Текст книги "Счастливый предатель. Необыкновенная история Джорджа Блейка: ложь, шпионаж и побег в Россию"

Глава 5. Легендарный центр скрытой власти

В Британии Блейк записался добровольцем во флот. Его жизнь перевернул лектор из Адмиралтейства уже под конец обучения в Хове. Лектор рассказывал новобранцам о различных видах морской службы, которые они могли выбрать, – подводные лодки, минные тральщики и так далее, – добавив потом: «Есть еще одно подразделение, о котором я должен упомянуть. Оно называется „спецслужба“, но я не могу сообщить о ней никаких подробностей, поскольку она засекречена. Что касается сотрудников, то люди, которые поступают туда, из нашего поля зрения исчезают».

Блейк пишет в автобиографии:

Я сразу навострил уши, ведь это было так похоже на то, о чем я мечтал. Спецслужба, секретность, люди, о которых никто ничего не знает. Это должна была быть разведывательная работа, высадка агентов на вражеском берегу.

В тот же день он записался в это подразделение[109]109
  Blake G. No Other Choice. Р. 82.


[Закрыть]. Однако там его постигло разочарование: как оказалось, к шпионажу «спецслужба» не имела никакого отношения, и Блейку предстояло обучаться водолазному делу на «сверхмалых подводных лодках» – судах с экипажем в два-три человека, их называли «воскресными охотниками», как он рассказывал позже Штази. «Нас учили проникать во вражеские гавани и подкладывать бомбы под корабли неприятеля. А потом выбираться обратно»[110]110
  Блейк, выступление в Штази, 1980 и 1981.


[Закрыть]. Напоминает миссии камикадзе. К счастью для Блейка, в ходе подготовки выяснилось, что при погружении на глубину он теряет сознание и категорически непригоден к этой работе.

Спустя несколько недель его вызвали в Лондон на собеседование. Блейк считал, что его кандидатуру рассматривают на другое место в Адмиралтействе; на самом же деле к нему присматривалась СИС, британская Секретная разведывательная служба. Собеседование проводил майор, который говорил по-голландски свободно, хотя и с сильным английским акцентом – он расспрашивал Блейка о его жизни, особенно заинтересовавшись его участием в Сопротивлении[111]111
  Blake G. No Other Choice. Р. 83–85.


[Закрыть].

Работа Блейка в Сопротивлении – ключевой и едва ли не единственный пункт в резюме, – по-видимому, послужила гарантией его добросовестности, и не только в тот раз, но и во время всей его службы в СИС. Служба доверяла ему, потому что он «хорошо воевал»; и, что важно, его отец – солдат, раненный на войне в 1914–1918 годах, – тоже. Это, судя по всему, свидетельствовало о патриотизме семьи. Но, как много позже отмечал Блейк: «Они не поняли, что во время войны я был предан не Британии, а борьбе с нацизмом»[112]112
  Bower T. The Perfect English Spy. New York, 1995. P. 260.


[Закрыть].

После нескольких собеседований, к его огромному воодушевлению, он вступил в «Британскую секретную службу, этот легендарный центр тайной власти, по общему мнению, играющий важную роль в ключевых событиях мира»[113]113
  Blake G. No Other Choice. Р. 84–86.


[Закрыть]. Если точнее, он вступил в П-8, голландский отдел СИС. В задачи Блейка входило сопровождение участников Сопротивления, которых десантировали в оккупированные Нидерланды. Перед посадкой в самолеты[114]114
  Olink H. Meesterspion George Blake. Часть 1.


[Закрыть] Блейк проверял их карманы, чтобы убедиться в отсутствии там компрометирующих предметов вроде билетов из кино в Лондоне (однажды такой прецедент уже был[115]115
  Блейк, выступление в Штази, 1981.


[Закрыть]). Он размышлял: «Многие из числа тех, кого я знал лично и сам сопровождал на аэродром, погибли»[116]116
  GB17.


[Закрыть]. Это охлаждало его зависть к ним[117]117
  Olink H. Meesterspion George Blake. Часть 1.


[Закрыть].

Он также расшифровывал сообщения, которые агенты – часто с помехами – передавали из Нидерландов. К примеру, в них содержалось донесение, что немцы используют в качестве штаб-квартиры тот или иной замок или деревенский дом. Блейк передавал эти сведения по телефону в Министерство авиации[118]118
  Blake G. No Other Choice. P. 91–92.


[Закрыть]. «На следующее утро по Би-би-си можно было услышать, что замок разбомбили, и тогда возникало ощущение, будто и ты принимаешь в войне активное участие»[119]119
  Блейк, выступление в Штази, 1981.


[Закрыть].

СИС показалась Блейку «ужасно английской, частью классовой системы». При этом он понимал, что его, пусть и на второстепенных ролях, допустили к военной программе[120]120
  O’Connor К. Blake, Bourke & The End of Empires. P. 44.


[Закрыть]. «Как вполне консервативный молодой человек, я гордился своей службой в СИС, – вспоминал Блейк, выступая перед офицерами Штази. – Так же, как вы бы гордились, что вас избрали на службу в Staatsicherheitsdienst [Штази]».[121]121
  Блейк, выступление в Штази, вероятно, 1980.


[Закрыть]

И все же, добавлял он, было одно важное отличие. Если офицеры Штази проходили значительную подготовку, «то я – старой закалки, когда ремесло можно было освоить, так сказать, лишь на практике»[122]122
  Блейк, выступление в Штази, вероятно, 1980.


[Закрыть]. В военное время СИС так стремительно разрасталась, что на проверку и тренировку новобранцев времени почти не хватало. Сотрудникам Штази Блейк изложил свой взгляд на историю службы:

До войны это, по сути, была любительская организация. У них не было регулярного жалования, не было пенсий. Она состояла преимущественно из молодых людей хорошего круга, обладавших собственными деньгами и занимавшихся этим исключительно из патриотизма и тяги к авантюрам. В то время служба была довольно малочисленна, но вполне вписывалась в обстоятельства [довоенного] времени. Во многих странах ключевую роль играла аристократия. И до сих пор на Западе она часто сохраняет позиции в министерствах иностранных дел и армии. И молодые люди из этого сословия были естественным образом вхожи в правящие круги Европы. Их выбирали за свойственный им космополитизм, который позволял добывать информацию для английских спецслужб.

Разумеется, в военное время все это изменилось. Служба очень разрослась – или достаточно разрослась, по английским стандартам. Думаю, в то время в ней числилось порядка 1000 человек, большинство – офицеры[123]123
  Блейк, выступление в Штази, 1981.


[Закрыть].

Когда война закончилась, Блейк вновь задумался о карьере священника, но СИС отправила его в Нидерланды для завершения голландских операций[124]124
  Olink H. Meesterspion George Blake. Часть 1.


[Закрыть]. Он увидел полуистощенную страну, где многие выживали, питаясь луковицами тюльпанов. Тем не менее для молодых иностранных военных офицеров месяцы после освобождения стали порой разгула[125]125
  Carey G. George Blake: Masterspy of Moscow, документальный фильм BBC T V, транслировавшийся на канале BBC4 22 марта 2015 года.


[Закрыть]. Блейк вспоминает:

Реквизированные машины, роскошные виллы, запасы шампанского и бренди (складированные поверженным вермахтом), клубы, разместившиеся в самых дорогих ресторанах или самых живописных загородных домах, шикарные отели на знаменитых целебных курортах и местах для отдыха, притягательные девушки, жаждавшие повеселиться после мрачных лет оккупации, – всем этим великолепием раньше наслаждались лишь самые богатые, а теперь они стали доступны любому офицеру[126]126
  Blake G. No Other Choice. Р. 99.


[Закрыть].

В Нидерландах Блейк совмещал упорный труд с неустанным весельем. У него начался роман с Айрис Пик, молодой британской аристократкой, которая работала в СИС секретарем. Позже, уже после его разоблачения, это сочтут важным обстоятельством.

Блейк уже хорошо владел немецким языком, и в апреле 1946 года его перевели в Гамбург. Один его молодой коллега, Чарльз Уилер, в дальнейшем ставший бессменным зарубежным корреспондентом Би-би-си и свекром Бориса Джонсона, будет вспоминать, что Блейк «чересчур много улыбался. Даже за завтраком»[127]127
  Hermiston R. The Greatest Traitor. P. 67.


[Закрыть].

В первую очередь в Гамбурге Блейку предстояло выяснить, не организуют ли бывшие немецкие офицеры-подводники – заклятые враги британского судоходства в военное время – подпольного нацистского сопротивления. Теперь, после победы над Германией, многим оккупантам уже не терпелось отправиться домой, но Блейк относился к своей работе очень серьезно. Его первый биограф, Э. Х. Кукридж, который, будучи британским тайным агентом во время и после войны, недолго работал с Блейком, рассказывает, что «в свободное время тот изучал морские технологии и военно-морские тактики и в итоге довольно скоро мог вполне авторитетно беседовать с офицерами Королевского военно-морского флота и инженерами, прослужившими в море всю свою жизнь»[128]128
  Cookridge E. H. George Blake: Double Agent New York, 1982. P. 50.


[Закрыть].

«Подружиться» с бывшими офицерами-подводниками оказалось просто, вспоминал Блейк в Штази:

У наших оккупационных сил было все – сигареты, шнапс, машины, документы; а у немецкого населения – почти ничего. И вот я со многими из них встречался. Так спустя некоторое время и смог удостовериться, что ни о каком подпольном движении речи не идет.

Офицеры поняли, что сопротивление бесполезно, не говоря уже о том, что в разоренной бомбежками Западной Германии «нулевых лет» повседневная жизнь и без того давалась огромным трудом. В более поздние годы, мрачно сообщал Блейк в Штази, бывшие нацисты попадут в руководство федеративной республики иными путями[129]129
  Блейк, выступление в Штази, 1980 и 1981.


[Закрыть].

В Гамбурге Блейк прожил до начала холодной войны. СИС переключалась с Германии на Советский Союз. Блейк говорил: «Им [СИС] приходилось противостоять врагу, который обладал очень большой секретной службой и был, можно сказать, профессионально подготовлен, поэтому службу требовалось выстраивать заново»[130]130
  Блейк, выступление в Штази, 1981.


[Закрыть].

К 1947 году Блейк сам переключился на борьбу с коммунизмом, став одним из самых первых бойцов холодной войны. Он взялся за освоение нового языка разведки – русского[131]131
  Без подписи, ‘Operation ‘Gold’ und andere…’, Neues Deutschland.


[Закрыть]. Он вербовал немецких «офицеров, служивших в ВМФ и вермахте», и отправлял их на разведку в советскую зону Германии[132]132
  Blake G. No Other Choice. Р. 102.


[Закрыть]. Вероятно, допуская из такта и с оглядкой на прошлое некоторые поправки, он рассказывал Штази:

Мне удалось создать несколько групп здесь, на территории ГДР [Германской Демократической Республики]. Но, должен сказать, радости мне эта задача не доставляла – мы использовали бывших заклятых врагов, чтобы бороться с нашими бывшими союзниками, которым стольким были обязаны. Я это рассказываю, потому что так в моем идеологическом мировоззрении возникла первая брешь[133]133
  Блейк, выступление в Штази, вероятно, 1980.


[Закрыть].

Юный сотрудник СИС, говоривший по-немецки с голландским акцентом, проявлял усердие и даже некоторое высокомерие. Он не стремился подзаработать лишних деньжат, приторговывая на черном рынке выпивкой или сигаретами из запасов британской армии. Разумеется, некоторым дилетантам-британцам в СИС он действовал на нервы[134]134
  Cookridge E. H. George Blake. P. 54–55.


[Закрыть]. «Он был груб, придирчив, тщеславен и многословен, коллегам часто казалось, что он слегка не в себе», – рассказывала писательница Ребекка Уэст в 1960-х годах[135]135
  West R. The New Meaning of Treason New York, 1964. P. 303.


[Закрыть].

Однако в свободное время Блейк принимал участие в разгульной жизни освобожденного города, пусть и с большей осмотрительностью, чем другие сотрудники оккупационных сил. В автобиографии он цитирует христианский гимн: «Мир, плоть и сатана витали над тропой, которой я шел». Но от «искушений», по его собственному признанию, вера его не уберегла[136]136
  Blake G. No Other Choice. Р. 99.


[Закрыть]. В 1947 году он вернулся в Британию из Германии с ощущением, что уже недостоин стать священником.

К счастью, в снобистской СИС этот иностранец-полуеврей оказался весьма кстати. Блейк имел безупречно британскую фамилию, превосходно справлялся с оперативной работой, был героем Сопротивления, противником коммунизма, полиглотом, каких среди британцев мало[137]137
  Hermiston R. The Greatest Traitor. P. 70.


[Закрыть], легко осваивался в любом месте и, самое главное, внешне идеально вписывался в образ. Николас Эллиотт, старший офицер МИ-6, считал Блейка «рослым красавцем с отличными манерами, пользующимся всеобщим успехом»[138]138
  Macintyre B. A Spy among Friends: Kim Philby and the Great Betrayal. New York, 2014. P. 234. [Бен Макинтайр. Шпион среди друзей. Великое предательство Кима Филби. Пер. с англ. С. Таск, А. Шульгат. Москва: Издательство АСТ: CORPUS, 2017.]


[Закрыть]. Руководствуясь идеалом частных школ «mens sana in corpore sano», британская элита того времени часто судила о характере человека по его внешности. Но то ли Эллиотт был не слишком наблюдательным шпионом, то ли Блейк с годами заметно подусох. За Блейком также не водилось очевидных слабостей: он не был ни болтуном, ни лентяем, ни фантазером, ни игроком, ни пьяницей, ни разгульным бабником, ни гомосексуалом, уязвимым для шантажа. Готовый больше слушать, чем говорить, самодостаточный, не имевший близких друзей, скорее маменькин сынок, чем кутила, он идеально подходил для шпионажа.

СИС решила закрыть глаза на его несоответствие двум ключевым требованиям: он не закончил университет и ни он, ни его родители не были родом из Британии или ее владений[139]139
  Cookridge E. H. George Blake. Р. 70–71.


[Закрыть]. Служба предложила ему место в штате, что фактически превращало его «из аутсайдера в одного из нас»[140]140
  Carey G. George Blake.


[Закрыть]. Он сразу же согласился, навсегда отбросив мысль о карьере священника[141]141
  GB20.


[Закрыть]: «Работа была очень интересной, у меня был хороший круг друзей», и «иных перспектив интересной работы у меня не было»[142]142
  Архив Штази, MfS Sekr. Neiber/Tb/1, Блейк, выступление в Штази, 1976.


[Закрыть]. В бурно развивающейся послевоенной индустрии шпионаж дал ему новое призвание.

Писатель Джон Ле Карре набросал психологический портрет новобранцев секретных служб:

Я понимал природу людей, которых влекло в этот мир. Я знал, что значит находиться в свободном плавании и тянуться к сильному ведомству, отвечавшему за ваши нравственные суждения и… вашу жизнь. Я знал, какие слабости манят в ведомственные объятия, снимая с нас бремя принятия собственных решений… Я был весьма растерянным юношей. Я втянулся в этот мир очень рано, и он заменил для меня все. Он словно стал мне одновременно матерью, отцом и священником и придал смысл моей жизни[143]143
  Eleanor Wachtel interview, John le Carré on War, Terror and His New Biography, CBC Radio (Canada), 29.11.2015. (Интервью Элинор Вахтель с Джоном Ле Карре о войне, терроре и его новой биографии, CBC Radio (Канада), 29.11.2015.)


[Закрыть].

Блейк после войны тоже был «весьма растерянным юношей». За плечами осталась и родина, и планы религиозной карьеры, зато сохранились нравственные идеалы. Он позже отмечал, что многие сотрудники СИС были набожными католиками, а многие офицеры ЦРУ – квакерами. Двое из наиболее видных кембриджских шпионов, работавших на КГБ, – Джон Кернкросс и Дональд Маклин – получили пресвитерианское воспитание, которое мало отличалось от кальвинизма Блейка. Наверное, как и он, они предпочли доверить свои «нравственные суждения» «сильному ведомству»[144]144
  Knopp G. Top-Spione: Verräter im Geheimen Krieg. Munich, 1997. P. 132.


[Закрыть].

В октябре 1947 года СИС отправила Блейка в Кембриджский университет на сэндвич-курс[145]145
  В британских университетах так называется курс, сочетающий академическое образование с обязательной длительной практической стажировкой. – Прим. пер.


[Закрыть] длительностью несколько месяцев, чтобы он выучил русский язык. Тогда этого еще никто не знал, но именно в Кембридже «получили образование все главные британские перебежчики» (если цитировать пьесу Саймона Грея 1995 года «Сокамерники» об отношениях Блейка и Берка)[146]146
  Gray S. Plays Five. London, 2010. P. 34.


[Закрыть].

К СССР Блейк уже относился с пиететом за его вклад в победу во Второй мировой войне[147]147
  Gray S. Plays Five. London, 2010. P. 133.


[Закрыть]. Тем не менее он будет вспоминать, что в университет попал, «не питая к русским особого уважения»[148]148
  Блейк, выступление в Штази, вероятно, 1980.


[Закрыть]. В Кембридже это изменилось благодаря Элизабет Хилл, непоколебимой противнице коммунизма, которая, сама того не желая, одной из первых подтолкнула Блейка к этой идеологии. В нашем разговоре он привычно пел ей дифирамбы:

Мое отношение к русским существенно изменилось благодаря учебе в Кембридже у профессора Хилл. Она была очень умной женщиной, по происхождению англичанкой, но до революции в Санкт-Петербурге было целое сообщество англичан-коммерсантов. Они жили здесь из поколения в поколение, наладили хорошие связи с русскими и часто женились на русских женщинах. Ее мать была русской, а отец – одним из этих богатейших коммерсантов.

Разумеется, после революции они вернулись в Англию, и здесь Хилл защитила докторскую по славянскому языкознанию. Она была очень знаменитым профессором кембриджского факультета славистики. Наполовину русская, она исповедовала православие и иногда по воскресеньям приглашала пару любимых студентов, в числе которых был и я, в Лондон на службу в православный храм. Тогда я был от этого в восторге. Да и до сих пор тоже[149]149
  GB24–25.


[Закрыть].

Хилл была одной из немногих женщин в Кембридже того времени. Самым первым профессором славистики в университете она стала в 1948 году, тогда же, когда Кембридж впервые стал присваивать женщинам ученую степень. Голубоглазая «Лиза» в черном костюме «славилась ошеломляющим русским обаянием», благодаря которому получила неслыханное право парковать свой маленький фиатик («Блоху») перед Британским музеем. Английский и русский были для нее настолько органичны, что она привычно смешивала их в одном предложении[150]150
  О Хилл см. в A. D. СТР.Briggs, ‘Obituary: Dame Elizabeth Hill’, The Independent, 6, January 1997; Anthony Cross, ‘Hill, Dame Elizabeth Mary’, Oxford Dictionary of National Biography: http://www.oxforddnb.com/view/article/64000; R. Auty, L. R. Lewitter и A. СТР.Vlasto (eds), Gorski Vijenac: A Garland of Essays Offered to Professor Elizabeth Mary Hill (Modern Humanities Research Association, Cambridge, 1970); и D. M. Thomas, ‘A War of Soft Words’, Guardian, 16.11.2002.


[Закрыть]. «Работать, работать, работать», – призывала она своих студентов. По словам Блейка, спустя пару месяцев после начала ее курса он уже читал по-русски «Анну Каренину»[151]151
  Blake G. No Other Choice. Р. 105.


[Закрыть]. Из занятий с Хилл он почерпнул также «романтизированный образ матушки-России, откуда она бежала», пишет исследователь международных отношений Джонатан Хаслам[152]152
  Haslam J. Near and Distant Neighbours: A New History of Soviet Intelligence. Oxford, 2015. P. 187.


[Закрыть]. Эта эмоциональная вовлеченность, отмечал позже Блейк, «вероятно, не входила в планы английской секретной службы»[153]153
  Блейк, выступление в Штази, 1981.


[Закрыть]. Он начинал открывать для себя новую родину – не столько Советский Союз, сколько Россию.

Глава 6. Обращение узника

Докладывая о своем прибытии в штаб-квартиру СИС в Лондоне в 1948 году, Блейк рассчитывал получить назначение в Афганистан. Но ему сообщили, что он отправится на запад Китая в город Урумчи недалеко от советской границы. «Несколько недель спустя без каких бы то ни было разъяснений», пишет он в автобиографии, его вдруг направили в Сеул, столицу Южной Кореи. Он был разочарован: «Я никогда не питал интереса к культуре Дальнего Востока… исламский мир привлекал меня гораздо больше».

Он много читал, готовясь к новому назначению, но один текст особенно ему запомнился: «маленькое учебное пособие по марксизму», написанное теоретиком СИС Кэрью Хантом. Блейк пишет:

Называлось оно «Теория и практика коммунизма» и было написано с целью познакомить офицеров СИС с основными догматами марксизма по здравому принципу «знай своего врага»… Эта брошюра стала для меня откровением… Теория коммунизма показалась мне убедительной, ее интерпретация истории – разумной, цели представлялись достойными и мало отличались от христианских идеалов, пусть и разнились с ними в методах их достижения[154]154
  Blake G. No Other Choice. Р. 109–111.


[Закрыть].

Взяв на вооружение новые знания, Блейк отправился в Сеул в качестве первого главы местного бюро[155]155
  Блейк, выступление в Штази, вероятно, 1980.


[Закрыть]. «Это была очень маленькая резидентура», – скромно рассказывал он Штази, прибегая к термину, которым в странах Восточного блока называлось представительство разведслужбы[156]156
  Блейк, выступление в Штази, 1976.


[Закрыть]. Для прикрытия он занимал должность британского дипломата.

Корея была разделена с 1945 года, когда американские войска оттеснили японских оккупантов с юга, а советские – с севера. Спустя три года Северная и Южная Корея оказались на грани войны. Блейку говорили: если война начнется, Британия, вероятно, сохранит нейтралитет. Это позволит ему остаться на своем месте и наблюдать за происходящим[157]157
  Hermiston R. The Greatest Traitor. P. 85–86; Carey G. George Blake.


[Закрыть]. Некоторые британские консульства именно так и работали тогда в Китае, где Китайская коммунистическая партия захватила власть в ходе гражданской войны[158]158
  Блейк, выступление в Штази, вероятно, 1980.


[Закрыть].

Перед самым отъездом из Европы Блейк в Париже в последний раз встретился со своим кузеном Раулем Куриэлем. Рауль, к этому моменту археолог, работавший в Афганистане, будет вспоминать: «Он был скучным малым. Преклонялся перед Британской империей и норовил переангличанить самих англичан. Протестант до мозга костей… Похоже, он и в четырнадцать уже был таким»[159]159
  Perrault G. Un homme à part. P. 74.571–572.


[Закрыть].

Потом Блейк сел на гидроплан, следовавший в Южную Корею. Во время пересадки в Каире он навестил Даниэля с Зефирой, родителей Рауля, и другую тетушку. Их жизнь перевернулась с ног на голову. После создания Государства Израиль и арабо-израильской войны 1948 года египетские евреи стали париями в собственной стране. Куриэлям даже перерезали телефонные провода[160]160
  Blake G. No Other Choice. Р. 111.


[Закрыть]. Они рассказали Блейку, что египетское правительство отправило его кузена Анри за решетку как коммуниста. Тогда Блейк виделся с дядей и тетушками в последний раз: «С тяжелым сердцем я простился с этими пожилыми и одинокими людьми, которые так много для меня сделали»[161]161
  Blake G. No Other Choice. Р. 111.


[Закрыть].

Начальником Блейка в Сеуле был британский генеральный консул капитан Вивиан Холт, «холостяк и поистине эксцентричный англичанин»[162]162
  Блейк, выступление в Штази, вероятно, 1980.


[Закрыть]. Лысый, худой как жердь, аскет Холт был удивительно похож на Махатму Ганди[163]163
  Blake G. No Other Choice. Р. 118.


[Закрыть] и вскоре стал едва ли не героем для Блейка. В целом же Сеул разочаровал молодого агента. Основная задача Блейка в преддверии войны состояла в вербовке шпионов (особенно среди моряков) во Владивостоке, который находился всего-навсего в 450 милях к северо-востоку от Сеула. Единственным препятствием были лишь границы Северной Кореи и Советского Союза. «Замысел [СИС] был довольно наивен, – рассказывал Блейк впоследствии. – Они просто взглянули на карту и подумали: „Где бы нам открыть филиал разведки поближе к Владивостоку?“ Никакой агентуры ни во Владивостоке, ни даже в Северной Корее мне создать не удалось»[164]164
  Блейк, выступление в Штази, 1980 и 1981.


[Закрыть].

Все остальное тоже не заладилось. Блейк стал презирать продажного полуфашистского союзника Британии – Южную Корею. Он всегда будет вспоминать, что у министра образования страны, выпускника Оксфорда, висел «в кабинете большой фотопортрет Гитлера»[165]165
  Carey G. George Blake.


[Закрыть]. Оппонентов власти, на которых режим без разбору вешал ярлык «коммунистов», Блейк сравнивал с голландским Сопротивлением. И пришел в ужас, увидев, как американские союзники Британии купаются в роскоши, в то время как прямо на улицах замерзают бездомные жители Южной Кореи[166]166
  Blake G. No Other Choice. Р. 115–16.


[Закрыть].

Северная Корея напала на Сеул в июне 1950 года. Блейк вспоминал: «Бежать было бы легко. У нас [в британской миссии] в распоряжении имелось около четырех-пяти дней. Все американцы бежали и готовы были забрать нас. Но нам дали распоряжение оставаться на месте, и мы остались»[167]167
  Блейк, выступление в Штази, вероятно, 1980.


[Закрыть].

После этого Би-би-си передала шокирующие новости: Британия решила не оставаться в стороне и вступала в войну на стороне Южной Кореи. Блейк рассказывал Штази в 1980:

Значит, нейтралитет, который планировался раньше, мы не сохраняли. Так мы оказались врагами в стане врага. Положение было, конечно, не из приятных… Сегодня ни один англичанин не считает свою страну могущественной империей… но тогда мы представляли себя великой независимой державой, и свидетельство того, что Англия действует уже не в собственных интересах – потому что никаких интересов у Англии в Корее не было, – а лишь в угоду американцам, стало для меня огромным потрясением. И очередным шагом в моем будущем движении [к коммунизму][168]168
  Блейк, выступление в Штази, вероятно, 1980.


[Закрыть].

Этот амбициозный человек понял, что служит второстепенной державе. А потом по ее вине он попал в плен, где натерпелся ужасов. В воскресенье сразу после вторжения северокорейцев в Сеул к британской миссии подъехали три джипа с военными и увезли Холта, Блейка и его ассистента Нормана Оуэна на допрос в штаб-квартиру полиции[169]169
  Blake G. No Other Choice. Р. 126.


[Закрыть]. Все трое стали первыми сотрудниками иностранного внешнеполитического ведомства, которых коммунисты отправили за решетку[170]170
  http://hansard.millbanksystems.com/written_answers/1961/may/10/foreign-service-security#S5CV0640P0_19610510_CWA_28.


[Закрыть]. В составе группы из семидесяти заключенных северокорейцы этапировали их на север, как и около 750 американских военнопленных. В ту зиму погибла почти половина заключенных – главным образом от голода, болезней, мороза или от рук жестоких надзирателей-коммунистов, устраивавших «марш смерти»[171]171
  Блейк, выступление в Штази, Эрфурт, 1977; и Blake G. No Other Choice. Р. 132–4.


[Закрыть]. Кто не мог идти дальше, был обречен. Филип Дин, журналист Observer из группы Блейка, вспоминал: «Молодой рыжеволосый [американский] парень, который еще мог идти, рыдая, пытался нести на себе умирающего товарища. Конвоир пнул его, подгоняя. Тот, всхлипывая, споткнулся… Мы слышали множество выстрелов… умирающих сталкивали в канавы»[172]172
  Cookridge E. H. George Blake. P. 91.


[Закрыть].

Холт потом говорил: «Если бы не Джордж Блейк и Филип Дин, последний этап марша смерти я бы не пережил. В Хаджане они выхаживали меня и консула Оуэна, отдавали нам свои пайки, хотя сами болели и голодали»[173]173
  Montgomery Hyde Н. George Blake Superspy: The Truth behind Blake’s Sensational Escape to Moscow London, 1988. Р. 38.


[Закрыть].

Блейк ночами сидел у постели тяжело болевших Холта и Оуэна. Ему удалось убедить жестокого командира лагеря по прозвищу Тигр, что, если под его началом погибнут двое британских дипломатов, мало не покажется. Северокорейцы тут же нашли пенициллин для обоих больных. Однако здоровье Холта и Оуэна необратимо пошатнулось, и они умерли вскоре после возвращения в Британию[174]174
  Cookridge E. H. George Blake. P. 93.


[Закрыть].

Блейк обратил внимание, что американские солдаты погибали в плену гораздо чаще, чем интернированные гражданские из Европы – в большинстве своем пожилые люди, среди которых были епископы и монахини весьма преклонного возраста. Он связывал это с легкой жизнью в Америке[175]175
  Blake G. No Other Choice. Р. 134–135.


[Закрыть]. Когда американцы вдруг оказывались в отчаянном положении, рассказывал он Штази, они «просто теряли волю к жизни. И, быть может, стоит сделать вывод, что на пользу слишком благополучная жизнь не идет». Тут из зала раздались сдержанные смешки, и Блейк улыбнулся.[176]176
  Блейк, выступление в Штази, 1981.


[Закрыть]

Его рассказ отражает кальвинистские взгляды на материальные излишества, но к американцам он несправедлив. Он не упомянул, что до этого некоторых из них северокорейцы морили голодом и пытали, а на марше смерти с ними часто обращались хуже, чем с гражданскими пленными[177]177
  Hermiston R. The Greatest Traitor. P. 100, 105.


[Закрыть]. «Солдаты умирали от пневмонии, умирали от дизентерии, умирали от холода, умирали от недоедания, умирали от жажды и от истощения», – пишет Стив Фогель в своей книге «Предательство в Берлине»[178]178
  Vogel S. Betrayal in Berlin: The True Story of the Cold War’s Most Audacious Espionage Operation. New York, 2019. P. 7.


[Закрыть]. Многие образованные европейцы тогда ополчились на Америку, приписывая ей материализм и имперские амбиции. В Корее Блейк, судя по всему, поддался этим настроениям.

Он на всю жизнь запомнил представшие его взору ужасы: «Справа и слева от меня умирали десятки тысяч человек. Это был период ожесточенного конфликта, а я оказался в самой гуще. Я видел Корейскую войну собственными глазами; молодые американские военнопленные погибали, а огромные американские летающие крепости сбрасывали бомбы на маленькие беззащитные деревни»[179]179
  Norton-Taylor R. George Blake Now Prepared to Talk after Decades of Silence // Guardian. 1990. September. 19.


[Закрыть].

Он сказал офицерам Штази, что все они знали или слышали от родителей о бомбежках немецких городов во время войны. Блейк и сам видел их последствия в послевоенном Гамбурге и Берлине. Однако, продолжал он, в Корее американцы нанесли еще больший ущерб. Они уничтожали деревянные дома крестьян, бедные поселения и города. «Не оставили буквально камня на камне». Он не преувеличивал. Американский генерал Кертис Лемей, глава Стратегического военно-воздушного командования во время Корейской войны, размышлял в 1984 году: «Года за три мы уничтожили – сколько? – двадцать процентов населения»[180]180
  Osnos E. The Risk of Nuclear War with North Korea // New Yorker. 2017. September. 18.


[Закрыть]. Бомбежка неизбежно напомнила Блейку, как десятью годами ранее люфтваффе сровняли с землей его родной Роттердам. Он рассуждал: «Мы, как представители Запада, чувствовали свою вину и задавались вопросом: „Что мы здесь делаем, какое право имеем приезжать сюда и все уничтожать?“ Эти люди, которые живут так далеко от нас, должны сами решать, как устраивать собственную жизнь»[181]181
  Блейк, выступление в Штази, 1976.


[Закрыть]. Это был еще один шаг на пути к смене идеологии, говорил потом Блейк[182]182
  Блейк, выступление в Штази, 1976.


[Закрыть].

Наконец в феврале 1951 года кошмар стал рассеиваться. Вместе с группой из десяти английских и французских дипломатов и журналистов Блейка отвезли на тихую ферму неподалеку от Манпо, на севере страны. «Наше существование в плетеной хижине, – пишет он, – напоминало положение десяти железнодорожных пассажиров, которым пришлось провести два года в вагоне, забытом всеми на запасных путях». Восемь человек из этой группы спали на полу в двух комнатах (женщины спали где-то в другом месте), зато по крайней мере у них была пища, кров и они находились в относительной безопасности[183]183
  Blake G. No Other Choice. P. 135–136.


[Закрыть].

С тех пор переживали они скорее душевно: «Во-первых, потому что мы не знали, сколько еще все это продлится, а во-вторых, потому что нам было совершенно нечего делать»[184]184
  Блейк, выступление в Штази, вероятно, 1980.


[Закрыть]. Здесь оказались мыслящие люди, истощенные голодом и сходившие с ума от скуки. С тех пор Блейк знал, что месяца за три-четыре историю всей своей жизни успеет рассказать даже человек с богатейшим опытом, а потом ему придется начинать заново. Заняться там было нечем, оставалось только играть, представлять себя кем-то другим. Блейк, вспоминал потом Дин, «любил воображать себя… великим офицером ее величества, получающим титул за достойную и преданную службу. Мы похлопывали его по плечу и торжественно произносили: „Встаньте, сэр Джордж“. Мы повысили его до барона, графа и маркиза. Герцогского титула он так и не успел получить – наш плен уже закончился»[185]185
  Rees Shapiro T. George Blake, notorious Cold War double agent who helped Soviets, dies at 98//Washington Post. 2020. December. 26.12.2020.


[Закрыть].

Довольно бестолковые уроки северокорейской пропаганды, целью которых было обращение пленников в коммунистическую веру – «промывка мозгов», – вызывали у этих интеллектуалов лишь раздражение. Дин упоминал: «Нам часто приходилось подсказывать им цитаты Карла Маркса»[186]186
  Cookridge E. H. George Blake. P. 99.


[Закрыть].

Для обращения Блейка требовалось нечто гораздо более изощренное. И такой способ нашелся. Блейк рассказывал Штази: «К счастью – или для большинства из нас к несчастью, – советское посольство в Пхеньяне смилостивилось над нами и прислало несколько книг»[187]187
  Блейк, выступление в Штази, вероятно, 1980.


[Закрыть]. В посылке, прибывшей весной 1951 года, была всего одна книга на английском языке – «Остров сокровищ» Роберта Льюиса Стивенсона. Пленники тянули жребий за право прочитать роман первым и вскоре зачитали книжку до дыр. Было еще и три издания на русском: «Государство и революция» Ленина и два тома «Капитала» Маркса.

Русским в группе владели лишь Блейк и Холт. Во время военных действий консул потерял очки, когда пытался укрыться от пулеметных очередей американских самолетов[188]188
  Blake G. No Other Choice. Р. 137.


[Закрыть]. «После этого самостоятельно читать он уже не мог», – говорил Блейк, который к моменту нашей с ним встречи оказался ровно в таком же положении.

И читал ему я. Мы сидели на кургане, читали и обсуждали книги. Кажется, раньше он служил политическим атташе Министерства иностранных дел Британии в Ираке, гражданским чиновником английского правительства в Индии и был безупречным винтиком английской колониальной системы. Но человек он был весьма здравомыслящий и понимал, что что-то должно прийти ей на смену, и он считал, что это будет коммунизм. Он не хотел жить в коммунистическом государстве, но таков был его прогноз. А поскольку я питал к нему огромное уважение – он был моим начальником, скажем так, и у нас установились добрые дружеские отношения, – я очень прислушивался к его мнению[189]189
  GB22–23.


[Закрыть].

«Итак, я прочитал „Капитал“, два тома – дважды, – изумлялся он в Штази (и в зале раздалось несколько осторожных смешков)[190]190
  Блейк, выступление в Штази, 1981.


[Закрыть]. – Несколько месяцев мы каждый день часами читали… „Капитал“ и некоторые труды Ленина»[191]191
  Блейк, выступление в Штази, 1976.


[Закрыть]. Они с Холтом читали часть текста, а потом обсуждали его, «проблему за проблемой»[192]192
  Блейк, выступление в Штази, 1977.


[Закрыть].

Эти чтения с начальником, по-видимому, произвели глубокое впечатление на способного молодого человека, чье обучение прервалось из-за войны и в чьем распоряжении внезапно оказалось два года, которые мало чем можно было занять, помимо размышлений. Они с Холтом также вместе изучали Коран на арабском[193]193
  Knopp. G. Top-Spione. P. 134.


[Закрыть] и обсуждали с сокамерниками Маркса и Ленина[194]194
  Блейк, выступление в Штази, вероятно, 1980.


[Закрыть] (когда Холт вскоре после своего возвращения из Кореи дал интервью будущему биографу Блейка Э. Х. Кукбриджу, он, похоже, не упомянул их коммунистических штудий)[195]195
  Cookridge, George Blake, стр. 94–104.


[Закрыть].

Блейк размышлял потом: «Я думал, что воюю не на той стороне… Основной, если не единственной целью английской секретной службы было уничтожение коммунизма…. Я пришел к выводу, что, если мне суждено умереть – а в Корее такой риск был велик, – я хочу умереть за идею, в которую верю»[196]196
  Блейк, выступление в Штази, вероятно, 1980.


[Закрыть].

В разговоре с Блейком я предположил, что заточение в Корее стало для него вторым университетом. Он ответил: «Да-да. Так оно и есть, так и есть. В каком-то смысле»[197]197
  GB24.


[Закрыть]. Так старый империалист Холт нечаянно подтолкнул Блейка к коммунизму.

Радикальными идеями люди часто увлекаются за компанию. Ими движет стремление найти соратников. Большую часть прошлого века, вступая в коммунистическую партию, ты попадал в клуб, расставивший свои аванпосты по всему миру. В любой стране мира тебя ждали единомышленники и товарищи (пока что-то не выходило из строя и партия не решала от тебя избавиться). Кембриджские шпионы 1930-х годов и большинство джихадистов-европейцев в XXI веке приобщались к радикальным движениям вместе со сверстниками. Многих завербовали близкие друзья, любовники, братья или сестры. Однако Блейк в Корее был коммунистом-одиночкой без «ячейки».