Текст книги "Влада. Бал Темнейшего"

Глава 4
Новая зловоротня Носферона

До самого рассвета Влада не спала, просидев у окна На крыше поезда до утра сидела одна из фурий, и ее сгорбленный тощий силуэт был ясно виден, когда тень вагон пробегала мимо ярких фонарей. В темном небе Владе мерещились сполохи света, слишком далекие и неясные чтобы вызвать тревогу. К восьми утра фурия все-таки исчезла, небо расчистилось и посветлело, лишь на горизонт оставив далекие полосы темных туч… За окном замелькали деревенские домишки за пестрыми заборами, по том они сменились домами-муравейниками спальны районов и унылыми на вид промзонами – поезд въехал Питер и медленно полз к Московскому вокзалу…

Дашуля, проснувшись, не сказала ни слова – только с ненавистью оглядела позеленевшие от мха стены купе, а Эдик и «свита» проснулись с головной болью. Когда поезд прибыл на вокзал и, дернувшись, встал, с потолка купе вдруг полилась вода, хотя снаружи не было ничего похожего на дождь. Выскакивать пришлось бегом, пока на голову не свалилось ничего похуже, и Влада вздохнула с облегчением, когда оказалась на перроне в обнимку со своей сумкой.

Питерское раннее утро было солнечным и холодным, и на перроне сразу можно было отличить нечисть от людей, наблюдая, у кого идет пар от дыхания изо рта, а у кого – нет.

Хотя темных пассажиров почти не было: только пара семей упырей с кикиморами припозднились со своим бегством из Москвы, и теперь шумно рассказывали окружившим их родичам, как боялись ехать в поезде и как не спали всю ночь.

Впрочем, люди на нечисть никакого внимания не обращали – все спешили, спешили, звонили куда-то и тащили за собой чемоданы и тяжелые сумки.

Ливченко зевал, Ацкий кутался в занавеску, морщась от солнца, а Дашуля с Эдиком топтались поблизости, раздраженно поглядывая по сторонам. Видимо, Даша надеялась, что Алекс все-таки появится на перроне, и высматривала его среди встречающих.

Но ни Герки, ни Алекса на перроне не было, – зато вокруг Дашули и Эдика образовалась странная на вид компания: очень серьезные на вид приземистые фигуры в пальто. Догадаться, что это домовые, можно было по особенным острым чертам лица, да оттенку глаз – фиолетовому, который у людей практически не встречается.

Все домовые переводили взгляд с Влады на Дашулю и обратно, и на их лицах отражалось сомнение. Медальон Влады был скрыт от глаз воротом свитера, к тому же рядом с ней стояли Ацкий и Диня, чей вид вызвал бы сомнения у кого угодно. Зато Ивлева красовалась в красном пальто и вся была увешана украшениями в вампирском стиле.

– А до дворца Темнейшего далеко? – в конце концов громко выдала недовольным тоном Дашуля.

Это решило сомнения домовых в ее пользу: все дружно отвернулись от Влады и ринулись к Ивлевой, обступив ее и Эдика плотным кольцом. Такой поворот заставил Ливченко проснуться, оценить обстановку и возмутиться.

– Почему это кто-то другой поедет во дворец, если моя хозяйка – будущая невеста наследника Темнейшего?! – намеренно громко пискнул Диня.

Мгновенно сориентировавшись, встречающие ринулись обратно.

– Мы обознались, примите наши глубочайшие извинения! – затараторил самый важный из них, в длинном сером пальто. – Мы, местные домовые, мечтали вас встретить в Петербурге первыми!

– Зачем? – растерялась Влада, и в ответ тот церемонно склонил голову, изобразив поклон.

– Нам стало известно, что вы являетесь избранницей наследника Темнейшего, – вкрадчиво продолжал домовой. – И мы хотели бы умолять вас нижайше… об одолжении.

– Что за одолжение? – ошарашенно спросила Влада, потому что так церемонно и важно к ней еще никто не обращался. И уж тем более – никто и никогда ей не кланялся.

– Сейчас очень много московских домовых переезжает в Петербург, и они занимают зловоротни, которые наши домовые кланы охраняли столетиями, – подчеркивая слово «наши», произнес домовой. – Ведут себя нагло, теснят нас. Большая просьба урезонить их. Вот здесь все изложено, просим вас передать это Темнейшему наследнику, – домовой протянул Владе конверт.

– Я… передам… – Влада, взяв конверт, покосилась на Диню, но тому хватило ума не открывать рот: домовой вовремя вспомнил, что он и сам местный. Диня ревниво осмотрел стоящие на перроне щеголеватые, но низкорослые фигуры и все-таки не удержался:

– А за то, что мы ехали в помойке, кто извиняться будет?! – завопил Диня. – Да я накатаю такую телегу в Темный Департамент, что размажут кого надо тонким слоем! Нам на голову вода лилась! А по стенам плесень! А за окном фурии!! Кто отвечать будет?!

Вокруг них тут же началась суматоха. Диня громко возмущался, домовые что-то лопотали в ответ, в локоть Владе вцепился Ацкий и все они неслись по перрону. Где-то позади тащились Дашуля с Эдиком.

– Не хотите ли экскурсию по нашим местам? – лопотал домовой. – Этот древний город прекрасен!

– Я здесь выросла, – сообщила Влада, уже прикидывая, как отделаться от назойливых встречающих и вырваться из окружения.

– Это значит решение будет в нашу пользу! – не выдержав, ляпнул один из «питерских».

– Как это в их пользу?! – раздался вдруг вопль откуда-то в толпе. – Мы заготовили подарки для невесты наследника!

Какие это были «подарки», так и не удалось выяснить, потому что драка началась мгновенно. Местные домовые отталкивали московских от Влады, те прорывались и размахивали кулаками. Посыпались первые проклятия: каждый домовой клан использовал свое собственное, наработанное веками. И если Ливченко могли сыпать сухими макаронами, а Грозные – манкой, то сейчас дело обстояло гораздо серьезнее, – Влада пригнулась, когда у нее над головой просвистел в полете утюг. Он с грохотом врезался в столб, а в другую сторону полетели вилки, ложки, чашки и даже гладильная доска…

– А ну прекратить! Именем Темнейшего забудьте об этой девушке до бала, и не смейте ее преследовать! – раздался окрик Герки, и Влада увидела, как замелькали спины в длинных пальто: драчуны бросились врассыпную, оставляя после себя закиданный мусором и осколками асфальт.

– Просим покорнейше прощения, будет исполнено! – успел пискнуть кто-то из домовых и через секунду исчез в янве.

– Устроили тут! – рыкнул ему вслед вампир. – Нашли время и место для драки, и без вас проблем хватает! Огнева, твои условия будут исполнены, просто не успел этих обормотов разогнать… Будь уверена – в Носфере тебя встретят, как будто ты никто и звать тебя никак.

* * *

Кому и куда ехать с вокзала, выясняли долго.

Владе довелось увидеть, как относятся вампиры к «бывшим и брошенным людям из вампирского банка крови», пусть даже и чужим. Герка разговаривал с Ивлевой очень вежливо, дал ей денег и хотел тут же посадить на обратный поезд до Москвы. Дашуля долго препиралась, а потом сообщила, что давно мечтала посмотреть Питер, и Герка от нее отстал, а Владу взялся отвезти к Носферону.

Как она догадалась, встречи с Гильсом прямо здесь не будет: Герка вел себя очень свободно и не оглядывался по сторонам в ожидании кого-то еще.

«Муранов появится сам, когда захочет, – Влада поправила ворот свитера поудобнее. – Главное, чтобы я не зря вернулась в Носферон, найти бы там что-нибудь важное…»

– А я куда?! – вдруг спохватился Диня. – Мне личные апартаменты должны предоставить или сразу во дворец? Я же в свите, я же без пяти минут домовой невесты Темнейшего!

Вампир, услышав это, злорадно заулыбался и хлопнул домового по плечу.

– Без пяти минут – это ты правильно сказал, – Герка злорадно разбил мечты Ливченко о сладкой жизни. – Давай с нами: в Носфере как раз сейчас веселуха с переездом. Лишние руки не помешают, да и дядька тебя очень ждет, поможешь ему…

После этого – пока Ивлева с Эдиком садились в такси, пока Влада шла с Геркой и Ацким к машине (к ее удивлению, Герка сам сел за руль) – Ливченко куда-то необъяснимо потерялся.

– Удрала половина твоей свиты, сонц, – хихикал Ацкий, у которого настроение повышалось по мере приближения к бассейну Носферона: – Гер, далеко до новой зловоротни-то?

– Ее издалека видно, нашу альма-матер! – веселился Герка, который лихо крутил рулем. – По воплям и бардаку вокруг. Не потеряетесь! Чуете, какой воздух в Питере, ребят? Нечисть здесь дышит свободно и легко-о…

И Герка был прав. Ощущение тревоги и страха, которое не отпускало в Москве, здесь почти полностью исчезло. Дышалось легче, будто вовремя удалось юркнуть за каменную стену крепости, оставив опасность снаружи.

Пыльное облако, которое висело над Конногвардейским бульваром, было заметно еще на повороте от Исаакиевской площади. Герка высадил их из машины на углу с Замятиным переулком, и смылся, а Влада с Ацким пошли к площади Труда, к которой от Александровского сада вел длинный широкий бульвар.

Эти места Влада знала очень хорошо, и еще не дойдя до площади, догадалась, куда же переехала новая зловоротня Носферона – в самый странный подземный переход Питера.

Чересчур огромный для площади Труда, где народу было раз в сто меньше, чем на Сухаревской площади. Слишком роскошный, выложенный мрамором, – да и кому здесь были нужны ряды подземных магазинчиков и кафе, если в них почти никто не заходил?

Но главная странность перехода была не в этом. Влада, изредка проходя здесь, всегда останавливалась у странной глухой арки, ведущей из перехода под землю, в никуда. И хотя на мраморной доске золотом была выбита надпись: «Здесь проходил Адмиралтейский канал, который заключен в каменную трубу и засыпан», Владе всегда казалось, что там таится что-то совсем другое.

Теперь же пустынный переход ожил и бурлил жизнью. Эпицентр бурления располагался как раз около арки: там облако пыли сгущалось, там виднелись спины, затылки, и слышались громкие вопли.

– Так орать могут только на вурдалаков, я точно говорю, – прислушавшись, с видом знатока сообщил Ацкий. – Но орет не одна Лина Кимовна. Их много там орет. Завхоз наш, слышу… Даже Горана довели до ручки, ага! Полифонический хор…

Они подошли поближе, но никто из стоящих не обратил на них внимания. Влада совершенно зря волновалась о том, как ее встретят в Универе – всем было настолько не до нее, что почти никто не заметил даже крайне живописного Ацкого в занавеске.

Валькер тут же наткнулся на приятелей и начал пересказывать им свою трагическую историю, а Влада пробралась поближе, чтобы рассмотреть, что же случилось.

– Это кем же надо быть, чтобы вместо хорошо упакованного груза схватить то, что перетаскивать вас не просили?! – рычала худая женщина с нелепой растрепанной прической, тыча пальцем в груду грязного тряпья, к которой приближаться никто не осмеливался. Лина Кимовна еще не охрипла, и это означало, что скандал только разгорается. – Горяев, хуже дурака может быть только дурак с инициативой! Ты хоть понимаешь, что теперь казенное постельное белье из нашего общежития собрало всю подземную грязь от Москвы до Петербурга?!

Вурдалак Федька Горяев, вечный студент Носферона, который проводил годы на одном и том же курсе, держал в руках то, что в начале его пути выглядело и называлось одеялом, а его приятели, стоявшие рядом, растерянно переглядывались.

– Мне сказали, потащил, раз сказали, типа, – пробубнил Федька, который никогда не отличался умением связывать слова в фразы. – Сказали – и потащил, типа, раз сказали… Фобос Карлович, да?

– Я такого сказать не мог! – визжал завхоз Фобос Карлович Ливченко, родной дядя Дини, из чьих цепких лап тот когда-то благоразумно удрал. – Не мог! Я что – хочу потерять свое место рабочее?! Где мое письменное распоряжение об этом, где??? Горан Горанович!

– Что – Горан Горанович? – отозвался худой тролль в меховом жилете с забранными в хвост бесцветными волосами. – На меня хотите свалить – валите. Только я весь прошедший месяц архивы разбирал. И в Москве отдавать распоряжения вурдалакам просто физически не мог.

– Тогда кто дал распоряжение вурдалакам тащить постельные принадлежности?! Может быть, Буян Бухтоярович перепутал и ведомости переписал? – вопила Лина Кимовна. – Им же было четко приказано – своими подземными путями они тащат только архив библиотеки, тщательно и герметично упакованный! Вещи для общежития должны были перенести из Москвы валькеры, а не вурдалаки! И как теперь будут спать в общежитии студенты?? Вонища какая теперь от этого тряпья!!

– Отлично пахнет, а-атлично… – принюхиваясь к комкам грязи на одеяле, восхитился Федя Горяев.

– Вон с глаз моих и заберите эту гадость под землю! А сюда давайте остатки архива! – рявкнула Лина Кимовна, топнув ногой, и вурдалаки поспешно один за одним полезли под землю. Наверх, на асфальт, они начали выбрасывать огромные коробки, затянутые то ли грязными тряпками, то ли паутиной.

– Поспим на жестком, поду-умаешь, трагедия, – подал голос кто-то из вампиров. – И хватит нам, нечисти, подражать людским привычкам. Я обхожусь вообще без одеяла всю жизнь, на кой мне каждый раз при заезде в Универ его кладут на кровать?

– Я никакущих распоряжений вурдалачью не оглашал, нехай поклепы на меня не возводять! – раздался голос, как из бочки, и из арки, закрытой мороком, выскочил охранный домовой Буян Бухтоярович Грозный. – Дошло до меня, изверги, что копают вражины Ливченко, ядовитые гады, под меня!

– Вот у меня дел других больше нет, – разьярился еще больше Фобос Карлович. – Вот все брошу сейчас, переезд… библиотеку… вещи… и буду под вас копать, старый вы брехун!

– Тьфу на тебя и весь твой козлючий род, зловредный Ливченко!

Вопли домовых переросли во что-то вроде ожесточенного перелая, Лина Кимовна возмущенно фыркнула и бросилась обратно в зловоротню.

– Что вы тут стоите все и бездельничаете?! – очнувшись от скандала, завхоз Носферона накинулся на стоящих вокруг ребят. – Кто архив перетаскивать будет?! Вампиры, чем вы заняты??

– Вот именно, что вампиры-то работают, а остальная нечисть дурака валяет, – огрызнулся Ганц Готти. – Мы таскаем тяжести, а освобождать их от упаковки должны остальные! Тролли, кикиморы, оборотни, валькирии – вот чего они тормозят?! Веснич вообще ногти подпиливает!..

– А ты попробуй разорви то, во что коробки упакованы, я уже все когти обломала! – возмутилась кикимора Дрина Веснич, которая сидела на каменном ограждении и трагически рассматривала свои пальчики. – Я не то что ножницами, а своими когтями с трудом это рву! Это же Тетьзин наш упаковывал, точнее, заплетал!

– Фобос Карлович, все претензии к нашему убормонстру, – съязвил Ганц, разведя руками. – Упаковал так, что…

– Хватит пререкаться!!! – не дослушав, завопил завхоз. – Немедленно, сейчас же все бросили бездельничать!! Веснич, никаких пилок для ногтей! Нечисть, распаковывайте коробки, вампиры – заносим их в вестибюль. И нечего валить все на нашего убормонстра! Живее, ну?!

– Тпру… – недовольные поднялись с ограждений и нехотя поплелись выполнять приказ.

– Ну чего стоишь? – заметив Владу, прикрикнул какой-то незнакомый старшекурсник. – Бери ножницы, и вперед… чтобы этому Тетьзину икалось лет сто…

Это было даже хорошо, что появления Влады из-за скандала и бардака никто не замечал в упор. Не заметила Дрина, с которой они были дружны с первого дня знакомства, не заметил Марик Уткин, упырь-однокурсник с Валькируса, да и остальные.

Влада, опустившись на колени, долго боролась с чем-то вроде грязной паутины, только очень прочной, которая почти не резалась ножницами и напоминала задубевшие тряпки, пока не освободила от них коробку. Внутри та оказалась чистой и не пострадавшей от перетаскивания вурдалаками. На ней показался фиолетовый штамп: «Вестник Темного Департамента. Архив 1880–1890 гг».

Провести остаток дня за распаковыванием багажа Владе не хотелось – нужно было осмотреться в Универе в поисках вещей Егора, а еще страшно хотелось в душ после ночи в грязном купе. Поэтому, сдернув с коробки паутину Тетьзина, она подхватила ее и поволокла в арку зловоротни.

Через секунду коробку у нее попытался выхватить Ацкий, которому пришла в голову идея немедленно помочь даме, оба споткнулись и вкатились кубарем в двери Носферона, собрав с собой тех, кто собирался выйти. Валькер вместе с коробкой падал долго, ругаясь и грохоча чем-то вдали.

– Вы даже войти нормально в зловоротню не способны, идиот безрукий! Что вы натворили, тут же все коробки были расставлены и рассортированы! – обрушился на валькера завхоз. – Как вы учиться будете, если войти даже нормально в Универ не можете?!

«А ведь и правда. Как в начале года в Носфер войдешь, так год и пройдет. В прошлом году я как-то так и вошла…». – Влада не торопилась подниматься на ноги, лежа на полу и глядя в потолок вестибюля. Он все еще хранил следы произошедшего зимой нападения: виднелись выбоины и старательно замазанные штукатуркой трещины на полированных черных камнях.

– А вы… что вы тут валяетесь? Какой факультет, курс?

Влада увидела нависшее над собой гневное лицо домового Фобоса Карловича и поднялась, отряхивая джинсы и куртку.

– О-о… – узнав Владу, домовой нахмурил косматые брови и выпалил: – Огнева! Нам поступило распоряжение от Темного Департамента не выделять вас из других студентов, сразу довожу до вашего сведения!

– Х-хорошо, спасибо… – опешила Влада, на секунду решив, что завхоз издевается, но тот состроил настолько торжественную рожу, будто у нее за спиной сейчас стоял Темный Департамент в полном составе.

– Фобос Карлович, а душевые на прежнем месте?

– Какие вам еще душевые, не думайте, что у вас какие-то особенные привилегии! – завопил завхоз, рьяно выполняя приказание Департамента. – Вы что – не видите, что тут творится?

И верно – трещины на потолке были ерундой по сравнению с разгромом на полу. Все свободное пространство от гардероба до входа в спортзал было завалено коробками и напоминало горную гряду, в которой были проложены тропинки. Те участки пола, которые не были завалены вещами, были затоптаны грязью и закиданы мусором, а объявлений на информационной доске было столько, что она напоминала шкуру бумажного дикобраза.

– Р-разойдись, школота! – через «горную гряду» в прыжке перелетел один из вампиров-старшекурсников, зацепив огромный аквариум, который неустойчиво покоился на коробках и ждал, пока его дотащат до деканата. Аквариум накренился, плеснув водой в проходившую мимо Лину Кимовну.

И снова – вопли и крики, на этот раз от оборотенессы.

– Здравствуйте, Лина Кимовна! – Влада догадалась, что оборотенесса от стресса перешла на режим автономного реагирования, обращая внимание лишь на раздражители и не видя тех, кто молча стоит рядом.

– Огнева? – ахнула та, действительно только сейчас заметив Владу и соображая, кто она такая. – Огнева, ну да… Валькирус. Ну что же вы стоите, проходите скорее в атриум! Там сейчас распределяются места в общежитии… Ацкий, приглушите свой смех и шагом марш вон отсюда!

Атриум был забит народом. Стульев не хватало, как и мебели вообще – многие сидели прямо на полу, на столах – из тех, что уже успели перетащить и поставить кое-как.

– …поэтому те студенты, которые переехали сюда из Москвы и Огоньково, а также из других городов и Пестроглазово, испытывают особенные трудности с обустройством. Многие живут в стесненных условиях… – раздавался громкий голос Ады Фурьевны. – Ну, кто там пришел, не задерживайте – входите и садитесь уже!

Появление в атриуме Влады вместе с Ацким в занавеске вызвало взрыв и бурю. Влада отметила, что на нее пялились во все глаза, но – ни насмешек, ни приветствий. А вот валькер все-таки дождался, что его заметили и оценили. Причем взрыв был бесшумный, а буря пронеслась в виде громкого и всеобщего «ОГО!», которое заглушили только удары ректорской ладони об стол.

– Тихо! Всем я сказала – замолчите! – Ректорша уставилась на валькера. – Дмитрий, почему вы в таком виде являетесь в университет, да еще с опозданием?!

– Сорри, Адфурьевна, испытал трудности с обустройством, – ответил Ацкий, который сообразил, что историю про фурий рассказывать ректору, которая сама является фурией, не стоит. – Доберусь до хаты, куда мои родные перелетели, и завтра буду в свои шмотки уже одетый, чесслово!

– Извините за опоздание, я только что с поезда, – вслед за валькером начала оправдываться и Влада, хотя фурия ее ни о чем не спросила. Наоборот, она даже старалась не смотреть на нее, делая вид, что в появлении Влады нет ничего странного.

– Опоздавшие, проходите и садитесь, решаются общие вопросы грядущего учебного года, – сухо сказала ректорша. – Итак, повторяю, что главное и самое ожидаемое событие это бал Темнейшего, который состоится в самую ненастную ночь ноября. Мы все его ждем и готовимся: каждый факультет будет принимать участие в торжественном параде нечисти. Так что все наши неудобства будут вознаграждены!

– Интересно, она поссорилась с Мурановым или что?.. – прошипел кто-то за спиной у Влады. – Чего это она тут делает, непонятно…

– Может, послал он ее подальше?.. – отозвалась шепотом ее соседка. – Эх, если бы Муранов был снова свободен!..

– Я не мешаю вам, Летова с Болотовой? – осведомилась Ада Фурьевна, и шепот затих. – Итак, сейчас нам с вами трудно. Часть нашего университета разрушена, и мы лишились некоторых подземных, а главное – верхних этажей, а вместе с ними большей части общежитий и столовой. В общежитии осталось всего около двадцати мест, их получат те студенты, у которых не было взысканий в прошлом году. Обедаете и ужинаете вы теперь прямо в зловоротне, благо она большая и там масса кафе, – фурия обвела глазками зал. – Ситуация у нас чрезвычайная, университет только что переехал и нам всем требуется максимум собранности и понимания. Многим студентам, как и нечисти, переехавшей в Петербург, негде жить. Многие столкнулись с жестокостью домового права, которое запрещает нам входить в дома и квартиры людей.

– Проклятое домовое право! Мы сначала наивные, думали, что можно просто квартиру снять, – прокомментировал один из студентов вампирского факультета. – Деньги хозяйке заплатили, просим ее – а теперь приглашение через порог нам скажите, просто набор слов и наши имена. Так она вдруг как обрадовалась и говорит: ага, я про такие случаи знаю! Вы сектанты с задвигами, просите церемоний с приглашениями войти. Теперь еще такую же сумму мне платите, чтобы я это приглашение сказала! А я буду его отменять, когда захочу, это приглашение свое, каждый день…

– Многие тоже так нарвались, – отозвался оборотень Рома Шнягин с другого конца зала. – Пробовали на таких хозяев воздействовать троллями, но морок слетает же постоянно. Не таскать же с собой тролля в кармане…

– Я призываю не рваться на территории людей, а селиться там, где мы имеем право – в зловоротнях! – продолжала ректорша. – Вижу, что нелишним будет напомнить про этот пункт домового права. Как образовывается зловоротня, кто расскажет?

– Зловоротня – это место, где мы, нечисть, имеем право жить, – вскочив с места, торопливо начала рассказывать выскочка и отличница Лиза Маркина. – Зловоротня для человека место гиблое, угнетает человеческое сознание. Светлый в зловоротню не войдет никогда. Любая квартира, дом, двор, подземный переход становится зловоротней, если хозяин этого места – человек – сам стал нечистью, или был убит нечистью. Тогда его жилище становится зловоротней, куда разрешение на вход от людей не требуется, и там может селиться любой темный.

– Отлично, – похвалила фурия. – Но вы забыли сказать, Маркина, что обращение людей в нечисть происходит крайне редко. Поэтому зловоротен больше не становится, и нам нужно тесниться. К тому же многие семьи нечисти веками владеют собственной зловоротней. И что из этого следует? – многозначительно спросила Ада Фурьевна.

– Ребят, кто из местных, колитесь – ведь некоторые семейки занимают и целый этаж, или подвал! – призвал Ганц. – У кого семьи такие богатые, отзывайтесь, берите к себе остальных неприкаянных темных…

– Великолепная идея! – похвалила Ада Фурьевна. – Итак…

– Беру троих, Петроградка, около Чкаловской! – отозвался Игорь Хлынов, оборотень-старшекурсник. – Занимаем трехкомнатную, выделим комнатку…

– Могу разместить пятерых, метро Просвещения, – подняла руку Лиза Маркина.

– Двоих на Декабристов, но условия не зашибись! – крикнул Слава Шамаев.

– А Огнева что молчит?! Ведь ее квартирка в Питере тоже стала зловоротней… – послышался звонкий голосок фурии Вари Синициной, и Влада встрепенулась, когда на нее обратились все взгляды.

– Огнева, ты же теперь вампир, значит твоя квартира пригодна для наших! – продолжала фурия. – Говори адрес, а то сидит и отмалчивается. Где твоя вечная доброта?

– Я не хочу, чтобы кто-то жил в той квартире, – глухо ответила Влада. – Может быть, потом. Но не сейчас.

А ведь и правда, доброту и альтруизм, которым часто попрекали Владу в тайном мире, сейчас отшибло напрочь. Стоило только представить, как в той квартире, где звучал голос деда, где осталось столько воспоминаний, будут греметь студенческие вечеринки нечисти…

– Ты, Синицина, не командуй тут, права не имеешь! – встрепенулся Ацкий, состроив своей бывшей возлюбленной рожу.

– Ян Вячеславович, а разве в вашем роскошном родовом гнезде мест больше нет? – осведомилась вдруг Ада Фурьевна у какого-то белобрысого валькера в заляпанной пятнами ветровке. Тот сидел прямо на полу у кафедры и с улыбочкой в стиле: «идите вы все лесом» дирижировал карандашом в такт словам ректорши.

Влада удивилась, что к одному из студентов ректорша обратилась на «вы», да еще и по имени-отчеству.

– Ац, это кто? – она пихнула плечом валькера.

– Да новый декан у нашего Валькируса… Янчес! – удивляясь, что Влада не знает, ответил тот и показал большой палец. – Он питерский до мозга костей, потому в Носфер и не ехал работать. Клевый чувак, художник, этот… андеграунд… – Ацкий состроил торжественную физиономию, справившись с непривычным для своего лексикона словом.

– Мать моя женщина! – вставая на ноги, выдал декан, который по внешнему виду мало чем отличался от студента-сташекурсника. – Госпожа ректорша, мое родовое гнездо скоро рухнет ко всем вурдалакам! Это вам не Носферон, никаких искривлений пространства, это вам Невский проспект и каждый метр на счету. А уборку никто делать не рвется…

Пока декан Валькируса пререкался с ректоршей, Влада, оторвав внимание от атриума, внимательно вглядывалась в стол. Надписи и послания будущим поколениям, которые чертили на нем все, кто заскучал на лекциях, наслаивались друг на друга культурными слоями. Здесь наверняка чиркал карандашами и ее отец много лет назад, когда был студентом. Были и закорючки, которые накарябал Егор, наверняка были.

Влада напряглась, пытаясь распознать каракули Егора среди других. Вдруг он написал ей здесь пару слов, и именно ради них она приехала в Носферон? Все голоса в атриуме слились в общий гудящий фон, пока глаза пытались разобраться в безумных наскальных посланиях. Влада оторвала взгляд от стола, заметив, что ее локтем пихает Ацкий.

– Во, гляди, страдают куриные мозги, – прищурившись, валькер уставился в другой конец атриума. – Бесится, мечтает, что я вернусь, да щ-щас!

Влада взглянула на дальний ряд, где виднелась за макушками Синицина, которая презрительно улыбалась.

Ацкому же спокойно не сиделось: он выдрал лист из тетради, где записывал время лекций, накарябал на нем «СИНИЦИНА – ДУРА», и ловким движением, улучив момент, когда ректорша отвернется, отправил в полет по атриуму бумажный самолетик. Не долетев до адресата, самолет был сбит в полете точным плевком синицинского яда: бумага вспыхнула, и на головы студентам спикировал уже только пепел. На этот инцидент ректорша не успела обратить внимание: в атриум ввалились вурдалаки и те, кто вырвался из лап завхоза.

– Когда уже душевые в Носфере починят! – громко возмущался Стас Василевский. – Поселился в зловоротне у упырей, так там однушка вообще без удобств, а теперь и в Носфере нормально не помыться!

– Радуйтесь, что поселились не у вурдалаков, Василевский, – посмеиваясь, посоветовал декан Валькируса, обернувшись и показав задорную физиономию с курносым носом и веснушками.

– Берем всех! – заорал дурным голосом Федя Горяев, вскакивая с места. – Мы всех поселим, кто захочет! И одеяла и подушки дадим – многа-а! У нас такая нора есть под Гостиным двором – о-о-о!!!

В атриуме повеселело, и очень вовремя – после разговоров о тяготах жизни нечисти у многих вытянулись физиономии.

– Так, в чем дело?! – Ада Фурьевна хлопнула рукой по столу. – Здесь не балаган! Старосты Синицина и Тановская, получите списки студентов, которым достались места в нашем общежитии. Чем вы вообще занимаетесь, Тановская, где вы витаете?

А Тановская вовсе и не витала. Инга Тановская, староста факультета Троллеум, сидевшая в другой стороне атриума, сейчас впилась пылающим, полным ярости взглядом в самое ненавистное ей на свете существо.

Влада ощущала этот взгляд, но делала вид, что не замечает. Конечно, любовь Тановской к Егору была у всех на виду в свое время, только вот любовь была безответной.

– Тановская, вы слышите меня или нет?! – прикрикнула Ада Фурьевна. Инга, наконец, очнулась и кивнула, с треском вырвав страницу из своей тетради.

– Я не понял ничего, – пробубнил Федя Горяев. – Особенно про столовую…

И все началось сначала.

Влада, уже не слушая по второму разу объяснения преподши, вдруг ощутила, как в плечо ей ткнулся острым носом бумажный самолетик. На боку у него была надпись: «ОГНЕВОЙ».

Пришлось развернуть бумажку, хотя никаких записок она не ожидала.

Глаза пробежали по буквам, и Влада вздрогнула, будто ее облили ледяной водой.

«Ты ответишь за Егора!!!»

С дальних рядов ее светлил взгляд Тановской, а потом и сидящие рядом с ней тролли начали смотреть на нее – недобро, внимательно… Можно было не сомневаться – записка коллективная.

Горяев веселил атриум тупыми вопросами, но Влада ничего не слышала. Перед глазами все еще мелькали строчки из записки – «Ответишь за Егора». Злости на Тановскую не было – даже наоборот, что-то вроде солидарности. Молодец, что не испугалась так открыто высказаться, помня, какое положение в тайном мире занимает ее ненавистная противница.

Эх, Инга, да разве же она против отвечать за Егора? Каждый день только и делает, что сама себе отвечает. Она сейчас здесь, в утреннем атриуме, вертит в пальцах авторучку. Чего-то ждет, живет. А где сейчас он, Егор? Он ведь ржал бы сейчас над Ацким в занавеске, мечтал о завтраке и строил планы победы над некромантом. Ему сейчас, наверное холодно, больно, страшно. Стены атриума вдруг расползлись, стали кривыми окна, размазались лица. Слезы подступили к горлу и носу, резкая боль ударила по глазам.

К счастью, в этот момент в атриум ворвался завхоз Фобос Карлович:

– Я заявляю решительный протест! Мне сказали – бассейн воняет на весь Носферон, мол, я виноват! Но ведь чистить же кому-то надо! Вампиры отказываются, тролли не желают, подавай им помыться в душе, а мне что делать?! Московские водяные заполонили трубы, в них давка… с водяными уже ведутся переговоры, и нам обещают, что к ночи душевые заработают!