Текст книги "Рай на краю океана"

Когда Мейн-стрит осталась позади и Илейн уже направила Баньши к реке, ее вдруг бросило в жар: она вспомнила, что забыла в отеле цветы! Семь старательно собранных Ингвер цветков она оставила у камина в гостиной Хелен. А что, если она положит их под подушку завтра? Наверное, нельзя. Нужно обязательно сегодня. Ингер наверняка спросит ее об этом. По крайней мере Илейн этого хотелось. Может быть, Ингер и девушка легкого поведения, но она почти что подруга, а Илейн так хотелось пошептаться и похихикать над своими снами. И если она хочет знать, как выглядит ее будущий супруг, сейчас нужно вернуться. Если она поскачет рысью, то это займет самое большее минут пять.

Баньши недовольно развернулась. Илейн торопилась домой и скакала быстро. И теперь обратно на Мейн-стрит? Кобылке это не нравилось, но она была послушной и покорно перешла на рысь.

– Давай, Баньши, когда я войду в дом, то стащу для тебя немного печенья, – прошептала ей на ухо Илейн.

Уильям и Кура, вообще-то, должны были услышать топот копыт, но в эту ночь он был лишь частью их собственной мелодии, они, чувствуя пульс земли, не слышали ничего, кроме дыхания и биения своих сердец.

Если бы парочка осталась в тени дома, Илейн не заметила бы их. Она предполагала, что пансион будет закрыт, и хотела войти через конюшни. Но Кура и Уильям стояли на свету, в сиянии луны, словно на сцене. Увидев их, Баньши испугалась и уперлась копытами в землю. У Илейн захватило дух. Она ничего не понимала. Ей, наверное, кажется! Если она сейчас закроет глаза и откроет снова, Уильяма и Куры здесь не будет.

Девушка попыталась сделать вдох, выдох и поморгать, но когда она снова посмотрела на улицу, пара все еще целовалась. Самозабвенно, сливаясь в один силуэт в лунном сиянии, которым была залита улица. Внезапно в доме вспыхнул свет, открылась дверь.

– Кура! Силы небесные, что ты там делаешь?

Бабушка Хелен! Значит, ей не привиделось. Хелен тоже видела это. И теперь…

Позже Хелен сама не могла сказать, что заставило ее перед сном еще раз спуститься вниз, – может быть, цветы, которые забыла Лейни. Она говорила о них с таким предвкушением. Несомненно, она вернется, если заметит пропажу по дороге. А тут перед домом тени, точнее, одна тень.

И стук подков…

Хелен увидела, как отпрянули друг от друга Кура и Уильям, – и на миг поймала взгляд испуганных глаз внучки, прежде чем сивая кобылка повернулась и помчалась прочь, словно за ними гнался черт. Прочь!..

– Ты сейчас же зайдешь в дом, Кура! А вы, мистер Уильям, немедленно поищете себе другое пристанище. Ни единой ночи вы не проведете под одной крышей с этим ребенком. Иди в свою комнату, Кура, мы поговорим завтра! – Губы Хелен сжались в узкую полоску, между бровями залегла морщина.

Внезапно Уильям понял, почему его старатели испытывали перед Хелен такой суеверный ужас.

– Но… – Слова застряли у него в горле, когда Хелен бросила на него холодный, полный презрения взгляд.

– Никаких «но», мистер Уильям. Я не хочу вас больше здесь видеть.

Глава 7

– Честное слово, Флёр, я его не увольнял!

Рубену О’Кифу постепенно начинали надоедать инквизиторские расспросы жены. Рубен терпеть не мог, когда Флёретта вымещала на нем свое дурное настроение, несмотря на то что на самом деле он был совершенно не виноват в семейной катастрофе, разразившейся вокруг Илейн, Уильяма и Куры.

– Он сам уволился. Сказал, что собирается на Кентерберийскую равнину. В конце концов, ему нужны овцы…

– Охотно верю! – язвила Флёретта. – Наверное, нацелился на весьма определенные десять тысяч овец! Я никогда не доверяла этому парню! Нужно было сразу отправить его куда подальше!

Флёретта и сама понимала, что действует Рубену на нервы, но в конце дня ей был просто необходим громоотвод. Вчера вечером Илейн хоть и вернулась домой, но ни с кем не захотела разговаривать. Утром девушка не вышла к завтраку, а Флёр нашла в стойле неухоженную Баньши. Конечно, Илейн покормила ее, набросила на нее одеяло, но не помыла и даже не вытерла. Засохший пот говорил о том, что скакали на ней, не жалея сил, и это было так не похоже на Илейн – забыть о своей лошадке. Наконец она поднялась наверх, чтобы посмотреть, что случилось с дочерью, и нашла ее в слезах, безутешно плачущую в постели и прижимавшую к себе собачонку Келли. Флёретта ничего не смогла от нее добиться, и только Хелен рассказала ей о случившемся, но уже после полудня.

Это тоже было невероятно: Хелен приехала в поместье «Слиток» одна, во взятом напрокат экипаже, запряженном лошадью Леонарда. Обычно она не правила сама и, уж конечно, не ездила верхом. Раньше, когда Хелен жила на Кентерберийской равнине, у нее был мул, но после смерти Непумука нового она себе не завела. И этим утром она не воспользовалась даже помощью Гвин.

– Гвинейра собирает вещи, – процедила она, когда Флёретта спросила ее об этом. – Она очень сожалеет о случившемся и считает, что в ближайшее время Илейн лучше не видеть Куру. В остальном же она весьма сдержанна и о том, что касается наказания, молчит. И об интернате в Англии или, что еще лучше, в Веллингтоне никто уже не заговаривает. Хотя, учитывая ситуацию, это было бы наилучшим решением для избалованной и капризной девчонки. Кура должна понять, что нельзя получить все, что ты хочешь.

– Ты считаешь, что она соблазнила Уильяма? – спросила Флёретта. В принципе, она была не готова даже мысленно признать в поведении Уильяма какие-то смягчающие обстоятельства.

Хелен пожала плечами.

– По крайней мере она не сопротивлялась. Он не вытаскивал ее из дому; должно быть, девчонка пошла за ним и Илейн. В остальном же там, конечно, и соблазнять было нечего. Или, как выразилась Дафна, эта девочка может собирать парней, как спелые сливы.

Флёретта едва не рассмеялась. Она не привыкла, чтобы Хелен так выражалась.

– А теперь он поедет за ней на Кентерберийскую равнину. Что говорит на этот счет мамочка?

Хелен снова пожала плечами.

– Думаю, она сама еще не знает. Но у меня есть на этот счет довольно мерзкое подозрение. Мне кажется, она видит в этом Уильяме ответ на все свои молитвы…

– Илейн справится…

Только это и слышала Флёретта на протяжении последующих недель. Снова и снова, потому что уход Уильяма, конечно же, стал темой для разговоров во всем городе. Несмотря на то, что свидетелем его с Курой поцелуя была только Илейн, во время увольнения его разговор слышали некоторые клиенты и сотрудники. А потом все, в первую очередь женщины, сложили вместе два и два, едва были произнесены слова «Кентерберийская равнина», а Гвинейра с Курой Уорден уехали практически в тот же день, что и бухгалтер Рубена. Илейн почти не выходила в город, хотя Флёретта не уставала объяснять дочери, что ей совершенно нечего стыдиться. Большинство людей скорее сочувствовали девушке. Старшие жители Квинстауна не завидовали Илейн из-за ее поклонника, да и приличных девушек ее возраста, которые наслаждались тем, что болтали о ее несчастье, было немного. И все же Илейн плакала, не переставая. Она запиралась в комнате и всхлипывала без остановки.

– Все пройдет, – произнесла Дафна, когда Хелен рассказала ей об этой истории за чаепитием.

Илейн уже не сидела за стойкой администратора, да и в магазине тоже не помогала. Когда она не рыдала, то уходила в лес с собакой и лошадью. Она неизбежно бывала в тех местах, где они встречались с Уильямом, устраивали пикник или целовались, – и все заканчивалось тем, что девушка вновь принималась плакать.

– Это ведь была первая любовь. Через это нужно пройти, – продолжала Дафна. – Я до сих пор прекрасно помню, как ревела сама. Мне было двенадцать, а он был моряком. Он лишил меня девственности, подонок, и даже не заплатил. Вместо этого он рассказал мне, что женится на мне и увезет с собой в далекие страны. Какая глупость! С каких это пор матросы берут своих возлюбленных с собой в море? Но он все плел и плел, что будет прятать меня в спасательной шлюпке. Когда он потом исчез, мир для меня, казалось, рухнул. С тех пор я мужчинам больше не верю. Но это исключение, мисс Хелен. Большинство тут же бросаются на шею следующему. Было бы хорошо, если бы ваша Лейни нашла себе занятие. Сидеть и плакать – это никому не пойдет на пользу.

Поэтому Хелен стала пытаться выманить Илейн из заточения, сама – уговорами, Флёретта и Рубен – мягко, но настойчиво. Но им удалось выманить ее в город лишь спустя несколько недель и уговорить помочь в отеле или магазине.

Девушка, которая в конце концов снова стала показывать образцы тканей и вести списки постояльцев, уже не была прежней Илейн. И дело было не только в том, что она похудела, казалась бледной и невыспавшейся – все это, как заявила Дафна, можно наблюдать практически у всех, кто пережил любовную драму. Пугало поведение Илейн. Она перестала улыбаться людям, ходить по городу с гордо поднятой головой, не встряхивала своими локонами. Вместо этого она старалась быть как можно незаметнее. Предпочитала больше помогать на кухне, чем за стойкой администратора, чаще работала на складе, чем с клиентами. Покупая платье, она выбирала уже не яркое и веселое, а что-нибудь поскромнее. А свои волосы, о которых Уильям как-то сказал: «Словно ангелы спряли медь» (еще одна фраза, которую он произносил не всерьез), она нетерпеливо приглаживала влажной ладонью, прежде чем завязать в хвост. И если раньше Илейн нравилось, что ее волосы пляшут, словно наэлектризованные, то теперь, вместо того чтобы расчесать их и наэлектризовать еще больше, она побыстрее стягивала их на затылке.

Казалось, девушка поразительным образом съежилась; она ходила, опустив голову и ссутулившись. Каждый взгляд в зеркало доставлял Илейн мучение, ибо в нем она видела лишь отвратительное, в лучшем случае заурядное лицо. Глупое и неталантливое – ничто по сравнению с чудесной Курой Уорден. Илейн считала себя худой и плоскогрудой, в то время как раньше называла себя хрупкой и стройной. «Как эльфийка», – говорил Уильям. Тогда она считала это удивительным комплиментом. Но какому мужчине нужна эльфийка? Парням нужна богиня, такая, как Кура.

Илейн предавалась саморазрушению, несмотря на то что Ингер не уставала ее разубеждать. Девушки сдружились. Рубен нанял в магазин вместо Уильяма Сёрена, и молодой швед собирался через несколько недель жениться на Ингер. На некоторое время это вырвало Илейн из пелены печали. Впрочем, особенной помощи от Ингер не было. Что ж, хотя бы Илейн не считала лестью, когда подруга беспечно заявляла, что за такую девушку Дафна готова была бы кусать себе ногти. Конечно, для публичного дома она, может, и достаточно хороша, но такой мужчина, как Уильям, не полюбит его никогда.

Со временем лицо Уильяма все больше и больше стиралось из памяти. Теперь она вспоминала его прикосновения и поцелуи, не испытывая ужасной боли оттого, что «больше никогда». В принципе, произошло именно то, что предсказывали Дафна и остальные: Илейн потеряла Уильяма…

Уильям отправился на Кентерберийскую равнину в тот же день, что и Гвинейра с Курой, хотя, конечно же, эти трое путешествовали по отдельности. Гвин сложила в повозку лишь небольшое количество вещей и попросила Рубена прислать остальные с ближайшим транспортом, который будет отправляться в Крайстчерч, а затем направила своего жеребца на север. Уильяму, который нашел приют в лагере старателей, нужно было сначала купить лошадь и лишь после этого отправляться в путь. Тем не менее он ехал быстрее Гвин и Куры, поскольку женщины ночевали на фермах у своих знакомых и из-за этого им приходилось ехать кружными путями.

Уильям же почти не останавливался. Спать в кустах ему не нравилось, а сейчас, зимой, было к тому же ощутимо холодно. Поэтому он прибыл в Холдон на два дня раньше, чем Гвин, снял комнату в местном отеле, довольно грязном заведении, и стал искать работу. При этом поселение ему не особенно понравилось. Холдон состоял из одной только Мейн-стрит, обрамленной привычными магазинами, – здесь были паб, врачебный кабинет, похоронное бюро, кузница, мелочная лавка с большим деревянным складом. Все поселение было построено из дерева, самые высокие дома, которые не мешало бы покрасить, были двухэтажными. Дорога плохо утрамбована; сейчас, в зимнее время года, было грязно, летом наверняка довольно пыльно. Все это находилось словно в пустоте: в окрестностях хоть и было небольшое озерцо, но в основном лишь пастбища, все еще зеленые, несмотря на зиму. Вдалеке в ясную погоду можно было увидеть Альпы. Казалось, они находятся довольно близко, но это впечатление было обманчивым. Пришлось бы скакать не один час, чтобы хоть немного приблизиться к горам.

Повсюду на просторах вокруг Холдона располагалось множество крупных и мелких овечьих ферм, которых, впрочем, отделяло друг от друга расстояние на несколько миль. Говорили здесь и о поселениях маори, но где они находятся, практически никто не знал. Судя по всему, аборигены путешествовали редко.

Киворд-Стейшн, ферму Уорденов, знал, конечно, всякий. Миссис Дороти Кендлер, жена лавочника и, судя по всему, местная сплетница, подробно рассказала историю семьи. С благоговением поведала о том, что Гвинейра Уорден – настоящая поместная дворянка из Уэльса, которую давным-давно привез в Новую Зеландию некий Джеральд Уорден, основатель Киворд-Стейшн.

– Вы представляете, на том же самом судне, на котором приплыла и я! Боже мой, как же мне тогда было страшно! Но мисс Гвин не такая, ей это нравилось, она любит приключения. Она должна была выйти здесь замуж за сына мистера Джеральда, мистера Лукаса. Обаятельный человек, этот Лукас, правда, очень милый, сдержанный господин – вот только работа на ферме ему не очень-то нравилась. Видите ли, он был скорее художником. Рисовал. А потом исчез – мисс Гвин говорит, что уехал в Англию, продавать свои картины. Но так ли это? Всякое болтают. В какой-то момент его объявили мертвым, упокой Господь его душу. И мисс Гвин вышла замуж за этого Джеймса МакКензи. Он тоже приятный человек, правда, ничего не хочу сказать против мистера Джеймса, но он, конечно же, угонял скот! В его честь назвали возвышенность МакКензи! Он там прятался, пока его не поймал этот Сайдблоссом. М-да, и мистеру Джеральду тогда не поздоровилось, в тот же день, что и мистеру О’Кифу. Дурное дело, дурное дело. О’Киф убил Уордена, а его внук потом застрелил его. Позже все представили как несчастный случай…

После получаса в обществе миссис Кендлер у Уильяма гудела голова. Наверняка пройдет еще какое-то время, прежде чем удастся разобраться с этим. Но уже это первое впечатление о семье Уорденов давало надежду: по сравнению со всеми ошибками этой семьи неудавшееся покушение на ирландского политика было, пожалуй, вполне допустимым грехом.

Несмотря на это, ему придется поднапрячься, чтобы произвести хорошее впечатление. После скандала, который устроила Хелен О’Киф из-за его поцелуя с Курой, мисс Гвин наверняка наслушалась о нем много нелестного. Именно в этом и крылась причина того, что Уильям сразу же занялся поисками работы. Ему нужно получить хорошее место, а уж потом отправляться с визитом к Уорденам. Ведь мисс Гвин не должна подумать, что он охотится за приданым Куры. Эти сплетни Уильям готов был опровергнуть в любое время! Материальная заинтересованность могла играть роль, когда он ухаживал за Илейн, но Кура… Уильям захотел бы ее, даже если бы она была нищенкой.

Впрочем, на окрестных фермах ситуация с вакантными местами оказалась не очень благоприятной. Руководящих должностей вообще никто не предлагал; Уильям мог начать только с погонщика скота, и даже такие места зимой были редки. Это не говоря уже о жалкой оплате, весьма скромном жилье и тяжелой работе. Впрочем, полученный в магазине Рубена опыт бухгалтера помог ему. Семья Кендлер пришла в неописуемый восторг, когда он поинтересовался, нет ли у них работы. Супруг Дороти, который сам, наверное, ходил только в деревенскую школу, узнав, какое образование получил Уильям, отреагировал с огромным воодушевлением.

– Мне всегда так тяжело обращаться с книгами! – сознался он. – Прямо наказание какое-то. Я люблю работать с людьми, умею покупать и продавать. Но числа… Они у меня скорее в голове, чем в книгах.

Соответственно выглядели и его бумаги. Бросив лишь мимолетный взгляд, Уильям нашел несколько разных возможностей, как упростить складское хозяйство и, в первую очередь, как сэкономить на налогах. Кендлер просиял, как медный грош, и тут же выплатил премию. Кроме того, Дороти, образцовая домохозяйка, позаботилась о достойном пристанище для Уильяма. Она сдала ему комнату в доме свояченицы и стала почти каждый день приглашать на обед. Причем никогда не забывала продемонстрировать молодому человеку прелести своей красивой дочери Рэйчел. При других обстоятельствах Уильям, пожалуй, заинтересовался бы ею. Рэйчел была высокой девушкой с темными волосами и добрыми карими глазами. Очень миленькая, но в сравнении с Курой ее кандидатура отпадала так же, как и Илейн.

Ни Уорденов, ни МакКензи в городе видно не было. Хоть с Киворд-Стейшн и поступали заказы, но за покупками Гвинейра посылала только слуг. Как-то во время очередного чаепития Дороти разболтала ему, что Гвинейра почти все платья покупает в Крайстчерче.

– Сейчас, когда дороги стали лучше, это уже не так сложно. Раньше это было прямо-таки путешествие на край света, но сейчас… Да и малышка, ее внучка, очень избалована. Не припомню, чтобы она ступила на порог нашего магазина! Любую мелочь нужно заказывать в Лондоне!

Эта информация разочаровала Уильяма. Конечно, хорошо, что у Куры есть вкус, предлагаемые в магазине Кендлеров платья действительно были ниже ее уровня. Но надежду встретиться с ней в Холдоне – сначала случайно, а потом, возможно, тайно, – наверное, стоит похоронить.

Как бы там ни было, мисс Гвин появилась спустя почти шесть недель после прибытия Уильяма на Кентерберийскую равнину. Она сидела на козлах крытой повозки рядом со стареющим, но довольно крупным и сильным мужчиной. Оба приветливо здоровались с местными жителями, и не похоже было, чтобы этот мужчина работал у нее. Скорее всего, это ее муж, Джеймс МакКензи. Уильям воспользовался своей удобной позицией за конторкой магазинчика, чтобы внимательнее присмотреться к паре. У МакКензи были каштановые, несколько взлохмаченные волосы, в которых уже появилась первая седина. Кожа была загорелой и обветренной. На лице было много мимических морщин, как и у мисс Гвин; судя по всему, брак этих людей был гармоничным. Однако особенно привлекали умные карие глаза Джеймса, казавшиеся добрыми, хотя этого мужчину вряд ли можно было легко обмануть.

Уильям задумался, не стоит ли свести знакомство с Джеймсом, но отбросил эту мысль. Возможно, мисс Гвин жаловалась на него; будет лучше, если он подождет еще пару недель. Впрочем, ему очень хотелось снова увидеть Куру. И в ближайшее воскресенье он оседлал свою застоявшуюся в последнее время лошадь и отправился в Киворд-Стейшн.

Как и большинство посетителей, Уильям почувствовал себя почти раздавленным при виде главного дома среди кустарника. Только что он ехал по бескрайней степи, на которой время от времени встречались только груды камней или маленькие кристально чистые озерца. А потом дорога свернула и внезапно привела в загородную Англию. Тщательно усыпанный галькой, очень ухоженный подъезд вел сначала через что-то вроде аллеи, обрамленной южными буками и кордилинами, а затем взору открывался вид на ротонду, обсаженную цветущими красным кустами. За ней находился въезд в Киворд-Стейшн. Это не ферма, это самый настоящий замок! Очевидно, дом, построенный из типичного для страны серого песчаника, который использовали для «монументальных построек» даже в таких городах, как Крайстчерч или Данидин, проектировался английским архитектором. Уильям с интересом и восторгом смотрел на двухэтажный дом, фасад которого оживляли башенки, эркеры и балконы. Конюшен видно не было, и он предположил, что они находятся за домом, равно как и сад. Он не сомневался в том, что в резиденции есть ухоженные сады, возможно, даже розарий, – несмотря на то, что мисс Гвин не произвела на него впечатления человека, который очень любит заниматься садоводством. Куре такое подошло бы больше. Уильям стал грезить о Куре, одетой в белое, в вышитой цветами шляпе. Вот она обрезает розовые кусты, а затем поднимается по лестнице в дом с целой корзиной цветов…

Однако мысль о Куре вернула его обратно в реальность. Просто вторгнуться сюда невозможно! Встретить девушку «случайно» тоже немыслимо, ведь Куру нельзя отнести к любителям природы. Если она выходит из дома, то наверняка только в сад, а он, скорее всего, окружен забором. Кроме того, там прорва садовников; в пользу того, что их несколько, свидетельствовал уже один только ухоженный подъезд.

Уильям развернул коня. Он не хотел, чтобы его здесь увидели. Погруженный в мрачные размышления, он принялся объезжать поместье по большой дуге. И действительно, справа и слева от господского дома показались дороги, ведущие к стойлам и выгонам, где на редкой зимней траве паслись кони. Однако Уильям не стал сворачивать туда: опасность встретить людей, которые станут его расспрашивать, показалась ему слишком большой. Вместо этого он направил коня по узкой тропке, ведущей через луг, и наткнулся на негустой лесок. Окружающее немного напоминало Англию или Ирландию; южные буки, среди которых почти полностью отсутствовал подлесок, выглядели вполне по-европейски. Через лес причудливо вилась тропа, вытоптанная скорее ногами людей, чем копытами лошадей. Исполненный любопытства, Уильям направился по ней и, повернув на первом повороте, едва не врезался в девушку, которая, казалось, задумалась так же, как и он. На ней было строгое темное платье в сочетании с темной же шляпкой, из-за которой она казалась старше. На Уильяма она произвела сюрреалистичное впечатление английской гувернантки, возвращающейся из церкви.

Молодой человек остановил лошадь в последний момент и улыбнулся красивой извиняющейся улыбкой. Нужно было срочно придумать объяснение своему пребыванию здесь.

Девушка была не очень-то похожа на специалистку по скотоводству. Может быть, она сочтет его работником. Уильям вежливо поздоровался и извинился. Если сейчас он быстро поедет дальше, девушка о нем и не вспомнит.

Сначала она ответила коротко и незаинтересованно, не поднимая глаз. И только после извинения бросила на него более пристальный взгляд. Судя по всему, она обратила внимание на его произношение. Уильям проклял свой акцент, выдававший его принадлежность к высшим слоям общества. Пожалуй, ему действительно нужно попытаться развивать свой ирландский.

– Не стоит извиняться, я тоже вас не заметила. Здешние дороги приходится в основном угадывать. – Девушка недовольно скривилась, а потом предприняла попытку несмело улыбнуться. У нее были очень светлые волосы и бледная кожа. Черты ее слегка удлиненного, но точеного лица, а также серо-голубые глаза казались размытыми. – Я могу вам чем-нибудь помочь? Вы ведь не собирались на самом деле к маори?

Судя по тому, как девушка произнесла это слово, можно было подумать, что речь идет о каком-то племени каннибалов, посещать которое было бы верхом безумия. А сама она, в своем простом темно-сером платье и темной скучной шляпке, представлялась миссионеркой. Под мышкой она держала что-то вроде нотной тетради.

Уильям улыбнулся.

– Нет, я направлялся в Холдон, – заявил он. – Но боюсь, что не туда свернул.

Девушка нахмурила лоб.

– Да, вы действительно заблудились. Это пешеходная тропа между лагерем маори и Киворд-Стейшн… Здание за вашей спиной – господский дом, а мимо лагеря маори вы, наверное, уже проезжали, но с дороги его не видно. Лучше всего вам будет поехать обратно по направлению к дому и дальше ехать по главной дороге.

Уильям кивнул.

– Как я могу не последовать совету столь прелестной девушки! – галантно произнес он. – Но что такая юная леди, как вы, делает у маори?

Последнее его и правда заинтересовало. В конце концов, эта особа тоже говорила на идеальном английском высших слоев общества.

Незнакомка закатила глаза.

– Мне поручили провести с этими дикарями… что-то вроде душеспасительной беседы. Священник попросил меня организовать в воскресенье молебен. Прежняя учительница, мисс Хелен, всегда так делала, а потом миссис Уорден…

– Миссис Гвинейра Уорден? – удивленно переспросил Уильям, хоть это и ставило под угрозу его маскарад. Но миссис Гвин не показалась ему похожей на богомолку. Это больше подходило мисс Хелен.

– Нет, миссис Марама Уорден. Она сама маори, но снова вышла замуж и сейчас живет в Киворд-Стейшн, в соседнем лагере. Она там и школу ведет.

Судя по выражению лица юной леди, миссионерская деятельность не доставляла ей много радости. Но подождите, разве она только что не говорила об «учительнице»? Возможно ли, что он наткнулся на гувернантку Куры Уорден?

Уильям едва помнил себя от счастья. По крайней мере если отношения между Курой и ее любимой мисс Уитерспун действительно настолько близкие, как намекала девушка, будучи в Квинстауне, то у него есть шанс.

– Вы преподаете у маори? – поинтересовался он. – Только там или… я не смею надеяться… Но мисс Уорден с такой любовью отзывалась о мисс Хизер!

В принципе, Кура не говорила о своей учительнице «с любовью», в лучшем случае упоминала о вынужденном союзе против окружавших ее невежд. Но как бы там ни было, эта мисс Уитерспун была единственной в Киворд-Стейшн, с кем она поддерживала хоть в какой-то степени дружеские отношения. И эту девушку наверняка нужно немного подбодрить.

На лице мисс Уитерспун появилась сияющая улыбка.

– Правда? Кура отзывалась обо мне с теплотой? Я очень люблю ее, несмотря на то что она довольно холодна. Но откуда вы вообще знаете Куру?

Девушка пристально смотрела на него, и Уильям принял виноватый, но одновременно с этим и несколько плутовской вид. Неужели Кура действительно ничего не рассказывала о нем? Но тут мисс Хизер, похоже, сделала определенные выводы.

– Погодите, вы ведь не… – Недоверчивый взгляд гувернантки сменился восхищенным. – Нет, это наверняка вы! Вы – Уильям Мартин, не так ли? Судя по описанию, которое сделала Кура…

Кура описала Уильяма до мельчайших подробностей. Его светлые волосы, улыбку, от которой на щеках появлялись ямочки, яркие голубые глаза… Мисс Хизер просияла.

– Как романтично! Кура знала, что вы приедете. Она просто знала! Она была ужасно расстроена, когда миссис Гвин так внезапно отозвала ее из Квинстауна…

Отозвала? Уильям удивился. Но, судя по всему, гувернантке просто не все рассказали. Разумеется, Кура не могла доверять ей полностью. Уильям на мгновение задумался, решив быть осторожнее. С другой стороны, это бесцветное создание было его единственной надеждой. Он снова подключил свой шарм.

– Я не медлил ни дня, мисс Хизер. После того как Кура уехала, я немедленно уволился, купил коня… и вот я здесь. Я нашел работу в Холдоне… пока еще не на руководящей должности, но я получу повышение! Однажды я смогу открыто ухаживать за Курой.

Лицо мисс Хизер вспыхнуло. Именно это она и хотела услышать. Очевидно, она испытывала слабость к романтическим историям.

– Конечно, Кура еще очень юна, – заметила она. – Тут нужно понять миссис МакКензи, хотя девочка сама, конечно же, этого не осознает. Кура была очень зла, когда ее так внезапно… э-э-э… забрали от вас… – Мисс Хизер покраснела.

Уильям склонил голову.

– Мое сердце тоже едва не разорвалось на части, – признался он. Уильям надеялся, что это прозвучало не слишком грубо, но мисс Хизер смотрела на него с пониманием. – Впрочем, не поймите меня превратно. Я вполне осознаю ответственность. Кура – цветок, прекрасный, но еще не полностью раскрывшийся. Было бы безответственно уже сейчас… – Если сейчас он скажет «сорвать», молодая леди, пожалуй, провалится сквозь землю от стыда. Поэтому Уильям решил не завершать фразу. – Впрочем, я готов ждать Куру, пока она не подрастет… или мисс Гвин не признáет, что она выросла.

– Кура очень зрелая для своего возраста, – добавила мисс Хизер. – Относиться к ней как к ребенку наверняка было бы ошибкой.

На самом же деле Кура дулась со времени своего возвращения из Квинстауна и не далее, как сегодня утром, снова сидела с недовольным видом между ней и Джеймсом МакКензи. После пятого повторения оратории Баха, которого Кура как раз разучивала, в то время как остальная семья завтракала, у Джеймса закончилось терпение.

«Тебе нет необходимости завтракать с нами, Кура, – объявил он. – Но уж если ты делаешь это, совсем не обязательно вымещать на нас свое дурное настроение. Я больше не намерен слушать эту депрессивную музыку. Тут даже корова лишилась бы аппетита!» Джек, хихикая, встал на сторону отца, ну а миссис Гвин, по своему обыкновению, промолчала. Наконец обиженная Кура убежала в свои комнаты, и Хизер пришлось ее утешать. После чего стала следующей жертвой, ибо на нее обрушились громы и молнии. Гувернантка не должна поддерживать глупости Куры, заявила миссис Гвин, лучше пусть занимается своими обязанностями и отправляется к маори служить молебен.

Конечно же, Уильям ничего этого не знал, но почувствовал неприятие мисс Хизер по отношению к миссис Гвин и Джеймсу МакКензи. Нужно рискнуть.

– Мисс Хизер… нет ли возможности увидеть Куру? Не привлекая к этому ее бабушку и дедушку? Я не хочу ничего бесчестного, ни в коем случае… одного взгляда на нее, одного привета будет достаточно, чтобы сделать меня счастливым. И я очень надеюсь на то, что она тоже по мне скучает… – Уильям внимательно разглядывал свою собеседницу. Верную ли струну он задел?

– Скучает по вас? – срывающимся голосом взволнованно переспросила мисс Хизер. – Мистер Уильям, она тоскует! Дитя страдает… А вы бы слышали, как она поет! Ее голос стал еще более выразительным – вот как глубоко она все переживает…

Уильям обрадовался, услышав это, несмотря на то что Куру он не запомнил настолько сентиментальной. Например, он не мог себе представить, чтобы она разразилась слезами. Но если этой мисс Хизер нравится роль спасительницы жизни, которой удалось предотвратить самоубийство на почве любовной трагедии, то…

– Мисс Хизер, – оборвал он ее причитания. – Не хочу настаивать, но есть ли какая-нибудь реальная возможность нашей с Курой встречи?

Похоже, девушка наконец призадумалась. И очень быстро пришла к выводам.

– Может быть, в церкви, – после довольно продолжительной паузы сказала она. – Я ничего не могу обещать, но обязательно посмотрю, что можно сделать. В любом случае приходите в следующее воскресенье на мессу в Холдоне…

– Кура хочет поехать в Холдон? – удивленно спросил Джеймс МакКензи. – Принцесса готова смешаться с простым народом? Откуда такая внезапная перемена?