Текст книги "Манящая тайна"

– Нет, я радуюсь, что свалила вас. Разве не в этом цель поединка?

– Только на ринге, мисс Лоув. Это считается только там.

И тут она ослепительно улыбнулась, зная, что вызовет у него раздражение. Более того – надеясь, что вызовет у него раздражение.

– Пустословие! Вам просто стыдно признаться, что я вас побила.

Он криво усмехнулся:

– С помощью опиума можно и быка с ног свалить.

– Чепуха! Лошадь – может быть! Но уж никак не быка! Просто вам стыдно, вот и все. Ведь у меня тут полно мальчиков, ваша светлость. Должна ли я напоминать вам, что сразу понимаю, когда мужчинам стыдно?

Его взгляд потемнел, и он, нахмурившись, подался вперед – прямо-таки навис над ней. Как ни странно, от него пахло… гвоздикой и чабрецом – Мара не могла не обратить на это внимания.

И тут он вдруг прошептал ей прямо в ухо:

– Я не мальчик.

«Да уж, что верно, то верно», – подумала Мара. Она открыла рот, чтобы ответить… но так ничего и не сказала.

А Темпл усмехнулся и проговорил:

– Если хотите свалить меня, мисс Лоув, предлагаю встретиться на ринге.

– Вам придется заплатить мне за это.

– А если я не соглашусь? Что тогда? У вас ведь нет выбора…

Она пожала плечами:

– Но мне и терять нечего.

– Чушь! – заявил Темпл. – Людям всегда есть что терять, уверяю вас.

Мара невольно вздохнула. Было ясно: он поймал ее в ловушку. И бежать она не могла. Во всяком случае, не раньше, чем обеспечит безопасность мальчиков. Не раньше, чем вернет проигранные Китом деньги.

Она посмотрела в черные глаза Темпла, а он, словно прочитав ее мысли, прошептал:

– Вы можете сбежать, но я вас отыщу. И вам не понравится то, что случится потом.

Будь он проклят! Он не намерен ей уступать. Маре захотелось закричать, и тут она вдруг услышала:

– Вы будете не первой женщиной, которой я заплатил за выполнение моего требования…

Перед ней промелькнула картинка: руки и ноги, сплетенные на хрустящих белых простынях… И черные глаза этого огромного мужчины.

А он тут же добавил:

– Но уверяю вас, мисс Лоув, вы будете последней.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы сосредоточиться на его словах и понять, что он все-таки согласился. Да, приют будет спасен. А цена – ее жизнь, ее будущее.

Но зато приют будет спасен.

На нее нахлынуло облегчение, но в тот же миг Темпл вновь заговорил:

– Мы начнем сегодня вечером.

Глава 4

– А кто расскажет мне, что случилось с Наполеоном после Ватерлоо?

В маленькой, но хорошо обставленной классной комнате «Дома Макинтайр для мальчиков» взметнулся лес рук. Однако Даниел не стал дожидаться, когда его вызовут.

– Он умер! – крикнул мальчик.

Мара предпочла не обращать внимания на откровенное ликование в голосе молодого человека.

– Да, действительно, он умер. Но меня интересует чуть более ранний период.

Даниел минутку подумал и предложил следующий вариант:

– Он побежал от Веллингтона, рыдая и завывая… А потом умер!

Мара покачала головой:

– Не совсем так. Мэттью, а ты что скажешь?

– Он заехал на своей лошади во французский окоп… и умер!

Мара едва заметно улыбнулась.

– К сожалению, нет. – Она выбрала еще одну руку, стремившуюся к потолку. – Говори, Чарлз.

Мальчик немного подумал и заявил:

– Он прострелил себе ногу, она позеленела и отвалилась. И вот тогда он умер.

Мара, не выдержав, снова улыбнулась:

– Знаете, джентльмены, я уже не уверена в том, что из меня получился хороший учитель.

Руки немедленно опустились, и раздалось общее бурчание; «джентльмены» поняли, что сегодня им придется позаниматься историей лишний час. Но мальчикам повезло – раздался стук в дверь, и на пороге классной комнаты появилась Элис.

– Прошу прощения, миссис Макинтайр.

Мара опустила учебник.

– Да, слушаю.

– Там… – Элис открыла рот, потом закрыла. Наконец все-таки пробормотала: – То есть к вам… пришли.

Неужели Темпл?! Значит, вернулся?..

Мара кинула взгляд на часы в углу комнаты. Он сказал «вечером». А сейчас еще день, так что… Негодяй и обманщик! Она ему так и скажет! Скажет сразу же, как только перестанет колотиться сердце.

Она со вздохом окинула взглядом детские лица и вдруг поняла, что еще не готова сообщить миру правду. Не готова снова стать Марой Лоув.

Она хотела остаться миссис Макинтайр, рожденной нигде, явившейся из ниоткуда, ставшей гувернанткой и попечительницей этих мальчишек. У миссис Макинтайр была цель, были намерения. У нее была жизнь. А у Мары не было ничего.

Ничего, кроме правды.

Она заставила себя пройти мимо мальчишек и пойти навстречу мужчине, явившемуся к ней в дом, чтобы изменить ее жизнь. Уже у двери Мара обернулась к ученикам.

– Если я… – Она откашлялась и снова заговорила: – Когда я вернусь… Надеюсь услышать, что же все-таки произошло с Наполеоном.

В следующее мгновение она захлопнула за собой дверь.

Элис, похоже, понимала, что лучше молчать, и они молча шли по темным узким коридорам. Мара же, то и дело вздыхая, говорила себе: «Он сейчас там, внизу. Судья, присяжные и палач – в одном лице…»

Она медленно спускалась по лестнице, понимая, что не сможет убежать от прошлого и не сможет избежать будущего. Дверь в небольшой кабинет, где они разговаривали сегодня утром, была приоткрыта, и Маре вдруг пришла в голову мысль, что этот зазор в два дюйма между дверью и косяком – прелюбопытная вещь; он вызывал и возбуждение, и ужас одновременно.

Впрочем, нет. В данную минуту Темпл ничуть ее не возбуждал – только ужасал.

Мара сделала глубокий вдох, отчаянно желая, чтобы сердце перестало лихорадочно колотиться. Неуверенно улыбнувшись (лишь на это она была способна в данных обстоятельствах), она отпустила Элис, затем толкнула дверь и увидела стоявшего в комнате мужчину.

– Ты с ним виделась.

Мара вошла и плотно прикрыла за собой дверь.

– Кит, что ты здесь делаешь?

Брат шагнул ей навстречу.

– Зачем ты встречаешься с этим человеком?

– Я спросила первая, – заявила Мара. – И мы ведь договорились, что ты никогда не будешь приходить сюда. Следовало послать мне записку.

Именно так они и встречались все эти двенадцать лет. Никогда в этом доме и никогда в тех местах, где ее могли узнать.

– А еще мы договорились, что ни за что не скажем этому человеку, что ты жива.

– У него есть имя, Кит.

– Причем не только то, которым он себя называет.

Она молча кивнула.

Да, Темпл… Огромный и непобедимый. К тому же – совершенно несгибаемый. Но неужели он всегда был таким? Нет, наверное. Ведь никто никогда не называл его холодным. Повесой, даже негодяем называли. Но никогда – холодным. И никогда злым.

Таким сделала его она, Мара.

Кит со вздохом запустил пальцы в свои растрепанные каштановые кудри. Брат Мары, младше ее на два года, когда-то был полон жизни и, как ребенок, всегда готов был придумать какую-нибудь шалость.

Но потом она сбежала, погубив Темпла и оставив Кита собирать осколки того невыносимо глупого вечера. И он изменился. Они долго тайком обменивались письмами – до тех пор, пока она не возникла вновь, спрятавшись у всех на виду – миссис Макинтайр, овдовевшая хозяйка «Дома Макинтайр для мальчиков».

А брат стал другим. Стал холодным и жестоким. Но он никогда не заговаривал о жизни, которую она ему устроила. Увы, в какой-то момент он исчез… и проиграл все ее деньги.

Мара отметила его поникшие плечи, ввалившиеся щеки и протершиеся сапоги, бывшие прежде в идеальном состоянии. Казалось, он понимал, в каком они затруднительном положении. В каком она затруднительном положении.

Мара негромко вздохнула.

– Кит…

– Не называй меня так! – вспылил молодой человек. – Я уже не ребенок!

Она снова вздохнула.

– Да, знаю.

– Не надо было ходить к нему, – продолжал брат. – Знаешь, как его называют?

Мара вскинула брови.

– Его так называют из-за меня, Кит.

– Это не значит, что впоследствии он и сам не заслужил свое прозвище. Не желаю, чтобы ты приближалась к нему.

Слишком поздно.

– Не желаешь?! – осведомилась она, внезапно раздражаясь. – Но у тебя нет выбора! У него все наши деньги и ценные бумаги. И я… я сделала то, что смогла, – лишь бы спасти дом.

Кит нахмурился:

– Всегда этот твой дом… Всегда мальчишки…

Ну конечно! Ведь они для нее – самое главное. Они – ее самый правильный в жизни поступок, самое лучшее в ней.

Но ссориться с Китом не хотелось.

– Откуда ты вообще узнал, что он сюда заходил?

Брат прищурился.

– Считаешь меня совсем идиотом? Я неплохо плачу шлюхе на улице, чтобы она присматривала за тобой.

– Присматривала за мной? Или выслеживала меня?

– Она видела герцога-убийцу. И сообщила мне об этом.

При мысли о том, что брат за ней шпионил, Мара еще больше разозлилась.

– Мне не нужна твоя защита!

– Нет, нужна. И всегда была нужна.

Мара с трудом удержалась от резких возражений и заставила себя вернуться к главному вопросу.

– Послушай, Кит… – Она осеклась. – Знаешь, Кристофер, я пошла к нему, потому что нам это необходимо. Ведь ты… – Мара тяжко вздохнула. – Ведь ты проиграл все.

Кристофер снова запустил пальцы в волосы.

– Думаешь, я об этом не знаю?! Господи Иисусе, Мара! – Брат заговорил слишком уж громко, и она в тревоге обернулась на дверь. Но Киту было все равно. – Конечно, я это знаю! Я потерял все, что отец мне оставил!

И все, что принадлежало ей. Все, что она скопила по грошу и отдала на сохранение брату. Увы, там были и те деньги, что она отложила на содержание приюта…

Разумеется, брат говорил ей, что в его банке деньги будут в безопасности – может быть, даже нарастут и проценты. У Мары же не было доказательств того, что она состояла в браке и что ее муж умер, поэтому она позволила брату открыть за нее счет. Но он не перестал играть и в результате…

Гнев ее разгорался, хотя Мара этого вовсе не хотела. Ей хотелось снова стать шестнадцатилетней – тогда она могла бы утешить своего младшего брата, нежного и ласкового, могла бы не злиться на него сейчас и не осуждать его.

– Ты знать не знаешь, каково это – жить в его тени, – сказал Кит.

Их отец… Человек, невольно толкнувший их с братом на этот путь. Богатый как Крез – и вечно неудовлетворенный. Ему всегда хотелось большего. Лучшего. Он хотел сына более умного, чем Кит. И хотел, чтобы дочь стала герцогиней.

Но он не получил ничего.

Кит горько засмеялся:

– Старик наверняка следит за нами со своего насеста в аду и ужасно злится.

Мара покачала головой:

– Он над нами больше не властен.

Брат посмотрел ей прямо в глаза:

– Еще как властен! Без него ничего этого бы не произошло. Ты бы не сбежала. Я бы не начал играть и не потерял бы все деньги. – Кит ткнул пальцем в сторону улицы за окном. – Ты не жила бы среди бродяг и шлюх… – Он вздохнул и спросил: – Почему ты пошла к нему?

– У него все наши деньги.

Кит прищурился:

– И что же он сказал?

Мара медлила с ответом; она знала, что брату он не понравится.

– На что ты согласилась? – допытывался Кит; он все больше раздражался.

– Как ты думаешь, на что я согласилась?

– Ты продалась!

Если бы это было так просто…

– Я сказала, что покажусь людям и верну его в общество.

Кит задумался, и Маре показалось, что он сейчас начнет возражать. Но она забыла, что отчаявшиеся люди часто становятся корыстными.

– И я верну свои деньги? – спросил брат.

Он сказал лишь о себе, и Маре это очень не понравилось.

– Там не только твои, Кит, деньги.

Он презрительно фыркнул:

– Твоих там – всего ничего.

– Приютских денег хватило бы на целый год…

– Мне есть о чем волноваться, Мара, и я вовсе не собираюсь беспокоиться еще и о твоих щенках.

– Но они – дети! И они во всем полагаются на меня!

Брат взмахнул рукой, как бы отметая все ее возражения.

– Так ты получишь мои деньги или нет?

Ему на нее наплевать, даже если она потеряет все, что создала за эти годы. Ему плевать на все – лишь бы вернуть свои собственные деньги.

И Мара сделала то, что у нее особенно хорошо получалось. Она соврала:

– Нет, к сожалению.

Лицо брата исказилось от ярости.

– Ты заключила сделку с дьяволом и ничего не получишь взамен? С тебя никакого толку! – Он в раздражении начал расхаживать по комнате. – Ты все испортила, Мара!

Она, прищурившись, посмотрела на брата:

– Я сделала то, что нужно было сделать. Он не будет драться с тобой и оставит тебя в покое.

Кит схватил стоявший у него на пути стул и швырнул его в стену. Стул разлетелся на несколько обломков.

Мара тяжко вздохнула. Немного помедлив, она отступила за стол и ухватилась за столешницу, чтобы скрыть дрожь в руках. Она теряла контроль над ситуацией. И вероятно, заслуживала осуждения.

Вероятно, это и происходило с женщинами, пытавшимися взять свою судьбу в собственные руки. Она поступила именно так, изменив свое будущее. Изменив жизнь. И прожила этой жизнью двенадцать лет.

Настало время и брату жить самостоятельно.

– Такую сделку мы заключили. А твой, Кит, единственный шанс сохранить честь – это осознать все произошедшее. Я привела мужчину в свою комнату и опоила его наркотиком. Я залила кровью простыни, а потом сбежала. Поэтому прощения должна просить именно я, и Темпл это знает.

– А как же я?..

– Ты его не интересуешь, Кит.

Брат подошел к окну и выглянул наружу, в холодный ноябрьский день. Он долго молчал, затем прошептал:

– А напрасно… Этот человек не знает, на что я способен.

Закатное солнце окрасило каштановые кудри Кита золотом, и Мара вспомнила один давний день в доме их детства в Бристоле. Брат, смеясь, бежал вдоль берега небольшого пруда около их дома и тащил за собой игрушечную лодочку. Внезапно он споткнулся о корень дерева и упал, отпустив веревку. Сильный порыв ветра подхватил лодочку и отнес ее на середину пруда, где она быстро набрала воды и затонула.

Их с братом наказали за «проступок» и отправили в постель без ужина; Кита – за то, что упустил игрушку, стоившую денег, а Мару – за то, что у нее хватило наглости напомнить отцу, что его дети не умели плавать.

Это был не первый раз, когда Киту сильно не повезло, и не первый, когда она, Мара, пыталась оградить его от отцовского гнева.

Но сегодня она не будет защищать брата. Сегодня она защищала то, что для нее намного важнее. И она не доверяла ему настолько, чтобы посвятить в свои планы.

– Ты будешь держаться в стороне, Кит. Ясно?

– А если не буду?

Мара рывком распахнула дверь комнаты, давая понять, что разговор окончен.

– У тебя нет выбора.

Брат повернулся к ней лицом, и на какой-то миг из-за игры света ей показалось, что перед ней стоял отец.

– Ты попала в лапы герцога-убийцы? Он и его клуб забрали у меня все, чем я владел. И я должен так просто оставить это? Мара, а как же мои деньги?

Он снова говорил только о своих деньгах, не более того. Конечно, это не должно было удивить ее, но все же удивило. Скрыв свое удивление, Мара вскинула подбородок и заявила:

– Деньги – это еще не все.

– О, сестра, – пробормотал Кит со вздохом, – ты и в этом ошибаешься.

Мара молчала. Было ясно, что брат прекрасно запомнил уроки отца.

А он посмотрел ей в глаза и добавил:

– Я не смогу держаться в стороне. А теперь – и ты тоже.

И это была чистейшая правда.

Спустя несколько часов, когда Мара пыталась сосредоточиться на работе, в ее маленький кабинет вошла Лидия Бейкер, заявившая:

– Я устала притворяться, что ничего не замечаю.

Пытаясь изобразить удивление, Мара, широко распахнув глаза, взглянула на подругу:

– Прошу прощения, ты о чем?..

– Не прикидывайся. Ты все понимаешь. – Лидия уселась на стул с другой стороны бюро и похлопала себя по коленке, привлекая внимание Лаванды, лежавшей на подушке у ног Мары.

Свинка подняла голову, посмотрела на подругу хозяйки и тут же отвернулась.

– Эта свинья меня не любит, – заявила Лидия.

Мара тотчас ухватилась за новую тему.

– Бедняжка провела все утро, убегая от мальчишек…

– Уж лучше так, чем от фермера с топором. – Лидия, прищурившись, посмотрела на свинку.

Лаванда тихонько взвизгнула, и Мара рассмеялась.

Лидия же снова обратила все свое внимание на подругу.

– Мы семь лет работаем бок о бок, и я никогда не расспрашивала тебя о твоем прошлом.

Мара откинулась на спинку стула.

– За что я тебе очень благодарна.

Лидия нахмурилась и вновь заговорила:

– Если бы речь шла только о том мужчине, что приходил к тебе днем, я бы, наверное, промолчала. Но с учетом утреннего визитера… В общем, я решила, что хватит отмалчиваться. – Лидия на несколько секунд умолкла. Подавшись вперед, она ритмично постукивала по краю бюро письмом, которое держала в руке. – Пусть я работаю в сиротском приюте, Маргарет, но и мир за его дверью не остался для меня совсем уж незнакомым. Я знаю, что огромный мужчина, явившийся сюда утром, – это герцог Ламонт. – Она помолчала и добавила: – Герцог-убийца.

О Господи! Мара уже начинала ненавидеть это прозвище.

– Он вовсе не убийца.

Слова эти вырвались у нее раньше, чем она успела прикусить язык. И тем самым Мара невольно признала, что знакома с герцогом Ламонтом.

Глаза Лидии широко распахнулись, и она пробормотала:

– Правда?

Свой следующий ответ Мара тщательно обдумала. И только после этого произнесла:

– Правда.

Лидия ждала, когда подруга продолжит. Ее белокурые кудряшки, непослушные и встрепанные, едва держались на месте при помощи нескольких дюжин шпилек. Не дождавшись продолжения, Лидия откинулась на спинку стула и, положив руки на колени, заявила:

– Он приходил не для того, чтобы привести ребенка, верно?

Не такое уж неслыханное для аристократа дело – привести в приют своего внебрачного сына.

– Нет, не для того.

– И не для того, чтобы забрать? – допытывалась Лидия.

Мара покачала головой:

– Нет, не для этого.

– А может, он хотел сделать щедрое пожертвование приюту?

Мара невольно усмехнулась:

– Нет, не хотел.

Лидия склонила голову к плечу.

– А ты могла бы уговорить его сделать это?

Мара рассмеялась:

– Как это ни печально, но великодушие ему чуждо.

– Ага, значит, он приходил не ради каких-то дел, касающихся приюта?

– Нет, не ради.

– А это значит, что его визит как-то связан со вторым твоим сегодняшним посетителем, не так ли?

Мару пронзила тревога. Она посмотрела подруге прямо в глаза:

– Я тебя не понимаю, дорогая.

– Не ври. Все ты понимаешь. А твоего второго посетителя зовут Кристофер Лоув. Полагаю, он очень богат – унаследовал от своего отца огромное состояние.

Мара поджала губы.

– Уже не богат.

Лидия внимательно посмотрела на подругу:

– Да, я кое-что слышала. Говорят, он проиграл все человеку, убившему его сестру.

– Он не убивал!.. – снова вырвалось у Мары.

– Хмм… – Лидия смахнула с юбки приставшую корпию. – Похоже, ты в этом совершенно уверена.

Мара кивнула:

– Да, совершенно.

Подруга помолчала, потом спросила:

– Как давно ты знаешь герцога Ламонта?

Вот он, вопрос, который изменит все. Вопрос, который вытащит ее из укрытия и предъявит миру.

Что ж, ведь когда-то все равно придется сказать правду. И следует счесть подарком судьбы то, что начать можно с Лидии. Но очень трудно признаться ближайшей подруге, доверявшей ей семь долгих лет, что все эти годы она, Мара, ей врала.

Собравшись с духом, Мара ответила:

– Двенадцать лет.

Лидия медленно кивнула:

– С тех пор как он убил сестру Лоува?

«С тех пор как он якобы убил меня».

Теперь уже признаться будет совсем просто. Ведь Лидия и так знала о ней больше, чем кто-либо другой. Она пришла к Маре совсем юной, неопытной гувернанткой для группы мальчишек, прибывших из большого поместья в Йоркшире, из того самого, где сама Мара скрывалась много лет назад.

Лидия понизила голос и ласково проговорила:

– У нас у всех есть тайны, Маргарет.

– Это не мое имя, – прошептала Мара.

– Конечно, не твое, – согласилась Лидия. Улыбнувшись, она продолжала: – И то, что ты выросла на ферме в Шропшире, является такой же правдой, как и то, что ты отошлешь туда Лаванду.

Мара выдавила смешок и кивнула на свинку, похрапывающую во сне:

– Ферма в Шропшире отлично ей подойдет.

Лидия усмехнулась:

– Чушь! Это очень избалованная свинья… Спит на мягкой подушке и ест прямо со стола. Ей не понравятся плохая погода и помои. – Большие глаза Лидии наполнились сочувствием. – Но если не Шропшир, то где?

Мара посмотрела на бюро, за которым работала семь лет, каждый день надеясь, что эти вопросы никогда не возникнут. Не поднимая глаз, она ответила:

– Бристоль.

Лидия кивнула:

– Только непохоже, что ты выросла в доках Бристоля.

Перед глазами возник огромный дом, где она провела детство и юность. Отец частенько говорил, что мог бы купить всю Британию, если бы только захотел. И он построил этот дом как доказательство своего могущества. Дом был наполнен картинами и мраморными скульптурами, по сравнению с которыми элгинские мраморы казались миниатюрными. В особенности он любил портреты и заполнил почти все стены лицами незнакомцев. «Когда-нибудь я заменю их моей собственной семьей», – говаривал отец всякий раз, когда вешал новый портрет. Дом его выглядел непомерно украшенным в лучшем случае, в худшем же – вычурным и безвкусным. И только этот свой дом и любил отец.

– Я в доках и не росла.

– А герцог?

«Лидия все знает. Нет никаких сомнений», – думала Мара.

– Видишь ли, я… – Мара помолчала, тщательно подбирая слова. – Я встретилась с ним… однажды.

Не вранье, но и правдой не назовешь. «Встретилась» – не совсем то слово, которым можно описать случившееся между ними. Час был поздний, ночь темная, положение отчаянное. И она воспользовалась этой встречей.

Подруга пристально взглянула на нее:

– Встретилась накануне своей свадьбы?

Мара страшилась этой минуты двенадцать лет – боялась, что правда ее погубит. И все же, стоя на краю обрыва и готовясь рассказать правду впервые за двенадцать лет, она без колебаний ответила:

– Да.

Лидия кивнула:

– И он тебя не убивал.

– Нет, разумеется. Ведь я же живая…

Лидия молча ждала продолжения, и Мара тихо проговорила:

– Я вовсе не хотела, чтобы все выглядело так… зловеще.

Она собиралась испачкать кровью простыни, чтобы казалось, будто ее обесчестили. Будто она сбежала с мужчиной. Он должен был ускользнуть до того, как кто-либо что-нибудь заметит. Но опия оказалось слишком много. И крови – тоже.

Лидия долго обдумывала услышанное, снова и снова покручивая в пальцах конверт, и Мара не могла отвести глаз от этого маленького белого прямоугольника.

– Никак не могу вспомнить твое имя…

– Мара.

– Да-да, Мара, – повторила Лидия, словно пробуя имя на вкус. – Значит, Мара?..

Та кивнула; она испытывала искреннее удовольствие, когда слышала свое имя из чужих уст. Удовольствие… и одновременно страх. Потому что обратной дороги не было.

Наконец Лидия улыбнулась и сказала:

– Что ж, очень приятно познакомиться.

Мара невольно задержала дыхание – столь велико было облегчение, на нее нахлынувшее.

– Когда он добьется своего, про меня все узнают, – сказала она.

Лидия посмотрела ей прямо в глаза; она понимала, что означали эти слова. Понимала, что Маре придется бежать из Лондона и что приют, возможно, перестанет существовать, а ей, Лидии, также придется исчезнуть.

– А он добьется своего?

Мара прекрасно понимала, что этот человек не остановится ни перед чем. Но и у нее имелись кое-какие планы… Она твердо решила, что не уйдет, пока не обеспечит мальчиков.

– Нет, не добьется, если я тоже не добьюсь своего.

Губы Лидии дрогнули в усмешке.

– Такого ответа я и ожидала.

– Я пойму, если ты решишь держаться в стороне, – сказала Мара. – Если захочешь уйти прямо сейчас.

Лидия покачала головой:

– Нет, я не хочу уходить.

Мара улыбнулась:

– Вот и хорошо. Этот дом будет нуждаться в тебе, когда уйду я.

Лидия кивнула:

– Да, я останусь тут.

В коридоре раздался бой часов, словно отмечавший значение этой минуты. И звук этот вернул подруг к реальности.

– Ну а теперь, когда с этим мы покончили… – Лидия протянула Маре два конверта. – Может быть, объяснишь мне, почему ты получаешь письма из игорного ада?

Глаза Мары широко распахнулись. Она взяла один из конвертов и покрутила его в руках. С лицевой стороны, густыми черными чернилами и почти неразборчивым почерком, было нацарапано ее имя, а также адрес. Причем конверт был запечатан ошеломительно красивой серебристой печатью с изображением изящного ангела-девочки – гибкой, очаровательной, с крыльями, раскинутыми по воску.

Мара поднесла ее ближе к глазам, а Лидия сказала:

– Это печать «Падшего ангела».

Мара почувствовала, как гулко заколотилось сердце.

– Клуб герцога, – пробормотала она.

Подруга с возбуждением закивала:

– Да-да, самый привилегированный игорный ад в Лондоне, где аристократы каждую ночь проигрывают целые состояния! – Лидия понизила голос: – Я слышала, что членам клуба достаточно попросить то, чего они хотят, и… Говорят, что каким бы экстравагантным ни было их желание, клуб его выполняет.

Мара закатила глаза:

– Но если что-то совершенно невозможно достать, то как это достает клуб?

Лидия пожала плечами:

– Думаю, они очень могущественные люди.

Вспыхнуло воспоминание о широких плечах Темпла, о его сломанном носе и о том, как он властно вел себя в ее доме. Как оговаривал условия их соглашения.

– Да, пожалуй, – согласилась Мара, подсовывая ноготь под серебристый воск и распечатывая письмо.

Поперек листка бумаги было нацарапано всего два слова – два слова, окруженные огромным пустым пространством. Ей бы в голову не пришло так расточительно использовать бумагу. Очевидно, экономия не являлась отличительной чертой Темпла – за исключением, пожалуй, экономии слов.

«Девять часов!» И все. Подписи не было. Впрочем, ей она и не требовалась – и так все было ясно.

– Не думаю, что мне нравится этот твой герцог. – Лидия перегнулась через бюро и вытянула шею, рассматривая записку.

– Поскольку он – не мой герцог, мне все равно, – проворчала Мара.

– Пойдешь?

Она ведь дала согласие. И была готова к расплате. Потому что это ее единственный шанс.

Проигнорировав вопрос, Мара отложила записку и посмотрела на второй конверт.

– Это не столь интересно, – заметила Лидия.

«Счет», – поняла Мара, не вскрывая конверт.

– Сколько? – спросила подруга.

Мара со вздохом сломала печать.

– Два с лишним фунта. За уголь.

Больше, чем было у них в кошельке. А зима, судя по всему, ожидалась очень холодная. К горлу подступили злость, досада и паника, но Мара тут же взяла себя в руки. Потянувшись за скупой запиской герцога, она покрутила листок в пальцах, потом взяла ручку, осторожно обмакнула ее в чернила и на записке написала: «10 фунтов».

И сунула записку обратно в конверт, чувствуя, как сердце колотится прямо в горле. Но она была полна решимости. Пусть он диктует ей условия, зато она может диктовать цены. Десять фунтов будут греть мальчиков целую зиму.

Мара зачеркнула на конверте свое имя, написала имя герцога и протянула письмо Лидии.

– Про счет за уголь поговорим завтра.