Текст книги "Иерусалим. Биография"

Хуже того, Адриан вознамерился возвести на Храмовой горе жертвенник и собственную грандиозную конную статую[85]85
  Постройки Адриана в Иерусалиме частично сохранились: фрагменты ворот Большого форума (ставшие впоследствии воротами первой церкви Воскресения) можно осмотреть в кондитерской лавке Zalatimo’s (9 Hanzeit St., к югу от храма Гроба Господня, рядом с девятой станцией Via Dolorosa). Кондитерской, основанной в 1860 г. отставным османским сержантом Мухаммедом Залатимо, и сейчас управляет представитель этого почтенного палестинского семейства, Шамир Залатимо. Фрагмент стены Адриана стал частью еще одного семейного предприятия, магазина фруктовых соков Абу Ассаба – а также русской церкви Александра Невского.
  Частично сохранился и один пролет арки Малого (восточного) форума Адриана: он перекинут через Via Dolorosa у церкви Ecce Homo (“Се человек” – слова, с которыми Пилат показал Иисуса толпе). В течение столетий христиане ошибочно полагали, что эта арка – остаток Претории, где происходил суд Пилата, отсюда и название церкви. На самом же деле арка была воздвигнута столетием позже.
  Фундамент Дамасских ворот также раскрыт археологами и свидетельствует об их истинно римской мощи. Нынешняя главная улица Старого города, улица ха-Гай (она же Эль-Вад), проходит по трассе римской улицы Кардо (одной из двух главных улиц Элии Капитолины). Фрагмент ее мостовой раскрыт на площади у Западной стены. Историк Дион Кассий и более поздний христианский источник, “Пасхальная хроника”, позволяют предположить, что храм Юпитера Капитолийского стоял на Храмовой горе. Это весьма вероятно, но никаких следов его не найдено.


[Закрыть]. Адриан последовательно лишал Иерусалим его еврейского духа. Он хорошо усвоил уроки другого грекофила, знавшего толк в зрелищах – Антиоха Епифана, – и не случайно реанимировал его проект храма Зевса Олимпийского в Афинах.

24 октября, во время египетских празднеств в честь смерти и воскресения бога Осириса, любовник Адриана Антиной при загадочных обстоятельствах утонул в Ниле. Покончил ли он с собой? А может быть, Адриан или египтяне принесли его в жертву? Или же это был просто несчастный случай? Обычно сдержанный Адриан страшно горевал; он велел почитать юношу в качестве Осириса, основал посвященный ему город Антинополь и учредил государственный культ Антиноя, установив по всему Средиземноморью статуи, увековечившие красивое лицо и прекрасное тело юноши.

Возвращаясь в Рим из Египта, Адриан снова проехал через Иерусалим и, в соответствии с римским обычаем, лично провел плугом борозду, обозначившую границы города. Возмущенные репрессиями, паганизацией Иерусалима и повсеместно появившимися изваяниями обнаженного Антиноя, евреи стали тайно вооружаться и готовить подземные укрытия в Иудейских горах.

И когда Адриан, правлению которого, казалось, уже ничто не угрожало, спокойно ехал в сторону Рима, таинственный вождь, называвший себя Князь Израиля, развязал самую жестокую из всех иудейских войн.

Шимон бар-Кохба: сын звезды

“Сначала римляне не приняли евреев всерьез”, свидетельствует историк Дион Кассий, но на этот раз иудеи подготовились чрезвычайно хорошо, а рождение их харизматического вождя Шимона бар-Кохбы, “Сына Звезды”, было якобы отмечено тем же мистическим символом царского достоинства, которым ознаменовалось рождение Иисуса и о котором говорится еще в Книге Чисел: “Восходит звезда от Иакова, и восстает жезл от Израиля, и разит князей Моава”. Многие прославляли бар-Кохбу как нового Давида. “Вот он – царь Мессия”, – настаивал чрезвычайно уважаемый рабби Акива (эти слова приведены в части Талмуда, написанной в IV веке). Впрочем, с этим были согласны не все. “Акива, на твоих щеках вырастет трава, – возражал ему другой раввин, – а сын Давида все еще не придет”. Противники Бар-Кохбы звали его Бар-Косба – по-арамейски “сын Лжи”.

Бар-Кохба быстро разгромил римского наместника с его двумя легионами. Свитки с его письмами и распоряжениями, найденные в одной пещере в Иудее, свидетельствуют о больших способностях и твердой решимости. “Я справлюсь с римлянами”, – уверял он – и справлялся. Он полностью истребил целый легион. Он “был способен ловить огромные камни, брошенные в него, и наугад отбрасывать их, убивая многих” во вражеских рядах.

Князь Израиля не терпел неповиновения или ослушания: “От Шимона Бар-Кохбы Ионатану и Масавале: пусть все мужи из Текоа и других мест, которые с вами, будут посланы ко мне без промедления. Если вы не пришлете их ко мне, я накажу вас”. Фанатичный зелот, он, по свидетельству современника-христианина Иустина, “приказывал жестоко пытать христиан, если они не отрекались от Христа и отказывались хулить Его”. А живший гораздо позднее описываемых событий автор “Церковной истории” Евсевий Кесарийский утверждал, что Бар-Кохба убивал христиан, когда те отказывались помогать ему в войне против римлян: “Убийца и разбойник, он… внушил рабам, будто он светило, спустившееся с неба, дабы чудом даровать им, замученным, свет”.

Сын Звезды управлял своим государством Израиль из крепости Иродион, чуть южнее Иерусалима. На его монетах было отчеканено: “Год первый. Искупление Израиля”. Но восстановил ли он жертвоприношения на месте разрушенного Храма? Его монеты с призывом “За свободу Иерусалима” были, как говорят, украшены изображением Храма, но ни одна такая монета не была найдена. Аппиан писал, что Адриан, как и Тит, “разрушил Иерусалим”, из чего следует, что в городе еще было что разрушать. Повстанцы, сметающие все на своем пути, наверняка должны были бы осадить Десятый легион в Цитадели и восстановить жертвоприношения на Храмовой горе, представься им такая возможность. Но удалось ли им это, мы не знаем.

Адриан поспешил назад в Иудею, вызвав из Британии своего лучшего полководца Юлия Севера и собрав семь или даже двенадцать легионов. Согласно Диону Кассию, одному из немногих летописцев этой войны, наместник Иудеи “с войском, присланным ему в помощь императором, безжалостно, пользуясь их [иудеев] безумием, преследовал и уничтожал их десятками тысяч: мужчин, женщин, детей – всех заодно; всю страну их, по закону войны, поработил”.

Север, прибыв в Иудею, тут же перенял тактику противника: “Благо воинов и воевод у него хватало – перехватывал небольшие отряды [иудеев], окружал и лишал доступа к припасам, сим способом он мог – пусть помедленнее, зато и более безопасно – разрознить, изнурить и извести мятежников”. По мере того как римляне действовали все более успешно, Бар-Кохбе приходилось прибегать ко все более суровым мерам для укрепления дисциплины в своих рядах: “Если кто-либо из находящихся с тобой галилеян подвергнется дурному обращению, – грозил он одному военачальнику, – я закую твои ноги в кандалы, как уже сделал такое с бен-Аплулом!”

Повстанцы отступили в пещеры Иудеи; именно там и были найдены послания Шимона и другие артефакты. Эти беженцы и воины хранили при себе ключи от своих покинутых домов (единственное утешение для тех, кому суждено никогда не вернуться) и даже кое-какие предметы роскоши – стеклянное блюдо, карманное зеркальце в кожаном чехле, деревянную шкатулку для драгоценностей, лопатку для курений. Там, в этих пещерах, и погибли их хозяева – и вещи, захваченные из дома, были найдены среди человеческих останков. Отрывочные записи содержат немногословные намеки на масштаб катастрофы: “До конца… у них нет никакой надежды… мои братья на юге… они погибли от меча…”

Римляне двинулись на последний оплот Бар-Кохбы – крепость Бейтар, в шести милях к югу от Иерусалима. При обороне твердыни погиб и сам Бар-Кохба – от укуса змеи, обвившей его шею, согласно иудейской легенде. “Принесите мне его тело”, – повелел Адриан. Пораженный видом мертвеца и змеи, он пробормотал: “Если бы Бог не убил его, кто бы мог это сделать?” Император в то время, должно быть, находился уже в Риме, но его месть восставшим иудеям стала настоящим геноцидом.

Дион Кассий писал: “Немногие из них уцелели. Пятьдесят их наиважнейших крепостей и девятьсот восемьдесят пять славнейших поселений он сровнял с землею, людей же было убито в стычках и в сражениях восемьсот тысяч пятьсот”. Еще больше “погибло от голода и болезней и пожаров”. Семьдесят пять еврейских поселений, о которых мы знаем из древних источников, вообще исчезли с лица земли. А в плен было взято столько евреев, что на рынке рабов в Хевроне раб-еврей стоил дешевле лошади. Какое-то количество иудеев продолжало жить на своих разоренных землях, но сама Иудея уже не восстановилась после карательной экспедиции Адриана. Император не только подтвердил запрет на обрезание, но и воспретил иудеям под страхом смерти даже приближаться к Элии Капитолине. А саму Иудею вообще стер с карты, переименовав ее в провинцию Палестину, – в память о филистимлянах, древних врагах евреев.

Вернувшись в Рим, Адриан удостоился аккламации – торжественного приветствия, но не стал устраивать триумф: победа была омрачена страшными потерями римлян в Иудее. Сообщая Сенату о своей победе, император даже не употребил традиционную в таких случаях завершающую фразу: “Я и моя армия пребываем в благополучии”.

Возможно, страдая атеросклерозом, отекший от водянки, Адриан старался избавиться от любого потенциального претендента на престол; не пощадил он даже своего девятилетнего шурина, который перед смертью проклял убийцу: “Пусть будет просить он смерти, неспособный умереть”. Проклятие сбылось: изнуренный неизвестной болезнью, Адриан трижды пытался покончить с собой. Но ни один автократ никогда не писал о смерти так мудро и тонко, как Адриан в собственной эпитафии:

 
Душа, скиталица нежная,
Телу гостья и спутница,
Уходишь ты ныне в края
Блеклые, мрачные, голые,
Где радость дарить будет некому[86]86
  Пер. Мориса Ваксмахера.


[Закрыть].
 

Когда же император в конце концов умер, “ненавидимый всеми”, Сенат отказался обожествить его. А еврейские письменные источники не упоминают Адриана без обязательного добавления: “Да гниют его кости в аду!”

Наследник Адриана Антонин Пий слегка ослабил гонения на евреев и разрешил обрезание, однако к статуе Адриана на Храмовой горе была добавлена статуя нового императора[87]87
  В южной стене Храмовой горы, над уцелевшим фрагментом богато орнаментированной арки Двойных ворот (ворот Хульды) в третьем ряду кладки вставлен вверх ногами каменный блок с надписью “В дар Титу Элию Адриану Антонину Августу Пию, отцу отечества, понтифику, авгуру”. Скорее всего эта надпись украшала пьедестал конной статуи Антонина Пия. Впоследствии этот памятник был разрушен, а его постамент использовали для перестройки ворот омейядские каменщики. Им было все равно, что написано на камне.


[Закрыть] – новое напоминание о том, что Храм никогда не будет восстановлен. Христиане же, к этому времени уже полностью обособившиеся от иудеев, не могли не усмотреть здесь справедливого возмездия: “Сион стал пуст, как пустыня сделался Иерусалим, – писал Антонину христианский философ Иустин как бы от лица евреев, – проклят дом, святилище наше, и слава, которую благословили отцы наши, мозжена огнем и все славное Его пало. И Ты терпел все это и молчал, и смирил нас жестоко”. К сожалению для евреев, на протяжении оставшейся части столетия отношение к ним, установленное Адрианом, так и не менялось.

Элия Капитолина была маленькой римской колонией с населением в десять тысяч человек, не имевшая стен и занимавшая площадь всего в две пятых от былой территории Иерусалима: от современных Дамасских ворот до Цепных ворот. В городе имелось два форума, храм Юпитера на месте Голгофы, термы, театр, нимфей (святилище с водоемом и статуями наяд – нимф водных источников) и амфитеатр. Перекрестки были отмечены тетрапилонами – арками с взаимно перпендикулярными проездами, а городские здания украшали статуи, в том числе большое изваяние грозного (и совершенно некошерного) вепря – эмблемы Десятого легиона.

Сам легион был постепенно выведен из Иерусалима, поскольку иудеи более не представляли для римлян угрозы, а только раздражали их. Когда наследник Антонина Пия, император Марк Аврелий, проезжал через Палестину, держа путь в Египет, он “испытывал отвращение к вонючим и нередко производившим смуты евреям” и сравнивал их с другими мятежными племенами: “О маркоманы, о квады, о сарматы! Наконец я нашел народ хуже вас!” В Иерусалиме не было никакой реальной экономики – единственным товаром, который он производил, была святость. И с выводом Десятого легиона город, вероятно, окончательно превратился в стоячее болото.

В 193 году период циклов мирного наследования власти в Риме завершился, и империя погрузилась в гражданскую войну. Палестинские евреи, теперь жившие в основном в Галилее и на побережье Средиземного моря, начали волноваться. Часть из них вновь затеяла войну со старинным местным врагом, самарянами, другая часть выступила в поддержку претендента Септимия Севера, который в конце концов и стал императором. В благодарность новый император несколько смягчил антиеврейскую политику: в 201 году Север со своим сыном Каракаллой побывал в Элии Капитолине и, возможно, встречался с иудейским вождем Иудой ха-Наси, носившим титул князя. А Каракалла, придя к власти, признал Иуду главой общины – “патриархом иудеев”, – пожаловав ему обширные имения в Голане и Лидде (Лоде) близ Иерусалима и наследственное право вершить суд по религиозным вопросам и устанавливать еврейский календарь.

Богатый двор Иуды, по-видимому, успешно сочетавшего раввинскую ученость с любовью к аристократической роскоши, находился в Галилее, и там Патриарх иудеев под защитой своих телохранителей-готов составлял Мишну – запись устных преданий иудаизма. Благодаря связям Иуды с императорским домом, а также тому, что с течением времени старые запреты постепенно забывались, евреям вновь было разрешено, дав взятку римской страже, молиться напротив руин Храма на Масличной горе или в Кедронской долине, где, по их поверью, пребывала Шхина – Божественное присутствие. Говорят, что Иуда даже добился для небольшой общины иудеев разрешения проживать в Иерусалиме и молиться в одной из синагог на горе Сион. Как бы там ни было, императоры династии Северов никогда не ужесточали вновь антиеврейскую политику Адриана.

И все же тоска иудеев по Иерусалиму была неутолима. Куда бы ни забрасывала еврея судьба в последующие столетия, он обязательно трижды в день произносил молитву “Амида”, в которой есть такие слова: “Вернись милостиво в Твой город Иерусалим и обитай в нем по Своему обещанию. Устрой его вскоре, в наши дни, навеки, и престол Давида утверди в нем вскоре. Благословен Ты, Господи, устрояющий Иерусалим”. В Мишне были зафиксированы все детали храмовых ритуалов, которые можно было бы тут же возобновить в случае восстановления Храма. “Готовит человек трапезу, но часть ее оставляет – в память об Иерусалиме; надевает женщина украшения, но что-то оставляет – в память об Иерусалиме”, – учит Тосефта, еще один свод устной традиции. Пасхальный седер – традиционная праздничная трапеза – обязательно заканчивается словами: “На будущий год в Иерусалиме”. Если какому-то еврею удавалось хотя бы подойти близко к Иерусалиму, он отправлял новый ритуал: раздирал на себе одежды, когда его взору открывался лежавший в руинах город. Даже иудеи, жившие далеко от Иерусалима, мечтали быть похороненными поблизости от Храма, чтобы стать первыми, кто восстанет из мертвых в Судный день. Так появилось еврейское кладбище на Масличной горе.

Мечта о том, что Храм будет вновь отстроен, не умирала – ведь случалось же такое в прошлом, – а ход событий даже позволял надеяться, что подобное время не за горами. Формально иудеи все еще были отлучены от Иерусалима, но гораздо более серьезной угрозой для себя Рим уже считал христиан.

С 235 года империя вступила в 30-летнюю полосу кризиса, внутренних и внешних потрясений. На востоке римлянам бросала вызов мощная Персидская империя, пришедшая на смену парфянам. Все эти годы императоры обвиняли христиан в безбожии, поскольку те отказывались приносить жертвы языческим богам, и безжалостно преследовали их, даже несмотря на то, что христианство тогда было, собственно, не единой религией, а сплетением различных философских систем и духовных традиций[88]88
  Одним из таких направлений был гностицизм: гностики верили, что божественная искра освещает только души избранных, владеющих особым знанием. В 1945 г. несколько египетских феллахов нашли спрятанные в кувшине 13 древних кодексов II или III в. Эти книги расширили наше представление об учении гностиков и со временем вдохновили множество плохих фильмов и романов.“Откровение Петра” (“Апокалипсис Петра”) и “Первое откровение Иакова” (“Первый Апокалипсис Иакова”) утверждают, что распят был не Иисус, а вовсе другой человек. В “Евангелии от Филиппа” есть упоминание о том, как Иисус поцеловал Марию Магдалину, из чего был сделан вывод, что они состояли в браке.
  “Евангелие от Иуды”, возникшее из небытия в 2006 г., представляет Иуду скорее не предателем, а соработником Иисуса в реализации миссии Распятия. Все эти апокрифические тексты были, вероятно, спрятаны в IV в., когда императоры-христиане начинали борьбу с “ересями” – различными богословскими течениями в общей концепции христианства. Само же слово “гностик”, происходящее от греческого gnosis (“знание”), появилось только в XVIII в. Иудеохристиане сумели уцелеть вплоть до IV в., пусть и в ничтожном количестве, и были известны как евиониты – “бедные”. Они отрицали рождение Иисуса от непорочной Девы и почитали его еврейским пророком. Что же до основной массы христиан – впрочем, их пока тоже было совсем немного, – то чувство спаянной общины и убежденная вера в собственную миссию заставляли их подчеркивать свое резкое отличие от язычников, которых они называли “мужланами” – pagani.


[Закрыть].

Однако все христиане были согласны в главном: в вере в искупление и вечную жизнь для тех, кого спас Иисус Христос во исполнение древних еврейских пророчеств. Пусть их Спаситель был казнен римлянами как мятежник, однако христиане считали, что враг их веры – иудаизм, а не империя. Не случайно же Рим со временем также стал для них священным городом.

Большинство христиан Палестины жили в Кесарии Приморской. Иерусалим они теперь ассоциировали с Горним градом, а реальная Элия Капитолина была всего лишь городком, где умер и воскрес Иисус. И все же местные христиане продолжали почитать места распятия и воскресения, похороненные глубоко под храмом Юпитера, и даже тайком пробирались в подземелья под храмом, чтобы помолиться там и вырезать на камне благочестивую надпись[89]89
  Во время раскопок древней армянской часовни Св. Елены армянские археологи обнаружили помещение (ныне это часовня Св. Вардана Полководца) с чрезвычайно интригующим граффити: рисунок лодки и латинская фраза Domine ivimus (“Господи, мы пришли”), перекликающаяся с первой строкой 122 псалма (в православной традиции – 121-го): In domum domini ibimus (“Пойдем в Дом Господень”). Это граффити датируется II в. и доказывает, что христиане тайно молились под храмом Юпитера в языческой Элии Капитолине.


[Закрыть].

Наибольший упадок Рим пережил в 260 году, когда персы взяли в плен императора (ему сначала залили в горло расплавленное золото, а затем выпотрошили тело и набили его соломой), а вся восточная часть империи, в том числе лишенная стен Элия, отошла к недолговечной Пальмирской империи, которой правила молодая царица Зенобия. Впрочем, в течение следующих 12 лет Рим вернул себе утраченный Восток. В конце III столетия император Диоклетиан успешно восстановил римское могущество и оживил культ старых богов. Но христиане, похоже, подрывали его усилия. В 299 году Диоклетиан совершал жертвоприношение во время воинского парада в Сирии, когда несколько солдат-христиан осенили себя знаком креста, в чем языческие прорицатели усмотрели дурной знак. И когда вскоре сгорел дворец Диоклетиана, он обвинил в поджоге христиан и учинил жестокие гонения на них, обрекая на мучительную смерть, сжигая их книги и разрушая их молитвенные дома.

Когда Диоклетиан в 305 году отрекся от престола, предварительно разделив империю между двумя императорами, Галерий, новый император Востока, усилил гонения, подвергая христиан самым изощренным казням. Императором Запада стал Констанций Хлор, несгибаемый иллирийский воин, принявший императорский пурпур в британском Йорке. Он уже был болен в это время и вскоре умер, но в июле 306 года британские легионы провозгласили своим императором его юного сына Константина. Ему потребуется 15 лет, чтобы завоевать сначала весь Запад, а затем и Восток, но затем Константин, как в свое время Давид, изменит ход мировой истории и судьбу Иерусалима одним-единственным решением.

Часть третья. Христианство

А Я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя.

Евангелие от Матфея, 35:5–6

Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе!

Евангелие от Матфея, 23:37

Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его.

Евангелие от Иоанна, 2:19

Подобно тому, как Иудея превозносится над всеми провинциями, так и этот город превозносится над всею Иудеей.

Св. Иероним. Письма

Сюда стекается народ со всего света, и происходит такое стеснение обоих полов, что здесь принужден бываешь выносить то, чего в другом месте избегал хотя бы отчасти.

Св. Иероним. Письма

15. Апогей византии
312–518 гг.

Константин Великий: Христос, бог победы

В 312 году Константин вторгся в Италию и атаковал своего соперника Максенция почти у самых стен Рима. В ночь накануне сражения Константин увидел в небе сияющий крест, перекрывающий полуденное солнце, и слова “Этим победишь”. Константин приказал воинам начертать на своих щитах хрисмон – монограмму Христа, скрещенные греческие буквы хи (X) и ро (Р). На следующий день в битве у Мульвийского моста Константин одержал верх над противником и стал владыкой западной части империи. Это был век знамений и видений, и Константин не сомневался, что обязан своей победой “верховному Богу” христиан.

Суровый солдат, святой провидец, кровавый властитель и мастер политического спектакля – все это Константин. Он буквально прорубил себе путь к верховной власти и, обретя ее однажды, стал мечтать об империи, объединенной общей религией, под эгидой одного императора. Этот человек был соткан из противоречий – бычья шея, орлиный нос и паранойя, которая часто находила себе выход во внезапном убийстве кого-либо из друзей или членов семьи. Константин носил волосы до плеч, одежды, украшенные драгоценными камнями, и безвкусные браслеты; он смаковал церемониальную, театральную сторону власти, вникал в споры философов и епископов, знал толк в архитектурных красотах, и ему нравилось религиозное рвение. Никто не знает, почему в тот момент он принял христианство, однако Константин, как и многие жестокие и самоуверенные мужчины, обожал свою мать Елену, а та была христианкой еще с юности. Но если личное обращение Константина было столь же драматически внезапным, как и обращение Павла на пути в Дамаск, то с политической точки зрения акт разрешения христианства был глубоко продуман и совершен в точно рассчитанный момент. Самым важным, с точки зрения императора, было то обстоятельство, что Христос обеспечил ему победу в битве, а этот язык Константин хорошо понимал: Христос-Агнец превращался, таким образом, в Бога-Победителя. Не то чтобы Константин сам был хоть чем-то похож на агнца, но вскоре было официально объявлено, что он равен апостолам. Полководец, пользующийся особым божественным благоволением, – в этом не было ничего особенно нового: римские императоры, как и греческие цари, всегда отождествляли себя со своими божественными покровителями. Отец Константина поклонялся Непобедимому Солнцу (Sol Invictus), а этот культ уже был шагом в сторону единобожия. Однако выбор Христа в качестве личного покровителя вовсе не был безальтернативным – это было исключительно личное решение Константина. В 312 году манихейство или митраизм были не менее популярными, чем христианство. Константин вполне мог с таким же успехом выбрать одну из этих религий, и тогда Европа, возможно, была бы сегодня манихейской или митраистской[90]90
  Поначалу Константин, видимо, отождествлял Непобедимое Солнце с христианским Богом. Знак креста стоит на одних его монетах и солнечный диск – на других, при этом Константин еще какое-то время сохранял за собой должность Pontifex Maximus (верховного жреца государственных языческих культов).


[Закрыть].

В 313 году Константин и Лициний, император Востока, издали в Милане эдикт, в котором провозгласили веротерпимость и даже некоторые привилегии для христиан. Но лишь в 324–м пятидесятиоднолетнему Константину удалось разгромить Лициния и объединить всю империю в своих руках. В том же году он перенес свою столицу на восток, основав Второй Рим на месте греческого городка Византия, стоявшего на Босфоре, у ворот из Европы в Азию. Вскоре город стал широко известен под именем Константинополь, а его патриарх, наряду с патриархами Александрии и Антиохии, а также епископом Римским, вошел в правящую элиту христианства. Новая вера вполне отвечала стилю царствования Константина. Со времен апостола Иакова, главы иерусалимской общины, в христианстве утвердилась иерархия, состоявшая из пресвитеров (presbyteroi, “старейшин”) и занимавших более высокое положение епископов (episkopoi, “надзирающих”), возглавлявших региональные епархии. Константин полагал, что подобное иерархическое устройство вполне соответствует новым принципам, на которых он желал реорганизовать Римскую империю: один император, единая государственная власть, единая религия.

Но не успел Константин закрепить собственную руководящую роль в церковной иерархии, как обнаружил, что христианство вовсе не едино – напротив, оно весьма разобщено. Евангелия были весьма туманны в вопросе о природе Иисуса и сущности его взаимоотношений с Отцом. Был ли Иисус человеком, обретшим божественные свойства? Или Богом, воплотившемся в теле человека? Теперь, когда Церковь крепко стояла на ногах, определение сущности Христа казалось едва ли не более важным, чем сама жизнь – ведь от правильного ответа на этот вопрос зависело, сможет ли человек обрести спасение и войти в Царство Небесное.

В наш секулярный век лишь дебаты о ядерном разоружении или глобальном потеплении могут сравниться по напряженности и накалу страстей с богословской полемикой того времени. Христианство стало массовой религией в эпоху фанатической веры, и христологические споры бушевали и во дворцах, и на улицах городов империи. Популярный александрийский священник Арий, чьи проповеди, полные примеров и притч из жизни народных низов, собирали толпы верующих, доказывал, что Иисус был сотворен Богом-Отцом, а значит, не равен ему. Природа Христа скорее человеческая, нежели божественная, утверждал Арий, и это приводило в негодование тех, кто считал Христа Богочеловеком. Когда местный правитель попытался наказать Ария, поклонники проповедника устроили беспорядки в Александрии.

В 325 году Константин, раздосадованный и сбитый с толку этой концептуальной пестротой, созвал епископов на собор в Никее (ныне Изник в Турции) и предложил собственное решение: Иисус есть одновременно и человек, и Бог, единосущный Богу Отцу. Именно на Никейском соборе епископ Макарий из Элии Капитолины (когда-то этот город звался Иерусалимом) обратил внимание императора на участь своей маленькой и заброшенной епархии. Константин знал об Элии и, вероятно, побывал в ней, когда сопровождал, будучи еще восьмилетним мальчиком, императора Диоклетиана. Ныне, желая увековечить свой успех в Никее и неустанно размышляя о священных символах и догматах своей будущей всемирной империи, он решил восстановить город, создав, как записал епископ Евсевий Кесарийский, биограф императора, “новый Иерусалим, в противоположность так называемому древнему”. Константин дал поручение возвести в городе храм, достойный Иерусалима, колыбели Благой Вести. Эти работы неожиданно ускорила кровавая распря, в которую вскоре погрузилась императорская семья.

Константин Великий: кровавые семейные хроники

Через некоторое время после окончательной победы Константина над соперниками его жена Фауста обвинила в домогательствах своего пасынка Криспа, старшего сына императора от предыдущего брака. Пыталась ли она сыграть на христианском морализме неофита Константина, когда возводила на Криспа навет, будто тот пытался обольстить ее или даже изнасиловать? Или это был тайный роман, в котором что-то пошло не так? В таком случае Крисп не был ни первым молодым человеком, вступившим в связь с собственной мачехой, ни последним, кто возжелает этого. А ревность императора, скорее всего, и так уже была возбуждена военными успехами старшего сына, тогда как Фауста, несомненно, готова была любыми способами удалить препятствие на пути к возвышению для ее собственных сыновей.

Как бы там ни было, Константин, оскорбленный безнравственным поведением сына, приказал казнить его. Императорские советники-христиане были потрясены, и тут в дело вмешалась самая важная женщина в жизни Константина – его мать. Она была простолюдинкой и когда-то прислуживала в трактире в маленькой деревушке в области Вифиния. Возможно, она так и не стала законной супругой императора Констанция Хлора, отца Константина. Но она одной из первых при дворе приняла христианство, а любящий сын провозгласил ее августой, и теперь она по праву выступала при дворе Константина как императрица.

Елена убедила Константина, что им ловко манипулируют. Возможно, она разгадала интригу и объяснила сыну, что вовсе не Крисп был виновен, а сама Фауста пыталась соблазнить его. Совершив уже одно непростительное убийство, Константин приказал казнить Фаусту за супружескую неверность: ее либо сварили в кипятке, либо заперли в сильно разогретой парной, где она и задохнулась. Однако Иерусалим только выиграл от этого двойного убийства: сразу после этих событий Елена, получив карт-бланш на обустройство города Христа, отправилась в Палестину. Ее славные дела стали искуплением для Константина.

Елена: первый археолог

Императрице Елене в то время было уже за семьдесят. Монеты рисуют ее красивой женщиной с резко очерченным лицом, волосами, заплетенными в косы, и с тиарой на голове. Она поспешила в Элию Капитолину “с быстротой юноши” и со столь значительными средствами, что смогла стать едва ли не самым монументальным строителем за всю историю Иерусалима. А уж ее археологическая удачливость была поистине чудесна.

Константин знал, что место распятия и погребения Иисуса скрыто под Адриановым храмом Афродиты – этой “мрачной обителью мертвых идолов, тайником сладострастного демона любви”, по словам Евсевия. Император приказал епископу Макарию совершить обряд очищения, снести языческий храм, освободить доступ к святой гробнице, находящейся под ним, и построить здесь базилику, которая была бы “лучше всех других церквей ойкумены по великолепию стен, колонн и мрамора”.

Елена решила во что бы то ни стало отыскать подлинную гробницу Христа. Для этого предстояло не только снести храм, но также удалить каменный фундамент и провести раскопки, чтобы точно определить местоположение святыни. В поисках, начатых императрицей, должно быть, с большим интересом и энтузиазмом приняли участие многие жители маленькой Элии. Некий еврей – вероятно, один из уцелевших иудео-христиан – представил императрице документы, с помощью которых была найдена пещера, объявленная гробницей Иисуса. Теперь Елена пыталась найти место Распятия и даже сам Крест.

Ни одному археологу никогда не суждено было повторить даже крохотную долю ее успеха. Елена нашла три деревянных креста, деревянную дощечку с надписью “Иисус Назарянин, царь Иудейский” и железные гвозди. Но на котором из трех крестов был распят Иисус? Говорят, что императрица и епископ принесли все три креста к одру некоей умирающей женщины. Первые два креста, возложенные на больную, не произвели никакого действия. “Но как скоро коснулись ее третьим, она вдруг открыла глаза и соскочила с постели здоровою”. Елена отослала “часть божественного древа” Константину вместе с гвоздями, которыми император приказал украсить сбрую своего коня. С этого момента у множества верующих во всех концах христианского мира возникло страстное желание также обрести какую-нибудь сакральную реликвию, и особенно желанны были священные сувениры, происходившие непосредственно из Иерусалима.

Животворящее Древо со временем породило целый лес щепок Честного Креста, а сама фигура креста постепенно вытеснила монограмму Хи Ро (ХР) в качестве символа христианства.

Рассказ о том, как Елена нашла Крест, был, скорее всего, придуман позднее. Но императрица, безусловно, навсегда изменила облик города. Она построила на Масличной горе два храма – Елеонскую церковь[91]91
  Остатки фундаментов этой церкви, разрушенной персами в 614 г., сохранились на территории католического монастыря Pater Noster. – Прим. ред.


[Закрыть] и церковь Вознесения. Сооружение третьей церкви, воздвигнутой Еленой уже в самом городе, – храма Гроба Господня, – продолжалось целых десять лет. Это было не одно здание, а целый комплекс из четырех частей, фасад которого был обращен на восток, в сторону улицы Кардо, главной улицы римского города (сегодня вход в храм находится на южной стороне здания). Посетитель поднимался по ступеням в открытый двор-атриум, откуда тройные врата вели в базилику “чрезвычайной красоты”, разделенную колоннадами на пять нефов. За апсидой базилики располагался Священный сад – еще один двор, на этот раз внутренний и обрамленный портиками, – в юго-восточном углу которого находилась Голгофа, заключенная в круглую в плане часовню Воскресения (греч. Anastasis). В золотом куполе ротонды имелось отверстие, позволявшее солнечным лучам падать прямо на гробницу Иисуса. Отныне великолепный храм доминировал в Святом городе, совершенно затмив Храмовую гору, где Елена не только сровняла с землей все языческие святилища, но и велела устроить на их месте свалку – как символ того, что иудеи отвержены Богом[92]92
  Неизвестно точно, в какой последовательности сооружались эти здания и делались эти открытия. Евсевий Кесарийский, современник описываемых событий, перечисляет только распоряжения императора и описывает участие епископа Макария в строительстве храма Гроба Господня, но не пишет о роли Елены в обретении Креста. И все же он воздает ей должное за основание церкви Вознесения на Масличной горе. История обретения Еленой Животворящего Креста была описана позднее христианским церковным историком Созоменом. Некоторые фрагменты стен Константина сохранились до наших дней: их можно увидеть в русской церкви Св. Александра Невского; в каменных блоках выбиты пазы, с помощью которых архитекторы крепили мраморную облицовку. Константиновские церкви были построены по подобию базилик – светских зданий, которые в городах служили для судебных заседаний, заключения торговых сделок и другой общественной активности. Базилики в царских дворцах были сценой различных парадных церемоний. Церковные ритуалы и облачения клириков тоже многое позаимствовали у обрядности императорского двора, поскольку церковная иерархия уподоблялась служителям Небесного Царя.


[Закрыть].

Всего через несколько лет, в 333 году, один из первых христианских паломников, некий пилигрим из Бордо (имя его нам неизвестно), нашел Элию совершенно преображенной – это был оживленный христианский город-святилище. Церковь “чрезвычайной красоты” еще не была завершена, но ее стены быстро росли, а статуя Адриана все еще стояла посреди руин на Храмовой горе.

Императрица Елена посетила все места, связанные с жизнью Иисуса, проложив первый маршрут для паломников, которые понемногу начали стекаться в Иерусалим, чтобы приобщиться его особой святости. Елене было почти 80, когда она вернулась в Константинополь, где ее сын бережно сохранял части Креста. Еще одну щепку и дощечку с надписью Елена отослала в Рим, где они были положены в церкви Санта-Кроче-ин-Джерусалемме (Святого Креста Иерусалимского).

Евсевий, епископ Кесарийский, чрезвычайно ревниво отнесся к новому возвышению Иерусалима, усомнившись, что этот еврейский город, “который после беззаконного Господоубийства для наказания нечестивых его жителей подвержен [был] крайнему опустошению”, способен вновь стать градом Божьим. В конце концов, христиане не обращали никакого внимания на Иерусалим в течение трех столетий. В словах Евсевия был определенный смысл: Константину предстояло преодолеть иудейское наследие – точно так же, как христианские святилища нового Иерусалима должны были затмить собой иудейские святыни.