Текст книги "Пролетарские поэты Серебряного века"

Пролетарские поэты Серебряного века. Поэтический сборник

ББК 84(2Рос=Рус)1 – 5

Пролетарские поэты Серебряного века: Поэтический сборник. – СПб.: Знакъ, 2015. – 160с.

Художественное оформление и составление Виктора Меркушева

ISBN 978-5-91638-108-5

© «Знакъ», 2015

Поиск новой реальности. Пролетарии от литературы

Серебряный век обогатил русскую поэзию множеством литературных течений, такими как символизм, акмеизм, футуризм, имажинизм… Мы хорошо знаем и помним имена приверженцев и основателей этих поэтических направлений: Блок, Брюсов, Ахматова, Гумилёв, Северянин, Маяковский, Есенин, Мариенгоф и ещё десятки и десятки громких имён известных поэтов. Гораздо реже вспоминаются такие течения в русской поэзии Серебряного века как новокрестьянская поэзия и кубофутуризм. И почти совсем не упоминается пролетарская поэзия, также являвшаяся неотъемлемой частью литературы времени рубежа веков.

В какой-то степени можно считать поэтов этого направления наследниками чартистской английской поэзии и поэзии Парижской Коммуны, если бы не особенности общественной жизни предреволюционной России и очевидное пренебрежение любыми литературными традициями предшественников и современников.

Первые пролетарские поэты выросли из среды профессиональных революционеров и членов фабричных политических кружков. По форме их произведения были близки к рабочей народной песне и отображали большей своей частью тяжесть жизни рабочих слободок, описывали невыносимый гнёт безрадостного и изнурительного труда. Фабрика, труд, производство воплощались в жутких чудовищных образах, преследующих своих беззащитных и пассивных жертв. Лирический герой не занимает активной позиции противостояния бесправию и угнетению, а стремится вызвать у читателя лишь жалость и сострадание. Однако после событий Пятого года вплоть до революционного Октября, у пролетарских поэтов России возникла новая литературная форма – рабочие гимны, получившие широчайшее распространение в народе.

Это новое движение в литературе с энтузиазмом было подхвачено Горьким, который немало сделал для его определения в самостоятельное течение. Известна его большая статья о «писателях-самоучках» в «Современном Мире» (1911 год), где он показал всю глубину духовных интересов массы трудового народа и его творческую жизнеспособность. Много сделала для становления пролетарской поэзии социал-демократическая печать, газеты «Звезда», «Правда», «Рабочая газета», «Вперёд» и другие. В первом же номере «Правды» от 22 апреля 1912 года был поднят вопрос о подготовке рабочих писателей: «Мы бы желали кроме того, чтобы рабочие не ограничивались одним сочувствием, а принимали активное участие в деле ведения нашей газеты. Пусть не говорят рабочие, что писательство для них непривычная работа, рабочие-литераторы не падают готовыми с неба, они вырабатываются лишь исподволь, в ходе литературной работы. Нужно только смелее браться за дело: раз, два споткнёшься, а там и научишься писать. И так, дружнее за работу!»

Пролетарские поэты стремились создать понятный массам точный литературный язык, в противовес элитарному, кастовому языку символизма и модернизма. Одним из коренных отличий пролетарской поэзии от господствующего декаданса – это приоритет общественного над частным, сопричастности и вовлечённости в общественную жизнь над избранничес-кой замкнутостью лирического героя символистов и модернистов.

Однако пролетарская поэзия, как и любое из литературных течений Серебряного века, явление неоднозначное, сложное и несущее в себе противоречивый характер той эпохи. Наряду с поэтами-урбанистами, апологетами машинизма и нового мира классовой солидарности, сосуществуют поэты-народники, носители тред-юнионистского сознания, полные упадничества и социального пессимизма. Можно, конечно, упрекать пролетарских поэтов в узости кругозора и излишней фактографии, но нельзя отрицать новизны их стиховой культуры и воздействия их произведений на широкие слои трудящихся масс. Рабочий-поэт, кровно связанный со своей фабричной средой, резко отличался от буржуазного литератора, он смотрел на свою литературную работу как на одну из форм служения общественным стремлениям своего класса. Смотрел так, разумеется, как её понимал, даже если в его поэзии не было темы борьбы и противостояния социальному гнёту.

В десятых годах двадцатого века было выпущено несколько сборников пролетарских литераторов.

В 1913 году к десятилетнему юбилею Лиговских вечерних классов был выпущен сборник «Эхо ответное», два сборника под названием «Наши песни», при активном содействии Максима Горького – «Сборник Пролетарских писателей» (июнь 1914 года) и некоторые другие. С отдельными текстами из этих сборников, а также стихотворениями из журналов и газет «Невская Звезда», «Эхо», «Правда Труда» и «Путь Правды» мы и хотим познакомить современного читателя.

Ф.С. Шкулев

«Мы кузнецы, и дух наш молод…»

Мы кузнецы, и дух наш молод,

Куем мы к счастию ключи!

Вздымайся выше, тяжкий молот,

В стальную грудь сильней стучи!

Мы светлый путь куём народу,

Мы счастье родине куём…

В горне желанную свободу

Горячим закалим огнём.

Ведь после каждого удара

Редеет мгла, слабеет гнёт,

И по полям родным и ярам

Народ измученный встаёт.

Великан

Много было великанов

В пору старых, славных лет,

Ими все гордились в мире,

Весь дивился белый свет.

Говорят про них былины,

Песни звучные поют.

А ведь эти великаны

И сейчас у нас живут.

Загляните в чисто поле:

Кто на ниве за сохой

День без устали шагает

Разрыхлённой бороздой?

Кто, как пёрышком, махает

На лугу стальной косой?

Кто с «Дубинушкой» по Волге

Тянет барку бечевой?

Кто тяжёлою кувалдой

И чугун и сталь дробит?

Кто из недр земли холодной,

Точно пух, извлёк гранит?

Кто железные дороги

Нам провёл из дальних стран?

Это наш родной, могучий

Трудолюбец-великан.

«Громадные стены, как листья, дрожат…»

Громадные стены, как листья, дрожат

От взмаха колёс и приводов,

А там, за стенами, наш труд сторожат

Высокие трубы заводов.

Мы – люди труда, мы привыкли давно

И к пыли, и к смраду, и к шуму…

Будь холод, жара ли – для нас всё равно, —

Лелеем мы светлую думу.

Прекрасное, лучшее время придёт,

Другие нас силы заменят,

И труд наш упорный, стремленье вперёд

Они благодарно оценят…

Мы – люди труда, и нам всё нипочём!

Нам сталь и чугун поддаётся.

Где рук не хватает, сопрём всё плечом,

Лишь песня весёлая льётся…

Из груд чугуна и железной руды

Красиво, легко и свободно,

Лишь только свои мы приложим труды,

Мы сделаем всё, что угодно.

Чрез реки, овраги проложим мосты,

С трудом где проходят обозы,

Устроим дорогу такой прямоты,

Что вдаль побегут паровозы…

Сергей Ганьшин

Товарищам

Нет, нам не отдыхать.

Мы работать должны что есть силы,

Знамя правды, борьбы

Понесем мы до самой могилы.

Кто в борьбе изнемог,

Чья душа от страданий изныла,

Пусть они отдохнут,

А у нас с вами есть ещё сила.

Мы бороться должны,

Перенесть и позор и невзгоды…

Мы падем, но придёт

Светлый праздник желанной свободы.

Девятый вал

Идёт, ревёд девятый вал,

Вал роковой

Придёт, волной сметёт позор,

Гнёт вековой.

Идёт, шумит, бурлит, смотри!

Как страшен он…

И не щадит кошмарных дней

Былых времён.

Идёт, гудит последний вал,

Девятый вал…

Придёт сразить неправду, тьму,

Чтоб свет сиял.

Демьян Бедный (Е.А. Придворов)

Работнице

Язык мой груб. Душа сурова.

Но в час, когда так боль остра,

Нет для меня нежнее слова,

Чем ты – «работница-сестра».

Когда казалось временами,

Что силе вражьей нет числа,

С какой отвагой перед нами

Ты знамя красное несла!

Когда в былые дни печали

У нас клонилась голова,

Какою верою звучали

Твои бодрящие слова!

Пред испытанья горькой мерой

И местью, реющей вдали,

Молю, сестра: твоею верой

Нас подними и исцели!

Рабочим

Спеша заместь свои преступные следы,

Чтоб под гнетущею вас удержать пятою,

Лжецы пыталися рабочие ряды

Смутить змеиной клеветою.

На клевету лжецам достойный дав ответ,

Вы показали всем ответом этим,

Что ночь идёт к концу, что близится рассвет

И что мы все его семьёю дружной встретим.

«Полна страданий наша чаша …»

Полна страданий наша чаша,

Слились в одно и кровь, и пот.

Но не угасла сила наша:

Она растёт, она растёт!

Кошмарный сон – былые беды,

В лучах зари – грядущий бой.

Бойцы в предчувствии победы

Кипят отвагой молодой.

Пускай шипит слепая злоба,

Пускай грозит коварный враг.

Друзья, мы станем все до гроба

За правду – наш победный стяг!

Я.П. Бердников

С работы (Сонет)

Уж гаснет в небесах закат зари багровой,

Темнеет день в эфире голубом.

Бредёт домой, к семье, с мечтой одной

суровой, Один, бедняк, измученный трудом.

Над ним, кружась, гремит корабль воздушный,

Под ним гранит и грязных улиц пыль,

А там, вдали, листвою равнодушной

Шумит зелёный лес и шепчется ковыль.

Но шум лесной и жизнь родной природы

Он променял на город, на заводы,

На бедный кров… И всё же счастья нет.

Но верит он, что тяжкий труд не долог,

Что с каждым днём редеет ночи полог,

Что шум растёт… и близится рассвет.

Ф. Витебский

На одном заводе

На одном заводе захотелось хожалому

############## ############## «воеводе» подраться.

Кулаки так и чешутся у него. Увидал

рабочего одного и начал с ним расправляться.

«Ах, ты сукин сын! ах, ты болван! ах, ты

неотёсанный мужлан!» – так наш ирод

############################хожалый ругался.

Полицейский же чин эту сцену смотрел

############################и улыбался:

«Дескать, без нас крамолу истребляет!»

А хожалый постыдное дело своё кончает

и рабочего в участок отправляет

С городовым для излечения.

Вот хожалый ходит, улыбается:

Награда мне за это будет, дожидается

############################награждения.

Однако рабочие дознались, что с

товарищем так расправлялись, —

Загалдели и из мастерской в мастерскую

############################заходили.

На митинг собрались и столковались:

Какой отпор за истязание дать?

В один голос решили: Забастовать.

Перестали из труб клубы дыма

############################клубиться…

Опять люд рабочий будет

##############без работы томиться.

Ночной

Сестрорецкий оружейный завод

Рассказать, что ли от скуки,

Терпим мы какие муки,

Издевательства.

Душно в нашей мастерской…

Собрались мы все гурьбой,

Погуторили.

Да недолго говорили,

Дружно требовать решили

Вентиляцию.

Мигом старосту послали.

Результат такой узнали:

Запретить курить!

А начальник мастерской —

Изворотливый такой

Удивительно.

Взял бумажку, начертил —

Вентилятор в ход пустил,

Закружился тот.

За куренье ж табаку

Штраф нам по четвертаку

С перво-случаю.

На второй случай полтина…

Вот так разлюли-малина —

Вентиляция!

Только воздух не качает,

А карманы очищает

Ощутительно.

Скорбный

Стеклянный завод

На нашем Чудовском заводе

Все дела в таком лишь роде,

Коли обыск у девиц —

Без стыда и рукавиц.

В мастерской (названье «Гут»)

Лишь всецело детский труд.

Горят словно мураши…

Платят им за труд гроши.

Сортировщики горят

И судьбу свою хулят:

«Что за горька наша жизнь!

Спать голодными ложись…

В нашей спальне блохи, вши,

Хоть всю ночь от них пляши.

Мясо тухлое варят».

А ребята говорят:

«Это все лишь тары-бары…

Бери в лавочке товары,

Чтоб хозяину нажить,

Если хочешь в деле быть».

А где делают горшки,

Там уж горе – не смешки!

Все замучены девицы,

Точно стары рукавицы,

Впалы их больные груди…

Вот где мучаются люди!

Не живут, а только маются,

Да попу с тоскою каются:

«Ты скажи, добрый отец,

Когда этому конец?»

Нет ответа от отца,

И страданьям нет конца.

Управляющий всех бьёт,

Наши пот и слезы льёт.

Как узнал про нашу стачку —

По двору ходил вприскачку:

«Ой, ребята, этот раз

Велика гроза стряслась!»

Стал конторщиков просить

Нашу стачку подавить:

«Помогите ради бога!»

Поднята была тревога,

Хоть остались без обеда,

Но зато была победа:

Получал я в день полтину

Изломал себе я спину.

Вижу, нет расчёта жить,

Вечно плакать и тужить,

Изорвал свои сапожки —

И оттуда дай бог ножки.

Скородын

Перегонка

Во саду ли, в огороде —

В нашем Колпинском заводе

Из пустого гнут кольцо,

Между делом пьют винцо.

Хоть не одну сгубила душу,

А водку любят точно грушу.

Завод с рабочих тянет жилы,

А шинкарю на всём нажива.

Бегут в суровскую вдогонку:

«Дай, дружок, на перегонку!»

Гонят польта и часы, —

Семья хоть с голоду пляши.

Один принес с жены гребёнку, —

Всё ушло «на перегонку».

Люди в лавочке хороши,

Пропивают и галоши.

Пропиваться заодно —

Только было бы вино.

«Пейте, братцы, не робей!» —

Поёт в прокатной «соловей».

Пой же, тихая ты, свечка, —

А об союзе ни словечка?

Нас считали за овец,

Дают прибавку наконец,

Уж и прибавка хороша:

За два года два гроша.

Не забуду взрыв котельный

До гуляночки недельной.

Взрыв ведь весть не благодатна.

Хуже мучится прокатна.

Знать, настал последний час —

Обыск был введён у нас.

Все в заводе подивились,

Значит – воры расплодились!

Будем знать мы с этих пор:

Появился средь нас вор.

Вот бы шутку он удрал —

Мастеров бы всех украл,

Указателей бы стиснул

И старших в заводе свистнул.

Я б сказал – давно пора,

Молодчина вор, ура!

И подрядчики озлились,

На работу навалились,

Изогнули всех в дугу,

А рабочий – ни гу-гу.

Есть пожарная дружина —

И тут тянись рабоча жила, —

Не уйти никак от бед,

Есть заводский лазарет.

Там залечат единицу,

Не забудешь ввек больницу.

Вот наш Колпинский посад —

Указательский есть сад,

Возле реченьки Ижоры

Веселятся ихни жёны,

Веселится наш буржуй,

А рабочий – ногти жуй.

Черна сотня, что ежи, —

У всех кинжалы да ножи.

Пьянство бросить бы пора…

За мастеров кричат «ура!»

И дерут со всех сил глотку,

Чтобы мастер дал на водку.

Тулунов

Мастер

Жил он под корякой

И рубил дрова,

Здесь же в Колебаках

Принят в мастера.

Серый дипломатик,

Порванный жилет,

На ногах баретки,

А задков уж нет!

Часто он в калошах.

Чаще босиком,

Но зато правленью

Шибко он знаком.

Он чужих не любит:

Всем расчёт сулит,

А своих – «семейных» —

Всех к себе манит.

«Приходите, братцы,

К нам вы на завод,

Вам найдём работы

Хоть на цельный год».

Ну, а тем, кто «с воли»,

Заявляет он:

«Слышишь, нет работы.

Убирайся вон!»

Нерасцветов

Без гудка, без свистка

Без гудка, без свистка

Мы работать встаём,

Целый день у станка

Мы работаем, ткём.

Тяжело у нас жить:

Духота и жара,

Копоть ламп, чад стоит

От утра до утра.

Вентиляторов нет. —

Если есть, то они,

В довершенье всех бед,

Без решёток в стене, —

Голубки повили

Гнёзда в каждом из них,

Потолок весь в пыли,

Как в овинах иных,

Паутина висит,

Где ни лень, по углам,

И годами не мыт

Грязный пол, – прямо срам!

А физический труд,

И сказать не могу,

Он убийственен тут,

Я скажу, не солгу:

На одной, на ноге

Мы, что цапли, стоим,

На углях, утюге

Всей подошвой горим.

Так всегда целый день,

Так всю жизнь, целый век,

Отстояли ступню,

Стали в роли калек,

А теперь я скажу

В заключенье всего —

На народ погляжу,

Есть ли тише его?

Эгоисты подряд,

Неподвижны ни в чём,

Рай создать норовят,

Да чужим всё горбом.

На хозяев своих

Я не в праве пенять:

Не тревожим мы их,

Значит, что нам и дать!

Дядя Влас

Дедушка Килун

Как на фабрике прядильной

Языком работал длинным

Дедушка Килун.

Языком весь век трудился,

Мастерам он полюбился, —

Милый старичок!

Прошло долго ли, коротко —

Поседела лишь бородка,

Подмастерьем стал.

Он живет себе, не тужит,

Мастерам лишь верно служит, —

Шепчет на ушко!

Ждал он смерти мирно-кротко,

Но случилась забастовка…

Дедушка притих.

А рабочие все дружно —

Килуна, кричат, не нужно,

Дайте-ка расчёт.

Управляющий смутился,

К бабам с речью обратился:

«Слушай, господа!

Расскажите, в чём тут дело?

Чтобы толком и умело.

Кто-нибудь один».

Бабы снова так же дружно —

Килуна, кричат, не нужно,

На своём стоят.

Гатчинский мужик Ф. Мор (Ф.Ф. Морозов)

Судьба

Деревня милая, прощай,

Гонит на чужбину

Злая мачеха судьба

Меня, сиротину.

На чужбине горек хлеб,

Дома никакого,

Три полоски у отца,

Батюшки родного.

Семь нас братьев у него

Да одна сестрёнка,

В два окошка без крыльца

Ветхая избёнка.

Уж давно грозит свалиться,

Требует отставку,

Да никак не заработать

Денег на поправку…

Ты прости, село родное,

Маменька-старушка,

Вырву с сердца горе злое…

Ты прости, избушка.

Пойду в город, там большие

Дома громоздятся,

И не будет мне заботы,

Что они свалятся.

Всё равно не миновать,

Он нас всех притянет,

Уж давно свою судьбу

Мужичок наш клянет.

Дид Панас

Из песен труда

Молот поёт, выбивая «тук-тук»,

Стальной, бессердечный, не жаль ему рук,

Тех, что, с надеждой держась за него,

Словно лаская, сжимают его.

«Выкую, – мыслит владелец тех рук, —

Счастье и долю, а молот – «тук-тук»!

Поёт, заливаясь трелью стальной:

«Кузнец, простачок ты довольно большой!

Завтра товар, что ты кровью вспоил,

Может не встретить того, кто б купил:

Плуг в производстве – не редкостный зверь!

Рынок – не склад интендантский, поверь.

Охота ли будет потратить деньгу,

На плуг променявши старушку-соху?»

«Глуп, же ты молот, – промолвил кузнец: —

Разве здесь нужен мне будет купец?

Кую я не плуг, не косу, а булат.

Давно его жаждет рабочий мой брат».

И молот запел, заливаясь, «тук-тук!»

Словно набат, раздался его стук.

Д.О. (Одинцов)

«Там, где все проблески жизни объяла …»

Там, где все проблески жизни объяла

Цепью железною власть капитала,

Где над разбитою жизнью, больной,

Кружатся призраки смерти толпой, —

В этих подвалах, и тёмных и душных,

В душах рабов безответных, послушных.

Точно как ласка любви, иногда

Светит исканий святая звезда.

Там не исчерпаны свежие силы,

Где с колыбели до самой могилы

В жизни так мало отрадных картин;

Где с отдалённых веками глубин

Тяжкое иго несут поколенья, —

Там не угасли любовь и стремленья

И под налётами скорби порой

Светит, мерцая, огонь золотой.

Н. Зорьева

«Камень на камень – воздвигнуто зданье …»

Камень на камень – воздвигнуто зданье

Много потрачено крови и слёз,

Дорого стоило правды сознанье,

Много разрушено жизней и грёз.

Счастье в борьбе – это вечные силы,

Бойтесь стоячих, тлетворных болот,

Лучше ступать чрез родные могилы,

Чем разрушать нарастающий плод.

Пусть не смолкают могучие звуки

Песни победной – за свет и любовь,

Не предаются страданью и муке,

Борются смело и борются вновь.

Заревом ярким, великим сияньем

Озолотился горящий Восток, —

Будет победа и отдых с сознаньем:

Сброшен колючий, терновый венок.

Чеченец

Невольники труда

1

Минула ночь, с рассветом хмурым

По небу тучи понеслись.

Проснулся труд, везде зажглись

Огни печей, и дымом бурым

Покрылся мрачный городок…

Родился шум, родились звуки

Тоски проснувшегося дня,

И вдруг, рыдая и звеня,

Всё заглушив напевом муки,

Завыл на фабрике гудок…

Поспешно в чёрных, в синих блузах

Выходят люди из лачуг…

Сердца им давит злой недуг,

Порывы чахнут в тяжких узах,

Ведёт на труд дневной нужда…

Идут толпой… отрывки речи…

Ряд юношей, стариков —

Обрисовать их – мало слов;

Дугой согнуты многих плечи…

Они невольники труда…

2

В мастерских поют машины,

Стук и грохот от станков,

Стоны пара-властелина

Звон зубил и молотков.

Прессы, краны и домкраты,

Мастера кругом снуют,

Люди словно автоматы

Плавят, давят и куют.

На лице рабов забота

Наложила яркий след:

Жизнь – проклятая работа.

Мысль о счастье – жалкий бред.

Радость грёз не существует,

Вечно душит темнота,

Голодающих бичует

Беспощадно нищета.

Так давно уже ведётся —

Днём работай, ночью спи.

Счастье скоро улыбнётся,

А пока терпи, терпи…

3

Свистят пары, гремят станки,

Звенят и пляшут молотки,

И тяжело вздыхают люди,

Когда испорченные груди

Вдыхают копоть, дым огней…

И гнев в глазах блестит сильней.

«Стучи, стучи, быстрей стучи,

Потом оправку замочи.

Получка будет, загуляем,

А отдых мертвыми узнаем…»

Кузнец, работая, шутил

С молотобойцем, тот служил

Здесь в мастерской девятый год,

Слабея быстро от невзгод.

Кузнец стучит, и он стучит,

Сроднившись с молотом, молчит.

Одни глаза горят угрюмо

Какой-то страшной, тайной думой.

Горят и будто говорят:

«Я сын невольников труда,

О будь ты проклята, нужда!..»

4

В убогом и грязном жилище

Больная в постели лежит

И бредит о муже, о пище,

И медленно время бежит.

Голодные дети рыдают,

Зовут заболевшую мать,

О помощи к небу взывают,

Но небу ли бедным внимать?

«Эх, горе, – соседка сказала, —

Нашла же ты время болеть…

И деток нельзя не жалеть…»

Детишки при ней присмирели,

Соседка сварила обед,

Больную чайком отогрели,

Исчез лихорадочный бред.

А где же отец их родимый,

Чего не утешит детей,

Чего не поможет любимой

Жене заболевшей своей?

5

«Стучи, стучи, сильней стучи,

Теперь зубило примочи,

А то погнётся от удара…»

И среди копоти и жара

Молотобоец бил, стучал

Да о семье своей мечтал.

Как вдруг сорвался молоток,

Ударил бедного в висок,

Рабочий грузно ниц упал,

«Семья…» – чуть слышно прошептал.

«Получка будет, загуляем,

А отдых мертвыми узнаем…»

Кузнец виски руками сжал,

Молотобоец умирал.

«Ну, что ж, несём в покой скорей,

Давай носилки нам, Кирей…» —

«Постой, полиция придёт

И это дело разберёт…»

Приехал доктор, посмотрел.

Мертвец уже окоченел…

И старый врач, махнув рукой,

Ушёл, скрепивши протокол.