Текст книги "Добыча золотого орла. Пророчество орла"

Когда когорта вступила под надвратную башню, легат выхватил из ножен меч и, воздев к небу, возгласил:

– За победу! За победу! С нами Марс!

– Мечи наголо! – проревел Максимий, маршировавший во главе колонны.

Лязгнула сталь, сверкнули смертоносные клинки, и войска подхватили клич легата, восхваляя бога войны.

Славословия звучали до тех пор, пока лагерные валы, оставшиеся далеко позади, не превратились в туманные контуры в занимающемся утреннем свете.

Оглянувшись в последний раз, Катон устремил взгляд на дорогу, по которой Максимий вел своих бойцов в бой. Им предстояло решить судьбу Каратака и его войска раз и навсегда.

Глава 7

Уже на рассвете стало очевидно, что день выдастся исключительно жарким. На ясном небосводе не было и намека на облачко. Когорта размеренно маршировала по разбитой дороге, и подбитые гвоздями сапоги легионеров вздымали пыль, покрывавшую проложенные подводами колеи. Поскрипывали ремни, ритмично звякала хорошо подогнанная амуниция, мерно покачивались щиты и метательные копья.

Чуть справа от пехотной колонны, параллельно ей, двигалось кавалерийское подразделение. Центурионы, собранные Максимием, маршировали во главе когорты.

– Главное – не сбиваться с шага, маршировать размеренно и ровно, – наставлял командир. – Спешить нам некуда, а стало быть, не стоит выматывать людей без всякой на то надобности.

Макрон помалкивал, на этот счет у него было совсем другое мнение. Он считал, что стоит занять позицию как можно скорее. Легат достаточно ясно дал понять, что нужно быть готовыми перехватить Каратака, когда бы тот ни начал переправу. Да, спору нет, Третья когорта точно доберется до брода вскоре после полудня, но все же, будь это его, Макронова когорта, он бы привел бойцов на позицию заранее форсированным маршем, укрепился, установил все необходимые заграждения, распределил людей и дожидался появления неприятеля.

Лучше сто раз перестраховаться, чем допустить лишний риск – годы, проведенные под Орлами, буквально вбили этот принцип в голову Макрона. Однако, каковы бы ни были его соображения, не он тут командует. Не дело, чтобы подчиненный обсуждал приказы командира. Поэтому центурион Макрон держал язык за зубами и в ответ на последнее указание Максимия лишь кивнул.

– Когда доберемся до аванпоста дополнительного подразделения, устроим привал и заодно разживемся шанцевым инструментом для устройства заградительных сооружений.

– А кому из вспомогательных подразделений поручен аванпост, командир? – позволил себе поинтересоваться Катон.

– Это Первый батавский отряд – германцы и по рождению, и по воспитанию, – с улыбкой ответил Максимий. – Но ребята славные, к тому же попали в хорошие руки. Фортом сейчас командует центурион Порцин. Мы с ним приятели: он, как и я, из бывших преторианцев.

– Первый батавский? – Макрон нахмурился, припоминая. – Уж не эти ли ребята получили отменную взбучку при Тамесисе прошлым летом?

– Они самые.

– Так я и думал. – Макрон кивнул и ткнул большим пальцем в бок Катону. – Мы там были. Помнится, неразбериха вышла полнейшая. Они погнались за местными варварами, угодили в болото, потом друг друга по кочкам выискивали. Так, что ли, было, Катон?

– Что-то в этом роде, – буркнул Катон, наблюдавший за Максимием и заметивший, что командир когорты нахмурился. – Но дрались они неплохо.

Макрон с удивлением повернулся к другу, и Катон торопливо покачал головой.

– Они сражались храбро и оказались достойны своего командира, – проревел Максимий. – Потеряли половину личного состава, и сейчас Порцин возглавляет оставшуюся в живых часть подразделения. Говорю вам, они в хороших руках.

– Ну, – фыркнул Макрон, – если он такой хороший командир, тогда почему?..

Катон бросил на старшего друга многозначительный взгляд, и тот наконец сообразил, что сболтнул лишнего, и осекся. Он мельком глянул на Максимия и сделал вид, что закашлялся.

– Что «почему»? – ворчливо осведомился Максимий.

– Ну… э-э-э… почему тогда командующий его не наградил?

– Уж тебе ли не знать, Макрон? Наградит тебя центурион или нет, зависит не только от заслуг, но и от удачи. Как доложат командующему или легату, как ему возомнится. Одни остаются ни с чем, тогда как другим… – Максимий многозначительно взглянул на Катона, – награды, похоже, преподносят на блюдечке. Что поделаешь, так устроен мир. Ты согласен, центурион Катон?

– Так точно, командир, – отчеканил Катон, заставив себя улыбнуться. – В мире много несправедливости.

– Несправедливости? – повторил, словно передразнивая его, Максимий. – Да, это правильное, верное слово. Ты ведь, небось, и много других таких знаешь?

– Командир?

– Ну у тебя на уме полно всяких хитрых словечек, чтобы меня подначивать?

– Командир, да у меня и в мыслях ничего такого…

– Ладно, расслабься.

Максимий ухмыльнулся, пожалуй слишком широко, и поднял руку.

– Все в порядке, парень, никаких обид. Ты провел большую часть жизни не в строю, обучаясь ратному делу, а засунув нос в пыльные свитки, а с этим ведь ничего не поделаешь, верно?

– Так точно, командир, – буркнул Катон, глядя под ноги, чтобы скрыть одолевавший его гнев. – Но я стараюсь это исправить.

– Конечно, парень, а как же иначе, – прогромыхал Максимий, подмигивая Антонию и Феликсу. – Все ребятишки чему-то научаются рано или поздно.

– «Рано или поздно» – это когда, командир?

На сей раз Катон взглянул командиру прямо в лицо, и Максимий, приметив в глазах юного центуриона искорки гнева, слегка улыбнулся и похлопал Катона по плечу.

– Это всего лишь фигура речи, сынок. Ничего больше. Уразумел?

– Так точно, командир, – отчеканил Катон с легким кивком. – Я могу вернуться к своим бойцам?

– Да не дуйся ты, Катон.

Это, конечно, тоже подначка, и Катону непросто было справляться с накатившим гневом. Он прекрасно понимал, что Максимий намеренно пытается вывести его из себя, чтобы выставить посмешищем в глазах остальных центурионов. Его так и подмывало ответить тем же, высказаться в свою защиту, указать на свои заслуги, на украшающие портупею награды. Но это бессмысленно и глупо. У того же Максимия, да и у других заслуженных центурионов, наград куда больше, и вряд ли Катону удастся упрочить авторитет с помощью неуместного хвастовства.

Тех, кто уступал ему по части наград, похвальба может только задеть, что тоже не добавит ему популярности. А уж любая попытка открыто возмутиться поведением Максимия – прямое нарушение субординации, что лишь усугубит ситуацию. Как ни крути, а остается, скрепя сердце, терпеть сложившееся положение, постоянно ожидая со стороны командира еще каких-нибудь колкостей. В конце концов, тот просто использовал преимущество своего статуса, и Катон понимал, что тут уж ничего не попишешь. Хуже всего, что и некоторые центурионы открыто поддерживают командира. «Остается одно: не поддаваться унынию, не позволить себе сорваться или сломаться. Нужно ждать, пока все переменится к лучшему», – мысленно убеждал себя Катон, горестно улыбаясь.

А ведь в глубине души он считал, что готовить настоящих солдат армия может и по-другому. Тяготы военной службы – не только физические, но и моральные. Это неизбежно, но нет ни малейшего смысла их усугублять. Максимий, видимо, смотрел на дело иначе, и было очевидно, что при таком подходе он доведет Катона до срыва с той же неизбежностью, с какой ночь сменяет день. Единственное разумное решение, которое пришло Катону в голову, – просто держаться от Максимия подальше и постараться как можно реже попадаться ему на глаза.

Оглянувшись назад, где в хвосте колонны маршировала его центурия, Катон нахмурился.

– Командир, – обратился он к Максимию, – мне кажется, мои люди начинают отставать. Прошу разрешения вернуться к подразделению и навести порядок.

Максимий окинул юношу долгим взглядом прищуренных глаз, и Катон уже начал опасаться, что просьба будет отклонена. Но командир когорты кивнул:

– Отправляйся. Выровняй строй и не допускай сбоев.

– Есть, командир!

Катон отсалютовал, повернулся и, сопровождаемый взглядом Максимия, размашистым шагом направился в хвост колонны, где маршировали запыленные, потные легионеры.

– Макрон?

– Да, командир?

– Насколько хорошо ты знаешь этого мальчишку?

– Надеюсь, командир, достаточно хорошо, – осторожно ответил Макрон. – Мы знакомы с тех пор, как он поступил во Второй легион новобранцем.

– Даже так? – Брови Максимия изогнулись дугой. – Это что же получается, сейчас соображу… два года. Да, солидный срок.

Даже Макрон уловил в словах командира плохо скрытый сарказм и для себя решил, что Катона следует защитить, чтобы у Максимия не сложилось неверное суждение о юном центурионе. Первое впечатление особенно важно и, как правило, держится долго, а Макрону вовсе не хотелось, чтобы ветераны неверно судили о его юном друге, тем паче что тот впервые в жизни командует собственным подразделением, а это само по себе нелегкое испытание. Макрон знал, что некоторые легионеры в Шестой центурии ропщут по поводу назначения нового командира, который моложе некоторых рядовых. Не слишком удачным казался ему и выбор Фигула на должность оптиона. Фигул всего на несколько месяцев старше своего центуриона, хорошо еще, что его внешний облик достаточно внушителен, чтобы и у самых дерзких рядовых даже мысли не возникло нарушить субординацию.

«Да и вообще, – решил Макрон, – с Фигулом все в порядке. Катон его назначил, с Катона и спрос. А вот самому Катону придется приложить немало стараний, чтобы оправдать в глазах товарищей, и солдат, и командиров, столь быстрое продвижение по службе». При этом Макрон осознавал, что, хотя повышение досталось юному другу вполне по заслугам, ему остро недостает уверенности в себе. Зато мальчишеского честолюбия у него в избытке. Макрон не раз становился свидетелем отчаянной храбрости Катона и понимал: при первой возможности тот сделает все, чтобы в глазах Максимия показать себя настоящим воином, и, вполне возможно, сложит голову в бою. А если Максимий с его манерой поддразнивать неосознанно будет требовать от молодого подчиненного доказывать его командирскую состоятельность, Катон сам станет искать опасности. Макрон помедлил, поразмыслил и встревожился еще больше: «А не случится ли так, что Максимий, осознав все слабости и достоинства молодого центуриона, решит сознательно ими воспользоваться?»

Макрон прочистил горло и заговорил, как ему хотелось верить, с беззаботной уверенностью:

– Конечно, командир, по сути, он еще мальчишка. Но военному делу учится быстро, я сам тому свидетель. И он не трус.

– Мальчишка, – фыркнул Максимий. – Я бы дальше и не продолжал.

Остальные центурионы рассмеялись, и Макрону пришлось улыбнуться за компанию с ними. Если он хочет расположить Максимия к самому молодому центуриону когорты, вряд ли стоит раздражать командира.

– Он, пожалуй, чересчур чувствителен, командир, – с улыбкой добавил Макрон. – Сам понимаешь, в этом возрасте все такие.

– Прекрасно понимаю. Именно поэтому, как мне кажется, в щенячьем возрасте даже умников и храбрецов не стоит назначать на командные должности. Им недостает характера, ты не находишь?

– По большей части это так, командир.

– А в данном случае?

Макрон помедлил, подумал, потом кивнул:

– Думаю, это общее правило. Я и помыслить не мог о том, чтобы стать центурионом в возрасте Катона.

– Вот и я тоже, – промолвил Максимий, прищелкнув языком. – И по этой причине я сомневаюсь, что из такого молодого командира может выйти толк.

– Но Катон – особый случай.

Максимий пожал плечами, отвернулся и устремил взгляд вдоль дороги.

– Скоро увидим.

Пыль, клубившаяся в конце колонны, густо висела в воздухе, забивая носы и рты, мешая дышать. Всех мучила жажда, и не удивительно, что постепенно центурия начала отставать – разрыв между головой и хвостом войска заметно увеличился. Вернувшись к своему подразделению, Катон незамедлительно дал приказ подтянуться, ускорить шаг и догнать колонну. Естественно, приказ никого не обрадовал и был встречен глухим ворчанием.

– Молчать! – рявкнул Катон. – Никаких разговоров в строю! Оптион, доложишь мне имя каждого, кто откроет рот на марше.

– Есть, командир! – откликнулся Фигул.

Остановившись у обочины, Катон внимательно наблюдал за тем, как проходили мимо бойцы его центурии. Он уже достаточно поднаторел в армейской жизни, чтобы отличить хорошего легионера от плохого, ветерана от новобранца, крепкого и здорового воина от слабого, а то и хворого. Вне всякого сомнения, его центурия годилась для похода: нескончаемая безжалостная муштра и суровая походная жизнь быстро отбраковывали непригодных. Ничуть не менее внимательно Катон отслеживал состояние воинского снаряжения, беря на заметку каждого, кто старается поддерживать амуницию в наилучшем состоянии. Не оставались без внимания и те, чье оружие и доспехи содержались недостаточно аккуратно: по окончании марша этих легионеров ожидало весьма неприятное общение с Фигулом. Несколько изнурительных нарядов должны были наставить нерадивых солдат на истинный путь. Если же нет, дело могло дойти и до порки.

Колонна промаршировала вперед, а Катон задержался, желая удостовериться, что строй выровнялся. Лишь после этого он ускорил шаг, догоняя подразделение. Увиденное его в принципе устроило. Нет, конечно, как и в любом подразделении, в центурии имелось несколько оболтусов, но большинство солдат производили хорошее впечатление, были дисциплинированны и старательны.

В сложившейся ситуации Катона больше всего волновало, что он так и не постиг дух своей центурии, не чувствует коллективного умонастроения бойцов. Лица, которые он видел, стоя на обочине, решительно ничего не выражали, обрывки слов не указывали на то, что они на самом деле думают, – ведь командир только что сам строго-настрого запретил разговоры в строю. Приказ соблюдался неукоснительно, хотя, кажется, воины затаили на него молчаливую обиду. Катон задумался было о том, не отменить ли приказ: разговоры на марше всегда позволяют больше узнать о людях. Но с другой стороны, что он за командир, если то и дело отменяет свои приказы: это свидетельствует о нерешительности и неуверенности в себе. Нет уж, пусть лучше они некоторое время молча негодуют. Во всяком случае, это закрепит за ним образ требовательного и решительного командира, ревнителя суровой дисциплины. В его подразделении дисциплина должна быть идеальной, без малейших послаблений. Он еще покажет этому самодуру Максимию…

В глубине души Катон понимал, в чем причина этой непреклонной строгости к солдатам: он невольно переносил на них свой бессильный гнев против командира когорты. Это неизбежно вызывало в нем чувство вины и презрения к самому себе. Ведь если вдуматься, велика ли разница между Максимием, всячески изводящим Катона, и самим Катоном, точно так же срывающим раздражение на собственных подчиненных?

Как ни больно это признать, получалось, что Максимий по большому счету прав. Он, Катон, надулся, а восемь десятков ни в чем не повинных людей должны мучиться из-за его мальчишеской обиды, и пока он не преодолеет в себе эту юношескую чувствительность, она будет постоянно сказываться на его бойцах. А ведь для того чтобы противостоять свирепой ярости диких орд Каратака, эти люди должны доверять ему безоговорочно.

Вскоре после полудня дорога свернула к холму, на вершине которого темнела свежая земля недавно возведенного вала с вбитым поверх частоколом. Над воротами цитадели и по углам укрепления высились прочно сколоченные бревенчатые башни. В дрожавшем от жары воздухе сооружение будто мерцало, а сразу за холмом была отчетливо видна источающая прохладу и свежесть лента реки Тамесис, маня истомившихся жаждой, пропотевших и запыленных легионеров. Катону казалось, что он давно уже не видел более умиротворяющего и безмятежного пейзажа, но все же он помнил, что именно здесь, на берегу реки, скоро разразится жестокая битва. Приветливые воды окрасятся человеческой кровью, а на берегу под палящим солнцем будут громоздиться мертвые тела.

Когорта приближалась, а на валах и башнях не было видно никакого движения: создавалось впечатление, будто часовые, утомившись нести караул, решили поискать убежище от жары где-то во внутренних помещениях. А потом внимание Катона привлекли медленно кружившие над фортом птицы – очевидно, какая-то местная разновидность стервятников. Кроме них да нескольких стремительно метавшихся вверх и вниз стрижей, других птиц видно не было.

Когорта была на расстоянии полета стрелы от форта, а крепость не подавала признаков жизни. Центурион Максимий остановил колонну и выслал вперед, к аванпосту, конных разведчиков. Застучали копыта, отряд устремился к воротам.

– Командиры, ко мне!

Катон, позвякивая оружием, бегом устремился к голове колонны, минуя ряды притихших легионеров. Запыхавшись и утирая пот со лба, он присоединился к остальным центурионам, которые уже сгрудились вокруг Максимия.

– Что-то тут не так, – пробормотал вполголоса Феликс.

Максимий медленно повернулся к нему:

– Правда? Ты действительно так думаешь?

– Ну… – замялся Феликс, – похоже на то, командир. Или там что-то случилось, или у них самый никчемный караул, какой только можно представить. Если так, то этих бездельников живьем зажарить мало.

Максимий кивнул:

– Хм, спасибо за интересную и исчерпывающую оценку ситуации. Весьма поучительно… По мне, так и последнему идиоту ясно – там что-то случилось.

Феликс попытался было пролепетать что-то в свое оправдание, но замолк, уставился под ноги и принялся рассеянно скрести землю носком сапога.

Остальные центурионы обратили взоры к холму и следили за приближением разведчиков к воротам. Тут одна из створ начала медленно приоткрываться.

– Командир!

– Вижу, Антоний.

Из тени ворот на солнце выбежал крупный пес из тех охотничьих собак, с которыми батавы не расставались даже на войне. Увидев всадников, он замер, а потом резко повернул и стремглав помчался вниз по склону в противоположном направлении. Несколько мгновений центурионы непроизвольно следили за ним, пока черный зверь не пропал из виду.

– Командир, что это там? – спросил Катон, указывая в сторону ворот.

Створы, которые сначала приоткрылись на дюйм, сейчас распахивались, выступая из тени. Что-то прицепилось к ним с внутренней стороны.

– Ох, дерьмо! – выдохнул центурион Феликс.

Ответа на вопрос не последовало. Все было слишком очевидно, и на несколько мгновений воины буквально онемели. Гвоздями, вбитыми в ладони, к створке ворот было приколочено тело. Человек был раздет догола, а живот вспорот, так что наружу вывалились красно-серые поблескивавшие внутренности.

Глава 8

– Когорта! – воскликнул, резко повернувшись, центурион Максимий. – Боевое построение! Сомкнуть ряды!

Легионеры принялись формировать сплошную стену поднятых щитов, а центурионов Максимий отослал к подразделениям. Тем временем разведчики поднялись по склону, декурион в сопровождении троих всадников осторожно подъехал к воротам. Немного помедлив возле трупа, они исчезли внутри как раз к тому времени, когда Катон подбежал к стоявшему во главе Шестой центурии Фигулу.

– Что там такое, командир?

– У тебя, оптион, что, глаз нет? – буркнул Катон. – Смотри сам.

Фигул ладонью прикрыл глаза от солнца и стал вглядываться в сторону ворот. Услышав позади приглушенный встревоженный ропот, Катон гневно обернулся и рявкнул:

– Молчать!

Однако от него не укрылось, что один солдат, не удержавшись, сказал что-то соседу. Резко повернувшись, центурион шагнул вперед и, указывая на него, требовательно произнес:

– Ты! Да, да, ты, нарушитель приказа. Как тебя зовут?

– Тит Велий, командир.

– Так какого же долбаного хрена ты, Тит Велий, позволяешь себе распускать язык в строю, если был приказ молчать?

Катон смотрел прямо в глаза легионеру, который был лишь чуточку пониже центуриона ростом, но зато на несколько лет старше и гораздо более крепкого телосложения. На своего центуриона он смотрел без всякого выражения.

– Не слышу ответа!

– Мне просто показалось, что у нас неприятности, командир. Вот и все.

Он на миг встретился с Катоном взглядом и тут же снова с отрешенным видом уставился прямо перед собой.

– Оптион! – выкрикнул Катон. Его ноздри раздувались от гнева.

– Я здесь, командир! – доложил торопливо подбежавший Фигул.

– Проследи, чтобы Велий понес наказание. Десять дней чистки нужников.

– Будет исполнено, командир.

Катон отступил на шаг и оглядел строй.

– Это для начала. Следующий любитель поболтать в строю будет разгребать дерьмо двадцать дней.

С этими словами Катон отвернулся от солдат и снова устремил взгляд в сторону форта. Ворота так и оставались открытыми, пригвожденный к ним человек был неподвижен. Крепость не подавала ни малейших признаков жизни: пугающий покой нарушали лишь медленно кружившие над валами вороны. Молодой центурион внимательно оглядел окрестности, но вокруг было пусто. Ни батавов, ни врагов, ни единого местного дикаря.

Наконец после показавшегося бесконечным ожидания из тени надвратной башни выехал декурион с разведчиками. Не теряя времени, всадники припустили рысью к Максимию, который в нетерпении сделал несколько шагов им навстречу. Это понятно – его не могла не волновать судьба гарнизона.

– Ну?

Декурион выглядел потрясенным.

– Они все мертвы, командир.

– Все? Весь гарнизон?

– Полагаю, да, командир. Точного подсчета я, конечно, не производил, но там более сотни мертвых тел. И похоже, мало кому из них посчастливилось умереть быстрой смертью.

Некоторое время Максимий хмуро молчал, но потом встряхнулся и отдал приказ:

– Декурион, собери своих разведчиков. Отыщи следы тех, кто это сделал. Когда выяснишь, куда они удалились, доложишь мне.

Отдав честь, декурион развернул коня, поскакал к своим солдатам и, построив их, довел до сведения приказ командира когорты. Тем временем Максимий направился прямиком к мертвой цитадели и первым вошел в ворота.

Кавалеристы галопом ускакали на север, на поиски врага, а когорта так и осталась стоять неподвижно под палящим солнцем, с беспокойством дожидаясь возвращения командира. Времени прошло немало, по прикидкам Катона – около четверти часа, и в конце концов он нетерпеливо хлопнул себя по бедру.

– Думаешь, с ним там что-нибудь случилось, командир? – осторожно поинтересовался Фигул.

– Надеюсь, что нет. Но лучше бы ему вернуться поскорее. Мы не можем позволить себе терять время. Он сам получил приказ на этот счет.

– Может, кто-нибудь сходит проверит, все ли с ним ладно?

Катон смотрел вдоль колонны, ища глазами других центурионов. Макрон встретил его взгляд и потряс рукой в воздухе, выказывая раздражение.

– Пожалуй, ты прав, – сказал Катон. – Нужно, чтобы кто-то его нашел. Оставайся здесь.

Сопровождаемый удивленными взглядами Феликса и Антония, Катон побежал вперед и остановился рядом с Макроном.

– Время, на хрен, уходит! – бушевал Макрон.

– Знаю. Нам следует двигаться, а не торчать здесь столбом.

– Но сначала надо бы взять в крепости шанцевый инструмент.

– Значит, время забрать его и двигать к броду. Должен же кто-то занять там…

Пока Макрон скреб подбородок, обдумывая сложившуюся ситуацию, к ним подошел центурион Туллий. Обветренное лицо видавшего виды воина было тревожно.

– Что, по-твоему, нам следует делать?

Макрон посмотрел на Туллия с удивлением. Как старший по положению после Максимия, Туллий должен был сам принимать решения, а не спрашивать совета или интересоваться чьим-то мнением. Однако заслуженный ветеран смотрел на более молодых командиров с надеждой и ждал, что они скажут.

– Кому-то нужно пойти туда, – помолчав, промолвил Катон.

– Но он приказал нам оставаться с центуриями.

– Послушай, – встрял Макрон, – мы не можем позволить себе проторчать тут до конца этого хренова дня. Нам приказано занять брод. Кто-то должен пойти к Максимию. И не теряя времени, его и так уже потеряно больше, чем можно.

– Может, ты и прав. Но кто?

– Да какая разница? – фыркнул Макрон. – Вот ты возьми да сходи.

– Я?

Туллия эта идея явно не воодушевила. Он покачал головой:

– Нет, я лучше останусь с когортой. Вдруг это ловушка – нельзя допустить, чтобы когорта лишилась и командира, и старшего из центурионов. Вот что, Катон, отправляйся ты. Тебе всяко сподручней.

Не вступая в пререкания и не позволив себе выказать ни малейших признаков неудовольствия, молодой центурион повернулся в сторону укрепления и припустил вверх по склону. Почти в то же самое мгновение в воротах показалась фигура Максимия, который зашагал вниз. Завидев собравшихся вместе центурионов, он побагровел от гнева. Командиры вытянулись в струнку.

– Это еще что такое? Кто разрешил вам покинуть подразделения?

– Но, командир, мы беспокоились о твоей безопасности, – попытался оправдаться Катон.

– Кроме того, – резонно указал Макрон, – мы выбиваемся из графика, командир. К настоящему времени нам следовало уже занять позиции у брода.

Резко повернувшись, Максимий ткнул его пальцем в грудь и злобно отчеканил:

– Не смей указывать мне, как исполнять мои обязанности, центурион.

– Но, командир, я только хотел напомнить…

– Молчать! – выпалил Максимий прямо в лицо Макрону.

Некоторое время двое командиров мерили друг друга взглядами, а окружающие смотрели на них с беспокойным удивлением.

Разрядил обстановку Катон.

– Хм… командир? – промолвил он, откашлявшись.

– Что?

– Там кто-нибудь выжил?

– Никто.

– И никаких следов центуриона Порцина?

Услышав имя своего друга, Максимий вздрогнул.

– О, с ним все в порядке. Собственно, я и задержался, потому что его искал.

– Не понимаю.

– Он не понимает! Может, прикажешь мне письменно изложить? Одно скажу: попадись мне в руки ублюдки, которые это устроили, то клянусь моей фамильной честью, что смерть их будет долгой и мучительной.

Издалека донесся топот копыт, и все взоры обратились к склону, где скакали разведчики. Один из них осадил коня возле группы центурионов, основательно обдав их пылью из-под копыт, соскочил на землю и, тяжело дыша, отсалютовал Максимию.

– Докладывай!

– Командир, мы их нашли.

Кавалерист указал большим пальцем на север, в направлении Тамесиса:

– Они там, в паре миль отсюда. Пешие. Движутся на запад, вдоль берега.

– Сколько их? – спросил Катон.

– Три, может быть, четыре сотни, командир.

Максимий одарил Катона убийственным взглядом, после чего указал разведчику:

– Ты докладываешь мне, парень.

– Так точно, командир, – растерялся кавалерист. – Есть, командир. Виноват.

Командир когорты сурово кивнул:

– Ладно. Мы их перехватим. Возвращайся к своему декуриону. Продолжайте следить за ними. О любом изменении маршрута докладывать мне. Приказ ясен?

– Так точно, командир.

– Тогда исполняй.

Махнув рукой разведчику, Максимий снова повернулся к центурионам. Усталый всадник, взобравшись в седло, еще не успел отъехать, а командир когорты уже высказал свои соображения.

– Скорее всего, эта группа послана специально, чтобы проводить диверсии в нашем тылу.

– Рейдовый отряд? – удивился Катон.

– А что же еще?

Катон пребывал в растерянности.

– Ну это же очевидно…

Макрон только головой покачал, поражаясь непонятливости юного друга.

– Очевидно? Прекрасно, центурион, раз так, не сочти за труд поделиться своими тактическими озарениями с простыми смертными.

– Это разведывательный авангард армии Каратака. Он послал их проверить обстановку у бродов.

– Но с чего тогда они напали на укрепление?

– Скорее всего, потому, что гарнизон аванпоста заметил этих разведчиков. Каратак не хотел оставлять в живых тех, кто может сообщить противнику о передвижении его сил.

– Но зачем была нужна такая жестокость? Эти зверские пытки?

– Это же варвары, – пожал плечами Катон. – Жестокость для них в порядке вещей. Они даже не осознают, что в этом есть что-то дурное.

– Чушь. Всё они прекрасно осознают… проклятые мучители. А еще лучше осозна́ют, когда им придется за все это заплатить.

– Командир, а как быть с приказом командующего? – попытался вмешаться Макрон.

Но Максимий, оставив его слова без внимания, повернулся к колонне.

– Когорта! – проревел он во всю мощь своих легких. – Приготовиться к маршу!

– Но если броды останутся без прикрытия, Каратак сможет…

Максимий повернулся и с жестокой улыбкой на лице процедил:

– Макрон, нам вполне хватит времени разобраться с варварами и прикрыть брод. Положись на меня.

– Но, командир, весь шанцевый инструмент в крепости.

– Мы еще успеем сюда вернуться.

– Если нам придется еще и возвращаться…

– Чтоб тебе провалиться, Макрон! – проревел Максимий, сжав кулаки. – Бери свою центурию и отправляйся с нею за этими проклятыми кирками да лопатами. Встретимся у брода.

– Есть, командир.

– Когорта! – Максимий поднял правую руку и указал вперед. – Шагом марш!

– Третья центурия, разойдись! – скомандовал Макрон.

Его бойцы сошли с дороги, а остальная когорта во главе с центурионом Максимием форсированным маршем двинулась по склону, направляясь к Тамесису. Пропустив бóльшую часть колонны вперед и убедившись, что Максимий не оглядывается, Макрон ухватил за руку проходившего мимо Катона и торопливо заговорил:

– Послушай меня, дело оборачивается дерьмом. Максимия явно не туда занесло. Если он захочет посчитаться за своих приятелей из форта, это может обернуться для тебя и остальных ребят большой бедой.

Катон медленно кивнул:

– Сам вижу. Постараюсь сделать, что смогу, хотя тут от меня мало что зависит. Увидимся у брода.

– Надеюсь. Будь осторожен, парень.

– Я всегда осторожен, будто ты не знаешь.

Катон улыбнулся другу и вновь повернулся к своим солдатам.

Макрон проследил за тем, как его друг занял место впереди Шестой центурии рядом с Фигулом, проводил колонну взглядом и, только когда ее хвост скрылся за холмом, приказал бойцам подняться по склону. Шли молча – к скрипу амуниции и звяканью оружия примешивалось лишь хриплое карканье воронья, для которого в крепости нынче был настоящий пир.

Глава 9

Прошел примерно час, и когорта настигла бриттов. Плотная толпа пехотинцев быстро двигалась вдоль берега вверх по течению реки, направляясь как раз к тому броду, который когорте было приказано защищать. С самого начала было очевидно, что первыми они до брода не доберутся, но их вождь был явно человеком рисковым и продолжал гнать людей со всей мочи, в то время как римляне неуклонно приближались к ним по касательной. Но затем бритты внезапно резко изменили направление движения и устремились прочь от брода, словно движимые единственным желанием – уйти от преследователей. Максимий же приказал декуриону беспрерывно тревожить врага кавалерийскими наскоками, чтобы максимально замедлить его движение.

Конные разведчики на всем скаку неслись на плотную массу бриттов, забрасывали передние ряды дротиками и тут же, не вступая в рукопашную, уносились прочь, на безопасное расстояние. Впрочем, тактика оказалась не слишком действенной, и тогда декурион предпринял несколько ложных атак: всякий раз бриттам приходилось останавливаться, готовясь отразить возможный кавалерийский наскок. Пару раз это сработало, но вождь варваров быстро сообразил, что конница не собирается ввязываться в схватку, и третью ложную атаку просто проигнорировал. Однако в совокупности все эти маневры позволили несколько замедлить продвижение варваров и выиграть время для Максимия и его бойцов. Прошло чуть более часа после того, как когорта выступила от разоренного форта, и стало ясно, что бриттам не уйти – им пришлось остановиться, чтобы принять бой.