Текст книги "Россия и бесы. Когда не стало Родины моей…"

Кадры решают все?

Когда пришла на нашу землю давно готовившаяся «друзьями» из дальнего зарубежья перестройка, далеко не все переполнились радостью в предчувствии грядущих перемен и впали в эйфорию, слушая неприличную болтовню заведенного болванчика Горбачева и сладкоголосых сирен из его окружения. Мне, например, довольно-таки быстро стало ясно, что разрушение основ государственности и православия, начатое террористами-бомбистами и продолженное компанией «Троцкий, Свердлов и иже с ними», вступило в новую фазу, подкрепленное всесильными современными средствами массовой информации, попавшими в руки внуков и правнуков творцов «Красного колеса». Нет, не стали ориентироваться торговцы цветами, бракоразводные юристы и разложившиеся комсомольские вожаки на тех старших товарищей, которые в непростые для страны времена строили электростанции, могучие заводы, осваивали богатые месторождения, сломали хребет фашистским захватчикам, создали атомное и водородное оружие, завоевали космос, покорили мир неповторимым искусством, продемонстрировали великую спортивную мощь, создали первоклассные образцы литературы и поэзии. Получив команду «фас» – «Тащите, сколько хотите!» – они постарались убрать с руководящих постов в первую очередь честных, высокопрофессиональных и принципиальных специалистов, поставив на их место недоучек, хапуг, холуев, готовых за пачки зелени на любое предательство и лизоблюдство.

Когда я, ошарашенный неразборчивостью перестройщиков, постарался в своих статьях и интервью оградить от клеветнических и злобных выпадов истерических демократов таких высокопорядочных коммунистов, как Н.И. Рыжков, С.А.

Купреев, Г.А. Сазонтов и В.Г. Кириллов-Угрюмов, то в Фонде культуры с подачи его тогдашнего председателя Д.С. Лихачева, духовного отца и защитника полукоммуниста, полуболтуна и полного творца криминального Петербурга – Собчака, меня обозвали «Анпиловым». А я не переставал удивляться, видя рядом с Горбачевым и Ельциным таких лакеев, как некий холеный господин Игнатенко, сумевший получить незаслуженные, а впрочем, может, и «заслуженные» награды от Суслова и Брежнева, и теперь, развалив такую мощную медиаимперию, как ТАСС, продолжающего ластиться к властям предержащим, открывать фестивали, получать на грудь очередные знаки отличия. И что-то его сотоварищи по «Комсомолке» не удивляются хамелеонообразному лицедею, а поливают грязью честных, бескомпромиссных писателей, ученых и художников. Рука руку моет, да «черного кобеля не отмоешь добела».

Какие сегодня «кадры решают все», хочу я спросить у демократичного до шоуменской развязности г-на Швыдкого, при одном упоминании о тоталитарном прошлом делающего кислую мину. Вот, к примеру, возглавляет Музей искусств народов Востока г-н Набатчиков. Не может министр не знать, кем он был в те годы, когда нынешняя «телезвезда» работал в журнале «Театр», а уже его подчиненные, ведающие изобразительным искусством в министерстве, выступали с г-ном Набатчиковым на одной площадке. Курируя в гришинском горкоме КПСС художников, был сей далекий от искусства Востока, да и Запада тоже, господин грозой и одновременно посмешищем для мастеров кисти и карандаша. Я не с чужих слов это знаю, ибо сам терпел домогательства от сего «кувшинного рыла». Бумажки наши на очередные звания проходили через его липкие руки. И никакие рекомендации, никакие заступничества не помогали, если Набатчиков не даст «добро». С.А. Купреев, тогдашний первый секретарь Бауманского райкома КПСС, помогший выжить не одному десятку талантливых художников, писателей и журналистов, сказал мне однажды: «Набатчикова не копай, так завоняет, что к Брежневу придется идти за правдой». А подручных того же Швыдкого по сохранению и перемещению культурных ценностей возглавляет господин Вилков, служивший ранее в аппарате ЦК ВЛКСМ. Помню, когда получали мы премию Ленинского комсомола (которой горжусь, ибо присудили ее мне наряду с Сергеем Аверинцевым, Владимиром Васильевым, Ярославом Головановым) за сохранение этих самых ценностей, он ведал нашими бумажками и был предельно услужлив. А теперь, занимаясь проблемами, о которых и понятия не имел в прошлой жизни, за советом к нам обратиться не спешит, ибо не нужны ему советы специалистов. Мол, «сам с усам», а как себя вести в нынешней ситуации, быстро смикитил. Поговорил я с его бывшим шефом, первым секретарем ЦК, В.М. Мишиным, попросив вразумить не в меру ретивого «искусствоведа». Но «мишенькин совет» лишь попусту прошел.

Еще один верный швыдковский кадр из тоталитарного прошлого – верный заместитель г-н Хорошилов. Был секретарем коммунистов в отделе ИЗО Минкультуры СССР, а нынче какой мистер Твистер, лучший немец после Горбачева, готовый «Бременскую коллекцию» в чемодане в Германию отвезти. А его начальник, бывший по ИЗО, непотопляемый Генрих Попов, как колобок, везде побывав и всюду напакостив, осел замом у г-на Набатчикова в музее Востока, а Восток – дело тонкое.

Вопросы мои сегодняшние относительно «кадров, решающих все» навеяны исключительно личными знакомствами и хорошим знанием этих самых кадров. Вот наиболее яркий пример.

Учился я на историческом факультете МГУ с неким господином Воробьевым: он – по археологической части, я – по искусствоведческой. Археолога из него не получилось, хотя и женился он на умной девушке, ставшей вместо него крупным специалистом в археологической науке и уступившей впоследствии супружеское место молодой воробьевской секретарше. Но против желания не попрешь, а «седина в голову – бес в ребро». Потерпел я от этого неудачного археолога немерено. Пришел он к нам во Всероссийский реставрационный центр на скромную, хотя и ответственную должность главного хранителя. «Молчалинское» дарование вознесло Воробьева сначала на директорский трон, потом в мягкое кресло начальника главка ИЗО в российском Минкультуры. Поддержанный таким же, как он, чинушей-министром Ю. Мелентьевым, а еще и зампредом Совмина России В. Кочемасовым, гадил он мне, где только можно и как только можно. Будет время, рассказ об этом напишу, уж больно поучительны подлые историйки, с Воробьевым связанные. Покровитель Слава Кочемасов уехал послом в ГДР, да и «Молчалина» с собой прихватил, доведя его до высот небесных – «Дома культуры России в ГДР», где Воробьев снова оказался административно востребованным. Думал я, что не придется мне, к счастью, о нем больше слышать. Но человек предполагает, а Бог располагает. Жив курилка!

«Центр содействия экспертным исследованиям культурных и художественных ценностей «Знаточество». Курсы по антиквариату». Проспект этого центра принесли мне коллеги со стендов антикварного салона. За шесть месяцев на дневных занятиях и 12 – на вечерних слушателям выдаются государственные дипломы по специализациям: «Оценка стоимости предметов антиквариата и изобразительного искусства» и «Искусствовед-специалист по антиквариату». Придется вам, дорогие любители старины, пользоваться услугами скороспелых знатоков, за короткий срок нахватавшихся верхушек на курсах, руководит которыми Виталий Петрович Воробьев!!! Да-да, тот самый, который в проблемах антиквариата разбирается так же, как в апельсинах. Но кому-то выгодно его присутствие на антикварном рынке. Говорят, у него прямой контакт с русскими отделами аукционов «Кристи» и «Сотби». Бедные господа лондонцы, будьте особо внимательны во время таких контактов. Кадры решают все???

Кому и кто памятники воздвигает нерукотворные?

Самые разные вопросы не перестают преследовать меня, простодушного. И, как правило, связаны они с конкретными проявлениями быстротекущей жизни. Десант, который удалось нам счастливо «забросить» во Псков накануне его 1100-летия, поздним уже вечером передислоцировался из древнего города в Святые Горы, к землям ганнибаловским и пушкинским. Основная группа десантников, состоящая из Г.С. Жженова, В.И. Юсова, В.И. Старшинова и политического тяжеловеса М.Е. Николаева, заместителя председателя Совета Федерации, уместилась в микроавтобусе, а мы с гостеприимным В.Я. Курбатовым шли в авангарде на надежной «Ниве», профессионально ведомой тележурналистом B.C. Правдюком. Стена изливающегося третий день июньского дождя не помешала вседорожнику свернуть с трассы там, где был указан путь к мемориалу, установленному в районе трагической гибели выдающегося летчика, одного из столпов отечественной военно-морской авиации, Героя России Тимура Апакидзе.

Каким простым и значительным предстал перед нами символ памяти бесстрашному воину и человеку среди псковского многотравья и омытых дождями лесов! Я плакал, когда увидел два года назад скупые телесообщения о внезапной катастрофе, унесшей жизнь еще одного из настоящих людей России. Затерялись тогда скупые кадры в калейдоскопе беспардонных телешоу и болтовне временных хозяев жизни. Не было и намека на подлинную скорбь в том сообщении, профессионально озвученном дикторами-щелкунчиками. Да хорошо хоть не обошли вовсе молчанием, как забыли про геройский поступок молодого русского воина Евгения Родионова, отказавшегося снять православный крест с груди и принявшего мученическую смерть от рук бандитов в окровавленной Чечне. Так же, как и псковский мемориал, скромна его могила, появившаяся благодаря подвигу матери, не один месяц рисковавшей жизнью и с Божией помощью получившей сыновьи останки у басаевских отморозков.

Возвращаясь к машине, мы сначала молчали, а потом задались вопросом: почему, когда умирает незадачливый сатирик-драматург, скопировавший несколько пьес с различных классиков, телеящик месяцами заставляет нас скорбеть о невосполнимой утрате? Случайно подсевший в самолет к нефтяному королю Зие Бажаеву предприимчивый и везучий журналист, мальчик из благополучной семьи Артем Боровик погиб в результате технических неполадок машины. Понятна и разделима скорбь родных и близких по ушедшему безвременно сыну, отцу, мужу. Но сколько же месяцев изо дня в день газеты и электронные СМИ безрезультатно искали злую руку террористов и, не найдя ее, устраивали многолетние пышные поминки на виду у всей страны, открывали парк имени Темы Боровика, создали фонд, ему посвященный. А папа Боровик, ловко вписавшийся во все режимы – от Хрущева до Ельцина, – делал из личной трагедии журналистское шоу, забыв о таинстве и непостижимости сути человеческой жизни и смерти. Поняли мы под тем июньским ливнем, что памятники Тимуру Апакидзе и Евгению Родионову (кстати, в церковных лавках сегодня продаются жизнеописания воина-мученика) нерукотворны, ибо они от Бога, а не от лукавого, и посему станут путеводными звездами для нарождающейся в глубинке молодой и не тронутой ржой России.

Лукавый так и старается опошлить любое, самое светлое событие. Даже 1100-летний юбилей Пскова. Вот уже полгода пытаемся мы доказать местным властям, что нельзя в рамках одного торжества открывать одновременно два памятника основательнице города Святой Равноапостольной Княгине Ольге. Да они и не виноваты, псковские начальники. Я знаю, что губернатор Е.Э. Михайлов как мог отбивался от «подарков» московских ваятелей 3. Церетели и В. Клыкова. Самый веский аргумент «данайцев, дары приносящих»: монументы устанавливаются безвозмездно. Безвозмездно для Пскова, но ведь кто-то их оплатит, ибо справедливы слова, свидетельствующие о том, что «сколько от одного места убудет, столько в другом – прибудет». Может, не надо москвичам из жителей славного города-юбиляра делать земляков щедринского Глупова, а на то, что «прибудет», отреставрировать разрушающиеся нерукотворные памятники св. Ольге – древние псковские храмы? Один же из наспех варганящихся монументов, наоборот, полностью закроет часть исторической застройки города, где рядом красуются жемчужины русской архитектуры XV—XVI веков – храмы Василия на Горке и Николы со Усохи. Но кто в чаду охватившей страну монументальной пропаганды зрит в исторические корни? Разве подумал скульптор А. Рукавишников, сажая в неприличной позе Ф.М. Достоевского у входа в Государственную библиотеку, как скромный до болезненности писатель отнесся бы к идее быть дважды увековеченным в Москве, где он только родился и жил маленьким? Да ведь у отчего его дома уже стоит прекрасное изваяние русского гения. А что бы сказал М.А. Булгаков по поводу уничтожения Патриарших прудов во имя несуразной скульптурной композиции того же автора, проникнутой духом бесовства? Спасибо московским старожилам, под колеса грузовиков со строительными материалами легшим и прекратившим надругательство над первопрестольной.

В дореволюционной России наиболее значимые памятники строили на собиравшиеся народом пожертвования. Жертвователи и выбирали лучший проект и наиболее полюбившегося скульптора. А разве спросили у народа культуртрегеры из «Альфа-банка» и американского Гугенхаймовского центра, нужно ли увековечивать столь поспешно образ поэта И. Бродского, когда прошло так мало лет со дня его кончины, и неизвестно, будет ли он знаковой фигурой для отечественной культуры. А вот накануне 200-летнего юбилея подлинного исполина русской поэзии, выдающегося дипломата и общественного деятеля Ф.И. Тютчева пустует роскошный двор тютчевской усадьбы в Армянском переулке. Слышал я, что и бюст поэту готов, да что-то не торопится руководство Детского фонда, уютно осевшее в покоях дворца поэта, объявить о сроке открытия памятника. Зато как поспешно «лудит» неутомимый и плодовитый Шемякин изваяние бракоразводного юриста, основателя нынешнего воспетого миллионами детективных книжонок Санкт-Петербурга – г-на Собчака!

Понятно, «заморский Микеланджело» благодарен шилу, которое поменяли на мыло. Прежние хозяева города его гондобили, как могли, а нынешние – на руках носят. Но разве личные пристрастия приводят к нерукотворным свершениям мастеров искусства? Может, лучше было бы поставить памятник Блоку, или Шостаковичу, или Станиславскому? Сегодняшние же демократические пристрастия Шемякина смахивают на захоронение одного из питерских криминальных авторитетов в пещерах Псково-Печерского монастыря, в которых до того погребали лишь здешних монахов, а в средние века – представителей фамилии Пушкиных, Скобельцыных и других славных псковичей.

Другой «земляк» Шемякина, Эрнст Неизвестный, широко развернувшийся при установке магаданского мемориала жертвам ГУЛАГа, не уступив по размаху и мощи незабвенному Е.В. Вучетичу, нынче готовит проект «Памятника водке». Да-да, водке, господа, в древнем Угличе, где одна из самых страшных проблем нынче – всенародный бич пьянства. Заокеанскому просветителю, на которого молится местное начальство (как же: у них есть – и они им гордятся не меньше, чем древними церквями, – музей водки!), плевать на наши проблемы. Главное – авторское честолюбие потешить. Тем более прецедент имеется – болванчики в честь всероссийского алкоголика Венечки Ерофеева уже установлены на трассе «Москва – Петушки». В.П. Астафьев, сам человек пивший немало, чуть ли не плевался, предавая остракизму прославление сошедшего с круга горе-писателя. А вот на днях еще один полуамериканец, поэт-вития Евтушенко написал, что Венедикт Ерофеев пребывает в одном пантеоне с Гоголем, а вот мелкотравчатый Виктор Ерофеев (и придумает же Бог такое совпадение фамилий) достоин лишь участи пошлейшего «Вечного зова», сотворенного А. Ивановым. Но уж популярность ивановской эпопеи в прежние времена перекрывала временную славу Евтушенко и иже с ним, да и по сей день телевизионные рейтинги «Вечного зова» необычайно высоки.

Понимая, что вразумительных ответов на мои простодушные вопросы я от упомянутых творцов не дождусь, хочу напомнить им анекдот про И.С. Тургенева, «который написал «Муму», а памятник поставили совсем другому человеку».

Может, ты, дорогой читатель, ответишь, кто памятники себе творит нерукотворные?

Зачем распинать любовь земную?

Вообще-то я сегодня хотел озадачить читателя и своих «героев» совсем другим вопросом. Но, вернувшись в Москву после полуторамесячного счастья жить в Михайловском и Изборске, включил телевизор и вместо новостей наткнулся на самую пошлую после, конечно, швыдковской выгребной ямы, передачку «Апокриф». А там, в продолжение зимней программы шоу-министра «В России секса нет», та же сладострастная, циничная и очень некрасивая тусовка обсуждала проблемы любви с точки зрения сексопатологов, гинекологов и «духовной» нашей «элиты». Ну, меня и прорвало, а вопросы так и полезли в голову, один страшнее другого.

Раньше меня, много лет работавшего на ТВ, возмущала цензура, запрещавшая показывать в кадре храмы с крестами, называть иконы иконами, а не картинами, восторгаться красотою русского лада и старыми культурными традициями. Теперь ясно, как так называемые коммунисты – ярославский мужик А. Яковлев и промозглый коминтерновец Б. Пономарев – рьяно ненавидели все русское и ставили нам палки в колеса.

Где же теперь те цензоры? Передачу «Апокриф», одурманивающую нашу молодежь, ведет как бы писатель Виктор Ерофеев! Человек, явно нуждающийся в услугах психотерапевта по части сексуальной неуравновешенности и ущербности, изливает свои неудовлетворенные мужские амбиции на страницы пошлых книг и на головы бедных российских зрителей. Не стану пересказывать его литературные и журналистские заморочки, дабы пощадить своего нерастленного читателя. Но для цензоров из нашего «министерства правды» приведу один из ерофеевских перлов, напечатанных на люксовой бумаге журнала «Огонек». Витенька влюблен в очередную половую машинку, может, даже и несовершеннолетнюю, но познавшую всю закулисную сторону современного секса. И с каким восхищением ее кавалер пишет о «художественном» шедевре своей партнерши (а она, конечно же, гениальный фотограф!), висящем в их спальне. А на том фотошедевре с помощью лучшей съемочной техники изображена плавающая в моче прокладка, да еще, как настойчиво подчеркивает автор, брошенная в шикарный заграничный унитаз.

Прости меня, читатель! Но хочу спросить вместе с тобой у «министра правды» г-на Лесина: назначая нынче В. Ерофеева руководителем нашей делегации на Франкфуртскую книжную ярмарку, вы справку о состоянии психического здоровья и разрешение из милиции от него потребовали?

Журнал «Огонек» до последнего времени был собственностью сладкой парочки Юмашев – Дьяченко. Понятно, что Валя, отираясь в комсомольской прессе, попривык к пошлятине «а-ля Ерофеев», но откуда у дочки свердловского партийного царька и такой чистой и простоватой на вид мамочки жгучая любовь к чернухе (кстати, фамилия редактора журнала «Огонек» – Чернов), которой залиты страницы некогда самого читаемого периодического издания? Для своих передач, порочащих любовь земную, а о существовании любви небесной они, скорее всего, и не догадываются, Швыдкой и Ерофеев избрали жриц и одновременно «богинь» любви – певицу Машу Распутину и актрису Елену Кондулайнен. А вокруг сих дамочек сидели, пуская сладострастные слюни, растлители: сексопатологи, поэты, журналисты, политики, власть предержащие и их помощники. Напоминали эти камланья Сусанну перед фарисейскими старцами, а одновременно онегинских собутыльников из страшного сна Татьяны:

 
Один в рогах с собачьей мордой,
Другой с петушьей головой,
Здесь ведьма с козьей бородой,
Тут остов чопорный и гордой,
Там карла с хвостиком, а вот
Полужуравль и полукот.
 

В швыдковской сексуальной провокации простая, как три копейки, Маша Распутина расправилась со старцами на раз. Обратившись к их совести и чести, прямолинейная дама буквально на пальцах доказала нечистоплотность, растленность своих оппонентов и призвала их строго соблюдать принципы христианской морали. Да-да!

А вот госпожа Кондулайнен – особа со специфическим менталитетом – ничтоже сумняшеся продекларировала моральную свою позицию о счастье любить одновременно двоих и даже троих мужчин. Ну прямо мини-публичный дом в телеящике! И когда ведущий телеминистр, комментируя высказывания своих подельников в кадре, заявляет, что в Советском Союзе секса не было, невольно с ним соглашаешься. Да, к огромному счастью, такого разнузданного секса, а скорее свального греха, которым заливают нас смердящие нынешние газетенки, журналы и электронные СМИ, в нашей молодости не было и быть не могло. Но зато была истинная земная любовь, питаемая здоровыми жизненными соками, подлинной романтикой, возвышенная и чистая.

А сколько изысканного секса в таких фильмах, как «Сорок первый», «Летят журавли», «Баллада о солдате»! Татьяне Самойловой и Алексею Баталову, Изольде Извицкой и Владимиру Ивашову не надо было раздеваться и имитировать плотские страсти. После их любовных коллизий хотелось стать похожими на красивых и одухотворенных героев, искать свое счастье, мечтать о единственном, навеки близком человеке. А какими совершенными, неповторимыми в своем внешнем и внутреннем обаянии были наши кумиры! Олег Стриженов и Жан Габен, Алексей Баталов и Ив Монтан, Татьяна Самойлова и Николь Курсель, тогдашняя Людмила Гурченко и Роми Шнайдер. Моя дочь и сейчас, просматривая старые фильмы и читая книги о звездах тех лет, говорит мне о своей зависти к нашему времени. Для меня эталоном мужской красоты и возвышенности навсегда останутся герои фильма «Слепой музыкант» – отец и сын Ливановы, настоящие представители русской интеллигенции, наследники великой театральной школы, эмоциональные и тонкие, «их величества актеры».

Хочу спросить у издателей глянцевых журналов: зачем они копаются, словно мухи в навозе, в запретных страничках биографий известных артистов, писателей, художников, спортсменов? У каждого, даже самого великого творца, есть человеческие слабости, каждый имеет право на ошибку. Но когда их дети, жены и мужья перетряхивают на глазах у всего честного народа постельное белье своих близких, хочется крикнуть им: «Очнитесь!» И уж совсем противно, когда достигшие каких-то вершин в творчестве «культурные» деятели раздеваются догола сами и показывают раздетыми своих сожительниц и сожителей. Особенно мерзко, когда авторами таких приторных и липких книжонок выступают представители славных русских семей. В последнем письме ко мне Валентин Распутин заметил, что такие авторы вываливают перед всеми чрева, выдаваемые за автобиографии.

В наши годы было немало красавиц, перед которыми снимали шляпу и великие западные писатели, кинорежиссеры и художники, сравнивая их с Софи Лорен, Сильваной Мангано и Клаудиа Кардинале. Они сводили нас с ума, вдохновляли на подлинное творчество, облагораживали серую будничную жизнь. К счастью, некоторые из них, воспитавшие детей и радующиеся семейному счастью, не клюют на предложения от караванов гламурных журнальчиков позабавить читателей сплетнями из прежней любовной лирики. Одна из таких московских красавиц, которую я боготворил, на настойчивые просьбы сладострастных хозяев полуинтимного журнала рассказать о нашем романе ответила: «У меня для вас не найдется «жареных» подробностей. Наша любовь была чистой и простой. Разве интересны вам рассказы о наших прогулках по улочкам тихого Суздаля, поцелуй в многотравье псковских лугов или купание у стен Юрьева монастыря в Новгороде? А остальное у нас было, как у всех порядочных людей – чисто, здорово и до слез проникновенно». Так что, господа Швыдкие, Ерофеевы и прочие сексострадатели, учтите, что не все клюют на вашу тлетворно пахнущую наживку. Надеюсь, что и молодежь испытывает к вам отвращение и вырубает кнопку никчемных программ.

Сегодня мне особенно противно быть современником поругателей земной любви. «На старости я сызнова живу», ибо боготворю женщину, о которой мечтал всю жизнь. Красивую, тонкую, тактичную, до бесконечности изысканную и глубоко верующую. Я знаю, что ее никогда не потянет и посмотреть в сторону плейбоев типа Ерофеева и иже с ним. Но, перечитывая заново строки Данте, Петрарки, Пушкина, Тютчева, Рубцова и Глушковой, я хочу со свойственным мне простодушием задать вопрос вертлявым шоуменам: «Когда вы кончите «кистью сонной рисунок гения чернить»? Когда вернетесь на свои домашние кухни и там дадите волю природной пошлости и никчемности?»