Текст книги "Я за тобой вернусь"

Глава 2. Превосходство

Вот уже шесть дней, как Эдуард отдыхал на берегу Чёрного моря. Заграницу он не полетел, чужие страны его не прельщали, в такое время года эти места ему нравились больше. Эдик сидел недалеко от берега на скамейке и болтал ногами, рассекая ими прохладный морской воздух. Он упёрся ладонями в доски скамьи, слегка выставив голову вперёд, и наслаждался слабыми порывами ветра. Зазвонил мобильный телефон. Эдуард нехотя достал его из футляра на своих джинсах, посмотрел на дисплей. Номера не было вообще, на дисплее просто не было ничего, тёмный пустой экран, он нажал кнопку «ответить».

– Эд, здравствуй. Узнал?

Эдуард узнал. На том конце линии говорил его бывший друг. Павел.

– Как там море? Волны небольшие. Не люблю, когда они большие, Эд. На душе всегда от этого неспокойно. Благо, когда или штиль, или они совсем мелкие.

Откуда он знает, что я на море? Подумал Эд. Наверняка всё выложено в газеты. В этом мире нельзя доверять никому. Видимо, кто-то из его персонала выдал эту информацию за пару сотен долларов. Надо вернувшись, сменить всё окружение, к чертям собачим. В новой должности и новые люди.

– Зачем звоню тебе, – продолжал Павел, – да всего лишь хотел извиниться. Не обессудь. Припил, наговорил лишнего. Просил у тебя чего-то, не имея на то ни какого права. Всё это уже не важно. Важно то, что я опоздал.

– Опоздал куда, – с ехидством прервал его Эдуард, – на поезд? Или уж прости, – Эдд прикрыл ладонью рот, но смешок всё-таки выскочил из его губ, – ох, извини.

Эдуард засмеялся.

– Неужели доченька? Ну прости. У меня есть вещи и по важнее. А со своей жизнью ты сам виноват, что всё не так, как у «людей». Надо самому было вовремя браться за ум.

Эдик слабо хихикал, пока всё это говорил. Он хотел ещё что-то сказать, чем-то ущемить этого человека, в чём-то указать на своё «превосходство».

– Да, нет, Эдд, – прервал его Павел, – Жанна жива. Пока ещё. Просто действительно хотел пожелать тебе всего наилучшего. Некто сказал, однажды, неважно что есть у человека, важно то, что останется после.

Связь прервалась. Ни гудков, ни хрипов в трубке не было слышно. Просто одна тишина. Немного собравшись с мыслями, Эдуард просто освирепел. Сразу сообразив, что его «друг» опять перебрал лишнего, он набрал номер Егор Егоровича начальника службы безопасности фирмы и велел ему отправить ребят по адресу, где когда-то раньше жил его «приятель» и в конец объяснить ему, чтобы тот больше не беспокоил их благоверного босса. Егор Егорович обещал завтра же доложить шефу о проделанных действиях, на что Эдик отреагировал отрицательно, велев начальнику СБ не отвлекать его от отдыха.

Следующее утро Эдуард побывал в местной сауне, бассейне, съездил в какой-то старый замок на экскурсию. После аппетитного обеда он снова отправился на ту скамейку полюбоваться морем и побаловать себя морским бризом.

От повтора происходящего у Эдуарда вздрогнул на скамье. Снова звонил телефон, почти в тоже время, что и вчера. Но посмотрев на дисплей, Эдуард удивился ещё больше. Звонил Егор Егорович. Со злостью Эдик ответил на звонок и не успев выпалить всю ненависть на своего подчинённого, услышал извиняющийся, переходящий порывами на заикание голос Егора.

– Эдуард Аркадьевич, в нарушение Вашего указания, я всё-таки решил поставить Вас в известность. Тут небольшая нестыковочка…

– Что, твои охламоны не смогли найти квартиру даже по адресу? – перебил его Эдуард.

– Да нет, что Вы. Ребята её очень даже ловко отыскали, но дело в том, что двери им открыла какая-то заплаканная мадам и долго не могла понять, чего от неё хотят мои пацаны. Они сказали, что дама по всей видимости была чем-то накачена, то ли наркотой, то ли бухлом. Попросту невнятно им что-то бормотала, а после и вообще заявила им, что её муж уже четвёртые сутки, как мёртв… Он повесился у себя в гараже, сделал петлю из простыни и того… «Нет меня, я покинул Рассею», – хохотнул Егор Егорович, – может это чей розыгрыш был, Эдуард Аркадьевич, дурацкий. Однако, мои ребята и у врача были, который констатировал смерть и на кладбище потом, всё подтвердилось. Эдуард Аркадьевич, Вы меня слышите?

Эдуард не слушал, сердце сжало так, что казалось, вот-вот оно оборвётся и упадёт в ту бездну, из которой вчера звонил Пашка, его ДРУГ. «Нельзя, чтобы родители хоронили своих детей»……..

Эдуард выключил свой телефон, он смотрел вперёд, в морскую даль. Он до конца так и не понял, что всё это значит. Но то, что в нём было внутри, то человеческое, что ещё осталось. То, что подавало признаки совести т сочувствия, подсказывало ему, что это не бред, что это всё наяву. Но как такое может быть? Он догадывался, что это Павел с перепоя решил надавить на жалость Эдуарда, он даже надеялся, что тот собрался покончить жизнь самоубийством. Но он никак не думал, что тот уже мёртв. Как это возможно, чтобы люди звонили с того света. Может это Он. Проверяет его на прочность, в состоянии ли Эдуард готовности и ни кинется ли исполнять желания каких-то своих старых друзей, отвлекаясь от грядущего.

– Мне в это время здесь очень нравится.

Эд подскочил, как ошпаренный, кто-то справа на лавочке сидел рядом с ним и говорил.

– В прошлом году я тоже был здесь. Тогда здесь была гроза, море бушевало сильно. Стихия ни сравнима ни с чем по силе, того и гляди собьёт с ног и утянет за собой в самую пучину.

Эдуард смотрел на мальчишку лет десяти, может чуть больше, который сидел на скамье, положив руки на колени, так что левая рука накрывала правую. Мальчик смотрел прямо перед собой, на море, немного сощурив глаза. Лёгкий ветер трепал его светлые волосы, на губах играла еле заметная улыбка. Он был одет в короткие шорты, лёгкую футболку, на ногах обуви не было, мальчик был босым.

– Ты кто, малыш, – спросил Эдик, – где твои родители?

– Разве это сейчас важно, – спросил мальчик, так же смотря перед собой, – Эдуард?

Эдик не поверил своим ушам.

– Откуда тебе известно моё имя, пацан?

– Не те вопросы ты мне задаёшь, Эдуард. Не там ищешь. Вопросы ты должен задавать не мне, а самому себе.

«Это сон» подумал Эд. Этого просто не может быть.

– Я понял, – заговорил Эдик, – это просто глупый розыгрыш. Тупой, до безобразия идиотский юмор. Всё это чья-то выдумка: мой друг алкаш, больная дочь, смерть друга, его пьяная жена. Да за всю эту херню сам Егор Егорович не удержится на своём месте, я его выкину со службы, в зашей, без выходного пособия. Без права восстановления, – Эдуард не просто говорил, он хрипел, перерывами стискивая зубы от гнева, с прищуренными глазами, прожигающими мальчишку насквозь, – Я всех к чертям собачьим выдворю со службы за эту ахинею. А тебя отправлю в какой-нибудь приют. Родителей твоих куда-нибудь в ссылку, по старинке. Устраивает такой расклад сынок?

Мальчик не смотрел на Эдика. Он глядел вперёд, без изменений, с той же неизменной лёгкой улыбкой, выводившей из себя Эдда.

– Однажды, когда тебе было двенадцать лет, – начал мальчик, – твоя мама позвала тебя в свою комнату. Ещё в старом вашем доме, в деревне. Ты помнишь. Это произошло ночью. Она сказала, что просто хочет побыть с тобой вдвоём, поболтать, помолчать. Не больше. Однако, тогда ты уже знал всю правду, которую тебе поведал твой отец. Он сказал тебе, что утром они с местным ветеринаром усыпили твоего любимого пса. Гектора. Пса, которого ты очень любил, но который был очень стар. Отец всегда готовил тебя чересчур сурово, говорил всё, что думал в глаза, в лоб. Да и зачастую порол тебя, за что ты до сих пор не можешь его простить. Ты не дал маме шанса солгать тебе, а просто сделал так, чтобы она ничего не произнесла первой, даже на любую тему. Ты сам начал говорить о другом, сам начал врать самому себе. Врать так, что сам поверил в то, что ничего не случилось, что отец ничего не говорил, а пёс ещё бегает где-то во дворе….. Точно так же, как заставил себя поверить, что никого не сбивал на своём автомобиле. И ещё кое о чём. О том, что произошло немного раннее смерти твоей собаки.

Эдуард не заметил, как из глаз выступили слёзы. Он нервно теребил свои пальцы, с такой силой, что попадись в них сейчас даже гранитный камень, он бы стёр его в порошок, не дав никакого шанса. Он сухо выдавил из себя, тяжело сглотнув:

– Кто? Кто тебе это рассказал?

– Никто. Вспомни, ты же об этом никому не говорил. А родителей твоих уже давно нет. А в радиусе на полкилометра никого не оказалось рядом с тем человеком. С тем обладателем кожаного портфеля.

– Кто ты такой, мальчик. Я уже ничего не понимаю. Всё, как какой-то несуществующий фарс. Ты говоришь о вещах, о которых никто по сути вещей не должен даже и догадываться, а я даже не в силах предположить, как такое вообще возможно.

– Не это тебя сейчас должно волновать, Эдвард.

Эдуард ничего уже не мог с собой поделать. «Эдвард»… Где-то из глубин памяти вырывались какие-то очертания. Сначала лиц, потом фраз, неясных силуэтов. «Эдвард». Его так называли раньше. Но кто? Где он мог уже слышать это обращение к себе? Эдуарда так резко осенило, что он зажмурил глаза. Так его звал только его друг из далёкого, забытого детства. Денис Седых. Седой, как прозвали его ребята за его фамилию. Только он имел права называть так Эдика, как сам так считал Седой.

– Знаешь, Эдвард, – продолжал мальчик, – как бы странно это не звучало, а странностей сегодня ты уже наслушался. Тебе придётся залезть в петлю. В петлю времени. Чтобы разобраться в себе, исправить то, что лежит на тебе непосильной ношей. Ты оступился тогда и лишь поэтому Зло, чьё имя я произносить не буду, выбрало тебя. И вот теперь ты стал таким, каков Ему нужен больше всего. Ты предал своего друга, не оставил ему никакого шанса, ты вступил в общество людей, чьи души давно принадлежат темноте. Но у тебя ещё есть шанс. Шанс исправить что-то. Да, ты не вернёшь своего друга, не воскресишь. Но ты можешь вырвать его из плена, оттуда, куда он загнал себя против своей воли, ибо душа его была слаба и нуждалась в помощи, которой он, увы, так и не ощутил.

Эдуард молчал. Он слушал. И чем больше он слушал, тем больше понимал, что это не бред, не помешательство, что это происходит на самом деле.

– Как же я смогу это сделать?

– Я помогу тебе. Тебе стоит только закрыть глаза и представить себе то, чего бы ты хотел увидеть сейчас больше всего на свете.

Эдуард вопреки всему заставил себя засмеяться. Нет, он просто залился нечеловеческим смехом, глядя на мальчишку.

– Пошёл ты, малец, к чертям собачим. Я не знаю, кто ты и что это за херня из психологии, с помощью которой, может кто-то загнал меня в гипноз и выведал про моих родителей и пса, но я повторюсь. Пошёл ты, мать твою, наглец…

– Эдик, – так же спокойно продолжал мальчишка, – наберись терпения. Просто закрой глаза и позволь мне помочь тебе. Ведь я в тебя верю.

Верит. Верит. Это Он. Да, это Он послал этого мальчика к нему. Свершилось.

Эдик закрыл глаза. Сосредоточился. Пусть будет, что будет. Розыгрыш, прикол, издёвка коллег, его братьев. Или же истина, которую так хотелось поскорее обрести. «Увидеть то, чего желаю больше всего на свете», – подумал Эд. Но чего именно, не мог сообразить. Мысли сами нашли его. Именно те мысли, которых он никак не ожидал….. МАМА.

Глава 3. Знакомство с прошлым. Целая вечность назад

Запах жареных пирожков с картошкой ни с чем не перепутаешь. Эдуард не мог понять, откуда этот запах появился. Всё ещё держа глаза закрытыми, он подумал, что какой-то торгаш проходил сейчас мимо него с пирожками и аромат сам нашёл его. Он улыбнулся. Открыл глаза. Эд продолжал сидеть. Но где? Вроде комната. Что-то знакомое как будто. Старый шкаф, посреди комнаты стол, рядом небрежно расставлены стулья. На одном из них сидел он сам. Он не верил своим глазам, ведь сложилось такое впечатление, что он бывал здесь уже и раньше. Да это же его дом, в деревне, дошло до него наконец. Как такое может быть. Он хотел было встать, но ощутил что-то непонятное в своём теле, что-то знакомое, но иное. Что-то лёгкое, невесомое. Эдуард невольно опустил глаза на свои ладони. Молодость. Нет, юность или даже детство. Эдик давно уже забыл, в каком именно возрасте так выглядели его руки.

– Эдик, – послышался голос из соседней комнаты. Как вспомнил Эд, это должна была быть кухня, из которой и доносился запах пирожков с картошкой. Эдуард зажмурился, посчитал шёпотом да десяти, затем, не раскрывая глаз, ущипнул себя сильно за бедро. Ногу обожгло болью. Облегчённо вздохнув, Эд открыл глаза. К его ужасу ничего не изменилось.

– Эдик, – снова донеслось из кухни, – иди ешь, пока горячие. Потом надо будет пойти помочь отцу во дворе. Он уже давно ждёт тебя.

Голос невозможно было перепутать ни с чьим другим. Что это всё такое. Этого не может быть. Разве он может сейчас находиться здесь. Он же не шизофреник, он вполне нормальный, взрослый человек. Но вопреки здравому смыслу, Эдик понимал, что если это и сон, то проснуться сейчас ему не удастся. Слишком уж реальна эта нереальность. Запахи, ощущения. Эдд коснулся правой рукой боковой стороны спинки стула. Пальцы укололо мелкой, едва ощутимой болью. Словно разряд электричества прошёл сквозь них. В том месте, которого он коснулся, были те самые отметины, которые он сделал ножом, чтобы обозначить, что он собственный. А ведь с другой стороны, если перевернуть стул вверх тормашками, там должна быть надпись. МОЙ. Эдуард собрал все силы в себе, сжал кулаки и встал… Ноги дрожали. Да, что там говорить. Его трясло с такой бешеной энергией, что казалось, вот-вот, и начнётся землетрясение. Эдик, не веря своим глазам, оторвал стул от пола и перевернул. Надпись была на месте. Теми же красками, какими он написал её в детстве. Он поставил стул на место. Кто же его позвал из той комнаты? С огромным усилием он сделал шаг, затем ещё. Он двигался еле-еле. Шёл прямо на стену, что находилась перед ним. Дойдя до стены, он пальцами обеих рук коснулся её. Сердце бешено колотилось, желая вырваться из груди, подобно птице, которая увидела открытую дверцу своей клетки. Эдуард прижал к стене полностью раскрытые ладони и понемногу начал двигаться в правую сторону. Пальцами перебирал и ощущал каждый сантиметр старых, потрёпанных обоев. Каждый миллиметр чего-то прошлого, старого и давно ушедшего из его памяти, но вновь и вновь врезавшегося в его мозг с бешеным натиском. Сделав ещё один шаг, он задел что-то ногой. Опустив глаза вниз, Эдик увидел, как к дверному проёму покатился маленький резиновый мячик, размером с кулак Эдда. Точнее сказать с его детский кулачок. Да это же мячик Гектора. Они так часто играли с ним этим мячом. Эдик бросал его, как можно дальше, а пёс с огромным рвением приносил его обратно. Он бросал, а пёс приносил. Всегда. И никогда его не предавал. Как он его. Однажды. Когда вычеркнул его из памяти, не как что-то дорогое, а как что-то не нужное. Эдуард заплакал. Он очень медленно шёл к проёму в стене, что вёл в кухню. Добравшись до него, Эдик, с надорванным дыханием и глазами полными слёз, всё-таки сделал решающий шаг в СОСЕДНЮЮ КОМНАТУ.

Возле стола суетилась с приготовлением пирожков его мама. Рядом с ней на стуле сидела тётя Рая, как сразу сообразил Эд, их соседка по дому и хорошая подруга его семьи. Эдуард молчал, он робко выглядывал из-за стены и продолжал трястись то ли от страха, то ли от жуткого волнения.

Мама с тётей Раей о чём-то оживлённо болтали, смеялись, порой, переходя на шёпот, и потом снова заливались весёлым смехом. Эдик не понимал, о чём они говорят. Да и ни это было важно… Мама, мамочка, его любимая, милая мама. Он не мог оторвать от неё своих заплаканных глаз, но в тоже время не верил им до конца. Сколько ему сейчас лет, промелькнуло в голове. Одиннадцать? Двенадцать? Сколько сейчас должно быть его маме. Такой он помнил её всегда. Да, да. Именно такой он её и запомнил. Всегда довольной, жизнерадостной и ни в коем случае не унывающей в любых ситуациях.

Наконец она взглянула на него. Улыбка исчезла с её лица, она вытерла руки от муки о фартук, обежала стол и бросилась к нему, присев возле него, она спросила:

– Эдик, сыночек, что с тобой? Тебя опять ругал отец? Заставил что-то делать, чего ты не хотел. Не молчи. Он ударил тебя?

Глаза её бешено бегали по лицу Эдда, она аккуратно ладонями стёрла слёзы с его щёк.

– Эдик, не молчи, скажи хоть слово, малыш. Не должен же мужчина десяти лет плакать по пустякам, говори, что случилось.

Он слегка улыбнулся, сделал вдох. Её лицо, руки, голос, все её любимые слова и выражения. Её запах, улыбка. Всё это вернулось в один миг. Ему десять, маме сейчас получается 32. Он больше не сомневался, что это на самом деле. Не может человек так реально сниться, не может привидеться так ощутимо и близко, так осязаемо. Всё было на самом деле.

– Мама, – еле выдавил из себя Эдик, поражаясь своему детскому голосу. Больше ничего он сказать был пока не в силах.

Он с бешеной силой, обеими руками обхватил её за шею, прижав как можно сильнее к себе. И зарыдал.

– Мамочка, это ты.

– Господи Святый, – гладила его по волосам на затылке мама, – конечно, я. Кто же ещё? Тебе просто что-то приснилось. Задремал, наверно. Да?

Эдуард собрался с духом, проглотил слёзы и еле слышно прошептал:

– Да, мам. Мне снился долгий-долгий сон. Мне приснилась целая жизнь… Без тебя………

………..Вволю набив желудок пирожками, Эдуард выскочил во двор. Ему, конечно, хотелось, как можно дольше побыть с мамой рядом, но и то, что было за пределами стен дома манило с бешеной силой. Вырывало его наружу из стальных тисков. Он не мог усидеться на месте. Ну как такое может быть. Дом, его старый дом, мама, тётя Рая. Где-то там возможно есть его старые приятели, друзья, одноклассники. Блин, да это же детство, чтоб его. Прятки, салки, футбол, индейцы, ковбои, солдаты, первые жевательные резинки, вкладыши, наклейки. Эдуарда всего распирало изнутри, поэтому он и выскочил из дома.

Солнце слепило в глаза, запах своего двора: деревьев, листвы, травы в конце августа был несравним ни с чем. Эдик оглядел двор, всё как раньше, как прежде. Сарай, собачья будка, почему-то пустая. Быть может Гектор, да точно, Гектор, это же действительно имя его пса, подумал Эдуард. Быть может, он опять гоняет воробьёв где-то за домом. Недалеко от будки стоял таз с бельём, возле сарая валялись старые игрушки, по двору медленно передвигались несколько куриц. Ветер слегка трепал молодые волосы Эдика и раскачивал калитку на заборе. Выйдя за неё, Эдуард перешёл дорогу и лёг в траву, та в свою очередь приняла детское тело, словно давно скучала по нему и не видела его, лет тридцать. Маленькие травинки щекотали уши Эдика, несколько муравьёв заползли под рубашку и бегали по его животу. Эдд не шевелился. Разве может такое гипноз, внушение, подчинение разума. Плевать. Ему совсем не хотелось обратно. Во всяком случае, пока.

– Эд, – послышалось со двора, – где ты опять пропадал, сын? Иди сюда, за мной.

Эдуард поднял голову. Отец. Аркадий Сергеевич. Был высоким, крепким мужчиной 35 лет на данный момент. Строгий и властный. Он всегда указывал Эдику, что тому делать. Как делать, как себя вести, смотреть, говорить, двигаться, смеяться, дышать. Даже когда родители в двенадцатый день рождения Эдика разбились на машине, ему было больно это признавать, но он скучал только по маме. И сейчас, как бы стыдно ему не было, он не очень-то был рад их встрече. Он пошёл за отцом. Не хотел, но пошёл.

– Пойдём, – продолжал отец, – поможешь мне с беседкой.

Вопль пронзил не только уши Эдда, но, казалось, явился причиной стихийного бедствия где-то на другом конце света.

– Э-Д-В-А-А-А-А-А-Р-Д………..

Глава 4. Пацаны…

– Дружище, Эдвард, ты идёшь или нет?

Мальчишка того же примерно возраста, что услышал о себе Эдик от мамы, прилетел сломя голову. В помятой, немного грязной и в паре мест дырявой футболке серого цвета, в поношенном трико, потёртых кедах. С взъерошенной шевелюрой, с широченной улыбкой. Перед Эдиком, словно из пустоты возник его старый приятель и лучший друг Денис Седых. Денис резко повернулся к отцу Эдика:

– Дядь Аркадий, можно я заберу Вашего сына с собой? У нас целая куча неотложных дел. Мы собираемся в этом году покорять просторы космоса, плыть на старой бригантине по морям, путешествовать по барханам пустынь на верблюдах. Седой болтал без остановки, глотая слова, не давая ни Эдику, ни его отцу, вставить и слова.

– В общем, список приличный и Вы, как отец Вашего же сына, то есть лицо заинтересованное, просто не имеете права отпускать своё чадо в дальний путь не подготовленным…

Отец Эдика резко поднял руку вверх, давая понять Седому, что пора прекращать словесный водопад. Не повышая голоса, грубым приглушённым басом, так и не повернувшись к ребятам лицом, он сказал:

– Старая бригантина. Лицо заинтересованное. Не подготовленным. Денис, где ты понабрался этих слов? Ладно, не важно. Моё не подготовленное чадо мне нужно здесь. Мне нужна помощь с беседкой, а покорять просторы морей на звездолётах поедете позже.

Денис обошёл папу Эдика с боку и заглянул ему прямо в лицо:

– Дядя Аркадий, – взмолился Денис, – не на звездолётах к морям, а на бригантине, а на звездолётах в космос. Но ведь если Ваше не подготовленное чадо так и останется чинить бесконечно беседки, – тараторил Седой, – то он так и будет всю жизнь не то, что не готовым, а вообще не станет кем-то великим.

Аркадий Сергеевич снова вздёрнул руку верх.

– А… Пёс с вами. Идите. Помощи от вас, как от…

– Как от кого, – не унимался Седой.

– Кыш, – шикнул на них отец Эдуарда, притопнув ногой, и довольные ребята побежали по тропинке, вниз по склону, как вспомнил Эдик, в сторону его любимого луга.

– Ты чего молчал, Эд, – кричал на бегу Денис, – обалдел совсем? Так бояться своего отца. Забыл что ли? Сегодня же игра со «стариками». Я уже весь свой словарный запас исчерпал, а ты всё молчишь, словно воды в рот набрал. Стой, всё. Больше не могу.

Денис остановился, согнувшись, упёр руки ладонями в колени. Слегка прокашлявшись и отдышавшись, он выпрямился и подошёл к Эдуарду. Эдик стоял посреди тропинки, спиной к Денису и смотрел вперёд. На луг. Там копошилась целая толпа ребятни. Седой хлопнул Эдика по плечу:

– Эдвард, признайся, что с тобой и чем тебе помочь? И вообще, ты скажешь сегодня хоть слово?

Эдик посмотрел на Седого, прищурился, губы расползлись в улыбке и он, что было мощи, крепко-крепко обнял друга.

– Ну, ты даёшь, – засмеялся Денис, – ты, что совсем, сегодня перегрелся или пирожков маминых опять переел?

– Привет, Денис, – прошептал Эдик, не впуская из объятий Седого.

– Здрасьте, пожалуйста, – начал высвобождаться из объятий Эдда Денис, – смотрите на него, чокнулся совсем. Ладно, привет-привет. Мы пойдём или нет, – совсем освободившись, спросил Седой.

– Да-да, конечно идём, – продолжал улыбаться Эдуард.

– Ну, тогда не будем стоять на месте, мой друг. Ты знаешь, что учудили «старики»? они переставили наши с тобой ворота на поле, те самые ворота, которые мы с тобой сколотили из досок, что стащили с забора у тёти Поли, помнишь. Хе, – хмыкнул Денис, припомнив все обстоятельства их тайной операции, и неловко почесал левую ягодицу, снова ощутив жжение крапивы на ней, подаренное в ту пору тётей Полей.

Эдик шёл молча. Он всё помнил. И тётю Полю, и Седого, убегающего от неё по огородам, с вытаращенными на лоб глазами. И «стариков», то есть банду пацанов постарше, которые и получили название, благодаря своему возрасту. Туда входили ребята не младше тринадцати лет. Возглавлял «стариков», соответственно, самый старший в банде Лёшка Победа. Так его прозвали за то, что ни при каких обстоятельствах он не отступал ни на шаг назад. И жил по принципу «уж лучше быть битым, чем не битым, но проигравшим». Никакими бандитами ребята на самом деле не были, но считать себя, кем-то другим, было не к лицу. Так бывает всегда. Поначалу ты пират, потом бандит, а затем уже выбор стоит не всегда за тобой.

Друзья шли не спеша на луг играть в футбол, как думал Седой, и увидеть своих старых приятелей, как того хотел Эдик.

– Эдвард, ты меня слышишь, – не унимался ни на секунду Денис, – чего молчишь? Эти старики переставили ворота ближе к середине поля на целых четыре шага Тощего Антохи. Они специально это сделали, знаешь зачем? – заглянул прямо в лицо Эдика Денис.

– Нет, – продолжал улыбаться Эдик.

– Как? – вскричал Седой, – как? Ты что не видишь очевидного? Они просто напросто не хотят бегать больше, они выдыхаются.

Денис остановился, приостановил Эдика, коснувшись его руки своей, шагнул к нему ближе, и прошептал на ухо Эдду, прикрыв ладонью, словно кто-то тайный мог их услышать:

– Они же совсем старые, Эдик. Потому у них и банда так называется. Боюсь взрослеть. Чесслово, – и Денис закатился звонким смехом, схватившись обеими руками за живот.

– А ты такой же, каким я тебя помню, Денис, – не выдержал Эдик. Он тоже улыбался, глядя на друга, а тот после последних слов Эдуарда засмеялся ещё сильнее.

– Ну, ты меня парень сегодня уморил. Пойдём, а то наш матч реванш придётся переносить.

«Старики» стояли, образуя небольшой круг возле Победы с мячом, в центре самого поля. Ребята о чём-то оживлённо беседовали и перерывами громко хохотали. Основные из «старых»: Лёшка Победа, Тощий Антоха, Серёга Рыжий, Толик Великан и Володька, который почему-то прозвища не имел, все выстроились, чтобы встретить своих противников. Остальные из банды просто сидели вне поля на траве и наблюдали за происходящим. С противоположной стороны футбольного поля, к Эдику и Денису, идущим к центру, потянулись ещё трое ребят. Эдуард их узнал. Ребята из их компании. Ромка, Сашка и Димон.

– Привет, бродяги, – оскалился Победа, – я то думал, что вы сдрейфили. А вы не, парни серьёзные. Ну, что, вас разделать сразу под орех или дать шанс посопротивляться?

– Как хочешь, так и проиграешь, – удивительно для самого себя начал Эдик, – Лёх. Не поверишь, но я жутко рад вас всех видеть, пацаны.

Брови у Победы приподнялись вверх. Тощий даже присвистнул:

– А как мы рады тебя лицезреть. Ну, что, шкеты, приступим к вашему уничтожению?

– Ну-ну, – подпрыгивая на обеих ногах для разминки, начал поддразнивать их Денис, – в прошлый раз вы нас так уничтожили, парни, что после матча, по-моему, именно ты Тощий, звал свою маму, чтоб она вытерла твои слёзки.

– Смешно, очень, – набычился Тощий, когда ребята начали занимать каждый свою позицию на поле, но не умея попросту злиться, тоже широко улыбнулся.

– Разнесём малышню, братва, – гаркнул Лёшка Победа и все подхватили дружным воплем.

В тот самый момент, когда Победа отходил назад, уступая место Великану в центре, он ехидно посмотрел на Эдика, и как показалось Эдуарду, но всего он не расслышал, произнёс:

– А чья-то главная болельщица придёт посмотреть на фиаско своего героя?

Эдик не понял, кому именно это было адресовано, но «старики» дружно запели: « тили-тили-тесто…» и так далее.