Текст книги "Механическая птица"

Глава 20
Созидатель

Следующие два часа я сидел разинув рот. На сцене сменяли друг друга самые разные товары. Удивительные, необычные, странные. Деликатесы из дальних краев, о которых я даже не слышал. Красивые инструменты, сделанные из дерева, более прочного, чем сталь. Рубашка, сшитая из особого материала, которая охлаждала, когда на нее воздействовали теплом, и нагревалась, если ее клали на лед…

Все эти чудны́е вещи, о которых нам рассказывали через переводчиков, выпускались очень маленькими партиями, а потому уже с самого начала торгов цены были назначены заоблачные и только росли.

– Уловки, – сказала Фериус в ответ на мое изумление. – В основном все сделано из материалов, настолько экзотических, что и для личного пользования это не всякому под силу купить. Не говоря уж о том, чтобы снарядить армию.

– Тогда почему…

– Гитабрийцы любят выделываться, – объяснила она и кивнула на гостей выставки. – Большинству из этих людей не нужны волшебные конфеты или рубашки, которые стоят целое состояние, но легко заменяются обычным плащом. Они приезжают, чтобы закупить свечной воск или специи, древесину или слоновую кость.

Она махнула рукой.

– Остальное – просто шоу.

Нифения поморщилась.

– Простите меня, леди Фериус, но вы низводите все эти чудеса до какой-то прозы жизни.

– Она не леди! – прорычал Рейчис, лежавший на коленях Нифении и скрытый от чужих глаз полой ее плаща.

Он начал неудержимо хихикать. Фериус же закатила глаза.

– Ей-богу, одного джен-теп вполне достаточно, чтобы вымотать мне нервы. А уж два… – Она обернулась к Нифении. – Послушай, детка. Допустим, сейчас у вашего народа есть тысяча магов, достойных так называться. Может показаться, что это много, но вот, скажем, дароменская армия составляет два миллиона человек. Элитные войска берабесков – только элитные, не считая обычных солдат, – это около ста тысяч.

Фериус кивнула в сторону выхода из амфитеатра.

– Гитабрия – самая маленькая страна из всех – кроме магократии джен-теп, конечно, но даже здесь насчитывается четыре миллиона человек. Говорят, что на этом континенте проживает шестьдесят миллионов душ.

Она указала на сцену.

– А теперь скажи мне, какой прок от нескольких теплых рубашек?

Эта простая логика, казалось, ошеломила Нифению. Как и меня. Однако было еще кое-что. Карта, которая привела нас сюда.

– Дискордансы, – сказал я. – Ты постоянно твердишь, что они могут изменить ход истории. Но все они – не более чем…

Я не успел привести свой очень убедительный контраргумент, потому что на сцене снова началось действо. Артисты в ярких костюмах ушли, унеся с собой флаги и вымпелы. Стойки и витрины тоже убрали. Даже ведущий исчез. Молодой человек в неприметной черной одежде выкатил на сцену нечто, похожее на массивное овальное зеркало, вставленное в деревянную раму с восемью маленькими колесиками, так что его можно было плавно перемещать по полу. Он осторожно установил его в центре сцены и несколько раз повернул туда-сюда, словно что-то выверяя. Удовлетворившись результатом, он протянул руку за зеркало и помахал ей. Рука внезапно показалась чудовищно большой.

«Это не зеркало, – понял я. – Это увеличительное стекло».

Не сказав ни слова, молодой человек ушел. Толпа ждала, затаив дыхание, не понимая пока назначения этого огромного увеличительного стекла. Наконец из-за кулис появилась грузная женщина. На ней был кожаный фартук мастерового поверх простой льняной одежды. В своих руках она держала деревянную коробочку – не больше ее ладони. Хотя, говоря откровенно, сами по себе ладони были довольно большими.

Едва лишь зрители увидели ее, в тишине раздались шепотки:

– Джануча… Кредара Джануча заль Гассан… Джануча эс маэдра беллегензия… Эс маэдра беллегензия.

– Что они говорят? – спросил я Фериус.

– Ее имя.

– Оно такое длинное?

– Не для гитабрийцев. Они постоянно все усложняют. Полное имя начинается с рода занятий. В данном случае – «кредара», что означает «изобретатель» или, как им больше нравится – «творец». За ним следует, собственно, имя.

– Джануча?

Она кивнула.

– Потом фамилия – Гассан. Между ними есть еще одно слово, которое указывает на статус в семье. «Заль» означает главу семьи, если тебе интересно.

– Итак, ее полное имя: изобретатель Джануча, глава семьи Гассан?

– Именно. Малость помпезно, на мой взгляд.

…Сказала женщина, которую называют «следующая по пути Полевой Ромашки».

– А остальное? – спросила Нифения. – Эс мадэдра беллегензия.

– «Маэдра» – означает «мать».

– А переводчица сказала, что «беллегензия» значит «красота изобретений». То есть они называют ее «матерь красивых изобретений»?

– Типа того, – отозвалась Фериус. – А теперь заткнитесь. Похоже, это оно.

Изобретательница Джануча встала на колени, положила свою коробку на землю и вытащила оттуда что-то. Она поднялась, держа вещицу в кулаке, подошла к увеличительному стеклу и разжала пальцы.

То, что она держала в руке, полностью соответствовало изображению на расписной карте, которую аргоси отдали Фериус в трактире скитальцев. Вещица выглядела на удивление маленькой – скромной даже, – но невероятно красивой. Птица была составлена из крошечных металлических деталей, как будто кто-то пытался сделать самую сложную в мире заводную игрушку и случайно превзошел все наши ожидания. Наверное, эта женщина и впрямь «мать прекрасных изобретений».

Толпа смотрела, как Джануча играла с птицей, осторожно поднимая механические крылышки и снова опуская их. Она поднесла птичку к увеличительному стеклу, чтобы зрители смогли рассмотреть ее во всех деталях. Воистину, это было произведение искусства. И все же, думаю, никто из гостей не смотрел на эту птицу более пристально, чем я. То есть она, конечно, притягивала взгляд, но сегодня демонстрировались и более удивительные изобретения. Однако, как сказала Фериус, ни одно из них не сумело бы изменить мир.

– О, черт! – пробормотала Фериус.

– Что такое? – спросил я, но тут Джануча наклонилась вперед и подула на механическую птицу. Или, может, прошептала ей что-то. И птица вдруг взвилась в воздух, покачивая крыльями, двигаясь изящно и плавно, как любое небесное создание. Она поднималась все выше и выше, над головами гостей выставки, пока, наконец, не приземлилась на один из тридцатифутовых фонарей, освещавших амфитеатр. Никто не произнес ни слова. Все только смотрели на механическое существо, теперь оказавшееся слишком далеко, чтобы можно было его разглядеть.

Может, тут какой-то фокус? Нитка или тонкая проволока, с помощью которой птицей управляет помощник изобретательницы, скрытый от глаз толпы?… Джануча свистнула. Птица вновь распахнула крылья и спорхнула вниз, усевшись на руку своей создательницы. Просияв, Джануча повернулась к восхищенным зрителям и коротко поклонилась им. Все в амфитеатре – бесчисленное множество людей – сидели в тишине и восхищении.

– Тысяча чертей! – бросила Фериус.

– В чем дело? – спросил я. – Это ведь именно то, что нарисовано на карте – просто механическая птица.

Аргоси по-прежнему смотрела на сцену. Так, словно созерцание представления могло помочь ей выработать план.

– Карта ошиблась, малыш. Это не просто механическая птица. Она…

– Изобретательница оживила машину, – сказала Нифения. – Это невозможно. Но так и есть.

– Ты же творец амулетов, – сказал я. – Ты тоже можешь сделать необычный предмет.

Она покачала головой.

– Конечно, я могу наложить заклинание на куски металла и заставить их летать. Они могут быть в форме головы, крыльев и так далее. Но это просто куски металла, которые движутся, когда ты произносишь заклинание. Они не будут наделены разумом, который помогает понять, куда лететь. А то, что сделала Джануча… Я даже не знаю, как назвать… Это… какое-то чудо.

Наш народ, джен-теп, не верит в чудеса. Я собирался напомнить об этом, когда Фериус сердито сказала:

– Ты не понимаешь. И никто из вас. То, что она сделала, – не просто какое-то чудесное создание или красивая игрушка.

– Тогда что это? – спросил я.

– Дискорданс. Нечто, способное привести к войне. Эта полоумная создала новый вид оружия, и сама того не подозревает.

Изобретатель

Загадка

Суть дискордансов по своей природе – загадка. Каждый неверный мазок кисти, каждый оттенок цвета, который слишком светел или слишком темен, – это намек, оставленный аргоси, нарисовавшим карту. Они указывают путь, направление, в котором нужно двигаться, чтобы найти ответы и выяснить, что несет в себе этот дискорданс – мир или… разрушение.

Глава 21
Изобретение матери

– Как может крохотная механическая птичка спровоцировать войну?

Фериус не ответила. Она смотрела на гостей выставки, которые дружно поднялись на ноги, размахивая палочками с надетыми на них кольцами. Они кричали на своих языках, пытались привлечь внимание участников торгов и Джанучи.

Изобретательница, которая породила весь этот хаос, молчала, улыбаясь зрителям. Механическая птица по-прежнему сидела на ее пальце.

– Почему они так спешат купить эту штуковину? Она ведь просто делает то же самое, что обычная птица. Какой от нее прок?

Я говорил громко, стараясь перекричать шум и привлечь внимание Фериус. Но с тем же успехом я мог бы окликать ее, Заблудившись в Тенях. Нифения закусила губу, склонив голову набок и рассматривая птицу на пальце Джанучи. Гиена сымитировала ее позу; это выглядело бы довольно забавно, не будь ситуация такой напряженной.

– Что тут происходит? – спросил Рейчис, высунув пушистую морду из-под плаща Нифении. – Драка?

– Пока нет, – ответил я.

– Тогда ладно. – Белкокот исчез под плащом.

Какофония прекратилась почти так же быстро, как и началась. Выйдя на сцену, Джануча подняла руки, успокаивая публику. Она сказала что-то на гитабрийском, и миг спустя переводчики в каждой секции передавали ее слова, словно генералы, командующие отступлением.

– Сегодня ставки не принимаются! – объявила переводчица в нашей секции.

Гости снова сели на свои места, хотя явно были не слишком довольны. В этой угрюмой тишине Джануча хлопнула в ладоши и вышла на авансцену. Довольно рискованный шаг, учитывая, что в руках она держала предмет, который так хотели заполучить все торговцы. Она заговорила на дароменском – языке, который знают почти все.

– Сегодня не будет ставок, друзья мои, потому что продавать нечего. В своем чудесном путешествии я сделала лишь первый шаг.

Торговец джен-теп в нашей секции поднялся на ноги. Вид у него был рассерженный.

– Тогда зачем было вообще нам это показывать? Нас пригласили сюда, чтобы поиздеваться?

Изобретательнице пришлось подождать, пока не уляжется шум.

– Я не пыталась оскорбить вас, милорд, – ответила она на дароменском. А потом опять перешла на свой язык, и пришлось дожидаться перевода. – В Гитабрии мы живем ради трех простых вещей: исследовать, торговать и открывать миру красоту. – Женщина низко поклонилась. – Простите, если я как-то задела ваши чувства. Наши лорды-торговцы хотели… – Она поколебалась. – То есть мы хотели, чтобы вы разделили с нами этот великий момент.

Она вскинула руку вверх, и птица забила крыльями, чтобы удержать равновесие, а затем снова уселась на пальцы творца.

– Мое творение вполне может стать главным чудом нашей эпохи. Посмотрите, какое оно маленькое! И все же: не заставляет ли оно ваше сердце биться быстрее? Не порождает ли в ваших головах тысячи вопросов? Что означает существование этой маленькой птицы? Какие чудеса могут творить другие люди, если глупая старая Джануча сумела воспроизвести то, что было лишь случайным открытием?

Над толпой повисла тишина. Даже на меня эта речь произвела впечатление. Человек, получивший такое признание и такие похвалы, оставался скромным, не стесняясь сказать, что сам еще не до конца понял собственное творение. Трудно было не восхищаться этой кредарой Джанучей заль Гассан.

– Ну и дерьма она навалила, – пробормотала Фериус. Ее цинизм удивил меня. Ее мнение о Джануче разительно отличалось от моего собственного.

– И когда ты успела стать таким скептиком? – спросил я.

Фериус указала на толпу.

– Посмотри, что творится вокруг тебя, Келлен. Эти делегации уже выясняют отношения и придумывают способы склонить Джанучу на свою сторону. Ты полагаешь, что Гитабрия просто решила поделиться с миром чудесным моментом? Да они не выставили бы эту хреновину на публику, если б не надеялись извлечь из этого выгоду. Единственная причина, почему сегодня нет ставок, – в этом амфитеатре не хватает денег купить то, что они планируют продать. Эта маленькая птичка – декларация всем другим народам. О том, что Гитабрия намерена стать богатой и могущественной страной в мире. А всем прочим только и остается – сражаться за второе место.

– Слушайте! – сказала Нифения. – Она сейчас опять будет говорить.

Изобретательница опустилась на колени и убрала птицу обратно в коробку. По залу пронеслись стоны досады. Джануча встала и заговорила. В ее голосе слышались печаль и сожаление – это было понятно даже без перевода.

– Друзья, я чувствую, некоторые разочарованы во мне. Возможно, разочаровала вас и сама Гитабрия. Однако даю вам слово: очень и очень скоро вы узнаете больше.

Она сделала шаг назад, стиснув руки.

– И я хочу напомнить всем о том, о чем сама я не задумывалась до недавнего времени. О том, что мы – жители любой страны – должны ценить превыше всего.

Она поманила кого-то, до этой поры прятавшегося в кулисе с левой стороны сцены. Вышла девушка, примерно моего возраста, со смугловатой кожей и коротко остриженными темными волосами. Она стояла слишком далеко, чтобы толком ее разглядеть, и все же мне почудилось в этой девушке что-то знакомое.

– Моя дочь, – объявила Джануча. – Вернулась домой, спустя два долгих года. Она-то, друзья, и есть главное творение моей жизни. Она – а не какие-то приспособления из металла и шестерней. У многих из вас есть собственные дети. Когда мы, стоя плечом к плечу, наблюдаем за рождением новой эпохи, не будем забывать, что величайшее чудо этого мира – вовсе не изобретение какого-нибудь старого глупого творца.

– Какая экспрессия! – заметил Рейчис из-под плаща Нифении. Бурное выражение чувств пробуждало белкокота даже от самого крепкого сна.

Дочь Джанучи зашла за увеличительное стекло, и теперь я сумел понять, почему она показалась мне знакомой. Ее звали Крессия. Мы встречались в академии Семи Песков. Отчего я был уверен, что именно она – причина, по которой я вообще приехал в Гитабрию.

– Фериус… – начал я.

– Думаешь, дело в ней, малыш?

Когда мы познакомились, она казалась умной, доброй и немного хулиганистой. Она никогда не выделывалась перед другими учениками, не кичилась своей богатой и могущественной семьей. А теперь выясняется, что ее мать – возможно, самый важный человек во всем мире.

Крессия была бы идеальной целью для обсидианового червя Дексана Видериса.

– Что случилось? – спросила Нифения. – Ты ее знаешь?

– Секунду, – сказал я. Закрыл глаза и тихонько позвал сасуцеи. Дух ветра была существом капризным, но она отлично умела обнаруживать эфирные связи между двумя половинами обсидианового червя. Если кто-то сейчас использует ониксовый браслет, чтобы контролировать Крессию, дух это увидит.

– Давай, Сюзи. Покажи мне нить.

Я почувствовал холодок в правом глазу – словно его обдувал прохладный зимний ветерок. Но, глянув на сцену, не увидел ничего необычного. Не было никакой черной нити, тянущейся от Крессии в сторону земель джен-теп. А это значило, что браслета со второй половиной червя, чтобы воздействовать на девушку, – нет. Я немного расслабился.

– Она чиста, – сообщил я Фериус.

– Кто-нибудь скажет мне, что происходит? – спросила Нифения.

– Прости, Ниф. Это довольно сложно. Поясню позже, обещаю.

Крессия, по-прежнему стоя за гигантской лупой, рассматривала толпу. Ее взгляд задержался на мне, и она улыбнулась, будто бы меня узнав. Я помахал ей. Когда я встретил Крессию в академии, где мы искали сведения о Черной Тени, девушка мне очень понравилась. Она отвергла мои ухаживания, но все выглядело так, словно мы могли стать хорошими друзьями.

Так почему же она меня пугает?…

Дело в ее улыбке. Заметив меня среди зрителей, она улыбнулась тепло и дружелюбно. Я не сумел бы сказать наверняка, что изменилось за последние несколько секунд, но теперь выражение ее лица было почти… зловещим. Пока Джануча изрекала все новые банальные истины о детях и мирном сосуществовании, Крессия стояла неподвижно, наблюдая за мной.

«Нет, – вдруг понял я. – Она смотрит мимо меня, на кого-то другого».

Я обернулся, но не увидел ничего, кроме бесчисленных рядов скамеек, заполненных гостями выставки. Затем я заметил движение в одной из неглубоких ниш в стене; там стояла фигура, почти сливаясь с окружающими ее тенями. Я прищурился, пытаясь разглядеть лицо, но все, что смог увидеть – темно-красная одежда.

– В чем дело, малыш? – спросила Фериус.

– Тот парень. Я видел его в пустыне после драки с берабесками…

Человек в красном слегка кивнул. Я посмотрел на сцену и увидел, что Крессия кивнула в ответ. Ее взгляд вернулся ко мне, улыбка стала шире. Она подмигнула, а затем вышла из-за увеличительного стекла.

В правый глаз словно дунул порыв ледяного ветра. И, когда я проморгался, сасуцеи показала мне видение: черная извивающаяся нить, которая тянулась от зрачка Крессии к входу в амфитеатр и исчезала за ним – вероятно, достигая моей родины.

– О, предки!

– Малыш?…

Я вскочил на ноги, толкая людей, сидящих на скамейке передо мной. Не обратив внимания на их возмущенные реплики, я пробрался мимо зрителей, сидящих в нашем ряду, и вышел в боковой проход. Никто не разглядывал Крессию столь же пристально, как я. Потому-то никто больше и не заметил лезвие крошечного ножа, который девушка вытащила из рукава и спрятала в ладони. А потом зашла за спину матери.

Глава 22
Убийца

Я понимал, что едва ли успею добраться до Джанучи вовремя, и все-таки побежал по проходу в сторону сцены.

– Малыш! – крикнула Фериус.

– Уберите отсюда публику! – крикнул я в ответ.

Итак, что мне делать? Можно просто крикнуть и предупредить изобретательницу, но она не услышала бы меня из-за шума. К тому времени, как она меня заметит, мной уже займется охрана. И, вероятно, втопчет в пол, прежде чем я успею разъяснить, что к чему.

И, между прочим, Крессия позволила мне заметить нож за манжетой рубашки. Что, если она сделала это специально? Именно того и желая, чтобы я побежал на выручку и меня арестовали?…

Второй вариант: взорвать ее моим заклинанием. Тут две сложности. Во-первых, трудно бросать порошки на бегу. И, во-вторых, я рискую накрыть взрывом не только Крессию, но и Джанучу. Те, кто управляет червем, будут счастливы, я полагаю.

Отовсюду, на разных языках, неслись встревоженные крики. Гости заметили мой маневр и обсуждали: хватать ли меня или подождать, пока это сделает охрана.

Некоторые, вероятно, задавались вопросом, сумеют ли они расположить к себе Джанучу, обезвредив ее потенциального убийцу. Неплохой план. Только вот убийцей был не я…

Оставался один последний вариант, при котором я с меньшей вероятностью наврежу невинным людям и с большей погибну сам. На полпути к сцене я остановился и вынул порошок. Много порошка.

Охранники стояли перед сценой, ожидая, что я попытаюсь прорваться мимо них. Командир выкрикнул приказ, и шестеро охранников двинулась ко мне.

«Паршивый план», – думал я, бросая порошки в воздух. Они соединились футах в трех над моей головой. Я сосредоточился, зажег татуировку и сотворил магический жест.

– Караф!

Поглотив такое количество порошка, двойные огни сделались похожими на раздутых змей – красную и черную. Взгляд Джанучи упал на меня, и – странное дело – в ее глазах не было страха. Она стояла, не шевелясь. Я представлял, как работает ее мозг, как пытается осознать, почему молодой человек, пришедший, похоже, ее убить, – просто сотворил заклинание у себя над головой.

«Может, – подумалось мне, – она каким-то образом поняла мои истинные намерения?»

Впрочем, это не имело значения. Все равно никто не успел бы ничего предпринять. Взрыв свалил шесты, поддерживающие над сценой шелково-деревянного дракона. Мифическое существо приземлилось на Джанучу и Крессию, накрыв их деревянными рамами и окутав тканью.

Большинство охранников тут же переключили внимание на изобретательницу и кинулись на сцену, чтобы извлечь ее из-под этой ткани и дерева, а затем – окружить кольцом на случай, если я попытаюсь напасть.

Крессия вылезла из-под дракона и попыталась ненавязчиво проскользнуть мимо охраны, чтобы добраться до Джанучи. Однако ей пришлось отказаться от этой идеи, поскольку вторая группа охранников вознамерилась защищать ее.

Крессия слегка улыбнулась. Я не умею читать по губам, но уверен, она произнесла что-то вроде: «Ловко придумано, предатель». Да-да, слово «предатель» наверняка где-то там было.

Я наслаждался моментом триумфа. Очень кратким моментом. А потом первый из побежавших охранников ударил меня в грудь, выбив воздух из легких, и швырнул на землю. Вскоре подоспели и другие. Они навалились на меня сверху, и я оказался погребен под грудой тел. Тут уж ничего нельзя было поделать, и я просто наблюдал за Крессией. Выражение ее лица изменялось. Недоумение… Смятение… Ужас. Тот, кто контролировал червя, попытался руками Крессии убить ее мать, а потерпев неудачу – просто разорвал связь, оставив ее разгребать все самой.

Ну, то есть часть досталась мне. Охранники явно собирались наносить удары, пока не выбьют из меня дух. Что произошло довольно быстро, поскольку под весом всей этой массы тел дышать было крайне затруднительно.

Да. Таков был мой план.