Текст книги "Туманные истории. Путешествия капитана Александра"

А надо тебе сказать, что и сама отливка скульптуры на основе гипсовой копии – тоже весьма сложный процесс. Лучшие литейщики Европы впоследствии отказались за любые деньги отливать в металле невероятный памятник, вылепленный Фальконе. Все как один дружно говорили, что это ни у кого не получится. И лишь единственный человек – русский пушечный мастер Емельян Хайлов – заявил, что сможет отлить статую. И ты, конечно, сразу догадался, что ему удалось исполнить обещанное. Доказательством тому служит памятник Петру Великому, получивший впоследствии название Медный всадник и ставший символом Санкт-Петербурга.

От маэстро Фальконе потребовался не только огромный талант, но ещё и не меньшее трудолюбие и самоотверженность, чтобы идею памятника воплотить в жизнь. А теперь мы знаем, что к появлению знаменитого монумента свои сильные руки приложили и наши великаны Дол и Зюл. Причём, что самое интересное, их роль не ограничилась только помощью в создании эскизов.

Во время следующей встречи Фальконе рассказал великанам и капитану Александру, что для столь замечательного памятника нужен не менее грандиозный постамент. И в качестве будущего постамента маэстро уже выбрал Гром-камень, который скоро прибудет в Санкт-Петербург. С этим камнем связана ещё одна история, в которой приняли участие наши герои.

* * *

Пьедестал из дикого камня был задуман Фальконе ещё перед отъездом из Парижа в Петербург. Вознесение бронзового всадника на вершину скалы обозначало, по мнению мастера, трудный путь, пройденный Петром Первым к вершинам его достижений. С прибытием скульптора в российскую столицу в главной газете империи «Санкт-Петербургские ведомости» появилось объявление о поисках подходящего камня для постамента к памятнику Петру Великому. И вскоре в окрестностях деревни Конная Лахта под Петербургом нашёлся исполинский гранитный Гром-камень. Он весил две тысячи тонн, был длиной тринадцать метров, высотой – восемь, а шириной – шесть.

– Вот это громада! – поразился Зюл, слушая рассказ Фальконе. Великан невольно восхитился предметом, оказавшимся гораздо больше его самого.

– Да, такой в руках не подкинешь и даже не поднимешь, – сказал Дол, задорно поглядывая на капитана Александра.

Тут следует вспомнить, что их знакомство началось с того, что Дол кидался обломками скал в корабль «Быстрые паруса». Те, кто уже читал книгу «Большие дети моря», знают об этом. Но и всем остальным легко догадаться, что случайная вражда великана с экипажем корабля закончилась настоящей дружбой. Поэтому капитан Александр теперь только подмигнул великанам и сказал:

– Давайте не будем перебивать уважаемого маэстро, ведь он рассказывает это специально для нас, да ещё так интересно!

Выяснилось, что не так-то легко было с помощью рычагов и домкратов извлечь Гром-камень из земли и поставить на деревянный помост. Когда строителям всё-таки удалось это сделать, на месте камня остался довольно глубокий котлован, который быстро заполнился водой – образовался водоём, сохранившийся до наших дней.

Теперь этот водоём называется Петровским прудом. Его глубина и сегодня достигает почти трёх метров. До него легко доехать и увидеть своими глазами, оказавшись в Петербурге, потому что ныне это место входит в черту города.

Однако водрузить камень на помост – ещё не значит доставить его на главную площадь столицы. Фальконе беспокоился, удастся ли вообще это осуществить. И только в середине сентября следующего года, вновь придя на корабле с Долом и Зюлом в свой родной город, капитан Александр узнал продолжение истории Гром-камня.

Маэстро к тому времени уже закончил гипсовую копию памятника и с энтузиазмом рассказывал друзьям о судьбе будущего пьедестала. Чтобы доставить его, ещё минувшей зимой в лесу проложили дорогу к заливу шириной сорок метров. Путь камня до места погрузки составлял почти восемь километров. Помост с гранитной громадой катили по двум желобам, лежащим на замёрзшей дороге, а в желоба положили тридцать медных шаров, чтобы помост с камнем было легче катить. Тянули его лебёдками на вертикальном валу, у таких лебёдок есть специальное название – кабеста́н.

Это была тяжёлая и очень сложная работа. Зима целиком ушла на то, чтобы доставить Гром-камень к берегу Финского залива, где для его погрузки пришлось соорудить специальную пристань. Несмотря на принятые меры, во время передвижения этого фантастически тяжёлого груза много раз случались аварии. Пять раз камень наклонялся на поворотах, падал с деревянного помоста и проваливался глубоко в землю. Временами казалось – всё, ничего не получится, камень не доставить в столицу: так ему и оставаться в дремучем лесу, в котором он лежал уже миллионы лет и к которому изрядно привык. Но каждый раз упорные строители вновь брались за рычаги и домкраты, возвращали камень на помост и проблемы удавалось решить.

А потом его везли по воде – тоже на специально построенном судне. Прямо там начались работы по обтёсыванию Гром-камня, которому надлежало стать будущим пьедесталом памятника. Но вскоре Лахту посетила императрица Екатерина. Она хотела лишь посмотреть на перемещение камня, но, увидев этот древний величественный гранит, тут же запретила его дальнейшую обработку, желая, чтобы камень прибыл в Петербург в «диком» виде и таким же большим, каким лежал в лесу, когда ещё не был обработан, – дабы иностранцы в столице могли удостовериться, сколь огромен сей камень, и рассказать Европе о грандиозности событий, происходящих в Российской империи.

– Вьернись вы ньемного раньше, вы бы увидеть, как камьень спускали на бьерег с корабль. Он столь стрьемьительно скатился вниз на шарьях, словно спешить стать моньюмент для моей статуя, – торжественно сообщил маэстро Фальконе. – Тьеперь, если вы пойти со мной, вы смошшете увьидеть пребытья Гром-камнья на Сьнатскуя площщать!

* * *

Встречать Гром-камень собрались толпы народа. Все говорили о том, что на Сенатскую площадь будет доставлена целая скала. При этом половина горожан уже успела полюбоваться исполинским камнем на разных этапах его передвижения из леса в Петербург. Да и не только петербуржцы – жители других городов и иностранцы тоже приезжали в Конную Лахту и к берегу Финского залива, чтобы своими глазами лицезреть это чудо природы и мощь человеческой инженерной мысли, сумевшей переместить на большое расстояние подобную громаду.

Впрочем, те, кто видел Гром-камень прежде, и другие – наблюдавшие его впервые, одинаково восхищались въезду помоста с камнем на Сенатскую площадь. Многотысячная толпа в едином порыве воскликнула:

– Ах! Это настоящая скала!

Торжественно загремели барабаны.

Все устремились к огромному камню, чтобы потрогать его. И тут камень стал наклоняться. Те, кто был рядом с ним, в суматохе не заметили этого. И только стоявшие немного в стороне великаны мгновенно поняли, какая беда может вот-вот произойти.

Городская легенда гласит, что Дол и Зюл подхватили камень огромными ручищами, удержав его от падения, и тем спасли множество людей, которые иначе были бы раздавлены махиной.

Так это и сохранилось в народной памяти. Потому что каждый знает: великаны отличаются прежде всего силой. А если уж они достойны войти в историю, то именно потому, что применяли эту свою невероятную силу только к добрым делам. Однако заметки капитана Александра говорят о том, что в действительности всё было немного иначе.

Дол и Зюл вместе с капитаном и маэстро Фальконе в момент, когда Гром-камень стал крениться на бок, стояли в некотором отдалении от него. Конечно, великанам ничего не стоило одним прыжком достичь камня. Но в этом случае их великанские ботинки во время приземления могли причинить стоявшим вокруг людям не многим меньше вреда, чем падение каменной громады. Зюл, первым увидевший опасность, поначалу просто растерялся. Дол заметил испуг на лице друга, перевёл взгляд на Гром-камень, сразу всё понял и закричал людям, державшим тросы, которые опоясывали исполинский валун:

– Он падает, тяните свои канаты изо всех сил, да поскорее!

Тросы – а их было не меньше ста – дружно натянулись, и Гром-камень благополучно застыл на месте, словно передумал падать. Так что городская молва вполне справедливо приписала Долу и Зюлу главную заслугу в том, что беда не случилась.

На этом примере легко убедиться – чтобы поступать как настоящий великан, вовсе не обязательно обладать выдающимися размерами и какой-то особой силой: просто надо иметь большое сердце и, конечно, немного наблюдательности и сообразительности тоже не помешает.

Спасённые жители столицы дружно аплодировали великанам, от толпы отделилась молодая девушка в красивом сиреневом платье, до того стоявшая под руку с молодым гусаром. Она подбежала к Долу и Зюлу: огромные матросы неожиданно узнали в ней ту самую барышню, которую в прошлый приезд спасли из вод Финского залива.

– Вы настоящие герои. Ну-ка поднимите меня!

В одно мгновение барышня на ладонях великанов оказалась на уровне их лиц и тут же расцеловала обоих в щёки.

Дол и Зюл покраснели от смущения, но им было очень приятно. А молодой гусар смотрел на барышню то с гордостью, то с лёгкой ревностью. И проницательный капитан Александр догадался, что у молодых влюблённых вот-вот состоится шумная свадьба.

Вот так счастливо для всех закончилась эта история. Разве что бедному камню пришлось потом стать значительно меньше. На Сенатской площади его обрабатывали, дабы придать нужную форму и сделать так, чтобы величие этого чуда природы дополняло грандиозность статуи, а не отвлекало от неё. Но, скорее всего, камень на это не очень-то обиделся. Ведь, говорят, он впервые встретился с Петром Алексеевичем при жизни императора. Согласно легенде, именно на Гром-камень, когда тот ещё спал в лахтинских болотах, Пётр взбирался, чтобы обозреть место будущего сражения в начале русско-шведской войны. И тем справедливее их последующее единство в бессмертном памятнике, который известен нам всем под названием Медный всадник.

Медный всадник спасает Россию

В середине августа 1812 года капитан Александр вернулся в Петербург из нового плавания и сразу направился с докладом к Александру Первому во дворец на Каменном острове.

Каменноостровский дворец был любимой загородной резиденцией императора: здесь, вдали от придворных интриг, он мог не торопясь обдумывать важнейшие государственные дела и обсуждать их в кругу друзей-единомышленников. Над левым крылом дворца надстроили третий этаж для «тайного» царского кабинета с приёмной и комнатой дежурного офицера. Сюда император приглашал тех, с кем нужно было без лишних ушей обтолковать самые важные и секретные вопросы, касающиеся судьбы Российской империи. Секретарь встретил капитана Александра у входа и проводил в «тайный» кабинет.

Александр Первый внимательно выслушал доклад, посмотрел на обветренное лицо знаменитого путешественника и задумчиво произнёс:

– Изложенные вами факты обнадёживают нас, дорогой капитан. Но как вы сами полагаете, не предаст ли Швеция отечество наше в самый неподходящий момент? По вашему лицу я вижу, что вы многое повидали и неплохо разбираетесь в людях. Производит ли кронпринц Бернадот впечатление человека, умеющего держать своё слово при любых обстоятельствах?

– По моим ощущениям, кронпринц – человек чести и действительно считает вас своим другом, – ответил капитан Александр. – Но я могу ошибаться, ваше величество, – мойры, греческие богини, ткущие нити судьбы, никому не подвластны. Пока небеса благосклонны к нам: договор подписан и сведения наших дипломатов, которые я вам только что передал, позволяют твёрдо надеяться на лучшее.

– Что ж, капитан, я весьма доволен вашей работой. Надеюсь, вы понимаете, насколько именно сейчас для России важен мир со Швецией. – Император склонился над разложенной на столе картой военных действий.

Государь словно забыл о капитане – величественный, высокий и светлоглазый, одетый в роскошный мундир и лосины, обтягивающие сильные длинные ноги, Александр Первый в одно мгновение, казалось, уменьшился в размерах и стал похож на старика, сгорбившегося под грузом забот, а небольшие залысины, обрамлявшие его высокий лоб, будто стали виднее.

Заботы и в самом деле неизмеримо велики: идёт Отечественная война 1812 года с Наполеоном. Дальнейшая судьба России решится в ближайшие месяцы – вот-вот грянет Бородинское сражение. Никто не знает, чем оно закончится.

Линия фронта на карте упрямо ползёт на север. Александр Первый задумывается: очень может быть, что Москва падёт, и тогда супостату откроется путь в российскую столицу, в Санкт-Петербург.

Оторвавшись от карты, император подошёл к дверям в приёмную и, приоткрыв их, приказал:

– Позовите статс-секретаря Молчанова!

Капитан Александр вопросительно взглянул на государя, ожидая дальнейших указаний.

– Мой разговор с Молчановым напрямую не касается ваших новостей, – озабоченно пояснил Александр Первый. – Тем не менее прошу вас остаться, капитан. Услышав, к чему мы готовимся, вы лучше поймёте, насколько важны мельчайшие детали переговоров со шведами. От вас же я потребую представить доклад в письменном виде, и как можно скорее. Изложите подробно не только то, о чём вы мне рассказывали нонче, но и все без исключения личные впечатления. Начиная с вашей первой встречи с Бернадотом, которая так помогла нам с заключением договора.

Император вновь склонился над картой. Капитану Александру было неловко смотреть в спину государю, словно подглядывая за ним, – он сделал шаг в сторону и подошёл к окну. Из кабинета открывался замечательный вид на Неву и дворцовый парк, особенно прекрасный в предвечерние часы на исходе лета: природа выставляла напоказ пышные прелести торжествующей жизни. «А в это время служилые люди гибнут на полях кровопролитных сражений, навязанных нам алчным французским завоевателем», – подумал видавший виды моряк, знавший не понаслышке, что такое война.

От грустных мыслей капитана отвлекло появление статс-секретаря императора Петра Степановича Молчанова, невзрачного человечка с тусклым взглядом. Впоследствии он ослеп, и Пушкин ласково называл его «нашим добрым и умным слепцом». Но пока он в добром здравии и видит отменно.

Поприветствовав статс-секретаря, Александр Первый перешёл к делу:

– Пётр Степанович, выясните, как вывозятся из столицы деньги и ценные бумаги правительства России и царской семьи.

– Ваше величество, я только что говорил с министром финансов. Всё подготовлено и частично уже вывезено на Урал и в Сибирь. Если Наполеон войдёт в Петербург, ему достанется пустой город.

– Пустой не пустой… Медный всадник – вот что меня беспокоит, символ новой России. Пётр Великий не должен достаться супостату. Сумеете вывезти памятник Петру Великому?

– Гром-камень в своё время перевезли, ваше величество. А уж с бронзовой скульптурой и подавно управимся, – ответил Молчанов.

– Вот и хорошо, голубчик. Послужи отечеству. Будем вывозить в Вологодскую губернию. Справишься, Пётр Степанович? Там одни леса и болота, сплошь бездорожье. На телеге никак не отвезти такую махину. Да и расстояние – не то, что от Лахты до столицы. Гром-камень привезли когда-то, а с Медным всадником, может, и не справимся.

– Послужу, батюшка, и отечеству, и государю императору. Не пожалею шкуры своей, всё исполню.

– Возьми на это в министерстве финансов пять тысяч рублей, деньги немалые. Обдумай всё, что и как, да и приступай с богом. А Петра Алексеевича, великого предшественника нашего, придёт время, вернём на старое место. Никто ещё не сломил Русь Великую, не было ещё такого супостата, кого бы не одолел русский солдат.

* * *

Ещё по пути от дворца к кораблю капитан Александр возвращался мыслями к будущему письменному докладу. Содержание этого документа, к сожалению, не дошло до нас, а иных воспоминаний о своём путешествии в Швецию капитан тоже не оставил, сочтя их, видимо, относящимися к тайным государственным делам. Тем не менее из общеизвестных исторических фактов и отрывочных упоминаний о капитане Александре в мемуарах современников можно составить вполне определённую картину.

Накануне войны с Россией Наполеон надеялся, что вместе с ним на нашу страну нападёт ещё и Швеция. У Бонапарта были на то все основания, ведь шведский правитель кронпринц Жан-Бати́ст Жюль Бернадо́т (в 1818 году после официальной коронации он возьмёт имя Карл XIV Ю^́хан) был когда-то наполеоновским маршалом. К тому же надменный французский властитель обещал отдать Швеции земли Финляндии, в ту пору входившие в состав Российской империи.

Однако и российские дипломаты не сидели сложа руки. Они уговаривали Бернадота выступить против Наполеона, обещая помочь Швеции отвоевать у Дании Норвегию. Не удивляйся, такие уж это были времена, что многие известные тебе сегодня страны в ходе войн оказывались под властью соседних стран. Бернадот колебался, не зная, как сделать правильный выбор.

В переписке современников и в прессе можно встретить сведения о том, что именно в это время в Швецию пришёл корабль «Быстрые паруса» капитана Александра. Прославленный путешественник по экзотическим морям и его спутники – великолепные великаны – привлекли всеобщее внимание. И вскоре наши герои были приглашены в королевский дворец.

Бернадот был весёлым и очень сильным человеком. Когда во время обеда ему принесли на серебряной тарелке блюдо, которое, по его мнению, было неправильно приготовлено, он смахнул содержимое в бронзовое ведро для объедков, а тарелку руками свернул в трубочку и с усмешкой протянул гостю. Дол и Зюл замерли – как поступит капитан Александр? Капитан взял свёрнутую в трубку тарелку, развернул и с улыбкой вернул кронпринцу. Ответ знаменитого путешественника понравился хозяину.

После этого Бернадот неоднократно встречался с капитаном Александром.

Одна шведская газета того времени утверждает, что они стали очень дружны и именно наш капитан подсказал кронпринцу решающий аргумент для принятия правильного решения: от Наполеона Швецию ограждает море, а от России – ничто, и потому разумнее поддержать в войне Александра Первого, а не французского императора. Мы не можем поручиться за достоверность этих сведений на основании одной лишь газетной публикации. Но, так или иначе, нам точно известно, что капитан Александр сыграл решающую роль в подписании Петербургского союзного договора 1812 года, согласно которому Швеция обязалась сражаться на стороне России. После этого события наш капитан ещё дважды встречался с кронпринцем. Его приглашали к себе и другие шведские сановники – капитан Александр имел возможность сделать обоснованные выводы о том, насколько решительно шведы намерены соблюдать договор с Россией. И эти сведения действительно были очень важны для русского императора.

К слову: после своего поражения Наполеон скажет, что ему следовало отказаться от военной кампании против России уже в тот момент, когда пришли известия, что ни Турция, ни Швеция воевать с Россией не станут.

Но пока до русской победы далеко. Капитан Александр возвращается на корабль «Быстрые паруса» и садится за написание доклада для императора. Не проходит и пяти минут, как в каюту врываются с молодым смехом Дол и Зюл. Им хочется погулять по вечернему Санкт-Петербургу.

– Матросы, ваш капитан, увы, занят сегодня абсолютно неотложным делом. Но, так и быть, разрешаю вам отправиться на вечернюю прогулку без меня! – объявил капитан Александр.

Посмотрев на радостные лица молодых великанов, он вспомнил, что для них это, видимо, последняя возможность ещё раз увидеть Медного всадника, и добавил:

– Обязательно сходите на Сенатскую площадь, поклонитесь статуе Петра Великого. Вы участвовали в создании этого монумента, в разгрузке Гром-камня – тоже, и мне кажется, Пётр Алексеевич немного соскучился по вас.

– Так точно! – Дол и Зюл взяли под козырёк и, довольные, умчались.

Ты спросишь, почему капитан Александр не рассказал матросам-великанам о том, что Медного всадника собираются увозить из Петербурга? Неужели он им не доверял? Конечно, доверял. И матросы умели хранить секреты – даже лучше, чем некоторые взрослые. Но судьба статуи Петра Первого была тайной, которую император доверил только капитану Александру, а вовсе не его друзьям. И если уж кто-то поделился с нами своими секретами, ни в коем случае не нужно передавать их кому-то другому.

* * *

В августе уже рано темнеет, – чай, не белые ночи, – и в девять вечера, когда Дол и Зюл вышли на Сенатскую площадь, сумерки начали опускаться на город. Всё вокруг было видно ещё довольно отчётливо, но в полумраке казалось особенно величественным и немного волшебным. Жадно глядя по сторонам и наслаждаясь великолепием Петербурга, который они успели полюбить не меньше, чем капитан Александр, великаны медленно приближались к монументу Петра Первого, растягивая удовольствие от предстоящей встречи.

И вдруг Зюл тревожно вскрикнул, но тут же заставил себя говорить тише:

– Смотри-ка, Доля, на Медного всадника… Пётр Великий голову поворачивает, вглядывается в нас, будто присматривается.

– Ты чего, Зюля, не выспался сегодня или, может, перезанимался любимой математикой?

– Да нет, смотри-смотри, подтягивает вожжи, поворачивает коня, съезжает со скалы-постамента… Куда он направляется? Не к нам – мы, видать, ему не нужны, на нас – ноль внимания… По набережной, по наплавному мосту, – ответил Зюл.

На несколько мгновений оба великана застыли в оцепенении. Дол прошептал:

– Пойдём за ним, посмотрим.

– А что, если разозлится да потопчет нас копытами бронзового коня своего?

Долу стало не по себе: хоть они и считались великанами, но как же они были малы по сравнению с исполинской статуей Петра Первого! Преодолевая страх, Дол выпалил:

– А ты не приближайся близко. Идём тихонечко, – но тут же осёкся. – Как тяжело всё-таки цокают эти копыта: в ушах будто молот бухает.

К Зюлу вернулась его обычная смелость:

– Нет, он нас не услышит. А будем держаться позади – тогда и не увидит. Пошли за ним!

Медный всадник уверенно скакал вперёд, но почему-то время от времени останавливался. Пётр Великий оглядывался по сторонам, а потом вновь решительно продолжал движение. Минут через двадцать Дол и Зюл уже запыхались – даже им нелегко было поспевать за громадным конём императора.

– Интересно, куда он направляется, – озадаченно пробормотал Дол.

– Не знаю, но чувствую, происходит что-то особенно важное. Мы никак не должны этого пропустить, – ободрил его Зюл.

Тем временем основатель Санкт-Петербурга вновь остановил коня. Всадник подолгу смотрел то вправо, то влево, словно не понимая, куда дальше ехать. И вдруг над засыпающим городом разнёсся его могучий вздох:

– Эх, и стар же я стал!

После некоторых размышлений медный исполин продолжил:

– Не узнаю улиц своей столицы, которую сам же и построил. Да, здесь многое переменилось после меня. Но где хотя бы Карповка – та самая Куопри-Иоки, как реку называли когда-то финны?

Даже великанам было боязно слышать сей громоподобный глас, но они преодолели робость и устремились к Петру.

– Ваше величество, мы проведём… Куда вам надо? Приказывайте!

Пётр Первый вгляделся в них, заметил бескозырки на головах.

– Моряки! – радостно воскликнул император. – Что ж, лучших провожатых мне и не надобно. Ведите ко дворцу на Каменном острове!

Уже через три минуты они вместе миновали мост через «затерявшуюся» Карповку.

Эта река является одним из рукавов Невы и разделяет Петроградский и Аптекарский острова. Её название никак не связано с рыбой карп, а произошло от неточного произношения финского названия речки – Корпийоки, или Куопри-Иоки, как писали во времена Петра Первого, – хотя уже тогда многие на русский манер называли реку просто Карповкой. Поэт Жуковский впоследствии шутливо обыграл это в своих стихах, отозвавшись о Карповке как о «славной реке, где не водятся карпы».

А потом был новый мост, ведущий к Каменному острову.

Сразу за мостом всадник свернул влево, хотя матросы-великаны объясняли ему, что дорога к дворцу ведёт направо. Проехав метров триста, Пётр остановился у кудрявого дуба, тронул ствол лесного великана, посмотрел на зелёные листья и произнёс с чувством:

– Ух, вымахал-то как! Помнишь меня, дуб уединенный? А ведь это я тебя сажал – ты был малышом, недавно вылезшим на свет белый из крошечного жёлудя. Меня уж нет, а ты благоденствуешь и долго ещё жить будешь. Не помнишь меня… жаль. Зачем патриарху лесов помнить смертного человека, пусть и великого государя? Царя деревьев ждут столетия: тебе суждено увидеть мою Россию через двести и даже триста лет, счастливец!

Он был прав, проснувшийся от спячки медный исполин. Дуб, посаженный Петром Великим, до сих пор жив, его можно увидеть неподалёку от Деревянного театра на Каменном острове. Дуб пережил Петра Великого на триста лет…

Всадник вздохнул и двинулся к Каменноостровскому дворцу.

Вот и резиденция царя-батюшки. Пётр остановил коня и сказал великанам:

– Спасибо вам, славные юноши! Без вас я не успел бы до конца ночи… Но вот управился всё же, и самое важное должно случиться именно сейчас.

Дол и Зюл отстранились, пропуская коня вперёд, – всадник въехал во двор.

– Спрячемся за столбом ограды, посмотрим, что будет, – шепнул Зюл.

– Глянь-ка, а вот и государь идёт навстречу. Грустный какой, – добавляет Дол.

– Ничего не грустный, просто озабоченный. Супостат, слышь, уже неподалёку, вот он и думает, что да как: какому генералу доверить отечество защищать – шведу Барклаю-де-Толли, грузину Багратиону или самому опытному из наших маршалов – Михайлу Илларионовичу Кутузову? Дать Наполеону битву при Бородино или подождать ещё, пока французы окончательно все силы потеряют?

– Тихо, смотри внимательно, – прерывает его Дол. – Остановился. Два императора стоят друг против друга. Слушай, слушай, заговорил Пётр Алексеевич.

До спрятавшихся молодых великанов доносятся гулкие слова огромного бронзового всадника, обращённые к императору Александру Первому:

– Молодой человек, вижу твои думы и всё, что на сердце у тебя хранится. До чего ты довёл мою Россию – беда, ох беда… Но ты не печалься. След знать тебе кое-что важное. Заруби на носу, юноша: покуда я, Пётр Великий, стою на своём месте, городу моему нечего опасаться, Россия-матушка всех супостатов переживёт и одолеет.

Не стал ждать ответа могучий наездник, развернул коня, и вновь над спящей столицей раздалось неспешное цоканье его тяжёло-звонкого скаканья.

Задумался император Александр Первый. Постоял немного, глядя вслед удаляющемуся всаднику. Потом было сделал шаг обратно во дворец, но решил остаться там, где состоялся разговор с Петром Великим, и приказал вновь немедленно вызвать Молчанова.

– Ну-ка скажи мне, Пётр Степанович, как с отправкой Медного всадника в Вологду, ты готов?

– Работаем, ваше величество. Баржу готовим, леса вырубаем, дороги прокладываем. Не подведём. Как будет приказ, так и приступим.

– Не будет тебе на это приказа моего, голубчик. Пусть Пётра Алексеевич, Государь Всея Руси, остаётся на Сенатской. Пусть и впредь пребудет он на своём Гром-камне и смотрит вдаль, могучей рукою своею путь России указует. А Россия и Санкт-Петербург утвердятся и устоят – Божией милостиею да ратным трудом сограждан наших!

Дол и Зюл удивлённо и восторженно переглядываются, до конца не понимая происходящего, но сердцем чувствуя, свидетелями каких важных событий они только что стали.

* * *

В ноябре 1812 года Александр Первый вновь склонился над картой в «тайном» кабинете Каменноостровского дворца. На сей раз император не казался печальным и сгорбленным. Вся фигура его была полна величия и торжества победы: огромная армия Наполеона в беспорядке отступала.

Всё получилось именно так, как сказано было Петром Алексеевичем. Пришёл супостат на нашу землю да и ушёл восвояси несолоно хлебавши. Остались от него одни воспоминания.

А ты запомни, дружок: и сейчас Медный всадник на своём Гром-камне стоит, могучей рукой путь нашей России указывает!