Текст книги "Все время мира"

Сара Пурпура
Все время мира

Моей матери

Потому что, несмотря ни на что, ты всегда была для меня Любовью

Sara Purpura

Tutto il tempo del mondo

* * *

© 2018 Mondadori Libri S.p.A., Milano, Italy

© Каузов Ф. В., перевод на русский язык, 2023

© Усманова Диана, иллюстрация, 2023

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2024

1
Анаис

Есть дни, когда я хочу кричать, но знаю, что никто не станет меня слушать.

Сейчас самый обычный вечер. Из тех, за которым следует длинная ночь, когда я остаюсь наедине со своими мыслями.

Снаружи льет дождь, и я не стала закрывать окно занавесками в надежде, что шум дождя меня убаюкает. Я понапрасну пытаюсь заснуть, ворочаюсь и снова и снова меняю положение тела, однако сон так и не хочет освободить меня от этого мучения.

Я – капитан команды чирлидеров своей школы. Это значит, что я должна выкладываться больше, чем все остальные, и сегодня тренировка действительно была интенсивной. Все мои мышцы онемели, но даже это не помогает мне заснуть.

Скоро пробьет полночь, и весь дом погрузится в полнейшую тишину. Сегодня вечером было очень больно засовывать два пальца в горло. Когда я не делаю так сразу после еды, то вызывать рвоту бывает довольно-таки сложно.

Мое горло еще горит, и я сажусь, чтобы выпить немного воды.

Замечаю, что дождь закончился и на небе не осталось ни облачка. Я вижу полную луну, которая выглядывает высоко-высоко на небе, и мое воображение разыгрывается не на шутку: мне кажется, что сверху нежным взглядом смотрит на своих детей заботливая мать.

Взгляд, который я никогда не видела в своей жизни.

На диване вибрирует мобильник. Встаю. Пришло сообщение от Евы, и на миг мне хочется его просто проигнорировать.

«Зайдешь в скайп?» – просит она.

Моя сестра учится в Университете Сан-Франциско. Она на два года старше меня и собирается стать врачом, как наш отец.

Не могу сказать, что у нее был большой выбор…

Со временем стало казаться, что мечта великого кардиохирурга Мэттью Керпера стала и ее мечтой, но я не знаю, так ли это на самом деле. Чем старше мы становились, тем сложнее было разобраться в наших собственных желаниях, так что мы просто приняли, что родители все решили за нас.

Мобильник гудит еще раз. Очередное сообщение.

Черт. Я просто хотела закрыть глаза и забыться во сне, но Ева не даст мне покоя, пока не убедится, что со мной все в порядке. Так что я включаю компьютер и жду ее видеозвонка.

Когда я вижу на мониторе ее улыбку, у меня замирает сердце. Мне очень сильно не хватает сестры, и хотя с отъезда Евы прошел целый год, до сих пор не могу привыкнуть, что ее нет рядом.

– Привет! Я тебя разбудила? – спрашивает Ева.

– По правде говоря, я еще не заснула. А тебе самой еще не пора ложиться?

– Сегодня – пятница, так что наш кампус еще не спит, вот я и захотела услышать тебя.

– Это звучит слишком сентиментально даже для такого романтика, как я, не говоря уж о тебе. Что случилось?

Лицо сестры сразу стало серьезным.

– Ничего серьезного. Я просто узнала, что папа с мамой опять уехали, и ты там совсем одна, а мне это не нравится.

Линда… Должно быть, она созвонилась с нашей домработницей.

– Сестричка, если ты не забыла, то я уже совсем взрослая и могу о себе позаботиться, – я пытаюсь обратить все в шутку.

Однако она по-прежнему непреклонна.

– Послушай, милая, ты не должна меня обманывать. Они уже начали на тебя давить?

При этих словах я чувствую, как слезы одна за другой начинают течь по лицу, и пытаюсь не дать себе расплакаться.

Кажется, моя судьба тоже предрешена.

Я стану врачом, хотя даже не переношу вида крови. Это злая шутка, но в какой-то момент угождать отцу стало обязательным, а наши собственные мечты затаились где-то глубоко внутри нас, и мы просто прекратили к ним прислушиваться.

– Анаис, я знаю, что ты испытываешь, ты понимаешь? – говорит Ева.

– Конечно, ты это знаешь. Ты чувствовала то же самое до прошлого года, – отвечаю я.

– Но у меня была ты. А кто есть у тебя?

Это мой выпускной год в школе. Мне нужно подать заявление, чтобы меня зачислили в тот же самый колледж, в котором учился мой отец, но я продолжаю тянуть время в надежде набраться храбрости и сказать ему, что не хочу туда поступать. Сказать, что у меня другие мечты. Колледж литературы и науки в Лос-Анджелесе стал бы идеальным вариантом для меня, но когда я заикнулась ему об этом, случилась маленькая трагедия.

– Ты вернешься домой? – Я спрашиваю сестру об этом, потому что очень сильно хочу ее увидеть снова, а еще чтобы сменить тему. Мне не хочется, чтобы она за меня беспокоилась.

В прошлый раз, когда она была рядом, ее насторожили мои постоянные побеги в ванную комнату, и однажды она поймала меня на пороге. Сестра все слышала, и мне пришлось солгать, будто бы у меня случилось несварение желудка. Она сделала вид, что поверила, однако с тех пор вовсю за мной приглядывает.

– Я скоро вернусь, осталось сдать всего два экзамена, – Ева разочарованно вздыхает, поскольку я, как обычно, ничего ей не рассказала. – Давай-ка ложись, сестренка. Позвоню тебе завтра.

Я улыбаюсь в ответ, пытаясь не выдать себя взглядом, и выключаю компьютер.

После я снова подхожу к окну. С улицы тянет прохладой, и я обнимаю себя обеими руками. Дождь разошелся пуще прежнего, и его струи мелькают разноцветными бликами в свете фонарей за окном.

Мой взгляд теряется среди теней в саду. Я вижу себя, маленькую девочку, которая гоняется за бабочками на этой лужайке. Это воспоминание приковывает к себе все мое воображение и рисует на оконном стекле картинки прошлого. Когда-то я была счастливой. Мир снаружи был огромным, но я не испытывала перед ним никакого страха. Затем я выросла, а реальность сжалась. Теперь я вижу лишь эшафот, который соорудила, поскольку этого требует от меня моя семья: быть капитаном команды чирлидеров, невестой квотербека школьной сборной, красоткой-блондинкой с суперфигурой, идеальной ученицей, которая приводит всех в восхищение. Оболочка, внутри которой я задыхаюсь с каждым днем все больше и больше и от которой никак не могу освободиться…

Ненавижу то, что я вижу.

Ненавижу свою мать и ее преклонение перед диетами.

Ненавижу своего отца, который не замечает меня настоящую.

Ненавижу те дни, когда я хочу кричать, даже если никто не станет меня слушать.

Ненавижу, что не могу быть той семнадцатилетней девчонкой, которой хочу быть.

Я спрашиваю себя, когда все изменилось и был ли вообще момент, когда все могло пойти как надо. Иногда нужен один поцелуй, одно объятие, обычная ласка. Я никогда не получала ничего подобного, и со временем отдала своей семье всю власть над собой.

Я задергиваю шторы, оставляя снаружи мир, о котором мечтала. Ложусь в кровать, обнимаю собственное одиночество и с безмолвным криком утыкаюсь в подушку.

2
Анаис

Когда ты по-настоящему являешься собой, ты понимаешь того, кто хотел быть с тобой рядом.

Опаздываю!

Я не услышала будильник, и теперь у меня лишь пара минут, чтобы привести себя в порядок и добежать до школы.

В спешке чищу зубы, собираю волосы в небрежный пучок, натягиваю первые попавшиеся под руку джинсы и красную тенниску с логотипом бара, в котором успела отработать лишь пару недель, прежде чем отец заставил меня бросить это занятие, поскольку посчитал его недостойным. Затем надеваю кроссовки и спускаюсь вниз. Мама с вялым видом готовит завтрак. Она не любит возиться на кухне, но у нее нет выбора: сегодня у Линды выходной.

Отец сидит за столом и листает газету. Никто из родителей не удостаивает меня даже взглядом, что меня радует, поскольку мать точно устроила бы мне разнос за мой внешний вид.

Однако, как только она меня замечает, тут же произносит вежливым, но бесстрастным тоном: «Не поздно ли, Анаис?» При этом ее взгляд сосредоточен на сковородке, на которой жарятся блинчики.

Мне хочется ответить ей, что если бы она проявила заботу и пришла меня разбудить, то сейчас бы я не опаздывала, но мои родители считают, что их дочери полностью отвечают за свои действия и должны подниматься вовремя сами.

Я гляжу на часы: действительно, уже очень поздно и я не успею на первый урок. Я могла бы схватить яблоко и выскочить из дома, но мать меня останавливает:

– А ну-ка садись и завтракай! – резко бросает она мне. Ее глаза излучают гнев, однако потом она просто качает головой и меняет тон.

– Нам с отцом нужно с тобой поговорить.

Черт! Видать, все по-настоящему серьезно, раз у нее нет времени устроить мне взбучку.

В моей голове звучит сигнал тревоги. Наверняка они снова готовы завести один из своих обычных разговоров, цель которых мне хорошо известна. Но сегодня у меня нет никакого желания их слушать, что бы они ни собирались мне сказать или приказать… Или как бы ни хотели меня отругать.

Я усаживаюсь рядом с отцом, который со своей неизменной выхолощенной невозмутимостью откладывает газету и произносит: «Доброе утро, Анаис».

Почему этот человек никогда не улыбается?

– Доброе утро, папа, – отвечаю я.

– Нам хотелось бы, чтобы здесь была и Ева, но тогда будет уже слишком поздно, так что мы сообщим ей обо всем по телефону.

О нет! Грядет что-то серьезное, так что я напрягаюсь и ловлю каждое его слово.

Мать ставит на стол подальше от меня – боже, как же она не хочет, чтобы я растолстела! – полную тарелку политых кленовым сиропом блинчиков, молоко и свежевыжатый апельсиновый сок.

Вкусный аромат раззадоривает мое обоняние, однако мой желудок, напротив, сжимается.

Меня начинает тошнить.

Наконец мама тоже садится за стол и вступает в разговор:

– Ты ведь знаешь, что частная клиника твоего отца пользуется огромным уважением. Это означает, что есть куча инвесторов – друзей и партнеров, – которые верят в него и поддерживают его… Боже мой, Анаис! Ты же не собираешься идти в школу в таком виде?

Черт! Зря я надеялась улизнуть!

Ее взгляд обращен на меня, и я натягиваю рукава, почти пряча кисти. Вчера я оставила новые порезы на руках. Не слишком глубокие, но все равно заметно.

– Мы решили принять участие в одной инициативе. На нее согласились все авторитетные лица этого города, – продолжает отец, не обращая внимания на лицо мамы, которое искривилось от вида моей одежды. – Это преумножит уважение финансовых партнеров, и возможные инвестиции позволят нам открыть новый педиатрический филиал.

Его голос становится мягче. Мне даже кажется, что отцу неудобно. Я не привыкла видеть его таким и совсем не понимаю, зачем мои родители пытаются посвятить меня в свои дела. Раньше они никогда этого не делали.

Я молчу дольше положенного, и отец фыркает: «Анаис, на твоем месте было бы вежливо проявить хотя бы чуточку любопытства».

Ах да! Меня должно интересовать все, что связано с ним.

– Итак, – он начинает беспокойно постукивать рукой по столу, – мы решили стать участниками проекта по усыновлению.

Что вообще происходит…

– Усыновление? – выдавливаю я с изумлением.

– В Ирвайне есть специальный центр. Сейчас там настоящий хаос. В нем живут подростки, которых никто не хочет взять себе, поскольку они уже вышли из обычного для усыновления возраста. Им нужно найти дом как можно скорее.

Дети, которых никто не хотел…

Подростки, которые никому больше не нужны.

Я нервно сглатываю, когда силюсь представить, что значит быть отвергнутыми. Поступок моих родителей, безусловно, благороден, однако я по-прежнему не могу прийти в себя от этой новости.

Отец решает подсластить пилюлю и продолжает: «Это акт милосердия, Анаис. Для юноши, которого нам доверят, это будет временной ситуацией, но в конце первого года, по достижению совершеннолетия, он может согласиться на усыновление и взять нашу фамилию».

Юноша… Значит, здесь появится парень, и это уже решено.

Один бог знает, как сильно мои родители хотят продемонстрировать миру свою щедрость, однако на этот раз поступок кажется по-настоящему хорошим, и я не уверена, что своим молчанием отреагировала должным образом на эту новость.

– Я рада, – наконец выдавливаю я из себя. – Вы можете на меня положиться, однако сейчас… – я хватаю яблоко и мысленно благодарю этот разговор за то, что он позволил мне избежать завтрака. – Мне нужно идти, или я пропущу и второй урок.

Вокруг ничего не поменялось. Думаю, они приняли мое согласие как должное. Моя мать всплеснула руками лишь по поводу моего внешнего вида. Отец же, глядя на мою тенниску, даже не вспомнил о тех яростных спорах, что были между нами всего лишь пару месяцев назад. Пусть он, кажется, и в смятении, но сейчас просто поставил меня перед фактом. В действительности мое мнение ничего для них не значило.

Я выхожу из дома и думаю, кем будет этот парень. Я задаюсь вопросом, будет ли он младше меня, или, возможно, окажется моим ровесником. И все-таки целый год с Керперами… Сомневаюсь, что тот, кто познакомится с нами поближе, захочет остаться в нашей семье навсегда. Я сажусь за руль своего «Шевроле Спарк» – подарок от родителей на шестнадцатилетие. Да, я хожу в престижную школу, где учатся богатые дети, а мой парень, Брайан Майлс, одним прекрасным днем станет хозяином сети фешенебельных отелей своего отца.

А еще он – квотербек школьной сборной. Все очевидно. И пока внешне я выказываю восторг от того, насколько моя жизнь выглядит идеальной, внутри себя я чувствую нарастающее раздражение, потому что в действительности моя жизнь совсем далека от идеала.

Я подъезжаю к школе. Место на парковке по соседству с машиной Брайана свободно. Никто не занимает его, как будто около них стоят указатели с нашими именами. Еще в конце прошлого года все эти привилегии казались мне очень важными, но теперь, наоборот, они начинают меня душить.

На парковке я встречаю своего парня.

– Привет, красотка, – он обнимает меня и целует, а затем окидывает меня взглядом и хмурит брови. – Что с тобой стряслось сегодня утром?

Мой внешний вид в этот момент, конечно, далек от облика мисс Вселенной, а моего парня всегда раздражает, если я не выгляжу идеально.

Я пожимаю плечами. Его мнение интересует меня с каждым разом все меньше и меньше, и если бы я могла наплевать еще и на родительские ожидания, то прекратила бы засовывать себе два пальца в горло или резать себя каждый раз, стоит им только неодобрительно на меня посмотреть.

– Поможешь мне? – спрашиваю я Брайана и протягиваю ему рюкзак.

Мы направляемся к зданию школы.

– Ты не должен пропускать занятия из-за меня.

– Это не проблема, – Брайан улыбается в ответ. – Почему ты опоздала?

– Не услышала будильник, а пока собиралась, родители решили шокировать меня новостью.

– Это какой?

Пока мы идем по пустому длинному коридору к кабинету литературы, я делаю глубокий вдох, который хорошо слышен в окружающей нас тишине, и выпаливаю: «Кажется, у меня скоро появится брат».

Брайан застывает как вкопанный, и когда я соображаю, что он остался позади, тоже останавливаюсь.

– Вот это Керперы! Зачали еще одного… – Брайан восклицает на весь коридор.

Только в этот момент до меня доходит, что он все неправильно понял.

– Да нет же, кретин! Моя мать не беременна!

Он растерян.

– Но ты ведь только что сказала…

– Существует проект усыновления, – торопливо объясняю я. – В нем участвуют, похоже, все богатые семьи Сан-Диего, а ты знаешь моего отца. У него всегда полно амбициозных идей по развитию своей клиники, и для него этот проект не что иное, как способ выбить новые инвестиции.

– Итак, у твоих ног будет ползать какой-то сосунок лишь потому, что твой папаша хочет лизнуть пару задниц? Малышка, мои родаки кажутся мне выжившими из ума, но твои… Они точно не шутят?

Сказать по правде, никакого сосунка и не будет, но расскажи я, как все обстоит на самом деле, ситуация стала бы еще непригляднее.

Мы подошли к дверям кабинета. Пора отложить наш разговор. Мне нужно объяснить Брайану, что, возможно, в моем доме появится наш сверстник, и я не знаю, как мой парень воспримет эту новость. Он всегда был ревнивым, а нынешняя ситуация действительно выглядит очень странной, так что впервые в жизни я могла бы понять его ревность.

Я хочу сказать ему, что тоже испытываю беспокойство. Я не знаю, кем будет этот парнишка и какой у него характер. В любом случае его предыдущая жизнь вряд ли была легкой. Да и быть семнадцатилетним подростком – скверная штука. По крайней мере, у меня так. Я даже не могу себе представить, каково это – расти без какой-либо опоры в жизни. Хотя если под опорой понимать таких родителей, как мои, может, оно и к лучшему, когда у тебя совсем ее нет.

– Поговорим об этом за обедом, – я целую Брайана. Мне не хочется, чтобы он сейчас устраивал сцены ревности, однако решаю намекнуть ему о реальной ситуации, чтобы у него было время переварить услышанное к большой перемене.

– Да… Брайан, это будет не маленький ребенок. – Мой бойфренд тут же меняется в лице. Я открываю дверь в класс. – Он будет примерно нашего возраста.

– Какого хрена? Сколько ему лет? – Брайан едва не кричит в ярости, когда мы отправляемся на обед.

Я оглядываюсь по сторонам и вижу, что столовая полна людей.

– Прошу, не повышай голоса.

Как я и боялась, Брайан решил устроить сцену.

– Это полный идиотизм. Этот тип может оказаться кем угодно: умственно отсталым, маньяком… Я не оставлю тебя жить под одной крышей с ним.

– Слушай, «этот тип» – просто парень, который находится под присмотром государства, и если бы он был маньяком, то уже сидел бы в тюрьме. Умственно отсталый? Может быть, но тогда я должна помочь ему, и ты тоже внесешь свою лепту.

– Ну нет, Анаис. Забудь об этом! На этот раз не надо корчить из себя мать Терезу, – предупреждает меня Брайан.

– Чего ты от меня хочешь? Не могу же я уйти из дома!

Брайан отодвигает свой поднос.

– Дерьмо! – Он ругается. К еде даже не притрагивается.

– Ты перегибаешь палку, – резко отвечаю я, но Брайан даже не смотрит в мою сторону.

– Это не один из твоих бомжей, – огрызается он.

Брайан думает, что время от времени я делаю пожертвования для бездомных, но если бы он знал, что каждую неделю я хожу в Баррио Логан, неблагополучный район города, то тут же побежал бы рассказывать моему отцу о том, какая я безрассудная.

– Для меня вопрос закрыт, – категорично заявляю я и скрещиваю руки на груди.

Брайан фыркает, затем встает, взъерошивает свои светлые кудри и смахивает челку со лба. Он не на шутку разозлен и расстроен, но я просто не знаю, как его подбодрить.

– Поступай как знаешь, мне плевать.

Мы ловим на себе несколько взглядов. Даже первоклашки, которые обычно боятся в открытую смотреть на нас, сейчас не могут удержаться.

– Я не могу повлиять на эту ситуацию. Да мы еще и не знаем, кто это будет, и стоит ли об этом переживать.

На самом деле я понимаю, что паранойя моего бойфренда – а это именно паранойя – связана с тем, что мой будущий братишка, или кем он мне там будет, уже не маленький мальчик, от которого я смогу легко отделаться. В моей жизни скоро появится новый парень, и родители заставят меня быть с ним любезной и помогать ему освоиться в школе. А это значит, что по крайней мере в первые дни я должна прилипнуть к нему и не отходить ни на шаг. Я тяну Брайана за руку, и он, раздраженный, снова садится на стул.

– Правда, ты не должен на меня так злиться, – я приближаюсь к его лицу и целую в уголок рта.

Я хорошо знаю, что чуть-чуть ласки с моей стороны, и Брайан не сможет долго на меня дуться. Этим я и пользуюсь.

Я немного отодвигаю столик и сажусь Брайану на колени.

– Не беспокойся, хотя бы до тех пор, пока на это не будет причины, ок?

На его губах проскальзывает улыбка, и я понимаю, что дело сделано.

– Рано или поздно эти уловки тебе не помогут, Анаис…

Я улыбаюсь ему, а он похлопывает меня по ягодице и притягивает к себе для быстрого поцелуя.

– Тебе везет, что я тебя люблю, – произносит Брайан.

– М-м-м… – мурлычу я в ответ, – и я тебя люблю, Майлс.

3
Анаис

Я жива, пусть это, возможно, никого и не волнует.

Сегодня я должна остаться в школе на тренировку, а поскольку по вечерам уже становится холодно, я беру с собой куртку. Не хочу подхватить простуду и торчать из-за нее дома. Все время кажется, что там стены обступают меня все плотнее.

Я едва вышла из ванной, но тут же возвращаюсь обратно, чтобы проверить, все ли в порядке.

Я нервничаю. Сегодня – тот самый день. День, когда я познакомлюсь с парнем, которого хотят усыновить мои родители.

Пока завязываю волосы в высокий пучок, думаю о происходящем и прихожу к выводу, что более идиотской ситуации нельзя себе и представить. Я понимаю, что выгляжу лицемерно, однако даже таким образом невозможно потрясти устои отдельно взятой семьи. Особенно, когда эти самые устои уже вовсю ходят ходуном.

К черту! В кого я превращаюсь? Я опустилась до того, что считаю парня, которому не повезло в жизни, неприятностью. Я не узнаю себя.

Хочу поговорить с Евой, но она сейчас занята экзаменами, и мы не созванивались с того самого дня, когда отец сообщил ей по скайпу эту новость. Мне показалось, что она тоже была растеряна, как и я, однако сестра сделала то, к чему привыкла за свою жизнь: улыбнулась и изобразила восторг.

Тот, кто придет теперь в наш дом, не испытает моих трудностей с пониманием себя. Он даже не столкнется с теми проблемами, которые моя семья так старательно скрывает, но это уже другая история, и ход событий зависит не только от меня.

Самым правильным будет принять этого парня и расположить его к себе. Однако сама мысль, что мои мать с отцом, неспособные любить своих родных детей, вдруг решили поиграть в заботливых родителей с чужим ребенком, вызывает у меня взрыв смеха.

Я делаю два глубоких вдоха.

«Анаис Керпер, прекрати!» – приказываю я своему отражению в зеркале.

Я не стала заморачиваться с макияжем, и это заметно. У меня огромные круги под глазами.

Когда ты одна из самых популярных девушек в школе, ты обязана серьезнее относиться к косметике и прочим штукам, но сегодня мне нужно быть самой собой. Так что никаких масок, в том числе макияжа, а также дорогущих платьев или мелирования – всего того, что «советует» мне мать, чтобы я произвела впечатление на моего обретшего плоть и кровь незнакомца.

Я проверяю отметины на руке. Они почти незаметны, так что нет нужды замазывать их тональным кремом. С трепетом я дотрагиваюсь до них, будто прошу остаться хотя бы еще ненадолго на коже. Это мои воспоминания о тех моментах, когда я падала и заново поднималась. Я не горжусь ими, но каждый раз, когда смотрю на них, понимаю, что значит быть тем, кто сумел выжить.

Я жива, пусть это, возможно, никого и не волнует.

Я жива, и этим я обязана только себе.

Я спускаюсь на первый этаж и вижу Линду, которая готовит завтрак. Оглядываюсь по сторонам. Дом пуст. Как обычно, мои родители даже не подумали, чтобы предупредить меня о своем отъезде.

– Доброе утро! – здороваюсь я с Линдой, стараясь выглядеть радостной.

– Привет, золотко! – Она оборачивается и награждает меня широкой улыбкой.

Заметив мой поникший вид, она тут же выключает плиту и упирает руки в бока.

– Так-так, где полагающиеся мне обнимашки? – говорит она мне.

Я улыбаюсь в ответ и бросаюсь в ее теплые объятия.

Линда для меня как мама. Она практически вырастила нас с Евой, и мы ее просто обожаем.

– Король с королевой умотали? – С Линдой я могу быть открытой, поэтому не скрываю своей досады на родителей. Я сажусь за стол и ловлю на себе ее сочувствующий взгляд.

– Да, малышка. Они уехали, как только я пришла. Грядут перемены? Они сказали мне привести в порядок дальнюю комнату.

Я киваю. Она ставит передо мной полную тарелку запеченного в яйце бекона и терпеливо ждет, пока я ковыряюсь вилкой в еде. Линда упрекает меня, что я слишком худа. Если бы моя мать услышала это, она посмотрела бы на нее как на сумасшедшую. Так что я отрезаю огромный кусок и запихиваю себе в рот.

– Ну, довольна? – произношу с набитым ртом.

На этот раз Линда смотрит на меня с укором и снова указывает на тарелку.

Наконец, когда она понимает, что я ничего не расскажу сама, присаживается рядом со мной и спрашивает прямым текстом:

– Итак… ты не объяснишь мне, что происходит?

Я только этого и ждала. Мне нужно с кем-нибудь об этом поговорить. В такие моменты отсутствие Евы убивает меня. К счастью, у меня есть Линда, так что я начинаю рассказывать ей обо всем и выкладываю все свои сомнения и страхи. Я делюсь обидой на парня, которого даже не знаю, а ведь его вина лишь в том, что он притянет к себе те крохи внимания, которыми мои родители могли бы одарить меня.

Такова я, безо всяких масок и уверток.

Да пошло оно все, я просто боюсь.

Линда дает мне закончить, затем вздыхает и обнимает меня, будто я снова стала той маленькой девочкой, которой когда-то была.

– Ты помнишь свою детскую мечту? – спрашивает она меня, когда выпускает из объятий.

Да, помню, но это уже неважно. Мой отец никогда не позволит мне стать детским психологом.

– Да, – отвечаю я ей, – но это было сто лет назад. Сейчас я выросла.

– Пусть твои планы изменились, но кем бы ты ни стала, твое настоящее «я» навсегда останется с тобой.

Всем сердцем я надеюсь, что ее слова сбудутся, но чувствую, что жизнь уже меня меняет.

– Анаис, это не навсегда. Дай себе время. В твоей жизни многое происходит, а в твоем возрасте и я чувствовала себя брошенной из-за различных событий, однако совсем скоро ты снова возьмешь все под контроль. Тебе не хватает Евы. Может быть, этот… брат поможет тебе. – Линда подмигивает мне, и впервые за столько дней мне не хочется закрыться в ванной и резать себя или вызывать рвоту. Пусть еда остается внутри меня, как боль, тревога, разочарование и ожидание.

– Они что-нибудь тебе сказали? – спрашиваю я, подразумевая родителей.

– Сказали, что вернутся к вечеру и дадут мне знать, когда подавать ужин, и больше ничего.

Я целую ее в щеку и стараюсь не поддаваться волнению из-за предстоящей встречи. Но мои руки дрожат, а на грудь будто навалился камень. Хватаю пару книжек, мобильник и ключи от машины.

Черт возьми, у меня есть еще время! Целый день, чтобы подготовиться. И я могу это сделать.

– Я поехала в школу. Увидимся вечером!

– Анаис, сумка! – кричит Линда мне вслед и сама несет ее мне. Сейчас я запросто могла бы забыть и голову. Линда сдерживается, чтобы не сделать мне замечание, однако ее обеспокоенный взгляд отчетливо говорит сам за себя.

– Мама Линда, не беспокойся: у меня есть время, чтобы хорошенько все обдумать!

При этих словах Линда улыбается. В детстве я называла ее мамулей, и мне кажется, услышав это обращение, она вдруг увидела во мне призрак той счастливой девчонки, которой я была.

Когда я была маленькой, моих родителей тоже никогда не было рядом, зато у меня была Линда, Ева и мои игрушки. И этого мне было достаточно. Но теперь нет.

Прямо у порога меня внезапно настигает звонок сестры, которая будто через расстояние услышала мои мысли.

– Привет, Ева, – недовольно говорю я в трубку.

– Я не вовремя?

Ох, да-да-да, по тысяче причин.

Однако вместо этого я сообщаю лишь часть правды.

– Вообще-то мне пора в школу, – отвечаю ей.

– Мне только что звонил отец. Когда они рассказали мне об усыновлении, я подумала, что это всего лишь одна из их безумных идей, которая скоро рассеется как туман, но теперь я понимаю, что ошибалась. Папа сказал, что парень приезжает сегодня, но какого черта…

– Я думала, что ты оценила их решение.

– Да, потому что считала, что они быстро потеряют к ней интерес!

– Хм… Кажется, что нет.

Наступает молчание. Единственное, что я слышу в трубке, это приглушенные звуки ударов, которые повторяются раз за разом.

– Ева, что ты там делаешь? – спрашиваю я.

– Навожу порядок. Эта комната похожа на помойку.

О, наводит порядок… Другими словами, это означает, что Ева не на шутку разозлена.

– Ну, перестань, – я пытаюсь ее успокоить, – это ведь ты из нас двоих более спокойная, или я ошибаюсь?

– Порой я их просто ненавижу, – в ее голосе слышится усталость.

Я хотела бы сказать то же самое, но она и так об этом знает.

– Насколько для него ценна человеческая жизнь? – продолжает Ева. – А наши? Насколько они ценны для него?

– Ева, он делает это лишь из-за своей репутации. Ты же знаешь, что это – единственное, что его волнует.

– А мама? Боже! – Ева не успокаивается. – Разве она хоть раз возражала?

Я глубоко впиваюсь ногтями в предплечье.

– Да, она могла бы. Но разве это что-нибудь изменило бы? – спрашиваю я.

– Конечно, изменило бы! По крайней мере, она сделала бы вид, что интересуется нашей жизнью. Интересуется тобой! – решительно заявляет Ева.

– Мной? – В моем смехе сквозит обида. – За время твоего отсутствия, сестренка, ровным счетом ничего не изменилось.

Я – невидимка.

Мои ногти еще глубже вонзаются в кожу.

– Представляю… – тихо произносит Ева.

– Ладно, – перебиваю ее, чтобы она не принялась меня жалеть. – А сейчас мне действительно нужно идти…

– Да, хорошо. Прости, если я задержала тебя, и за то, что думала только об экзаменах. Если это имеет хоть какое-то значение, то знай: совсем скоро я приеду домой.

– Это очень много значит, – заверяю я. – Я тебя люблю.

– И я тебя, Ана. Ты ведь знаешь об этом, правда?

Слезы начинают застилать мне глаза, и боль от впившихся в кожу ногтей кажется лаской.

– Я знаю об этом, – успокаиваю я Еву и тем самым успокаиваю немного и саму себя.