Текст книги "Любимый паж Его Величества или Как достать дракона?"

Глава 16. Bon appetit!

Останавливаюсь, упирая руку в какое-то дерево. Устала. И есть очень хочется. Аж голова кружится уже.

Так, и что теперь делать? Если пойду дальше, того и гляди на своего спящего красавца выйду. К тому же, вполне возможно уже и не спящего вовсе.

А если пойду обратно, то могу столкнуться с ним по пути. Он-то вроде в отличие от меня не дурак – кругами ходить не будет.

Выхожу к болоту, желая осмотреться, как далеко я ушла от склепа, когда вдруг слышу странный звук.

Замираю, прислушиваясь. Будто писк младенца. Даже не плачь, а словно недовольное ворчание тоненьким таким голоском.

Хм… Это ж если ребенок, то и родители где-то поблизости должны быть? Хотя, что-то мне подсказывает, что простой люд в этот лес не суется. Так что вариант, что я набрела на лагерь этих туманных феминисток, я пока не откидываю.

Озираюсь на лес, оставшийся за спиной, но вообще никого не вижу. Ни странных тебе путников с младенцем, ни амазонок местного разлива. А звук все продолжает неприятно щекотать мой слух.

Боковым зрением замечаю едва заметное движение, у корня дерева, к которому аккурат подползло болото. Щурюсь, стараясь разглядеть в скупых рассветных лучах, что там такое.

Крадучись подбираюсь к тому самому дереву, ожидая увидеть брошенного в дремучем лесу ребенка, и уже раздумывая, как я планирую с ним справляться, когда себя-то прокормить не могу пока что.

И что же я вижу…

В болотной трясине, удерживаясь коротюсенькими лапками за корень дерева, ковыряется какая-то прилизанная выхухоль. Ну не то, чтобы ковыряется. Очевидно она там нехило так встряла и выбраться не может.

Мой желудок напоминает о себе, хотя добыча выглядит, так скажем не слишком аппетитно. Но что поделаешь! Крыса, так крыса. Зато будет мне сразу и завтрак, и обед, и ужин. Вон жирненькая какая!

Потираю ладони, раздумывая, как бы мне ее вытащить и при этом снова самой в болото не угодить. Подозреваю, что без помощи Морозки мне оттуда никак не выбраться. А его звать – себе дороже: этот великан прожорливый всю мою выхухоль сожрет, а когда с ней разделается, как бы за меня не принялся.

Так что я очень надеюсь, что он уже проснулся и свалил из леса. Тогда я могла бы вернуться к огню, оставленному для меня Туманниками и зажарить свою выхухоль. Как-то сырой ее есть совсем негуманно. Правда ее и помыть для начала бы не помешало. Крыска настолько измазана грязюкой, что даже при всем желании не разгадать какого цвета у нее шерстка.

А я бы хотела знать, чтобы запомнить. Все же это будет мое первое убийство, и этот бедный ни в чем не повинный зверек, должен остаться хотя бы в моей памяти.

О ужас! Василиса! Ты тут есть собралась или почетные похороны организовывать?!

Инстинкт выживания, алло! Ты где там? Я – охотник! А эта крыса – моя добыча! Соберись уже, тряпка! Тебе всего и надо-то, вытащить этого зверя из трясины, приложить чем-нибудь по черепушке и…

Вздрагиваю, когда из моего кармана вдруг раздается протяжное пиликанье. Чертов будильник!

Зверек резко поворачивает ко мне свою малюсенькую головку с огроменными ушами-локаторами, и глядит мне в самую душу своими карими глазюками. И я понимаю, что незаметно подкрасться у меня определенно не вышло.

Ну блин… Зачем у него еще и такие милые глазки-пуговки? Как теперь его есть-то после этого зрелища?!

Так, отставить! Значит, как Морозку погрызть, так не жалко. А тут нюни распускать решила!

Выключаю будильник, пока он еще чьего нежелательного внимания не привлек.

Ладно, для начала вытащу, а там и разберусь уже. Может это и вовсе хищник какой? Он гипнотизирует свою жертву милыми глазками, и пока та в оцепенении за ней наблюдает, выпускает откуда-нибудь из-под хвоста удушающий газ, а затем пожирает добычу заживо.

Теория весьма бредовая, и несколько попахивает скунсами из моего мира. Однако так мне становится определенно легче принять неизбежную участь крыски быть съеденной.

– Ничего личного, дружище, – бормочу я.

Присаживаюсь над болотом, вцепляюсь одной рукой в торчащий из-под земли корень дерева, – и да, на этот раз это точно корень, – и растянувшись насколько это возможно, пытаюсь дотянуться до застрявшей мыши.

– Ну же! – кряхчу я, едва касаясь кончиками пальцев ее ушей. – Хоть подвинься немного! Есть же хочется…

А эта выхухоль бестолковая так и смотрит на меня своими выразительными глазками.

– Совести у тебя нет, – ворчу я, возвращая тело на исходную позицию. – Тебе ж все равно без меня не выжить. А так ты хоть мне поможешь от голода не помереть.

Перехватываюсь за корень пониже и предпринимаю еще одну попытку. Тянусь, и наконец ловлю уши животины. Сил почти не остается. Очевидно голод и недосып сказываются. И я понимаю, что у меня всего одна попытка. Либо я сейчас выдерну свою эту морковку из грядки, либо тут с ней и полягу.

– Ну не подведи, крыска! – шиплю я, напрягая руку.

Один рывок и мы с выхухолью валимся в корни дерева, сопровождаемые фееричным фонтаном брызг грязи, и звуком мерзкого чваканья, будто болото осталось недовольно, что я увела у него добычу.

Фух. Кажись получилось. Правда я теперь снова вся в болотной жиже. Но зато без пяти минут сытая.

Переходим к следующему пункту…

Итак, рецепт приготовления неведомой выхухоли в походных условиях, при полном отсутствии навыков свежевания добычи, огня и в принципе хоть какой-то утвари.

Первое: Очистить от грязи.

Второе: Глухануть. Хотя в порядке этих пунктов я сомневаюсь. Что если зверек проворный и убежит, пока я его в товарный вид приводить буду?

Ладно. Третье: пробраться к костру и проверить ушел ли Морозко.

Ну и если ушел, то, пункт четвертый: так сказать, bon appetit!

Глава 17. Избушка-избушка

– Прости меня, маленький зверек! – не могу сдержать рыданий, стоя на коленях перед своей потенциальной едой. – Этот мир слишком жесток для нас обоих. Но если хоть у одного есть шанс выжить – мы должны продолжать бороться!

Мне кажется я звучу вполне убедительно. И раскаяние в голосе весьма неподдельное. Все потому, пошел уже наверно второй час, с тех пор, как меня прорвало, и я никак не могу унять неуместно разбушевавшиеся эмоции.

– Я назову тебя Марсиком. В честь своей любимой шоколадки из моего мирааа. И… – всхлипываю. – Буду жить за нас двоих и запомню тебя до конца своих дней! Каким добрым ты был, как спас меня от голодной смерти!

Странно, что жертва моя как-то не слишком торопится убежать от своего непутевого охотника. Хотя я ее вовсе и не держу. Сидит и мило перебирает свою милую шерстку, своими милыми лапками. Будто назло мне душу травит!

Шёрстка к слову, каким-то чудом успела слегка подсохнуть в этом сыром лесу, и теперь маленькие лапки шустренько шурудят ее, приводя во вполне потребный вид.

Интересная мне еда попалась. Самоочищающаяся. Можно сказать, с первым пунктом моего плана, моя добыча разобралась сама.

Когда вижу результат ее работы, меня накрывает новая волна истерики и раскаяния. Это не просто крыса какая-то, это самая натуральная шиншиллка в густой серой шубке. Хотя я их в живую ни разу не видала, только на картинках, так что вполне вероятно, что это модернизированная под местную природу версия.

Будто между делом, зверек время от времени поднимает на меня свои глазки-бусины, и мне кажется, что даже шиншилла уже глядит на меня как на полоумную. Мол: господи, да сожри ты меня уже, только избавь от выслушивания своего нытья. При этом сопровождает свой выразительный взгляд, на удивление прицельно брошенным в мою сторону комком грязи.

Ну мне уже не привыкать. У меня у самой джинсы в такой же. Да и заслужила я. Чего уж тут скажешь. Нет оправдания тому, что я собралась сделать!

– Прости меня! – вою я, прикрывая ладонями лицо, которое уже горит от рыданий.

Размазываю по лицу слезы и бросаю покаянный взгляд на зверька. И тут же перестаю рыдать.

Не поняла… А где моя еда?

Вскакиваю на ноги. Утираю мокрый нос рукавом богатого камзола, озираясь по сторонам.

Не-не, погодите-ка! Мы так не договаривались. Где моя добыча? Она же жирненькая такая, мяско должно быть нежнейшее…

Делаю пару шагов вглубь леса и вижу, как моя еда вразвалочку топает между деревьев на задних лапах.

– Эй, ты куда? – недоумеваю я.

Зверек движется неторопливо, как дедок что вышел на прогулку в ближайший лесок. Быстрым шагом ровняюсь с шиншиллой, и семеню рядом, не решаясь почему-то так сразу ее схватить.

– Понимаю, что я возможно немного затянула с основной частью нашего знакомства, но уходить вот так – тоже знаешь ли не слишком порядочно! – почему-то кажется правильным объясниться. – Я ведь тебя добыла!

Полнейший игнор. Вот же мышь невоспитанная! Хоть бы для приличия сбежать попроворней попытался. Но нет. Топает своими мелкими лапками вразвалочку, и на меня даже внимания не обращает.

– Эй, – окликаю мышь, сама понимая, насколько должно быть сейчас глупо выгляжу со стороны. – Я вообще-то к тебе обращаюсь! Марсик!

Едва своей язык не проглатываю, когда шиншилла резко останавливается и бросает на меня, – клянусь! – оценивающий взгляд. Будто что-то взвесив, отворачивается. Малюсенькие передние лапки складываются на пухлом животике в замок. Таком вкуусном, должно быть, животике. Ммм…

Марсик как-то уж слишком по-человечьи устало вздыхает, и опускается на задние лапы. Я и глазом моргнуть не успеваю, как он оказывается на дереве, и начинает проворно улепетывать от меня по веткам.

– Алло! – возмущенно кричу ему вслед. – Ты, блин, животина безмозглая! А как же мой обед?

Бросаюсь за ним вдогонку, не по деревьям конечно, по земле. Но по крайней мере, отчаянно стараюсь не потерять свою добычу из виду. А эта зараза, будто издевается, притормаживает, оглядываясь на меня и снова бросается вперед. Будто проверяет, выдохлась я уже или еще нет.

Спотыкаюсь об какую-то палку, и лечу в сырую листву. Шапка на глаза съезжает. Поправляю, и бросаю злобный взгляд на чертову мышь, что походу решила меня доконать. Сидит и смотрит насмешливо.

– Ну погоди еще у меня, – шиплю. – Попадешься ты мне рано или поздно!

Понимаю, что в моей угрозе ровно ноль истины, поэтому в отчаянии хватаю ту самую палку, об которую споткнулась, и швыряю в шиншиллу. Естественно она не долетает до цели, ударяется об ветки и летит прямиком на меня. Уворачиваюсь и вскакиваю на ноги, вновь бросаясь вслед за своей едой.

Не знаю, сколько мы так успели пробегать, когда зверек вдруг юркает под ветхий заборчик, я же налетаю на него плашмя, не сразу заметив препятствие.

О как?! Забор, значит? А это уже интересно.

Отступаю на пару шагов назад, оценивая строение, неожиданно выросшее передо мной. За заборчиком видна небольшая избушка, на вид весьма ненадежная. Не то, чтобы дендро-фикальный принцип конструирования меня слишком напрягал, случалось мне по всяким заброшкам шарахаться, но жить я бы в такой не решилась. Да и вряд ли в таком кособоком доме кому-то пришло в голову до сих пор жить. Так что очевидно, что она давно заброшена. К тому же так скажем, райончик-то не самый перспективный. Все-таки на краю неприветливого леса, граничащего с прожорливым болотом. Кому бы такое жилище пригодилось? Разве что бабе яге.

Значит только подобные мыши тут и обитают. А мне и на руку! Значит точно найду кого съесть!

Толкаю шаткую калитку, и едва переступив порог замираю от удивления.

Глава 18. Яга или фея?

Перед моими глазами всплывает вовсе не видимая из-за заборчика избушка на курьих ножках, а вполне сносная такая хатка. Ухоженная, беленная, с добротной крышей, со скатов которой сползает пышный плющ. По углам висят оригинальные кашпо, с пестрыми цветами. В довесок ко всей этой красоте еще и нарядное крыльцо с резными перилами. Будто пряничный домик, ей богу.

Оборачиваюсь назад, желая понять, где именно меня проглючило. Но за спиной, все такой же неприветливый, облезший осенний лес, пугающий своей серостью. А тут… снова поворачиваюсь к уютному домику – весна. Прекрасная такая. Теплая.

Отшатываюсь на пару шагов назад и прикрываю калитку. Это что еще за иллюзия такая?

Моему взгляду снова престает заброшенная хижина, с покосившейся крышей, и ветхим забором. Вот так чудеса. Шагаю в теплый двор и обнаруживаю, что с этой стороны забор выглядит значительно лучше, хоть его и особо не видать под буйной растительностью. Походу это их эквивалент «красотой вовнутрь». Всегда меня удивляли деятели в нашем мире, которые покупают односторонний профильный забор и лепят его цветной стороной во двор – а то ж не дай бог, соседям уплаченная из моего кармана красота достанется. Да уж, видать люд тут не сильно от нашего отличается. Оно и хорошо. Мне привычней.

Прикрываю калитку, озираясь по сторонам. Тут ощутимо теплее, чем в лесу. Птички поют, бабочки порхают. Складывается впечатление, что я попала в угодья какой-то феи, что вот-вот выпорхнет из дома на свое заставленное разносортной растительностью крыльцо.

Фея – это хорошо. Во всяком случае лучше, чем мое первоначальное предположение с бабой ягой. Феи ж вроде добрые. Еще и волшебные. Такие знакомства в новом мире мне явно не помешают.

Однако вопреки ожиданиям до моего слуха вдруг доносится скрипучий мужской голос:

– Друг мой, ты вернулся?

Невольно вздрагиваю, и напрягаюсь. Это ведь не мне?

– Где ты так долго пропадал? – продолжает голос, очевидно доносящийся из дома. – Скажи мне, ты нашел его?

Деревянная дверь неторопливо отворяется. И пока я раздумываю, стоит ли мне выйти за калитку и покричать хозяина как положено, или же остаться на месте, да и вообще стоит ли оставаться здесь, или же стоит прятаться от потенциальной угрозы, на пороге появляется сухонький старик, с впалыми щеками и контрастно пышными для его тощего лица усами.

Странная конечно какая-то мне фея попалась. Зато его вряд ли можно считать угрозой. Даже для меня. Дедуля выглядит таким немощным, что шиншилла, разместившаяся на его остром плече, кажется и вовсе непосильной ношей для него.

О, шиншилла!

Этот бессовестный зверь с невозмутимым видом крутит в своих лапках какой-то фрукт, смутно похожий на наше яблоко, и уплетает его за обе щеки.

– Ах ты ж зараза! – вскрикиваю я. – Вымотал меня к чертям собачим, голодной оставил, а сам теперь яблоки точишь?!

Я замечаю, как тусклые глаза весьма проворно переключаются на меня. Старик хмурится. Ой, блин! Что-то я с голодухи совсем разошлась. Как-то неловко.

– Здрасти, – выдавливаю смущенно.

– Вы знакомы? – он переводит взгляд на своего питомца, и я успеваю прикусить язык, осознав, что обращается он вовсе не ко мне.

Походу это к моей добыче старик обращался «друг мой». Должно быть Марсик – домашнее животное одинокого старика. Заблудился в лесу и застрял в болоте, потом еще и я его едва не съела. Блин, стыдно-то как.

Думаю, дедуле об этом знать не стоит, чтобы не расстраиваться. Уж Марсик сам вряд ли ему об этом поведает, а я воздержусь, пожалуй, от лишних подробностей.

Старик смеряет меня изучающим взглядом, кажется придирчиво цепляясь за каждую деталь моего сборного образа: начиная от должно быть странной для этого мира обуви – кед, заканчивая сползающей на глаза шапкой, которую я то и дело поправляю. Однако больше всего дедушка похоже заинтересовался шикарной вышивкой на лацканах спертого у Морозки камзола. Может подумает, что я из придворных и не сможет отказать в еде? Чертов желудок – опять он вытесняет значимость «человека разумного», занимая главенствующее место в моем сознании.

– Ты чьих будешь? – строго спрашивает дядька.

– Я – Вася, – натягиваю на лицо приветливую улыбку.

Дальше с ответом затрудняюсь, помятуя совет Туманников – не выдавать о себе правду.

Значит о том, что я из другого мира, лучше рассказывать не стоит. Что спасла неведомого демона из склепа, пока тоже лучше умолчать. Знакомством с Брамосами тоже лучше не кичиться, судя по тому, что я слышала в их с Морозкой разговоре. Что-то там было о том, что они докучали простому люду.

Тааак, и что из всего дозволенного я могу о себе сказать? Да ничего по сути! Даже признаваться в том, что я девушка пока не сильно хочется. Вдруг у них тут как в средневековье: женщина – пустое место. А я может и не феминистка, но выросла в равноправном обществе.

– В лесу заблудился маленько, – наконец нахожусь с ответом. – Там и наткнулся на вашего питомца. Он в болоте застрял. Ну я его и спас. А он меня к вам привел.

– Спас, значит? – как-то подозрительно прищуривается дедуля и мне становится неловко, будто он видит насквозь все то, что я недоговорила.

Глава 19. Эх, гробушки-коробушки, накликала видать!

Блин, если ж он один из этих Брамосов, то мне сейчас точно несдобровать!

Успокаивает только то, что тумана на горизонте не видать, да и никакого капюшон-стайла дедок не носит. Так что не нагнетай, Василиса! Обычный недоверчивый старик, коих и в моем мире немало его возраста.

Мой живот издает приветственный клич, и дедуля наконец перестает меня разглядывать с подозрением:

– Ну проходи, Вася, – мое имя он произносит с выражением, будто примеряясь к чему-то инородному. – Гостем будешь.

– Я извиняюсь, а у вас случайно не найдется чего-нибудь съесть? – не могу удержаться, входя в этот милый пряничный домик вслед за стариком.

– У меня-то? Найдется. Да только тебе платить есть чем?

О как?! А старик-то не пальцем деланный! Тот еще жид, будто родственник наших евреев. Гляди-ка, еды ему для заплутавшего путника жалко стало.

– П-пуговицами возьмете? – неуверенно бормочу я, когда мы оказываемся в тесной кухоньке, в которой как назло накрыт весьма богатый для одного старика стол.

– Пуговицами? – сварливо переспрашивает, будто я ему наших советских отсыпать собираюсь.

– Золотыми, – киваю на свой камзол.

– Эх ты, – разочарованно выдыхает старик и мне заочно становится стыдно, хоть я еще и не понимаю, чего такого сказала-то. – Мелкий человек, цены не знаешь тому что предлагаешь. Разве ж можно чью-то работу, любовно пошитую, губить?

Блин, мне как швее и правда стыдно становится. Скуксившись, замираю в дверях, стараясь не захлебнуться слюной, и не сгореть от стыда одновременно:

– Ну тогда я пойду, пожалуй, – мямлю жалобно.

– И куда же? – сварливо спрашивает дедушка.

– Ну это… в лес, – стараюсь не развыться от неожиданно нахлынувшей жалости к самой себе.

– Это зачем еще? – хмурится.

– Охотиться, – выдавливаю, уже прекрасно осознавая по своему первому неудачному опыту, что охотник из меня никудышный.

– Глупости, – отмахивается старик. – Там скорее тебя – доходягу сожрут.

– Ну не сожрали же, – фыркаю я.

– Это тебе повезло просто, –  поучительно говорит он. – Значит отпугнуло что-то хищников.

На минутку задумываюсь: уж не Морозко ли от меня хищников случайно отпугивал? Такой как он, одним своим видом страх внушает нормальным людям и зверям, в частности. Одна я ненормальная. Прибарахлила себе демона из склепа. Хорошо хоть ноги унесла.

– Умойся и за стол садись! – строго велит дедушка.

– Так это… – вздыхаю. – У меня ж больше и нет ничего, чтобы за обед вам отплатить.

– Руки-ноги есть, значит и оплату придумаем по ходу дела, – кивает он. – Ежели тебе все равно деваться больше некуда, то будешь моим учеником. Я тебе едой и кровом отплачу.

Хм, над таким предложением уж и задуматься не грех. Это вам уже не слуга. Ученик – звучит весьма гордо!

Судя по зарослям цветов вокруг дома, дедуля точно какой-нибудь садовник или что-то около того. У меня конечно по уходу за цветами опыт скудненький, но я быстро обучаемая, да и в чужом мире не помешало бы хоть в чем-то разбираться.

Или как вариант, – и что куда более предпочтительно, – дедуля – повар. Вон каких яств наготовил. Вот это я удачно попала! Какие перспективы передо мной открываются! Сейчас обучусь у дядьки профессии, на ноги встану, и пойду мир завоевывать своими кулинарными шедеврами!

Выхожу в указанную дедулей коморку: вполне годная ванная комната, надо сказать. Несколько отличается от привычных для нашего мира, да и стиль несколько необычный, однако все функционирует: вентиль дернула – вода пошла.

Быстро умывшись и хорошенько отмыв руки от болотной грязи, возвращаюсь в кухню. Но по пути притормаживаю в коридоре, привлеченная любопытным механизмом, виденным через открытую дверь в одной из комнат.

Ух ты, да это никак швейная машинка? Почти как у меня, с ножным приводом, только модернизированная немного, видимо в соответствии с местным развитием технологий.

Вот это подарок судьбы! Это ж если мой дедуля – портной, то я не только научиться у него чему-нибудь смогу, но и сама знаний бесценных этому миру передать! Класс!

Желудок снова напоминает о том, что он еще жив, но ненадолго. Вхожу в кухню, усаживаюсь за стол и хватаю ложку:

– Если не секрет, а работаете вы кем? – вкрадчиво спрашиваю я.

Дядька хмыкает в усы, протягивает шиншилле расположившейся на столе очередной фрукт и говорит:

– Смотритель погоста я.

Едва не давлюсь едой, которую только успела в рот положить.

Ох ты ж гробушки-коробушки!