Текст книги "Святоотеческие наставления о молитве и трезвении или внимании в сердце к Богу"

91) В нощех воздежитеруки ваша во святая (Пс. 133, 2). Для чего сказал он: в нощех? Желая научить нас, чтобы мы не всю ночь тратили на сон, и показать, что тогда молитвы бывают чище, когда легче ум и меньше забот. Если же ночью должно ходить во святилище, то помысли, какое может получить прощение тот, кто и дома не совершает молитв в это время. Пророк поднимает тебя с постели и ведет к храму, заповедуя проводить ночь в молитве; а ты и дома оставаясь, не делаешь этого [5, 386].

92) Что значит: и пред Ангелы воспою Тебе (Пс., 137, 1)? Постараюсь петь вместе с Ангелами, буду соревновать им, ликовать вместе с Горними Силами: хоть я и отличен от них по природе, однако постараюсь усердием сравняться с ними [5, 407].

93) Мы тогда особенно бываем услышаны, когда молитва наша благоугодна Богу. Следует, от нас зависит, чтоб мы были услышаны. Когда мы просим того, что Бог достойно может дать, когда просим с усердием, когда сами делаем себя достойными получения, тогда Он слышит моление и подает просимое.

94) Поклонюся ко храму святому Твоему (Пс. 137, 2). Не малая добродетель, когда кто может входить в храм и, входя, поклоняться с чистою совестию. Не в том дело, чтоб только войти в храм и преклонить колена, но в том, чтобы войти с душою усердною и с умом внимательным, чтобы пребывать в нем не телом только, но и душою [5, 408].

95) Господи, воззвахк Тебе, услышимя (Пс. 140, 1). Не то выражает пророк, что для того, чтоб быть услышану, надо быть с громким и сильным голосом; но он разумеет здесь внутреннее воззвание, которое произносит сердце воспламененное и дух сокрушенный, которое произнося и Моисей был услышан. Как человек, громким взывающий голосом, напрягает всю свою силу, так и взывающий сердцем напрягает весь свой ум. Такого воззвания требует Бог; воззвания, которое происходит от сердца и не дозволяет поющему развлекаться и смотреть по сторонам. Есть много людей, которые стоят на молитве и не взывают к Богу; уста их взывают к Богу и произносят имя Божие, а ум не сопровождает вниманием ни единого слова. Такой человек не взывает, не молится Богу, хотя и кажется молящимся Ему [5, 428].

96) Не уклони сердце мое в словеса лукавствия непщевати вины о гресех (Пс. 140, 4). Грешить – зло; но еще тягчайшее зло – отпираться по совершении греха. Это в особенности и есть оружие диавола. Так было и с первозданными людьми. Тогда как Адаму следовало признаться в грехе, он слагает вину на жену, а она потом на диавола. Тогда как следовало бы говорить: согрешихом, беззаконновахом, иные не только не признаются, но еще составляют оправдание. Ибо диавол, зная, что исповедание греха есть избавление от греха, склоняет душу к бесстыдному упорству. Но ты, возлюбленный, когда согрешишь, говори: я согрешил. Таким образом и Бога умилостивишь, и себя сделаешь медленнейшим на грехи [5, 437].

97) Помянух дни древние, поучихся во всех делех Твоих. Воздех к Тебе руце мои (Пс. 142, 5, 6). Не сказал: простер, но: воздех, желая выразить сильное расположение сердца, стремившегося как бы вырваться из тела и удалиться к Богу. Воодушевившись, говорит, воспоминанием великих событий, размыслив о человеколюбии, о вразумлении посредством несчастий и спокойствии, доставляемом по избавлении от них, я прибегнул к Тебе. И душа моя, яко земля безводная Тебе. Как земля иссохшая жаждет дождя, так и я желаю быть постоянно с Тобою [5, 453].

98) Молитвы святых одни не помогут, если сами не делаем себя достойными услышания и не молимся. Сие давая разуметь, и пророк сказал: брат не избавит (Пс. 48, 7), – будь он Моисей, будь Самуил, будь Иеремия. Ибо послушай, что сам Бог говорит к св. Иеремии: не молися о людях сих – ибо не услышу тебя (Иер. 11, 14). И не дивись, что тебя не хочу слушать. Если б даже и Моисей присоединился к тебе и Самуил, и тогда не послушаю молитвы вашей о людях сих (Иер. 15, 1). Так Моисей и за сестру молился, но не был услышан. Не будем же на других смотреть, сами опустивши руки. Молитвы святых очень великую имеют силу, но когда и сами мы каемся и исправную являем жизнь. Если же сами нерадим, то чрез других ничего не получим и не будем спасены. Бог более готов даровать нам потребное ради нашей молитвы, чем ради молитвы других. Это я говорю не потому, чтоб не следовало нам молиться святым, а для того, чтоб мы не предавались нерадению и, предавшись сну и беспечности, не возлагали всего на других [7, 59—60].

99) Таково свойство духовного огня, что он не допускает иметь пристрастие к чему-либо здешнему, но преисполняет нас любовию к другому миру. Возлюбившему же его, хотя бы надлежало ради его потерять все имение, хотя бы расстаться со всеми утехами и славою, хотя бы даже душу свою отдать, он сделает все сие с охотою и без замедления. Ибо теплота того огня, вошедши в душу, свергает тяготу лености и делает всякого легчайшим пера. Таковый, все наконец презревши, пребывает в непрестанном сокрушении и умилении, источая всегда обильные источники слез, и в этом находя сладостное утешение. Ничто так не прилепляет к Богу и не соединяет с Ним, как слезы. Таковый и посреде града живя, пребывает будто в пустыне, в горах и пещерах, не внимая ничему настоящему, и сытости не находя в плаче и слезах, за себя ли их изливает или за других [7, 68].

100) Егда молишися, вниди в клеть твою (Мф. 6, 6). Но, прежде еще затворения двери клети твоей, Господь хощет, чтоб ты заключил двери ума твоего и сердца. Когда приступаешь к молитве, тогда, все оставя, к Тому единому взирай, Кто власть имеет даровать тебе просимое тобою. Если же, Его оставя, будешь всюду блуждать и кружиться умом, то отойдешь с пустыми руками. Если так у тебя будет, то хоть в клеть войдешь и дверь заключишь, никакой от этого не будет тебе пользы. Не будем ограничивать молитву свою положением тела, но паче будем воссылать ее из горящего сердца, со всякою тихостью, сокрушением умиленным и слезами. Но ты болишь душою и не можешь не взывать? Но скорбящемуто наипаче и свойственно так молиться, как я сказал. И Моисей скорбел душою, помолился сим образом, – и был слышан; почему и сказал ему Господь: что вопиеши ко Мне? И Анна опять, при неслышности голоса, испросила, чего хотела, потому что сердце ее вопияло. Стенай и ты, как они, – не воспрещаю. Раздери, как повелел пророк, сердце твое, а не одежду (Иоиля 2, 13). Из глубины души призывай Бога, подражая св. Давиду, который говорит: из глубины воззвах к Тебе Господи (Пс. 129, 1). Из глубины сердца возводи глас, держа молитву свою сокровенною. Ты стоишь в хоре Ангелов, общник еси Архангелов, и поешь с Серафимами. Но все сии сонмы великое соблюдают благочиние, Богу, Царю всяческих, с трепетом воссылая свои сокровенные гимны. К ним сопричисли себя моляся и их таинственному соревнуй благобразию. Не человекам молишься, но Богу, всюду сущему, прежде взывания твоего слышащему, и тайны сердца твоего ведающему. Поелику Сам Он невидим, то хочет, чтоб такова же была и молитва твоя.

101) Будем благодарить Бога всегда. Ибо крайне неуместно, каждодневно на деле наслаждаясь Его благодеяниями, даже словом не исповедывать Его благодати и притом тогда, как такое исповедание новое опять приносит нам благо. Бог ни в чем нашем не имеет нужды, а мы имеем нужду во всем Его. Благодарение Ему ничего не придает, а нас делает более своими Ему. Если, содержа в памяти благодеяния людей, сильнее согреваемся любовию к ним; тем паче, непрестанно помня неисчетные благодеяния к нам Владыки нашего и Господа, теплейшими к Нему и ревностнейшими к заповедям Его соделаемся. Почему и Павел говорил: благодарни бывайте (Кол. 3, 15). Блюдение дара благодеяния есть наилучшая память о благодеянии и истинно всегдашнее благодарение, делом являемое. И святые Тайны Христовы, страшные и преисполненные спасительных сил, совершаемые в каждое церковное собрание, называются евхаристиею, потому что суть воспоминание о многих и великих благодеяниях, и сами являют главизну и верх Божественного о нас попечения. Если родиться от Девы есть велие чудо; то заклатися в жертву за нас – где, на какой степени высоты поставим? Как назовем распятие за нас и крови Своей пролитие, и Себя самого дарование нам в пищу и насыщение духовное? Будем же непрестанно благодарить Его. Да предшествует всегда и словам и делам нашим благодарение. Благодарение же будем творить не за себя только, но и за других. Чрез это зависть в себе истребим, и любовь соделаем теснейшею и искреннейшею. Ибо тебе неуместно уже будет завидовать тому, за кого благодарение приносишь Господу. Почему и иерей, пред предлежащею оною страшною жертвою, благодарить Бога призывает нас и о прежде бывших и о ныне живущих отцах и братиях наших. Сие нас и от земли отрешает, и на небо преселяет, и из человеков делает Ангелами. Ибо и Ангелы, хор составя, благодарят Бога за блага Его, на нас излиянные, поя: слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение (Лк. 2, 14). Что им до нас, когда они не на земле и не человеки суть? Но они пример нам показывают и научают нас любить сорабов Богу и их благо почитать своим. Почему и Павел во всех посланиях своих благодарит Бога за благодеяния ко всей вселенной. Будем и мы всегда благодарить Бога и за свои блага и за блага к другим, и за великие и за малые. Пусть и невелико то, что даровано, но оно велико потому, что даровано Богом. Ничто, от Него бывающее, немало; но и таких благодеяний от Него, которые по свойству своему велики, и не потому только, что от Него суть, множество, песок превосходящее числом. Минуя все другое, что может сравниться с домостроительством спасения нашего? Кто был драгоценнее Ему всех, – Сын Единородный, – Того дал Он за нас, врагов бывших, – и не дал только, но, давши, и в трапезу Его нам предложил, все Сам за нас делая, – и то, чтоб даровать, и то, чтоб благодарными нас соделывать за дарование. Помышляя о сем, где найдем достойные слова для выражения полного благодарения? Чувство многообъятнее слова и ума, но и ему не досягнуть до высоты, глубины и широты сего неизреченного блага [7, 331—2].

102) Кто слушает или читает Слово Божие и любит беседы о духовных предметах, тот доставляет душе великие и спасительные блага. Заботою о сем можем мы угодить Богу, и уста наши, когда упражняем их духовными беседами, не осквернятся укоризнами, осуждением, срамословием и ругательствами. Мы сделаемся страшны для демонов, когда вооружим язык свой такими беседами. Мы в большей мере привлечем на себя благодать Божию, и взор наш соделается проницательнее; зрение, уста, слух и все члены научатся служить Богу истинно, говорить и делать одно угодное Ему. Ему воссылать непрестанные песни хвалы и благодарения. Как тело, наслаждаясь чистым воздухом, бывает здоровее, так и душа, питаясь сими занятиями, делается мудрее [7, 29].

103) Многие говорят: когда бываем здесь в храме и слышанное принимаем к сердцу, тогда приходим в себя; а как скоро удалимся отсюда, становимся опять другими, и огнь ревности в нас гаснет. Чем же предотвратить сие? Устранением того, от чего это происходит. А от чего оно происходит? От того, что, по выходе отсюда, занимаемся, чем не должно, и проводим время с худыми людьми. По выходе из церкви не следует нам приниматься за дела, непристойные церкви, но, пришедши домой, надобно взять книгу Писания и вместе с женою и детьми привести на память, что было говорено, потом уже приступать к делам житейским. Если вышедши из бани, не хотим идти на торжище, дабы там не лишиться пользы от бани, то не гораздо ли более должен ты остерегаться сего, вышедши из церкви? Но мы поступаем напротив, и оттого теряем все. Еще не утвердилось в нас то, что было полезного в сказанном, как сильное кружение внешних предметов, устремляясь в нас, все низвращает и извергает вон, и оставляет в душе одну пустоту [7, 55].

104) Не только самим должно все тщание иметь об исполнении заповедей, но призывать на то помощь и свыше, которая непременно придет и облегчит наши подвиги и все сделает для нас легким. Почему Господь и просить повелел, и исполнение прошения обещал. Впрочем, повелел не просто просить, но с великим тщанием и усилием. Ибо это значит: ищите; так как кто ищет, тот, выбросив из головы все другие мысли, к тому только напрягает свое внимание, чего ищет, и ни о чем стороннем не помышляет. Сие-то означает Спаситель словом: ищите. А сказав: толцыте, показывает, что должно приступать с крепкою решимостию – просить с терпением и неотступностью, чтоб если и не скоро отверзет Он двери милосердием, не отчаиваться, не опускать рук, но ждать с упованием. И так проси с терпением, – и непременно получишь [7, 312].

105) Никто не стыдись достопокланяемого знамения нашего спасения, – сей главизны духовных благ, – о нем же живем, о нем же и есмы. Но как венец, будем носить Крест Христов; ибо им совершается все в деле нашего спасения. Родиться ли свыше потребно – присущ крест; напитаться ли таинственною оною пищею (телом и кровию), или хиротонисаться, или другое что совершить, – везде предстоит нам сие знамение победы. Посему мы со всяким тщанием начертываем его и на домах, и на стенах, и на дверях, и на челе, и на сердце. Ибо крест есть знамение нашего спасения, общего избавления и милосердия нашего Владыки. Потому когда знаменаешься крестом, то представляй все значение его, погашай гнев и все прочие страсти. Когда знаменаешься крестом, исполняй чело (ум) свое полным упованием и душу делай свободною. Ибо не просто перстами должно его изображать, но наипаче произволением с полною верою. Если так изобразишь его на челе своем, то ни один из нечистых духов не возможет приблизиться к тебе, видя тот меч, которым он уязвлен, видя то оружие, от которого получил смертельную рану. Не стыдись же толи-кого блага, да не постыдит и тебя Христос, когда придешь во славе своей и когда сие знамение явится пред Ним, светлейшим самых лучей солнечных. Сие знамение, и при праотцах наших и ныне, отверзало заключенные двери, отнимало силу у вредоносных веществ, делало недействительным яд и врачевало смертоносные угрызения зверей. Напечатлевай же его в уме своем и сердцем обнимай сие спасение душ наших. Сей Крест спас вселенную, изгнал заблуждение, восстановил истину, землю обратил в небо, людей соделал Ангелами. Силою его демоны уже не страшны и смерть не смерть. Крестом все враждебное нам низложено и попрано [7, 537—8].

106) Как возможно, скажешь, чтоб мы, находясь здесь, предстояли престолу Божию горе? Так же как и Павел, будучи на земле, был там, где Серафимы и Херувимы. Если захотим, и нам это будет возможно. Ибо если бы Господь отдален был местом, то имел бы ты причину сомневаться; если же Он вездеприсущ, то близок и ко всякому, кто устремляет к Нему ум свой. Посему и пророк сказал: не убоюся зла, яко Ты со мною еси (Пс. 20, 4); и Сам Бог говорит: Бог приближайся Аз есмь, а не Бог издалеча (Иер. 23, 25). И о Нем сказано: еще глаголющу ти, речет: се приидох (Ис. 58, 9). Какой отец когда-либо бывал так внимателен к детям? Ты еще не кончишь, говорит, своих прошений, а Бог уже услышал и приближается к тебе. Будем же всегда призывать Его, как Он того хощет [7, 538—9].

107) Некоторые разговаривают в церкви, когда совершается молитва. О дерзость! Как же можем чаять спасения? Как умилостивим Бога? Как на лире, составленной разнообразно и вместе стройно, от благоустройства каждой из составных частей происходит благозвучие, так точно и здесь из всех должно бы составляться одно стройное согласие. Ибо мы составляем одну Церковь, стройно сочетанные члены одной главы; все мы – одно тело; если один какой-нибудь член будет оставлен в пренебрежении, то все тело пренебрегается и растлевается. Так бесчинством одного нарушается благочиние всех. Разве ты не знаешь, что стоишь вместе с Ангелами? С ними поешь, с ними воссылаешь хвалы, – и, стоя здесь, смеешься? Предстоит Царь, смотрит воинство (небесное); а ты пред глазами их смеешься? Когда же воздержатся от смеха смеющиеся в столь грозный час? Когда удержатся от пустословия разговаривающие во время благословения? Неужели они не стыдятся присутствующих? Неужели не боятся Бога? Для нас не довольно душевной невнимательности, не довольно того, что, молясь, блуждаем мыслями повсюду; мы привносим еще смех и хохот. Разве здесь зрелище?! [9, 190]

108) Когда св. Петр заключен был в темницу и приговорен к смерти, в ночь пред тем собрались все верующие воедино и молились о нем (Деян. 12, 5). Где теперь жены, спящие всю ночь? Где мужи, не хотящие даже поворотиться на ложе? Видишь, как бодрственна душа их? С женами и детьми и служанками они воспевали, от скорби сделавшись чище неба. Нет ничего светлее тогдашней Церкви. Будем же подражать ей, будем соревновать. Не для того дана ночь, чтобы мы всю ее спали и бездействовали. Свидетели тому ремесленники, погонщики мулов, торговцы, Церковь Божия, восстающая среди ночи. Встань и ты, посмотри на ход звезд, на глубокую тишину, на великое безмолвие, – и удивляйся делам Господа твоего. Тогда душа бывает чище, легче и бодрее, бывает особенно способна воспарять и возноситься горе: самый мрак и совершенное безмолвие много располагают к умилению. Преклони же колена, воздохни и моли Господа твоего быть милостивым к тебе. Он особенно преклоняется на милость ночными молитвами, когда ты время отдохновения делаешь временем плача. Вспомни о царе, который говорит о себе: утрудихся воздыханием моим, измыю на всяку нощь ложе мое, слезами моими постелю мою омочу (Пс. 6, 7). И в другом еще месте: полунощи возстах исповедатися Тебе о судьбах правды Твоея (Пс. 118, 62). Делай то же и ты – муж, и ты – жена. Пусть дом ваш сделается церковию. Не считай препятствием к этому того, что ты муж только один и что она жена только одна. Идеже бо еста два собрани во имя Мое, ту есмь посреде их, говорит Господь (Мф. 18, 20). А где Христос, там и Ангелы и Архангелы и прочие Силы. Посему вы не одни, когда с вами Господь всех. Если у тебя есть дети, то подними и детей, и пусть во время ночи весь дом сделается церковью. Нет ничего прекраснее жилища, в котором совершаются такие молитвы [9, 202—3].

109) Но когда я говорю: посвящайте часть ночи на молитву, иной скажет, может быть: я очень утомился в продолжение дня и не могу. Это – отговорка и предлог; ибо сколько бы ты ни трудился, не потрудишься более ковача меди, который, работая таким тяжелым молотом и по всему телу пропитываясь дымом, проводит однако ж в этом большую часть ночи. И вы жены, ходящие в собрание, знаете, как там легко проводят всю почти ночь без сна. Так и у тебя пусть будет духовная ковальня, чтобы устроять не котлы и сковороды, но душу твою, которая гораздо лучше всякого изделия из меди и золота. Ее, устаревшую от грехов, ввергни в горнило покаяния; ударяй ее, как молотом, исповеданием грехов; воспламени огнь Духа. Такое художество – гораздо лучше. Ты устрояешь не золотые сосуды, но душу, драгоценнейшую всего золота. Ты не вещественный приготовляешь сосуд, но освобождаешь душу от всякого житейского попечения. Пусть предстоит пред тобою светильник, не этот сгорающий, но тот, который имел у себя пророк, как сам говорит: светильник ногама моима Закон твой (Пс. 118, 105). Воспламени душу молитвою. Если увидишь, что она уже довольно разгорелась, вынь ее и обделывай, как хочешь. Поверь мне, не столько огнь истребляет ржавчину металла, сколько ночная молитва – ржавчину грехов наших [9, 203—4].

110) Для чего сам Христос провел на горе целую ночь (Лк. 16, 12)? Не для того ли, чтобы подать нам Собою пример? Будем же подражать Ему, хотя отчасти, чтобы не напрасно украшаться именем Его. Когда, скажи мне, растения восстановляют свои силы? Во время ночи. Тогда особенно и душа еще более их имеет нужду принять в себя росу. Что днем попаляется солнцем, то освежается ночью. Ночные слезы лучше всякой росы нисходят и на пожелания, и на всякое пламенное разжение и не попускают потерпеть ничего вредного. Если она не будет питаема и освежаема этою росою, то со временем вся сгорит [9, 204].

111) Иной говорит: мы содержим церковь, службы у нас идут обычным порядком, мы собираемся и молимся. Чего еще?! Все это хорошо; но не одним этим надо хвалиться, а тем, если от этого среди вас возвышается благочестие, если всякой раз отходим из церкви домой с пользою, собрав более или менее плодов. Сделался ли кто лучше, бывая так многократно в церкви? Вот о чем надо заботиться. Когда бываете вы в церковных собраниях, к вам беседуют пророки, евангелисты, апостолы, – и все они предлагают вам спасительные догматы и убеждают к исправлению нравов. Что же? Насколько уроки сии вошли в вашу жизнь? Воин, приходя на место учения, становится искуснее в воинском деле: борец, приходя на зрелище борющихся, делается опытнее в борьбе: изучающий врачебное искусство, приходя к учителю, становится более сведущим, больше узнает, большему научается; а вы какую приобретаете пользу от пребывания в церкви? Или вы считаете верхом благочестия одно хождение в церковь?! Нет, – этого мало. Церковь есть как бы красильня; если вы всегда отходите, не получив никакой окраски (не приняв добрых намерений), то какая польза от того, что вы часто здесь бываете? Радуюсь тому, что вы часто бываете в церкви; но прошу и умоляю, старайтесь не о том только, чтобы приходить в церковь, но чтобы и отходить домой, получив какое-либо врачество против своих страстей [9, 217—8].

112) В древности все сходились и пели вместе: это мы делаем и ныне; но тогда во всех бе сердце и душа едина (Деян. 4, 32), а ныне даже в одной душе не видно такого согласия, но везде – великая брань. И ныне предстоятель Церкви желает мира всем, но тогда как имя мира повторяется часто, самого дела (мира) нигде нет. Тогда и домы были церквами, а ныне и церковь стала домом, или даже хуже всякого дома. В доме можно видеть всякое благочиние; госпожа дома сидит на седалище со всяким благоприличием, служанки прядут в молчании, и каждый из домашних имеет в руках вверенное ему. А здесь – великий шум, великий беспорядок; собрание наше ничем не отличается от гостиницы; здесь такой же смех, такой же шум, как в банях, как на торжищах, где все кричат и производят шум. И это бывает только здесь; а в других местах не позволяется в церкви даже слова сказать близ стоящему, хотя бы кто встретил давно не виданного друга, – и весьма справедливо. Церковь – не лавка, не торжище, но место Ангелов, место Архангелов, Царство Божие, самое небо. Если бы кто-нибудь отверз небо и ввел тебя в него, то ты не осмелился бы разговаривать, хотя бы увидел отца, хотя бы брата: так точно и здесь не должно ни о чем говорить: ибо здесь – небо. Если не веришь, то посмотри на эту трапезу, вспомни, для Кого и для чего она поставлена: помысли, Кто приходит сюда, – и страшись даже прежде того времени. Кто увидит только седалище царя, – тотчас отрезвляется в душе своей, ожидая выхода царя, так точно и ты, еще прежде страшного времени (совершения таинства), страшись и бодрствуй, и еще прежде нежели увидишь поднятые завесы и предшествующий сонм Ангелов, возносись к самому небу [10, 313].

113) Что говорят многие? Не слышу, что читается, не понимаю, что говорится. Но это потому и есть, что ты разговариваешь, потому что шумишь, потому что не приходишь с душою, исполненною благоговения. Не понимаю, говоришь, что читается. Но потому самому и следует быть внимательным, чтобы понять. Ты не понимаешь того, что говорится? Молись же, чтобы понять. Или лучше сказать, – невозможно, чтобы ты не понимал всего; потому что многое и само собою понятно и ясно. Но хотя бы и всего не понимал, и в таком случае следует тебе молчать, чтобы не изгнать слушающих внимательно и чтобы Бог, видя твое молчанье и благоговение, сделал неясное для тебя ясным. Но ты не можешь молчать? Выйди же вон, дабы не причинять вреда другим. В церкви всегда должен быть слышим один голос, так как она есть одно тело [10, 314].

114) Будем тщательно собираться в церковь на молитву и молиться друг за друга. Делая сие, мы и заповедь исполним (Иак. 5, 16), и в любви преуспеем, и научимся усерднее благодарить Бога. Ибо кто за благодеяния, другим оказанные, благодарит Бога: тот тем паче за свои будет благодарить Его. Так поступал Давид; ибо говорит: возвеличите Господа со мною, и вознесем имя Его вкупе (Пс. 33, 4). То же и мы должны делать, – проповедывать пред всеми благодеяния Божии, дабы всех возбудить к прославлению Бога. Наперед будем молить святых, чтобы они благодарили за нас Бога, но и сами друг за друга будем благодарить Его. Правда, это особенный долг священников; почему, приступая к Богу, мы прежде приносим благодарение за вселенную и за общие блага. Но и каждый должен принимать участие в этом благодарении за всех. Ибо хотя и всех вообще касаются благодеяния Божии, в числе всех и ты получил спасенье. Так, хотя Господь и не для тебя одного, а для всех возжег солнце, однако и ты пользуешься им столько же, сколько и все. Почему и ты обязан такою же благодарностью, какую должны воздавать Ему все вместе [10, 398].

115) Всегда должно иметь пред очами суд Божий, и все – самые неистовые – страсти умолкнут. Таким же образом и во время молитвы можем удерживать трезвенное внимание, ежели будем помнить, с Кем беседуем. Смотри же, не позволяй ни одному помыслу занимать в сие время твою душу. Молитва есть жертва Богу. Припомни, что и Авраам при своем жертвоприношении не позволил быть ни жене, ни рабу, ни другому кому. Так и ты не оставляй при себе никакой страсти; но один, – отрешенный от всего, – взойди на молитвенную гору. Если же какие из недостойных помыслов и будут усиливаться взойти с тобою на сию гору, запрети им сие, как господин их, и скажи: сядите зде, аз же и детищ, поклонившеся возвратимся (Быт. 22, 5). Все, что есть бессловесного и неразумного, – и осла, и рабов, – оставь при подошве горы: взойди, взяв с собою только разумное, как Авраам Исаака. Так, как он, устрой и жертвенник, отрешившись от всего человеческого и став выше своего естества; ибо и он, если б не стал выше своего естества, не решился бы заклать сына. Итак ничто да не возмущает тебя в сие время, но будь выше самих небес. Горько плачь и стенай, принеси вместо жертвы исповедание грехов и сердечное сокрушение. Жертвы сии не превращаются в пепел, не исчезают с дымом; не нужны для них ни дрова, ни огонь, нужно только умиленное сердце. Это – дрова, это – огонь, который объемлет дрова пламенем, а не сжигает их. Ибо кто с пламенным усердием молится, тот горит и не сгорает, – но подобно золоту, искушаемому огнем, делается только чище и светлее.

116) От благодати Духа, говорит апостол, поюще в сердцах вашах Господеви (Кол. 3, 16). Не устами только заповедует петь, но и сердцем: ибо это собственно и значит петь Богу, а то – воздуху, так как голос разливается в воздухе. Так петь можно на всяком месте. Будь ты хоть на торжище, можешь обратиться внутрь себя и там петь Богу, не будучи никем слышим. Так молился Моисей и был услышан. Что вопиеши ко мне, говорит ему Бог? А он ничего не говорил словом, но взывал мысленно с сокрушенным сердцем. Ничто не мешает и во время пути молиться сердцем и быть горе. И все еже аще творите словом или делом, вся во имя Господа Иисуса Христа, благодаряще Бога и Отца (Кол. 3, 17). Если мы будем так поступать, то там, где призывается Христос, не будет места ничему мерзкому, ничему нечистому. Ешь ли, пьешь ли, отправляешься ли в путь, – все делай во имя Божие, т. е. призывая Бога в помощь. Берись за дело, прежде помолившись Богу. Хочешь ли что сказать, наперед сделай это. Все совершай во имя Господне, и все у тебя будет благополучно.

117) Аще поминах тя на постели моей, на утренних поучахся в Тя (Пс. 62, 7). Хотя и всегда нужно памятовать о Боге, но особенно тогда, когда ум находится в покое, т. е. ночью. Днем, если и стараешься помнить о Боге, приходящие заботы изглаждают это памятованье, а ночью можно памятовать постоянно: тогда душа бывает в мире и спокойствии. Следует и днем памятовать о Боге; но тут вы развлекаетесь житейскими делами. Посему воспоминайте о Боге, по крайней мере на ложе, размышляйте о Нем в утреннее время. Если мы будем заниматься этим поутру, то безопасно можем выходить на дела свои. Нам нужно оружие, а молитва есть великое оружие. Пусть же будет у нас каждая ночь всенощным бдением: будем стараться, чтобы нам, вышедши днем, не подвергнуться осмеянию. Пред нами сидит одесную Отца сам Подвигоположник, внимательно слушающий, не скажем ли чего-нибудь непристойного или ненужного, ибо Он есть судия не только дел, но и слов наших.

118) Христос совершал молитвы, не имея нужды в молитве, но желая научить тебя – быть постоянно внимательным к молитве, совершать ее непрестанно, трезвенно и с великою бодренностию. Под бодренностию я разумею не только то, чтобы пробуждаться ночью, но чтобы и днем трезвенствовать в молитвах. Бодрствен в молитве человек, когда душа бывает устремлена к Богу, когда помышляет о том, с Кем беседует и к Кому слово ее, когда содержит в уме, что и Ангелы предстоят Ему со страхом и трепетом, и тем оживляет свое благоговеинство. Будем прилежны к молитве. Она есть великое оружие, если совершается усердно, без тщеславия, от искреннего сердца, – паче же со смирением. Если будем молиться со смирением, если будем ударять себя в грудь подобно мытарю, если будем подобно ему с сокрушением взывать: Боже милостив буди мне грешному (Лк. 18, 14), то получим все. Много нам нужно каяться, возлюбленные, много молиться, много терпеть, многое оказывать усердие, дабы получить обетованные нам блага.