще все это затеяли.

– Готовой? К чему?

– К одиннадцатому классу. Вечеринки, все такое. А то еще отравлюсь алкоголем, понимаешь?

Я не понимала. Я вроде тоже не собиралась травиться, но почему-то не задумывалась о том, как этого избежать. Разве что не пить слишком много. А еще я не вполне понимала, как этот эксперимент поможет Бонни в будущем. Ну да, теперь она знает, что ей не нравится водка, но разве для этого нужны эксперименты?

Дело было в августе, в самый разгар лета, за несколько недель до начала четверти, и все эти проблемы казались мне такими далекими. До школы оставалась целая вечность. Но у Бонни все было по-другому: она словно круглосуточно была в школе, а я только дожидалась, когда учеба закончится.

Понимаете, в этом все дело: Бонни именно такая. Она до смешного старается ко всему подготовиться. Сделать все правильно. Она осторожная. Она ставит эксперименты. Она обсуждает все со мной. Я ее лучшая подруга, ее доверенное лицо.

Вот поэтому я ничего не понимаю. Не может быть, чтобы мистер Кон был тайным бойфрендом Бонни. Просто не может! Как это вообще могло случиться? Почему она мне ничего не рассказала? Она не стала бы скрывать от меня настолько важные вещи. Или стала бы?

У Бонни не было бойфренда до прошлого октября, когда она сошлась с Льюисом Купером. Он играет в школьной футбольной команде. Девчонки о нем не то чтобы мечтали, но считали, что он ничего такой, сойдет. До Бонни он встречался с несколькими одноклассницами, но она, обычно такая разумная, решила, что так он «готовился» к отношениям с ней. Она с головой ушла в эти отношения, абсолютно так же, как с головой кидалась в учебу и в игру на флейте – с почти нездоровым энтузиазмом. Устраивала двойные свидания со мной и Коннором (очень неловкие!), подарила ему подарок на месяц отношений (слишком дорогой лосьон после бритья), бесконечно выкладывала фотографии в Инстаграме (бесячие) и просто доводила меня до белого каления. Мы с Коннором тогда встречались уже полгода, и наши отношения были полной противоположностью: милые, тихие и абсолютно лишенные драматизма, как и сам Коннор.

Разумеется, долго они не протянули. Льюис заскучал и расстался с Бонни. По СМС. Свое решение он никак не объяснил, просто написал, что его «как-то не прет» и сразу нашел себе новую подружку (Саша Чаймс из десятого класса). Первые отношения Бонни длились месяца полтора, но на расставание она отреагировала так, словно они были помолвлены или что-то в этом духе. Она была в полном отчаянии.

– Я просто хотела, чтобы он любил меня, вот и все, – сказала она, когда в очередной раз (один из многих, многих раз!) рыдала у меня в спальне. – Неужели это так много?

– Ты найдешь кого-нибудь получше.

– Кто может быть лучше?

– Кто угодно, – напрямик ответила я.

Я-то всегда, даже когда Бонни помешалась на нем, думала, что Льюис Купер – ничтожная личность. О чем тут вообще говорить, если он носил в школу кепку с козырьком!

– А если никто меня больше не полюбит?

– Конечно, полюбит.

Может, мне нужно было быть внимательнее, не знаю. Может, стоило отнестись серьезней к тому, что она пыталась мне сказать. Мне-то казалось, она слишком бурно реагирует. Это было на нее непохоже, но не она первая, не она последняя тяжело переживала расставание.

Но, может, я слишком мало ее слушала. Может, надо было спросить, почему она так переживала, что недостойна любви.

Но даже если бы я была самой внимательной подругой на свете, разве я смогла бы догадаться о таком? Смогла бы предугадать мистера Кона?

Если не ошибаюсь, Бонни в первый раз упомянула «Джека» пару месяцев назад. Она нарисовала сердечко на тетради по математике и подписала «Бонни + Джек = любовь». Да, представьте, именно так. Я спросила, кто такой Джек. Она ответила с такой раздражающей уклончивостью, что я решила не расспрашивать дальше. Разумеется, мы с ним так и не познакомились, и Бонни ни разу не сообщала мне подробностей о том, куда они ходят и что делают вместе.

Некоторые мелочи должны были пробудить мое подозрение, теперь-то это понятно. Во-первых, естественно, она ничего конкретного не говорила мне про Джека. Почему меня не удивляло, что я не видела его фотографий? Неужели я правда верила, что «у него нет Фейсбука»? (То есть в это я и правда верила, но лишь потому, что считала Джека плодом ее воображения, а не нашим учителем.) В последние несколько недель перед экзаменами Бонни стала от меня отдаляться, но я решила, это из-за стресса. Я правда думала, что она готовится к тестам.

Что же до мистера Кона… Первое, что вы должны знать, – он был одним из «крутых» учителей. Таких, которые называют учеников чуваками («Чуваки, давайте потише, а?»), носят хипстерские очки, умеют укладывать волосы помадой и надевают кардиганы, чтобы скинуть их, если захочется казаться ироничными.

Я знала мистера Кона, потому что он вел у меня музыку в седьмом и восьмом классах. Как и все девчонки в школе, я какое-то время была в него влюблена: симпатичный, веселый и обаятельный, да еще и гораздо младше остальных учителей. Особенно приятно было, что он любил нас дразнить и вел себя как один из нас – друг, соратник, а не очередной мистер такой-то.

Никаких подозрений по его поводу я не испытывала. Просто мистер Кон, учитель музыки. И, конечно, я и понятия не имела – ни малейшего! – что у него тайный роман с Бонни. Я могла бы соврать и сказать, что я догадывалась о чем-то или что теперь многое прояснилось, но я не догадывалась, и ничего не прояснилось.

Ничего.

3

Ошарашив меня новостями про мистера Кона, полицейские, мама Бонни и Кэролин допрашивают меня еще минут двадцать – хотя я в таком шоке, что не могу связать двух слов.

– Ты ведь знаешь, – как заведенная повторяет миссис Уистон-Стэнли еще минут двадцать. – Ты ведь знаешь, куда они уехали.

Наконец Кэролин их выпроваживает:

– Может, вернемся к этому завтра. Когда Иден придет в себя.

Женщина-офицер, которая старательно записывала в блокнот все, о чем мы говорили, смотрит мне в глаза и приподнимает бровь. Не знаю, что это значит: может, она хотела меня приободрить? Или, наоборот, показать, что ей все известно? Но откуда ей знать? Единственное, что может меня выдать, – это факт, что мы с Бонни лучшие подруги.

Но, так или иначе, я ведь правда не знаю, где она. И одно ничтожное сообщение от нее ничего не значит, да? Оно не поможет найти Бонни. Я знаю не больше, чем полиция или ее родители.

– Ты в порядке? – спрашивает Кэролин, приобнимая меня за плечо и ласково подтягивая к себе.

Я удивлена. Сбита с толку. Мне немного не по себе. «В порядке» плохо описывает мое состояние.

– Ага, – отвечаю я. – А для чего они вообще приезжали?

– Видимо, думали, что ты знаешь больше, – отвечает Кэролин, подумав. – Это ведь ты упомянула Джека, и, хотя ты не знала, кто это такой, одно имя уже навело их на правильный след.

А, вот оно что. Упс.

– Но они не знают, когда все началось и как развивалось.

Что это значит?

– Ладно.

– Хочешь поговорить обо всем этом?

– Не-а.

В моей голове всплывает образ: мистер Кон показывает нам в седьмом классе, как играть на колокольчиках. Он с таким восторгом рассказывал нам про эти идиотские колокольчики, с таким неподдельным энтузиазмом в них стучал, что мы едва не писались от смеха. Мальчишки до самого конца года называли его «Колоконом».

– Иден, – говорит Кэролин. Я поднимаю на нее взгляд, моргая. – Естественно, что ты шокирована. Возможно, тебе поможет, если мы поговорим. Сделать чаю?

– Нет, – отвечаю я, вырываясь из ее объятий. Мне нужно позвонить Бонни. Сейчас же. Лицо Кэролин омрачилось печальным разочарованием. Узнаю это выражение.

Иногда я потакаю желанию Кэролин, и мы изображем близкую дружбу между матерью и дочерью. А иногда – нет. И тогда я вижу это выражение у нее на лице.

– Полиция ведь вернется поговорить с тобой еще раз, – говорит она. – Ты уверена, что не хочешь сначала обсудить все со мной?

Если я и хочу с кем-то все обсудить, то только с Бонни.

– Может, позже.

– Иден…

Перепрыгивая через ступеньки, я бегу к себе в спальню и захлопываю дверь. Выхватив из сумки телефон, я читаю два сообщения от Коннора: «Я больше не сплю!» и «Зайдешь попозже?» От Бонни ничего. Я не отвечаю Коннору и отправляю Бонни срочное СМС, все из заглавных букв и вопроса «какого черта?!», а потом пытаюсь позвонить, но опять попадаю на автоответчик.

Боже, это просто бред какой-то. Оказавшись вдали от пристальных взглядов полиции и разгневанной миссис Уистон-Стэнли, я могу все спокойно обдумать. Выводы получаются неутешительные. Может, надо было рассказать им про сообщение Бонни сразу, как я узнала про мистера Кона? Но ведь я пообещала.

Я сажусь на кровать и, глядя в стену, уговариваю себя рассуждать разумно. Нет смысла паниковать. Это ведь Бонни! Самый ответственный подросток в мире. Но она сбежала с мистером Коном… НО ТАК ИЛИ ИНАЧЕ, никакая опасность ей не грозит. Какая разница, что ее тайный бойфренд Джек – это на самом деле мистер Кон (боже правый, мистер Кон!), а не парень нашего возраста? Конечно, разница есть – да, ситуация немножко странная – даже очень странная, – и, видимо, логично, что Бонни хотелось ненадолго сбежать от надвигающегося скандала. Но скандал неизбежен, потому что они сбежали вместе – ГОСПОДИ, ОНИ СБЕЖАЛИ ВМЕСТЕ!!! – и она наверняка скоро вернется. Зачем мне ее выдавать? Это вообще не мое дело. Но все так волнуются – наверное, мне надо просто подождать, пока она вернется, и тогда они сами со всем разберутся. Может, я и сама немного волнуюсь. Интересно, куда они уехали. Интересно, куда они уехали. Надеюсь, с ней все в порядке. Боже, пусть с ней все будет в порядке.

Я отправляю еще одно бесполезное сообщение. Я пытаюсь угадать, что бы сделала Бонни, если бы я выкинула такой номер, а не она. Представляю, какой бы у нее был вид, когда она узнала бы. Потом я вспоминаю, что Бонни по-настоящему сбежала, и улыбка пропадает с моего лица.

Не так должна была пройти моя суббота. Может, мне позвать в гости Коннора, чтобы мы обсудили все это – или чтобы он меня отвлек? Тут моя дверь распахивается, ударившись о стену, и низенькое голубоглазое чудище вприпрыжку несется ко мне на кровать.

– Ничоси! – вопит оно.

– Дейзи, – взвизгиваю я, вкакиваю и проверяю, не осталась ли в стене вмятина. – Ты чего творишь!

– Значит, твоя Бонни сбежала? Ну вообще!

Она сидит, поджав под себя ноги и глядя на меня широко распахнутыми от волнения глазами.

– Уходи.

Но я не всерьез, и Дейзи это знает: она не двигается с места.

– Думаешь, они трахаются?

– Дейзи!

– Ну наверняка же. Фу!

В ее голосе столько восторга, точно ей только что вручили билеты в Диснейленд.

Слегка отпихнув ее, я ложусь рядом на кровать, хватаю подушку и накрываю ею лицо.

– Давай, рассказывай. – Дейзи колотит меня ладонями по ноге.

– Я ничего не знаю! – приглушенно возражаю я.

Хорошо, что Дейзи не видит моего лица.

Она фыркает:

– Ну да, конечно.

Я поднимаю подушку и кидаю на Дейзи злобный взгляд:

– А кто тебе вообще рассказал? Что, уже все знают? М-да уж, хорошо у нас хранят секреты.

– Конечно, Кэролин. – Она опрокидывается на спину. – Так что. Где они?

– Разумеется, я не знаю.

Она приподнимает бровь (Дейзи научилась приподнимать бровь в прошлом году, и с тех пор неуместно гордится этим новым навыком). И смеется, переползая по матрасу, чтобы положить голову мне на живот. Дейзи умеет переключаться с режима надоеды в режим лапушки за считаные секунды. Это меня и раздражает и умиляет.

Вот несколько фактов о Дейзи:

♦ ей двенадцать лет и три месяца;

♦ когда ей было семь, она пыталась поймать лягушку и упала в пруд, и с тех пор отказывается плавать;

♦ у нее синдром дефицита внимания и дискалькулия, но она говорит, что это тупые взрослые ярлыки, которые значат «любит веселиться» и «не любит математику»;

♦ она умеет меня рассмешить, как никто в мире;

♦ раньше она была милой и нежной, но, с тех пор как пошла в среднюю школу, становится все резче и жестче;

♦ она хулиганка своего класса. Кэролин с Бобом уже три раза вызывали в школу;

♦ у нее темно-русые волосы и синие глаза, и никто не верит, что мы сестры, потому что мы совершенно не похожи;

♦ она не помнит, каково это – жить с биологической матерью. Она говорит, что помнит только меня, а потом семью МакКинли;

♦ если понадобится, я пройду ради нее по раскаленным углям и битому стеклу;

♦ она – величайшая язва современности;

♦ я от нее в восторге.

Как бы Дейзи меня ни бесила, она – моя семья в самом подлинном смысле слова, какое определение ни используй.

Я считаю, что у меня три семьи. В каких-то точках они пересекаются; в чем-то отменяют одна другую, но все равно существуют на равных правах. Самая очевидная – это та, о которой я расскажу на устном экзамене по французскому, когда меня спросят стандартное «Опишите свою семью». МакКинли. Я – средняя дочь Кэролин и Боба. Они удочерили меня и мою сестренку Дейзи семь лет назад, и теперь мы – их дети наравне с их биологической дочерью Валери.

Однако если меня удочерили, значит, у меня была еще какая-то – родная семья. Возможно, даже «плохая». Я родом из семьи Костенко, которая состояла из меня, сестренки и нашей матери, «настоящей» матери. Мы втроем представляли собой странную, плохо функционирующую ячейку общества. Однако у меня в голове – там, где я храню секреты, – эта ячейка все еще существует. Даже если только в прошлом, в которое мне не вернуться… все равно она существует. Ни время, ни новая семья этого у меня не отнимут.

Моя третья семья, самая крохотная, существует на пересечении первых двух, как на диаграмме Венна. В маленьком овале посередине располагаемся мы с Дейзи, связанные кровью и общим удочерением. Моя связь с прошлым, моя спутница в будущем. Дейзи – та еще язва, и я постоянно за нее переживаю, но мы – часть одного целого.

Иногда мне кажется, будто я забрела в чужую жизнь и мне здесь не место. Но потом смотрю на Дейзи и думаю… О да. Я именно там, где должна быть.

Она все не уходит: слоняется по комнате и донимает меня. Требует, чтобы я заплела ей косы, а потом жалуется, что я устроила ей на голове гнездо. Наконец Дейзи оставляет меня в покое. Начинает темнеть.

Не проходит и пяти минут, как мой телефон вибрирует.

Сообщение в WhatsApp с незнакомого номера. Черт. А что, если это…

* * *

Неизвестный номер: Привет! Это я! Новый телефон! (Вернее, новый СТАРЫЙ телефон) И новая старая машина! Нас никогда не найдут ) ) ) )

Упс! Я = Бонни

Я: БОННИ, КАКОГО ХРЕНА

Неизвестный номер: Ой… то есть ты знаешь?

Я: КАКОГО ЛЫСОГО ХРЕНА, БОННИ

Неизвестный номер: То есть все знают?

Я: МИСТЕР КОН?!

Неизвестный номер: Ок, ладно. Хм. Сюрприз! И что все – истерят?

Я: ДА. Я ИСТЕРЮ.

Неизвестный номер: Не истери. Все хорошо. Я очень счастлива.

Я: Ты где, Бонни?

Неизвестный номер: Можно тебе сказать?

Я: Что?

Неизвестный номер: Не, я серьезно. Можно? Обещаешь, что никому не расскажешь?

Я: Конечно, обещаю.

Неизвестный номер: Даже если мама спросит?

Я: Бон, я не расскажу. Ты где? И когда ты вернешься?

Неизвестный номер: Уэльс.

Я: Уэльс?!

Уэльс?! Не знаю, чего именно я ожидала, но точно не этого. Что мне вообще на это отвечать?

Я: Бон, ты шутишь?

Неизвестный номер: ?? Нет! Тут идеально. Здесь нас точно не будут искать. И мы тут ненадолго.

Я: Ненадолго? То есть вы скоро вернетесь?

Неизвестный номер: Нет, мы переедем куда-нибудь еще.

Я: Куда-нибудь еще?!

Неизвестный номер: А как иначе? Я же сказала, что сбегу из дома.

Я: Я не думала, что ты серьезно! И ТОЧНО, БЛИН, НЕ С МИСТЕРОМ КОНОМ.

Неизвестный номер: Незначительная деталь )

Я: Ты вообще понимаешь, что у нас происходит? Твоя мама просто СВИХНУЛАСЬ.

Неизвестный номер: Не говори так.

Я: БОННИ.

– Иден?

Из коридора доносится голос Кэрол. Я подпрыгиваю, роняя телефон.

– А?

Боже, как виновато звучит мой голос. Я совершенно не умею притворяться.

– Ужин будет готов через пять минут.

– Хорошо!

Я с колотящимся сердцем протягиваю руку обратно к телефону.

Неизвестный номер: Слушай, успокойся, ладно? Все в порядке. Я знала, что мои родители будут нервничать, но все правда хорошо. Со мной все хорошо. Я никогда не была так счастлива. Это – лучшее, что случалось со мной в жизни.

Как-то слишком она старается меня в этом убедить.

Я: К нам приходила полиция.

Неизвестный номер: Ого. Прости, Идс :( Ты что-нибудь им рассказала?

Я: Нет.

Неизвестный номер: Спасибо хххххххх

Я сглатываю, внимательно глядя на экран и пытаясь придумать, что ей ответить. Что мне сказать?! Она не понимает, что все это неправильно? Может, мне попытаться объяснить? Я не успеваю ничего решить. Всплывает еще одно сообщение.

Неизвестный номер: Не переживай. Правда. Ты знаешь, что я в порядке. И родители знают. Может, им не понравится, что мы с Джеком вместе, но он меня не обидит, и однажды они поймут, что я сбежала не им назло. Я люблю его, и он любит меня, и мы всегда будем вместе.

Я: Но на этой неделе начинаются экзамены.

Неизвестный номер: Любовь важнее дурацких экзаменов, И.

Когда нам было по тринадцать лет, Бонни плакала из-за контрольной по математике. Это даже был не экзамен, просто обычная ежемесячная контрольная, на которой проверяют, запомнили вы материал или нет. Смысла в нем было еще меньше, чем в любом экзамене. Но Бонни довела себя до того, что рыдала из-за трех не отвеченных подряд вопросов.

Тогда мне показалось это забавным. Я подумала, что Бонни придает слишком много значения какой-то дурацкой контрольной. Но теперь, когда до экзаменов оставались считаные дни, мне хотелось, чтобы та Бонни вернулась. Может, я и не понимала, чего она так переживала из-за одной контрольной, но еще меньше я понимала, почему она не переживала из-за экзаменов. Это же ее будущее!

Я: Не понимаю, что происходит :/

Неизвестный номер: Тебе необязательно понимать. Просто не переживай за меня и никому ничего не рассказывай!! Удали эти сообщения, вдруг кто-нибудь возьмет телефон. Если хочешь, сохрани номер, но не под моим именем, хорошо? И никому не говори, где я. Пожалуйста, пожалуйста! Хорошо?

Я: Под каким именем сохранить твой номер?

Неизвестный номер: Выбери сама ххх

Я медлю, задумавшись, и записываю номер под именем Плющ. Мне очень нравится цветочный символизм, и плющ – идеальное имя для моей подруги-беглянки, потому что он символизирует дружбу. Плющ вынослив и выживает там, где другие растения бы погибли. Растет в самых суровых условиях. Именно такой я вижу Бонни. Упорная, решительная.

Я сижу на кровати в тишине, таращась на светящийся экран со словом «Плющ». Мне нужно удалить все эти разоблачительные сообщения.

Ладно, Иден. Подумай как следует.

Все хотят знать, куда пропала Бонни.

Я знаю, где она сейчас.

Эта мысль «колет» мне мозг. Я бы могла рассказать. Могла бы позвонить миссис Уистон-Стэнли и сказать: «Я знаю, где Бонни». Я бы стала всеобщей героиней. Удивила бы всех.

– Иден?

Голос Кэролин раздается с первого этажа.

Кэролин бы так мной гордилась.

– Ужин готов.

У нее не то чтобы много поводов мной гордиться.

Но… Бонни. Моя лучшая подруга. Бонни, которая никогда не ставила нашу дружбу под сомнение, хотя мы совсем разные, и она могла бы дружить с умницами и отличницами вроде себя, которые знают, как писать «коммодификация» и «параллельный», и никогда не получают выговора от учителей. Бонни, которая никогда меня не осуждает, даже когда я кладу дольки яблока в бутерброды с арахисовым маслом. Бонни, с которой мы делили все печали и тревоги, которая знает мои тайны и не заставляет чувствовать себя виноватой за тяжесть эмоционального багажа, а помогает мне его нести.

Если бы я сбежала, стала бы она на меня стучать? Если судить по тому, насколько я знала прежнюю Бонни, то да. Слишком ответственная, чтобы скрывать мое местонахождение от встревоженных родителей, слишком нервная, чтобы промолчать под допросом, даже если бы она и хотела. С другой стороны… Бонни – верный друг. Преданный до глубины души. Именно поэтому наша дружба длится уже столько лет, вопреки всему. Если бы я попросила ее не рассказывать, может, она и не стала бы. По тем же причинам, что подсказывает мне сейчас моя интуиция.

Я не могу. Если Бонни говорит, что она счастлива и у нее все хорошо, я должна ей верить. Может, она правда нашла то, о чем мечтала.

Если я выдам ее моим родителям – или, что еще хуже, ее собственным родителям, – я предам Бонни, а я не могу с ней так поступить. Она никогда меня не простит. Я и сама себя не прощу.

Ну вот и все. Я удаляю сообщения, блокирую экран и спускаюсь вниз ужинать.

Как мы с Бонни познакомились

Стоял февраль. Среда. Мне через два дня исполнялось восемь лет, и я впервые пришла в очередную школу. Менять школы – один из веселых побочных эффектов жизни под опекой государства. На выходных я переехала в дом к очередным приемным родителям. Их зовут МакКинли, и я не знаю, как написать их фамилию. Сегодня утром моя новая приемная сестра Валери заплела мне волосы. Я чувствую себя странно. Моя школьная форма такая чистая, что я чувствую ее кожей. Непривычное ощущение.

Учительницу зовут миссис Беннет. Положив руку мне между лопаток, она знакомит меня с классом. Она говорит:

– Это Иден. Она только что переехала к нам, и я уверена, что вы с ней подружитесь.

Она проводит меня между рядами парт и указывает на пустой стул. Рядом сидит тощая девочка с каштановыми волосами и в очках.

– Иден, – говорит миссис Беннет. – Это Бонни Уистон-Стэнли. Я попросила ее присмотреть за тобой, пока ты не освоишься.

– Привет, – бормочу я, думая про себя: «Уистон-Стэнли?»

– Не переживай. – Бонни приобнимает меня за плечо. Ее глаза сияют из-под очков. – Я присмотрю за тобой. Обещаю.

Она выполнила обещание. Начала присматривать за мной с той же секунды и не останавливалась, даже когда стало очевидно, что присмотр мне больше не нужен. Тихо и без вопросов она продолжала выполнять свои обязанности. Когда другие ребята смеялись надо мной из-за того, что я не умела читать как следует, Бонни не давала мне швырять в них камнями (все они, кроме Джоша Уильямса, после этого старались меня не злить). Тихо, но твердо, она сказала учительнице, что научит меня читать. Она предложила мне меняться обедами задолго до того, как Кэролин поняла, что я не люблю бутерброды с ветчиной. Она сплела нам браслеты с буквами «И» и «Б».

У меня никогда раньше не было таких друзей… Да и вообще настоящих друзей не было. До Бонни я, одетая то неряшливо, то с иголочки, ошеломленно наблюдала, как другие дети беззаботно плывут по жизни, чувствуя себя на своем месте. Похоже, другие дети чувствовали и мое замешательство: они никогда не предлагали мне свою дружбу.

Пока не появилась Бонни.

Быть приемным ребенком, жить в новом доме и ходить в новую школу было тяжело. Но не с Бонни. С ней я чувствовала себя в безопасности. Я чувствовала себя ужасно везучей, потому что Бонни хотела со мной дружить, потому что она делилась со мной секретами, приглашала меня в гости с ночевкой и хихикала над моими шутками.

С тех пор многое поменялось – я давно уже не маленькая чудачка, с которой никто не хочет водиться, – но я все еще благодарна судьбе за Бонни. И тот браслет дружбы все еще висит на стене рядом с моей кроватью.