Текст книги "Роль правовой системы в обеспечении устойчивого социально-экономического развития. Материалы экспертной дискуссии, состоявшейся в РАНХиГС в рамках Гайдаровского форума 12–14 января 2017 года"

Право, экономика и роль политического процесса

Существенную роль могут играть, по-видимому, особенности политического процесса, в частности специфика принятия правительственных постановлений. В мире политических решений господствуют свои логика, способы обоснования предлагаемых мер и язык, достаточно далекие от строгих соображений по поводу влияния указанных решений на эффективное функционирование экономики и повышение общественного благосостояния.

Речь идет не только о том, что модель, описывающая хозяйственные механизмы, которые удовлетворяют потребительский спрос, просто не включает позиционирование страны на мировой арене, социальную помощь и т. п. Даже если полагать, что все «политические» требования на данный момент определены однозначно, то в ходе практического решения указанных задач лишь иногда используют эффективные с экономической точки зрения методы.

Подготовка политических решений может предполагать и взаимовыгодные в хозяйственном отношении сделки, но крайне редко они предусматривают конкуренцию и имеют рыночный характер. Ситуация еще больше осложняется из-за того, что политические игры, как правило, носят динамический характер (частая смена стратегий, используемых участниками, обычно диктуется изменением политической обстановки, переформатированием сложившихся коалиций и т. п.), поэтому во многих случаях обнаруживается эффект несогласованности осуществляемых проектов во времени (time-inconsistency effect).

Рассматривая границы эффективного регулирования, с одной стороны, отметим довольно прочные институциональные связи, нередко складывающиеся между правительством и сравнительно «худшими» (менее эффективными) корпорациями, в том числе государственными компаниями. Последние особенно заинтересованы в различных формах централизованной поддержки. С другой стороны, влиятельные политики и высокопоставленные правительственные чиновники в подобных условиях нуждаются в активной поддержке «своих» компаний. В наибольшей степени это, по-видимому, относится к недостаточно эффективным «монстрам» – корпорациям, которые считаются too big to fail (слишком большими, чтобы обанкротиться).

Изменение общих условий хозяйственного развития может уменьшить потребность в централизованном регулировании, однако по-прежнему действует бюрократический аппарат, заинтересованный в сохранении и дальнейшем расширении своих функций. Административные учреждения (как и прочие государственные предприятия) неизбежно подчинены законам функционирования организаций. Следовательно, как замечает известный социолог Н. Луман, «не все необходимые для системы виды деятельности могут быть соотнесены с какой-либо одной целью… Наряду со своей целью все системы вынуждены формировать дополнительные стратегии самосохранения» (Luhmann, 1964: 75). В обстановке дележа «казенного пирога» стратегия сохранения своего ведомства (своей компании) любой ценой неизбежно предполагает самые изощренные аппаратные игры.

Вместе с тем крупные (системообразующие) кредитные учреждения и нефинансовые корпорации уверены в том, что могут рассчитывать на серьезную поддержку государства в трудных ситуациях. Это вносит существенные искажения в систему цен, складывающихся на финансовых и товарных рынках. В ходе последних финансовых кризисов можно было отчетливо наблюдать огромные потери благосостояния, связанные именно с тем, что уверенность крупнейших кредитно-финансовых учреждений в последующей государственной поддержке обусловила устойчивое занижение рыночной цены рисков. Государственная подпитка крупнейших инвестиционных и коммерческих банков, а также некоторых других корпораций по существу как бы фиксировала расхождение между индивидуальными и общественными издержками, порождаемое искусственно заниженными ценами риска. Невиданная со времен Великой депрессии волна банкротств индивидуальных заемщиков в 2007-2009 гг. и сильное обесценение реальных и финансовых активов могут свидетельствовать о масштабах недооценки реальных рисков. К числу других проявлений этой тенденции можно отнести «пузыри» в сферах кредитования интенсивных рейдерских захватов, а также всевозможных финансовых спекуляций.

Обратимся теперь к процессам принятия законов и постановлений. Поскольку эти процессы представляют собой, как правило, многошаговую процедуру, отказ каких-то политических сил от поддержки проекта увеличивает вероятность провала или компромиссов, постепенно сводящих на нет намеченные улучшения. В обычной политической жизни может быть сужена сфера действия именно тех механизмов (или их могут оттеснить на задний план), которые должны были «расчищать дорогу» для Парето-оптималъных изменений.

В теоретических моделях современной политической экономии среди принимающих политические решения субъектов обычно различают политиков и бюрократов. Из самих определений явствует, что непосредственные устремления как тех, так и других могут обладать некоторой самостоятельностью по отношению к официально провозглашаемым приоритетам государственной политики[9]9
  В связи с этим неизбежно возникает вопрос об оптимальном разделении государственных функций между политиками и бюрократами и о соответствующих критериях оптимальности (подробнее см.: Alesina, Tabellini, 2007, 2008).


[Закрыть].

Прежде всего обратимся к модификации известной теоретической схемы «принципал – агент» применительно к функционированию общественного сектора, предпринятой А. Банерджи. Примечательна сама структура предлагаемой модели: главными действующими лицами оказываются узнаваемый персонаж – бюрократ и некий абстрактный политический институт, возвышающийся над ним и контролирующий его, – государство (Banerjee, 1997). Рассматривается, по существу, несколько ухудшенный, на наш взгляд, вариант разделения государственного аппарата, предложенный Ж.-Ж. Лаффоном и Ж. Тиролем (Laffont, Tirole, 1993): в моделях, предложенных этими экономистами, функционировали «регулирующее агентство» и «автор конституционных правил».

Стандартная теория благосостояния формулирует характеристики оптимальных изменений, используя, например, агрегатные критерии Дж. Хикса и Н. Калдора (Jones, 2005). Применяя указанные критерии, можно полагать, что в той мере, в какой изменения в распределении, вносимые бюрократами, отрицательно сказываются на движении совокупного дохода, они влекут за собой снижение общественного благосостояния. В условиях ограниченного запаса распределяемых благ и более широкого распространения коррупции деятельность бюрократа приносит особенно большой ущерб. Формулируя один из главных выводов, Банерджи пишет: «Провалы государства, вероятнее всего, связаны с деятельностью той бюрократии, с которой сталкиваются более бедная часть общества и бедные страны» (Banerjee, 1997: 1293). Вместе с тем анализ в рамках рассматриваемой модели показывает, что недостаточно координируемое взаимодействие между отдельными правительственными чиновниками (бюрократами) может порождать как положительные, так и отрицательные экстерналии. В последнем случае обычно имеют в виду конфликты, вызванные несогласованностью действий отдельных бюрократов[10]10
  В стандартных учебниках экономической теории отрицательные экстерналии неизменно связывают лишь с «провалами рынка», что служит аргументом в пользу расширения хозяйственных функций государства.


[Закрыть].

Но проблема не сводится к действиям отдельных государственных чиновников (бюрократов). Не меньшую роль могут играть, по-видимому, сами взаимодействия в рамках сложившихся политических институтов между различными общественными слоями и группами и влияние некоторых групп на проводимую политику («приватизация государства»).

Асемоглу ставит любопытный вопрос о причинах живучести неэффективных хозяйственных и политических институтов (Acemoglu, 2007). В использованных теоретико-игровых моделях взаимодействуют следующие группы (игроки):

1) представители некоей абстрактной элиты (по-видимому, группа представителей властной политической элиты);

2) средний класс, пытающийся противостоять элите;

3) наемные работники.

К числу главных источников неэффективности в рассматриваемой системе относится стремление элиты к обогащению, что приводит к повышению налогов. Своекорыстная политика элиты предполагает ее заинтересованность в сохранении неэффективных политических и хозяйственных институтов. В этих теоретических построениях представляют интерес прежде всего следующие соображения (теоремы): позиции неэффективных политических и экономических институтов тем прочнее, чем большую гибкость может проявить государство в своем фискальном маневрировании; вероятность сохранения неэффективных институтов тем выше, чем больше рентные доходы, обеспечиваемые природными ресурсами.

Существенную роль в выборе макроэкономической стратегии государства могут играть политические соображения чисто тактического характера, направленные на «максимизацию популярности». Указанная зависимость может порождать так называемые политические циклы: достаточно предположить, что партия, находящаяся у власти, пытается увеличить свои шансы на переизбрание, обеспечивая к моменту выборов заметное снижение безработицы, а затем, после выборов, отказывается от действий, направленных на увеличение занятости[11]11
  Подробнее о теории политических циклов см.: Nordhaus, 1975; Alesina et al., 1997. Наибольший интерес в рассматриваемом контексте представляют политические циклы «бета-типа», формирующиеся в результате взаимодействия многих участников политической жизни (Paldam, 1997; Dine, 2005).


[Закрыть].

Еще менее продуктивным (в рамках логики экономических решений) оказывается взаимодействие политических сил, особенно в условиях недостаточного развития политической демократии. Как показывают исследования правительственной политики в ряде государств, именно равновесие, достигаемое между основными политическими силами, порождает пагубные последствия для экономики. «Плохое с точки зрения хозяйственной эффективности управление дорого обходится экономике, но тем не менее оно привлекательно или, вероятно, удобно с политической точки зрения», – отмечается в авторитетном обзоре, посвященном государственному управлению в развивающихся странах (Baland et al., 2010:46-48).

Нетрудно видеть, что социально-политическое маневрирование, отражающее присущую государственной политике ориентированность на чисто тактические цели, short-termism, во многих случаях не только усиливает текущую хозяйственную нестабильность, но и может иметь печальные долгосрочные последствия. Предельное упрощение используемых политических аргументов[12]12
  «Население не располагает ни соответствующим образованием, ни терпением, необходимыми для того, чтобы воспринять сложное сообщение, поэтому „ограничение, требующее простоты“ (simplicity constraint), еще больше затрудняет разъяснение тех привлекательных с политической точки зрения реформ, которые могли бы обеспечить улучшение по Парето» (Stiglitz, 1998: 14). См. также: Stiglitz, 2008.


[Закрыть] еще больше сужает круг реальных возможностей для последовательной реализации намеченной ранее долгосрочной экономической стратегии. Соответственно и обоснования намечаемых мероприятий правительственной политики нередко утрачивают системность и фундированность, будучи подчас просто иррелевантными с точки зрения экономической логики.

К числу важных особенностей политического процесса можно отнести консерватизм разросшегося бюрократического аппарата (Д. С. Милль видел в рутине смертельную болезнь бюрократии) и устойчивое стремление властной элиты избегать общественного обсуждения непопулярных решений. Вместе с тем подобная закрытость, укрепляющая монопольное право политических деятелей и государственных чиновников на владение информацией, существенно расширяет масштабы информационной ренты, следовательно, и возможности их законного и незаконного обогащения.

В 1980-е гг. исследователи обратили особое внимание на существенное противоречие в предпосылках, на которых основывается современная теория функционирования общественного сектора. С одной стороны, общепринятая теория в своем описании действий рыночных участников исходит из стандартной целевой функции, характеризующей предпочтения и интересы «экономического человека». С другой стороны, в качестве участников нерыночных операций чаще всего фигурируют некие бескорыстные персонажи, не имеющие собственных («частных») интересов. Кроме того, отсутствуют сомнения в их абсолютной профессиональной пригодности (в реальной жизни эти критерии нередко приносят в жертву политическим соображениям, стремлению «порадеть родному человечку» и т. п.).

Изучение сложного комплекса мотивов, которыми в действительности руководствуются представители законодательной и исполнительной ветвей власти, подводит к следующему выводу: на практике разработку стратегии и реализацию функций государственного регулирования осуществляют не всегда достаточно профессиональные и добросовестные, но имеющие собственные интересы рентоориентированные политические деятели и чиновники[13]13
  В связи с этим обычно приводят удачное высказывание Ф. Селзника о деятельности нерыночных организаций: «Наиболее важной характеристикой [нерыночных] организаций является то, что каждая из них живет собственной жизнью, хотя все они являются лишь инструментами» (цит. по: Уильямсон, 199: 246).


[Закрыть]. Достаточно сослаться на избыточное расширение полномочий государства, неизбежно порождающее ситуации, в которых важнейшим средством соперничества между частными корпорациями оказывается использование («проплаченных») связей во властных сферах. Указанное обстоятельство может еще больше ограничивать эффективность функционирования политических институтов в хозяйственной сфере.

Различаются и приоритеты хозяйственной деятельности в государственном и частном секторах. Если частный собственник (во многих случаях и его менеджеры) непосредственно заинтересован в экономии ресурсов, то руководители государственных ведомств и компаний любой ценой стремятся не допустить так называемого неполного освоения выделенных ассигнований. Чем шире объем государственных операций (больше объем производства в государственном секторе), тем больше могут оказаться издержки делегирования полномочий (agency costs), включающие Х-неэффективность[14]14
  «Х-неэффективность» – термин, введенный американским экономистом X. Лейбенстайном для обозначения ситуации, при которой совокупные издержки частной компании оказываются выше оптимальных. Такая неэффективность обычно обусловлена ослаблением конкурентных механизмов, поддерживающих рыночную дисциплину.


[Закрыть] (Vining, Weimer, 1990).

К числу важнейших факторов, снижающих эффективность работы государственных служащих, следует отнести радикальную несклонность типичного чиновника к риску[15]15
  Заметим, что содержание термина «риск», используемого в данной связи, существенно отличается от обычно вкладываемого в понятие «хозяйственный риск» в экономической теории.


[Закрыть]. Поскольку критерии, с помощью которых оценивают последствия нетривиальных решений, оказываются гораздо более размытыми, чем, скажем, в обычных оптимизационных экономических моделях, число вероятных неблагоприятных исходов существенно увеличивается. Это не только подавляет возможные полезные инициативы со стороны чиновников, но и порождает многочисленные предварительные зондирования, согласования и другие страховочные процедуры, затягивающие принятие решений и ограничивающие их действенность.

Монополистическое положение отдельных правительственных подразделений и отсутствие рыночной конкуренции не означают отсутствия межведомственного соперничества. Стремясь расширить свою деятельность и свое влияние в условиях ограниченных бюджетных ресурсов, многие государственные ведомства стремятся оттеснить на задний план или поглотить другие подразделения и организации. Внутриведомственные и межведомственные конфликты ограничивают возможности совместной координации действий государства, тем самым снижая эффективность проводимой политики.

Указанные соображения имеют прямое отношение к проблематике эффективности государства как правового регулятора экономической деятельности. Учитывая особую роль государства в современной экономике, можно предположить, что бюрократическая рутина, специфическое восприятие рисков и конфликты внутри аппарата исполнительной власти могут оказаться не менее серьезной проблемой, чем отсутствие координации, с которым обычно связывают многие «провалы рынка».

Важно заметить также, что в современных условиях и на Западе, и в России синхронизация правового инструментария и реализуемой экономической политики в рамках регулирования экономики становится особенно актуальной. Тем не менее в случае с западными рыночными экономиками эта задача в большей мере связана с новыми формами погони за рентой, тогда как в современной российской экономике присутствует тенденция оттеснения на задний план реальных рыночных отношений в связи с усилением роли государства.

Право, экономика и мораль (несколько заключительных замечаний)

По ряду причин теория вплоть до последнего времени уделяла недостаточно внимания хозяйственным последствиям взаимодействия различных социальных, правовых и политических факторов. Между тем политический процесс, равно как и формирование правового поля, обладает собственной логикой, во многих случаях не совпадающей с привычной логикой оптимизирующих экономических механизмов.

Участникам политической и законотворческой жизни и государственным служащим не часто приходится руководствоваться соображениями, связанными с экономической эффективностью. В ряде случаев масштабы хозяйственной неэффективности и расточительства многократно усиливаются из-за функционирования олигополистических структур, складывающихся в социальной и политической сферах, несовершенной координации действий различных ветвей власти и недостаточной прозрачности, закрытости, неизменно присущих процессам принятия решений в рамках разветвленной и нередко рентоориентированной бюрократической системы.

Все это может служить основанием для анализа взаимодействий в системе хозяйственных отношений, которые ограничивают возможности эффективного экономического роста и/или вносят искажения в функционирование аллокационных механизмов. Вместе с тем указанные соображения придают содержательный смысл дальнейшим исследованиям в сфере взаимодействия права и экономики.

Особенно важно при этом, что наряду с присутствующей в стандартной экономической теории констатацией «провалов рынка» и «провалов государства» существует и более общая проблема оптимального взаимодействия механизмов централизованного и децентрализованного регулирования. Решение подобной задачи требует более общего комплексного подхода, который, по-видимому, может сформироваться на стыке политической, правовой, социологической и экономической теории.

Речь идет скорее об иной, в значительной мере новой стратегии политико-экономического исследования механизмов аллокации ресурсов и исторически сложившихся формальных и неформальных общественных (правовых) институтов и их влиянии на эффективность хозяйственных процессов.

Применительно к конкретным страновым условиям постановка задачи в немалой степени зависит как от объема государственного вмешательства, так и от форм политической организации государства, в частности от исторически сложившейся политической культуры, национальных правовых традиций, степени демократизации общества и структуры действующих общественных институтов.

Так, А. Грейф, детально исследовав различия в средневековой торговой практике генуэзских и магрибских купцов, замечает, что и в последующий период на Востоке частные предприниматели были лишены возможности эффективно защищать свои интересы от посягательств государства. Регулирование их деятельности осуществлялось религиозными или светскими властями либо одновременно и теми, и другими. И сегодня институты в слаборазвитых (underdeveloped) странах напоминают аналогичные магрибские образцы, а генуэзские институты более схожи с институтами, позднее сложившимися на развитом Западе (см.: Greif, 2006: 300-301, 396-397).

Периоду, когда в наиболее развитых странах стали формироваться рыночные отношения, предшествовала длительная историческая эпоха, на протяжении которой складывались морально-этические нормы человеческого поведения. Эти нормы, опирающиеся на многовековые традиции взаимодействия отдельных людей и коллективов, выходят далеко за пределы отношений рыночного обмена: они определяют возможности и границы рыночных механизмов взаимодействия и координации.

Исходный пункт экономического анализа – система индивидуальных предпочтений – в реальной жизни включает различные социальные предпочтения, как правило не фигурирующие в стандартных теоретических моделях. В русло привычных методов микроэкономического анализа трудно уложить, например, принципы великого Стагирита: «Правда о добропорядочном заключается в том еще, что он многое делает для друзей и отечества и даже умирает за них, если надо: он расточит имущество и почести и вообще блага, за которые держатся другие, оставляя за собой лишь нравственную красоту…» (Аристотель, 1984: 258).

Библиография

Абрамов А., Радыгин А., Чернова М., Энтов Р. (2017). Государственная собственность и характеристики эффективности // Вопросы экономики. № 4. С. 5–37.

Абрамов А.Е., Радыгин А. Д., Чернова М.И. (2016). Компании с государственным участием на российском рынке: структура собственности и роль в экономике // Вопросы экономики. № 12. С. 61–87.

Аристотель. (1984). Сочинения: в 4 т. Т. 4. М.: Мысль.

Боулз Р. (2002). Экономика и право // Панорама экономической мысли конца XX столетия в 2 т. / Д. Гринуэй, М. Блини, И.Стюарт (ред.). СПб.: Экономическая школа [Companion to Contemporary Economic Thought/Ed. by D. Greenaway,M. Bleaney, I. Stewart. L.: Routledge 1991].

Васильев Л. (2010). Всеобщая история. Т. 4. М.: Высшая школа.

Венедиктов A.B. (1948). Государственная социалистическая собственность. М. – Л.: Изд-во АН СССР.

Венедиктов A.B. (1928). Правовая природа государственных предприятий /А. В. Венедиктов. 2-е изд. Ленинград: Прибой.

Венедиктов А. В. (1954). Гражданско-правовая охрана социалистической собственности в СССР. М. – Л.: Изд-во АН СССР.

Всемирный банк (2002). Создание институциональных основ рыночной экономики. Доклад о мировом развитии.

Дорохин В.С. (2014). Ричард Познер и экономический анализ права // Право. Журнал Высшей школы экономики. № 1. С. 17–19.

Калабрези Г. (2016). Будущее права и экономики. Очерки о реформе и размышления. М.: Изд-во Института Гайдара [Calabresi G. (2016). The Future of Law and Economics: Essays in Reform and Recollection. New Haven, CT: Yale University Press].

Камерон P. (2001). Краткая экономическая история мира от палеолита до наших дней. М.: РОССПЭН.

Коммонс Дж. Р. (2011). Правовые основания капитализма. М.: Издательский дом Высшей школы экономики [Commons J.R. (1924). The Legal Foundations of Capitalism. New York: Macmillan].

Локк Дж. (1988). Сочинения: в 3 т. Т. 3. М.: Мысль.

Норт Д., Уоллис Дж., Вайнгаст Б. (2011). Насилие и социальные порядки. Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества. М.: Изд-во Института Гайдара.

Познер Р. (2004). Экономический анализ права в 2 т. / пер. с англ. под ред. В.Л. Тамбовцева. СПб.: Экономическая школа [Posner R. А. (1973). Economic Analysis of Law. Boston. Little, Brown and Compan.]

Принципы и процедуры оценки целесообразности мер государственного регулирования (2005). М.: ТЕИС.

Радыгин А., Симачев Ю., Энтов Р. (2015). Государственная компания: сфера проявления «провалов государства» или «провалов рынка»? // Вопросы экономики. № 1. С. 45–79.

Смит А. (1962) [1776]. Исследование о природе и причинах богатства народов в 2 т. М.: Соцэкгиз [Smith А. [1776]. An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations (In 2 vols.].

Стиглер Дж. Дж. (2017). Гражданин и государство. Эссе о регулировании. М.: Изд-во Института Гайдара [Stigler G. (1975). The Citizen and the State: Essays on Regulation. Chicago, IL: University of Chicago Press].

Уильямсон О. (1996). Экономические институты капитализма. СПб.: Лениздат.

Фуруботн Э., Рихтер Р. (2005). Институты и экономическая теория. Спб.: ИД СПбГУ

Хайек Ф. (2006). Право, законодательство и свобода. М.: ИРИСЭН, Мысль.

Хиллман А. (2009). Государство и экономическая политика: возможности и ограничения управления / науч. ред. и пер. В. В. Бусыгина, М. И. Левина. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ.

Элликсон Р. (2017). Порядок без права: как соседи улаживают споры. М.: Изд-во Института Гайдара [EllicksonR.C. (1994). Order Without Law: How Neighbors Settle Disputes. Cambridge: Harvard University Press].

Юм Д. (1966) [1739]. Трактат о человеческой природе, или Попытка применить основанный на опыте метод рассуждения к моральным предметам. Соч. в 2 т. Т. 1. М.: Мысль.

Acemoglu D. (2007). Modeling Inefficient Institutions. In: Advances in Economic Theory. Proceedings World Congress 2005. Cambridge University Press. P. 341–380.

Acemoglu D., Johnson S., Robinson J. (2004). Institutions as the Fundamental Cause of Long-Run Growth. In: Aghion Ph., Durlauf St., eds., Handbook of Economic Growth, North Holland.

Aghion Ph., Holden R. (2011). Incomplete Contracts and the Theory of the Firm: What Have We Learned over the Past 25 Years? // Journal of Economic Perspectives, 25 (2): 181-97.

Aguiar M., Amador M. (2011). Growth in the shadow of expropriation // Quarterly Journal of Economics, 126 (2), 651-697.

Alesina А., Ardagna S., Nicoletti G., Schiantarelli F. (2005). Regulation and Investment // Journal of European Economic Association. Vol. 3. P. 791–825.

Alesina А., Roubini N., Cohen G. (1997). Political Cycles and the Macroeconomy. MIT Press.

Alesina А., Tabellini G. (2007). Bureaucrats or Politicians? // American Economic Review. Vol. 97. P. 169–179.

Alesina А., Tabellini G. (2008). Bureaucrats or Politicians? II // Journal of Public Economics. Vol. 92. P. 426–447.

Baland J.-M., Moene K., Robinson J. (2010). Governance and Development. In: Handbook of Development Economics. Elsevier.

Banerjee A. (1997). A Theory of Misgovernance // Quarterly Journal of Economics. Vol. CXII. P. 1289–1332.

Biddle J., Samuels W. (1999). J.R. Commons as a Dissenting Economist // Against the Grain: Dissenting Economists of the Twentieth Century, ed. by R. Holt and S. Pressman, Edward Elgar.

Broughman D. J., Fried J.M., Ibrahim D.M. (2014). Delaware Law as Lingua Franca: Theory and Evidence // Journal of Law and Economics. Vol. 57. July, 8. P. 865–895.

Dine I. (2005). Politicians and Banks: Political Influences on Government-owned Banks in Emerging Markets // Journal of Financial Economics. Vol. 77. P. 453–479.

Dolfsma W. (2013). Government Failure: Society, Markets, and Rules. Cheltenham, UK: Edward Elgar.

Friedman D.D. (2000). Law's Order: What Economics Has to Do with Law and Why It Matters. Princeton: Princeton University Press.

Goldberg V. P. (1976) Commons, Clark, and the Emerging Post-Coasian Law and Economics // Journal of Economic Issues. Vol. 10. 1976. No. 4. P. 877–893.

Greif A. (2006). Institutions and the Path to the Modern Economy. Lessons from Medieval Trade. Cambridge University Press.

Grossman S.J., HartO.D. (1986). The Costs and Benefits of Ownership: A Theory of Vertical Integration, Journal of Political Economy. Vol. 94. P. 691–719.

Harnay S., Marciano A. (2003). Richard A Posner: L'analyse economique du droit. Paris: Michalon.

Hart O. (2001). Norms and the Theory of the Firm. University of Pennsylvania Law Review.

Hertog J. A. (2000). General Theories of Regulation. In: Bouckaert В., De Geest G. (eds.) Encyclopedia of Law and Economics, Cheltenham, Edward Edgar.

Jones С (2005). Applied Welfare Economics. Oxford University Press.

Kelman M. (1993). Could Lawyers Stop Recessions? Speculations on Law and Macroeconomics // Stanford Law Review. Vol. 45. No. 5. P. 1215–1310.

Laffont J-J., Tirole J. (1993). A Theory of Incentives in Procurement and Regulation. Cambridge, MA: The MIT Press.

La Porta R., Lopez-de-Silanes F., Shleifer А., Vishny R. (1998). Law and Finance // Journal of Political Economy 106 (6): 1113-1155.

Law and economics and the economics of legal regulation (1986). J.-Matthias Graf von der Schulenburg and Skogh Goran, (eds.), Dordrecht, Kluwer.

Leitzel J. (2015). Concepts in Law and Economics: A Guide for the Curious. New York, NY: Oxford University Press.

Luhmann N. (1964). Funktionen und Folgen formaler Organization. Dunker und Humblot.

Mackaay E. (2013). Law and Economics for Civil Law Systems. Cheltenham, UK: Edward Elgar.

Mercuro N., Medema S. (2006). Economics and the Law: From Posner to Postmodernism and Beyond. 2nd ed. Princeton, NJ: Princeton University Press.

Mestmäcker E.J. (2007). A legal theory without law: Posner v. Hayek on economic analysis of law. Tübingen: Mohr Siebeck.

Nordhaus W. (1975). The Political Business Cycle // Review of Economic Studies. Vol. 42. P. 169–190.

North D. (1981). Structure and Change in Economic History. New York and London: Norton.

North D.(1994).Economic Performance Through Time // American Economic Review, Vol. 84. P. 359–368.

Oto-Perallas D., Romero-Avila D. (2014). The Distribution of Legal Traditions around the World // Journal of Law and Economics. P. 561–628.

Paldam M. (1997). Political Business Cycles. In: Perspectives on Public Choice. A Handbook / ed. by D. Mueller. Cambridge University Press.

Parisi F., ed. (2017). Oxford Handbook of Law and Economics. Volume 1: Methodology and Concepts, Volume 2: Private and Commercial Law, and Volume 3: Public Law and Legal Institutions. Oxford: Oxford University Press.

Stigler (1971). The theory of economic regulation // Bell Journal of Economics and Management Science 2 (spring). P. 3–21.

Stiglitz J. (1998). Distinguished Lecture on Economics in Government: The Private Uses of Public Interests: Incentives and Institutions // Journal of Economic Perspectives. Vol. 12. P. 3–22.

Stiglitz J. (2008). Government Failure versus Market Failure: Principles of Regulation. IPD Working Paper.

Vining А., Weimer D. (1990). Government Supply and Government Production Function: A Framework Basedon Contestability // Journal of Public Policy. Vol. 10. P. 1–22.

Warren J.Samuels, Jeff E.Biddle, and John B.Davis (2012). A Companion to the History of Economic Thought. Blackwell Publishing Ltd.

Weingast В. Constitution as Governance Structures: The Political Foundations of Secure Markets // Journal of Institutional and Theoretical Economics, 1993, Vol. 149. P. 286–311.

World Bank (1994). Governance: The World Bank Experience.