Текст книги "Как женить маркиза"

Боже! Если он и вправду не знает, кто она такая, то совершенно неизвестно, как он поступит, узнав ее имя! Однако у нее, похоже, не было иного выбора, кроме как и далее следовать своему первоначальному плану, который, как выяснилось, был далек от идеала. Ведь все равно нужно было найти тихую пристань, где бы она могла спрятаться и обдумать свои дальнейшие планы, и что подошло бы для этого лучше, чем охотничий домик маркиза де Вира? Вот как рассуждала Констанс. Уж во владениях Вира граф никогда не станет ее искать.

План этот представился ей идеально логичным, когда на постоялом дворе она смотрела на Вира в окно кареты. Но теперь идея эта уже не казалась столь удачной. Ведь, в конце концов, она собирается отдаться на милость человека, который мало того, что вряд ли склонен желать ей добра, но имеет все основания желать ей зла. Не слишком утешительная перспектива!

Вир, наблюдавший за ней все это время, мог только гадать, что за убедительную историю эта хорошенькая обманщица придумывает для него.

– Строго говоря, у меня нет имени, – заявила Констанс как ни в чем не бывало, снимая шляпу, а вслед за ней и маску. – Вижу, вы мне не верите, да и как тут поверить, когда я сама-то с трудом верю! Но так оно и есть. – Она сняла с головы платок, так что пышные кудри рассыпалась по плечам.

– Нисколько не сомневаюсь, – отозвался Вир, который, будучи человеком проницательным, и в самом деле поверил ей. Мало что ускользало от его внимания, и он не преминул заметить выражение обиды и гнева, затуманившее ее черты как раз перед тем, как она отвернулась, тряхнув своей роскошной гривой, которая даже в лунном свете сияла медно-рыжим. Это не поддавалось объяснению, но он почувствовал, как в груди его рождается холодный гнев при одной мысли, что кто-то осмелился причинить боль этому дивному созданию. – Но все же осмелюсь предположить, что – если только вы не явились на этот свет вполне взрослой особью каких-нибудь два месяца назад – все же вас как-то называли на протяжении вашей жизни.

Он был вознагражден за свое дурацкое замечание нервным смехом, который нисколько не поколебал его крепнущего убеждения, что эта занятная молодая красавица собирается впутать его в какую-то неприятность – а неприятности ни к чему. Более того, инстинкт самосохранения настойчиво твердил ему, что, пока еще не поздно, следует залезть в карету и мчаться отсюда прочь со всей возможной скоростью, предоставив странную красавицу самой себе. То, что он не прислушался к своим инстинктам, следовало отнести на счет извращенности его натуры, которая требовала, чтобы он оставался на месте, по крайней мере, до тех пор, пока не удовлетворит свое любопытство.

Тут крылась какая-то тайна, и чутье подсказывало ему, что тайна эта каким-то образом касалась и его. Рыжеволосая искусительница еще тогда, когда он остановил ее карету, поняла, что Черная Роза – не кто иной, как маркиз де Вир, однако не сочла нужным поделиться с кем-нибудь этой пикантной новостью. И конечно, она действовала не наобум, когда состряпала столь замысловатую и опасную шараду ради него. Это было более чем ясно. И потом, это ее глубокое знание того стиля фехтования, который в свое время развивал и совершенствовал один-единственный человек, если не считать его самого. Из всех тайн эта была самой интригующей.

– Пожалуй, в некотором смысле я действительно только явилась на свет, – заговорила искусительница таким тоном, словно успела хорошо обдумать этот вопрос. – Штука, видите ли, в том, что вся моя прежняя жизнь оказалась ложью. Не сомневаюсь, что вы вполне способны вообразить, как я была потрясена, когда узнала – из самого надежного источника, что я вовсе не то лицо, которым всю жизнь себя считала.

– Кошмар, – подтвердил Вир, мало что понявший из этих загадочных высказываний, но верно догадался, что она в сильном горе. – С другой стороны, по-моему, мы то, чем сами себя считаем. А в таком случае это не может быть ложь.

– В моем случае, боюсь, это все же ложь, – отозвалась Констанс, думавшая о том, что выйти на дуэльный поединок с Виром было легче, чем решиться сейчас открыть ему истину о себе и своих проблемах. Она отвернулась, сделала несколько шагов. Затем снова обернулась к нему. – Я, собственно говоря, незаконнорожденный ребенок, без имени, и это, учитывая, что за человек тот, кого я всю жизнь считала отцом, не так уж плохо. Истина заключается в том, что я никогда не любила его и, соответственно, не должна бы испытывать никаких угрызений совести, собираясь предать его. Но, как ни странно, испытываю.

Она стояла теперь возле самой кареты, освещенная светом каретного фонаря.

Вир, впервые получивший возможность как следует разглядеть незнакомку, которая нежданно-негаданно втянула его в это нелепое приключение, вдруг нахмурился. Подойдя к ней вплотную, он откинул волосы с ее лица, и взору его открылся лиловый синяк на ее левой скуле.

– Если это образчик отцовских нежностей, – сказал Вир мрачно, – то я и вправду нахожу странным, что вы упорно продолжаете испытывать к этому человеку подобие преданности. – Крепко ухватив ее за плечи, он заглянул ей в глаза. – Скажите мне, кто этот негодяй, и я научу его, как следует обращаться с леди.

От прикосновения его рук, не говоря уж о близости его тела, Констанс вдруг оказалась во власти целой бури эмоций, не имевших ничего общего с ее дочерними чувствами к графу. И однако, в голове у нее словно зазвенел тревожный звонок.

Менее всего ей хотелось, чтобы де Вир из-за нее вступил в открытое противоборство с Блейдсдейлом. Ведь Вир, явно убежденный в том, что Блейдсдейл был виновен, прямо или косвенно, в смерти его родителей, все же воздерживался от прямого столкновения с ним и выжидал целых десять лет. И она не станет нарушать это хрупкое равновесие.

– Это просто смешно, – ответила она, отстраняясь. – Я ведь уже сказала вам. Я не леди. Если бы я была леди, разве я стала бы останавливать карету джентльмена на большой дороге столь мало приличествующим даме образом?

– Если бы вы были не леди, то вряд ли бы вам было известно, что приличествует леди, а что нет, – сухо заметил Вир. Прах все побери! Он поймал себя на том, что ему хочется, чтобы эта девушка доверилась ему, хотя, насколько он помнил, никогда прежде не испытывал желания завоевать доверие невинной девицы, даже ради сомнительного удовольствия добиться ее благосклонности. Не такой он был дурак, чтобы флиртовать с незамужними девицами, которые всего лишь наживка в брачной мышеловке. Очевидно, эта девушка обладала способностью пробуждать в нем примитивные инстинкты, заставляющие мужчину оберегать самок своего вида и помогать им. Эта мысль показалась ему любопытной и циничной. И занятной. – И не трудитесь убеждать меня, что вы не благородного происхождения, потому как обещаю вам не поверить. Ваша внешность, ваши манеры, ваша речь – все обличает в вас девицу не простого происхождения.

– В самом деле? Тогда будем считать, что я девица очень непростого происхождения, – заметила Констанс с кривой улыбкой. – И кто осмелится сказать, что это не так? Ведь я, в конце концов, родилась без отца. И по-моему, это все равно лучше, чем родиться от отца, к которому не чувствуешь ни любви, ни уважения. И все же кое-чем я ему обязана. Он дал мне свое имя, чего мой настоящий отец сделать, очевидно, не удосужился.

– Что возвращает нас к вопросу об имени – мы сделали полный круг, – заметил Вир, вполне оценивший умение этой таинственной красавицы изъясняться намеками. Черт возьми, ее боязнь открыть ему свое имя могла иметь только одну причину: имя, которое она носит, – это имя человека, с которым Виру уже приходилось сталкиваться, и явно при весьма несчастливых обстоятельствах.

Это имя одного из его врагов. Иначе и быть не может. Но которого? Вот в чем вопрос! Прах все побери! Его враги так многочисленны, что и не пересчитаешь.

– Не совсем полный круг, милорд, – ответила Констанс, собираясь с духом, чтобы сказать ему правду. – Во-первых, вы должны узнать, что вам грозит серьезная опасность со стороны людей, которые ни перед чем не остановятся в своем стремлении причинить вам зло. Эти люди и могущественны, и в высшей степени опасны.

– Так вы разыграли это дурацкое ограбление, чтобы сообщить мне о грозящей опасности? – насмешливо осведомился Вир.

Констанс вскинула голову, и в ее дивных синих глазах сверкнуло негодование.

– Отчасти ради этого. Конечно, сейчас вы скажете, что глупо было с моей стороны предположить, будто маркизу де Виру может понадобиться помощь в его борьбе с врагами.

– Это было не просто глупо, а сверхъестественно глупо, – не замедлил поправить ее Вир. И, схватив девушку за плечи, обжег ее сердитым взглядом. – Ты хоть понимаешь, что я едва не разнес пулей твою хорошенькую головку? – Сама мысль о том, что он чуть не убил женщину, вызывала у него желание придушить эту особу, сующую нос не в свои дела. – Неужели тебе не пришло в голову, что предупредить об опасности можно и письмом?

– Ах Боже мой, и как это действительно не пришло мне в голову? – воскликнула Констанс с притворным отчаянием. – Наверное, потому, что я была в последнее время ужасно занята – надо было бежать, жизнь спасать, то, се. Вы уж не обессудьте и постарайтесь простить меня за то, что, когда я, стоя на карнизе третьего этажа, выдумывала план действий, не додумалась просто черкануть вам письмецо. Поверьте, я бы ни за что не осмелилась обеспокоить вас в противном случае. Тем более что еще когда я увидела вас на постоялом дворе, я поняла, что вы упрямый, тупой, самовластный, несносный, надменный, деспотичный... Но прежде чем она успела завершить перечень отвратительных свойств Вира, ненавистный маркиз заставил ее умолкнуть, весьма грубо запечатав ей рот ладонью.

– Тсс, – прошипел он, крепко держа не смевшую шевельнуться девушку, и, не сводя с нее пронзительного взгляда, добавил: – Слушай.

– Всадники скачут в нашу сторону, – негромко сообщил хозяину с козел Викерс.

Констанс так и окаменела, сердце у нее подпрыгнуло и затрепыхалось где-то в горле – она сразу же догадалась, кто это скачет по пустынной проселочной дороге в такой час ночи.

Вир, смотревший прямо в глаза леди Лунный Свет, негромко выругался. Тревога слишком ясно читалась в этих таинственных глубинах, «Кто же она, черт возьми, такая?» – мелькнуло у него в голове, и во что она его втянула? Он мрачно пообещал себе, что обязательно узнает о ней все еще до исхода ночи. А пока, похоже, придется взять на себя роль ее защитника. Выбора у него не было. Он резко выпустил девушку из рук.

– Советую прикрыть чем-нибудь эти рыжие кудри, – приказал он. Подошел к ее лошади и так же коротко осведомился: – Мерзавцы знают эту лошадь? – И, взяв коня под уздцы, подвел его к красавице, с которой были одни неприятности.

Констанс, замешкавшись на мгновение – в течение которого она переваривала тот факт, что Вир таки действительно решил помочь ей, – деловито прятала волосы под черный платок.

– Нет. Коня я купила в Лондоне, и его сразу же отправили ко мне в Уэлс. – Натянув шляпу пониже на лоб, она обернулась к хмурившемуся маркизу: – А что?

– А то, душа моя, – отозвался он, накидывая ей плащ на плечи и деловито застегивая его у горла, – что тебе предстоит перевоплотиться в лорда Хантингтона, моего юного кузена с материнской стороны, причем в состоянии сильного алкогольного опьянения. – И он вытащил из внутреннего кармана своего теплого плаща фляжку. – Боюсь, что сладкой наливки предложить не могу, да дамское винцо и не окажет должного эффекта. Бренди – вот напиток, достойный джентльмена. Ну так как?

Констанс одарила его ослепительной улыбкой.

– Не сомневаюсь, что «кузен» выйдет у меня даже получше, чем Черная Роза. – И, взяв у него фляжку, она сделала глубокий вдох и опрокинула хорошую порцию.

Огненная, гнусная на вкус жидкость обожгла ей горло и заставила слезы навернуться на глаза. То, что она тем не менее заставила себя проглотить эту мерзость и даже не закашлялась, доставило ей немалое удовлетворение.

Вир забрал у нее фляжку. Его, судя по лицу, такая лихость нисколько не успокоила.

– Будем надеяться, что нас ждет хотя бы не полный провал, – заметил он мрачно и слегка обрызгал бренди ее плащ, дабы придать предстоящей актерской работе аромат подлинности. Затем, привязав поводья ее коня к задку кареты, помог Констанс забраться на сиденье. – И вообще будет лучше, если ты будешь просто сидеть, склонив голову на грудь, а разговаривать предоставишь мне.

– Как вам будет угодно, милорд, – сказала Констанс и предприняла попытку отвесить изящный поклон, отчего голова почему-то пошла кругом. У нее было такое странное ощущение, будто и губы и нос как-то смешно онемели. – Я предоставлю ведущую роль в этой сцене вам.

– В фарсовой сцене, между прочим, без которой я прекрасно бы обошелся, – отозвался его светлость тоном, не терпящим возражений. – И когда это представление завершится, тебе, милочка, придется предоставить мне кое-какие объяснения.

Констанс при виде жесткого блеска в глазах Вира сильно пожалела о том, что не решилась рассказать ему всю правду до того, как беседа их была столь грубо прервана надвигающейся опасностью.

– Вот именно, – добавил его светлость, верно истолковавший причину, по которой лицо искусительницы залилось румянцем. После этого Вир вылез из кареты и, отдав негромким голосом какие-то распоряжения Викерсу, принялся натягивать теплый плащ с пелеринами. Затем вложил клинок в трость, служившую ножнами, и, наконец, забрался в карету и уселся рядом с Констанс.

По его сигналу карета тронулась.

Через несколько мгновений всадники – армейский капитан в мундире с иголочки, капрал и два рядовых – нагнали их. Резкий окрик заставил карету остановиться.

– Эй, кучер, – крикнул капрал, подхвативший коренника под уздцы. – Не видал ли ты всадника, который проскакал по этой дороге?

– Я пока вижу четырех всадников, – отозвался Викерс крайне сухо, – которым следовало бы хорошенько подумать, прежде чем останавливать карету джентльмена.

– Не сметь хамить, дьяволово отродье! Не видишь, с кем разговариваешь? – воскликнул капитан в непритворном гневе. – Поостри-ка еще – так прикажу стянуть тебя с козел, и отведаешь у меня хлыста!

– Не извольте гневаться, ваша милость, – поспешил отозваться Викерс, нисколько не сомневавшийся, что у этого проклятого капитана слово не расходится с делом, когда предоставляется возможность выместить свое дурное настроение на том, кто не смеет защищаться.

Впрочем, капитан ведь не знает, что поджидает его в карете. Кислая улыбка тронула губы Викерса. Какая жалость, что он сейчас это выяснит.

– Ты, в карете! – крикнул капитан, свирепо дергая удила своего испуганно пятившегося коня. – Ты мне нужен на два слова!

– В самом деле? – раздался мягкий голос изнутри кареты. – На два слова? Но какие именно слова имеются в виду, хотелось бы мне знать? Немало слов приходит на ум проезжему, которого некстати вынудили прервать его путешествие, однако ни одно из них, осмелюсь предположить, не произведет должного впечатления. Stultussonumsuaevocisamat.

Так как последнее замечание было сделано на латыни, оно и в самом деле не произвело на офицера никакого впечатления – ему явно не пошло впрок классическое образование. Констанс же сразу перевела про себя: «Дураку нравится звучание его собственного голоса». Она едва не прыснула, до того метко была пущена язвительная острота.

– Дьявол тебя побери, мне не до игр, сэр! – продолжал бушевать капитан. – Я капитан Альберт Синклер, офицер королевского гвардейского полка, и я желаю знать, проскакал тут всадник или нет.

В темноте кареты тонкая рука сжала руку Вира. Если у него и были какие-то сомнения, действительно ли таинственная леди Лунный Свет и есть тот самый всадник, о котором говорит капитан, то они мгновенно рассеялись, так же как и целый ряд весьма мучивших его вопросов, на которые незнакомка прежде не удосужилась ответить.

Губы Вира сжались.

– Для вас, сэр, я милорд, – сказал Вир так мягко, таким бархатным тоном, что даже у Констанс от страха похолодело сердце. – И если вам нужен всадник, то я советовал бы вам отправиться на поиски этого всадника немедленно, пока происшествие не перестало казаться мне забавным.

Если сначала Синклер просто не разглядел герба на дверце кареты, то теперь до него дошла вся важность этого символа.

– Вир, – проговорил он негромко, со смесью страха и отвращения.

– Как неприятно, не правда ли? – посочувствовал маркиз. – До меня доходили слухи, что очень много неприятностей обрушилось в последнее время на представителей вашего семейства. Взять хоть последний финансовый крах, постигший вашего отца. Как неприятно это, должно быть, вдруг оказаться на мели. Мне следует, наверное, осведомиться и о том, как поживают ваши дядюшки.

– Хорошо поживают, можете не сомневаться, милорд, – проворчал Синклер не слишком любезно. – Да и дела моего отца не так плохи, как вы, видно, вообразили. Любой Синклер всегда сумеет держать нос по ветру, когда надо раздобыть деньжонок.

– Чтобы пустить их по ветру, – задумчиво заметил Вир. – Но вернемся к нашей проблеме, – добавил он прежде, чем у Синклера сорвались с языка гневные слова. – Этот всадник, которого вы ищете. Это что, какой-то бедолага-дезертир, сбежавший со своего поста?

– Вовсе нет. Просто кое-кто, кого следует разыскать и вернуть домой, пока не случилось чего дурного. Я вижу, что вы путешествуете не один, милорд, – добавил Синклер, наклонившись с седла к оконцу кареты и вглядываясь в сумрак, царящий внутри. – Осмелюсь предположить, что вашему спутнику и принадлежит верховая лошадь, которая привязана к задку кареты?

Констанс, прислушивавшаяся к разговору, почувствовала, как в животе у нее все сжалось. Чтоб ему провалиться, этому Альберту Синклеру, думала она. Ну, она сама пристрелит его, если дело дойдет до того. Еще не хватало, чтоб Вир рисковал жизнью ради того, чтобы защитить леди Констанс Лэндфорд от изощренных происков графа Блейдсдейла. Боже, помоги! Альберт ни за что не должен догадаться, кто на самом деле сидит с Виром в карете.

– Вы вольны делать какие вам угодно предположения, – сказал Вир, которого мало прельщала перспектива вступить в перестрелку с людьми короля, даже если среди них и был племянник Блейдсдейла. Черт возьми! Неужели он десять лет кропотливо разрабатывал план мести для того, чтобы этот хрупкий механизм был разрушен из-за чрезвычайно странной игры капризного случая? Конечно, если дело дойдет до худшего, так хотя бы лорд и леди Синклер лишатся единственного наследника, все-таки кое-что, подумал он и добавил ласково: – Хотя я, например, взял себе за правило никогда ничего не предполагать. Очень уж рискованная штука – предположения.

Синклер, которому и слова Вира, и стоявшие за ними соображения показались крайне подозрительными, вновь бросил взгляд на злополучную лошадь.

– Однако в данном случае предположение логически обосновано. Лошадь породистая, однако мужчина вашего веса будет для нее тяжеловат.

– Да, она годится скорее для женщины, – невозмутимо согласился Вир. – Или для юнца, которому только еще предстоит научиться пить в меру. Если вы подумываете купить эту лошадь для своей конюшни, Синклер, то, боюсь, разговор придется отложить. Лорд Хантингтон в данный момент пребывает в состоянии полного ступора.

– Так это лорд Хантингтон? – проговорил капитан, которого слова Вира явно не убедили. – И он хлебнул лишнего? Все же я поговорю с ним.

Вонзив шпоры в бока своего гнедого, он объехал карету и спешился у противоположной дверцы.

Констанс, которая на протяжении всего этого отнюдь не дружелюбного разговора, лежала неподвижно в углу кареты, как раз в последние мгновения начала испытывать определенные трудности. Никогда прежде не пробовавшая крепких напитков, она на своей шкуре начала испытывать во всей полноте эффект, отнюдь не полезный для здоровья, который оказывает «напиток, достойный джентльмена». Тем более что в ее желудок за последние двадцать четыре часа попало только несколько печений да стакан молока.

Гравий захрустел под сапогами Синклера, напомнив ей самым немилосердным образом, что все теперь зависит от нее и от того, сумеет ли она убедительно изобразить пьяного лорда. Усилием воли она заставила свою кошмарно отяжелевшую голову перестать кружиться, после чего постаралась расслабиться и, не обращая внимания на боль в желудке, лежать совершенно неподвижно, хотя у нее как назло страшно зачесалась левая лодыжка. Она сосредоточенно вдыхала через нос, а выдыхала с шумом через рот, изображая, как она надеялась, довольно точно, джентльмена, уснувшего после неумеренных возлияний. Однако, несмотря на все ее усилия, она не смогла подавить поднимавшуюся из желудка дурноту, когда Синклер попытался открыть дверцу кареты. Увы, было очевидно: она стремительно теряла контроль над собой.

И тут голос Вира, в котором прозвучала бесконечная мягкость, нарушил тишину:

– Я бы на вашем месте не стал делать этого, Синклер.

Синклер замер на долю секунды, а затем в глазах его вспыхнуло торжество.

– Капрал Гесс, – приказал он, не отрывая взгляда от Вира, – ко мне.

Капрал, приученный всегда повиноваться с живостью, подскакал, остановил лошадь, спешился и вытянулся перед своим командиром.

– Капрал, вы наведете пистолет на его светлость маркиза, – приказал Синклер, и лицо его выразило злобное предвкушение. – Если он хоть бровью шевельнет, можете пристрелить его.

– Есть, сэр! – гаркнул капрал, вытаскивая пистолет и наводя на маркиза, которого, судя по его виду, очень мало трогало, что события приняли такой неприятный оборот.

У Констанс же, которой стало аж дурно от напряжения, не говоря уже о том, что в желудке ее продолжала бушевать буря, вырвался стон, прозвучавший, впрочем, вполне кстати.

– Отлично сыграно, «лорд Хантингтон», – проговорил Синклер, морщась, так как через открытое окно в нос ему ударил запах бренди. – Однако же вы продумали все детали! И даже почти сумели убедить меня, что вы и в самом деле всего лишь неоперившийся юнец, перебравший спиртного.

Капрал Гесс замер, держа маркиза под прицелом. Пальцы Вира в кармане плаща сжали рукоять пистолета. Синклер распахнул дверцу и протянул руку к фигуре, мешком лежавшей в углу кареты.

– Мне известно не хуже, чем тебе, что ты вовсе не джентльмен, мало того, я знаю, что у тебя ни в одном глазу!

Это было уж слишком. Констанс, которая не в силах была более терпеть, высунула голову из кареты – и молоко с печеньем и бренди полились прямо на сапоги капитана.

– Дьявольщина! – воскликнул Синклер, с омерзением отпрыгивая.

– Я ведь вас предупреждал, – кротко заметил Вир, поспешивший, впрочем, быстренько втянуть «кузена» обратно в карету, пока он не вывалился на дорогу. – А теперь я попросил бы вас закрыть дверцу и позволить нам продолжить наш путь. По-моему, вы поняли, что моему юному кузену необходимо как можно скорее лечь в постель.

– Да, да, – дребезжащим голосом отозвался Синклер и нетерпеливо махнул рукой. – Пусть проезжают.

– Браво, дорогая моя, – заметил Вир не без иронии несколько мгновений спустя, когда карета уже катила по дороге. – Я и не подозревал, что твое актерское дарование настолько велико. Ты сыграла великолепно, хотя и ударилась слегка в мелодраматизм, но это нисколько не ослабило общего эффекта. Собственно говоря, я бы сказал, что ничто иное не смогло бы отвратить неминуемой катастрофы.

– Нельзя ли отложить этот разговор? – отозвалась Констанс, от всей души желавшая его светлости маркизу провалиться ко всем чертям. – Мне сейчас совсем не до шуток. Для меня это дело непривычное – вот так оскандалиться, да еще при таких унизительных обстоятельствах. Кроме того, я кошмарно себя чувствую.

– Конечно, кошмарно, – сказал Вир, вкладывая белый полотняный платок ей в руку. – Впрочем, могу уверить тебя, что ты довольно быстро оправишься.

Констанс высморкалась и покачала головой:

– Ужасно, что я оказалась такой размазней! Пусть нам и удалось убедить Синклера, что это лорд Хантингтон испортил ему сапоги, все равно я никогда не смогу забыть, что вы-то знаете правду. Какой позор!

– Жуткий позор, – подтвердил Вир, углы рта у которого подозрительно подергивались. – С другой стороны, ты не имела счастья лицезреть выражение, появившееся на физиономии Синклера в тот момент. Если б ты его только видела, то одно это вознаградило бы тебя за перенесенные страдания.

– Вам легко говорить, – заметила Констанс, подавив зевок.

– Да, конечно, – спокойно согласился Вир. Он прикрыл ее дорожным пледом и притянул, обмякшую и несопротивляющуюся, к себе. – А теперь отдыхай. Ты в безопасности, погоня нам больше не грозит.

– В данный момент не грозит, – отозвалась Констанс, выговаривая слова несколько невнятно. Теперь, когда нависшая опасность оказалась позади и тело ее окутывало блаженное тепло, приятная дремота стала одолевать ее. – Одно дело сбить со следа кузена Альберта. Он глуп как пробка. Дорогой папочка – дело другое. Блейдсдейл никогда не сдается. Для него невыносима сама мысль, что деньги могут уйти из его рук, – Брови ее сосредоточенно сдвинулись. – Но он мне не отец. Он сам мне сказал. Но кто же тогда?..

И тут она, глубоко вздохнув, погрузилась в сон.

А следовательно, и не смогла увидеть, как на щеках Вира заиграли желваки. Не увидела она и того странно сосредоточенного выражения, с которым он уставился в ночную тьму за окном кареты.