Текст книги "Святоотеческие наставления о молитве и трезвении или внимании в сердце к Богу"

27) Откуда рассеянность и помыслы? И как их приводить в порядок? Рассеянность происходит от праздности ума, не занимающегося необходимым. А ум остается в праздности и беспечности от неверия в присутствие Бога, испытующего сердца и утробы. Ибо если кто поверит сему, то, без сомнения, сделает сказанное: предзрех Господа предо Мною, яко одесную Мене есть, да не подвижуся (Пс. 15, 8). А кто достиг сего и подобного сему, тот никогда не осмелится и не будет иметь досуга помыслить что-либо не клонящееся к созиданию веры, хотя бы казалось это и хорошим, а не только что-нибудь запрещенное и неугодное Богу.

28) Каким образом преуспеть в нерассеянности? Если кто усвоит себе мысли избранного Давида, который говорил – иногда: предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся (Пс. 15, 8) – иногда же: очи мои выну ко Господу, яко Той исторгнет от сети нозе мои (Пс. 24, 15), – а иногда: се яко очи раб в руку господий своих, яко очи рабыни в руку госпожи своея: тако очи наши ко Господу Богу нашему (Пс. 122, 2). И чтобы малым примером озаботить нам себя к тщательнейшему приобретению важнейшего, пусть каждый размыслит сам с собою, как он ведет себя в присутствии других, хотя бы и равных себе, как старается достигнуть того, чтобы не осудили чего в уменье его держать себя, в походе, в движении каждого члена и в выговоре. Но как пред людьми стараемся соблюдать видимое для людей, так и гораздо еще более кто несомненно уверен, что имеет зрителями – Бога, по написанному, испытующаго сердца и утробы (Пс. 7, 10), – и единородного Сына Божия, исполняющего обетование: идеже есть два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреди их (Мф. 18, 20), – и Святого Духа, Который управляет нами, разделяет дарования и действует в нас, – и Ангелов-хранителей каждого из нас, по сказанному Господом: блюдите, да не презрите единаго от малых сих: глаголю бо вам, яко ангели их на небесех выну видят лице Отца Моего небеснаго (Мф. 18, 10); тот возлагает на себя важнейший и труднейший подвиг, как благочестие свое сделать богоугодным; и таким образом сильнее и совершеннее утверждается в нем нерассеянность, особенно же если постарается исполнить сказанное: благословлю Господа на всякое время, выну хвала Его во устехмоих (Пс. 33, 2), чтобы, при неослабном и непрестанном созерцании славы Божией, ум не находил и времени к рассеянию.

29) От чего бывает, что в уме как бы оскудевают благие помыслы и попечения, угодные Богу? И как предохранить себя от этого? Поелику Давид говорит: воздрема душа моя от уныния (Пс. 118, 28), то видно из сего, что бывает это от душевной дремоты и от бесчувствия. Ибо в душе бодрственной и трезвящейся не оскудевают и попечение угодное Богу и помысл благий, а напротив того видит она, что сама для них недостаточна; потому что если око телесное недостаточно к рассмотрению каких-либо немногих Божиих созданий и не насыщается, посмотрев на что-либо однажды, но и непрестанно рассматривая одно и то же, не перестает однако же смотреть: то тем паче душевное око, если оно бодрственно и трезвенно, недостаточно к созерцанию Божиих чудес и судеб. Ибо сказано: судьбы Твоя бездна много (Пс. 35, 7), – и в другом месте: удивися разум Твой от мене: утвердися, не возмогу к нему (Пс. 138, 6), – и многое подобное сему. Если же оскудевает в душе благий помысл, то явно, что оскудевает в ней также и просвещение, не по оскудению просвещающего, но от дремоты того, что должно быть просвещено.

30) Блаженна душа, которая день и ночь не имеет другого попечения, кроме сего одного, как в великой тот день, когда вся тварь предстанет Судии дать отчет в делах своих, и ей не затрудняясь ответить за жизнь свою. Кто имеет у себя пред глазами этот день и час и всегда помышляет об оправдании на непогрешимом судилище, тот или вовсе не согрешит, или согрешит весьма мало; потому что грешим мы по отсутствию в нас страха Божия. А в ком ясно напечатлено ожидание угрожающего, тому живущий в нем страх не даст времени впадать в поступки или помышления необдуманные. Итак памятуй о Боге, имей в сердце страх Божий и всех призывай в общники и пособники молитвенные, ибо велика помощь от тех, которые могут умилостивить Бога. И ты не переставай делать это. Ибо молитва их будет нам, и пока живем, добрым помощником в жизни сей, и когда будем отходить отселе, послужит достаточным напутствием к будущему веку. Но как попечение о будущем ответе есть дело доброе, так опять малодушие и безнадежие принадлежит к предметам душепагубным. Уповай на благость Божию и ожидай от Бога заступления, зная, что если обращаемся к Нему как должно и искренно, то Он не только не отринет нас вовсе, но пока еще произносим слова молитвы, скажет: Се Аз!

31) Поклонитеся Господеви во дворе святем Его (Пс. 28, 2). Двор Господа – святая Церковь. Надобно поклоняться Господу не вне святого двора сего, но находясь внутри его, чтоб оставаясь вне и увлекаясь внешним, не превратить в ничто пребывания своего во дворе Господа. Ибо многие по наружности стоят на молитве, но не суть во дворе, потому что мысль их носится туда и сюда, и ум развлечен суетною заботою.

32) В храме Его всякий глаголет славу (Пс. 28, 9). Да слышат сии слова и да стыдятся те, которые предаются многоглаголанию. Что говорит псалом? Кто в храме Божием, тот не злословит и не слова о суете и срамных вещах износит из уст, но в храме Его всякий глаголет славу. Здесь стоят св. Ангелы и записывают твои слова; здесь Сам Господь, – и назирает расположение входящих. Молитва каждого открыта пред Богом: Ему открыто, кто по расположению, кто разумно просит небесного, кто только для вида, одними краями уст, выговаривает слова, сердце его далеко отстоит от Бога, кто хоть и молится, но просит лишь здоровья телесного, богатства вещественного, славы человеческой. В храме же Божием надлежит преимущественно глаголать славу Божию. Славословить Бога – занятие Ангелов. Для всего небесного воинства одно дело – воссылать славу Создателю. Всякая тварь, и молчащая и говорящая, и премирная и земная, славит Создавшего. А жалкие люди, оставя домы и стекшись в храмы, не приклоняют слуха к словесам Божиим, не исполняют долга естества (славословить), не скорбят, что состоят под властию греха, не сокрушаются воспоминая о грехах, не трепещут суда; но с улыбкою простирая друг к другу руки, дом молитв делают местом длинных бесед, не внимая псалму, который свидетельствует и говорит, что во храме Божием всякий глаголет славу. А ты не только не глаголешь славы, но и другому служишь препятствием, обращая его внимание на себя и своим шумом заглушая учение Духа. Смотри, как бы вместо получения награды за славословие, не выйти тебе отсюда осужденным вместе с хулящими имя Божие. У тебя есть псалом, есть пророчество, есть евангельские заповеди и апостольские проповеди. Пусть поет язык; пусть ум изыскивает мысль сказанного, чтобы воспеть тебе духом, воспеть же и умом. Бог не требует славы, но хочет, чтобы ты стал достоин прославления. Еже бо сеет человек, то и пожнет (Гал. 6, 7). Посей славословие, чтобы пожать тебе венцы, и почести, и похвалы в Царстве Небесном.

33) Господи Боже мой, воззвах к Тебе, и исцелил мя еси (Пс. 29, 3). Блажен, кто знает внутреннюю язву свою, может придти к Врачу и сказать: исцели мя Господи. Исцели душу мою, яко согреших Тебе (Пс. 6, 3; 40, 5)! Но здесь пророк приносит вместе и благодарение за поданное ему исцеление: воззвах к Тебе, и исцелил мя еси. Не было промежутка между воззванием и Твоею благодатию: едва воззвал я, как пришло и исцеление. Молящийся Богу должен говорить не маловажное, чтобы пришло к нам скорое исцеление.

34) Пойте Господеви преподобнии Его (Пс. 29, 5). Не всякий тот поет Господеви, кто произносит устами слова псалма, но лишь те, которые от чистого сердца воссылают псалмопения, все, которые преподобны и хранят правду пред Богом, все такие могут петь Богу, верно соблюдая духовные рифмы (духовное настроение). Сколь многие пришли сюда – такие, которые скрывают в сердце неправду? Такие не могут петь, как должно. Они представляют себя поющими, но не поют в действительности: ибо псалом приглашает к песнопению преподобного. Не может древо зло плоди добры творити, и порочное сердце износит из себя слова жизни (духовной). Очистите сердца, чтобы плодоносить духовное, и тогда, став преподобными, возможете петь Господу разумно.

35) Отвратил еси лице Твое, и бых смущен (Пс. 29, 8). Пока лучи Твоего посещения, говорит пророк, осиявали меня, я проводил жизнь в непоколебимом и безмятежном состоянии. Но когда отвратил еси лице Твое; тогда обличилось страстное и смущенное состояние души моей. Будем же непрестанно молиться, чтобы осиявало нас лице Божие, чтобы нам быть в священнолепном состоянии, тихими и ничуть не смущенными, по готовности нашей к добру.

36) Кая польза в крови моей, внегда сходити ми во истление (Пс. 29, 10)? Что мне, говорит, пользы в благосостоянии плоти и во множестве крови, когда она будет предана общему разрушению? Но умерщвляю тело мое и порабощаю (1 Кор. 9, 27), чтобы утучнение плоти не послужило поводом к греху. Не угождай плоти сном, банями, мягкими постелями, непрестанно повторяя слово сие: кая польза в крови моей, внегда сходити ми во истление? Для чего заботишься о том, что вскоре сотлеет? Для чего утучняешь себя и отягощаешь плотию? Разве не знаешь, что чем более дебелою сделаешь ты плоть свою, тем более тягостное узилище приготовишь душе?

37) Радуйтеся праведнии о Господе (Пс. 32, 1). Радуйтеся о Господе – не тому, что благоуспешны дела ваши, не тому, что наслаждаетесь телесным здравием, не тому, что поля ваши изобилуют всякими плодами; но тому, что имеете Господа, Который так прекрасен, так благ, так премудр. Псалом побуждает праведных восчувствовать то свое достоинство, что удостоены быть рабами такого Владыки, и восхищаться своим рабством Ему с неизреченною радостию и с скаканиями, как бы рвалось у них сердце от восторга любви к Благому. Если когда-либо в сердце твоем как бы ниспадший свет произвел внезапную мысль о Боге и озарил твою душу так, что ты возлюбил Бога, а мир и все телесное презрел, то из сего слабого и малого подобия познай полное состояние праведных, которые равномерно и непрерывно возрастают в веселии о Боге. Тебя по временам и редко посещает сия радость, по смотрению Божию, чтобы малое ее вкушение приводило тебе на память, сколь великого блага у тебя недостает. А в праведнике – постоянно божественное и небесное веселие, потому что в нем несомненно обитает Дух. Господь для праведных есть как бы место, их вмещающее, – такое место, в которое вступающему нельзя не благодушествовать и не веселиться. И праведный делается местом для Господа, приемлющим Его в себя; а грешник дает в себе место диаволу (Еф. 4, 27). Посему, пребывая в самом Господе и, сколько можешь, созерцая чудеса Его, из созерцания сего приобретем веселье для сердец своих.

38) Если кто, водимый Святым и человеколюбивым Духом, не мечтая о самом себе, но уничижая себя, чтобы возвысить других, возопием духом, испрашивая чего-либо великого, и не произнесет ничего недостойного и низкого, выражающего искание земного и мирского: то вопль сего просящего услышан будет Господом.

39) Бог нам прибежище и сила (Пс. 45, 2). Не убегай чего не должно и не прибегай к кому не должно. Но пусть будет у тебя одно избегаемое – грех, и одно прибежище – Бог. Многие говорят: Бог нам прибежище; но очень немногие говорят сие с таким же расположением, как и пророк: ибо не все во всем предаются Богу, не все Им одним дышат, не все в Нем едином имеют надежду и уверенность. И самые дела обличают нас, когда во скорбях скорее прибегаешь ко всему прочему, только не к Богу. Больно у тебя дитя? Ты ищешь ворожею или вешающего на шеи невинным младенцам пустые надписи. Возмутил тебя сон? Ты бежишь к снотолкователям. Устрашился ты врага? Ищешь заступника в ком-либо из людей. Вообще при всякой нужде обличаешь себя сам, что на словах Бога называешь Прибежищем, а на деле домогаешься помощи от бесполезного и суетного. Но праведнику истинная помощь – Бог. Как военачальник, имея храбрых воинов, всегда готов вспомоществовать изнемогшим, так и Бог, – наш помощник и споборник всякого, сражающегося противу козней диавола, посылает служебных духов к требующим спасения.

40) Пророк сказал: приклони ухо (Пс. 114, 2), не для того, чтобы ты составлял какое-нибудь чувственное понятие о Боге, будто бы имеет Он уши и приклоняет их по причине тихого голоса, как делаем мы, приближая слух свой к говорящим слабо, чтобы лучше услышать произносимое. Он сказал: приклони, чтоб показать собственную свою немощь, т. е. снизойди по человеколюбию ко мне, лежащему долу, как человеколюбивый врач, приклоняя слух свой к больному, который от великого изнеможения не может говорить внятно, чтобы вблизи яснее узнать нужды страждущего. Божий слух для услышания не имеет нужды в звуках голоса. Бог и по движениям сердца узнает просимое. Или не слышишь, как Моисей, который ничего не говорит, но в бессловных воздыханиях молит Господа, услышан бысть Господом, Который сказал ему: что вопиеши ко Мне (Исх. 14, 15)?

Святого Иоанна Златоуста.
Наставления о молитве и трезвении

1) Господь не только заповедует прощать похищающему твое и олихоимствовавшему тебя, но говорит еще: люби его любовию сильнейшею и искреннею. Ибо это, именно это внушить желая, сказал Он: молитеся за творщих вам обиду (Лк. 6, 28), – что делается обычно только в отношении к тем, коих сильно любят. Так Христос молиться об обижающих заповедал, а мы ковы сшиваем против них и, получив повеление – благословлять клянущих нас, забрасываем их тысячами проклятий.

2) Помолиться, говоришь, я и дома могу, а слышать беседы и учение дома не могу (обличаются уходящие из церкви, прослушав беседу Златоуста, по прочтении Евангелия). Обманываешь ты себя, человече. Помолиться и дома, конечно, возможно; но так помолиться, как в церкви, невозможно, – где такое множество отцев, и где такой единодушный к Богу воссылается вопль. Не будешь ты так услышан, когда сам о себе один молишься Господу, как (когда молишься Ему) с братьями своими. Ибо здесь есть нечто большее, как то: единомыслие, согласие, союз любви и молитвы иереев. Иереи для того и поставлены предстоять в собраниях, чтоб слабейшие сами по себе молитвы народа, быв подъяты их сильнейшими молитвами, вместе с ними восходили на небеса. К тому же что пользы от проповеди, когда с нею не соединяется молитва? Прежде молитва – а потом слово. Так и апостолы говорят: мы же в молитве и служении слова пребудем (Деян. 6, 4). Так делает и Павел, всегда молитвою начиная свои послания, чтобы как свет светильнику, так и свет молитвы предшествовал слову. Если приучишь себя молиться со тщанием, то не будешь иметь нужды в учении от равных тебе рабов; потому что тогда нам Бог, без всякого посредства, будет просвещать ум твой. Если же молитва одного такую имеет силу, то тем паче молитва в союзе со многими. У этой больше силы и больше дерзновения, чем у той, которая дома бывает, наедине. Откуда это видно? Послушай, как говорит о сем св. Павел: еже от толикия смерти избавил ны есть, и избавляет, наньже уповахом, яко и еще избавит, споспешествующим и вам по нас молитвою, да от многих лиц, еже в нас дарование, многими благодарится о нас (2 Кор. 1, 10, 11). Так и Петр освободился из узилища, потому что молитва бе прилежна бываемая от Церкви к Богу о нем (Деян. 12, 5). Если же Петру принесла пользу молитва Церкви, то как же ты, скажи мне, презираешь силу ее, и какое можешь иметь в этом извинение? Послушай еще, – вот и сам Бог говорит, что Он не может не приклоняться, когда множество народа благоумно докучает Ему в молитве. Ибо, оправдывая пред Ионою скорое помилование Ниневитян, Он говорит: ты оскорбился еси о тыкве, о нейже не трудился еси, ни воскормил еси ея, яже родися об нощь, и обнощь погибе. Аз же не пощажду ли Ниневии града великаго, в немже живут множайшии неже дванадесять тем человек (Ион. 4, 10, 11)? Не просто Он выставляет на вид множество народа, но с тем, чтоб дать тебе уразуметь, что согласная многих молитва великую имеет у Него силу.

3) Предмет всегдашних моих увещаний – да прилежим усердной молитве трезвенною мыслию и бодренною душею (это в храме, на литургии). Диавол, видя, как пламенна и возбужденна душа твоя в молитве, поймет, что путь к помыслам твоим для него непроходен. Увидев, что ты зеваешь и себе не внимаешь, он тотчас вскочит в тебя, как в пустое, оставленное жильцом жилище. Если же увидит, что ты собран в себе, бодрствен и к самым небесам будто привешен, то даже и взглянуть на тебя не посмеет. Пожалуй же себя и загради вход в душу твою лукавому демону. Ничто так не преграждает пути к его на нас находу, как прилежная и теплая молитва.

4) Что, думаешь ты, поведывается, когда диакон возглашает: прости (?puoi, выпрямившись), станем добре! Не другое что, как чтоб мы восставили долу стелющиеся помыслы наши и, отрясши духовное разленение, порожденное в нас хлопотами по житейским делам, прямо пред лицем Бога поставили душу свою. А что это истинно так есть, что слово это относится не к телу, а к душе, ее повелевая восставить прямо, послушаем Павла, который в этом именно смысле употребил сие речение. Ибо простирая слово к людям, которые готовы были пасть духом под бременем бед, он говорит: ослабленныя руки и ослабленная колена исправите (Евр. 12, 12). Ужели скажешь, что он говорит здесь о руках и ногах тела? Никак: ибо он обращает речь не к тем, кои ведут состязания в беге и борьбе, но он убеждает этими словами восставить силу внутренних помыслов, разбитых искушениями.

5) Помысли, близ кого стоишь ты? С кем приступаешь призывать Бога? С Херувимами. Внимай же сим, в одном с тобою стоящим хоре, – и этого будет тебе достаточно к поддержанию трезвения, когда будешь помнить, что ты, обложенный телом и с плотию соплетенный, удостоен воспевать общего всех Владыку вместе с бесплотными. Итак, принимая участие в сих священных и таинственных песнях, никто не стой здесь с распущенным вниманием и расслабшим усердием, никто в это время не держи житейских помыслов, но изгнав все земное из ума и всецело перенесшись на небо, так возноси всесвятую песнь Богу славы и величия, как бы ты стоял близ самого Престола славы, об руку с Серафимами. Для сего-то и поведывается нам стоять добре в это время. Ибо стоять добре не что другое означает, как стоять так, как подобает стоять человеку пред лицем Бога, – со страхом и трепетом, с трезвенною и бодренною душою.

6) Что и это речение (станем; пред сим толковал об ?puoi – выпрямившись) относится к душе, опять показал тот же св. Павел, говоря: тако стойте о Господе возлюбленнии (Фил. 4, 1). Ибо как стрелец, желая пускать стрелы прямо в цель, прежде всего заботится установить себя самого и, уже установившись верно против цели, начинает стрелять; так и ты, желая устрелить диавола в злую его голову, прежде позаботься установить помыслы, чтоб, утвердившись в правом и беспрепятственном стоянии, верно бросать в него стрелы.

7) Молитва есть великое оружие, сокровище неоскудевающее, богатство никогда неиждиваемое, пристанище неволненное, невозмутимое отишье, – и бесчисленных благ корень и источник и матерь есть молитва: она могущественнее самой царской власти. Молитву же я разумею не кое-какую, не нерадивую и рассеянную, но пламенную и притрудную, исходящую из души болезнующей и ума глубокособранного. Такая только молитва небовосходна.

8) Как вода, когда течет по ровному месту и разливается широко, не поднимается вверх: когда же руки искусников утесняют ее всесторонними ограждениями, тогда она от собственного напора быстрее стрелы устремляется вверх: так и сердце человеческое, наслаждаясь всяким покоем, рассеивается и разливается; когда же обстоятельства утеснят его, тогда гнетомое оно воссылает горе чистые и усердные молитвы. И чтоб убедиться тебе, что эти именно, от скорби воссылаемые молитвы, наиболее бывают сильными на небе, послушай, что говорит пророк: ко Господу внегда скорбети ми, воззвах и услыша мя (Пс. 119, 1). Воспламеним же сердце свое и сокрушим душу памятованием грехов, сокрушим ее не за тем, чтоб только утеснить, но чтоб подготовить и услышание молитвы ее, сделав ее трезвенною, бодренною и самых небес касающеюся.

9) Боже милостив буди мне грешному, взывал мытарь и вышел из храма оправданным паче фарисея (Лк. 8, 13). И вышло, что слова явились выше дел, и речения превзошли деяния. Тот выставлял свою праведность, пост, десятины; а этот одни сказал слова (без дел) и стяжал прощение без грехов. Почему так? Потому, что Бог не одни слова слушал, но паче внимал чувству, с каким они произнесены, – и, нашедши его сокрушенным и смиренным, помиловал и восчеловеколюбствовал. Это говорю я, не да согрешаем, но да смиренномудрствуем. Ибо если мытарь, человек последней худости, не воссмиренномудрствовав (ибо что за смиренномудрие у того, у кого все худо?), а только возблагоумствовав, и грехи свои высказав, и исповедав себя тем, чем был, такое привлек к себе Божие благоволение, то сколь большую привлекут себе Божию помощь те, которые, наделав много добрых дел, нимало высоко о себе не думают! Посему-то я всегда и прошу, и молю, и заклинаю всякого из вас, как можно чаще исповедывать грехи свои пред Богом. Я не вывожу тебя пред публику, как на зрелище, и не принуждаю открывать грехи свои пред людьми. Пред Богом открой совесть свою. Ему покажи раны свои и у Него проси уврачевания. Ему покажи, не поношающему, но уврачевание подающему (Иак. 1, 5). Он уже все видит, хоть ты и молчишь. Выскажись же, – и получишь пользу. Выскажись, чтобы сложив все бремя грехов здесь, туда перейти чистым без всяких ран греховных, – и избавишься от нестерпимого опубликования их (на Страшном суде). Три отрока душу свою предали за исповедание единого истинного Владыки всяческих и Бога, и в пещь огненную ввержены; однакоже после стольких и толиких доблестей, говорят: несть нам отверсти уст, студ и поношение быхом рабом Твоим, и чтущим Тя (Дан. 3, 33). Так зачем же вы отверзаете уста свои? Чтоб это одно, говорят, сказать, что несть нам отверсти уст, и этим одним умилостивить Господа.

10) Сила молитвы угашала силу огненную, укрощала ярость львов, прекращала брани, отверзала врата небесные, расторгала узы смерти, прогоняла болезни, отражала нападения, спасала грады от землетрясения, отвращала и свыше несущиеся удары, и человеками готовимые наветы, и всякого вообще рода бедствия. Молитву же опять разумею не ту, которая только в устах вращается, но ту, которая исходит из глубины сердца. Ибо как дерева, глубоко в земле пустившие корни, не сваливаются и не исторгаются, какие бы сильные ветры ни нападали на них, потому что корни крепко держат их в земле: так и молитвы, из глубины сердца воссылаемые, будучи там укоренены, безопасно простираются горе, никаким приражением помыслов не быв уклоняемы от сего направления. Почему и пророк говорит: из глубины воззвах к Тебе Господи.

11) Хотя уже не мало раз приходилось нам говорить о молитве, но надо поговорить о ней и ныне. Ибо как бывает с одеждами нашими, что если материя, из которой оне сшиты, однажды только покрашена, то краска эта скоро и легко сходит, а если красильщик несколько раз покроет ее краскою, то цвет ее навсегда остается неизменным: то же самое бывает и с душами нашими, – что если часто слышим какое наставление, то принимая его, как какое глубоко входящее окрашение, не легко забываем его. Итак не мимоходом слушайте слова о молитве. Ибо нет ничего сильнее молитвы, нет ничего ей равного. Не столько блистателен царь облеченный в пурпур, сколько молящийся, украшенный беседою с Богом. Ибо как если б кто-нибудь, пред лицем всего воинства, воевод и разных начальственных лиц, приступив к Царю, стал беседовать с ним наедине, то взоры всех обратил бы на себя, и в то же время явился в очах их особенно достойным отличия и почета: так бывает и с молящимися. Представь себе, каково это человеку, яко человеку, в присутствии Ангелов, предстоянии Архангелов, Серафимов и Херувимов, и всех других Бесплотных Сил, с великим дерзновением приступить и беседовать с Царем оных Сил? Какою не облекает это его честию? Но не честь только, а и польза очень великая бывает для нас от молитвы, даже прежде, чем получим просимое. Ибо вместе с тем, как возденет кто руки к небу и призовет Бога, тотчас отстает он от всех человеческих дел и переносится мыслию в будущую жизнь, и затем уже созерцает только небесное, ничему, относящемуся к настоящей жизни, не внимая во время молитвы, если молится усердно. Вследствие сего, гнев ли был у него пред сим в движении, он легко улегается; похоть ли жгла, – она погасает; зависть ли точила, – она прогоняется с великим удобством. В душе при сем то же совершается, что бывает в природе при восходе солнца, как говорит пророк. Помнишь, что говорит он? Положил еси тму, и бысть нощь, в нейже пройдут вси зверие дубравнии: скимнирыкающии восхитити и взысками от Бога пищу себе. Возсия солнце, и собрашася, и в ложах своих лягут (Пс. 103, 20—22). И так как при появлении солнечного света убегают все звери и скрываются в ложах своих: так и когда молитва, как луч некий, появится от уст наших и нашего языка, тогда ум просвещается, все же неразумные и зверовидные страсти отступают, разбегаются и прячутся в свои им норы, – только бы молились мы, как следует, с душою бодренною и трезвенною мыслию. Тогда будь диавол близ, он отгоняется, будь демон, – убегает.

12) Господь многое совершал, чтобы показать нам пример. С тем же намерением Он и молитвы многие совершал. Когда ученики приступили к Нему и просили Его научить их молиться (Лк. 11, 1); что надлежало ему сделать, скажи мне? Не научить их молиться? Но Он затем и пришел, чтоб возвесть их во всякое любомудрие. Но если надлежало научить молитве, то надлежало и Самому молиться. Скажешь, что это можно было сделать и словом одним? Но учение словами не так сильно действует на обучаемых, как учение делами. Почему Он и учит их молитве не словами только, но и Сам делает то же, молится по целым ночам в уединенных местах, научая нас и внушая, когда намереваемся беседовать с Богом, бегать шума и молвы житейских, и удаляться в пусто место, приспособляя притом к молитве не место только, но и время. Пустынь – не гора только, но и какое-либо жилище, недоступное для шума. Так же когда благословлял Он хлебы, то воззрев на небо, помолился (Мр. 6, 41), чтоб научить нас не прежде вкушать от трапезы, как по возблагодарении создавшего плоды Бога.

13) Правость и чистоту жизни ничто так не может установить и утвердить, как частое бывание здесь в храме и усердное слушание Слова Божия. Ибо что пища для тела, то для души научение божественными словесами. Не о хлебе едином жив бывает человек, но о всяком глаголе исходящем из уст Божиих (Втор. 8, 3). Почему и не причащение сей трапезы производит своего рода голод. И Бог угрожает им и наводит его, как наказание и кару. Послю, говорит Господь, глад на землю, не глад хлеба, не жажду воды, но глад слышания слова Господня (Амос. 8, 11). Как же после сего не неуместно будет, для отстранения глада телесного, все делать и предпринимать, а душевный глад самим себе добровольно причинять, тогда как он гораздо бедственнее первого, – настолько, насколько в важнейшем терпится и ущерб от него. Прошу же вас и молю, не будем устроять против себя такого злого навета, но всякому другому делу и занятию будем предпочитать пребывание здесь (в храме). Ибо скажи мне, что можешь ты приобресть такого, что могло бы равняться вреду и для тебя и для дома твоего от оставления церковного собрания? Хотя бы ты нашел сокровищницу, всю битком наполненную золотом, и ради того не пришел сюда, – все больший потерпишь ты вред, – настолько большой, насколько духовное ценнее чувственного. Того хоть бы и много было, и оно отвсюду больше и больше стекалось, – не велико дело; потому что оно не будет сшествовать нам в тамошнюю (загробную) жизнь, не преселится с нами на небо и не предстанет пред страшным престолом, а почасту даже и прежде кончины оставляет нас и расслывается, если же и остается в наших руках до конца жизни, всячески самою кончиною отъемлется у нас. А духовное сокровище есть неотъемлемое стяжание, – всегда сопутствует нам, последует за нами при переселении отселе, и пред Престолом Судии подает нам великое дерзновение [1, 800—1].

14) Двоякий получаем мы плод от бывания на церковных собраниях. Не то только бывает плодом сего, что мы души свои напаяем божественными словесами, но еще и то, что мы чрез то врагов своих покрываем крайним стыдом, а братьям нашим доставляем утешение и оживление. Ибо когда, подошедши к сим священным дверям, увидит кто, что собравшихся немного, тотчас охлаждается и в том усердии ко храму, какое имел, поддается припадкам разленения и, расслабши совсем, удаляется прочь от церкви; а когда увидит, что отвсюду со всем усердием спешат в церковь и стекаются на служение Богу, тогда, хотя бы он был самый нерадивый и беспечный, это видение усердных возжигает и в нем равное усердие. Ибо если камень о камень тремый скоро извлекает искру, если и тогда, как камень холоден, а огонь горяч, соударение их побеждает естество; то, если с камнем это бывает, не тем ли паче будет с душами, когда они одна о другую станут тереться и взаимно согреваться огнем духа [1, 801]?

15) Муж глава жене (Еф. 5, 23), а жена помощница мужу. Итак глава да не решается без тела своего ятися пути, ведущего к сему священному месту, и тело да не является здесь без главы, но да входят сюда и глава и тело, имея с собою и чад своих. Ибо если приятно видеть дерево с отростками от корня его, тем паче приятно видеть человека, имеющего при себе дитя, как отрасль от корня своего. И не только приятно это, но и благотворно и похвально. Благотворно для собравшихся, в том смысле, как сказал я выше; похвально для родителей и служителей слова: ибо и земледельцу мы дивимся не тогда, когда он обрабатывает землю, не раз уже обработанную, но тогда, когда он, взяв землю непаханную и незасеванную, всякое об ней прилагает попечение, чтоб сделать ее плодоносною. Так и св. Павел действовал, в честь себе ставя – проповедывать Евангелие не там, где именовася уже Христос, а там, где не именовася. Ему и мы будем подражать, и в возращение Церкви, и для нашей собственной пользы [1, 802].

16) Не столько царская корона украшает главу, сколько крест, всего мира честнейший. От чего прежде все с ужасом отвращались, то ныне стало для всех вожделенно, – и ты повсюду встретишь его, у начальников и у подначальных, у жен и мужей, у дев и замужних, у рабов и у свободных. Все часто напечатлевают его на важнейшей части своего тела, и на челе своем изображенным, как на колонне, носят его повседневно. Он – на священной трапезе, он – в хиротониях иереев, он опять с телом Христовым на Тайной вечери сияет. Его всюду господствующим может видеть всяк, – в домах, на рынках, в пустынях, на дорогах, на горах и холмах, на море, кораблях и островах, на одрах, одеждах и оружиях, на сосудах серебряных и золотых, на камнях драгоценных и украшениях стен, на телах, обладаемых демонами, во время войны и мира, и днем и ночью. Так вожделен для всех стал сей дивный дар, – сия неизреченная благодать! Никто не стыдится его, никто не закрывает лица своего, помышляя, что он есть знак поносной смерти: но все украшаемся им паче, нежели коронами, диадимами и бесчисленными маргаритами [1, 826].