Текст книги "Предназначение"

 
Указ. И нервы напряглись. Приказ к атакам.
Чтоб отстоять свободы приз, вмешаться в драку.
Пусть эта жизнь на волоске, но рад ей каждый.
А спрятать голову в песке, к нам враг однажды.
Каждый кузнец своей судьбы, и жизнь одна лишь.
Война пришла, и за родных сам горб подставишь.
Кого здесь Ангел заберёт, он точно знает,
Одних родным тут сбережёт, не возвращает.
И вот кому как повезёт, под Богом ходим.
И мы уйдём, раз наш черёд, такой породы.
 

 
Вот и мы дождались возить «Градам» снаряды.
Наш черёд подошёл бить нацистских гадов.
Крики с воем повсюду: «Да вы только строем!»
Мы не станем Иудой, нам не надо в герои.
Мы жить да любить все хотим до заката.
Но кто нас сбережёт? Подскажите, ребята.
Кто придёт защищать нам просторы России?
Снова Рюрика звать? Как деды – не осилим?
Ну а если посмертно быть в героях солдатам,
Слава их не померкнет, знать такая вот плата.
 

 
Вновь уходит солдат, только песню допели.
Счёт ведём от тех дат, как дома опустели.
Дело б наше – табак, не стихают метели.
И то «Точка», то «Град», чтобы люди седели.
 
 
И Донецк, и Луганск: «Мы того не хотели!»
Там фугас, тут снаряд – для нациста веселье.
Каруселью стрельба, где «трезубец» шевроном.
То «Азов», то «Айдар» – им претят терриконы.
 
 
«Кинжал» дал понять подстрекателям смелым.
И «Сарматом» грозят, чтобы думать не смели.
За что нас – «колорад»? Голоса прохрипели.
Славянин, ты же брат! Англосаксу как верить?
 
 
Станут русские в ряд, и зачистим всё прочно.
Знаю – будет парад, мы поставим там точку.
Только мысли кружат: «Почему проглядели?»
Да шепнул мне солдат: «Мы едва не успели».
 

 
Осколок визжит, солдатик лежит,
Тучи наполнены влагой.
Ад в душах свит, Ангел парит,
Долг выполнять во благо.
 
 
Кровью залит, рана болит,
Облака все как чёрная вата.
Ворон кричит, горло першит,
А сил нет – даже заплакать.
 
 
Морзянкой висок: «Радость ли в том,
Чтобы прожить “на потребу?”
А один только путь – искрою мелькнуть
Да звездой улететь на небо?»
 
 
Ещё пульс долбит: «Не пожил ты,
Твой уход ещё неуместен».
Вот Ангел бранит, что сохранит,
Только когда вы вместе.
 
 
Но Ангел спешит подвиг свершить,
Спасать ведь солдатика надо.
Хочется жить, хочется пить,
Вот лицо и дождинкам радо.
 

 
Столб огня, чёрный дым, гул сирен от машин,
Тишина дребезжит в голове: «А как жить?»
По домам фары блик, город в ступоре сник,
Копоть с гарью кружит, ужас души крушит.
 
 
Есть звонки от родных, в душе ноет про них,
Мысль гудит: «Убежим», стало меньше машин.
Город стих, и на миг подошёл серый стих,
Всё пройдёт, не сбежим, не сойдём мы с межи.
 
 
Белый город, дыши! Страхи все заглуши,
Как сражался за жизнь в сорок третьем, скажи.
Ты врагов сокрушил, их дугой придушил,
И пусть ворон кружит, надо жить. Будем жить!
 

 
Умирал солдат так неумело,
Всё хрипел и булькало в груди,
А лицом он был белее мела,
Смерть в бреду просил всё погодить.
 
 
Шёл разговор в палатке медсанбата,
Там выдавил боец с последних сил:
«Да я судьбу-то толком не истратил,
Да я от яблока греха не откусил!
 
 
Пока свою двадцатку не отметил.
Не посадил, не строил, не растил,
Садик и школа, и в бронежилете,
Да разве жил я? Толком-то не жил.
 
 
Ещё в больнице, в чистенькой палате,
Всё ж уходить приятней для души…»
И тут хирурга голос слышит: «Хватит,
Всё, уносите, парень будет жить».
 
 
Ну а когда в носилках несли тело,
Увидел смерть, что вышла из избы,
И с пулемётом, вся зачем-то в белом,
И минным полем шла, как по грибы.
 

 
Мы ушли навсегда, где гул мин и вой «Градов».
Мы ушли в никуда, ни-че-го нам не надо.
Солнце встанет опять, звёзд мерцание с выси.
Мы ушли помечтать, и мечты бы сбылись все.
 
 
Косят пули года, что прожить мы хотели.
Без нас стают снега – их слепить не успели.
Утром травы всплакнут, что без нас зеленели.
Просто кончился путь, где осколки летели.
 
 
Просим помнить всегда – мы жить тоже хотели.
Не забыть ни-ког-да, как любить мы умели.
С честью дело отцов нам продолжить, не плача.
Устоять пред врагом – быть не может иначе.
 

 
У великих великое право
Ореолом славы укрыться,
Но елейное слово «лавры»
Должно ими заслужиться.
Тот, кто уваженья достоин,
Умом всё своим достигает,
Иной же взял да присвоил,
И так в этой жизни бывает.
 
 
Богемная жизнь в столицах,
Сытые, с важностью, лица,
Дымком там почёт курится,
Мнят себя райской птицей.
Добро то в кубышке копится,
А таланту нет крика «Браво».
Вот Родину стали стыдиться,
Не богема, а просто орава.
 
 
А кто на народ уж гневится,
И пускай не давал он право,
Но другой даже матерится,
Называя помойкой державу.
И людей презирают «лица»,
Зажрались по самые уши,
В стране рабов им не спится,
Не наше, нерусское лучше.
 
 
В шута судьба превращает,
Кто позволит себе забыться,
Что злитесь, кумиры, бывает
У вождя, царицы и принца.
Да. Слава не вечно длится.
Её можно скоро лишиться:
И высокой любви царицы,
И почестей императрицы.
 
 
Затем с незыблемых тронов,
Молча, без лишнего звона,
На землю снимают короны
С короля или с примадонны.
С небес бы вам опуститься,
Бомонд вы? Элита? Оспорим!
А вот разъяснить попроситься
Вам могут холопы с Авроры.
 

 
За поступки ваши бесчестные
То от вас несло тут двуличием.
Вам плевки и слова нелестные
Отдают и сейчас безразличием.
 
 
И позорный столб – устройство
Всё ж для лёгкого наказания.
Вам народ ответил-то просто:
Унижением – не истязанием.
 
 
А загнать бы вас всех в стойло,
Кто себя всегда возвеличивал.
Даже тратить слюну не стоило,
Начхать нам на ваше величие.
 
 
Коль богема, бомонд или гений,
И поднялся на высший уровень.
А народ вас и любит, и ценит,
То нельзя всё же быть дурами!
 
 
Ореол вашей славы – он греет,
Да и дорожки для вас светлее.
Только нимбы и те тускнеют,
Спускаясь петлёй вам на шею.
 

 
Давай, листва, поговорим с тобой
Про то, о чём ты кроною шумела,
Как соком набиралась ты весной,
А лето пролетело – пожелтела.
Я буду молча слушать, ты шуми
О том, как ветры ветки поломали,
Что сожалеешь, вспоминая мир,
Который ты с верхушки увидала.
Ну а когда ты стихнешь о своём,
Поведаю и я тебе про детство…
Про то, как зорька летняя встаёт,
Я в этом мире занимаю место.
Как я, зелёный, лез под потолок…
Узнать: а что же ждёт нас дальше?
И истины вдохнуть хотя б глоток,
А там поклёп, обман, ушат из фальши.
И на земле, отжив недолгий век,
Припомню и как солнышко вставало,
Как палки под колёса мне в разбег,
Как в моё тело сила наливалась.
Наговоримся мы с тобой, и я уйду…
Ты остаёшься встретиться с зимою,
С надеждой той, что я к тебе приду,
Как почки начнут лопаться весною.
Желтеет крона, да седеет голова…
И нам с тобою тут не всё по силам,
А был зелёным лист, мудрыми слова,
Уйдём же мы, как и пришли, босыми.
 

 
Крушат снаряды города…
Дым в небе вместо сини…
Уходят люди навсегда…
Боль, стон, и в душах иней.
Но Западу, вам, господа,
Скажу: «Мы всё осилим».
Всё восстановим, и беда
К вам приползёт стихией.
 
 
Вкушать вам горького плода
За слёзы Украины…
Ещё напомним мы тогда,
Как нам плевали в спину.
Тот, кто науськивал всегда,
Братьёв стравил с Россией,
Кто сеял зло – тот прогадал!
Наш флаг для них – мессия.
 
 
Вам не придётся ждать года!
Дни ждут вас непростые.
Хлебнуть по полной, господа,
Придётся. Как просили.
У нас ошибки. Как всегда…
Но мы прибавим в силе.
Скроим мы карту, господа,
Той, будущей России!
 

 
Когда-то шапку Мономаха
Тот наденет, кто всё же прав.
Жизнь укажет, восстав из праха,
Кто был враг ей, а кто не враг.
С мутной воды выйдет правда.
Проходимцев исчезнет отряд.
Нам правда предъявит враки
И кто брат ей был, кто не брат.
Мы очистим от плевел злаки.
В тёмных душах развеем мрак.
И покажут сомнения, страхи,
Кто тут умный был, кто дурак.
Только время разложит карты,
А на них сотворённому стыд.
Расцветут тогда красные маки,
Время лечит от злых обид.
 

 
Время не вспомнишь, словно нет и начала.
Мы же в пазухе Бога так в детстве кричали!
Путь наш изначально не тронут печалью.
Нам всё – нереально, мы в юность умчали.
 
 
Здесь планов на годы! Сменить их не поздно
Сквозь чащи и броды – таков средний возраст.
Там мненье, тут мода собьют нас? Едва ли.
Мы в зрелые годы то нашли, то теряли.
 
 
К чему буревестник, зовущий крик чаек?
Они неуместны, мы мудрость встречаем.
И ждём неизбежность, и тоскливым этапом
Плетётся неспешно к нам возраст заката.
 
 
Вот и жизни остаток, в нём – зрелые годы.
Навели в них порядок. Не просим. Уходим.
Жаль душу. Мятежно желает быть прежней.
Ей всё же, не здешней, жить у безгрешных.
 

 
Все мы несём куда-то жизнь, на Пути Млечном.
А нам за всё держать ответ, и сникли плечи.
Те, кто грешил, кто тяжело, и те, что легче.
И праведник, что нёс свой крест и держал свечи.
 
 
В хлам искорёжена душа, полна отметин.
Болит, скорбит с обид и ран, глубоких трещин.
Обнажена, боса, в слезах, просит облегчить.
Мы ведь не души, чаще тело по жизни лечим.
 
 
Короткий наш земной маршрут и быстротечен.
Душой и телом сознаёшь – твой путь не вечен.
С истрёпанной, падшей душой, и крыть ей нечем.
А рвётся к Богу стать светлей, с ним ищет встречи.
 

 
Ушанку, как перед Христом, он не ломал.
И с разговором о пустом не приставал.
Просить – ладони не тянул, долг отдавал.
Нельзя в судьбе удел минуть, не миновал.
 
 
Жил без греха, беду прогнал, делал добро.
Со злом, когда вокруг оскал, всегда лоб в лоб.
Когда же мог, сам помогал, вот был бы прок!
Он восставал и создавал из праха – толк.
 
 
Что предают друзья, родня, и это знал.
И чашу пить свою до дна предполагал.
Ну а когда взлёт до небес, нашёл опору.
Душу крепи, коль мутит бес, и веру в спорах.
 

 
Напряглась тетивою душа
и выносливостью звенит,
так устала, что боль ушла,
а покой, как магнит, манит.
Наконец, как боец, притих,
что под утро домой с войны,
тот, что ждал все долгие дни
так желанной ему тишины.
 
 
И будь крепче ты, чем гранит,
но вином тебя не сманить,
так усталостью ты проник,
что желанье услад не пить.
Всё же есть заповедный край,
где страдания телу забыть:
банный дух, ещё сонный рай,
чтоб тягость усталости смыть.
 

 
Давно подвывает метель
Сединою в моей голове,
И всё чаще снится капель,
Я бегу босиком по траве.
 
 
Натоптал за жизнь мозоли,
На сердце шрамов не счесть,
А мне снится – сады зацвели,
Белой пеной укрывши честь.
 
 
Всё к душе прилипала грязь,
Удавалось её мне стряхнуть,
Засну – слава Богу, не князь,
А о детстве ночью всплакну.
 
 
Журавлём уж пора в полёт,
Корка льда на воде лежит,
Но ночами за мною ручьём
Кораблик бумажный бежит.
 
 
Всё ушло, как снег по весне,
Сдаёт память день ото дня,
Текут чаще слёзы во сне:
Мама редко целует меня…
 

 
Растрепал кудри мне ветер,
с чернотой белизну мешая,
будто это от мыслей пепел
над моей головою летает.
 
 
И пускай волос станет светел,
пусть ветра надежду пугают,
о хорошем и добром на свете
я всегда всё равно мечтаю.
 
 
Нет, не спутает ветер мысли,
седину мне порывом трепая,
наполняю их новым смыслом,
нашу жизнь надежды питают.
 
 
Почерк жизни ты не изменишь,
с листов чистых уже начинали,
шквалом грязи и мутной пены
прочность духа её проверяли.
 
 
Жизнь ломает порой о колено,
струны душ наших перебирая,
но жить и мечтать – непременно —
нам никто здесь не помешает.
 

 
Вот подошёл и тот рубеж, где жизни край.
И в ад откроет кто-то брешь, кто врата в рай.
Прорубит эти двери смерть на той границе,
Где злая тьма и добрый свет должны сразиться.
 
 
Тела и в броннике, и без, с окопов, с крыши,
Отпустят души в синь небес те, что не дышат.
И кто без рук, кто без ноги, забыв обиды,
Кладут жизнь лучшие полки, а мы не видим.
 
 
Их поднимает что-то вверх, куда-то выше,
Они ещё кричат для всех, что их не слышат.
Уходят души. Говорят: «Там всем есть ниша».
Конечно, тут-то не парад – траншеи, жижа.
 
 
И осознав: «Не в зле успех», совет вниз, свыше.
Но мы с отместкою за всех, и злость нам ближе.
Стихают выкрики «ура» солдат ушедших.
Они там где-то, в облаках, набат, не меньше.
 
 
В который раз они уйдут, чтоб нас прославить.
Но назад души не вернут, то – не исправить.
Так с карты жизни человек шёл в путь не близкий,
Он в памяти у нас навек и в обелисках.
 

 
Тикают часы. Лениво обдувая,
Листает «книгу жизни» ветерок.
И мы, конца развязки дожидаясь,
Страничку открываем – эпилог.
 
 
А где-то высоко, где звёзды тают,
Нам содержания подводится итог,
Кто за страницы жизни отвечает,
Кем был туда написан наш пролог.
 
 
Он судьбы наши на листе верстает,
Их общий смысл, сюжеты и мотив.
Закончив читать книгу, понимает,
Кто искренен был, а кто фальшив.
 
 
Но, эпилог прочтя, не стоит плакать.
Не изменить сюжеты, плачь не плачь.
Нельзя о счастье в жизни только ахать,
Да чтоб в судьбе поменьше неудач.
 
 
Мы все уйдём туда, куда не знаем,
Весна пришла, вновь каркают грачи.
Но вечные часы, листы перебирая,
Закончат эпилог в закатные лучи.
 

 
Шептала томно осень: «Ухожу» —
И желтизною под ноги бросала.
Так незаметно перешла межу,
И времени на донышке осталось.
Листва шуршала так, «для куражу».
А дни её неспешно уменьшались.
Ну а тридцатого сказала: «Погожу».
Вот так мечту о зимах разбивала.
 
 
Да ты пойми, что гаснет пламя дня,
Улыбкою не растопить нам грусти,
Нет повода у солнца взять огня,
Снег, иней да и в лесах-то пусто.
Всё чаще мёрзнут слёзы на ветру,
Нам обживать бы зиму, как и прежде…
Но осень в слёзы, в ночь, и поутру,
Но за туманом понимала – неизбежно.
 
 
Ну что рыдаешь, осень, нужно жить.
Ты ведь испачкаешь так платье ноября.
Покой в душе ветрами не добыть,
Не вой под аркою, где лужицы и грязь.
Ушла она неспешными шагами,
Сняла остатки яркого убранства,
Корона с жёлтых листьев перед нами.
Всё. Уступила белоснежной царство.
 

 
Несёмся галопом в октябрь
С желаньем удачи в пути.
И раньше зажёгся фонарь,
Да и ветер недобро гудит.
Ещё бы пиджак нараспах,
И попоной коня не укрыть.
Только серое небо в слезах
Закутало в шаль эту прыть.
 
 
Пунцовые листья спадут,
А серость полезет в глаза.
Намочит следы в пять минут
Продрогшая утром роса.
И пролетев сквозь тепло,
Остынет, темнея, вода.
Где лодки убрали весло —
Готовятся к холодам.
 
 
И ещё перепад, как назло,
Циклон то туда, то сюда.
Синь неба легла на крыло,
Чтоб сырости право отдать.
Ещё сквозняком новость в дом,
Мол, с третьего четверга
Вы бросьте сомнения, что
В октябре не бывает пурга.
 

 
Что ж ты хмурая, осень, как осень,
Ни улыбки, ни смеха? Не спросишь:
«Как дела?» Пробегаешь всё мимо,
Вроде не была мной ты любима.
 
 
Ты в цветной и широкой рубахе,
А побелит всё снег одним махом.
Красоты краткий миг потеряешь!
Срок мелькнёт – ты не отгуляешь.
 
 
Превратится в «грязищу» землица.
Мелькнёт облаком Ангел, как птица.
Серый глаз не сверкнёт озареньем,
Нет желания в нём, восхищенья.
 
 
Время быстро крылами проносит.
Снег уйдёт, и весной кто-то бросит
Нам слова, что окажутся правдой:
«Проболтал. Дело делал. Нагадил».
 

 
Мокрых дней подошла пора,
Серость давит во все фронты,
Чёрных туч висит караван,
Зацвели, как цветы, зонты.
 
 
Люди движутся, как со сна,
Дремота давит веки им,
Только ярких зонтов весна
Разукрасила пёстрым дни.
 
 
Горизонт ненастье в отбой,
Нудный дождь, суетясь, затих,
У людей всё ж зонты с собой,
Чтобы яркость была при них.
 
 
С серым цветом можно жить,
Дождик осенью обложной,
Не цветов хочешь в эти дни,
Ярких-ярких зонтов с собой.
 

 
И пусть подходят сроки,
Споём, пока поётся,
Слова сложим в строки,
Пока рифма вьётся.
И будем жить пытливо,
Пока есть возможность.
По жизни нам не криво
Пройти совсем не сложно.
 
 
Мы подмигнём игриво
Хорошенькой даме,
Надо ж жить счастливо,
Пока есть фарт в кармане.
А вдруг закроет солнце,
Небо затянет в тучах,
Мы ж не будем просто
Ждать чего-то лучше.
 
 
Да. Ветер перемен нам,
Для наших душ подходит.
И мы найдём замену
Для любой невзгоды.
А пока мысли льются
И пока бодрость в теле,
Нам надо улыбнуться
Да заниматься делом.
 

Надежда Калинина

Родилась в маленьком поселке Алексеевский Калужской области. Училась в Москве, окончила МИПТ по специальности «технический редактор книг и журналов». Долгое время занималась в драматических студиях Москвы. Живет в Санкт-Петербурге, состояла в группе русских литераторов. С одиннадцати лет печаталась в районной газете «Искра». С 2022 года публикует стихи в сборниках издательства «Четыре». О себе говорит неохотно – все сказано в стихах. Любит стихи Маяковского, Северянина, Лермонтова, а особенно поэзию Марины Цветаевой. Не пишет, когда может не писать. А сейчас, видно, пришло время поделиться жизненным опытом. Хочется верить, что в стихах Надежды Калининой (Минеевой) вы найдете что-то близкое вашей душе, что заставит вас задуматься и помечтать.

 
Планета обезумевших людей.
Растерянность стирает мои слезы.
И слово беспощадное – убей,
И ядерной войны не бред – угрозы.
 
 
Что же случилось с нашею землей?
Где разум у людей ученых, зрелых?
Ведь опыт пережитый мировой:
Там Хиросима, Холокост – безмерен,
 
 
Как можно сук рубить, на ком сидишь,
Титаник тонет – трюм в мрак и каюты.
О разум человеческий, ты спишь
Иль отнят у живущих почему-то?
 
 
И в бездну жизнь летит без тормозов,
А мы к тому все приложили руку:
Разрушена в сердцах людей любовь
И с легкостью ближайших шлем на муку.
 
 
Дошли до края, к удивленью всех,
Един он для гонящих и гонимых,
Безвыходности слышен нервный смех.
Портрет землян – Малевича картина.
 

 
Одному побыть приятно,
Погрузившись в тишину,
Чай сварганить с сладкой мятой,
Мысль отправить на луну,
Поваляться на диване
С девой, что зовется лень,
Посчитать, что там в кармане,
Иль проблем развеять тень.
Посмотреть альбомы с фото,
Написать иль почитать,
В общем делай что охота —
Некому тебе мешать!
Это здорово, однако,
Быть свободным день иль час
И не думать – вот собака!
Измозолила мой глаз.
Одному побыть приятно
Этот час, труднее год,
Греясь мыслью благодатной,
То, что близкий твой придет.
И сварганить чаю с мятой
Или кофе заварить,
Коль фантазией богаты,
И с обедом учудить.
Но когда один остался,
Так случилось – навсегда,
В лапы холода попался —
Это полная беда:
Чай противный из пакета,
Продавила лень диван.
К сигарете – сигарета
Или фантики в карман.
Одиночества объятья
Тянут жизнь твою на дно,
И луна спешит смотаться,
Заглянув на миг в окно.
 

 
Лето яблоком упало,
Рада я, доволен ежик,
Без жары комфортней стало,
Даже ежику. О Боже!
Как старается, колючий,
Утащить подарок сладкий,
Подвернулся ему случай,
И он тащит, как лошадка,
Чтоб с ежихою своею
Съесть в укромном уголочке,
Ну а я хожу, балдею,
И пишу про счастье строчки.
 

 
Хранимы Богом и судьбой,
Мы проживаем путь земной,
Не зарекаясь от сумы,
Стараясь избежать тюрьмы.
Насущный хлеб доступен нам.
За счастьем лазим по горам,
Танцуем, пишем, и поем,
И ценим день, когда вдвоем,
Нам душу греет каждый миг,
Когда ты свой среди своих,
Надежда – удочкой в руке,
Что рыбка водится в реке,
Которая за пять минут
Помочь нам не сочтет за труд.
И эта тема так избита,
Что у разбитого корыта
Нам оставаться не резон.
Та грусть ушла, как страшный сон.
Мы все подкованы, как надо,
Достаток – то души отрада.
Приятней жить, чем выживать,
Но вот никак мне не понять:
Я знаю как. ЗАЧЕМ? – Не знаю,
Свой путь земной я проживаю.
 

 
Две тысячи двадцать третий.
Сентябрь, но тепло, как летом,
Умчался куда-то ветер,
И дождик пролился где-то.
А в Питере бабье лето,
Как рай, благодатью дышит,
Объятья тепла и света
Нам посланы, видно, свыше.
Такое природное чудо,
Как бабы очарованье,
А женщины бродят всюду
Без должного пониманья.
Что женщины наши – чудо —
Источник тепла и света.
Да что говорить – не буду,
О них это бабье лето.
 

 
Грехом последним все перечеркнуть
И окунуться в искупленья бездну,
Чтоб болью ощутить познанья суть,
Коль с искушеньем спорить бесполезно.
Возможно, ветер распахнул окно
Или судьба услужливо открыла.
И я лечу, лечу, лечу на дно,
Где ждет меня неведомая сила.
 

 
Из зоны комфорта выводит октябрь
Посредством коварного ветра.
И луж неприглядна дрожащая рябь,
Вдруг шляпку из красного фетра
Срывает ветрюга с моей головы
И гонит, как мяч, под машины.
Смешная картина, с другой стороны,
Заплакать от злости – причина.
Любимая шляпка лежит, словно блин,
А может, того еще хуже,
Прочувствовав тяжесть спешащих машин.
А я утоплюсь рядом, в луже.
 

 
Между нами бездна. Без тебя нет смысла,
Мне судьбы на плечи давит коромысло,
Тридцать три несчастья у нее в бадейках,
Прохожу – смолкают бабки на скамейках.
Я с душой решаю трудные уроки:
Тридцать три несчастья зарифмую в строки.
И они по сайтам разнесутся мышью,
Мне даря надежду – вдруг меня услышишь.
 

 
Не могу быть случайной женщиной
Даже в самый случайный миг,
И оборванной ниткой жемчуга
Губ растерянный шелест стих,
Ты привык, что девчонки падают
На костер твоих жарких фраз,
Но меня они, нет, не радуют —
Не про нас они, не про нас.
Не хочу быть случайной женщиной,
Знаю все про твое – «хочу»,
Не святая я, как все – грешная,
Но мой ангел зажег свечу.
О любви еще можно каяться,
От «хочу» – только дым да чад,
А уж черт, поверь, расстарается
Затащить мою душу в ад.
Не хочу!