Текст книги "Туманные истории. Путешествия капитана Александра"

Саша Кругосветов
Туманные истории
Путешествия капитана Александра

Издательство благодарит Литературное бюро Натальи Рубановой за помощь в получении прав на издание книги.

Иллюстрации на обложке и в макете: художник Алексей Симоненко.

© Текст. Саша Кругосветов, 2022

© Иллюстрации. Алексей Симоненко, 2022

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2022

* * *

Вместо предисловия
Великаны, барышня и собачка

Корабль «Быстрые паруса» входил в Санкт-Петербург. Известный русский мореплаватель капитан Александр после долгих странствий возвращался в город, где родился и вырос, где окончил Морскую академию, откуда отправился в первое самостоятельное плавание и где не был уже больше десяти лет.

На сей раз он взял с собой молодых великанов, матросов Дола и Зюла, которым давно хотелось побывать в легендарной северной столице Российской империи.

Великаны стояли на палубе – с любопытством вглядывались в приближающийся город, о котором слышали столько хорошего. А вот местные мальчишки, рыбачившие в это время на набережной, хоть и заметили корабль, но не проявили к нему особого интереса. Дело в том, что Дол и Зюл были немногим ниже самых высоких мачт, вот юным рыбакам издали и показалось, что не великаны стоят на огромном корабле, не раз покорявшем океаны, а самые обычные люди плывут себе на маленьком прогулочном паруснике.

И вдруг кто-то из мальчишек обратил внимание на то, что рядом с Долом и Зюлом на палубе находятся фигурки в морской форме ростом чуть выше их коленей.

– Смотри, какие интересные игрушечные солдатики, вернее, матросики, – шепнул один из рыбаков.

И тут все увидели, что «игрушечные матросики» почему-то сами собой движутся. И не просто движутся – чётко и слаженно готовят корабль к швартовке: разматывают канаты и убирают паруса. Тут уж детвора враз забыла о своих удочках и желании наловить корюшки из Невы! Пятилетняя девочка, пришедшая на пристань, чтобы забрать у брата и отнести матери пойманную рыбу, залезла к нему на плечи, стараясь получше всё рассмотреть. А брат тем временем наблюдал за кораблём – и столь увлечённо, что даже не почувствовал внезапно появившейся на плечах сестрёнки.

Заметив детей на берегу, капитан Александр попросил великанов:

– Дол и Зюл, вы уж сразу не кидайтесь к детворе. Знаю, как вы любите малышей. И они вас обязательно полюбят, когда узнают поближе. Но это же дети, их может напугать ваш огромный рост.

Получилось всё ровно наоборот. Едва великаны сошли на пристань, как юные рыбаки тут же обступили их и начали расспрашивать:

– А вы настоящие великаны?

– Кто вы такие, как вас зовут?

– Интересно – там, откуда приплыл ваш корабль, все такие?

Дети – это же умные люди, не то что какие-то взрослые! И маленькие петербуржцы сразу поняли: перед ними самые добрые на свете великаны.

Дол и Зюл с удовольствием отвечали на вопросы, только просили задавать их по очереди. Потому что, согласитесь, трудно рассказывать, если каждые пять секунд прилетают десять новых обращений.

Мальчишки помладше, оттеснённые старшими братьями, переметнулись к капитану Александру и принялись столь же усердно расспрашивать его.

Капитан Александр рассказал ребятам о Доле и Зюле:

– Мы встретили мальчиков-великанов на островах Франков и Бриттов. Команда «Быстрых парусов» назвала одного Добряком (или просто Долом), другого – Злючкой (Зюлом). Дол – посмотрите на него – плотный, светловолосый и немного веснушчатый, а ещё – добродушный и открытый. Зюл – наоборот, тёмненький, худощавый, на первый взгляд – замкнутый и хмурый, но на самом деле тоже очень хороший.

– А где же родители великанов? – спросила девочка, которая только что сидела на плечах брата, а теперь тоже подбежала к капитану.

– Это очень грустная история, – вздохнул капитан Александр. – Дол и Зюл вместе с родителями и другими последними атлантами с Лазурных островов шли через океан в Европу на своих великанских лодках. Им пришлось отправиться в путь, потому что родные острова атлантов медленно погружались в море. Возле островов Франков и Бриттов разразился страшный шторм, потопивший лодки мореплавателей. Двое мальчиков – тогда ещё семилетних – оказались единственными, кому удалось спастись. Я отправил их учиться к Его преподобию Льюису Доджсону, а на каникулы беру на свой корабль матросами. Теперь им по десять, это не первое их плавание: юные великаны, любимцы всей команды, стали опытными моряками.

Едва капитан Александр успел произнести «опытными моряками», как раздался пронзительный собачий лай, а вслед за ним – испуганный девичий визг. Дело в том, что на набережную вышла прогуляться барышня – в пышной белой юбке с кружевами, с белым зонтиком и столь же белой болонкой на поводке. Её маленькая собачка, увидев великанов, совсем не испугалась, наоборот, поспешила злобно их облаять, так, на всякий случай, чтобы не задавались, наверное. А с другой стороны, зачем облаивать людей, которые тебя не трогают, даже если они и очень большие? Наверное, характер у отважной болонки был не самый покладистый. А вот её хозяйка, о характере которой нам судить сложнее, смелостью явно не отличалась. Едва заметив Дола и Зюла, она не только закричала столь громко, что силе её голоса в тот момент могли бы позавидовать лучшие оперные певицы того времени, но и зачем-то распахнула свой прелестный зонтик. Хотя ни дождя, ни яркого солнца в этот день не наблюдалось.

Зато было очень ветрено. Мальчишки-рыбаки не замечали порывов ветра с залива, потому что давно привыкли к ним. А капитану Александру с его командой после яростных штормов посреди океана вообще казалось, что дует лёгкий бриз. Но на самом деле ветер, гулявший в тот день над Финским заливом, был полон рвавшихся наружу молодых сил. Он очень расстроился, что корабль капитана Александра быстро убрал паруса на мачтах, не дав вдоволь наиграться с ними. Раскрытый зонтик показался молодому ветерку хоть какой-то заменой парусу. В следующий миг барышня, крепко державшая зонтик и поводок собачки, взмыла вверх и плюхнулась в во́ды залива, а её пышная юбка надулась воздухом и превратилась в белую лодочку.

От нового испуга барышня перестала кричать, но из рук ничего не выпустила. Зонтик окончательно превратился в парус, уносящий её – верхом на надутой юбке и с болонкой на поводке – в открытое море. Молодой ветер, конечно, излишне расшалился и явно переборщил. Болонка поняла это и загавкала на своём собачьем языке:

– Помогите! Тонем!

Ни Дол, ни Зюл не понимали, о чём она лает. Но оба, не сговариваясь, шагнули в море. Зюл оказался проворнее: уже через миг его огромная ладонь подняла из воды и барышню, и собачку. Правда, ветру удалось вырвать зонтик из девичьих рук, но его тут же подхватил Дол. И большие пальцы великана бережно сложили хрупкую вещицу, да так, что зонтик остался цел и невредим.

Между тем Зюл аккуратно опустил ладонь на набережную. Болонка соскочила на землю и вовсе не залаяла, как можно было ожидать, судя по её характеру, а, наоборот, подбежала к ноге великана и лизнула его ботинок. Барышня хотела было расплакаться из-за перенесённых страхов, а также намокших юбки и туфелек с носками, но вовремя сообразила: о необыкновенном происшествии на набережной теперь будет говорить весь город, узнают и какие-нибудь незнакомые ей мечтательные молодые люди… глядишь, эта история поможет ей найти достойного жениха! После того как её хорошенькую головку посетили столь приятные мысли, барышня улыбнулась, сделала книксен и в лучших выражениях поблагодарила вначале своего спасителя Зюла, а потом и Дола, любезно вручившего ей зонтик.

Ты спросишь, наверное, что такое книксен?

Книксен – вежливый поклон с приседанием, который делали в прошлом воспитанные девочки и девицы постарше, чтобы поприветствовать кого-то или, например, поблагодарить.

Так у великанов появилось ещё двое новых друзей – барышня с её отважной и весьма смышлёной болонкой!

Как ни радовали Дола и Зюла новые знакомства, им всё-таки очень хотелось осмотреть Санкт-Петербург. Они, правда, не совсем понимали, как сказать об этом, никого не обидев. Но капитан Александр догадался, что его подопечные устали рассказывать о себе и предпочли бы побродить по городу, потому и объявил собравшимся, что на правах капитана забирает великанов на прогулку.

К веским словам капитана Александра прислушались даже неугомонные мальчишки. Но они всё равно продолжали следовать по пятам за Долом и Зюлом и объясняли встречным, какие чудесные великаны прибыли в их город и что именно они встретили их самыми первыми. Надо сказать, прогулке моряков это никак не помешало.

Дола и Зюла поразила необычная красота Санкт-Петербурга, главными магистралями и площадями которого стали полноводная Нева и её многочисленные ответвления, рукава, протоки и каналы.

– А как это всё так ладно получается? – спросил Дол, с интересом разглядывая дома, величественно возвышающиеся над очередным каналом.

– Что именно? – спросил капитан Александр.

Тут Зюл продолжил за Дола:

– Да, меня тоже восхищает, что у всех зданий по берегам рек и каналов похожие фасады – и все вплотную друг к другу – без промежутков и пустых пространств!

– Это называется «сплошная фасада» застройки. Так придумали специально, чтобы вдоль набережной получился единый архитектурный комплекс и все увидели «красоту регулярства», – пояснил капитан Александр.

Некоторые из его слов могут показаться нам странными, но именно так было принято говорить в те давние времена.

К тому моменту, когда Дол и Зюл с капитаном Александром неспешным прогулочным шагом добрались до Невского проспекта, стараниями мальчишек уже весь город знал об их появлении. Множество людей сбежалось, чтобы поглазеть на «всамделишных» великанов.

К капитану Александру подошёл знатный вельможа с орденом и лентами на груди и торжественно вручил приглашение самой императрицы на приём в Зимний дворец. Он сказал, что Екатерина Вторая просила передать на словах: «Пусть знаменитый капитан приходит вместе со своими удивительными воспитанниками-великанами.

Мне интересно услышать из уст этих прекрасных юношей рассказ о стране их прославленных предков, великих атлантов, живших когда-то на дальних Лазурных островах».

У нас с вами не получится узнать обо всём, что успели посмотреть в туманной Северной столице Дол и Зюл, но несколько наиболее интересных историй я вам расскажу.

Эти городские легенды дошли до нашего времени в пересказах многих людей и в изложении авторов различных книг. Возможно, что-то из описанного в моём повествовании случилось вовсе не с командой капитана Александра, а совсем с другими моряками. Я также не могу с уверенностью сказать, всё ли было в точности так, как я здесь написал; потому и назвал сборник «Туманными историями».

Историки, возможно, раскритикуют книгу: скажут, например, что капитан Александр, участник обороны Севастополя в Крымской войне и Синопского сражения, никак не мог оказаться в Санкт-Петербурге в конце восемнадцатого – начале девятнадцатого века. И будут абсолютно правы. Но народная молва гласит, а старинные книги уверяют, что в Петербурге побывал именно тот самый капитан Александр, которого мы с вами хорошо знаем, а рядом с ним – его неизменные спутники, необыкновенные мальчишки-великаны. Уж великанов-то ни с кем не спутаешь! Что касается меня, то я могу только пересказать современным языком дошедшие до нас городские легенды северной столицы России.

Итак, вместе с кораблём «Быстрые паруса» мы оказались в Санкт-Петербурге тех стародавних времён. Пойдём вслед за капитаном Александром и его воспитанниками.

Маэстро Фальконе

По окончании приёма в парадных залах Зимнего дворца императрица Екатерина Вторая пригласила капитана Александра с Долом и Зюлом в свой кабинет, чтобы во всех подробностях выслушать историю их удивительных приключений.

Рассказы о подвигах моряков и перенесённых ими испытаниях растревожили сердце государыни.

– Капитан Александр, мы премного благодарны вам и вашим воспитанникам за усердную службу и приумножение славы российского флота, – сказала она взволнованно. – Мы сами также радеем о морском величии державы и, помимо наших неустанных забот о развитии флота, постановили воздвигнуть памятник его основателю. На Сенатской площади, почти на самом берегу Невы, будет стоять монумент нашему знаменитому предшественнику Петру Великому!

Ты знаешь, конечно, что Пётр Великий – прославленный русский император, который построил Военно-морской флот России, одержал много побед в сражениях на суше и на море и основал в далёком 1703 году наш замечательный Санкт-Петербург.

Екатерина Вторая хотела, чтобы получилась величественная конная статуя, а слава о ней дошла до надменного Лондона, столицы Англии, до работящего судостроительного Амстердама, столицы Голландии, и блестящего Парижа, столицы Франции.

– Для воплощения сего замысла мы пригласили лучшего французского скульптора – маэстро Этье́на Мори́са Фальконе́, известного во всей Европе изяществом своих работ, – рассказала она капитану Александру и великанам.

Но поскольку императрица не любила преклонения перед чем-либо заграничным, то добавила тут же, причём с нарочитым пренебрежением к персоне маэстро:

– Французик тот на вид хоть и неказист, однако в искусстве ваяния статуй преуспел немало. Пусть теперь отечеству нашему служит, а помогать ему станут лучшие русские мастера. У одарённых иностранцев не грех и поучиться с особым прилежанием. Вот тогда весь мир узнает, «что может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов российская земля рождать» – именно так написал гений русской науки, мой чудный друг Михайло Ломоносов. Кстати, вы знаете, что однажды мы были в гостях у Михайлы Васильевича и он накормил нас, императрицу Всея Руси, простыми русскими щами, представляете? – со смехом добавила она. – Но нам его щи, как ни странно, очень даже понравились, и моему спутнику графу Орлову тоже.

Екатерина Вторая заговорила о том, что работы по созданию монумента уже движутся полным ходом и маэстро Фальконе проявил себя в них наилучшим образом. Капитану Александру и Долу с Зюлом показалось, что на самом деле она весьма высокого мнения о приглашённом французском мастере. Им захотелось немедля познакомиться с этим замечательным человеком.

* * *

Когда наши герои покинули дворец, капитан Александр предложил Долу и Зюлу отправиться в Летний сад. Он знал по собственному опыту, что после официальных приёмов нет ничего лучше, чем сменить обстановку и насладиться впечатлениями и ароматами наступающего лета под сенью деревьев лучшего паркового комплекса столицы. Но проницательный капитан Александр совсем забыл, что его подопечным, несмотря на их внушительные размеры, только десять лет и в этом возрасте их интересуют вовсе не степенные прогулки, а весёлые ребячьи забавы. А тут ещё со всех сторон на улицу высыпали мальчишки, которые теперь неизменно замечали появление Дола и Зюла, быстро окружали их и вовлекали в свои игры.

В толпе машущей руками детворы Зюл заметил знакомые лица и воскликнул:

– А ведь это те самые ловец корюшки с его сестрицей, что встречали наш корабль!

Капитан Александр внимательно посмотрел на Зюла, потом на Дола и всё понял.

– Матросы, разрешаю вам погулять с детьми, – сказал он, с трудом сдерживая улыбку. – Но чтобы к десяти вечера быть на корабле!

– Есть! – хором ответили Дол и Зюл, по-военному приложив руки к бескозыркам, и радостно помчались к петербургским ребятишкам.

Сам же капитан Александр проследовал к дорогому его сердцу Летнему саду.

Стоит ли говорить, что ровно к назначенному времени Дол и Зюл, счастливые и полные впечатлений, вернулись на корабль. Александру трудно было не проболтаться о неожиданной встрече в Летнем саду. Но капитан справедливо решил, что мальчикам-великанам важно вовремя лечь спать, а историю о его интересном знакомстве они с не меньшим удовольствием выслушают утром.

За завтраком в кают-компании капитан Александр рассказал, что встретил в Летнем саду самого маэстро Фальконе. Француз подошёл к капитану – он бойко, но всё-таки с заметным акцентом говорил по-русски – и представился. Оказывается, он проезжал в карете по Невскому как раз в тот момент, когда там прогуливались капитан с матросами-великанами в сопровождении толпы зевак. Как можно было не обратить внимания на столь необычных гостей столицы?

В Летнем саду у капитана Александра завязалась беседа с маэстро Фальконе о будущем памятнике Петру Первому.

– Ктьо для фас Пьотр Пьервый? – расспрашивал его Фальконе.

– Величайший полководец, создатель русского военного флота, – уверенно отвечал капитан Александр.

– Этта всё так, – соглашался маэстро. – Но разьви не болие важно, что он возвернул Россию в эвропьейскую цивильизацию и дал ей цивильизованные законы? Вот за этта, по мойему разуменийю, ваш имперьатор и достоин звания Пьотр Великий!

Фальконе решил изобразить императора в виде всадника на вздыбленной лошади.

По замыслу скульптора монумент будет очень простым. Француз покажет своего героя созидателем великой России. Представит Петра в движении, облачит в обычную одежду, которая «всем нациям, всем мужам и всем векам». Богатое седло заменит медвежьей шкурой, чтобы все знали: нет больше медведей, бродящих по улицам цивилизованной России, вытащенной великим государем из дремучих лесов. Постамент статуи будет в виде громадной скалы и станет символом преодолённых Петром Первым трудностей, а змея в композиции представит силы, враждебные новой России. И только венок из лавра, венчающий голову, да меч у пояса укажут на роль Петра как полководца-победителя.

Капитану Александру понравилась задумка. Дол и Зюл, как и положено детям, считали, что для героя главное – быть бесстрашным воином и умным полководцем. Но они лучше многих взрослых понимали, что хорошие дела и доброта тоже очень важны. Им было особенно интересно, как можно всё такое разное совместить в одной скульптуре.

К радости юных великанов, капитан Александр, заканчивая завтрак, сообщил о том, что прославленный скульптор пригласил их в свою мастерскую!

* * *

Мастерская маэстро Фальконе располагалась между Невским проспектом и тогда ещё безымянной узкой улочкой, что ныне зовётся Кирпичным переулком, во флигеле временного дворца Елизаветы Петровны.

Возможно, ты знаешь, что императрица Елизавета была дочерью Петра Первого. Именно в её царствование началось строительство сегодняшнего величественного Зимнего дворца, а возводился он на месте предыдущей царской резиденции. Поэтому Елизавета Петровна повелела построить для себя временный деревянный Зимний дворец.

Возведение каменного Зимнего дворца завершилось при Екатерине Второй. Императрицы Елизаветы Петровны уже не было, и никто из вельможных особ больше не бывал во временной резиденции. Новая императрица распорядилась разобрать ставший ненужным деревянный дворец. К приезду Фальконе в Россию на месте бывшего дворца Елизаветы Петровны оставалось лишь несколько строений – в них и оборудовали мастерскую и жильё для скульптора.

Шагая с великанами по Невскому проспекту, капитан Александр рассказывал:

– Наш маэстро не гонится за роскошью. Выбирая из уцелевших помещений временного дворца, он решил, что под его жилище можно приспособить здание бывшей конюшни. А вот для творчества нужен размах. Свою мастерскую Фальконе устроил в огромном Тронном зале дворцового флигеля.

Долу и Зюлу понравилось всё, что сообщил о скульпторе их наставник. Почему-то они решили, что французский маэстро обязательно должен быть высоким и плечистым – в точности как капитан Александр и другие настоящие моряки, с которых они брали пример.

Каково же было их удивление, когда, приоткрыв дверь мастерской, они увидели низенького, толстенького, смешного человечка в парике с буклями, в камзоле, лосинах и туфлях на высоком каблуке.

Ты не знаешь, что такое букли? В те времена так называли завитые локоны. А камзолом именовалась мужская одежда длиной до колен и плотно облегавшая талию. Лосины же ты видел и в наши дни – это штаны, плотно обтягивающие ноги. Сегодня их обычно носят женщины, но в начале восемнадцатого века и потом ещё двести лет лосины считались только мужской одеждой. Во многих армиях мира, в том числе и в русской, они были частью военной формы. А такое необычное название им дали из-за того, что изначально их шили из лосиной кожи.

«Неужели он тот самый скульптор?» – мелькнуло в головах у Дола с Зюлом. И всё-таки перед ними был именно маэстро Фальконе. Великаны поняли это, потому что маленький человечек подбежал к большому листу бумаги, прикреплённому к мольберту – подставке на деревянной треноге, – и принялся с увлечением что-то рисовать. В тот миг он весь будто подтянулся и стал похож на стоящего у руля смелого и решительного мореплавателя.

Однако не пора ли нам поздороваться с хозяином мастерской? Дол и Зюл оглянулись на капитана Александра – но тот приложил палец к губам и шепнул:

– Маэстро охватило вдохновение, потому он и не заметил нашего появления. Не будем мешать, а просто полюбуемся его работой.

И в самом деле, увлечённый очередным эскизом Фальконе не слышал и не видел ничего вокруг. Его карандаш быстро скользил по бумаге. Но нет, через минуту скульптор понял, что снова получается не то. Он скомкал лист, затопал ногами и закричал на помощников:

– Постаффьте же в конце концоф коня на дыбы как сльедуетт. Иначе я не знаю, как этта нарисофать!

Дол и Зюл почувствовали неловкость от того, что застали маэстро не в самый удачный момент. Великаны смущённо отвели глаза и осмотрелись. Только теперь они заметили занимавший почти половину мастерской огромный, сколоченный из досок помост, с наклонным заездом с одной стороны и с обрывом – с другой. Высота помоста – метров восемь, наверное.

На стоявших в дальнем конце зала капитана Александра и великанов никто по-прежнему не обращал внимания. Ведя за повод коня, к скульптору неторопливо подошёл и добродушно улыбнулся высокий усатый мужчина.

– Это берейтор Афанасий Тележников, – тихо пояснил капитан Александр Долу и Зюлу.

– Кто такой берейтор? – спросил Дол.

– Знаток лошадей: он их объезжает и учит людей ездить верхом, – ответил капитан. – Однажды из плавания я привёз заморского скакуна в подарок императрице. Это был дикий жеребец, который сбрасывал любого седока. И только Афанасий смог его укротить.

Меж тем изрядно раздражённый маэстро Фальконе с жаром выговаривал Тележникову:

– Афанасий, понимай, мнье нужьна, чтьобы лошать с всадьник разогнать и на всиом скаку потнялся на заттние ноги перет обрыфом. Тохта я бистро зарисуй этта поза. Без этта эскизэ будющщ конный статуя не получаттьсь.

– Так ведь только что поднимал вам коня на дыбы.

– Ни так этта был, как натто. Перет обрыфом натто, перет самый обрыфом. Дафай, Аффанасий, даффай. У тебя лошать плохой, таффай другой лошать.

– Ваше благородие, какая такая плохая лошадь? – удивлённо отвечал Афанасий. – Это лучший жеребец Каприз.

– Лютчий, лютчий, послюшать тебя, у тебя всё самий лютчий. Дафай ещё раз, я котофф.

Капитан Александр и великаны замерли в предвкушении того, что должно вот-вот произойти.

– А ну давай, не подведи, залётный! – Тележников вскакивает в седло, разгоняет жеребца. Тот птицей взлетает на помост, но, увидев впереди обрыв, упирается передними ногами, тормозит, неуклюже поднимая породистый круп¹1
  Круп – так называется задняя часть корпуса лошади от середины спины до хвоста.


[Закрыть].

– К чёртовой маман тфой Каприз, таффай другой лошать, – визгливо кричит скульптор.

– Как знаешь, барин, есть ещё Бриллиант, тоже ничего себе, – обиженно говорит берейтор и садится на Бриллианта.

Снова разгоняет коня, заставляет взбежать на помост… Результат тот же.

– Этта чиёрт знает что, – махнул рукой Фальконе. – Совсьем уработался. Надо передохнуть. Принеси-ка мне, братец, шампаньскага, да не вашего Голицыньскага, чиёрт бы его побрал, а настоящщ французьский шампань «Вдова Клико».

Подняв бокал, маэстро воскликнул по-французски:

– А вотр сантэ! – что по-русски означает: «Ваше здоровье!»

Отпив вина, маэстро энергично зашагал по мастерской и только тут заметил крепкую фигуру капитана Александра в сопровождении спутников. Вы представляете, как можно было столько времени не замечать великанов, чьи бескозырки почти доставали до балок Тронного зала? Но всё имеет своё объяснение, которое мы скоро узнаем.

– Бонжур, капитан! А вот и наши знаменитт джеанты, – приветствовал гостей француз. Он уже видел Дола с Зюлом на Невском проспекте, и «большие матросы» очень ему понравились.

– Приветствую вас, Этьен Морис! По вашему приглашению мы пришли посмотреть, как трудится знаменитый маэстро, – ответил капитан Александр.

– Как трудить, как трудить. Пьедестал – эст бьен, всё хорошо, – ответил Фальконе. После шампанского у него вновь поднялось настроение. – Гром-камень идёт на баржэ. А рисовать скульптурр нет эскизэ, не получаться…

Фальконе достал из кармана часы и, взглянув на циферблат, удивился:

– Полофина перфаго! Я фас приглашал есчо к полудню. Пардон! Вот же уработался. Великодушно прощай меня, что фам пришлось целый полчас стоять в ожиттанье.

Дол и Зюл заверили маэстро Фальконе, что нет причин для извинений: им было интересно наблюдать за его трудами, никого не отвлекая.

– Вы большия молодец! – воскликнул маэстро. – Я фсегда любиль гостей. Но после визиты императриц Кэтрин в мой мастерская сталь бегать ввесь ея двор. И нихто из них не смотреть на моя работт. Они приходить, только чтоб подражать ипмератриц. И каждый вопрошать, чтобы их устраивать в креслах поудобние. Вот я и заставиль сьебя ньикаго не замечать. И каждый свой помощник приказаль делать так же. Иначе у меня не быль бы время делать статуя.

Так объяснилось, почему великаны целых полчаса пробыли в зале, никем не замеченные. Зато теперь их обступили все, кто находился в мастерской маэстро Фальконе.

Сам же скульптор, разглядывая Дола и Зюла, с восторгом заметил:

– Да они софсьем ещё дьети. Но как похошши на нашьих Гаргантюа и Пантагрюэля!

Ты не слышал о Гаргантюа и Пантагрюэле? Это французские великаны из романа писателя шестнадцатого века Франсуа Рабле. Книга о них так и называется – «Гаргантюа и Пантагрюэль». В ней много весёлых историй. Но, правда, в этих историях больше рассказывается о том, что заботит взрослых. И сейчас роман Рабле, скорее всего, показался бы тебе немного скучным. Но если ты познакомишься с ним лет через десять, то его чтение наверняка доставит тебе большое удовольствие.

Познакомиться с Долом и Зюлом подошли даже кони Бриллиант с Капризом. Но в последний момент что-то испугало великолепных скакунов, и, заржав, они отскочили в сторону. Капитану Александру, немного понимавшему лошадиный язык, показалось, что перед этим Каприз шепнул Бриллианту:

– Представь, что с нами будет, если такие громилы сядут на нас!

Увы, наш мудрый мореплаватель хоть и разбирал отдельные слова из разговора лошадей, но говорить на их языке не умел, а потому не знал, как объяснить коням, что великаны вовсе не собираются на них кататься.

Маэстро Фальконе огорчённо развёл руками:

– Маве, плохой, неподходящщ момент. Ваши джеанты напугать лошать. Так у мьеня не получаться работтать дальшье. Ничего не получаться. Экскюзе-муа – извините меня, ле капитэн. Я надеяться, что вы ужье успьели осмотреть мою мастьерскую и ознакомьться с мойя труд.

Долу и Зюлу не удалось скрыть расстройства – им не хотелось уходить. Да и капитану Александру любопытно было посмотреть, добьётся ли Афанасий от коней того, что надо прославленному скульптору.

– Маэстро, а что, если мы закроем глаза коням и спрячем парней в том тёмном углу? – предложил капитан Александр. – Дол и Зюл сядут на корточки… Или нет, пусть они лягут на пол, а мы закроем их брезентом. Будут лежать тихо-тихо и в щёлочку наблюдать за вашей работой.

– Этта софсем другой дело, – согласился Фальконе.

Едва великаны спрятались, а лошади успокоились, как скульптор снова скомандовал:

– Дафай, Аффанасий, даффай, хватит бездельничать. Что я скажу императриц Кэтрин?

Берейтор глубоко вздыхает и, подхватив под уздцы Бриллианта, уходит с ним в дальний конец огромного зала.

В который раз разгоняя коня, Афанасий досадует, что делает одно и то же и всё безрезультатно. Эти неприятные мысли на секунду отвлекают внимание берейтора, и он допускает оплошность. Дол и Зюл, как заворожённые, следят за приближением скакуна к обрыву и в последний миг с ужасом замечают, что берейтор не успел натянуть уздечку. Бриллиант вместо того, чтобы вовремя остановиться, резко клонится вниз и тянет за собой наездника с восьмиметровой высоты помоста.

Ещё мгновение – конь с всадником упадут и разобьются! Не сговариваясь, Дол и Зюл вскакивают и, подняв руки, бросаются к помосту навстречу всаднику:

– Стойте, стойте!

Великаны упираются руками в край деревянного помоста и приподнимают его. Почувствовав, что помост пошёл вверх, да ещё увидев огромных людей, ошарашенный конь, словно очнувшись, храпит и в страхе останавливается, высоко поднявшись на задних ногах.

– Этта то, что надда! – ликует Фальконе и делает мгновенный набросок.

Эскиз должен превратиться в памятник.

Конечно, с первой попытки у него не получилось схватить все детали движения коня с всадником. Но на сей раз эскиз не был скомкан, а бережно отложен в сторону. Заметив, что лошади больше не боятся великанов, маэстро попросил, чтобы Дол и Зюл продолжали помогать ему.

Фальконе изучает движение коня с всадником. Раз за разом берейтор взлетает на взмыленном коне на помост – то на Бриллианте, то на Капризе. Мальчики-великаны вскидывают вверх его край, и Афанасий уверенно поднимает коня на дыбы, повисая над крутизной.

Как запечатлеть мгновение, как найти правильную позицию всадника, которой суждено воплотиться в бронзе? Скульптор неутомимо делал стремительные наброски карандашом, выхватывая то одни, то другие детали, чтобы потом из разных эскизов составить единую картину.

Не единожды – десятки раз – берейтор Тележников по приказу маэстро проскакал галопом на разгорячённых лошадях, и Дол с Зюлом столь необычным образом помогали ему поднимать скакунов на дыбы.

– Вы карошьий, очьень нушшный мне труд делаетьте! – радостно потирал руки Фальконе. – Глаз можьет усхватить и запомнить эффьекты быстрьих измьенений только послье большой кольичество повторений.

В тот же день все самые важные наброски для финальных эскизов были готовы. Конечно, впереди ещё много работы по объединению их в одно целое. А ведь эскизы – только начало. Дальше от скульптора требуется на основе рисунков сделать лепные элементы и соединить их в лепную копию будущей статуи. Требуется ещё точный инженерный расчёт: надо, чтобы скульптура была не только красивой, но и способной простоять не одну сотню лет. Для этого необходимо знать свойства металлов, из которых её будут отливать, и сделать так, чтобы тяжёлые части изваяния не раздавили более тонкие и хрупкие детали.