Текст книги "Суперлуние"

Глава 4
Страх

Воскресенье началось с гневного трезвона в дверь, который разорвал сонную тишину.

У тетки были ключи, да и прийти с ночного дежурства она должна была только около полудня. Поэтому Тая долго не вылезала из кровати, гадая, кто может ломиться в дверь в такую рань. Но этот кто-то настойчиво обрывал дверной звонок и не собирался уходить, поэтому пришлось вылезти из кровати и брести походкой зомби к двери, завернувшись в одеяло.

Растрепанная и красная как помидор, Ирка Елесина ворвалась в прихожую, оглушив ее возмущенным визгом.

– Спасибо тебе огромное, подруга! – завопила Ирка. – Сдала с потрохами меня матери, да?! Огромное тебе спасибо! И Дашку сдала, потому что моя мать позвонила ее родакам! А сама вся такая правильная, пай-девочка, домой явилась до полуночи… На мобилу мне позвонить ума не хватило?!

– Ир, не ори, – Тая поморщилась. – Прости, я не подумала.

– Не подумала она! – продолжала орать разъяренная Елесина. – А мы с Дашкой теперь в полном дерьме, у нас дома такое было, такое… Нас Бугаев в ночной клуб позвал… я что, должна все матери докладывать?! Да ты хоть знаешь, чего я наслушалась?

– Ты бы хоть спросила, что у меня случилось! – начала защищаться Тая, пытаясь перекричать Елесину. – Громов этот мало того что психом оказался, так еще и…

– Ты просто… Предательница ты! – не слушая, орала Ирка. – Красотка, да?! Блондинка она, альбиноска она, только и слышно со всех сторон – ах, Таисия Темнич как фарфоровая статуэтка, ах, какая красота неземная… А я с моим весом восемьдесят кило рядом с тобой как бегемот! Вообще, мы с Дашкой как фон для тебя, нам достается внимание от парней только тогда, когда они понимают, что с тобой у них полная безнадега! Бугаев – вот всё, что мне светит, пока ты рядом!

– Елесина, ты обалдела? – вспылила Тая. – Да у тебя хоть Бугаев есть, а у меня ни одного романа в жизни не было до сих пор! С Громовым вообще позор. Зачем ты разболтала ему про мой срыв, я ведь только тебе одной рассказала! Он меня начал специально пугать, чтобы я домой к нему прибежала! Спасибо тебе за это…

– Ничего я ему не говорила, не ври! И к нам с Дашкой больше не подходи! – зло рыкнула Ирка, выбежала на лестницу и хлопнула дверью так, что с вешалки рухнула на пол теткина зимняя куртка.

Что и говорить, воскресенье началось так же отвратительно, как и закончилась вчерашняя суббота: со скандала и мерзкого настроения.

Остаток такого дня лучше бы пробездельничать дома, но ждала подработка – раздавать листовки у метро. Деньги платили небольшие, но к теткиной зарплате это было необходимое подспорье бюджету – кроме карманных денег, без которых в семнадцать лет не проживешь, еще и оплата «коммуналки» за квартиру.

Завтракать, возиться с кофеваркой и обновлять свой блог в Инстаграме настроения уже не было. Покормив кота и наскоро глотнув растворимый кофе, Тая выскочила из дома.

Василеостровская станция метро – несуразная и вечно переполненная народом, а близлежащие к ней улицы, которые по-питерски назывались линиями, густо облеплены вывесками, кафе и всевозможными магазинами и салонами. В одном из таких салонов и ждала подработка: Тая поднялась в небольшой офис на втором этаже над салоном красоты «Блонди», где пахло парикмахерской, чужими мокрыми волосами и приторно-сладкими духами менеджера Лилии.

– Ага, Темнич явилась! Свои листовки получай, распишись… – Лилия заполняла ведомости со скоростью принтера. – И запомни: увидим больше десяти листовок в ближайшей урне – оплаты не будет.

– Но это же не я их выкидываю! – возмутилась Тая. – Многие берут и выбрасывают сразу…

– Ты просто бездарно их раздаешь. Улыбайся! – Лилия изобразила фальшивый оскал белых зубов в обрамлении яркой помады. – Но не парням, потому что они не наши клиенты. А то вечно к тебе прицепятся какие-нибудь гопники. Улыбайся женщинам с плохими прическами и говори, что ты только что вышла из нашего салона. И волосы распусти.

– Но это же вранье будет! Я не крашу волосы, я альбинос.

– Ой, все, иди работай, честная ты наша, – поморщилась Лилия. – И отгоняй своих вечных воздыхателей, а то распугивают клиентов от салона мерзкими рожами…

Тая, решив не вступать в перепалку, расписалась, забрала увесистую пачку, остро пахнущую типографской краской, и выпорхнула из офиса в мартовский день.

Хорошо, что есть такие дни – яркие и очень-очень весенние, наполненные слепящими солнечными искрами и нежным ароматом мимозы. Мимозой торговали в окрестных лотках около метро: близилось Восьмое марта, и мохнатые охапки желтых шариков бойко расходились по рукам.

То ли так подействовала весна, то ли солнце, но плохое настроение постепенно улетучивалось. Тая подумала и вдруг поняла, что – нет, не делилась Елесина ни с кем ее сокровенными признаниями. Когда знаешь человека всю жизнь, а Ирку она и правда считала роднее сестры, то всегда можно определить, когда этот человек врет, когда нет. Да и редко врала Елесина, скорее уж рубила правду в силу своего ураганного характера, а потом огребала неприятностей. Ирка позвонит первой – будет разговаривать обиженно, сквозь зубы и спросит что-нибудь про грядущие экзамены. Тогда можно будет извиниться, но не раньше – иначе Елесина просто швырнет трубку. Да и Дашка через пару дней успокоится и захочет мириться.

Кто знает, может быть, Макс просто шел где-то неподалеку по улице в то утро и все видел? А об остальном просто догадался… Да и на Макса злость уже почти прошла. Может, никакой он и не сектант, ведь совершенно не похож. А может, этот парень влюбился и натворил глупостей, но разве она сама всегда совершает умные поступки?..

Тая зачем-то полезла в телефон проверять, не отписался ли Макс от ее Инстаграма.

«Не отписался», – почему-то обрадовалась она, улыбаясь людской воскресной реке. А та стремилась по Среднему проспекту и была значительно веселее, чем река понедельничная.

Много влюбленных пар, людей с пакетами продуктов, тортами, цветами и покупками.

– Стать блондинкой в нашем салоне! – Тая выкрикивала фразу, в которой не было откровенного вранья, но зато была интрига.

Листовки она раздавала только шатенкам или же блондинкам, которым не помешало бы подновить окраску. Жгучие брюнетки же мерили ее презрительными взглядами.

Сегодня ей везло: почти все листовки оказались в сумочках или карманах, и никто не бросал их демонстративно в ближайшую урну. Тая уже предвкушала выполненную норму и получение денег за неделю, даже позволив себе сбегать погреться на чашку чая в ближайший фастфуд, где одуряюще пахло курицей-гриль.

К шести вечера весенний день помутнел, солнце сползло за крыши, и на улицы осели синие сумерки. Моргнули и зажглись фонари, начали светить окна квартир. Пальцы озябли, Тая жалела о теплой кофте, которая осталась дома, и мечтала о жареной курице с горячим чаем.

Разумеется, она своим видом привлекла нескольких «почитателей», которые начали прохаживаться неподалеку, кидая на нее заинтересованные взгляды. Снова парни с наглыми рожами, и снова ей подмигивали, а кто-то из них даже поманил пальцем…

– Кисо, чего такая белая? – с противной ухмылочкой выдал один из них не слишком оригинальную фразу.

Одарив его в ответ суровым взглядом, Тая мило улыбнулась усталой на вид шатенке и сунула ей листовку, бросив взгляд на улицу, уходящую вдаль цепочкой желтых фонарей.

Вчера примерно в это же вечернее время она поссорилась с Максом. В голове всплыли воспоминания: его ожесточенное, какое-то чужое лицо и странные слова: «За тобой следом идет беда. И ты одна с этой бедой, потому что больше никто не увидит и не поймет…»

Стояла она сейчас как раз на перекрестке Среднего проспекта и Шестой линии. Можно ведь просто обернуться и убедиться, что все это полная ерунда. Просто обернуться, что в этом такого страшного? Абсолютно ничего.

Вдруг, поддавшись порыву, Тая обернулась, старательно вглядываясь в даль темнеющей улицы, да так и замерла на месте, с приклеенной улыбкой на губах.

Какое-то странное движение вдали привлекло взгляд. В глубине улицы просто качнулось одно из светящихся окон, чуть увеличилось в размерах, будто собиралось отлететь от стены дома. Такого быть не могло, и Тая озадаченно заморгала, отвернувшись.

Взгляд наткнулся на ошивающихся около нее «поклонников».

Все четверо смотрели куда-то позади нее со странным, очень одинаковым выражением на лицах. Это был не страх и не отвращение, а что-то другое. Так, хмурым и напряженным взглядом хищного зверя, смотрел Бандит, когда за кухонным окном на ящик для цветов садилась огромная ворона.

Эти четверо сейчас как один сделали синхронный шаг. Не назад, а вперед, не глядя на Таю.

Творилось что-то не то, иррациональное и дикое, что не поддавалось никакому объяснению. Рядом было метро и потоки людей, которые двигались в обе стороны. Но за спиной было что-то еще, другое, чего не видел никто из пешеходов.

– Девушка, листовку даете? – недоуменно донеслось до Таи, и чья-то рука разочарованно отдернулась, а листок, порхая, полетел прочь.

Страх холодящей волной захлестывал изнутри, стучал в ушах, пульсировал в висках.

«Чего ты боишься здесь, около метро, где столько людей, ну что с тобой? – мысленно закричала на себя Тая. – Туманных слов Громова, который просто глупо пошутил, или того, что тебе мерещится? Да ничего страшного там нет и быть не может!..»

Впившись взглядом в даль и тяжело дыша, Тая снова обернулась и напряженно ждала.

Вдалеке улицы, за башенкой «Макдональдса», что-то происходило. Темная улица странно двигалась, будто дальний конец ее, с прямоугольниками светящихся окон и фонарями, конвульсивно корчился. Пространство изогнулось, и одно из окон начало медленно подплывать, приближаться. Это окно выглядело очень неприятно и неестественно, а потом уже совсем не окно – из темноты улицы выплывало и приближалось то самое жуткое лицо, которое напугало ее позавчера утром.

Тая метнула потерянный взгляд на тех четверых, будто ждала какого-то объяснения. Стояла как вкопанная, не в силах пошевелиться. Пальцы судорожно сжались, комкая рекламные листовки.

«Бежать… Я с ума схожу, дальше уже некуда, но сейчас надо бежать…» – пронеслось в голове.

Неуверенный шаг, и еще один – наконец ноги сами понесли прочь, по Седьмой линии. Подошвы предательски скользили по наледям, глаза слепили огни.

– Красавица, проблемы? – донеслось от кого-то вслед, когда Тая налетела на стоящую рекламную вывеску кафе и с грохотом сшибла ее.

…В голове вертелись глупые мысли, одна за другой.

Лицо возмущенной Лилии, раскиданные около метро в грязной каше листовки и потерянные теперь уже деньги за неделю… увольнение с позором… Ирка и ее возмущенный визг утром в прихожей… слова Громова… тетка и ее несбывшиеся надежды… ЕГЭ в конце мая…

Гудки машин резанули по ушам, и Тае вдруг показалось, что она уже не сама бежит, а будто ее несет что-то помимо ее воли. Она как беспомощный котенок перед тем ужасом, который движется по пятам, и собственный дикий страх несет ее над землей – можно даже не перебирать ногами.

Ускорение нарастало, продолжалось, в лицо бил ветер, от которого Тая задыхалась, не в силах даже кричать. Большой проспект, Василеостровский рынок пронесся мимо желтой полосой, потом набережная Невы мелькнула, как синяя круговерть фар, огней, гудков, и через миг впереди показался гранитный спуск к воде. Черная вода зияла сквозь вспоротый лед, и Тая с ужасом зажмурилась, когда вода ринулась на нее.

– Девушка прыгнула в воду! – раздался женский истеричный крик откуда-то позади. – Помогите, скорее!

Ледяная чернота обожгла ноги, и Тая, почти теряя от ужаса сознание, ощутила, как ее подхватило и держит над водой, а потом чьи-то руки резко дернули вверх.

– Ну, ты даешь, Таисия! – донесся до нее знакомый голос. – Держись, держись и вылезай скорее…

– Держусь, – прошептала Тая онемевшими губами, пытаясь понять, чудится ей сейчас Громов в роли спасителя или все же он реален.

Как реален и Бугаев, который только что помогал ее вытаскивать за капюшон куртки, а теперь стоит и ржет поблизости. И Вероника Кошненкова, и Гордеев – ребята из их класса оказались здесь, на набережной, гуляли они тут вечером в воскресенье вместе с Громовым, что ли?

– Вытащили, вытащили ее! – продолжал вопить женский голос. – Промокла совсем, нужно вызвать скорую. В больницу! Она сама прыгнула, я видела!

– Н-не надо с-скорую, – шептала Тая. – Н-не прыгала я…

Кроме неожиданных одноклассников, вокруг собирались и просто любопытные зеваки: гуляющие у спуска к Неве сбегались на крики и шум поглазеть, что случилось.

– А давайте-ка мотанем отсюда, – по-деловому предложил Макс, подхватывая Таю под локоть. Та не успела даже слово сказать, как Бугаев, Гордеев и Громов уже тащили ее от набережной прочь.

Сапоги и края джинсов казались каменными от тяжести, ступни ломило болью. Она искупалась в Неве только по колено, едва не сорвавшись туда с головой.

Зато это отрезвило: голоса вокруг слышались веселые, человеческие, живые. И все-таки знакомые лица, что немного успокаивало. Даже дурацкое ржание Бугаева, в первый раз в жизни оно не раздражало и не бесило. Наоборот, возвращало в привычный мир.

«Рада их видеть сейчас, даже Бугаева, – думала Тая, дрожа, держась за локоть Громова. – Даже Кошненкову рада видеть. Хотя нет, это уже перебор…»

– Темнич! Во блин, Таисия! – шумел Бугаев. – Ну, ты ващ-ще, Темнич!

– Даня, чего вы делали-то на набережной? – стуча зубами, выдавила Тая, удивившись такому обыденному вопросу.

На самом деле хотелось спросить, закричать – «вы видели то, что за мной гналось???»

– Как – что делали?! – Бугаев снова гоготнул. – Купаться пошли, гы-гы… только полотенчики приготовили, а Громов говорит: «О, а ты знал, что белые рыбы в Неве водятся?»

– И листовки вокруг плавали, – в тон ему весело добавил Макс. – Таисия, ты их решила карасям раздать, типа?

Завтра наверняка в школе самой главной новостью будет эффектный прыжок Таи Темнич с набережной в Неву. Никто же не поверит, что она не сама, что ее будто что-то тащило туда и толкнуло, а потом вытолкнуло… Но вот этого лучше никому не говорить.

Пока Тая размышляла, Макс что-то говорил и говорил, а Бугаев очень громко начал петь «я свободен, словно рыба в небесах!», и Кошненкова шла молча, пока не свернула в сторону, даже не попрощавшись.

– Ч-что? – встрепенулась Тая, когда Макс что-то громко сказал.

В глазах у нее позеленело и произошло это настолько резко, что она вздрогнула, дернулась и чуть не полетела кувырком, споткнувшись о каменные ступени. Даже неожиданно рассмеялась сама над собой, над своей неуклюжестью.

Над ней высился дом. Огромный угловой дом из серого камня, обликом своим смутно что-то напоминающий. В облике этого дома было что-то неправильное, какое-то несоответствие. Что именно, Тая понять не успела: в этот момент широкие двери распахнулись, ослепив ярким светом.

– Ма-акс! – раздался женский возглас. – Что случилось???

– Мам, я выловил Таю Темнич из Невы и пригласил на ужин! – весело ответил Макс.

Глава 5
Громовы

– Тасечка, еще чаю? Надо подлить горяченького… – суетилась мать Макса. – И пироги, бери пироги…

Тая кивнула, осторожно потрогав пальцами нагретый тонкий фарфор. Чай с мятой был прекрасен, пироги таяли во рту, сочились умопомрачительной начинкой.

Какая же у Макса Громова замечательная, хотя уже немолодая мама. Узел светлых волос на затылке, ласковые глаза, улыбчивое лицо и заботливое отношение. И красивое имя – Дарина Михайловна.

Скорее всего, Макс единственный и долгожданный ребенок – таких балуют, таким все можно. Можно притащить к ужину незнакомую девчонку, растрепанную и мокрую по колено. Потребовать поставить таз с горячей водой прямо под обеденный стол и усадить ужинать рядом с отцом-профессором и компанией его студентов.

Да уж, это было похлеще, чем перепутать вилки для крабов: сидеть за столом в роскошной столовой и ужинать, держа ноги в горячей воде, когда тебя изучают столько любопытных глаз.

Профессорский дом оказался отдельным особняком, настолько уютным, что даже воздух в нем казался мягким и бархатным. Первый этаж занимала столовая-гостиная с высоченными потолками, на второй вела кованая винтовая лестница. «Стиль лофт», – вспомнилось название таких квартир. Высоченные потолки, благородный темный кирпич на стенах, массивная деревянная мебель: все было очень основательное, вековое и дышало удивительным покоем.

Мать Макса все время подливала в чашку ароматный чай, накладывала на тарелку салаты, горячее мясо.

Огромный стол, который своими размерами уместил бы целую кафедру студентов, ломился от еды. На трехэтажных вазах возвышались горы фруктов, дымился окорок индейки, обложенный запеченными яблоками, пестрели салаты в хрустальных вазах. Будто Новый год, и этот праздник готовился заранее. Неужели тут так роскошно ужинают каждый день?

С другого конца стола на нее внимательно смотрел отец Макса, Борис Денисович Громов: он, вопреки ожиданиям, оказался совсем не грозным профессором, а хоть и немолодым, но подвижным худым мужчиной лет шестидесяти, с зачесанными назад седыми волосами и доброжелательной улыбкой. Одет профессор был в черный шелковый халат с вышитыми яркими драконами, а на пальце поблескивало круглое кольцо.

– Вы должны успокоиться, дорогая Таисия, – приятным баритоном говорил старший Громов, размеренно размешивая ложечкой сахар в чае. – Я вижу, вы напуганы, вы боитесь. Не нужно. Мы вот ждали вас еще вчера, но вы не пришли, к сожалению, хотя Макс передал мое приглашение…

Профессор посмотрел на сына – тот в ответ только пожал плечами. О том, как они с Таей поссорились прямо посреди Невского проспекта, Макс, к счастью, не стал распространяться.

Кроме семьи Громовых, за столом сидели еще несколько ребят, как успела узнать Тая – студенты с кафедры. Две девушки и два парня: первая – спокойная брюнетка по имени Маша с красивой фамилией Диканская, с волной темных волос, которые она эффектно откидывала за спину. Вторая – рыжеволосая Алиса со стрижкой и внимательным взглядом зеленых глаз. Парней же звали Костя и Артур, но Тая успела про себя назвать их: «Кощей и Дракула». Потому что один из них действительно смахивал на кощея в ранней юности: худой, даже костлявый, подвижный, будто энергии у него было слишком много. Второй же, наоборот, отличался вытянутым бледным лицом, длинным носом и длинными черными волосами. Он постоянно что-то бубнил рыжеволосой Алисе, а та отстраненно кивала.

– Вам ничего не угрожает, поверьте, – говорил профессор Громов, глядя на Таю. – То, что вас так пугает последние дни, – это объяснимо. Ваши испуг, реакция, стресс – это абсолютно нормально.

– Да меня ничего не пугает, – оправдывалась Тая, проклиная панику, из-за которой придется объясняться еще и в школе. Ведь наверняка Кошненкова все разболтает, не удержится от такой великолепной возможности напакостить. – Почему вы так решили? Я случайно сорвалась с набережной, там скользко было. Мне очень жаль, что я доставила вам беспокойство…

– Нет никакого беспокойства! – улыбнулся отец Макса, показав ряд ровных белых зубов. – Ваше поведение в стрессовой ситуации абсолютно нормально. Я отлично знаю, ведь я ученый.

– Так вы же физику преподаете, а не психологию, – у Таи вырвался нервный смешок. – Простите, Борис Денисович, просто Макс об этом рассказал.

– Так физика может быть разной! – воскликнул профессор. – И самое главное, физика допускает, что на перекрестках в темноте можно увидеть удивительные вещи! Если не знать, с чем имеешь дело, можно всерьез испугаться. Это, как говорится, отблески вашего подсознания. И на моей кафедре как раз изучают подобные явления, и это очень и очень интересная тема.

«Физика, которая изучает то, что можно увидеть на перекрестке?» – Тая бросила быстрый взгляд на Макса, но тот оставался невозмутимым.

М-да, сказанное было слишком сложно, если не назвать иначе – абсурдно. Тая молчала, ожидая продолжения. Молчал и Борис Громов, молчали его студенты, на лицах которых не было и тени удивления.

– И что же это за кафедра такая? – наконец спросила Тая.

– Кафедра физики демонов в ИТМО, – серьезно сказал отец Макса. – Иными словами – демонофизики. Устроит вас такой ответ?

– Нет, не устроит, – Тая смело улыбнулась. – Про этот университет я знаю, у нас один мальчик из параллельного класса туда хочет поступать, но он победитель всяких олимпиад по физике и алгебре. Буклет этого университета я изучала, нет там никакой кафедры демонофизики… извините.

– Нас обижают, – зачем-то сказал студент, которого Тая мысленно назвала Кощеем.

Ох уж эти студенты профессора Громова! Это надо уметь так смотреть – с таким выражением, будто изучают какой-нибудь экспонат в музее под названием «нахальная белая ворона», которая еще и разговаривает, и пьет чай, и плещется ногами в тазу с водой.

– А-а… да, мы проходили… демон Максвелла, – спохватившись, что перешла границы приличий, пробормотала Тая.

«Кто их знает-то, не мне разбираться в кафедрах этого самого ИТМО, – одернула она себя. – Мне даже троякам по физике надо радоваться, как наша физичка Лидия Львовна говорит…»

– Борис Денисович, нам пора обижаться? – подняла брови темноволосая студентка Маша Диканская. – Демон Максвелла – это ведь…

– Машенька, погодите, – остановил ее старший Громов. – Я хочу услышать от Таечки, что она знает обо всем этом.

– Про демонов знаю мало, – Тая решила, что если уж разговор странный, то лучше о непонятных вещах говорить как можно осторожнее. – Но вот есть кафедра народного фольклора, про такую я слышала. Одна девочка из нашего класса хочет поступать на фольклорный, в институт культуры. Хочет ездить в экспедиции по деревням, собирать сказки про нечистую силу, может, и про демонов…

– Зачем же про них собирать сказки, – добродушно вздохнул отец Макса, – когда можно собирать их самих. И это тоже можно узнать на нашей кафедре, если вы отбросите скептицизм. Видите ли, Таисия, до меня дошла ваша история. О вашей семье, об аварии шестнадцатилетней давности. Я знаю, что в детстве вы пережили сильнейший стресс, когда попали в катастрофу. Это произошло посреди Москвы ночью, в темноте.

– Откуда вы… – перебила его Тая, но смутилась, вспомнив, что сама же историю свою выкладывала в блог, не делая из нее особенной тайны. – Слухами полон этот мир, – профессор развел руками. – Тем более если вы очень заметная фигура в своей школе, а ваша история так трагична. Даже младенец все отлично запоминает, но иначе. Память хранит любые события в далеких закоулках подсознания. И вот теперь, на фоне стресса от тяжелой учебы в школе, наступило обострение. Это называется парейдолия, не слышали о таком?

– Смутно… что-то, – Тая не стала уточнять, что не знает об этом ровным счетом ничего.

– Парейдолия – это не болезнь, а свойство человеческой психики находить что-то знакомое в необычной ситуации, – пояснил Борис Громов. – К примеру, на фотоснимках с Марса многие видят лица, фигуры людей, даже строения. Хотя на самом деле все это просто причудливые камни и воображение, которое дало им понятное объяснение. Вот и вы, не так давно вы увидели нечто непонятное, что вас сильно напугало. Воспоминание о трагедии никуда не делось и проявляется вот таким образом: в темное время на перекрестках вы можете увидеть нечто пугающее. Авария же на перекрестке произошла? Все логично.

– Д-да, наверное… – Тая выдохнула и напряжение волной отхлынуло от сердца.

Объяснение ей нравилось, было правильным, каким-то очень долгожданным. Не важно, что говорил профессор до этого – про каких-то демонов, физику и перекрестки, – важными показались только эти слова. Тая вдруг заметила, как уютно падают оранжевые круги света на стол, как спокойно дышится сосновым запахом в этом доме, как отпускает ее страх последних дней. Мало ли что говорил ей странного отец Макса: ученым позволительно шутить, они ведь должны быть странными и даже немного безумными, а уж ученый-физик тем более.

И уже было все равно, что подработка наверняка пропала – не простит ей, конечно, Лилия разбросанных листовок от метро до набережной Невы.

Ноги давно уже согрелись, чай с мятой казался целебным бальзамом, а огромный стол с висящими над ним лампами в оранжевых абажурах – вообще центром вселенной. Возвращаться домой не хотелось совершенно, и эту мысль будто уловили и профессор, и Макс, и молчаливые студенты.

– Я вижу, вам здесь нравится, – сказал отец Макса. – И рад, очень рад.

– Чай у вас вкусный, – расслабленно заулыбалась Тая. – И такой уютный дом… не могу вспомнить, где я его видела. Не помню таких домов на Васильевском острове…

– А мы и не на Васильевском… – начала говорить рыжая девица, но резко замолчала, будто кто-то пнул ее ногой под столом.

– Чай – это очень важно, в мире столько сортов и видов, каждый день можно пробовать новый! – перебив ее, защебетала мать Макса. – Мы завариваем чай только в китайских чайниках девятнадцатого века, из глины! А у вас в доме как принято, Тасечка?

– Очень элитно завариваем – настоящий чайный ритуал: из самых дешевых пакетиков под названием «серый граф», – ответила Тая, которая предпочитала иронизировать, а не жаловаться или смущаться из-за их с теткой небогатой жизни. – Берется один пакетик чая на две чашки – хорошая экономия. Одной упаковки нам с теткой на месяц хватает.

Улыбки проскользнули по лицам: у девиц снисходительные, у парней ободряющие. Профессор так вообще расцвел, будто ему крайне понравилось, как держится Тая в непривычной для себя обстановке.

– Так как, вы готовы пойти на мою кафедру физики в ИТМО? – вдруг спросил профессор.

– Я… да мне не светит, что вы, – Тая чуть не поперхнулась чаем от такого неожиданного предложения. – Все-таки такой престижный университет, а у меня с баллами ЕГЭ совсем беда.

– Ах, это… – Борис Громов скептически поморщился и махнул рукой. – Стрессовая ситуация экзамена, созданная искусственно, но разве она выявит настоящие способности человека? Вряд ли.

– Наши учителя говорят иначе. Что ЕГЭ вообще решает судьбу человека, и если завалить, то вся жизнь под откос.

– Мнение ваших учителей не имеет для меня никакого значения, – мягко улыбнулся профессор. – Я жду вас на своей кафедре независимо от того, сколько вы наберете баллов. Я считаю, что у вас есть способности, а остальное не важно. Ваше решение?

– Я подумаю, – сдержанно ответила Тая, которая так и не могла понять, шутит профессор насчет ее способностей или нет. – Но за приглашение большое спасибо. Мне бы пора уже домой, а то тетка будет волноваться. Она мне… как родная мать, – добавила Тая как-то нелепо и некстати, сразу пожалев об этом.

Ведь за все это время тетя Рита ни разу не позвонила, даже не написала эсэмэску с вопросом: Где тебя носит?

Домой она добралась совсем поздно, во втором часу ночи, на такси, которое приехало прямо к дому. И все-таки, несмотря на счастливое окончание ужасного дня, Тая чуть не грохнулась от головокружения, стоило ей только выйти за двери громовского дома.

– Да я уже в порядке… – запротестовала она, смущенно выдергивая руку из ладоней Макса. – И спасибо, что сорвал мне заплыв по Неве. Только провожать – это лишнее, правда!

Несмотря на решительные протесты, Макс и двое студентов с кафедры профессора, Костя и Артур, вызвались ее провожать до самого дома. Отбиться от них было невозможно, и в подъезд они ввалились совершенно бесцеремонно вслед за Таей.

Все на их лестнице было как обычно: воняло затхлостью, из двери квартиры на первом этаже высовывался недовольный нос соседа Захара Палыча, который кричал что-то про былые времена и порядок в стране, галдели несколько противных рож, сидя у мусоропровода. Хотя ко всему этому еще и добавлялись вопли тети Риты, в ответ на которые доносился возмущенный мужской голос.

Тая тоскливо вздохнула; оказывается, тетя Рита не подняла панику по поводу ее позднего возвращения только благодаря тому, что была все это время сильно занята скандалом. Совершенно некстати было сейчас это все, не для посторонних глаз.

Дверь теткиной квартиры оказалась открыта нараспашку:

– Здрасьте, дядь Шурик! – бросила Тая очкастой и длинноносой личности, которая приветствия даже не заметила.

– Ты… – не замечая никого и ничего вокруг, он тряс тонким дрожащим пальцем в сторону тетки. – Ты смеешь еще мне угрожать?

– Предупреждаю, чтобы больше здесь не появлялся! – истошно вопила тетя Рита, зачем-то держа в замахе собственный сапог. – Ничтожество, которое выше агента по недвижимости не прыгнет никогда! Квартирки он чужие бегает показывает, тьфу! Себе бы купил, за сорок пять лет своей жалкой жизни…

– От жалкой кассирши слышу!

– Спокойнее! – Тая бросилась наперерез тетке, увидав, что та ринулась в сторону ненавистного противника, и встала у нее на дороге. – Не надо ругаться! Вы же только нервы друг другу портите…

– Вот потому я и ушел, что ты любой дом превратишь в вонючее болото! – дядя Шурик вопил и фыркал, как разъяренный кот. – Гопники торчат на лестнице у вас всю жизнь, сколько я ни приходил! Потому и развелся с тобой, что ты грязнуля и кофе без катастрофы сварить не можешь. Носки никогда не допроситься было постирать… грязища, кот твой ненормальный… тьфу!

Палец дяди Шурика ткнул в кота Бандита, который яростно сверкал глазами из недр темного коридора.

В этот момент дверь квартиры Елесиных распахнулась, и на дядю Шурика налетела тяжелая артиллерия в виде Веры Павловны со шваброй в руке. Такое уже случалось не раз: драка тетки Риты со своим недомужем заканчивалась авианалетом с елесинскими «бомбардировками», в результате чего дядя Шурик терпел сокрушительное фиаско и катился вниз по лестнице.

– А ну, я тебе сейчас… – рык тети Веры прекратился, едва ее взгляд наткнулся на Макса и его друзей.

Те переглядывались с видом зрителей, пришедших на фильм Тарантино или Бертона, а попавших на показ индийского боевика.

– Полегче со шваброй, уважаемая, – произнес Костя очень вежливо, но реакция тети Веры была странной.

– Чего приперлись сюда?! – напустилась она на Макса Громова с неожиданной ненавистью. – Интересно стало, нужно полюбоваться?

По лицам студентов пронеслись улыбки, настолько тетя Вера выглядела сейчас нелепо и смешно в своем застиранном халате, с жирным слоем крема на лице и с бигуди на мокрой голове.

– Суперобстановочка, – проигнорировав Елесину, Макс с понимающей улыбкой обратился к Тае: – Следующий шаг за тобой. Жду понимания…

– Что, какой шаг? – растерялась Тая, которая в этот момент лихорадочно вспоминала подходящие шуточки на подобные позорные случаи, когда надо было минусы превратить в плюсы.

Скандал прервался – Елесина ретировалась восвояси, дядя Шурик, возмущенно фыркая, бросился вниз по лестнице, а тетка ринулась в ванную, откуда донеслись рыдания и шум воды.