Текст книги "Наследие чародея"

Полка над фарфоровым умывальником была уставлена всевозможными бутылочками и коробочками. Квадратная бутылка из прозрачного стекла показалась ему, а точнее, Дэну Форсайту, знакомой. Калами вытащил пробку, понюхал янтарную жидкость и понял, что это какой-то крепкий спиртной напиток. Обернувшись к Грэйс, он стал тонкой струйкой вливать содержимое бутылки ей в горло, до тех пор пока она не закашлялась и не открыла глаза.

– Хватит, – простонала она.

Калами отступил назад, чтобы Грэйс могла сесть. По тому, как покраснело и скривилось ее лицо, Калами понял, что Грэйс уже почувствовала под собой сырость. Скорее всего, сейчас она мечтает только об одном: чтобы он поскорее убрался. Но Калами не мог уйти, не исполнив обещанного.

Грэйс потерла виски и прочистила горло.

– Я ничего не помню, – хрипло сказала она, разглядывая покрывало на своих коленях. – Кажется, вы получили то, что хотели?

– Да. И я обещал заплатить вам. Назовите вашу цену.

Грэйс наблюдала за своими грубоватыми пальцами: как они перебирают полосатое покрывало и вытаскивают из него крошечные пушинки – из розовой полоски, затем из красной, потом опять из розовой…

– Просто… позаботьтесь о Бриджит. Обещайте, что вы будете ее беречь. – Она подняла глаза: в них стояли слезы. – Знаете, о ней некому было заботиться с тех пор, как умер ее отец.

«Ты прекрасно знаешь, что это полностью твоя вина, но однако же ни разу ты не снизошла до того, чтобы помочь ей».

– Я буду помогать ей, насколько это будет в моих силах, и защищать ее, насколько она сама мне это позволит. Клянусь прахом и именами моих предков.

– Боюсь, вам придется несладко. Бриджит такая упрямая. – Грэйс отвернулась лицом к стене и стала наматывать кончик покрывала на палец. – А теперь вам лучше уйти.

Калами оставил ее в спальне, а сам вернулся в гостиную за кольцом Чи-Тханха и не услышал всхлипываний женщины, которая плакала над собственной слабостью.

Итак, все послания отправлены, все обещания даны. Игра разыграна и движется к финалу. На игровом поле не хватало только одной фигуры – Бриджит.

Калами вышел из дома и направился обратно к набережной, чтобы там сесть в свою лодку и отплыть на Песчаный остров. Он шагал, не глядя по сторонам, и не видел, что с голой ветки дуба за ним наблюдает ворон.

Глава 6

Сеновал, конечно, не самое роскошное место для ночлега, но если стены крепкие, в нем по крайней мере сухо и тепло. Всем актерам театра масок, в том числе и новичку, который щедро заплатил за право присоединиться к труппе Темира, доводилось засыпать в постелях куда более жестких и холодных. Так что никто и не подумал жаловаться, когда управляющий имением лорд-мастера Храбана показал актерам, где можно до утра оставить пожитки, разместить мулов и улечься самим.

От запахов сена, тел животных и людей в сарае стоял тяжелый дух. По полу туда-сюда сновали мыши, занятые своими делами, нисколько не смущаясь присутствием гостей, которые, тем паче, уже давным-давно спали. Мудрая старая крыса наблюдала за этой мирной сценой, словно и не догадываясь о том, что из своего укрытия за ней следит серый кот.

Единственным сторонним свидетелем этого небольшого представления был старый ворон, восседающий на центральной балке под потолком сарая. Он взъерошил перья и наклонил голову набок, когда один из актеров заворочался на сеновале. Кожа у этого человека была смуглая, а волосы заплетены в сотни разнообразных косичек. Ворону достаточно было взглянуть на него и услышать ритм его сердца и дыхания, чтобы убедиться, что это Сакра.

Вслед за этим ритмом он пролетел полмира, ибо у него для Сакры были вести.

Крыса наконец решилась пуститься в опасный путь к своему жилищу. Усы у кота дрогнули, и он бросился за ней, но та успела скрыться во тьме норы. Кто-то из актеров всхрапнул, причмокнул губами и поглубже закопался в сено.

Ворон расправил крылья, сорвался с балки и плавно опустился рядом с полотняной сумой, которая служила Сакре подушкой. Птица взглянула на человека сначала одним глазом, потом другим, словно хотела удостовериться, что он действительно спит.

Удовлетворившись осмотром, ворон просунул блестящий клюв в ухо спящему человеку и вытащил оттуда серую пушинку, похожую на обрывок облака или клочок мягкой шерсти. Зажав в клюве частичку тела Сакры, ворон поднялся ввысь, не обращая внимания ни на крышу, ни на стены, и исчез в морозной тьме.

– Я запираю маяк на зиму девятого числа. С этого дня распорядителем моего счета становится миссис Идуна Хансен. Пожалуйста, выпишите чек на ту сумму, что останется к тому времени у меня на счету, на ее имя и пошлите вот по этому адресу. – Бриджит подвинула листочек бумаги к мистеру Шварцу.

За стенами маленького кабинета обычная банковская жизнь шла своим чередом. Но приглушенная деловитость этой жизни сюда не проникала – разве что пробегающий мимо клерк заглянет в открытую дверь.

– Как жаль, что вы закрываете ваш счет, мисс Ледерли.

Мистер Шварц был худым и абсолютно лысым человеком. Словно для того, чтобы возместить потерю шевелюры, он отрастил непомерно длинные обвисшие усы, за которыми полностью скрывался его рот.

– Нам всегда было приятно работать с вами, так же как и с вашим отцом. – На мгновение клерк встретился взглядом с Бриджит, прежде чем уткнуться в свой блокнот и записать ее инструкции.

– Спасибо, – ответила Бриджит. – Но мне предложили новую работу в Мадисоне, и я согласилась. Как только устроюсь, вышлю вам свой новый адрес, чтобы вы могли связаться со мной.

Всю дорогу от острова Бриджит репетировала эту фразу, но сейчас она прозвучала даже чересчур естественно.

«Наверное, это потому, что ложь намного правдоподобнее, чем правда».

– Ну вот и все, мистер Шварц. – Бриджит собрала банкноты и монеты, которые должны были теперь составить ее средства к существованию, и встала.

– Что ж, буду ждать вашего письма. – Мистер Шварц тоже поднялся и протянул ей руку. – Удачи вам в Мадисоне, мисс Ледерли.

– Спасибо. – Бриджит пожала протянутую руку и тут же выпустила ее, стараясь не глядеть клерку в глаза. Она не нуждалась больше в добром отношении жителей Бейфилда. Слишком поздно. Сегодня она будет лгать людям столько, сколько потребуется, чтобы побыстрее уладить свои дела и навсегда покинуть этот город.

На улице ноябрьский воздух казался еще холоднее из-за яростных порывов ветра. Зима решительно заявляла свои права на остаток года, хотя снега пока было совсем мало. Лишь тонкий белый налет припорошил мостовую, а небо над головой было морозно-голубым и почти без облаков.

Бриджит до сих пор пребывала в нерешительности по поводу завершения своих дел в Бейфилде. В конце концов понятно, что ее обман раскроется, как только девятого числа Фрэнсис Блачард приплывет на маяк на своем буксире и обнаружит, что Бриджит исчезла. И тогда пойдут разговоры. Господи, сколько же будет разговоров…

Плохо и то, что из-за денег эти разговоры коснутся миссис Хансен. Бриджит очень надеялась, что в банке ее экономке не станут препятствовать в получении оставленной суммы. Мистер Шварц был человек порядочный и никогда не выказывал нежелания иметь дело с Бриджит. Разумеется, он проследит, чтобы ее просьба была удовлетворена.

Значит, осталось уладить только два дела.

Улица Риттенхаус, как обычно, кишела народом. И пешеходы, и извозчики – все старались укутаться потеплее. Несмотря на шерстяные чулки, перчатки и две шали, Бриджит пришлось ускорить шаг, чтобы хоть немного согреться. Во всяком случае она убеждала себя, что это холод вынудил ее так торопливо пройти мимо аптеки, а отнюдь не опасение столкнуться с тетей Грэйс и еще раз услышать ее «предсказания». И уж конечно, эта спешка не была вызвана сомнениями в том, что еще предстояло сделать.

Бриджит вдруг ужасно захотелось, чтобы Калами… Вэлин был сейчас рядом. Она никак не могла привыкнуть к тому, что они договорились называть друг друга по имени. Однако это был единственный способ убедить Калами не называть ее «госпожой». Он, в свою очередь, признался, что не в восторге от обращения «мистер», а Бриджит, естественно, не собиралась величать его «лордом-чародеем» в присутствии миссис Хансен и Сэмюэля. Так что это был компромисс.

Когда Вэлин описывал ей те края, откуда прибыл, предстоящее путешествие казалось Бриджит таким же обычным делом, как поездка в Мадисон или Чикаго. Но теперь, когда она осталась одна, среди шума и толчеи городских улиц, над которыми разносился звон церковных колоколов, вся эта затея предстала перед ней в самом нелепом виде. Даже то, что она углядела в мамином зеркале, сейчас казалось ей болезненной галлюцинацией, вызванной переутомлением. Ну разумеется, все это не более чем фантазии старой зануды, у которой от одиночества помутился разум.

Стиснув зубы, Бриджит продолжала свой путь. У Церкви Христа она замедлила шаг. Дорожка перед храмом была расчищена от свежевыпавшего снега. «Значит,мистер Симмонс, скорее всего, в церкви, — подумала Бриджит, – и можно будет избежать мучительной встречи с его женой».

Она взошла на крыльцо и потянула на себя ручку двери. Та отворилась, и из-за нее послышались два приглушенных голоса, один из которых принадлежал мистеру Симмонсу.

Бриджит поспешила закрыть дверь, но было поздно. Мистер Симмонс уже обернулся и заметил ее. Он сразу поднялся со скамьи, где происходила его доверительная беседа с какой-то белокурой женщиной. Бриджит вздрогнула, приняв ее за тетю Грэйс. Но в этот момент женщина обернулась, и Бриджит увидела широкий нос и тройной подбородок миссис Нильсен, вдовы, содержавшей пансионат, где Бриджит проводила каждую зиму.

– Извините, – сказала Бриджит и попятилась назад.

– Нет-нет, мисс Ледерли, – торопливо сказал мистер Симмонс. – Какая приятная неожиданность. Не хотите ли к нам присоединиться?

Он жестом указал на соседнюю скамью.

Бриджит нахмурилась, но приглашение все же приняла и, на ходу снимая перчатки и шаль, вошла в чистенькое, выкрашенное синей краской помещение церкви. Ряды деревянных скамей и резной клирос содержались в такой же изумительной чистоте, что и позолоченный алтарь, над которым сияли три маленьких витражных оконца. Несмотря на холод, это место было гостеприимно, как всегда.

– Бриджит, дорогая! – Миссис Нильсен, тяжело отдуваясь, встала со скамьи и взяла Бриджит за руки. – Как я рада тебя видеть! Мы с мистером Симмонсом как раз говорили о тебе.

– Неужели? – Возникшее было ощущение дружеского гостеприимства тут же пропало. Бриджит присела на краешек скамьи, приготовившись сбежать, как только подвернется подходящий момент. Однако миссис Нильсен не спешила выпускать ее ладони из плена и, кроме того, уселась рядом.

– Миссис Нильсен рассказала мне, что она очень тревожится за вас. Что она не знает, как подойти к этому делу… – издалека начал мистер Симмонс, садясь на свое место.

Губы Бриджит сжались в тонкую линию. Она вынула ладонь из рук миссис Нильсен.

– О чем это вы?

– Ну же, Бриджит, нехорошо с твоей стороны сердиться на меня, – категорично заявила миссис Нильсен и кротко сложила руки на коленях. – Ты собираешься уехать из города с этим человеком и хочешь, чтобы я не беспокоилась?

Бриджит, однако, была не в том состоянии, чтобы выслушивать проповеди.

– Если вы беспокоитесь о том, что вас не касается…

– Чепуха, – отрезала миссис Нильсен. – Ты живешь у меня вот уже семь лет. Я знала твою мать. Я же вижу, что с тобой что-то происходит, и я беспокоюсь. – Она легонько постучала пальцем по коленке Бриджит. – Ты хорошая девушка, и многие в городе обязаны тебе за то, что ты сделала, даже если некоторые и не спешат это признавать. Не могу же я сидеть и смотреть, – на этот раз тычок в колено был довольно чувствительным, даже сквозь фланелевые рейтузы, – как ты совершаешь ужасную ошибку. А все потому, что ты слишком упряма и не хочешь простить тех, кто был к тебе несправедлив.

Бриджит почувствовала, что у нее горят щеки. Может быть, она права? Нет, нет, это неправда.

– Я еду в Мадисон, миссис Нильсен, – сказала она. – Я нашла новую работу. Вот и все.

– Так значит, вы не собираетесь уехать вместе с мистером Форсайтом? – тихо спросил мистер Симмонс.

– Собираюсь или нет – это моя забота. – Бриджит вздернула подбородок и устремила жесткий взгляд на священника, ясно давая понять, что дальнейшие расспросы не приветствуются.

Однако мистера Симмонса не так-то просто было заставить отступить. Его ладони, покоившиеся на коленях, крепко сжались.

– Мисс Ледерли, прошу вас. Мы с вами всегда были друзьями, и вы знаете, что я желаю вам только добра. – На лице священника появилось знакомое выражение искренней серьезности, и у Бриджит сжалось сердце. Она не могла больше здесь находиться. Не могла слышать все это. Не могла врать этому человеку, который действительно всегда был так добр к ней. – Согласен, мистер Форсайт кажется порядочным человеком, но проделать весь путь до Мэдисона вдвоем, без провожатых…

Миссис Нильсен, видно, устала дожидаться, пока священник обходными путями доберется до цели.

– Девочка моя, он не стоит того, чтобы опять разбивать себе сердце, – заявила она. – И уж во всяком случае он не стоит твоего позора.

Бриджит вскочила. С нее хватит! С какой стати она должна сидеть и выслушивать все это? Пусть думают, что хотят. Все равно нельзя сказать правду.

Она порылась в карманах и достала оттуда свернутые в трубочку купюры.

– Мистер Симмонс, я хочу пожертвовать это церкви. – Она протянула ему деньги. – Тут немного, но мне хотелось отблагодарить вас за вашу доброту, и я надеялась, что вы присмотрите за могилами моих родителей и моей… моей семьи.

Мистер Симмонс поднял на нее грустные глаза:

– Прошу вас, мисс Ледерли, прислушайтесь к совету миссис Нильсен. Под угрозой ваша будущность, ваше счастье.

– Подумай хорошенько, Бриджит, – вторила ему миссис Нильсен.

– Я прекрасно расслышала все, что вы оба говорили, – отвечала Бриджит. – Мистер Симмонс, вы выполните мою просьбу?

– Да, конечно, если вы все-таки решились… – Он стиснул банкноты в пальцах. – Да хранит тебя Господь, Бриджит Ледерли.

– Спасибо, – прошептала она. К горлу подступили слезы, и она стремглав выбежала из церкви.

Вновь оказавшись под лучами зимнего солнца, Бриджит полной грудью вдохнула морозный воздух, чтобы прийти в себя.

Трясущимися руками она натянула перчатки и накинула на плечи шаль, спасаясь от колючего холода.

И куда только делась вся ее решимость! Бриджит бросило в дрожь от одной мысли о возвращении на остров, где, заканчивая кропотливую штопку паруса, ее дожидается… Вэлин.

«Это всеголишь нервы» , – сказала она себе и быстро зашагала по улице. Меньше всего ей хотелось, чтобы мистер Симмонс или миссис Нильсен догнали ее и принялись снова вправлять ей мозги.

«Это ведь не пустячное дело. И сомневаться в моем положении – вполне естественно. Даже если б я и впрямь уезжала всего лишь в Мадисон, и то, наверное, вся испереживалась бы».

Однако, несмотря на все эти размышления, Бриджит по-прежнему била дрожь, и не только от холода.

«Я должна довести это дело до конца. — Она потуже закуталась в шаль. – И я это сделаю».

Самое трудное было еще впереди. Бриджит свернула на Вашингтон-авеню, что вела на кладбищенский холм. Последнее, что оставалось – попрощаться с родными могилами.

«Если я смогу преодолеть это, все будет позади. Что бы я ни делала тогда, это будет касаться только меня одной».

Земля на кладбище замерзла и стала тверже присыпанных снегом гранитных обелисков. Снег выстилал мягким покровом вырытые заранее, но еще пустые могилы, скапливался в маленькие сугробы с подветренной стороны памятников. Бриджит поспешно прошла мимо всех этих камней, стараясь не смотреть на них и не обращать внимания на тупую боль в груди.

На краю кладбища, под голыми деревьями, она нашла могилы своих близких. Мерзлая трава проглядывала сквозь тонкий слой снега. Изо всех сил стараясь не расплакаться, Бриджит наклонилась и смахнула снег, который скопился в резных углублениях букв. Эверет Ледерли. Ингрид Ледерли. Анна Кьости.

Анна. Мама. Папа.

«Поймите меня. Ну пожалуйста, поймите! Он предлагает мне настоящую жизнь! И ответы. У меня накопилось столько вопросов, и я должна хотя бы попытаться найти ответы на них».

Камни молчали.

– Вы всегда будете в моем сердце, – сказала Бриджит. – Но я не могу остаться здесь еще на одну зиму. Я просто не переживу ее.

Тишина. И только скрип ветвей над головой. Бриджит охватило странное чувство оцепенения – неопределенное, необъяснимое и невыносимое.

– Мама, ты же приходила ко мне. Ты хотела, чтобы я уехала. Ты показала мне… Я уверена, что ты этого хотела.

Но и это не принесло облегчения. Вокруг были только холод и тишина, запах снега и терпеливые, скорбные камни.

Бриджит почувствовала, что задыхается – словно мороз парализовал легкие, а ноги вросли в промерзшую землю. Бриджит не могла пошевелиться, не могла ни о чем думать и не могла уйти. Как она может уйти?! Что она делает? Ее место здесь, рядом с этими могилами. Слезы хлынули у нее из глаз и потекли по щекам, а она не могла даже поднять руку, чтобы стереть их. Как она могла даже подумать о том, чтобы покинуть эти могилы?

– Погодите, – прошептала Бриджит камням. Порыв холодного ветра превратил слезы на ее щеках в льдинки. – Почему вы так со мной поступаете?

– Потому что именно мертвецы держат нас крепче всего.

Бриджит испуганно вздрогнула. Ее легкие вдруг расправились и задышали, а руки прижались к щекам, согревая мокрую от слез кожу.

– Кто здесь? – Она обернулась вокруг и оглядела кладбище. Ни движения, ни тени.

– Я.

Голос доносился у Бриджит из-за спины. Она обернулась опять и вгляделась в рощицу, служившую кладбищу оградой. Среди серо-коричневых стволов стоял человек. У него была смуглая кожа и фантастический наряд из красного и зеленого шелка. Огромный черный ворон сгорбился у человека на плече и с любопытством поглядывал на Бриджит блестящим глазом.

Бриджит окинула незнакомца стальным взглядом. Это еще что за персонаж? Какой-то клоун… Как он посмел шпионить за ней? Как он посмел…

И тут Бриджит заметила: несмотря на то, что солнце светит по-зимнему ярко, незнакомец не отбрасывает тени. Ее взгляд снова скользнул по лицу клоуна, и только теперь она увидела, что у него нет глаз. Одни лишь темные впадины над высокими скулами.

Пальцы Бриджит судорожно вцепились в передник.

– Вы привидение?

Незнакомец надолго задумался, затем откликнулся:

– Еще нет.

Бриджит нахмурилась, страх уступил место раздражению.

– Тогда кто ты?

Последовала еще более длительная пауза. Широкие брови призрака напряженно сдвинулись, словно он пытался вспомнить нужное слово.

– Сон, – ответил он наконец.

Глаза Бриджит удивленно расширились.

– Но я ведь не сплю.

– А я сплю.

Бриджит не могла понять, почему она нисколько не боится. Даже по меркам теперешней ее жизни это было весьма странное явление. Однако страх отказывался возвращаться. Быть может, потому, что этот человек, этот сон наяву, был не менее смущен, чем она сама. Ворон, чистивший перышки у него на плече, казался намного спокойнее. А быть может, потому, что морщинистое лицо призрака показалось Бриджит знакомым. Оно затрагивало какую-то струну в ее памяти, вызывая ощущение, что где-то она уже видела это лицо, причем совсем недавно.

Бриджит встряхнула головой.

– Ладно, мистер Сон, чего же вы хотите?

– Видеть вас, – просто ответил он, как будто это было самое очевидное желание.

– Вы меня увидели. Что дальше?

– Не знаю. – Призрак наморщил брови еще сильнее.

Налетел колючий ветер, от порывов которого закачались ветки деревьев, но ни один из лоскутков шелкового одеяния «знакомого незнакомца» даже не шелохнулся.

– Я думаю… – Человек-сон вгляделся в нее, словно пытаясь разглядеть сквозь густой туман, но глаз у него по-прежнему не было. – Я думаю, что хочу попросить вас держаться подальше.

– От чего? – Бриджит начала зябко приплясывать на месте. Мороз щипал уши и пальцы, а ее беспокойство становилось все сильнее. – И от кого?

– От моей госпожи. От Изавальты.

Бриджит озарила догадка. Теперь она точно знала, где ей доводилось видеть этого человека – в мамином серебряном зеркале.

– Сакра. Ты – Сакра.

Но Сакра, казалось, не слышал ее. Некоторое время его рот беззвучно шевелился, лицо исказилось от напряжения.

– …он использует вас, – услышала Бриджит наконец. – Дайте ему волю, и он вас погубит.

Бриджит, притопывая, переступала с ноги на ногу, чтобы вернуть ступням чувствительность. Было ужасно холодно. Слишком холодно. Даже для этого времени года.

– Если ты пытаешься меня напугать, то попытка довольно слабая.

«Тут скорее мороза испугаешься, чем каких-то призрачных угроз». Бриджит опять нахмурилась. И откуда взялась эта уверенность?

– Нет. Я хочу не напугать, а предупредить вас. Я думаю… – Пальцы привидения ловили воздух, словно бы в надежде выхватить нужные слова прямо из эфира. – Думаю, вы можете принести мне добро, но я должен вас предупредить. Не я один не хочу, чтобы вы оказались в Изавальте. Есть много других сил, и все они могущественнее, чем я.

Бриджит не знала, что и сказать. Этот призрак был врагом Калами, великим магом. Но когда он вот так стоял перед ней – смущенный, как ребенок, и зыбкий, словно забытое сновидение…

– Я не желаю больше этого слушать, – заявила Бриджит, отчаянно кутаясь в шаль.

– Она приносит холод, она владеет костями, – непонятно сказал человек-сон, и тени стали глубже в дырах, где должны были быть глаза. – Она владеет и вами, по праву крови, и тоже хочет, чтобы вы были далеко, чтобы ее хватка на земле не ослабла.

Холод и смятение завладели всем существом Бриджит.

– Хватит! – закричала она. – Убирайся! Уходи!

Рука Бриджит взметнулась в воздухе, тщетно пытаясь нанести удар бесплотному духу. Добилась она лишь того, что ворон поднял голову и пристально взглянул на нее, и в этот миг Бриджит почувствовала, что за глазами-бусинками скрывается не птичий ум. Ворон резко каркнул, будто засмеялся хриплым смехом, и расправил крылья. Потом птица взмыла в воздух, а человек исчез.

Бриджит потрясла головой, не понимая, что произошло. Все было так внезапно… Ее била жестокая дрожь – от холода, от шока, от всего разнообразия эмоций, которые слишком долго было бы перечислять…

Смешно. Это просто смешно. Нет, хуже – это безумие! Нужно остановиться, сейчас же. Она просто сошла с ума, когда согласилась на предложение Калами. Все, что произошло после этого… Нет, это невозможно. Нужно вернуться в банк и отменить там свои указания, потом поговорить с мистером Симмонсом, потом…

Какое-то движение среди деревьев привлекло ее внимание, и Бриджит с бешено колотящимся сердцем отпрыгнула назад.

Но это был всего лишь лис, ярко-рыжий на ярко-белом снегу. Его зеленые глаза блеснули, а пасть слегка приоткрылась, словно он смеялся над ее страхом.

Всего лишь лис с зелеными глазами. В его глазах было лето и теплые тайники дубрав и лощин. Эти глаза видели так много и впитали в себя все. Они видели столько прекрасных картин и сохранили столько воспоминаний… А сколько воспоминаний они поглотили, как вино! Поглотили, высушили, унесли в зеленые летние леса вместе с другими тайнами…

Лис исчез.

Бриджит заморгала и потерла глаза рукой в перчатке. И чего она стоит здесь и мерзнет? Смеркается, пора возвращаться к причалу. Там уже, должно быть, ждет буксир.

– Прощайте, – сказала Бриджит камням, под которыми покоилась ее семья. – Вы навсегда останетесь в моем сердце.

К тому времени, когда Бриджит добралась до набережной, она совсем позабыла, что видела лиса.

Пробуждение Сакры было болезненным и внезапным. Он широко раскрыл глаза и принялся озираться, пытаясь понять, где находится. Вокруг должны были быть деревья и памятники мертвым. И бедно одетая женщина с каштановыми волосами. А вместо этого его окружали зевающие и почесывающиеся мужчины. Одни умывались ледяной водой из бочки и похлопывали себя по бокам, чтобы разогнать застывшую кровь, другие стаскивали с себя рубахи и вытряхивали из них сено, перед тем как надеть снова.

Постепенно, пока сарай наполнялся серым светом раннего утра, сновидение отделилось от реальности. Сакра вспомнил, что вчера он устроился здесь на ночлег, чтобы полностью соответствовать личине актера, и ему приснился сон…

Сакра посмотрел вверх – туда, где под крышей сарая все еще роились тени. Он рассчитывал, что ворон покажет ему, куда делся Вэлин Калами, и ворон перенес его сознание за Земли Смерти и Духов, за край света. Но вместо Калами он показал Сакре женщину с ясными глазами, которая смотрела на его призрачную тень без страха, но и без понимания.

Сакра протер глаза. В том, что сон правдив, сомнений не было. Вот только почему Ворон показал ему именно эту женщину?

Причина могла быть только одна: эта незнакомка и есть цель путешествия Калами. В конце концов Медеан однажды уже получила помощь из-за Безмолвных земель. Так почему бы ей еще раз не послать за подмогой своего слугу?

Неужели Калами нашел дочь Аваназия?

Сакра не успел развить эту мысль, так как дверь сарая распахнулась и внутрь ворвался поток студеного воздуха. Со всех сторон посыпались проклятья и возмущенные выкрики, даже мулы завопили в знак протеста.

– Поднимайтесь, лежебоки! – заорал Миша, сын Сумила, внук Миши, закрывая пинком дверь и потирая руки. – На дворе чудесное утро! Нечего копаться в сене, как свиньи. Вставайте и принимайтесь за работу!

В ответ раздались стоны и отборная брань. Инандо, лучший акробат в труппе, плеснул в администратора труппы водой из бочки:

– Господин Миша, если причина твоей бодрости не в том, что мы остаемся здесь на зиму, я отправлю тебя назад к твоей мамаше!

Среди актеров бытовала байка о том, что солидная комплекция администратора – результат того, что его матерью была не женщина, а дрессированная медведица, которую его отец много лет водил по Изавальте.

– Увы! Придется моей матушке остаться голодной! – Мишину бороду прорезала широкая ухмылка. – Лорд-мастер и его главный управляющий остались чрезвычайно довольны нашим выступлением. А это значит, парни, что на всю зиму нам обеспечена крыша над головой! Да еще и кормить будут по три раза в день, так что вы наконец сможете набить ваши ненасытные утробы!

Гвалт поднялся невообразимый, все кричали от радости, хлопали друг друга по спинам и подбрасывали вверх охапки сена. Сакра тоже улыбался, но при этом мысленно задавался вопросом: для чего же на самом деле лорд-мастер Храбан собрался использовать труппу? Поскольку он планировал начать мятеж, то, возможно, ему понадобятся посыльные – никому не известные и способные к лицедейству. Интересно, движимый любовью к деньгам и жаждой обзавестись высоким покровителем, Миша уже согласился время от времени выполнять такие поручения? Хотя Сакре грех было жаловаться – ему самому эти свойства Мишиной натуры весьма пригодились.

Пока члены труппы были заняты взаимными поздравлениями, Сакра подошел к бочке, обмакнул руки в холодную воду и протер лицо. Ему на плечо легла чья-то тяжелая рука.

– Ты должен быть особенно рад, дружище, – заявил Миша, когда Сакра выпрямился и натянул на лицо радостную ухмылку. – Только начал работать, и на тебе – так удачно устроился.

Затем он наклонился поближе и понизил голос:

– Твой капитан будет ждать тебя в каморке конюха, но тебе следует поторопиться.

– Спасибо, господин. – Сакра сжал массивное предплечье Миши, как было принято в труппе.

Несмотря на предостережение, Сакра не торопясь вернулся к своим вещам и надел широкополый кафтан и перчатки из овечьей шерсти.

– Куда это ты намылился? – поинтересовался тщедушный Фиваш, который в пантомимах обычно выступал в роли зловредного духа.

– Мне тут вчера одна доярочка подмигнула, – ответил Сакра и подмигнул сам. – Думаю, она будет не прочь сделать кое-что еще.

Ответом ему было лукавое хихиканье Фиваша, и от дальнейших расспросов Сакра был избавлен. Прежде чем кто-нибудь еще успел пристать к нему с праздными разговорами, он выскользнул за дверь.

Снаружи воздух был холоден и прозрачен как стекло. Зимнее солнце слепило глаза. Рабы и слуги сновали по исчерченному длинными тенями двору, торопливо перебегая от здания к зданию. Сакра влился в эту суматоху, затерявшись среди множества слуг, закутанных с ног до головы и спешащих поскорее вернуться в тепло.

В конюшнях было теплее, чем в сенном сарае, и намного чище. Здесь царил чудесный аромат свежего сена и соломы, к которому примешивался густой запах, исходивший от выскобленных до блеска лошадей. Сакра поймал на себе быстрый взгляд конюха – грузного мужчины, чья комплекция могла бы сравниться с Мишиной. Он возвышался среди сияющих чистотой стойл и раздавал своим подчиненным указания относительно искусства чистки лошадиной шкуры, уборки в стойлах и укрывания попоной наиболее ценных животных. Появление Сакры отвлекло его внимание, но он лишь коротко кивнул чародею, и Сакра прошел мимо не останавливаясь.

Жилище конюха было устроено с таким расчетом, чтобы его подопечные всегда оставались под присмотром. Принадлежащий ему уголок конюшни мог похвастаться коврами, ярким огнем в изразцовой печи и деревянной мебелью – достаточно крепкой, чтобы ее хозяин мог чувствовать себя уютно. Перед печью, задумавшись, стоял капитан Низула, а вокруг него, что-то жизнерадостно мурлыкая, подметала пол пухленькая девушка. То ли ей хотелось, чтобы симпатичный капитан обратил на нее внимание, то ли просто утро сегодня, по меркам этой холодной страны, выдалось чудесное.

Сакра встал так, чтобы тень от столба, поддерживающего крышу, закрыла его лицо, и тихонько постучал по дереву костяшками пальцев. Низула обернулся на шум и увидел чью-то фигуру, но не мог различить, кому она принадлежит.

– Можешь пока заняться чем-нибудь другим, – сказал он девушке. Та отвесила поклон и неторопливо удалилась, прижав к груди веник, словно талисман.

Сакра вышел из тени, и лицо Низулы озарилось улыбкой.

– Агнидх Сакра! – Капитан поднес ладонь к глазам в знак приветствия и доверия, когда Сакра приблизился и встал рядом с ним у печи. – Я надеялся, что встречу здесь именно вас.

– Доблестный капитан Низула, – Сакра поднял руку в ответном жесте, – прошу прощения, что не дал вам о себе знать более ясно. Чем менее определенными будут слухи, тем лучше для нас.

Он снял перчатки и протянул руки к печке, наслаждаясь исходившим от нее теплом. Вот уже пять лет он живет в Изавальте и за это время привык терпеть холод, как можно терпеть нечто такое, с чем ничего не поделаешь. Но он так и не смог научиться не замечать его, как это умели местные жители.

Низула нахмурился, глядя на трепещущие язычки пламени.

– Так вы не верите в то, что Храбан действительно союзник императрицы Ананды?