Текст книги "Морские досуги №7 (Женские)"

 
В бурном яростном море корабль погибал,
Его страшно бросало с волны на волну.
Экипаж был растерян, капитан понимал,
Что корабль обречен и пойдет он ко дну.
Среди грохота волн, стона бешеных чаек,
Сотни глаз ожидали решения сделки.
Кэп – не просто моряк, он спасет, он все знает,
Не впервые мы с кэпом в такой переделке.
И казалось, что нет никакого спасенья
У команды нет сил, лишь остался кураж
Кэп в последний момент принимает решенье,
И за борт полетел драгоценный багаж.
…Тишина и покой. Над потрепанным бригом
Чайки весело кружат с оглушительным криком.
На корабль из воды любопытные смотрят медузы.
Да, был прав капитан, экипаж был спасен,
Пусть ценою такого бесценного груза.
Жизнь – корабль, но на нем все гораздо сложней,
И, спасаясь нередко в житейском бушующем море,
Мы за борт добродетель, как груду ненужных камней
Выгружаем, надеясь – она не нужна будет вскоре.
Но наступит пора, мы, конечно, не ждали беды
Ценный груз, он нам нужен, но где-то в пути он остался,
И бросаемся к борту и тащим багаж из воды,
Но… увы, уже поздно, подмоченным груз оказался.
Апрель, 2004 г.
 

 
Пусть он не так красив,
И в общем-то суров!
Пусть серый он, но это же не Сочи!
Но он прекрасен, что ни говори
Вулканами сверкает днем, огнями – ночью.
И взгляд не отвести от тех вершин,
А слово-то всего одно – Камчатка!
Но разве можно жить здесь без души!
И не отдать всю душу без остатка!
 

Камчатка… Край вулканов, затерянный полуостров на краю земли… Здесь я стала моряком! Этот полуостров, когда-то казавшийся мне недосягаемым, в один осенний дождливый день, когда я, совсем юная девчонка, прилетела на него, вдруг стал родным, близким… И неважно, какое время было на дворе: лето, порой холодное и хмурое, осень, то цветная, то дождливая, зима, снежная, вьюжная, но теплая и ослепительно белая, или грязная весна, когда лужи, лужи, и не ходит транспорт и надо бежать на службу по колено в грязи… Камчатка завладела моим сердцем с первого взгляда. Потому, что у нее есть ОКЕАН. Он всегда рядом, он живой, и я точно знаю, что я вернусь к нему…

Марина Пшеничко (Триго)

Неисправимый романтик. С 15 лет мечтала стать адмиралом и упорно шла к цели стать моряком, обязательно военным. Спорт, музыка, стихи, рассказы, рисование – интересно все, все получается. В 19 лет ушла на службу в ВМФ, проходила службу на Камчатской военной флотилии Краснознаменного Тихоокеанского Флота. Камчатка и океан – любимые места на этой Земле. 6 лет жила в Испании на Канарских островах. Теперь и Атлантика – её большая любовь. https://www.proza.ru/avtor/marina110263

Елена Стригунова

Собачья вахта

– Маш, иди надень портки, последний раз говорю… Посмотри назад!

Я будто не слышу. Меня обидели за вахту три раза, из них незаслуженно – три раза. Я сижу на руле, а рулю я на восток, домой. Туда и смотрю, не отрываясь.

Восходит солнце, и очередной раз я говорю ему – лишь бы ты восходило… Какая библейская благость на небе, какая тишина сиренево-золотистая… как спокойно. Не буду думать ни о чём плохом.

– Ты не Фёдор Конюхов, случайно? – не отстает мой муж. – Что молчишь-то? Может, ты в одиночном плавании, а я не понял?

– Знаешь что, Вов, я с тобой не разговариваю… вот так. Я тебя не трогаю, и ты меня больше не трогай. Грубиян… капитан фигов… – последние слова я говорю уже совсем тихо. Вернее, я их думаю.

– Сейчас тебе будет, Машка… Сейчас так врежет, что тапочки слетят… А ну, иди оденься! – он вытесняет меня от штурвала, и я засчитываю четвёртую обиду.

– Ещё раз крикнешь на меня, – начинаю я пугать… но замолкаю на полуслове. Я увидела, что там творится, на юго-западе… Батюшки-светы…

* * *

Собачью вахту мало кто любит – а я так просто жду её! Собачья вахта – до четырёх утра. Самое для меня чудесное время в море – конечно, при условии белых ночей и нежной погоды. Ощущение покоя – густое, ароматное, вкусное состояние единения с природой. Метаморфозы света и цвета, таинство рассвета. Короче говоря, есть чему удивиться и поучиться… есть что порифмовать.

Я сегодня уже много кем побывала – и бестолковкой, и ослом упрямым два раза. И разбудила-то я его не вовремя, и чашку с кофе на карту поставила, в прямом смысле… И это не важно – неет! – что не разбудила я его специально, чтоб поспал он подольше хотя бы на десять минут, и что кофе этот – ему… Как сюрприз! Откуда, мол, Маша, умница-разумница, у нас кофе?! Весь же выпили еще два дня назад? Для меня спрятала?! Ай да девочка! Ага, размечталась… И с картой этой ничего не случилось – ни качки, ни поворотов… ведь ни капельки не пролилось! Обидно. Ничего, всплывёт, как говорится.

Нас мало в этот раз, четверо всего, поэтому вахта на двоих. Это не впервой, дело привычное. Женька, боцман, мучается с юнгообразным Ванькой, а мой муж – со мной. Поделили женщин и детей по-справедливому. Я и сама согласилась так поделиться, мне Ваньку жалко, пусть лучше я потерплю, всё– таки мой муж… пусть на меня и кричит. У Ваньки пока организм неокрепший.

* * *

Хотя вспомнила сейчас эпизод один… злорадно. Мы швартовались на форту пару лет назад после ночного перехода, Ванька тогда совсем мелкий был. Его заслали носовой закрепить – конечно, он спрыгнул на берег, как взрослый, ногой уперся в камень, одной рукой подтягивает, глазами зрителей посторонних ищет…

– Давай, шкет, проводи лодочку, не отвлекайся, – для начала тихонько и педагогично сказал мой муж. – Тебя ж, дармоеда, вроде всю ночь макаронами кормили-накормить не могли, всё зря? не в коня корм? Метра три еще выбирай.

Ванька сначала одной рукой, потом двумя… Жилы на лбу вздулись. – Константиныч… может я выбрал уже? Я щас якорь выдерну, боюсь… – Малахольные. Фонд малахольных, а не лодка. А ну давай! Не позорься, в отца и сына и святую деву в райских кущах… И меня не позорь, а то плотва смеётся…

Ванька сделал оскал волчонка и всем телом рванул… и с гулким шумом и шелестом огромная ветка тополя, держащая изо всех сил нашу мачту (дураки! хоть бы глаза вверх подняли!), но всё-таки сломанная ею и Ванькиной злостью, накрыла моего мужа, стукнув его по башке… Приятно вспомнить.

* * *

Я думала, это он хочет мириться и нашел предлог заботу проявить – оденься да оденься…

Я вполне одета: на «собаку» только новички не одеваются правильно, но это по незнанию. Всё как обычно: джинсы, кеды, свитер. Сверху даже оранжевая куртка, непромоканец, которую наш народ неприлично называет… не скажу как. Куртка резиновая, от костюма рыбацкого, в смысле советского яхтсмена– любителя. Костюмы эти все одного размера – думаю, пятьдесят шестого, – но других нет. Напялить это на себя трудно, пуговицы больше, чем петли, и резина за всё цепляется… В нем как в термосе. Поэтому куртку я еще жалую, а уж штаны эти костюмные на лямках – увольте. Только в ливень, если на руле стоймя стоять.

* * *

…Батюшки-светы… На юго-западе кто-то задекорировал картину мира для инсценировки конца света, не иначе… Я глазам не верю… в животе переворот тревожный: Вов, что это?..

Мрачная, черная без оттенков, горизонтальная полоса над морем с уходящими вниз рваными лохмотьями, сначала узкая, но уже через пару секунд прямо на глазах расширяющаяся, пугает меня, смелую от природы… Море в миле от нас на запад вдруг превращается в закипающий свинец… Хичкок.

Взгляд на восток – и снова нежность и покой в мелких кучевых облачках… Зачем нам показывают такой контраст?..

– Быстро одевайся… штаны, сапоги резиновые… Женьку буди. Ваньку не трогай. Быстро, Машка, БЫСТРО!!!

Скатываюсь вниз – сапоги, штаны, Женька… Начинаю расстегивать резиновую куртку – сначала ведь нужно штаны, а куртку сверху – но не тут– то было… Очень всё медленно расстегивается… да что же это…

– МАШКА!

Кто это рыкнул?.. Посейдон, не меньше… Так, плевать, штаны надену поверх куртки и шкертом подвяжу… Без сапог обойдусь… Где Женька спит? Разбрелись по пустой лодке, не найти…

– МАШКА! Быстро наверх! На руль!!!

Вылетаю пробкой, хоть и цепляюсь резиной за все углы.

Резкий мощный шквал, мой прыжок к штурвалу и прыжок к стакселю моего мужа со шкотом в руке – совпали!

– Приводись!.. Резче давай!.. – рычит он басом, но ветер глушит страшный его голос…

Да я и так привожусь, не получается, господи… Что ж это с ветром… Привелась… Спасибо, Посейдон.

Мой муж сдирает парус и, пригнутый ветром, держась за леера, на полусогнутых направляется обратно, показав мне поднятой рукой – жив, мол… а уже второй шквал из совершенно другой, противоположной дыры в небе, неожиданный до такой же степени, как и сильный, резко перебрасывает грот!

…и всё содрогается, и я перестаю контролировать ситуацию…

Лодка не управляется, крутится, как хочет – ничего не сделать! – начинаю паниковать… Четко понимаю только одно – мой муж без спасательного жилета и страховки, и я не могу ему помочь ничем, я привязана к этому штурвалу, колесу этому… А если я брошу штурвал, и снова вдруг с такой же силой шквальнет, то поломать нас может… в смысле грота-гик, а не нас, но это одно и то же… Или плюнуть на этот грота-гик?! Мой муж считывает мои мысли и кричит, грозя мне кулаком – и думать не моги, Машка! Там стоять!!!

Стучу пяткой о палубу изо всех сил – Жееенькаааа!..

 
…О господи, помоги…
Ой, Вов, смотри…
 

Невероятно. Среди черных лохмотьев с неба четко вырисовываются смерчи – никогда ничего подобного в Балтике не видели… Три штуки. Один большой и два маленьких. Далеко. Милях в трех. Спасибо, Посейдон, что далеко… Жееенькаааа!!! Смерчи…

По щелчку выключилось солнце. Всё. В полной тишине и внезапном безветрии, в темноте, в осознании могущества и величия зарождается небесный гул. Мы замерли – чего ждать? только нога моя по инерции бьет по палубе SOS…

… и вот наконец прорывается этот черный небесный мешок, и градины с черешню размером мощно и громко высыпаются лавиной, засыпают все вокруг – и море, и лодку нашу, и нас…

Мы стоим рядом, прикрывая головы руками, напяливая друг другу оранжевые резиновые капюшоны… За пять минут море прибито как асфальт. Мы не верим, что нам посчастливилось такое увидеть – море действительно каменеет! Лежит недвижно, ни малейшего намека на живую воду…

Кокпит завален льдом. В мои резиновые штаны, так и не стянутые ничем, тоже немало залетело, холодно… На лбу у Вовы кровь.

* * *

…всё кончилось, рассосалось… как и не было. На востоке солнце и кучевые облака. Библейская картинка. Смешанное чувство, странное: вроде видели настоящие смерчи, черные соски тучи смертельной, в радужной юбке поднимающейся пыли морской… и где они?

– Ай молодца, Максимка! – мой муж улыбается. – Кароший матрос Максимка…

Похвалил. Я счастлива.

Кончается наша вахта, и мятая физиономия боцмана высовывается в люк. – Благость-то какая, – зевает Женька. – Ой, дождик был? А чё вы так орали– то? Чуть Ваньку не разбудили. Потише надо всё-таки, господа, вы тут не одни. Дома надо отношения свои выяснять… Ставить чайничек?

– Дааа, боцманюга… Тебе хоть артобстрел. Хотя, может, ты и прав, извини, разорались… Это я Маше объяснял, что нельзя неодетой на вахту выходить… И кофе ставить на штурманский стол с картами нельзя, пролиться может. Всех, кстати, касается! И ни одного спасжилета под рукой, в отца и сына и святую деву в райских кущах… в прежние б времена в каторгу тебя за это! И вахта наша кончилась – где Ванька?!. Давай буди его, дармоеда!.. И не чайничек ставить, а завтрак нормальный делать!..

И так далее. Чистый Посейдон.

Ученик

– Знакомьтесь, – сказал Толик, добровольный спонсор наших плаваний в дальние страны, превратившийся за пять лет в друга. – Это Сергей, моя правая рука, зам, так сказать… Второй год просит взять его в моря. Возьмём?

– А что ж не взять? Возьмём… – мой муж не против. Сергей выглядит убедительно – взрослый, крепкий. Не так уж много на лодке мужиков c мускулами. И глаза у него умные. – Давай вкратце, что умеешь. Опыт-то хоть какой-нибудь был? Морской, речной…

– Ничего не умею, и опыта никакого, – улыбается Сергей, – но я хорошо обучаемый, есть это во мне… И всю жизнь мечтал… в море побродить. За пятнадцать минут толково рассказывает о себе, вернее, отвечает на наши вопросы – бывший военный, руководит в Толиковой строительной компании тремя десятками очень разных людей, воспитывает двоих пацанов – одного родного, другого приёмного. В прошлом – альпинист, и детей даже в горы брал. Про жену не поняла – по-моему, что-то там не совсем безоблачно… Не курит. Рюмку держит, когда надо, но не очень любит. Хорошо готовит – и главное, с удовольствием это делает…

– То есть подходит он нам, правда, Вов? Правда, ребята? – перебиваю я. Как– то сразу понравился мне этот Сергей… и вообще, новая кровь вливается в организм всегда на пользу организму. За редким исключением.

В этот раз идем коротко – только в Стокгольм и обратно, даже в Хельсинки не пойдем: хоть финская виза у нас всегда открыта, но там уже всё излазано и изучено…

– Да и правильно, что там делать? – говорит Ванька, юнга наш, будто его спрашивали. – Надоело уже…

Надоело ему. Наглый мальчик.

Стокгольм у нас впервые, и нас это очень радует и вдохновляет – мы любознательные все как один. Планируем на два-три дня там задержаться, познакомиться с местным культурным колоритом. У нас есть две недели на всё про всё, но это даже много для такого точечного похода. “Ничего не много, – говорит мой муж, – прогноз плохой… Дутье сильное обещают, причем в морду, чистый вест”.

– Не боись, кэп, у нас теперь всё есть для полного счастья, – говорит боцман Женька. – Ничего нам теперь не страшно, йо-хо-хо…

Женька намекает на новую парусину – это и правда чудесная парусина! Штормовой комплект – грот и стаксель! – сшиты лучшим парусным мастером в мире, нашим любимым другом и классным гонщиком Степанычем в нашей клубной мастерской. Сшиты из шестисотого дакрона, то есть квадратный метр такой ткани весит ни много ни мало шестьсот граммов! Фанера. Но это не всё. Раксы – ползунки такие для крепления паруса, – сделаны из бронзы! У нас никогда не было ничего подобного, поэтому все очень счастливы, особенно боцман – что естественно.

Выходим в ночь, как любим. Первый час не делимся на вахты, никто не хочет уходить спать, тем более новый человек на борту… Новый человек из Сергея превращается в Серёгу минут через десять, нам всем так намного удобнее и привычнее. Он интересуется всеми тросами и веревками, что откуда тянется и где заканчивается, что на что влияет, как крепится и почему так называется…

Руль он чувствует сразу, чем очень радует капитана…

– Будешь с нами в вахте, – говорит Вова, – Машка тебя научит рулить, она в этом деле очень даже… Эти-то охламоны ничему не научат, им только пожрать побольше да поспать подольше… ладно, ладно, шучу… С нами будешь, Серёга, – и тебе польза, и мне спокойней…

Раздувает на глазах. Западный ветер усиливается до двадцати пяти узлов и тащит за собой дождь, сначала небольшой, а через час уже совсем серьёзный. – Всё, Жень, ставьте с Ванькой парусину штормовую, берите Толяна и спать валите, нечего всем тут толкаться и мокнуть. Делимся. Устраиваем крещение Серёге. Да, Серёга?

Счастливый Серёга, облаченный в непромоканец, по-детски улыбаясь, кивает несколько раз в знак согласия…

– Слушайте внимательно, – мой муж делает паузы, хочет по-настоящему разбудить нашу бдительность. Меня он включил в список адресатов, чтобы Сергею было покомфортней… ну, что не его одного обучают. – Раздувает так, что мама не горюй, и это, пардон, мордотык. В смысле дует нам в лицо. Придется поработать, покрутиться… Галсами пойдем, Серёга, ёлочкой…

Туда-сюда, туда-сюда… – Вова изображает елочку. – Маша на руле. Слушать каждое её слово. Говорит «к повороту» – знай, что у тебя пять секунд. Снимаешь аккуратно шкотик с утки, пару шлагов с лебедки. Потом, Серега, команда «поворот», и как только я крикну «давай», ты отдаешь шкот – немедленно, не раздумывая, сразу! а потом внимательно смотришь, что буду делать я. А я, Серега, буду выбирать другой шкотик, ага…

Когда поймешь, как я это делаю, и захочешь сам попробовать, дай знать – поменяемся, и в следующий раз я буду отдавать, а ты выбирать. На гроте и бакштагах – сначала я один. Сначала, Маша! я сказал – «сначала», не ори… Потом подключится и Серёга… Ну вот. А называется это всё поворотом оверштаг. Идем еще минуту, Маш, и начинаем крутиться. Серёга, задавай вопросы, у тебя есть минута.

Сергей спрашивает, что такое бакштаги, быстро понимает и уверенно объявляет, что он это может. Вова молча жмёт ему руку.

– Говорю сразу, Серёга, что сначала будет тренировка… будем вырабатывать у тебя мгновенную реакцию на команды. Сделаем поворотов десять подряд с интервалом в несколько минут, и ты поймёшь, что ничего в этом особенно страшного нет. А потом будем ехать в рабочем режиме – спокойненько, одним галсом минут по тридцать. Порулить на остром курсе поучишься. С одной стороны – дрянь погода, конечно, а с другой… как ещё вырабатывать эту мгновенную реакцию? Ну да ладно, соколы… Маш, начинаем!

И началось… Целый час Серёга прыгает как обезьяна, скользя и падая – вырабатывает реакцию, как и приказали. Три раза, беспомощно по-детски матерясь, получает гиком по голове, на четвертом маневре уворачивается – ЙЕС! На пятом перестает называть моего мужа на “вы” и по имени-отчеству, оставив одно отчество, и объявляет, переорав шторм, что ему уже надоела глупая однообразная работа по отдаванию шкота и набиванию бакштага, и что он даёт об этом знать! Весь его мокрый и гордый вид выдает душу морского волка – приятно посмотреть.

Следующий час он, вцепившись в штурвал и выкрикивая междометия, учится видеть в слабой подсветке запомненные нужные циферки курса на умываемом дождем компасе. Бронзовые раксы начинают греметь и звенеть в пазу, если Серёга теряет нужный угол к ветру – ох, спасибо, Степаныч! прямо пособие для начинающих! – и Сергей методом тыка выравнивает лодочку, и звон прекращается… – Я понял, Маша! Я понял, Константиныч! – Сядь! Удобней будет! – кричит мой муж, и тот мгновенно садится, а я вижу быстрый взгляд мужа на меня и считываю: ты бы, мол, ни за что не села, просто из вредности!

– Хорошо что есть кого поучить, правда, Вов? – хотя могла бы и не ёрничать, всё равно ничего не слышно…

К утру раздуло аж до тридцати узлов, всё тот же проклятый вест… ох и ветрюга! Дождь поливает, море моет, всё гудит и звенит… Но Сергей приноровился, выглядит браво.

– Маша, смотри какая скорость, – он показывает рукой на ревущую воду за бортом, над которой мы, как ему представляется, летим морской птицей. – Сколько мы прошли, как думаешь?

– Серёжа, – кричу я в ответ, – я не хочу тебя расстраивать, но… – я тыкаю пальцем в прибор с цифрой шесть. – Шесть узлов скорость. Это одиннадцать километров в час, Серёжа. А учитывая наш зигзаг, недалеко мы уехали… Ночь и шторм создали иллюзию скорости. Мне всё равно, сколько мы прошли, я уважаю иллюзии, но у мужчин всё по-другому. Одиннадцать километров в час им мало. Я имею в виду новичков, конечно.

– Ну как вы? – высовывается наружу уже одетый и на всё готовый Женька. – Не скис ветер?

– Нее, боцманюга… Это надолго. Меняйте нас. Поешьте внизу, сюда не тащите ничего, моет. Десять минут у вас. Парусина и правда классная! – мой муж доволен. Это то, зачем он ходит в море. Ему нравится управляться со всем этим.

Сергея отправляем вниз к ребятам – пусть с ними чаю попьет и расскажет про семнадцать наших оверштагов, это не жук чихнул. Заодно узнает от боцмана, что одиннадцать километров в час – вполне приличная скорость, если не зигзагом…

Через четверо суток даже боцман, видавший виды, не выдерживает и объявляет общий сбор: "Может, возбудим чудовище? – имеется в виду двигатель, – жалко мне так парусину трепать, кэп! да и не только парусину…" – и это правда крик души.

Мы уже прошли четыре пятых пути. Шторм не затихает, порывы до тридцати пяти узлов. Дует ровно оттуда, куда нам надо придти… Все действительно устали и изголодались, сидим на холодном пайке. Толик не встает, укаченный, и Сергей заменяет его всё время, пока не спит. Повезло нам с парнем, говорит мой муж.

– Смотрите, какие НЛО на горизонте правого борта пятнадцать градусов, – Ванька выпендривается перед Сергеем, без него просто рукой бы показал, как в старом анекдоте. – Прямо чемоданы плавучие…

Несколько огромных многопалубных лайнеров ждут своего времени, как в отстойнике, чтобы утром рвануть по своему туристическому маршруту – им, мастодонтам, всё нипочём, хоть какие шторма! – а айсбергов тут не водится. – Ну что… Как и всегда, у нас два выхода: либо дергаем дизель-шкот и как примитивные водномоторники прямиком тащимся в Стокгольм через пень колоду, либо вихляем до этих чемоданов и резко сворачиваем к Аландским островам… прячемся между ними пару дней с заходом в Мариехамн, а потом пробираемся в тот же Стокгольм, но с севера, спокойно, красиво, под парусинкой. Что скажете?

Понятно, что в вопросе иногда заключается ответ – это как раз тот случай. Мы хотим в шхеры.

– А что это, Константиныч? Что-то неправильное случилось, по-моему… – растерянный Серёга сидит в кокпите рядом с моим мужем, прихлёбывающим кофеёк, и на лице у него крупно написано то, что он только что произнес.

– А это галфинд левого борта, Серега. Курс мы поменяли. Можно будет загорать, как только солнце включится.

Серёга не верит, что поворот на сорок пять градусов полностью меняет картину жизни – ни тебе завывания, ни тебе кренов сумасшедших… потеплело, к тому же. И дождь не колючий, а ласковый. И штурвал одной рукой крутить можно. И ходить по лодке можно на прямых ногах. Такое бывает? Что за ерунда…

Несколько минут он молча скучает, но ему это непривычно: что делать-то будем?! сидеть сиднем?!

Нам очень смешно – ведь погода всё равно свежая, но для него, намертво за пять дней усвоившего и впитавшего, как оно должно реветь, дрожать и дёргать, это, конечно, штиль.

Я кормлю всех горячей едой, прибираю внутри лодки. Дождь прекращается, палуба высыхает, резиновая одежда проветривается. Ванька включает музыку. Вылезает из берлоги похудевший Толик.

А Серёге становится неинтересно, и он идет спать со всеобщего разрешения…

Отоспавшийся и более менее адаптированный к новым солнечным условиям, Серёга получает задание, чему несказанно рад: мой муж даёт ему путеводитель по Стокгольму для составления двухдневной туристической программы.

План составляется блестяще – кто бы сомневался!

– Знаешь, Серёга, – говорят все, – ты только добавь пляж для начала. Соскучились все по солнцу, промерзли за неделю…

В Стокгольм входим красиво, как и хотели – под парусиной. Женька с Вовой умело швартуются – есть еще чему учиться, радостно улыбается Сергей…

– Ну что, по пиву? Угощаю… – Женька щедрый друг, не отнять.

Идем к пляжу, погода чудесная. Сергею нужно поменять деньги, но мы уговариваем его не торопиться – куда оно денется? поменяешь позже. Поваляемся, отдохнем, пива попьем… Мороженое вон какое красивое продают. Женька угощает.

– С одной стороны, оно конечно… – Серега, видно, сомневается. – А с другой, что время терять? Вы пока загораете, я банк найду, всё сделаю. А потом сразу пойдем в город, не надо будет никуда заходить. Или всё-таки поваляться с вами? Константиныч?

– Ты уж давай сам решай, Серёга…

Находим место, где расположиться – долго ищем, чтобы поменьше народу было, но не находим – народ вылез на солнышко после недельного дождя. Ничего страшного, сольёмся с местными отдыхающими…

Боцман с Ванькой отправляются за пивом и мороженым, мы с Толиком раскладываем полотенца и ложимся, застолбив территорию.

– Серёга, – говорит мой муж, – подержи вокруг меня эту тряпку, я плавки нацеплю…

Серега двумя руками держит углы полотенца, а Вова, чертыхаясь, что не переоделся на лодке, как остальные, стягивает то, что на нем надето.

– Константиныч, – продолжает свою песню Серега, – по-моему, я прав. Что время-то терять? Не так уж я хочу этого пива… А с другой стороны… Запутавшийся в трусах и шортах Вова прыгает на одной ноге.

– Константиныч, – говорит Серёга…

– Да что же это… ВСЁ! Иди уже в этот свой банк, не морочь голову людям! И тут Серега показывает, как мгновенно он научился реагировать на команды – немедленно, не раздумывая, сразу. То есть Серёга бросает полотенце.

– Понял, – чётко говорит он. – Пошёл.

И идет искать банк, размахивая зажатыми в руке Вовиными плавками.

– Молодец, сынок… – говорит мой рухнувший на бок муж после того, как я спасаю его, накрыв этим самым полотенцем. – Пятерка тебе с плюсом…

Вера Стриж

Родилась и всю жизнь прожила в Питере, время от времени отправляясь познавать неизведанные земли, моря и океаны. Главная гордость – переход через Атлантику в 1989 году в составе интернациональной команды на шхуне «Te Vega». https://www.proza.ru/avtor/elenastrigun&book=13#13