Текст книги "Свой ломтик вечности"

Свой ломтик вечности
Саша Чекалов

© Саша Чекалов, 2022

ISBN 978-5-0051-5544-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Туманный рэп

 
вечер – такой, как люблю, и туман хороший…
в омуте тишь, он легко заметён порошей
 
 
мир – упокоился в мире же, наступившем;
как бы един, но в уме оговорку пишем.
 
 
…пива? туман – наилучшее пиво, чтó ты…
лес, будто улей, покинут, пусты все соты
 
 
в поле виднеется бык, из покоя соткан:
тонна нирваны – плюс сонная муть по сопкам…
 
 
месяца лодочка… где же рыбак-то в лодке?
за борт упал… аж заноза застряла в локте
 
 
…на берегу так ужасно, несчастно, мокро…
где в общем улье, скажите, моя каморка?!
 
 
око вечернего солнца горит, как сера
…бык ли? медведь ли в том поле? копёнка сена
 
 
светит луна семафорно, вся жизнь убийство
 
 
время, ты скоро сотрёшь нас… давай же
 
 
быстро
 

Бухгалтеру

 
Бухгалтеру выбили дверь…
Пока на цепочке вихлялась,
Он – вора того резвей —
Из тулки пальнул… и аллес:
«Самооборону, тля,
Превысил!» – а Силы Мрака
За это его, шаля,
Признали бугром барака.
 
 
И вот он теперь герой
В искрящемся приполярье.
Актив за него горой.
Пять лет ни за что припаяли.
Зато он теперь бог карт…
На фотке детишки-няшки…
 
 
Но вечером —
Точно в закат,
Идут по домам вольняшки.
 
 
И что же? В больной голове
Роятся вопросы, пáря:
Зачем у себя в Москве
Мы варимся – выкипая,
Когда есть они: снега
Белее любой бумаги…
 
 
А если уйти в бега —
Тебя не найдут собаки.
 
 
Здесь подлинно все свои,
А в городе – все чужие,
И мыкаешься в забытьи,
Стеная: «Вот раньше жили!»…
А там – ни забот, ни бед,
Ни звёзд иногда, ни солнца,
Лишь завтрак… Потом обед.
И – мимо. Судьба. Несётся.
 
 
А вы городские – «М-ме!» —
Бараны и овцы, стадо…
И кто у кого в тюрьме?!
 
 
…Вот только про срок не надо.
Вся жизнь – это тот же срок:
Кончается?
За ворота! —
Где выкрасила мирок
Рассветная позолота.
 
 
Но ты ведь – не как они:
Не сдашься – как ни пугайте
Раскатами болтовни…
Ты – точен! Ведь ты бухгалтер.
Ты – в курсе. И что почём
(не важно ведь, там ли, тут ли),
И что мы.
В себе.
Прочтём.
Уснув в этой вечной тундре.
 

Промысел

 
Треугольник восхода краснеет в оставленной щёлке.
Там уныло, свежо и… морозно, ты знаешь? Аж щёки
щиплет ветер – назло всем обузам бегущего к базам
автотранспорта… Вряд ли ты знать эти грузы обязан.
 
 
Это бремя кого-то, но – нет, не твоё, обыватель.
Это время, кровать покидая, себя обувать и,
еле-еле одевшись – уже изгибаться под душем,
ежеутренний сумрак пуская в решётки отдушин.
 
 
…Там монахи. У них не законы, а пункты устава.
И, елеем рассвета умывшись, они – не устав, а
лишь собрав больше боли —
спешат обустраивать утро…
А мешать им не смей. Губы сжаты.
Лелей остротý рта —
 
 
не округлость отнюдь…
то ли фраз, то ли нолика губок.
…День как бок: непонятно каким… но болит – на бегý бок
у минут – непривычных к огромности…
Да не гони ты!
Пусть уснуло мгновение —
вечно лилейны ланиты.
 
 
Над истомой Руси бубенцами вотще не тряси ты:
нам чуток бы защиты…
но можно – крышуя транзиты,
рисовать на иконах узоры из ушек игольных
и – не видеть в упор до последнего дня треугольных
 
 
освещённых исходом… не то, что прорех, а… мирка ты
не создашь из остатков того, что мерило аркады
по углам разметало! Теперь это кажется – клеткой!
И… ты ходишь по камере – волком!
 
 
С улиткой-рулеткой.
 
 
Изучаешь возможности…
Ровно сидишь на кровати.
Собираешься на сувениры всё стадо порвать и…
 
 
если можно – пожалуйста, кофе.
С печеньем элитным.
Да газету в мобиле:
врубиться, что буря сулит нам.
 

Овечье

 
Эта стылая хмарь, эта влажная мгла сырая…
 
 
Издаёт и не плач уже, а прямо скрип овца,
Что содержат соседи, я знаю, в углу сарая.
 
 
…Участковый.
«Хелло!» – в тембре голоса крипотца.
 
 
«Никого тут не видели?» —
«Тó есть?.. Пардон, не в теме»…
 
 
Он откуда-то из отдалённых (отсюда) мест,
Не скажу, что оттуда,
Где принято славить Тенгри,
Но… таких виртуозно описывает М. Метс.
 
 
…Никого я не видел. От самого от рожденья
И до самой до смерти,
В которой – давно живём.
Дважды в день небо дарит
Малиновые отраженья —
Как варенье, что пролито в лужу бухим жульём.
 
 
Телевизор бубнит о великих и их сералях,
У колонки гниёт пара выморочных тойот,
И неспетая песенка – как череда сараев.
(Даже сборнички кто-то по-прежнему издаёт.)
 
 
Полицейский ли, врач ли —
Нет разницы и формальной.
«Нужно будет зайти
И формальности – соблюсти».
 
 
…Смерть идёт и идёт.
Год за годом, полёт нормальный…
 
 
Но порой луже слышится голос:
«Давай, блести!» —
 
 
И слагается – не как мозаика, а —
Будто в сумме лик.
 
 
Не всеобщего мира, а —
Мира еловых лап
 
 
И соседей.
 
 
И шёпота
В утлых объятьях сумерек.
 
 
И той песенки —
Что лишь живых разбудить могла б.
 

«…Настанет свой черёд»

 
Нет сил, и воли нет… «А что же там по теле?
Бандиты»… Вот и мни простыночки кайму…
 
 
Поэзия нужна – обмякшему в постели,
А больше никому.
 
 
…Ещё вчера ты был и бодр, и планов полон —
И бережно хранил под ножками столов
Чужую чепуху про чёлн и волю волн.
А всякий остолоп,
 
 
Желающий тебе указывать, чем душу
Посильно заполнять, – волокся за шкирман
И ровно за пять сек выныривал наружу,
В ненастье и туман.
 
 
…Нет сил – и воли нет… и даже нет метели —
Себе чтоб объяснить, зачем ты взаперти.
Сомнения долой: то немощь… «А не те ли,
Стихи пяти-шести
 
 
Придурков без копья, что у тебя стреляли
По мелочи – свои всегда взамен даря
Унылые тома (что странно: без копья ли?),
Обложками пестря,
 
 
Валяются в пыли, как раз у изголовья?
А ну-ка, дотянусь и что-то наугад
Раскрою даже: ну… раз нет уже здоровья.
 
 
…Нет, вовсе я не гад.
 
 
А просто… ну, всерьёз обидно время тратить,
Когда ты полон сил, и воли, и огня,
На то, что кто-то там в измызганных тетрадях
Писал —
Не для меня.
 
 
Но просто потому, что зуд такой у парня
(А может, у мадам невнятно средних лет)…
Нет, я считаю так: мозги не колупай мне!»…
 
 
Но – вытянут билет,
 
 
И те, кто был ещё вчера в уме и в теле,
Сегодня вдруг поймут:
Поэзия, нежна,
Лишь немощным нужна —
Как символ их потери…
 
 
Но им-то ведь
Нужна.
 

Перед зарёй

 
Ночь зыбится, скрывая все позиции;
в потусторонней мгле ползут разведчики —
единственно на танцы отпроситься и…
узнать, как чувство может быть развенчано! —
но командиры спят, бухие в ноль уже,
плюс часовые – словно скот на выпасе,
беспомощно торчат, и… пава – в нолидже*:
никто отсюда никуда не выпустит.
 
 
Тут будет залажён и город полностью,
и вся земля – с полями-перелесками,
и озеро…
Туман укрыл нас полостью,
лишь паутинки в дымке брезжат лесками.
…Рыбак молчит. Лежит головка девичья
на выпуклом погоне. Больше некуда
ползти… и не ползти… Как пуля в темечко —
побег на волю сквозь ячейку невода!
 
 
Теперь пиши про то, что всё псы-рыцари
устроили, но сами мы – безгрешные!
Сюда – не суть, навеки поселиться ли,
на час ли, поплясать…
 
 
А звёзды брешами
зияют в узком небе между облаком
и крон под ветром медленными взмахами…
 
 
И дразнит миг эпоху новым обликом
земли —
ещё до взрыва
снами вспаханной.
 

______________________________________

* в смысле, knowledge is power;)

Импро

 
Надо бы с постели встать,
а хотелось бы – летать…
 
 
А лицо – немыто-сально…
 
 
Цели в ангелы пройти,
чую,
всё это проти-
востоит парадоксально.
 
 
Не художник, не поэт…
Существо солидных лет
без надежды на… надежду.
 
 
…Туча – днём освещена…
 
 
будто некая Жена
выстирала мне одежду.
 

В ожидании зверя

 
Напряжённо всматриваясь в чащу леса,
можно волка заметить,
который – прыг —
уж возник… И ты ждёшь его: не жилец, а —
так, турист: маска скуки… очки, парик…
 
 
Волчий рык…
Чё он хочет-то? Не колбаски ли?
Просто ласки, возможно?
 
 
…Сидишь и ждёшь:
то ли Холмс упоротый,
то ли Баскервиль.
 
 
И помехи —
как горе
зонтальный
дощщщщь
 

Потолок

 
Вместо того чтобы луркать по всей сети,
Где ещё честные люди стоят с плакатом,
Я, как подонок имея the cup of tea,
Пялюсь на потолок мой. Не облака там,
 
 
Нет, безответный, как небо… таджик? кыргыз?
Да, ко второму склоняюсь тут варианту —
Судя по звукам, пытается с крыши вниз
Ласково, без лампобоя стащить гирлянду.
 
 
Или же наоборот, затащить туда.
(Не отследить конъюнктуры-то: столько разных
Нынче придумано поводов…
Чуть беда —
Сразу её заслоняет какой-то праздник.)
 
 
…Собственно, ведь «не моя чашка чаю» – столь
Э… приземлённая тема…
Отросшей лохмой
Шею щекочет…
А я… политолог, что ль?
 
 
Нет.
И принятие данности – потолок мой.
 

Коровка

 
Я на зорьке вечерней коровку напрасно жду:
Потерялась коровка-то… как-то вот заплутала,
А теперь – и туман опустился, и, как в бреду,
Проступило из почвы болото… Душа устала
 
 
Каждый раз заговаривать зубы любой беде
И впрягаться за каждого выродка
В каждой сваре,
Потому что бредём мы – лишь раз.
Никуда, нигде.
«И везде только Бог!
И все свáроги – Божьи твари!»…
 
 
Что до тварей —
Действительно, чувствуется: они…
Хм… таким не давал бы ни литра! ни киловатта!
…«Ты спаси от них родину, милый!
И сохрани!» …?
Это просто мы бредим… А небо – вино и вата.
 
 
Там, на небе – закаты с рассветами! навсегда!
…А из почвы – сочится гнилая водица, ложью,
И за пятницей чёрной – коричневая среда
Накрывает, по ходу, любую коровку, божью.
 

Китайские мотивы

 
Затаилась луна и ждёт:
зашумит ли кто в камышах…
 
 
«Каждый дом – будто вражий дзот!
Отследят там любой твой шаг!» —
 
 
пóлно страх нагонять… В воде —
перевёрнутый лик Весны.
 
 
…Хлорный запах? Соседи де-
зинфицируют санузлы…
 
 
Тут повсюду твои друзья:
духи гор,
и полей,
и чащ…
 
 
Но болтать, извини, нельзя.
Ведь и каждый намёк кричащ…
 
 
Плен затворничества тоску
нагоняет, и что ж! Сидим…
 
 
не скуля, что в аптеках ску-
плен до капли хлоргексидин.
…
 

Каша

 
Родился в Алма-Ате ты, а жил в Москве,
служил как дурак…
пил, валялся в одном носке…
окончил патологический университет —
и что?
Для того чтоб с обоями – тет-а-тет…??
 
 
Не боги горшки… Но включён под горшками газ,
кому-то расхлёбывать это… кто лучше нас.
На три поделившись – мотор заглуши, тоска:
атáнде, не съездить теперь «навестить» Горшка.
 
 
…Эх, раньше бы днём – и успели бы…
но – хранись
теперь до отмены шлагбаумов и границ
в обильном тепле духоты… И нельзя пройтись.
И —
сказочку ставит
на полочке
аутист.
 
 
…Сейшелы, сашими… тарзаны в объятьях чит…
Горелая каша нещадно во рту горчит.
В Архангельске, где твоя часть, уже снег сошёл,
и… нет их, Сейшел. Это выдумки всё, осёл.
 

Земля!

 
…Всё писать:
ради Цели. Чтоб «не во зло»…
 
 
Повторять и себе, и другим: «Фуфло»…
 
 
Батлы организовывать… и сдавать
(их ещё принимают! – вон, видишь: хвать…),
гармонично на фоне любом смотрясь
(вот, окошко аптеки: всё взял – и хрясь…),
отличаясь едва ли по масти от
мути дна (где повсюду мазут, тавот…).
 
 
А клубящийся óблака белый бок —
тот единственный чувству доступный бог,
ожидание с коего… шерсти, что ль? —
не спасает от чёрной тоски…
 
 
Но – стой! —
если наземь упасть и припасть к земле,
ощутишь: там ведь жизнь…
и она – в тепле
потаённого Смысла… Клубочек змей?
Да.
Но так же и прущий из норки шмель…
 
 
И куда-то девавшиеся лаве.
И гусиного лука звезда в траве.
И дворняги бегущей дикарская стать.
И бунтарская мощь нежелания встать…
 
 
Ты пиши, ничего. Невелик урон.
Или просто лежи и считай ворон.
Никому до тебя не достать, не ной,
это главная тайна земли родной.
 
 
Травяной ли мешок или волчья сыть,
коль упал —
тебя незачем ей косить:
той напасти туманной, той серой мгле,
что законна давно на родной земле.
 
 
Не достанут ни ящур уже, ни сап…
только лень:
подкрадётся, как кот, – и цап!
 
 
…Что, земеля? Навязло оно в зубах?
 
 
Ничего…
Вот допишешь, и сразу – бах…
 

Стеклянное

 
какая-то сонная одурь напала вдруг…
душа, что рвалась,
мол, на свет меня изнутри вынь,
добилась: достали! – но… выбил её из рук
на дом со стеклянною крышей упавший ливень
 
 
бегущие вольно потоки над головой
узоры из тени на роже, что запрокинул…
но воли – не стало… Ползёт облаков конвой,
одно – словно Барт,
а другое – директор Скиннер…
 
 
не ценно ничто теперь… Впору вручить тому,
кому ко двору все дрова, – но сдаём в утиль мы
и двор, и траву, и дырявую эту тьму
с окошками в небо,
где вечно идут мультфильмы
 
 
и кажется, больше не важно, когда спадёт
опасно критический уровень той угрозы с
конкретными пиками риска…
Наш путь – под лёд.
подлётное время – лишь миг…
И прощай, угрозыск
 
 
ищи себе новых терпил, дорогой соц-арт
отдай себя выси стропил, неземной жених наш
мы спим – заразительно, аж небеса сопят
и тьме безразлично, что ты неуклюже никнешь.
 

С понтом

 
чё вы, собственно, ждали…
исчислены дали все
ради общности сути,
давно, раньше раннего…
 
 
а теперь-то – когда пустота возрождается —
утро кровью готово умыться… так рань его!
 
 
самородное общество
семафорное месиво…
бесы шепчут:
давно, мол, боялся спросить нас ты…
мир отдастся тому, кто распробует весь его!
 
 
…озорство релевантности
божество имплицитности
 
 
бремя времени…
семя сомнения – в почву на
злобу дня… потому что добро – маловат нести,
непосильно… плюс порчен… и семя-то порчено
торжеством имплицитности
колдовством релевантности
 
 
время бремени…
искру сознания – заново
в торфяное спокойствие: что ж тут за зона-то!
 
 
…нервно – запах озона…
недра самого-самого…
 
 
сарафанное радио…
 
 
самоварное золото.
 

В самоизоляции

 
…и стукает окно на чердаке.
 
 
Все прочее я просто опускаю.
 
 
Нельзя нам, невозможно… «А по скайпу?»
…
Совсем не то…
 
 
О каждом чудаке,
ходившем по «Пятёрочке» без маски,
а после – задохнувшемся (кровать
уже освободили) горевать
не станешь ведь?..
 
 
Как будто всё на Марсе
со всеми происходит… Месяц май
за окнами в изысканном убранстве,
но —
в безвоздушном
маемся
пространстве,
вы знаете… Нельзя…
 
 
Не отнимай
хоть индивидуального скафандра,
верховный ЦУП несбыточной Земли!
 
 
…Здесь яблони от века не цвели —
и вот опять… И каждая кассандра
канючит: «Лучше в сумрачном лесу б
на время очутиться было»… Трип ли,
не знаю, но —
я вижу
нашу
Рипли.
Она чужого крошит мелко в суп.
 
 
Вокруг покой. Весна в чужом мирке.
Чужие люди ходят на работу.
А я —
пишу
ответ…
 
 
наверно, боту.
 
 
И
стукает
окно
на чердаке
…
 

Бригантина

 
Ночь. Луна уже потушена
лапой тучи… но, гляди,
бригантинная отдушина
брезжит робко впереди.
 
 
То ли море, то ли небо там,
не вглядеться в темноте,
только звёзды ловит неводом
некий дедка в пустоте.
 
 
Звёзды-рыбки – вроде клотиков
мачт исчезнувших… Дедкý ж
непременно дай золóтеньких:
коль ловить – так важен куш…
 
 
И недвижна, опрокинута,
бездна неба под водой.
И несётся бригантина та
над поверхностью седой.
 

В себе

 
Стихи сочинять – «чертовщина», «грех»…
Хотя… а уместны ли здесь кавычки?
…Бросать без надежды, слегка согрев, —
да есть ли что хуже такой привычки!
 
 
Ронять семена бесполезных грёз
в уныние душеньки неповинной —
и… вдруг обрывать этот дождь из роз.
Душа всё в зародыше пуповиной.
 
 
…Ещё один день отойдёт в астрал.
Исчезнет – хоть ливнем потоки слов лей —
и небо, и – словно пятно костра —
тревожное солнце над пыльной кровлей.
 
 
Наш омут сомкнётся. Вокруг… судьбы?
Казалось, судьбы… А теперь: «Ну, чё те?» —
кривится… И вновь без огня сиди.
В себе… где и так уже чёрт на чёрте.
 

Слоник

 
Вот май уже…
Воробьёв
десятки шатёр обсели
наполненной до краёв
детишками карусели…
 
 
Там есть один серый слон…
Он ветх…
И кричит «сойди» вся
семья – когда ты, назло,
наладился уж садиться…
 
 
Потёрты его бока,
и что?.. Ну не ждать ответа ж!
Он – годен.
Ага.
Пока
не лезет из дырок ветошь…
 
 
Ворчит карусельщик? Пусть.
«…И суть вам видна не вся, дед.
Ведь если не я (о грусть),
никто на слона не сядет»
 
 
…
 
 
А вот – уж белым-бело,
и зябко (коль нету спичек),
и судорогой свело
кровавые груди птичек…
 
 
Выходишь на плац скорей,
лопаткой в охотку машешь,
и – глядь, уж затих Борей…
И – рад ты. (Ведь нет ума же ж.)
 
 
Закуриваешь (всё норм:
уже повзрослел) … Киоты
окошек… В одной из нор
мечтал ведь о ПКиО ты?
И…
нерва дрожит струна.
 
 
…Сбежать бы!
Туда, где нега! —
и можно обнять слона,
уже не счищая снега…
 
 
Да поздно.
…В дырявый бок
вольны напихать сенцá вы,
но: «Слон-то – ведь он не бог?!»
…
Замри карусель Сансары.
 
 
…Лишь я его так люблю!
 
 
А холод – и вправду нежен…
И весел – подобно нулю —
искрящийся глаз Ганешин.
 

На смерть Идеи

 
Подумав о цене —
решили овцы: «Не-е…».
 

Энтузиасты

 
Съешь «тик-так» —
и почувствуй себя человеком…
 
 
На шоссе, типа, Энтузиастов – по рекам
из кабин большегрузов – форелями блики
скачут – так, никуда…
Просто праздник великий:
 
 
это просто… свобода! Дышать легче стало…
 
 
Улыбается вечер нам, будто катала
раздевающий командировочных шишек,
а Москва…
что Москва! —
субмариною мнишек
будто вечно в пучине… Туман как перина…
Глаз луны – притягательнее берилла!
Кроны клёнов – по-яшмовому парчовы!
Рукава – будто ножны, а пальцы… ещё бы,
разумеется,
спрятаны.
Ногти – кинжалы.
…С рук-то ели – да вот не хотите с ножа вы…
а придётся…
но – после.
Пока же – окрошкой —
вон, огни… и ты хаваешь их полной ложкой.
 
 
Эти яркие точки —
набухшие почки:
обещания.
Мол,
не напрасно листочки
покрываешь ты строчками образов сальных
и рецептов по-менторски универсальных.
 
 
Новый мир распахнёшь —
как сама новизна, ты…
 
 
Вон, монетки подбросили все нумизматы:
летний дождь…
и – салют.
Выше смысла и сметы…
 
 
Что дают,
человек,
ешь как жертву весне ты!
 
 
Потому что – чин-чин! —
капли падают: «Прозит!»…
То не энтузиасты ли в жертву приносят
весь рассудочный пласт
их чумных достижений?
 
 
Просто тризна зажглась:
тем сильней, чем бюджетней…
 
 
Мир – весна, что ни тронь:
вербы ль, милые, мирты ль —
по-любому, найдётся по ней и лжедмитрий.
 
 
И холмы её выпуклостей искушённых
омывать будут росы – вкуснее крюшонов.
 
 
Мир – тик-так… это, щёлкая дней пинги-понги,
кинги-конги берут пирожки с общей полки,
тают жизней запасы,
спешат геймы-сеты,
и —
битловской подлодкой
торчишь на шоссе ты…
 

Седьмое чувство

 
Оставшееся время до трубы
тревожно спит больной кавалерист
во сне ему бормочет «дотерпи»
какой-то голос… мол, ковали риск,
а выковали – строй лихих побед,
так неужели ж можно вдруг теперь…
 
 
и будет утро, завтрак и обед
и сонных
истязание тетерь
 
 
оставшееся рвение, ты спи
а по степи гуляет конь беды,
такое чувство,
жёлтое такси…
и страивает армия ряды,
чтоб каждому – да по богатырю,
как водится в былинах, во главу
 
 
оставшееся время прокурю
в сортире оставаясь на плаву
 
 
оставшееся время – сумма рабств
одной казармы… просто охренеть,
как тихо…
но дневальный – вентиль – р-раз! —
и хлынет
нефть
 
 
и мы, не выковавшие и дня
без истерии вечного ура,
течём вослед
самих себя пьяня:
 
 
«вперёд, урла!»
 
 
…я сплю – и по-младенчески соплю
ведя во сне тревожный репортаж
 
 
пусти, рассвет, пунцовую соплю
по небушку —
ведь будет лепота ж!
 
 
рябую душу каждого… борца ль?
 
 
облагородит чувство номер раз
и…
«Ваше благородие, банзай!»
 
 
и слёзки
страз
 

Невеста

 
Кто там ходит по дóму —
одна, без помех, босиком —
и впихнуть уж готова в себя что угодно силком?
Это просто душа тут… Одна? Ну конечно одна.
Получившая, кажется, Опыт. От тела. Сполна.
 
 
В этом теле – программы известные:
ешь себе, пей
и от сытости пой,
будто подлинно друг ты степей,
а не краткости брат
и не лжи посажённый отец…
 
 
А душа – как невеста!
Но воля её – что протест…
 
 
Это белое платье не должен увидеть жених,
ведь тогда это будет расчёт: если он, оценив,
успокоится,
мол, ты в силке уже… тронулся лёд…
 
 
А душа – вечный поиск Исхода!
И вечный Полёт…
 
 
Вот и ходит по дому…
Ни топа на ней, ни трусов,
и от голода дикого – вон, даже копчик пунцов…
 
 
И нельзя на неё никому по-хозяйски глядеть!
 
 
И…
не может —
теперь-то уж —
белое
платье надеть…
 

Считалочка

 
Где звучал аккордеон —
там теперь Селин Дион…
 
 
Возле станции насосной
сонно щурятся на сосны.
 
 
На скамеечке торчат.
Каждый носом в общий чат.
 
 
Солнце – в каждом, вишь, рисунке…
Ну, и ленточка: на сумке,
 
 
на антенне жигулей,
на повязках патрулей…
 
 
Что ни грудь – сияет цацка:
воля царствует казацка.
 
 
А с тобой, кусок сиротки,
разговор будет короткий.
 
 
Вот те бог, а вот те в рог…
Наш устав уж больно строг.
 
 
…Эх, родна моя сторонка!
От фугаса вон воронка…
 
 
и ещё…
Узнать вольны
эхо будущей волны.
 
 
Никуда ведь без неё мы!
 
 
…В небе ходят окоёмы
обведённых солнцем туч,
но порой —
 
 
один лишь луч
упадёт на чью-то морду,
и, глядишь…
как будто смолоду
честь истово берёг…
 
 
Нет уж, лучше рагнарёк
 

[чем работать].

Плач по звезде

 
На улице дождь… Ух и время для бирюков!
И горя им мало, что вышла из берегов
от века слывущая млечным путём река…
Глядишь, и затоплены все эти берега.
 
 
Стемнело… Эй, ветер, ты звёзды по дну кати,
листвой шелести – затаившихся взаперти
тревожь, ублажай, завораживай той листвой…
Не важно куда, но – лети! торопись! не стой!
 
 
…На улице слякоть, реклама бренчит мошной,
гуляют подростки… Везде этот Цой сплошной.
Его тут – и крыши, и цоколи… Всюду Цой!
«Мы ждём перемен»… и глядит гопота с ленцой.
 
 
Так было и будет. Дель-арте, смешки, броски…
и – вышедшей из облаков бенефис тоски.
И – засуха снова. И… чушь ведь опять несу ж?
 
 
…Темно. Ни звезды. Знать, великая будет сушь.
 

О скитаниях вечных…

 
Бунт на, так сказать, корабле —
тракта в геенну куда отвеснее
(хоть распиши Франсуа Рабле!)
 
 
…А эпоксидкой залить отверстие —
то, что в обшивке проделал луч
лазера, – некому: все на фронте…
Юнга хотел, но… вердикт колюч:
вы, молодой человек, не троньте.
Вам ещё жить… Набираться сил —
долго ведь: после того как бластер
бывшего кока, спеша, скосил
верное рабскому долгу братство…
после того как уйду и я
в небытия непроглядный космос,
чтоб уж не слышать ни соловья,
ни – утром – кóлокола…
Ах, косность!
Ты воробьиной возни залог,
пахаря песни – и её смотра
в актовом зале?.. Хоть узелок
туже завязывай… Но – уж смолкла
нотка последняя. Тишь да гладь.
А что за лесом – то смердов парить
и не должно. Просто дао сладь,
Кокнув по ходу и смысл, и память.
 
 
…Нам корабля бы того бутыль —
или сигару хотя б подлодочки,
мы б доказали тогда: в утиль
рано сдавать наши сны подоночьи.
 
 
Нас легион. Никакая власть
уж не загонит нас на галеры!
 
 
Бунт означает – мечта сбылась!
 
 
…Юнга! К рулю иди, блин горелый.
 
 
И представляй: капитана клон —
так же, как он, ты ведёшь корабль отца,
а не «дела» его…
Бездны склон
манит… И ладно! Давай карабкаться.
 
 
…Стоны поверженных… Бог-судья —
вон, под рукой, на доске приборной.
 
 
Небо…
Крылато ползёт ладья,
словно улитка – к вершине горной.
 
 
Лазаря петь ли,
пасти ль стада,
плотничать ли – вдруг какая денежка
к лапе пристанет —
не суть: куда
с космического корабля-то денешься!
 
 
…ГБОУ убогое… Тесный строй…
Записи-клоны во всех тетрадях…
 
 
Стань же, улиточка, мне сестрой,
дао – на челленджи весь истратив.
 
 
Чтоб
доказать:
огоньки
горят,
жар
изнутри
освещает
лики —
и…
дни выстраиваются в ряд,
будто клонированные
улики.