Текст книги "Удивительные истории о мужчинах"

Удивительные истории о мужчинах
(Сост. Эдуард Овечкин)

© Авторы, 2019

© Э. Овечкин, составление, 2019

© К. Соколов, ил., 2019

© Ева Эллер, обложка, ил. на обл., 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2020

* * *

Эдуард Овечкин

В тумане

Зябко. Туман такой густой, что не сразу понятно: то ли это подводная лодка плывет по морю, то ли аэростат летит по облаку. Спереди – ни зги, сзади – ни зги, по левому борту едва виден красный ходовой огонь, по правому зеленый – чуточку лучше, но кому они светят? Внизу моря будто и нет, хотя им пахнет, и оно там точно есть и даже иногда плещется по бортам, но звук не такой, как обычно, а глухой, посторонний, где-то должна быть полная луна, и она наверняка где-то и есть, и можно даже показать пальцем в ту сторону, сверившись с картами: показать можно, а вот увидеть – нет.

Старпом на мостике страдает: он же не привык ждать милостей от природы, а тут природа возьми да и расставь все по местам: извините, мол, товарищи военморы, но у меня сегодня меланхолия, и сколько вы ни стреляйте в меня своими красными ракетами, а я буду хандрить, спасибо за внимание. До свидания – вот вам, кстати, еще белый туман.

На резине конденсируются капли, и оттого резина кажется жирной – капли сидят на ней плотненько, пузатенькие такие, дрожащие. Прозрачные. И, если тронуть их пальцем аккуратно, чтоб не раздавить, они тут же срываются вниз по покатому борту рубки и весело исчезают в тумане, оставляя за собой пунктирные следы из махоньких таких капелек, своих, видимо, детишек. Но в воздухе сыро, и долго с капельками не поиграешь. Вахта началась недавно, но все уже успели и вдоволь наговориться, и всласть намолчаться, и делать-то больше нечего, кроме как следить за курсом.

– Боцман, на румбе!

– Проходим двести семьдесят, ложимся на курс триста!

– Есть, боцман!

Скорость маленькая, и лодка слушается руля неохотно – поворачивается на новый курс долго, по сильно пологой дуге. Вверху висит огрызок флага, периодически просыпается и лениво хлопает, брызгаясь водой. Надо бы не забыть штурмана взбодрить по этому поводу: меньше половины уже осталось от синего креста – никакой солидности.

Вахтенный офицер тянется к рычагам «Тифона» и «Сирены».

– Ну-ка, дай-ка я! – отодвигает его старпом.

Хоть вахтенный офицер и минер, с подачей сигналов он точно справился бы и самостоятельно, но старпому невмоготу рулить кораблем и не рулить им одновременно от невозможности и бесполезности этого занятия. Хоть бы врезался кто, и то веселее было бы!

Сначала два раза «Тифон»: басовито и низко, так, что вибрируют пломбы и дрожат напуганные капли на стекле, а рулевой морщится и оборачивается в сторону мостика – ревет ведь у него над головой; потом «Сирена», тоже дважды, но высоко, визгливо, будто захлебываясь в истерике, – рулевой снимает перчатки, хлопает себя по мокрым карманам тулупа и, отыскав сигареты, закуривает. Пару минут тишина – все слушают, не отзовется ли кто, и на миг кажется, что отзывается, – старпом даже сдергивает шапку, чтоб лучше слышать.

– Да? – спрашивает он у минера.

– Нет. Эхо вроде.

– Да, вроде как оно. Один черт, не понять ни направления, ни дистанции. Ты там куришь снова?

– Нет, что вы, Сей Саныч!

– Дым откуда?

– Из ушей! Дудите там как не в себя! Мозги лопнут уже скоро!

– Откуда у тебя мозги? Были бы мозги – пошел бы в военное училище, а не сидел бы рулевым всю жизнь!

– А рулевым тогда кто бы сидел?

– Тоже верно, – кроме тебя, и некому. Хоть ты и без мозгов. Чаю будешь?

– Можно, да.

– Ну сбегай вниз и мне заодно сделай.

– И мне. – Минер топает по коротенькому трапу сверху, подменить рулевого. Лишние слова им не нужны – все и так знают, кто, что и когда делает.

– На румбе двести девяносто, ложимся на триста. – Боцман знает, что минер это тоже знает, но порядок на то и порядок, чтоб все было в порядке.

– Есть двести девяносто на триста. Мостик на румбе двести девяносто, ложимся на триста!

– Есть, смену рулевого разрешаю!

Хоть за чаем сходить, хоть на абордаж сбегать, а все должно быть так, как должно быть, а иначе какой же это Военно-морской флот? Это разве что мотострелковое подразделение, набранное двадцать восьмого декабря из скрывавшихся ранее резервистов.

– БИП мостику! – кричит старпом в переговорное устройство.

– Есть БИП! – голос у БИПа ленивый, расслабленный в тепле и мерном жужжании центрального.

«Спит, сука!» – думает старпом.

– Обстановка?

– Горизонт чист!

– Спишь, сука?

– Никак нет, мостик!

– Смотри у меня! И если что там – сразу доклад! Немедленно! Как понял?

– Есть доклад немедленно.

– Спит там, сука, представляешь? – кричит старпом минеру.

Минер встрепенулся: тоже задремал, – внизу так же холодно, как и на ходовом мостике, но хоть не так сыро и лампы вон светят, а от них кажется, что теплее. На румбе – триста пять градусов, проскочил курс, тихонечко руль влево – авось не заметят.

– Мостик, штурману!

– Есть штурман.

– Рекомендую задержаться на курсе триста!

– На румбе? – не понимает старпом, который как раз на этот курс и ложился.

– Триста три, – врет минер, – устаканиваю!

– Тоже там спишь, собака бешеная?

– Никак нет!

– Никак нет, – дразнится старпом, – есть штурман, задерживаемся на курсе триста! Дружок твой, рогатый, уснул на руле!

– Не друг он мне после того случая на Яграх!

– А сам виноват! – кричит минер. – На румбе триста!

– Есть триста! Штурман, смотри, на румбе триста!

– Подтверждаю. Есть триста.

– Штурман, мостику!

– Есть штурман.

– Так что там было, на Яграх-то?

– Так я вам три раза уже рассказывал!

– Да делать мне нечего, херню эту вашу помнить! Расскажи еще раз, язык у тебя отвалится?

– Все веселитесь тут, да? – на мостик поднимается командир с термосом, и от него недолго пахнет теплом, и туман в недоумении клубится поодаль, боится подступить поближе, но недолго. – На, тебе боцман чай вот передал.

– На румбе триста, – докладывает старпом, – видимость – ноль, слышимость – ноль, следуем в полигон по приборам. А сам-то где он?

– Боцман? Пописать побежал.

– И через вас чай передал?

– Ну видишь же. А минер где у тебя? Бежит впереди корабля с факелом?

– Рулит, тащ командир, боцман же… того.

– А, ну давай я ему чай отнесу. Где-то у меня в кармане второй стакан был.

Командир спускается к минеру, вручает ему стакан с чаем: «За хорошую службу и чтоб не говорил потом, что я тебя не поощряю!», присаживается рядом на откидное сиденье:

– А чего у тебя форточки закрыты?

Открывает форточку, и в нее тут же лезет туман, и было ничего не видно, а стало ничего не видно – и туман. Закрывает.

– Ну-ка, дай-ка попробую, больно вкусно пьешь! Не, не могу такой пить – от сахара губы слипаются. Серега, а сколько нам до полигона пилить?

– Часа три так точно. Ускориться бы…

– Да куда ты тут ускоришься?

– Да я так, высказываю пожелания во Вселенную.

– Чем-то ты ей насолил, видать.

– Вселенной-то? А чем я ей только не солил! Сами же знаете.

– Ладно, я – вниз, если что, сразу зови! О, а дай подудеть хоть: зря лез, что ли!

Командир поднимается на мостик.

– Взрослые люди, – бурчит минер, – хуи по колено, а все лишь бы подудеть куда.

– Чего говоришь? – не слышит его командир.

– Все правильно, говорю! Безопасность – она превыше всего!

И снова два басовитых, низких и два визгливых, высоких. И слушают, не отзовется ли кто. Нет – тишина.

– Может, вам бутербродов передать с боцманом? – кричит командир уже из люка.

– Да! – кричит минер.

– Нет! – кричит старпом. – Вы лучше нам боцмана с боцманом передайте!

Скоро выходит и боцман, поднимается на мостик: он переодел тулуп и, только поднявшись наверх, чувствует себе еще довольно комфортно. Оглядывается. Туман вроде немного редеет, и уже видно, где сзади кончается рубка (или он просто знает, где она кончается, и дорисовывает ее контуры в тумане сам), но носа и хвоста по-прежнему не видать.

– Думал, у вас тут хоть видимость получше.

– Ага. Мы же офицеры – у нас все получше, чем у вас, мичманов, да?

– Нет. А где мой термос-то? Пойду минеру бутерброд передам.

– А мне?

– Что?

– Бутерброд.

– А вам командир не передавал – только минеру. Плохо себя вели, да, Сей Саныч?

– Мостик, БИПу!

– Есть мостик!

– По пеленгу двести шестьдесят в дистанции одного кабельтова ничего не наблюдаете? Случайно?

– Он охуел? – спрашивает старпом у боцмана.

Боцман пожимает плечами.

– Ты охуел? – спрашивает старпом у спрашивающего БИПа. – Ну-ка сюда, быстро! Минера на мостик, мигом! – снова боцману.

Шутки кончаются, и об этом не надо никому объявлять – все понятно по интонации. Боцман скатывается вниз: «Триста – едем прямо, есть триста – едем прямо», и минер уже на мостике.

– Ракету на двести шестьдесят! – командует старпом.

Минер заряжает ракетницу и бахает в заданном направлении, но ракета тонет в тумане метрах в пятидесяти – какой уж тут кабельтов? Вахтенный БИПа выходит в РБ, тапочках и пилотке, и за это старпом начинает ненавидеть его еще больше.

– Видишь? – тычет старпом пальцем в пеленг двести шестьдесят. – Где твой кабельтов?

– Не вижу, – соглашается вахтенный БИПа.

– А сколько видишь?

– Метров тридцать, может. Меньше даже.

– И я! И я вижу столько же! Сюда смотри!

Старпом показывает на свои глаза:

– Видишь? Обыкновенные человеческие глаза! Два! Как и у тебя, странно, да? И, если они говорят, что видимость – ноль, значит, она обычный такой ноль, и это ты, ты, сука, должен мне говорить, что ты наблюдаешь в дистанции одного кабельтова, чтоб я мог принимать решения! Ты – потому что у тебя что?

– Омнибус?

– Пра-а-авильно, потому что у тебя – точный прибор, да что там прибор – целая система, созданная гением советской инженерной мысли, а у меня всего лишь глаза! Так какого тогда хуя?

– Да там непонятно ничего. Вроде цель, вроде не цель – хода нет, засветка, может, вот я и…

– И что ты? Приказал мне туман развести руками?

– Уточнил…

– Уточнил. Центральный, мостику!

– Есть центральный.

– Стоп обе. Командира БЧ-7 в центральный. Что ты тут стоишь? Иди на боевой пост – и немедленно разбирайтесь там!

– Не стоит просить у вас разрешения перекурить?

– Даже не вздумай!

– Мостик, центральному! Застопорены обе турбины.

– Есть центральный! Минер, куда ты смотришь? Нет, блядь, двести шестьдесят на десять градусов левее! Рулевой, на румбе!

– На румбе триста, лодка медленно уходит вправо!

– Держать триста!

– Есть держать триста! – нижний вертикальный руль (а работает сейчас только он) совсем маленький, и держать им курс без хода практически невозможно, поэтому, выждав необходимую для приличия паузу, рулевой докладывает:

– Лодка руля не слушается, медленно уходит вправо!

– Центральный, мостику, правая вперед десять!

– Есть правая вперед десять, работает правая вперед десять!

– Рулевой, держать курс триста!

– Есть держать курс триста! На румбе – триста.

– Есть! Внимание на левый борт!

– Ого тут у вас! – Командиру БЧ-7 холоднее и оттого еще, что он только что спал, уютно укутавшись одеялком. – Сей Саныч, вот, смотрите, – выкладывает планшет, – вот здесь вот что-то вроде как есть, но что – классифицировать не можем. Хода не имеет. Сблизимся минут через пять.

– Маленькое?

– Совсем.

– А на картах тут что?

– А на картах тут море.

– Умник. Что рекомендуешь?

– Тихонько красться. Справа тут банка, и вода сейчас малая, в теории можем пройти, но мало ли, а влево чтоб уйти, надо ход увеличивать, а ну как не успеем? Рекомендую остаться на данном курсе.

– Ладно, давай вниз, смотри там во все глаза. На румбе?

– На румбе – триста!

– Центральный, мостику! Что с турбинами?

– Левая застопорена, правая работает вперед десять.

– Стоп обе!

– Есть стоп обе. Застопорены обе.

– Оба САУ отвалить, развернуть лево девяносто и быть в готовности к немедленному пуску!

Больше сделать ничего и не сделаешь, а вроде как надо – крейсер же медленно ползет к чему-то неопознаваемому и мало ли к чему, и вот это вот состояние, когда все сделал, что мог, а надо бы больше, но нечего, начинает нашептывать старпому в ухо всякое и заставляет его ходить по квадратному метру мостика из угла в угол и смотреть по пеленгу двести шестьдесят и проверять – туда ли смотрят минер и рулевой, и что, опять спросить, сколько на румбе? Ну чтоб вот просто не молчать.

– На румбе?

– Триста!

– Мостик, центральному! Отвалены оба САУ, оба САУ развернуты лево девяносто, готовы к немедленному пуску.

– Есть центральный. («Швартовые команды вызвать, что ли? А смысл?») Боцманскую команду наверх!

– Есть боцманскую команду наверх.

Первым замечает минер.

– Вижу слева по борту что-то!

– Где?

– Вон, смотрите, чуть левее, видите контур? Видите, да вон же, ну!

– Да, вижу! – кричит снизу рулевой.

Он по пояс почти вылез в форточку, чтобы лучше разглядеть, что там, но толком ничего не понять: просто в одном месте туман, да, плотнее, чем в других, и он лепит из себя какой-то не то баркас, не то шаланду. Развернули в ту сторону прожектор – стало еще хуже, убрали прожектор.

– Дай ракету!

– А кончились красные.

– Ты серьезно? Ну все тогда, отбой войне и стоп служить Отчизне! А зеленую дать тебе что, тонкое чувство прекрасного не позволяет?

– Ну… это… МППСС же…

– Дай зеленую ракету, немедленно! МППСС ему, гляди ты, а! Я сейчас – твой МППСС! Я!

Зеленая ракета глухо хлопает и шипя летит по пологой дуге – в хорошую видимость ночью светит она далеко и ярко, а сейчас едва освещает пару метров вокруг себя, но маленький рыболовный траулер угадывается отчетливее.

– Рыбак, – резюмирует старпом.

Траулер просто стоит без огней и хода. Как мертвый.

– Не ржавый какой-то, наш ли? – сомневается минер.

Почти уже без хода, лодка медленно пододвигается левым бортом к суденышку длиной метров тридцать. Старпом хватается за рычаг «Тифона», и тот с готовностью орет во все свое тифонье горло.

– Бля-а-а-а! – орет рулевой, у которого чуть не сдувает шапку. – Предупреждать же надо!

И убирается на свое место, захлопывая форточку. Его, естественно, никто не слышит.

Из рубки рыбака выскакивает мужик, почти такой же, как в рекламе леденцов «Фишермансфренд», только в вязаной шапочке вместо фуражки, и в руках у него не то багор, не то гарпун, не то черенок от лопаты.

– Бля-а-а-а-а! – орет рыбак, вращая глазами – Какого хуя!

Он смотрит вперед: черный резиновый борт, выше его судна, теряется в тумане. Он смотрит назад: черный резиновый борт, выше его судна, теряется в тумане. Он смотрит вверх: примерно на высоте его квартиры (а живет он на четвертом этаже пятиэтажного дома) светит прожектор и оттуда ему весело кричат:

– Ты с гарпуном, что ли? Планируешь акт нападения на военный корабль?

– Вы кто, нахуй, вообще?

– Инопланетяне, ёпта, повезло тебе, мужик, – собирайся! С нами полетишь!

– Да нахуй так пугать-то, а! Я, блядь, чуть не обосрался! Чего вы ревете-то как потерпевшие!

– Да проверяем, есть ли кто живой! А то мало ли, нашли шлюпку в море, а она – ничья!

– Сами вы шлюпка! Поняли? Не, серьезно, а вы кто вообще?

– Ну подводная лодка же, ну что ты – слепой?

– Подводная лодка? – рыбак вертит головой. – Да что вы пиздите? Подводные лодки вот такие (рыбак разводит в сторону руки), что я, не знаю, что ли? А это что за хуйня? (тычет багром вперед, назад и вверх).

– Да тебе не угодишь, капризулька! Инопланетяне – не веришь, подводная лодка – не веришь! А чего ты стоишь тут, как Летучий голландец, без огней и хода?

– А куда мне тут идти и кому тут светить?

– Ну нам вот, видишь?

– Да не должно тут никого быть, я смотрел сводки перед выходом!

– И чего там было в сводках?

– Ну что нет тут никого!

– А почему?

– Ну… военные район закрыли опять!

– Во-о-о-от, видишь, как оно, оказывается! Военные район закрыли просто так, ты себе думал, да?

– Ну это же военные, слушайте, вечно они! Сколько раз ходил по закрытым районам, и всегда пусто!

– А сейчас, видал, как густо!

– Дык а вы тут что делаете?

– Родину охраняем, понятное дело!

– От кого? Это же Мотовский залив!

– Хуетовский залив! Вон Цыпнаволок на траверзе – Баренцево море уже, считай!

– Ну дык и что? Оно же тоже тут наше!

– То есть ты, наплевав на запрет военных заходить в район, поперся сюда, а враги, они дисциплинированнее тебя, ты считаешь: нельзя так нельзя, думают они и не плывут туда, куда запрещено? Ну да, в принципе, я с тобой согласен! Таких распиздяев, как вы, – поискать еще!

– Да при чем тут… а-а-а-а-а! – Рыбак кинул куда-то свою палку, достал трубку и закурил.

Рыбацкое суденышко давно уже тукнулось бортом о борт лодки, и они стояли (скорее висели) бок о бок в тумане, как слон с маленькой Моськой, которые помирились и решили дружить. Боцманская команда в жилетах, страховочных поясах и с бросательными концами (на всякий случай) толпилась под мостиком и дружно курила, вопросов не задавали – раз вызвали, значит, надо. На рыбаке то там, то сям вдоль борта показались тоже какие-то – больше похожие на пиратов, чем на моряков – люди и хлопали сонными глазами то на своего капитана, то на борт неизвестного морского чудища.

– Что рыба-то? – спрашивает старпом.

– А что рыба – плавает где-то.

– У вас-то есть?

– Ай, да что там есть, пара тонн всего.

– Фига, пара тонн. Может, это, в качестве контрибуции, мешочек какой подгоните?

– А чего вы нас, захватили, что ли?

– Ну можем, да, но проще пропустить этот акт и сразу перейти к контрибуции!

– Ой, да там, слушай, треска одна да пикша!

– Да ты видел, сколько та треска в магазине стоит?

– Дурак ты – я на нее смотреть уже не могу, еще в магазин за ней ходить!

– Ну дык что?

– Ну дык давайте мешок, что…

– Боцман, – спрашивает старпом вниз, – мешок дуковский есть с собой?

– Конечно, мы всегда, когда нас будят ночью и вызывают наверх без объяснения причин, берем с собой дуковские мешки. Обязательно.

– Ну так сбегайте быстро. Два возьмите на всякий случай!

Старпом что-то шепчет минеру, и тот тоже спускается вниз. Наверх поднимается командир.

– О, не спится, тащ командир?

– Да что тут суета какая-то происходит: тем прибыть, тем убыть, то плывем, то стоим, уснешь тут!

Командир свешивается вниз рядом со старпомом.

– О, так мы добычу захватили? Грабим уже?

– Так это наши рыбаки, тащ командир!

– Которые дерзко нарушают запрет на посещение района? – кричит командир вниз.

– Да вот рыба забывает у вас спрашивать про запреты районов! – не менее дерзко отвечают снизу.

– А могла бы!

– Ага! А ты кто такой?

– А я командир подводной лодки!

– А до того кто был?

– Старпом! Он и сейчас тут. А ты?

– А я – капитан рыболовного траулера!

– Тоже ничего! А принцессы-то у вас есть на борту?

– Какие принцессы?

– Желательно – прекрасные!

– А скока хошь! У нас в кого ни плюнь – все прекрасные принцессы! Особенно как рыбу надо тралить или порядок наводить!

Боцманская команда внизу уже наладила веревочную грузовую переправу, и сначала на траулер пошли мешки, а потом аккуратно укутанная трехлитровая банка. Банку передали капитану.

– А это что? – показал он наверх банку. – То, что я думаю?

– Нет, это святая вода из колодца Марии! Прямо из Назарета!

– Так я и думал!

– За рулем не пить! – предупредил командир.

– Ну что вы, что вы! Только попробуем! А пить – нет, не будем!

Два мешка рыбы перекочевали на лодку, следом прибрали концы.

– Ну отчаливай, потихоньку! – махнул командир рукой. – Только в корму мне не иди – в винты засосет еще! Серега, давай, трогай потихоньку.

– Центральный, мостику!

– Есть центральный!

– Левая вперед двадцать, правая вперед десять!

– Есть левая вперед двадцать, правая вперед десять! Работают левая вперед двадцать, правая вперед десять! Прошу разрешения третьей боевой смене завтракать!

– Завтрак третьей боевой смене разрешаю! Обе вперед двадцать!

Коротко рявкнув на прощание рыбаку «Тифоном» (рыбак пискнул в ответ какой-то своей сиренкой), лодка, медленно набирая ход, двинулась дальше в туман – занимать следующий свой полигон.

– А я думал, скучно будет, – уселся на мостике старпом. – А ты гляди, уже и вахта к концу подошла незаметно. Да, минер?

– И не впустую! Ухи теперь хоть свеженькой навернем на обед!

– А с чего ты взял, что это на всех? Может, это я для нас с командиром по мешку выпросил, а?

– Ага. Не верю, как говаривал, бывало, один мой старый знакомый!

– А вы знакомы со Станиславским?

– Наполовину.

– Это как?

– Ну я с ним – да, а он со мной – нет.

– Боцман, ты опять куришь, что ли? Сколько можно уже травить мой молодой организм пассивным курением? А? Молчишь? А где бутерброд, который ты от командира нам нес, кстати? Сожрал уже?

– Не, забыл про него, и не вам, а минеру. Где он, блин, а вот – помялся немного.

Снизу высунулась на мостик рука, в которой было что-то бесформенное в пакете:

– Держите там!

– С колбасой был. – Минер вертит комок в руках. – И сыр вон… по пакету размазан.

– Дай сюда. – Старпом развернул пакет и выбросил его содержимое за борт. – Тебе, владыка морей Посейдон, приношу я эту жертву! (Пакетик убрал в карман.)

– Вот у Посейдона-то радости сейчас будет! Такой лакомый кусочек: и спиртовой батон тебе, и плавленый сыр из банки со штампом семьдесят второго года, и колбаса «Друг человека»! Представляю, какой там пир сейчас закатят на дне морском!

– А я не про бутерброд, может, а про тебя. Бутерброд – так, прикормка, а сейчас мы с боцманом тебя за борт выкинем.

– Мостик, штурману!

– Есть штурман!

– Для своевременного занятия полигона рекомендую курс триста десять и скорость двенадцать узлов.

– Курс триста десять утверждаю, скорость двенадцать отставить, считай на восемь, пока туман не растает!

– А что там с туманом?

– Клубится уже – сейчас осядет.

А туман и правда уже начал оседать. Похандрив, природа, видимо, подумала: ну и ладно, ну и пусть дальше не ждут от меня милостей, а берут их собственными руками и, начав выкатывать на горизонте солнышко, уже расцвечивала туман поверху заревом, собирала его в тугие комки и топила в море. День обещал быть погожим.