Текст книги "Хочется всех послать, а еще поесть ттокпокки"

Я патологическая лгунья?

Я иногда врала. Всех случаев не упомнить, но вот пришел в голову один, произошедший, когда я была в фирме на испытательном сроке. Мы с руководителем группы отправились на обед, и у нас как-то сам собой зашел разговор о заграничных поездках, так вот, руководитель спросил, в каких странах я бывала. Я к тому моменту не успела нигде побывать и очень этого стыдилась. Поэтому соврала, что ездила в Японию. Помню, пока мы ели, я все боялась, что руководитель спросит меня о поездке.

Я умею входить в чужое положение, способна к сопереживанию, более того, чувствую, что обязана сопереживать, поэтому, когда другие люди выкладывали мне свои истории, я порой врала, что со мной случалось то же самое. Врала, если хотела кого-то рассмешить или привлечь к себе внимание, и тут же упрекала себя за это.

Это был не крупная, а несущественная повседневная ложь, и я даже не боялась быть уличенной в ней, так что, пусть и по мелочи, врала все чаще и чаще. Из-за угрызений совести я приняла решение никогда не врать даже по неважным поводам, а тут вдруг напилась и соврала подруге. Мне так совестно за эту ложь, что я даже не могу говорить о ней. Таким образом, все мои усилия пошли прахом.

Терапевт: Как прошла неделя?

Я: Так себе. До четверга было совсем нехорошо, в пятницу и субботу – более-менее. Ради излечения я должна рассказать подробно?

Терапевт: Если это не доставит вам дискомфорта. Можете рассказать позже.

Я: Смогу ли я снизить свои идеализированные стандарты?

Терапевт: Сможете, если у вас появится уверенность в себе. В этом случае жажда совершенства и стремление к идеалу, вероятно, исчезнут.

Я: А уверенность в себе может появиться?

Терапевт: Почему бы нет.

Я: Мне остро необходимо внимание других людей. Я чувствую потребность в признании. Наверное, из-за этого постоянно лгу. Я, бывает, рассказывая что-то, немного привираю или преувеличиваю из желания рассмешить собеседника, а из стремления показать, что сопереживаю собеседнику, вру, мол, со мной тоже такое бывало. После этого мучаюсь. Поэтому собираюсь перестать врать даже по мелочам. Мне самой так комфортнее. И вот в субботу, после визита к вам я напилась с подругой, но я все помню. Я соврала.

Терапевт: Опять ради сопереживания?

Я: Нет, пожалуй, просто хотела внимания. Моя история не предполагала сопереживания.

Терапевт: Вы не рассказали бы ее, если бы не напились?

Я: Абсолютно точно нет.

Терапевт: Ну рассказали вы что-то спьяну. Забудьте об этом.

Я: (смущена) Просто забыть? Так у меня нет никакого психического отклонения?

Терапевт: Нет. Люди часто врут, когда их когнитивные функции снижаются. В состоянии опьянения именно это и происходит: страдают память и рассудительность, так ведь? И чтобы заполнить образовавшиеся пробелы, люди неосознанно врут. Тем более что пьяный человек, как правило, уверен, что он не пьян. Может бессвязно говорить, что в голову взбредет.

Я: Так со мной все в порядке?

Терапевт: В порядке. В состоянии опьянения потеряли над собой контроль. Мы используем профессиональный термин «расторможенность». Возникновению расторможенности способствует употребление алкоголя и наркотиков. Люди совершают импульсивные действия, те действия, на которые сами наложили табу. Поупрекайте себя денек и хватит. Скажите себе: «Впредь не буду так напиваться!» И все.

Я: Я уже перестала себя мучить слишком подолгу.

Терапевт: Не вините себя, вините алкоголь. Вы же сказали. Что, если бы не напились, не солгали бы… что поступили так спьяну.

Я: Так я не патологическая лгунья?

Терапевт: Нет. Вы просто выпили лишнего.

Я: Я завидую людям, которые, даже напившись до беспамятства, не несут ерунды.

Терапевт: А разве есть такие люди? Есть люди, которые засыпают. Они не успевают наделать ошибок, поскольку их центр сна быстро подвергается воздействию алкоголя и заставляет их отключаться, но большинство несет ерунду. Остальные просто устойчивы к алкоголю.

Я: А!.. На прошлой неделе вы сказали, что я хочу стать правильной, потому что я хороший человек. Но, похоже, я хочу стать правильной, поскольку я неправильная.

Терапевт: Вы, значит, уже определили себя как неправильного человека. Это доказывает, что, если у человека в чем угодно завышенные стандарты, он смотрит на себя настоящего негативно. Считает, что ему необходимо совершенствоваться. Именно это с вами и происходит. Алкоголь пьют, чтобы опьянеть, а вы завидуете тем, кто не пьянеет.

Я: Когда вы говорите, мне кажется, что все просто. На этой неделе я хотела уволиться из фирмы. Много что вызывало стресс. В среду я выпивала с коллегами – им со стороны кажется, что я нахожусь в довольно комфортном положении, да и начальница у меня неплохая. А коллеги оказались в тяжелых обстоятельствах. И я выслушивала их истории. Но мне тоже тяжело. И хотя мне тоже тяжело, я вынуждена выслушивать чужие истории. Похоже, и подруги, и коллеги думают, что всем тяжелее, чем мне. Мне вдруг стало обидно.

Терапевт: То есть вы сдержали гнев. Как планируете его выразить?

Я: Собиралась посоветоваться с начальницей. В тот день я не сделала то, что начальница мне поручила, и, постонав, после обеда все-таки поинтересовалась у нее, как быть. И она с легкостью решила проблему. Я была ей очень благодарна и не смогла больше ничего сказать. Ведь начальнице тоже очень тяжело.

Терапевт: Откуда вы знаете, что другим тяжело?

Я: (мое сердце екнуло) А на самом деле я не могу этого знать?

Терапевт: Говорите людям, что вам тяжело.

Я: Я не знаю, как о таком говорить.

Терапевт: Учитесь, глядя на других. Другие люди дают понять, что им тяжело. А вы, Сехи, наверное, даже у тех, у кого все в порядке, спрашиваете: «Вам тяжело?»

Я: (ударяясь в слезы) Я прикидываюсь хорошим человеком?

Терапевт: Вы хороший человек. Что есть, то есть.

Я: Да не хороший, а чокнутый!

Терапевт: Вы думаете: «Ну, у меня дела обстоят получше, чем у других!» – и это не дает вам говорить про собственные трудности. Например, куда ни пойди, люди скажут: «Нам здесь тоже тяжело!» А вы вместо этого говорите: «Как же этим людям тяжело, а я и не знала». И корите себя. Это хорошо – уделять внимание другим, думать об их чувствах. Но еще лучше изучать себя. Свое настроение, прежде всего. Можно делиться трудностями с подругами, а иногда можно и коллегам вместо «Я в порядке» говорить «Возможно, физически мне легче, чем вам, но тоже тяжело здесь» – это не доставит дискомфорта ни вам, ни собеседникам.

Я: Я никогда не пробовала делиться своими трудностями с другими работниками фирмы. Но мое лицо не назовешь нечитаемым. Я не умею скрывать чувства. Когда я в четверг хотела уволиться, выражение моего лица было, очевидно, рассерженным. Если у человека рассерженный вид, с ним не поговоришь.

Терапевт: Наверное, коллегии подумали, что у вас просто плохое настроение. Необходимо знать себя, чтобы решить проблему. Нельзя лишь раздумывать: «Почему я такая?», не пытаясь понять себя.

Я: То есть я себя не знаю?

Терапевт: Боюсь, вы потеряли к себе интерес.

Я: Но я ведь каждый день записываю свои чувства…

Терапевт: Ваши записи как будто сделаны от третьего лица. Когда человеку тяжело, он чувствует, будто ему тяжелее всех. И в этом нет эгоизма. Например, вас устраивают какие-то условия, но ровно до тех пор, пока вы в них не оказываетесь. Это касается и учебы, и работы. Как только вы проходите отбор, наступает разочарование. Разве возможно с начала и до конца думать: «Мне здесь очень хорошо!»? Вероятно, другие завидуют вам, хотя завидовать нечему. Поэтому не надо мучить себя вопросом: «Почему я не радуюсь жизни?»

Я: Понятно. Я с радостью в среду сходила отдохнуть с коллегами, но была лишь наполовину счастлива. Только если человек, с которым я провела время, говорит: «Вчера было реально здорово!», я испытываю радость во всей ее полноте, а если нет – наполовину. Я часто задаю вопросы типа «Тебе неинтересно, что я говорю?», «Мне все нравится, а тебе?»

Терапевт: Заботиться о других вовсе не плохо. Это становится проблемой, когда вы начинаете постоянно подстраиваться под окружающих, а сейчас вы делаете именно это.

Я: Да, раньше я подолгу не могла заснуть, но теперь пью прописанные вами таблетки и засыпаю легко.

Терапевт: В последнее время часто просыпаетесь по ночам?

Я: Раз просыпаюсь часа в четыре утра, еще раз – часов в пять.

Терапевт: Убирайте телефон подальше, когда ложитесь спать. Проверите вы телефон ночью или уже утром – разницы нет. В повседневной жизни откладывайте на потом то, что можете отложить. Расставляйте приоритеты.

Я: В пятницу утром меня одолевала тревога, и все валилось из рук. Но потом я приняла таблетку, и мне стало получше. Сегодня утром я тоже чувствовала беспокойство и около восьми опять приняла таблетку, чтобы прийти в норму.

Терапевт: Может быть, те полтаблетки, что вы приняли на ночь, дали побочный эффект. А по утрам принимайте таблетки спокойно.

Я: А у меня не возникнет зависимости?

Терапевт: Лекарства не вызывают зависимости. Наоборот, зависимые приходят сюда лечиться.

Я: Мне комфортно, если я пью таблетки по утрам.

Терапевт: Наслаждайтесь комфортом. Даже когда вам комфортно, вас тяготит беспокойство: «Не навредят ли мне эти таблетки?» Когда кто-то дарит вам подарок, не думайте: «Потом мне придется за него расплатиться», – радуйтесь и наслаждайтесь настоящим. Похоже, сейчас вы испытываете благодарность, но что-то вас тяготит.

Я:… (Если бы все было так просто, как вы говорите, разве я сейчас была бы тут?)

Терапевт: Сейчас все нормально. Если выпиваешь, бывает, творишь что попало, если принимаешь лекарства, бывает, возникают побочные эффекты… Если вдруг возникнут побочные эффекты, можете обругать нашу клинику.

Я: (При словах «сейчас все нормально» у меня выступают слезы. Как глупо.)

Терапевт: Что вы будете делать на выходных?

Я: Пойду в клуб кинолюбителей.

Терапевт: Там интересно?

Я: Интересно, но кое-что напрягает. Я вообще-то не ходила во всякие там читательские и им подобные клубы. Когда я говорю, что закончила отделение литературного мастерства и работаю в издательстве, люди начинают возлагать на меня надежды. В этом клубе кинолюбителей, когда я сказала, что работаю в издательстве, многие воскликнули: «О!..», и меня это сразу напрягло.

Терапевт: Почему вы стали ходить в клуб кинолюбителей?

Я: Я домоседка и мой круг общения ограничен, я провожу время только с подругами или с парнем… так и прожила бы до тридцати лет.

Терапевт: А, захотели расширить сферу жизнедеятельности?

Я: Да.

Терапевт: Это хорошо. Ну и как, оправдали вы там ожидания (например, что я хорошо пишу, раз работаю в издательстве)?

Я: Нет.

Терапевт: Но вас же не отвергают. В каких-то случаях люди сочтут, что вы создали нечто выдающееся, в каких-то разочаруются. Лучше сфокусируйтесь на вопросе, который задали вначале: «Почему я это сделала?»

Я: Фильм, который мы будем обсуждать, не в моем вкусе. Мне нечего о нем сказать. Что если я просто промолчу?

Терапевт: Конечно. Скажите: «Мне было неинтересно. Этот фильм не в моем вкусе».

Я: Мне будет неловко.

Терапевт: Каждый имеет право высказать свое мнение. Тут нет правильного ответа. Конечно, у других людей есть некие ожидания, и у вас может возникать внутреннее ощущение давления: «Я ведь закончила отделение литературного мастерства, работаю в издательстве, я, в отличие от других, обязана создавать что-то выдающееся». Но как только вы признаете: «Да, я такая, и пусть», – почувствуете себя намного свободнее.

Я: Я сейчас почувствовала себя свободнее.

Терапевт: Разве обязательно выискивать в фильме какой-то особый смысл? Любая часть, которая вам понравилась, может кому-то не понравиться, а то, что вам было не интересно, может заинтересовать другого. Не обязательно всегда мыслить логически. Сосредоточьтесь на чувствах. Важно иногда сказать себе: «Ну и что!»

Я: Я попробую.

Терапевт: Не лучше ли будет подумать: «Чем бы заняться после встречи? Куда бы зайти поесть, если решим вместе погулять? С кем бы поболтать?»

Я: Хорошо!

Сегодня тоже идет процесс улучшения

Когда человеку тяжело, он чувствует, будто ему тяжелее всех.

И в этом нет эгоизма.

Слова, услышанные от специалиста, безусловно, утешают. Когда у тебя случается физическая травма, «ничего страшного», сказанное врачом, утешает больше, чем то же самое «ничего страшного», сказанное каким-нибудь прохожим. Однако от того, что специалист оценил меня как хорошего и в то же время «душного» человека, я почувствовала и облегчение, и дискомфорт.

На встрече в клубе кинолюбителей я, как посоветовала терапевт, призналась, что фильм не в моем вкусе и не особо мне понравился. Прослушав запись, убедилась, что сказала это очень четко. Я сходила к терапевту всего три раза, и изменилось пока не многое, но я решила считать, что начался процесс улучшения. Я все еще, сидя в одиночестве дома, без конца сравниваю себя с другими и корю себя за никчемность, мне по-прежнему трудно, но уже чуть менее.

Кто-то говорил, что в хорошие дни тоже можно писать, вероятно, стоит попробовать. Я пишу, только когда за окном, в душе и в голове мрак. Хочу писать хорошие тексты, думая о хорошем. Ненавижу все тяжелое, мрачное и мутное. Настало время подумать о хорошем!

Я наблюдаю за собой

Когда же я начала строго контролировать себя? Разбирая старые письма, я обнаружила среди них одно, написанное около десяти лет назад. Говорят, что человек, получивший сильную травму, подавляет ее. Так я, похоже, и сделала. Потому что я совершенно не помнила того, о чем шла речь.

У меня с рождения проявился наследственный атопический дерматит. В те времена атопический дерматит не был так распространен, как сейчас, и я только по прошествии времени узнала, что это был именно он.

Как у всех детей с дерматитом, у меня краснела и трескалась кожа на веках, в локтевых и подколенных ямках. Друзья то и дело удивлялись: «Что это у тебя с кожей? Фу, противно!» Однажды мальчик, который мне нравился, прямо заявил, что я похожа на старую бабку.

В 5 классе на одном мероприятии девочки и мальчики должны были танцевать парами, дыша в унисон. Помнится, мой партнер был не особо рад оказаться в паре со мной, не стал брать меня за руку и только делал вид, что танцует. С тех пор я стала стыдиться себя. Чувствовала себя странным, уродливым, похожим на бабку созданием, которому следовало прятаться ото всех.

Подобное случалось и в средней школе. В нашем дружеском онлайн сообществе был анонимный чат. И там кто-то написал мне чуть ли не страницу гадостей. Что я «слишком толстая, хотя на лицо и ничего», что я «могла бы тщательнее мыться, ведь на мои черные локти невозможно смотреть» и прочее подобное. Всего не упомнить. Я испытала ужасный стыд, когда люди так оценили мою внешность.

Этот случай стерся из памяти, но, наверное, засел в подсознании, и я каждый день терла локти махровым полотенцем, по десять раз в день смотрелась в зеркало, проверяя, не застряло ли у меня что-нибудь в носу или в зубах, переживала, как я выгляжу в глазах других людей. В самоконтроле я дошла до того, что стала записывать и слушать свой голос. Я очень страдаю, но боюсь, что меня засмеют.

Терапевт: Как на прошлой неделе прошла встреча в клубе кинолюбителей?

Я: Хорошо.

Терапевт: Много что сказали?

Я: Когда я заявила, что фильм мне не особо понравился, координатор спросил, чем именно он мне не понравился, а я ответила, что мне трудно упорядочить мысли, и от меня отстали. Но, послушав других людей, я без особых усилий смогла сформулировать свое мнение. Потом я прослушала запись и поняла, что сказала довольно много.

Терапевт: Почему вы вели запись?

Я: Я записываю и важные рабочие совещания, и наши с вами беседы, а потом прослушиваю их дома. Я обычно очень напряжена, и потом не могу вспомнить, что говорила.

Терапевт: Вы ведь не пьяны? Зачем все записывать?

Я: Я собираюсь вести дневник наших встреч, но вообще-то я начала все записывать, поскольку, бывало, от напряжения слышала только белый шум и не помнила, что сказала.

Терапевт: Вы следите за собой, словно камера видеонаблюдения. «Все ли я правильно сделала?», «Что сказала?» Способность забывать поможет вам обрести свободу, но это будет утомительно.

Я: Я то и дело нарушаю свое спокойствие самоупреками. Если все сказала как надо – спокойна, если нет – упрекаю себя.

Терапевт: Надо уметь отпускать случившееся.

Я: Понятно. В этом я тоже похожа на робота?

Терапевт: На робота?

Я: Да.

Терапевт: Я не вкладывала особого смысла в слова про робота, возможно, вы придали им слишком большое значение. (Я прокручивала в голове слова терапевта о том, что я похожа на робота.)

Я: Верно. Я постоянно прокручиваю в голове и проговариваю слова, которые меня задели. Почему я так строго контролирую себя?

Терапевт: Потому что вы слишком часто подстраиваетесь под других. И обычно недовольны собой. Ваша жизнь – это ваша жизнь. А ваше тело – ваше дело и ваша ответственность. В отсутствие рационализации вы впадаете в крайности, минуя промежуточные положения. В самоконтроле, безусловно, нет ничего плохого, но если бы у вас было несколько переключателей, позволяющих рационализировать и направлять мысли в разные стороны, то вы могли бы выбирать, каким щелкнуть. А у вас он только один, и вы ставите его то в положение «вкл.», то в положение «выкл.» У всего есть причина, но вы фокусируете внимание не на причине, а на результате, заявляя: «Мне сейчас грустно, я плачу, я сержусь», и ваши переживания лишь усугубляются.

Я: (со слезами на глазах) У меня врожденная склонность к максимализму и к самоконтролю?

Терапевт: Характер в существенной части формируется по мере взросления, хотя врожденные склонности тоже важны.

Я: Когда я говорю с моими сестрами – и старшей, и младшей, – вижу, что они точно такие же. Поэтому, наверное, у нас троих не получается говорить о любви. Мы придерживаемся равно радикальных взглядов и не приходим к объективному выводу. Я думаю: «Мы такими уродились? Или с нами что-то произошло?»

Терапевт: Возможно, именно из-за своих радикальных взглядов на реальность вы, когда говорите о сестрах, оцениваете их как «точно таких же» или «совершенно других».

Я: Моих взглядов на реальность?

Терапевт: Да.

Я: Считаете, они слишком радикальны?

Терапевт: Не слишком, но близко к тому. Прежде всего нужно пространственно разделить работу и отдых. На работе вы испытываете стресс, а дома должны отдыхать, но вы, отдыхая, слушаете записи. Смешивая таким образом работу и отдых. Возможно, чувствуете стыд и беспокойство.

Я: Понятно. На этой неделе ничего особенного не произошло, а у меня все равно были проблемы со сном. Я просыпалась в 4 часа утра и до 6–7 часов не могла заснуть, смотрела кино. На душе была тяжесть.

Терапевт: Вы, наверное, сильно уставали днем?

Я: Меньше, чем ожидала. Я всегда сильно краснела, если со мной кто-то заговаривал. Но на этой неделе такого не было.

Терапевт: По сколько примерно часов вы спали?

Я: В среднем, по 4–5 часов. Сплю часов 5 и просыпаюсь, потом проваливаюсь в сон еще минут на 10–20. От работы до дома мне идти пешком минут 40. По обеим сторонам от дороги фермерские поля, и пока я шагаю по ней, в голове у меня проясняется и настроение улучшается. Но, оказавшись дома, я вновь чувствую подавленность. Я думала, почему. Наверное, потому, что дома я смотрю Инстаграм[6]6
  Здесь и далее запрещенная в РФ соцсеть – прим. ред.


[Закрыть] -аккаунты людей, которым завидую. Смотрю и впадаю в тоску.

Терапевт: Люди, которым вы завидуете, кто они?

Я: Например, начальница редакторского отдела фирмы, в которой я хотела работать. Пыталась перейти туда, но провалила собеседование. Она красива, хорошо одета, у нее в отделе классные с виду сотрудники. Есть чему позавидовать, вот мне и думается: «А я что?»

Терапевт: Вы довольны своей нынешней работой и самой фирмой?

Я: Да, вполне довольна, хотя мне и бывает скучновато.

Терапевт: Чувство зависти может возникнуть у кого угодно. Ведь у всех есть свои идеалы. Но завидовать и принижать себя, постоянно сравнивая с другими, – это не одно и то же. Похоже, вы просто чувствуете восхищение, и это совсем не страшно.

Я: А что страшно?

Терапевт: Когда чувства перетекают в действия. А если вы в состоянии подумать: «Я тоже ничего», – значит, все нормально. Не воспринимайте зависть как что-то совсем негативное. Зависть может стать движущей силой саморазвития.

Я: Да и начальницу нашего отдела я очень уважаю. Пребывая в здоровом состоянии, я думаю: «О, я хочу быть похожей на нее, я должна стать такой, как она!» А в другие дни сокрушаюсь в тоске: «Почему я не могу мыслить так же?!»

Терапевт: У всех случаются такие моменты. Можно выработать собственные ноу-хау по преодолению отчаяния. У вас в последнее время не очень хорошее настроение, поэтому вы иначе смотрите даже на привычные вещи.

Я: Значит, душевный настрой имеет важное значение?

Терапевт: Очень важное. В зависимости от обстоятельств и ваших чувств, некоторые события могут восприниматься совершенно по-разному.

Я: Не уверена, что мне удастся привести свои чувства в лучшее состояние…

Терапевт: Пусть не в лучшее, а хотя бы в умеренное. Важно перестать впадать в крайности.

Я: Не получается. Вряд ли я смогу.

Терапевт: Вы так говорите. Но я думаю, сможете. Вы прекрасно прожили эту неделю. А прошлая, по вашим словам, была вовсе не прекрасной.

Я: Да, верно. И все-таки кое-что произошло. На страничке клуба кинолюбителей в Фейсбуке[7]7
  Здесьи далее запрещенная в РФ соцсеть – прим. ред.


[Закрыть] появилось интервью. Члены клуба его полайкали, и я посмотрела их странички. Оказалось, у них у всех хорошее образование. Председатель клуба окончил престижный университет, и, похоже, затевая свое дело, попросил помощи у знакомых. Вот в клуб и вступили хорошо образованные люди. Узнав об этом, я сникла и расхотела посещать клуб. Когда я куда-нибудь хожу, стараюсь не говорить про свое образование и не интересуюсь образованием собеседников. У меня чувство превосходства сочетается с чувством неполноценности. Допустим, я чувствовала себя комфортно с собеседником, мы прекрасно общались. Если потом я узнаю, что он закончил Сеульский университет, то начну сомневаться: «Не показалась ли я ему невежественной?»

Терапевт: Но ведь вы закончили университет? Если человек, который в силу неких обстоятельств не смог поступить в университет, в ответ на ваши слова или действия вдруг воскликнет: «Вы же закончили университет!», – что вы подумаете?

Я: Я подумаю: «И что с того?»

Терапевт: Именно. Оценки, полученные в старшей школе, важны для поступления в вуз, но дальнейшее углубление и расширение ваших знаний на вашей совести. Оценки не определяют всю оставшуюся жизнь.

Я: Согласна.

Терапевт: Если вам покажется, что собеседник вас в чем-то превосходит, представьте кого-нибудь другого в той же ситуации. Допустим, по телевизору показали человека, который по семейным обстоятельствам не смог закончить даже старшую школу, но приложил большие усилия и чего-то достиг. С вашей нынешней точки зрения, его усилия ничего не стоят. Но разве это так?

Я: Нет. Конечно, не так.

Терапевт: Когда вам выгодно, вы эти стандарты не применяете, а когда невыгодно – применяете. Разумеется, в социальном плане учеба в престижном университете может принести пользу. Но если вы захотите сменить работу, в расчет пойдет в первую очередь ваш опыт, а не образование.

Я: Мне надо стараться так думать?

Терапевт: Надо учиться пресекать мысли, которые вам автоматически приходят в голову.

Я: Я, наверное, должна измениться. Образование – мой комплекс, в один прекрасный момент я даже перевелась из одного университета в другой. И сначала была довольна. Но университет – это внешний фактор. Удовлетворив свои желания, я продолжала чувствовать подавленность.

Терапевт: Вы говорите, что удовлетворили свои стремления – вопрос в том, к чему вы действительно стремились.

Я: Даже не знаю.

Терапевт: Например, вы могли бы ошибочно думать, что ваша цель – не добраться до пункта назначения, а прокатиться на скоростном поезде. А может, вы ничего такого не думали, просто находились во власти общественных предрассудков и представлений.

Я: И все-таки я была довольна переводом на отделение литературного мастерства.

Терапевт: В этом-то и дело. Собственные положительные ощущения важнее чужих слов. Прежде всего нужно думать о своих потребностях, а не о том, как вы выглядите в чужих глазах.

Я: Я уже говорила, что не знаю. Это мое желание или, может быть, чужое?

Терапевт: По вашим словам, не все у вас получается, но что-то же вы осознаете. Радость от перевода на отделение литературного мастерства и удовлетворенность нынешней работой – это вполне искренние чувства, так ведь?

Я: Чувства, которые я непосредственно испытываю?

Терапевт: Да, например, радость.

Я: А если радость заслоняют другие чувства, лучше за такое дело не браться?

Терапевт: Как сказать… Иногда по ряду причин приходится делать то, что не хочется.

Я: Встречи в клубе кинолюбителей вот-вот закончатся. Начнутся новые, но я не знаю, хочу их посещать или нет.

Терапевт: Если вы запишете плюсы и минусы этих встреч, а потом внимательно просмотрите их по одному, то, вероятно, получите ответ. Это ведь хобби. Хобби не должно вызывать стресс. Даже если вы решите не ходить, пусть это будет не из страха.

Я: У меня «мышление жертвы». Я иногда думаю, что не нравлюсь людям, приходящим на встречи.

Терапевт: В каких ситуациях?

Я: После встречи мы пошли выпить. Я не собиралась напиваться и поначалу держала себя в руках, но в итоге напилась. Поскольку я все-таки напилась, помню все нечетко, но заметила, что председатель и ведущий обменялись взглядами, мол, не отправить ли ее восвояси. Мне стыдно об этом вспоминать, я думаю, что не нравлюсь им.

Терапевт: Может, им не понравилось, что вы напились?

Я: Ну…

Терапевт: Бывает же, что вы, беспокоясь о поднабравшейся подруге, говорите ей: «Тебе пора домой».

Я: В этом смысле? Почему я об этом не подумала? Не понравилось, что я напилась. Мне ведь тоже. Тоже это не понравилось.

Терапевт: Как правило, пока мечта не превращается в реальность, человек говорит себе: «Когда эта мечта исполнится, мне больше нечего будет желать». Если бы человек, когда его мечта исполняется, вспоминал те свои давние ощущения, жизнь казалась бы ему подарком. Как насчет того чтобы, позавидовав кому-то, посмотреть на себя сегодняшнюю глазами себя двадцатилетней. Вы бы подумали: «Ого, я закончила университет, работаю в издательстве!»

Я: (внезапно ударяясь в слезы) Я бы точно обрадовалась!

Терапевт: Вероятно, вам пришла бы в голову мысль: «Вот бы спросить у нее, как она поступила в университет!» Сейчас вы видите в вашей жизни, как и в вашем прошлом, одни лишь неудачи. Но по стандартам вашей молодости вы считались бы весьма успешным человеком.

Я: Я вот иногда думаю. В тридцать пять вспомню себя двадцативосьмилетнюю и пожалею. Сейчас хотелось бы сказать себе двадцатилетней: «Не надо так напрягаться!» На самом-то деле это невозможно…

Терапевт: Сравнивайте себя не с другими, а с прежней собой.

Я: А что делать с «мышлением жертвы»?

Терапевт: Продолжать потихоньку размышлять об этом. Это ведь ваш характер. Вы долго жили с чувством беспокойства. Если новый опыт начнет перекрывать опыт прошлого, вы, вероятно, станете относиться и к себе, и к другим людям более позитивно.

Двадцатилетняя я сегодняшней я

«Собственные положительные ощущения важнее чужих слов.

Прежде всего нужно думать о своих потребностях, а не о том, как вы выглядите в чужих глазах».

Я всегда смотрела из будущего в прошлое. Иногда думала: «Как бы я в тридцать пять посмотрела на себя двадцативосьмилетнюю? А в двадцать восемь – на двадцатилетнюю?» Хотела бы, встретив более молодую себя, посоветовать ей не напрягаться так уж сильно.

Когда у меня ничего не было, ни будущего, ни образования, ни денег, когда я исполняла обязанности дежурной в читальном зале, когда в преддверии переводного экзамена я с шести утра подрабатывала на ресепшене в фитнес-центре, когда мое отражение в зеркале напоминало черно-белую фотографию – могла ли я тогда представить себя сегодняшнюю? Как приятно мне было бы увидеть такую себя, которая закончила университет, устроилась в издательство и занимается любимым делом!

Я немало постаралась. И теперь я занимаюсь любимым делом. Я не сомневаюсь, что это именно та работа, которая мне нужна. Я просто хочу выполнять ее лучше. Этого вполне достаточно, зачем я стремилась к другим высотам и мучила себя? Двадцатилетняя я, встретив меня сегодняшнюю, наверняка разрыдалась бы. Да, мне достаточно того, что есть.