Текст книги "Мои французские каникулы"

А когда увидел плакат, на минуту поверил, что все будет круто, и я потом всем буду рассказывать про свои «русские» каникулы. И почему их так испугало, что я оказался парнем, а не девушкой? Я приехал изучать культуру и язык, а не тусить с какой-то мелкой девчонкой. Она вообще кажется очень беззащитной… Нет, нет, нет!

Еще они хотят уехать за город. А Москву мне будут показывать? Не хочется потом вспоминать только глубинку и университет. А там еще и grand-mère… Если она похожа на отца Таяны, то лучше я отправлюсь пешком до Парижа, чем проведу еще один день вместе с ними.

От своего маленького вранья мне стало не очень комфортно. Захотелось извиниться перед Таяной и как-то ей объяснить, что я не хотел ее обидеть. Интересно, она уже спит? Может, посмотреть через балконную дверь? Нет, нет, нет! Если она не спит и увидит, что я подглядываю, то точно посчитает меня не только хамом, но и извращенцем.

Можно я просто этот месяц просижу в комнате и никуда не буду выходить? Надо завтра в университете потребовать себе новое жилье.

Незаметно усталость начала овладевать моим телом, и я погрузился в беспокойный сон. Слишком много эмоций. Слишком мало из них положительных. И Таяна слишком…

Почему я не могу на нее обидеться?

Глава 4
В которой мне так и не удалось избавиться от француза

Утром родители уехали по своим делам, оставив мне сообщение:

Дорогая, доброе утро!

Обязательно сходите с Патрисом в университет, узнайте, как ему действовать и чем ты можешь помочь. Мы с папой поговорили и решили его оставить у нас, а то будет как-то некрасиво, если мы начнем требовать его переселить из-за бюрократической ошибки. Давай попробуем показать ему наше дружелюбие и влюбить его в Москву.

Будем вечером. Обед в холодильнике.

Целуем!

Вот так новость! Они, значит, решили! А меня спросить забыли. Какие же они у меня непостоянные. Вчера папа хотел во что бы то ни стало избавиться от Патриса, а сегодня я уже должна влюбить его в Москву. А больше они ничего не хотят? Может, мне самой организовать его киновечер, чтобы он получил отличную оценку за свою практику?

Злая на весь мир, я пошла делать завтрак. Но на кухне уже хозяйничал Патрис. Я почему-то дико застеснялась своего вида и побежала в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Когда я умылась, поправила прическу и переоделась, уже немного смелее вернулась на кухню.

– Доброе утро, Патрис!

Он стоял у плиты босиком, в серых шортах и белой футболке, испачканный мукой, напевая себе под нос какую-то песенку. По кухне расплывался аромат свежей выпечки и кофе.

– Bonjour! – Патрис улыбнулся и в этот раз даже не испугался. – Садись к столу, сейчас будем употреблять завтрак.

– Можно сказать просто завтракать, – поправила я. – А что ты такое готовишь?

– Я пеку оладьи. И Вероник Львовн дала мне баночку конфитюра из черной смородины.

– Звучит аппетитно, – сказала я, и мы замолчали. А что еще сказать? Я не могла понять, злюсь я на него за вчерашнее или нет. Говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Не знаю, так это или нет, но путь к моему прощению точно можно заслужить вкусной едой. А что у Патриса получается что-то вкусное, было точно – от сладкого запаха оладий в моем животе предательски заурчало.

– Извини, что я тут хозяйничаю, – сказал Патрис, разливая кофе по кружкам. – И извини, что я вчера повел себя как дуралей.

– Дуралей? – я засмеялась.

– Да. Это неправильно?

– Правильно, просто я давно не слышала этого слова. Оно какое-то старое.

– Напомню, меня изначально языку учили бабушка с дедушкой, поэтому у меня тоже речь немного «старая», – Патрис улыбнулся и наконец-то поставил передо мной тарелку с горячими оладьями. – Можешь называть меня дедом. Верно сказал?

– Ладно, прощаю тебя, grand-père!

❤ ❤ ❤

И что самое интересное, у меня правда не осталось на него никакого зла. Да, он придурок. Но очаровательный. Он так мило ест, поставив одну ногу на стул и накручивая свою кудряшку на палец руки. А еще он смешно морщит нос, чтобы приподнять спустившиеся очки. В этом есть что-то детское и наивное. Даже не хочется ему мстить. Но… что-нибудь придумаю.

А какие у него получились оладьи! Просто божественные. По секрету, даже у мамы и Ба такие вкусные не получаются. Мне захотелось стереть себе память, чтобы снова испытать эмоции от первого укуса. Это вообще законно – так готовить? Ему нужно быть поваром.

❤ ❤ ❤

Какая она смешная! И так забавно ест: похожа на маленького хомячка, который пытается всю еду спрятать за щеками. С ней на свиданиях, наверное, очень легко и комфортно. Еще ни разу не встречал девушку, которая при парне готова есть в расслабленном состоянии.

И мне повезло, что за чашку кофе и порцию оладий она простила меня. Договариваться с ней точно будет легко. Но и обижать я ее больше не буду. Нам нужно месяц еще как-то прожить вместе. И все-таки она очень милая…

Нет, нет, нет!

❤ ❤ ❤

– Ты отлично готовишь. Спасибо большое! Это было вкусно. – Обессиленная, но довольная, я отодвинула тарелку. Интересно, кому-то еда дает энергию? Лично мне, после того как я вкусно поем, всегда хочется спать. В прошлой жизни я, наверное, была коалой, которая спит большую часть суток.

– Думаю, было вкусно из-за конфитюра Вероник Львовн, – скромно ответил Патрис. – Я не совсем хороший повар. Очень часто мои блюда выходят никудышными.

– Ты опять заговорил как дедушка, – засмеялась я. – Но я вообще готовлю очень средне. Такой завтрак у меня никогда не получится. Давай так: с тебя еда, с меня мытье посуды.

– Целый месяц?

– Целый месяц!

– Договорились! Ненавижу мыть посуду. Даже загружать в посудомойку.

– Вот и отлично! – Хоть какая-то польза будет от него. Но если он все так вкусно готовит, то мне точно придется идти на шопинг за одеждой побольше.

– А мы сегодня пойдем в университет?

– Не очень хочется, но мне нужно показать, что ты живой.

– А были моменты, что приезжий студент мог не дожить до посещения университета?

– Вообще, таких моментов не было, но вчера могло случиться! – Я подмигнула и выскочила из кухни.

Солнце решило сделать небольшой перерыв и спряталось за облаками – на улице стало возможно дышать. Не знаю почему, но мне захотелось немного принарядиться – я выбрала джинсы с высокой посадкой, серый кроп-топ, серый пиджак и завершила образ милыми зелеными сережками. Если уже и идти с высоким французом по улице, то не хочется выглядеть как школьница в шортах. А вот француз как раз решил не запариваться, как мне сначала показалось, надел просто джинсы, свободную футболку и нацепил на руку несколько браслетов. Но его духи, в которых он как минимум принял ванну, говорят о другом. Dandy!

Когда мы с Патрисом зашли в лифт, то кабина показалась уже, чем обычно. Не знаю, с чем это связано, но вполне может быть, что это из-за оладий или от дыхания Патриса, которое я чувствовала на своих волосах. А может быть, от запаха его парфюма. Сладковатый, с нотками ванили. Он так ему подходит. Из-за этих мыслей мне безумно захотелось выскочить и побежать куда глаза глядят. Главное, подальше от него. Хотя я в балетках, а он в кроссовках. Преимущество на его стороне – он точно меня догнал бы. Хотя зачем ему это? К счастью, мучение было недолгим, я вырвалась на свободу из тесного пространства.

– Тебе плохое самочувствие? – учтиво спросил Патрис.

– Правильно говорить: «Ты плохо себя чувствуешь», – огрызнулась я, но быстро постаралась исправиться и соврала: – Прости, просто не очень люблю замкнутые пространства.

До метро мы шли не разговаривая, но я изредка посматривала на Патриса, когда замечала восхищенные взгляды проходящих девушек. А он и правда симпатичный. И это бесит. Сам Патрис не обращал ни на кого внимания, а просто восхищался всем вокруг: трамваями, домами, шумом машин, зелеными деревьями.

– Это обычная станция, – сказала я, когда мы спустились в метро «Университет». – Я тебе потом покажу красивую, которая исполняет желания студентов.

– Только студентов? А остальные люди не могут загадывать желания?

– Ну, это же не волшебная лампа джинна, – съязвила я. – Там скульптура собаки. По традиции к ней ездят студенты перед сессией.

– Ты тоже ездил?

– Ездила, – поправила я и засмущалась. – Меня подруга очень просила.

– C’est magnifique! Я хочу там побывать и загадать желание.

Эта станция метро мне всегда казалось обычной, но Патрис с таким восхищением ее рассматривал, что я начала думать, полицейские его в чем-то заподозрили.

– Просто потрясающе! У вас все так продумано! Есть помощники, люди так спокойно ходят.

– Сейчас лето и не час пик. Зимой тут ад.

– Тебе надо побывать в Парижском метро – вот там настоящий ад. Люди никогда так спокойно не заходят и не выходят из вагона. Мы почему-то выбегаем.

До университета мы шли, разговаривая на французском о погоде. Люблю эту дорогу. Люблю свой университет. Еще с пятого класса мечтала в нем учиться, поэтому всегда брала себе дополнительные занятия в школе и не возражала против репетиторов и олимпиад, благодаря которым и смогла поступить на бюджет без экзаменов. И только через несколько месяцев после начала учебы поняла, что люди немного странно реагируют на его название, придумывая разные истории моего поступления. Поэтому я решила, что не буду говорить название вуза, так проще.

– Вы уронили небоскреб? – пошутил Патрис, когда мы подошли к зданию.

– Ха-ха-ха, – проговорила я. – Это самая популярная шутка.

– О! С женихом пришла? – Дядя Вова отвлекся от книги моего отца. – А я тут детективчиком балуюсь. Неплохо, кстати.

– Не женихом, а подопечным. Нянечка я его на ближайший месяц.

– Не слишком ли он большой для няни? – дядя Володя засмеялся.

– Дядь Володь, посмотрите его в списке – Патрис Котийяр.

– Есть такой! Тогда шуруйте в деканат.

– Я вообще не понял, что он сказал, – смущаясь, произнес Патрис.

– Вот и хорошо.

Секретарша Катя утопала в кресле, играя в телефоне, не повернув даже голову к нам:

– Сегодня не приемный день!

– Я «француженку» привезла.

– Ой! Мм-м-м… Таяна Александрова? – Катя испугалась и почти подскочила в кресле.

– Bonjour, Madame!

– Заполните, пожалуйста, бумаги, – секретарша протянула Патрису какой-то бланк и зашептала: – Прости, пожалуйста! Я не знала, что Патрис – это мужское имя! Думала, одну певицу известную так зовут… А ее зовут Патрисия… Короче, влетело мне от ректора, от твоего папы. Думала – уволят. Дали испытательный срок. Ты, пожалуйста, не отказывайся от него. Он выглядит вполне адекватным. На убийцу или маньяка не похож… Ничего такой. Была бы я помладше…

– Вы тоже прекрасно выглядите, – улыбнулся Патрис, отвлекаясь от бланка.

– Он говорит по-русски? – Катя от волнения еще раз подскочила в своем кресле. А я… Я была чрезвычайно довольна этой маленькой местью. Катя за меня сама себе отомстила.

– Так, – Катя заговорила строгим тоном и одернула блузку. – Через два дня жду вас снова. Нужно между студентами распределить мероприятия. Кстати, Савелий Михайлович сказал, что вы уедете на дачу. Прошу звонить и отчитываться в деканат. Все, не задерживайте, у меня много работы.

Мы с Патрисом переглянулись, усмехнувшись, и вышли из кабинета.

– Кажется, она наговорила немного лишнего, да?

– Еще как! – ответила я, не скрывая удовольствия. – Поехали смотреть собаку, исполняющую желания?

И мы поехали на станцию «Площадь Революции». Хорошая же идея – начать знакомство с Москвой с загадывания желания? Потертые золотой нос и лапа собаки очень вдохновили Патриса. Я пересказала ему историю, которую мне рассказала Алина, пытаясь убедить поехать тереть нос перед первой зимней сессией, что эту традицию завели студенты в далеком 1938 году. Потереть нос – успешно сдать сессию. Потереть лапу – на счастье.

Патрис не выпускал телефон из рук, фотографируя все вокруг.

– А можно загадать желание? – спросил он.

– Кто тебя может остановить?

– Никто! – Патрис звонко засмеялся. – А ты загадаешь желание?

Загадать желание… Что же я хочу? Кажется, я человек, который не знает, что можно для себя загадать. Каждый свой день рождения я ничего конкретного не прошу, когда задуваю свечи на торте. Просто что-то обтекаемое. Например, чтобы животные не болели; чтобы у родителей все было хорошо; чтобы у Ба все цветы на даче выросли; чтобы Алина была счастлива. А для себя? Для себя ничего не желаю. Кажется, я человек, у которого все есть. Все. Кроме любви. Может быть, загадать себе любовь? Да ну, глупость какая.

Патрис потер собаке лапу и протянул мне руку:

– Загадай! Смелее!

Я дотронулась до руки Патриса, и меня словно ударило током: рука была холодная от прикосновения к железному памятнику. И мягкая. Я отдернула руку и приложила к лапе. «Пусть все будет хорошо», – прошептала я. Нет, не то. «Пусть в мире будет больше любви». Ладно, сдаюсь. «Пусть у меня будет то, что сделает меня счастливой». Я не знаю, что сделает меня счастливой… Может быть, это и правда будет любовь?

– У тебя такое лицо было… Мучительное. Ты пыталась вспомнить какую-нибудь теорему?

Придурок.

– Я пыталась заставить себя не пихнуть тебя под поезд.

– А вы, мадам, очень кровожадны.

– Пойдем уже дальше, пока я добрая и готова тебе показать что-то еще, кроме метро.

❤ ❤ ❤

Летняя Москва потрясающая! Я сама иногда люблю бродить по городу, словно турист, который впервые приехал в город. Старинные улочки, маленькие кафешки, большие книжные магазины, величественные здания, истории. В Москве есть все, что нужно человеку для жизни. Кроме моря. Было бы море, я никогда из города не выбиралась бы.

От Площади Революции медленным шагом мы шли к Красной площади, рассматривая все достопримечательности. Патрис продолжал фотографировать все на своем пути.

– Я теперь понимаю своих бабушку и дедушку, – Патрис остановился около Большого театра и заговорил со мной по-французски: – Это очень красиво! Ты была в этом театре?

– Была, хоть и не так часто, как хотелось бы. Мы с Алиной стараемся ходить на разные спектакли. Но в Большой мечтаем попасть на «Щелкунчика». Билеты на него почти нереально достать.

– А что тебе нравится из классики? Прости, я побуду немного дедом. Город вдохновляет на мысли о классических произведениях. Мне почему-то даже захотелось почитать Notre-Dame de Paris.

– В школе мы много классики читали, но почему-то больше всего меня зацепила повесть Тургенева «Первая любовь». Она такая… разбивающая сердце. Слышал о ней?

Патрис внимательно на меня посмотрел, немного прищурив глаза.

– О Тургеневе я много слышал и читал роман «Отцы и дети». Обещаю, прочитаю и «Первую любовь». Окей, пойдем дальше, а то ты стала грустной от моих вопросов. – Патрис потянул меня за руку, а я снова почувствовала, будто меня легонько ударило током.

Красная площадь вызвала у Патриса бурю эмоций. Он фотографировал все вокруг: здания, людей, брусчатку. Как ребенок, бегал от одной точки к другой. И мне с большим трудом удалось уговорить его не фотографироваться с человеком в образе Ленина. А потом еще с бóльшим трудом – отказаться от посещения мавзолея. Не знаю почему, но мне было немного страшно туда идти.

После часа осмотра ВСЕГО мы наконец-то купили бургеры, картошку фри и колу. Уютно расположившись на газоне в Александровском саду, я с блаженством вытянула ноги.

– Ты слишком активный! – я перешла на русский язык.

– Прости, это моя проблема во всех путешествиях – я на все смотрю через фотографии. Мне нравится ловить моменты. Так я лучше погружаюсь в окружающее пространство.

– А я наоборот редко фотографирую, все стараюсь «запомнить глазами». Покажешь потом фотки? Хочу посмотреть, как ты видишь Москву.

– Хорошо, – Патрис немного смутился. – Давай устроим это после вечернего приема?

– Вечернего приема? Ты имеешь в виду ужин? У тебя опять включился дед, – я засмеялась оттого, что Патрис немного покраснел.

– Кажется, ты была неправа, твой французский сильнее моего русского. Я говорю как дед, а ты – как писательница.

– Но тоже немолодая?

– Да, которая немного младше деда, – Патрис кинул в меня палочкой картошки.

И в этом жесте была такая простота и легкость, что я опять засмеялась, хотя ненавижу, когда играют с едой. Это все воспитание Ба. Когда мы с Алиной пытались поиграть во время обеда, например, кидая друг другу в рот ягоды, то молниеносно получали полотенцем по рукам. «Еще один бросок, и я сама вас кину через забор», – после такого предупреждения желание играть с едой пропадало надолго. А Патрис сделал это так беззаботно. Только Марлону Брандо было позволено играть с едой. Ба Патриса, конечно, переучит. И прочитает лекцию о взрослении. «Взросление – это долгий процесс. Он вообще может быть бесконечным. Но это не значит, что можно себя вести как папуасы». А я, как и положено Катастрофе, перевернула на себя кетчуп. Соус маленькими красными капельками растекался по топу, но я решила не обращать внимание на это. Кажется, я становлюсь дурочкой.

Глава 5
Разговор на балконе, изменивший меня. Пусть до сих пор я считаю его придурком…

Мама для ужина расстаралась. Давно не видела ее такой вдохновленной на готовку.

– Сегодня у нас будет русский ужин, – предупредила мама. А русский ужин в ее понимании – это вареная картошка с зеленью, селедка с луком и винегрет. А к чаю она испекла морковный торт.

Не знаю, понравилось Патрису или нет, но он уплетал, как говорят, за обе щеки. Мама смотрела на него с нежностью (приятно, когда твои кулинарные способности оценивают), а папа – с уважением (неужели он смог так быстро принять то, что в квартире с нами живет парень?). Правда, не обошлось без вечного папиного сарказма. Он прошептал маме:

– Ест как настоящий мужик! Но не в коня корм! – Папе Патрис казался уж слишком худым. – Похож на это… как его? Насекомое… Во! Палочник!

– Па-а-ап… – Я пнула его под столом. – Прекращай.

Это еще папа не заметил, что Патрис брал его кружку. Получается, я предотвратила убийство французского туриста, успев поставить утром кружку на ее законное место. Даже представляю заголовки в новостях: «Московская семья жестоко расправилась с туристом из Франции», «Автор детективов запутался в своих фантазиях и убил студента», «Француз умер из-за русской кружки».

Но, к счастью, Патрис не расслышал папиных слов или сделал вид, что их не слышит. Поэтому считаю, что второй наш ужин прошел замечательно. Как и весь день. Родители ушли в гостиную смотреть телевизор, а мы с Патрисом разошлись по своим комнатам.

Завалившись на кровать, первым делом я проверила телефон. Ноль сообщений от Алины. Обидно. Но понимаю, что в Греции ей может быть совсем не до меня. Ладно, зато вместо пустой болтовни, почитаю. Не могу читать в тишине, поэтому я негромко включила Coldplay и открыла «Мост в Терабитию».

Я не знаю точно, кем стану в будущем, но знаю, что одной жизни мне мало. А книги помогают окунуться в другие миры, примерить на себя разные образы. С книгами я могу быть путешественницей во времени, стать дамой из пятидесятых, охотницей на вампиров, расследовать преступления вместе с Шерлоком Холмсом, быть главой мафии или фигуристкой, примерить роль Беллы и встречаться с Эдвардом, победить в голодных играх, побродить по туманному Реннвинду. Я могу на несколько часов быть кем-то другим. Забыть об учебе, вопросах и проблемах. Иногда же такое точно необходимо – побыть не собой.

Тук-тук-тук. Сквозь песню Let Somebody Go прозвучал тихий стук, который выдернул меня в реальность. Тук-тук-тук. За балконной дверью стоял улыбающийся Патрис, прижимавший палец к губам. Что он хочет? Папа же запретил ему ходить на мою часть балкона. И главное, надеюсь, он не помял цветы, пока перебирался на мою часть!

– Ты чего? – прошептала я, открыв дверь.

– Ты просила показать тебе фотографии. Я обработал несколько… И если честно, то немного скучать мне приходится одному.

Я решила его не поправлять, а просто вышла на балкон.

– Вот, – Патрис протянул мне телефон и повторил: – Там несколько фотографий. Посмотри последние.

Фотографии получились действительно классными. Их можно смело отправлять в издательство, чтобы напечатали в гиде по Москве. Фото были четкими, атмосферными и небанальными. Город на кадрах получился современным и стильным.

– Ой, – я вскрикнула, когда увидела фотографию, где я сижу на полянке и ем картошку. Как он успел незаметно меня сфотографировать, я не знаю. Видимо, едой была увлечена больше. – Я не видела, что ты меня фотографируешь.

– Я сделал пару кадров, – Патрис засмущался и попытался забрать телефон.

– Стой! Есть еще фото? – Я отдернула руку. – Можно посмотреть?

Патрис покраснел и отвел взгляд.

– Есть. Можешь полистать.

Я начала листать фото в галерее и покраснела уже сама. Моих фотографий было больше, чем Москвы. Случайные кадры и естественный свет сделали свое дело – на всех фотографиях я выглядела хрупкой, ранимой, задумчивой и немного печальной. Но я точно не чувствовала себя такой, я просто ждала, когда Патрис пофотографирует город. Неужели я произвожу такое впечатление?

Больше всех фотографий мне понравилась та, где я стою у колонны Большого театра. Ветер играет с моими волосами, а я смотрю вдаль. Если бы это была не я, то непременно задалась бы вопросом: «О чем думает эта девушка?» Весь кадр был таким натуральным. Словно жизнь поставили на паузу. Все замерло, кроме ветра, который радовался лету и играл с прохожими.

– Я не думала, что ты так круто фотографируешь. Это здорово, – прохрипела я, почти потеряв голос от волнения.

– Спасибо, – лицо Патриса возвращалось к естественному цвету. – Ты, конечно, подумаешь, что я сумасшедший, раз так много тебя фотографировал, просто мне показалось, Москва будет смотреться интереснее вместе с тобой.

А я не понимала, что думать. Странно ли то, что он так много меня фотографировал? ДА. Испугало ли меня это? ДА. Понравилось ли мне это? ДА. Но мне хотелось знать, почему я его вдохновила.

– Можешь скинуть мне фотки?

– Да, конечно, – Патрис заметно нервничал, отправляя мне фотографии.

Мы замолчали и просто смотрели в открытое окно. Вечер был теплым. Шум на улице постепенно стихал. А в нашем молчании было больше слов, чем в самом оживленном разговоре. Согласитесь, иногда так приятно помолчать с хорошим человеком.

❤ ❤ ❤

К чтению я не смогла вернуться, а просто пересматривала свои новые фотографии и, не сдержавшись, запостила в сети с подписью «Первый взгляд на мои “французские” каникулы». Ну все, жду комментарии от одногруппников. И первой, конечно же, среагировала Леночка: «Да, наши “французские” каникулы начались! Может, соберемся все вместе?»

Наши? Нет, дорогуша, они мои, а не «наши». И Патриса я тебе точно не хочу показывать. Почему-то мне стало неприятно от мысли, что Лена будет флиртовать с ним. А она будет. Я не претендую на Патриса, он же придурок, но все-таки он мой придурок. На целый месяц. А конкурировать с Леной мне точно не хочется.

Но написать это я ей не могла, поэтому пришлось соврать: «Конечно! Будет супер».

Супер с ними точно не будет. И мне нестерпимо захотелось уже уехать на дачу, чтобы никто не мог покуситься на мои каникулы.

❤ ❤ ❤

Вот почему? Почему я показал ей все фото в галерее? Мог же оставить в папке только фото города? Опять захотелось ее чем-то очаровать? Стихи, оладьи, фото… Что дальше? Я могу себя как-то держать в руках? Какой же бред.

Но мысли о Тае меня не покидали. Эта мелкая и вредная девчонка чем-то меня зацепила. Своим смехом или тем, как она мило морщит свой маленький носик? Или тем, что она умная и самодостаточная? И почему так быстро? Наверное, это стресс… Точно, стресс. В других обстоятельствах я бы прошел мимо нее и не обратил внимания. Хоть она и симпатичная. Взгляд бы точно задержал. Черт! Кажется, я совсем запутался. Все слишком похоже на глупое кино от Нетфликса, которое сняли специально для подростков. Точно, словно я попал в «Статистическую вероятность любви с первого взгляда». Конечно, поместите двух молодых людей в одно пространство, и они обязательно влюбятся. Несусветная глупость. Любви с первого взгляда не существует. Ну, или точно со мной не произойдет. Это просто стресс, повторюсь. Стресс. И ничего больше.

❤ ❤ ❤

– Ты слышишь, что они на балконе вместе? – Вероника Львовна повернулась к мужу, который увлеченно смотрел какой-то боевик с Арнольдом Шварценеггером.

– Ох, он сейчас получит по шее, – насмотревшись на драки, Савелий Михайлович сжал кулаки.

– Сава, успокойся! Я тебе не для этого сказала. Просто поделилась.

– Не доверяю я ему. Склизкий он какой-то.

– Не склизкий, а красивый, поэтому не доверяешь, – Вероника Львовна погладила мужа по руке. – Просто признайся, тебе сложно, что на твоей территории появился молодой самец.

– Солнышко, у тебя температура? Я за дочь переживаю. Не позволю ей влюбиться в иностранца! Пусть лучше будет одинокой, чем с таким французиком.

– А чего за нее переживать? Она уже взрослая и не глупая. Давай лучше как-то поможем им с этим «Месяцем Франции».

Но на самом деле, конечно же, Вероника Львовна переживала за дочь. Переживала, что та влюбится в этого парнишку, а он разобьет ей сердце. Патрис оказался таким привлекательным, смешным и обаятельным, что в него сложно было не влюбиться. А Тая такая воздушная, романтичная… Подростки очень сложные. Влюбчивые. И очень хрупкие, хоть и пытаются казаться взрослыми, смелыми, отчаянными. Вероника Львовна помнила свою первую любовь. И была она трагичной. Трагичной для нее. А для парня она была просто приятным развлечением в летнем лагере. Поэтому и за дочь у нее болело сердце. Она даже не успела заметить, как та выросла и превратилась в девушку. Еще немного, и дочка, как птенец, выпорхнет из домашнего гнезда.

Взросление детей, оказывается, очень трудно принимать. У Савелия Михайловича это вообще не получается. Тая для него остается все той же маленькой крохой. Его Таяночкой, которую нужно оберегать. От кого и от чего? От всего внешнего мира. Он страшный и опасный. Савелий Михайлович понимал, что он сам себя запугивает своими детективами, поэтому в какой-то момент решил, что в его книгах не будут страдать молодые девушки – пусть мучаются взрослые дядьки. Но все же Савелий Михайлович осознавал, что рано или поздно дочка влюбится в кого-то, и он не сможет уберечь ее сердце от боли. Он должен будет только поддержать ее.

Почему любовь причиняет боль? У взрослых на этот вопрос нет ответа.