Текст книги "Изгнанник"

Глава Первая

Варанна стояла на балконе своей личной комнаты в храме, наблюдая как Сорак практикуется с мечами во дворе под ней. Хотя виличчи изучали главным образом псионику, их тренировали и как воинов. В женском монастыре тренировка с оружием была не только изучением военного искусства и средством поддерживать хорошую физическую форму, но и дисциплиной, помогавшей отточить ум и натренировать инстинкты. Годы интенсивных тренировок в искусстве боя, в паре с псионическими способностями, доведенными до совершенства, делали виличчи великолепными бойцами. Даже мул-гладиатор дважды подумал бы, прежде чем связываться с виличчи.

Пока верховная настоятельница глядела на быстрые, точные и грациозные движения, она вспоминала хрупкого, истощенного малыша, которого Старейшина Ал'Кали привела в храм. С тех пор прошло десять лет, так что ему теперь было лет пятнадцать или шестнадцать. А может и семнадцать, сам Сорак понятия не имел, сколько ему лет, а никакой псионик не мог определить его возраст. У него была такая чудовищная псионическая защита, что даже Варанна не могла пробить ее, и это была самая маленькая из всех проблем молодого эльфлинга, с которыми ей приходилось иметь дело каждый день.

Начиная с того, что раньше никакому мужчине не разрешалось даже войти на территорию монастыря. Около пяти сотен виличчи жило в этом уединенном убежище в Поющих Горах. Аббатиса и высшие настоятельницы жили в самом храме, а все другие жили вместе, по несколько человек в комнате, в специальных жилых домах, раскиданных по всему монастырю. Почти всегда от семидесяти пяти до ста монахинь отсутствовали, так как странствовали или совершали паломничество. Так что в монастыре оставалось около четырехсот женщин, в возрасте от шести до шестидесяти, не считая высших настоятельниц. Самая молодая из этих была в возрасте восьмидесяти пяти лет, а старейшей, самой Варанне, было больше двухсот. Вот и все население – плюс юный эльфлинг-мужчина.

Такого не было никогда. На памяти всех живущих, никогда ни один мужчина на Атхасе не рождался виличчи. Виличчи всегда были женщинами, человеческими женщинами, и они рождались с даром – который некоторые назовали проклятием – сильным псионическим талантом. Опасаясь их дикой псионической силы, все остальные старались держаться от виличчи подальше. Иногда их изгоняли из родных домов, хотя это и считалось дурной приметой. Не жестокостью, подумала Варанна с горечью, просто несчастливым предзнаменованием. Вообще-то, псионическую силу можно было развить в любом человеке, до определенной степени, в зависимости от его ума, терпения и настойчивости в постижении искусства. Большинство людей рождались с по меньшей мере одним, хотя и скрытым, псионическим талантом, но этот талант был «диким», что означало, что человек не был в состоянии контролировать свой талант. Большинство даже не представляло себе, что у него есть такой талант. Требовались годы интенсивной тренировки под управление мастера, зато таким образом даже самый скромный талант мог развиться полность. Но даже и тогда, мало кто мог достичь уровня настоящих виличчи, которые рождались с полностью развитыми псионическими способностями.

Они отличались от всех и во многих других отношениях. Женщины-виличии жили на спаны дольше, чем обычные люди. Они были выше среднего роста, более стройные, с более длинными конечностями, скорее похожие на эльфов, хотя у эльфов эти физические особенности доходили до крайности. Их кожа была очень нежная, не совершенно белая, а бледная, так что на солнце они не загорали, а сгорали. Чтобы защитить себя, они отпускали очень длинные волосы и одевали длинные плащи, когда выходили под беспощадный солнечный свет.

Никто не знал, почему девочка рождалась виличчи. Обычно ребенок-виличчи рождался у совершенно нормальных родителей-людей, и такие родители чаще всего считали свою дочку проклятием. Не только потому, что она выглядела другой, странной, по стандартам большинства людей, но и потому, что она обладала полность развитыми псионическими способностями. Она могла читать мысли своих родителей, а также мысли всех их друзей и соседей, приходивших в гости. В результате интеллектуально она развивалась быстрее и легче, чем остальные дети. Но как обычному человеческому ребенку надо научиться простейшим физическим движениям, таким как ползание, прежде он сможет ходить, так и ребенку-виличчи надо было научиться управлять своими врожденными способностями прежде, чем он сможет полностью контролировать их. Часто дети-виличчи заставляли, например, предметы летать по дому, вызывая ужас и разбивая все кругом, хотя и не хотели этого. Они могли устроить псионический взрыв в душах своих родителей и любого другого, которому не посчастливилось оказаться поблизости. Голодный ребенок-виличчи частенько делал намного больше, чем просто кричал, требуя молока.

В результате родители такого ребенка чаще всего были просто не в состоянии иметь с ним дело, и, как родители, так и ребенок вели ужасную жизнь. Феномен рождения ребенка-виличчи был достаточно редок, и обычно вокруг не было никого, кто мог бы помочь такой семье. Если поблизости жил мастер-псионик, они могли ходить к нему за советом, но такой мастер обычно имел студентов, которые работали на него или даже платили за обучение. Ребенок-виличчи становился для такого человека только дополнительной обузой, и к тому же вызывал зависть своими псионическими способностями. Тем не менее некоторые добросердечные мастера помогали детям-виличчи, по меньшей мере пока не появлялись монахини-виличчи и не освобождали их от ответственности. Но большинство мастеров просто отказывалось помогать.

Тем или другим путем, но девочки-виличчи чаще всего изгонялись из дома. Если им не удавалось повстречать странствующую монахиню, они обычно пытались добраться до Поющих Гор самостоятельно. Здесь, наверху, в уединенной долине, они находили единственное место на Атхасе, где их талант мог созреть и развиться. Здесь они находили для себя общество, здесь они могли учиться, учить и размышлять. Они никогда не выходили замуж и не имели детей, так как виличчи рождались стерильными, и чаще всего оставались девственницами.

Когда приходила ее очередь, каждая из монахинь уходила в паломничество, чтобы узнать побольше об окружающем мире и поискать других виличчи. К тому же, это была возможность познать чувственные радости тела. Варанна не запрещала, но и не поощряла этого, так как считала, что каждая монахиня должна сделать свой собственный выбор. Хотя некоторые из женщин и поддавались любопытству, большинство предпочитало избегать мужской компании. Они не находили их мысли привлекательными.

Сорак был другой. Прочесть его мысли было совершенно невозможно, даже Варанне, котрая посвятила занятиям псионическими искусствами более двухсот лет. Когда другие в первый раз узнавали, что мальчик принят в монастырь, их первая реакция всегда была отрицательной. И чем моложе была монахиня, тем сильнее было отвращение. В основном они были шокированы тем, что среди них будет самец, который частично эльф, а частично халфлинг.

И мужчины-люди достаточно плохи, восклицали они, но эльфам вообще нельзя доверять, а халфлинги – грубые, жестокие твари, которые едят мясо не только животных, но и людей. Реакция монахий более высокого ранга колебалась от удивления и растерянности до гнева и даже страха. Никто из них не понимал по настоящему, что означает «племя в одном», а то, чего не понимаешь – пугает. Некоторые из них даже образовали делегацию и направились к Варанне с формальным протестом, неслыханное действие, так как слово аббатиссы всегда принималось без вопросов. Но Варанна была тверда. Да, Сорак мужчина, да, он не человек, но во всех остальных отношениях у него есть право находиться здесь, так как он родился виличчи.

– Он наделен могучими псионическими талантами, – объяснила Варанна им. – Самые сильными из всех, какие я видела. Эти таланты необходимо растить и развивать. К тому же он изгнанник. Вы все прекрасно знаете, что это означает. Каждая из вас знает, как себя чувствует ненужный и отверженный ребенок, на которого все вокруг глядят с отвращением и даже со страхом. Когда вы все впервые оказались здесь, вам дали и кров и уют. Как вы осмеливаетсь требовать отнять все это у Сорака только потому, что он мужчина и эльфлинг?

– Но мужчины только и ждут, чтобы изнасиловать женщин, – ответила самая юная монахиня.

– Но эльфы печально известны своей лживостью, – сказала другая.

– А халфлинги едят мясо, – добавила еще одна монахиня с отвращением.

– И люди тоже, – спокойно возразила Варанна. – Мы, виличчи, не едим мяса только потому, что сами так решили, из уважения и преклонения перед другими живыми существами. Сорак – ребенок, и его можно обучить и уважению и преклонению. Эльфы лгут, мошенничают и крадут потому, что это путь их общества, и ловкость в таких вещах – их мера возмужания. Это не наш путь, и мы не будем учить этому Сорака. А что касается их отношению к женщинам, что ж, это следствие того, что они видят в обществе, в котором растут. Если вы будете относиться к Сораку с уважением и принимать его, как равного, он и сам будет к вам так же относиться.

– Но даже и так, Госпожа, – сказала Киана, монахиня, которая была выбрана, чтобы изложить их аргументы, – уже просто присутствие мужчины в женском монастыре будет разрушительным. Он не один из нас, и никогда не будет, так как он не виличчи.

– Нет, он не виличчи, – подтвердила Варанна. – В некоторых отношениях он настолько отличается от нас, как мы отличаемся от других людей. И так как мы родились другими, нас выбросили. Должны ли мы отнестись к Сораку так, как отнеслись к нам?

– Проблема не в том, как мы относимся к нему, Госпожа, а в том, как он отнесется к нам, – возразила Киана. – Он – племя в одном. Как много известно об этой редкой болезни? Вы сами, Госпожа, сказали, что видели ее только дважды, и только когда были еще молоды. Никто из нас не в состоянии сказать, на что этот эльфлинг способен. Он не обладает нормальным умом. Откуда мы знаем, что не пригреем гадюку на груди.

– Он не обладает нормальным умом? – сказала Варанна, повторяя слова Кианы. – Это то, что ты действительно сказала? А кто из нас нормален? Каждая из нас находится здесь только потому, что другие говорят тоже самое о нас. Но мы судим людей не по их внешнему виду, полу или по их способностям, мы судим о людях по тому, что у них в сердце. Мы не осуждаем никого только потому, что они другие. Или делать то, во что мы верим и учить тому, чему мы учим в монастыре, нам можно только тогда, когда это удобно? Если мы отказываемся он наших убеждений, когда они требуют он нас стойкости, тогда мы просто смеемся над ними. Но если вы выберете изгнать Сорака из монастыря, тогда вам придется выбирать и новую аббатиссу. Я пообещала Старейшине пирен позаботиться о нем и дать ему кров. Я не отступлюсь от своего слова. Если Сорак уйдет, я уйду вместе с ним.

Так Сорак остался в монастыре, но вместе с ним, увы, остались и его проблемы. Долгое время он не говорил, и Варанна не знала, было ли его молчание из-за незнания человеческого языка, или следствием душевной травмы из-за всего пережитого. Варанна по прежнему не знала, из какого племени его выгнали, эльфов или халфлингов, и не была уверена, на каком языке говорить с ним. Потом у Сорака начались ночные кошмары, из-за которых он кричал во сне. По большей части он кричал на языке халфлингов, и она предположила, что первые несколько лет своей жизни он провел в племяни халфлингов, но время от времени он кричал и по эльфийски.

Просыпаясь, он не говорил ни слова.

Старейшина Ал'Кали сделала почти невозможное, вернув его обратно из того жалкого состояния, в котором он был, но он был еще слишком слаб, и силы к нему возвращались очень медленно. Первые несколько недель Сорак оставался в личной комнате Варанны в храме. Она постоянно пыталась осторожно проникнуть в его сознание, и каждый раз ей это не удавалось. Или ее бесцеремонно изгоняли или она натыкалась на каменную стену. Тем не менее, она продолжала пытаться.

Когда Сорак начал становиться сильнее, она решила, что для него будет лучше, если он будет жить бместе с монахинями. Это и поможет ему привыкнуть к жизни в монастыре, и защитит его от обвинения в том, что он ее «любимчик». И, опять, когда она привела его в одно из жилых зданий, это вызвало волну протеста. У молодых монашек не было своей отдельной комнаты или кельи. Они все спали на верхнем этаже зданий, их кровати стояли рядами вдоль стен. Нижние этажи использовались как общие комнаты, там можно было работать на ткацких станках, беседовать или общаться с подругами. Когда Варанна принесла наверх кровать для Сорака, другие женщины, особенно те, что помоложе, были просто вне себя.

– Но… он не может спать здесь! – сказала одна из них, пятнадцатилетняя девочка, чья кровать оказалась рядом с его кроватью.

– И почему? – спросила Варанна.

– Но, Госпожа, как же мы будем … раздеваться?

– Снимайте ваше платье через голову, как вы обычно и делаете, – сказала Варанна. – Если у вас есть какой-нибудь новый способ для этого, я с ним не знакома.

– Но, Госпожа, тогда мальчик увидит! – запротестовала юная монашка.

– Ну и что? – раздраженно спросила Варанна. – Ты что, стыдишься своего тела? Или твоя нагота заставит тебя почувствовать себя незащищенной перед мужчиной, который к тому же просто мальчик. Если так, тогда ты почувствуешь себя незащищенной и одетая в самые лучшие доспехи.

– Нет, это не тоже самое, – робко заикнулась другая юная послушница.

– Брови Варанны приподнялись. – То есть ты считаешь, что я действую неправильно?

– Н-Нет, Госпожа, но…но… он мужчина, самец, и если он увидит нас голыми, это наведет его на развратные мысли.

– В самом деле? – спросила Варанна. – И на какие же именно развратные мысли?

Юная монашка отчаянно покраснела. – Вы… вы же знаете.

– Нет. Расскажи мне.

Монашка глубоко вздохнула и бросила отчаянный взгляд на всех остальных, собравшихся вокруг них и ждавших ее ответа. – Мужчины думают только об одном, когда приходят к женщинам, – сказала она.

– А, теперь я понимаю, – протянула Варанна. – И вы все так пугливы и беззащитны, что боитесь шестилетнего мальчика?

– Нет, Госпожа, конечно нет, но … – Она опять глубоко вздохнула и закончила, – Это принесет напряженность и дисгармонию.

– Только если вы сами доведете дело до этого, – ответила Варанна. – Сорак еще ребенок. Его мысли и его мнения в этих… вопросах еще не сформировались. Если вы примете его и будете обращаться с ним как с братом, тогда и он вырастет с любовью к вам и будет относиться к вам, как к сестрам. Если вы будете учить его уважению к женщине, именно этому он и научиться. Но если вы будете скрывать свои тела он него, как будто они что-то неестественное, тогда он, естественно, заинтересуется этим и привыкнет смотреть на обнаженное женское тело как на запретный плод. Если вы будете относиться к нему иначе, только потому, что он мужчина, он вырастет и будет относится к женщинам иначе, только потому, что они женщины. Если то, как мужчины думают и действуют, вам не нравится, прекрасно, у вас есть шанс изменить это, воспитать мужчину, который думает и действует так, как вы считаете правильным. И если после всех ваших усилий вам это не удастся, что ж, возможно есть какая то ошибка в том, как вы сами действуете и думаете.

– Вы можете поставить его кровать рядом с моей, Госпожа, – сказал юный, твердый голос. – Я не боюсь.

Варанна с улыбкой повернулась к Риане. В свои шесть она была самой юной монашенкой в монастыре и во многих отношениях отличалась от остальных. В отличии от большинства виличчи, которые имели светлые волосы и голубые или светло-серые глаза, волосы Рианы были абсолютно белые, а глаза блестяще-зеленые. Она была и более нормально сложена, высокая для девушки и худая, но у ней не было черезчур длинных рук, ног и шеи, как у большинства виличчи. Если судить по ее внешнему виду, было даже трудно сказать, что она виличчи. Однако, она родилась с могучими псионическими способностями и сильным, независимым умом, так что она была намного умнее, чем дети в ее возрасте. В монастыре она была меньше года. Ее несчастные родители были бедняками из деревушки недалеко от Тира и имели еще четырех детей, которые были совершенно нормальны. Они были более чем счастливы избавиться от ответственности за Риану, которая требовала намного больше, чем они могли ей дать.

– Вы видите? – сказала Варанна. – У самой маленькой среди вас самое смелое и отважное сердце. Вы, все остальные, должны глядеть на Риану как на пример того, что на самом деле означает быть виличчи.

Слова Рианы пристыдили остальных, и они, хотя и неохотно, приняли Сорака в свой дом. Его кровать стояла рядом с кроватью Рианы, и, начиная с этого дня, она стала заботиться о нем как старшая сестра, хотя они и были примерно одного возраста. Именно Риана ежедневно сообщала аббатиссе об успехах Сорака, и когда Сорак впервые что-то сказал, это было ее имя. Парочка стала практически неразлучна.

Как и следовало ожидать, страх других молодых монахинь перед юным эльфлингом оказался безосновательным, и очень скоро все они стали звать его «маленький брат». Они приняли и детеныша тигона, как если бы это было обыкновенное домашнее животное, но, хотя тот и позволял им себя ласкать, было ясно, что он зверь Сорака. Они назвали его Тигра. Тигре разрешили охотиться по ночам, и обычно, незадолго до восхода солнца, сторожа у ворот слышали, как он царапает тяжелые деревянные ворота. Когда он не охотился, он спал рядом с кроватью Сорака или следовал за ним, как тень. Время шло и он стал очень большой тенью.

Впрочем, Сорак тоже вырос. Пока Варанна глядела на его упражнения во дворе, на его мускулистую грудь и руки, блестящие от пота, она вспоминала истощенного, едва живого мальчика, которого Старейшина Ал'Кали привела в храм. Теперь он вырос и стал стройным, сильным и очень симпатичным юным человеком. Нет, подумала она, мысленно поправляя себя, не человеком, в нем не было ни капли человеческой крови. Однако, смешение наследства эльфов и халфлингов привело к тому, что он выглядел практически как человек, исключая только его заостренные уши, которые, впрочем, были почти незаметны под его густыми черными волосами, падавшими ему на плечи. Он был высок, почти шесть футов роста, а черты его лица, такие тонкие и эльфийские в детстве, стали резкими и выразительными. И, к тому же, он не обладал ненормально увеличенными чертами лица и конечностями эльфов. Ненормально увеличенными, по меньшей мере с точки зрения человека. Его уши были в точности такими, как и у человека, за исключением острых кончиков. Его очень темные глаза сидели глубоко. Брови больше не были так нежно изогнуты, как тогда, когда он был ребенком, а были высокие и тонкие. Нос был резок и чем-то напоминал клюв, но не вызывал отвращение. Скулы выдавались вперед и лицо было скорее узким.

В целом внешний вид Сорака впечатлял, как силой так и обаянием. У него было такое лицо, которое люди немедленно замечали и запоминали, как они запоминали его прямой, тревожащий взгляд. Это был взгляд заставлявший людей отводить глаза. Было что-то такое в этом взгляде, что выделяло Сорака, делало его другим. Варанна не могла сказать в точности, что же это такое, но она знала, что еще никто не ошибался в этом отношении. В его взгляде был какой-то вихрь, водоворот, который намекал на шторм, бушевавший за этим высоким лбом.

За все эти годы Варанна только дважды встречалась с феноменом, который виличчи называли "племя в одном ". В обоих случаях это были женщины, обе родились виличчи, и обе перенесли ужасные страдания, пока были маленькими. Эте две женщины, как прекрасно помнила Варанна, были высшими монахинями в храме, когда она была еще маленькой девочкой, и давно умерли. Феномен был настолько редок, что, насколько Варанна знала, никто на Атхасе и не знал о нем, за исключением виличчи. Да, она давно подозревала, что живое существо становилось «племенем в одном» вовсе не потому, что он или она рождались виличчи, но из-за каких-то мучительных и невыносимых испытаний в самом раннем возрасте, с которыми юный ум был неспособен справиться. И этот ум разделялся на бесплотные сущности.

Она не была уверена, может ли феномен быть у того, у кого нет псионического таланта, но, кажется, между этими талантами есть связь. Как если бы разделение ума является своеобразной компенсацией за слишком большие способности.

Из всего того, что знала Варанна, следовало, что такая фрагментация может случиться с каждым, и что такие случаи могут быть и среди обычных людей, возможно даже среди других гуманоидальных рас Атхаса, хотя она никогда о таком не слышала. Конечно, когда никто вокруг не понимает такого состояния, или вообще не знает, что такое может происходить, оно просто считается сумашествием.

Большинство людей, подумала она, без сомнения решили бы, что это сумашествие, однако оно не выражалось каким нибудь странным поведением или иллюзиями. Просто время от времени Сорак вел себя совершенно по другому, и это могло показаться иррациональным, непоследовательным для одного человека, но разные личности разделяли одно и тоже тело, и каждая из них имела свой собственный голос и свое собственное поведение. И, как вскоре открыла Варанна, свои собственные способности.

Варанна не была уверена, сколько их там было. Поначалу все личности Сорака не слишком отличались друг от друга, и нельзя было сказать, когда именно он переходил от одной личности к другой, но постепенно она научилась выделять провалы – периоды времени, которых для него не существовало, которые позже он не мог вспомнить.

Это было, как если бы он засыпал, но его поведение не менялось так уж кардинально во время этих интервалов. Но Варанна знала абсолютно точно, что в течении этих провалов одна из его многочисленных личностей контролировала его тело, и она научилась подмечать изменения в поведении, которые сигнализировали о начале следующего провала.

Чаще всего изменения были легки, почти незаметны, но, впрочем, отчетливо различимы для тех, кто хорошо знал Сорака. Было похоже на то, что другие личности, жившие в его сознании, тщательно старались скрыть свое присутствие. Однако Варанна замечала малейшие изменения в поведении Сорака, и очень быстро научилась дифференцировать их.

И первую личность, которую она повстречала, она назвала Страж. В тот первый раз, когда она точно знала, что говорит со Стражем, Сораку было десять или одиннадцать лет.

Занятия с ним доводили преподавателей до белого каления. Они знали, что Сорак обладает невероятно могучим талантом, но, тем не менее, обучение его псионике шло с большим скрипом. Он рос разочарованным в своих неудачах, но упрямо продолжал тренироваться.

Какие бы усилия он ни прилагал, однако, он не мог выполнить даже самых элементарных псионических упражнений. Он напрягался так, что его лицо становилось красным, а пот ручьями лил со лба, и все без толку. Потом, когда он был полностью опустошен и не имел сил продолжать, внезапно он успешно проделывал все эти упражнения, совершенно не понимая, как это ему удается. Его преподаватели ничего не могли поделать с этим, и Варанна решила взглянуть сама. Она подозвала Сорака и дала ему простейшее упражнение по телекинезу.

Она поставила перед ним на стол три маленьких шарика и попросила поднять их в воздух так высоко, как только он в силах. Он напрягался изо всех сил, но шарики даже не пошевелились. Он попытался сдвинуть хотя бы один, и опять неудача. В конце концов он сдался и закрыл лицо руками.

– Без толку, – простонал он. – Я не могу сделать это.

Вдруг три шарика взлетели в воздух и стали выписывать сложные и изящные узоры, как если бы ими манипулировал невидимый жонглер.

– Но, Сорак, ты сумел, – сказала Варанна. – Посмотри!

Кок только Сорак взглянул на них, все три шарика упали на пол.

– Ну и что? Ты же сделал это! – сказала Варанна.

Сорак разочарованно вздохнул. – Всегда одно и тоже, – сказал он. – Когда я пытаюсь, я не могу. Когда я перестаю пытаться, я делаю, но не знаю как!

– Возможно ты просто пытаешься чересчур сильно, – предположила Варанна.

– Нет, когда я только чуть-чуть напрягаюсь, я все равно не могу сделать это, – раздраженно сказал он. – Зато потом оно получается само, без моего участия.

– Тем не менее ты и только ты делаешь это, – ответила Варанна. – Возможно, когда ты напрягаешься, волнуешься, ты, сам того не сознавая, блокируешь свой талант, а когда разочаровываешься, успокаиваешься, блок исчезает, и задание выполняется, хотя бы несколько мгновений. Если бы ты разрешил мне проверить твои мысли, я, возможно, смогла бы понять, в чем корень проблемы.

– Я не возражаю, Госпожа, – ответил Сорак. – Но что-то во мне не разрешает никому сделать это. Я не знаю, почему.

Варанна знала почему, но до сих пор Сорак, похоже, и не подозревал о своей собственной природе, а она не собиралась подталкивать его в этом направлении, пока он не будет готов разобраться в себе. – Ты же знаешь, тебе нечего бояться меня, Сорак.

– Я знаю это, – сказал он, очевидно расстроенный. – И я не могу понять, что это. Каждый раз, когда мы пытаемся, я очень хочу вам помочь, и тем не менее часть меня беспокоится и мешает этому. Я стараюсь изо всех сил пропустить ваш щуп, но … – Его голос прервался и он безнадежно пожал плечами.

У Варанны появилась внезапная мысль. – Давай попробуем тот-же путь, что и с шарами. Не пытайся открыться. Просто успокойся и расслабься. Опустоши свое сознание.

– Хорошо. – Он слегка обмяк на своей скамье, опустил голову и с тяжелым вздохом опустошил легкие. Но прежде, чем Варанна попыталась войти в его сознание, он внезапно поднял голову и уставился на нее с вызовом во взгляде.

– Почему ты так упорно стараешься проникнуть в наши мысли? Что ты хочешь от нас?

Варанна внезапно осознала, что говорит не Сорак. По меньшей мере не тот Сорак, который был тут мгновение назад и которого она так хорошо знала. Голос был тот же самый, но тон был совершенно другой, более требовательный, более зрелый и уверенный в себе. Даже его поза и внешний вид слегка изменились. Язык его тела, язык, который зачастую значительно красноречивее слов, стал более защитный, упрямый. – Кто ты? – мягко спросила она, слегка подавшись вперед.

– Ты можешь звать меня Стражем. Я знаю, кто ты. Ты тут хозяйка.

– Если ты знаешь, кто я, тогда ты должен знать, что я хочу только помочь тебе, – ответила Варанна. – Вам всем, – добавила она.

– Этим? – насмешливо сказал Страж, указывая рукой на упавшие шарики. Внезапно они поднялись в воздух и закрутились в нем.

– Этим или чем-нибудь другим, – спокойно сказала Варанна.

– Мальчик сбит с толку, – сказал Страж. – Он несчастен, из-за тебя. Ты заставила его думать, что он может сделать это, но он не может. У него нет к этому способностей.

Варанна внезапно поняла. – Зато у тебя есть, – сказала она, кивнув. – Теперь я поняла.

Шарики подпрыгнули в воздухе, затем один за другим попадали на пол. – Я не вижу в этом никакого смысла. Это абсолютно бессмысленно и не служит никакой цели.

Это не бессмысленно и служит некой цели, – твердо возразила Варанна. – Это упражнение предназначено для развития способностей к телекинезу.

– Мне не нужны никакие упражнения, – отрезал Страж. – А мне приходится как-то участвовать в этом, чтобы мальчик не так расстраивался, когда ты и остальные пристают к нему.

Никто из других монахинь никогда не осмеливался говорить с так с аббатиссой, и уж конечно Сорак никогда не говорил с ней таком тоном. Конечно, подумала Варанна, это не Сорак.

Хотя она и имела понятие о том, что означает быть племенем в одном, она должна была все время напоминать себе об этом. Да, эта личность значительно старше Сорака, намного более тверда и очень агрессивна. Внезапно внутри нее полыхнула вспышка понимания. Ну конечно, это именно его роль. Одно имя должно было насторожить ее, она мысленно выбранила себя за то, что не поняла это сразу, но шок от появления Стража смутил ее.

– Ты хочешь защитить мальчика, – сказала она. – Я же хочу только обучить его.

– Он не может научиться тому, чему ты пытаешься научить его, – терпеливо сказал Страж. – А всем остальным из нас нет нужды в таком обучении.

– Тогда есть ли среди других членов вашего племени те, кто обладает псионическими талантами, не считая тебя, конечно? – спросила Варанна, наклоняясь вперед. Здесь, наконец-то, было объяснение неспособности Сорака продемонстрировать свою псионическую силу. Он действительно не имел псионических способностей. Зато, видимо, все остальные члены его внутреннего племени имели.

– Племени? – спросил Страж. – Почему ты называешь нас так?

– Вас много, поэтому вы образуете племя, группу, клан, выбирай любое слово, но у вас одно тело, – сказала Варанна. – Мы, виличчи, называем это «племя в одном». Это случается очень редко, однако случается. Я сама знала двоих других, хотя и много лет назад. А ты и все остальные ничем не помогаете Сораку, защищая его от правды о нем самом. Он знает, что он не такой, как другие, и не только потому, что он эльфлинг. Он знает, что обладает силой, знает, что никак не может призвать ее, но не понимает почему. Вы все равно не сможете защитить Сорака от правды о себе. Если вы будете упорствовать в ваших попытках «защитить» его, вы принесете ему только боль и страдания.

– Мальчик страдал, когда был брошен в пустыне, – сказал Страж. – Мы защитили его от страданий. Он был уже готов сдаться и умереть. Мы дали ему силу сражаться.

– Но есть предел того, как много силы вы можете ему дать, – возразила Варанна. – Несмотря на все ваши усилия, мальчик бы умер, если бы пирена не нашла его. Она принесла его сюда, чтобы мы дали ему кров и знания, которые помогут ему понять себя. Он будет только сильнее, если познает сам себя, а если еще получит соответсвующее обучение, он сможет научиться жить намного легче с тем, кем он стал, и использовать свои способности намного эффективнее. Но пока вы защищаете Сорака от правды о себе самом, он будет оставаться слабым.

Страж умолк на какое-то время, обдумывая ее слова. Когда Страж заговорил снова, он говорил уже более спокойным тоном, хотя все еще озабоченным. – Да, есть некоторая мудрость в твоих словах. Тем не менее, если ты хочешь знать правду о нас всех, ты должна сказать Сораку все эти вещи сама. Почему ты медлишь?

– Потому что я, как и ты, беспокоюсь об его душевном здоровье, – сказала Варанна. – Совершенно недостаточно сказать кому бы то ни было правду. Нужно, чтобы он был готов услышать ее.