Текст книги "Гарем и легкость"

Последнее, кстати, ввергло его в размышления ещё больше. Прямо сейчас, при нём, за половину вечера местные подавальщики ресторана раздали по всему залу таким же посетителям, как и он сам, мало не третью часть туши быка в виде копчёных закусок к пиву, к чаю, а то и просто на зуб бросить.

Бесплатно.

С одной стороны, это вполне вписывалось в канву здешнего гостеприимства и связанных с ним обычаев. А с другой стороны, получается, мясо тут и вовсе ничего не стоит? Если его, почитай, бесплатно раздают?

Странно. Золото ничего не стоит. Мясо ничего не стоит. Где-то точно есть подвох.

В общем, перед тем как бросаться делать глупости с неклеймёным металлом, следовало убедиться в безвредности такого шага для себя лично.

Родители твёрдо наставляли Бронкса с детства: не считать других разумных дурнее себя. Отсюда напрашивалась мысль: если гномы понимали ценность желтого металла, то уж и орков в тупоумии подозревать не стоило.

Самое интересное, что во время созерцания окружающей жизни на террасе ресторана Бронкса посетила абсолютно законная, но достаточно революционная идея.

Местные женщины сплошь и поголовно таскали на себе как бы не по паре фунтов золота и серебра вперемешку, в виде цепей, браслетов, увесистых медальонов (некоторые из них могли поспорить с боевым кастетом самого Бронкса)… таких же достаточно безвкусных перстней, напоминавших тяжёлые гайки; серёг до плеча. И как их только женские уши держат? У бывшего полусотника зародилась крамольная мысль: уши орочьих фемин, похоже, внутри содержали какие-то мышцы. Иначе давно бы поотрывались под весом груза к известной бабушке.

На границе да по дороге сюда тенденция не так бросалась в глаза, поскольку сельская жизнь к тому просто не располагает.

Здесь же, в городе, любому на месте Бронкса становилось очевидно: украшать себя местные дамы любят, но рынок изысканных украшений явно не заполнен. Место надлежащей ювелирной работы занимают сплошь и рядом какие-то полукустарные поделки, словно в чайнике выплавленные… Хотя и увесистые – этого не отнять. Впрочем, с учётом отсутствия законного клейма на всех этих моделях, надо бы ещё пробу в них измерить.

В краю, где золото от простых сплавов не отличали, с точки зрения соблюдения законности напрашивалась идея бижутерии.

Вообще, эту концепцию Бронкс катал в уме до армии, но всё руки додумать до конца не доходили. Если поделить линейку продукции ювелира на три группы, то получатся, как по учебнику: эконом, стандарт и премиум.

В местных степях на роль эконома так и просилась недорогая и изящная бижутерия, изготавливаемая из того самого золота заниженной пробы, которое никто, кроме самого Бронкса, здесь от четырнадцатикаратного не отличит.

В общем, пиво всколыхнуло мысли слишком грандиозные, чтоб бросаться их реализовывать с бухты-барахты.

Для начала надо было исследовать пределы покупательской способности местных самок, а также перво-наперво проверить: есть ли тут вообще внебанковский рынок золота.

Иначе говоря: по какой цене металл здесь можно купить, не обращаясь в банки? И как та цена будет соотноситься с биржевой ставкой Всеобщего Банка? Плюс – почём потом можно будет ненужное золото продать? (Последнее, правда, виделось Бронксу исключительно в виде внесения металла на личный металлический банковский счёт; вопрос только, с каким дисконтом).

В качестве самого лёгкого и простого способа проверить всё это напрашивался визит во Всеобщий Банк. Повода даже изобретать не приходилось: у Бронкса почти закончились наличные. Обмен его казначейских билетов на звонкую монету различного достоинства производился только в банке.

Ну и, попутно, раз уж гном собирался разворачивать здесь мастерскую, следовало там же с имеющегося металлического счёта снять какое-то количество мерных слитков золота, серебра и платины (для того, чтобы изготовить «витрину» – пару сотен выгодно смотрящихся изделий – качественный металл в целях экономии времени следовало брать исключительно в банке).

* * *

С утра Бронкс стал свидетелем громкого семейного скандала, не выходя из дома.

Несмотря на плотно закрытые окна и двери его жилища, какая-то бабища по соседству орала за стенкой так громко, что было слышно даже ему.

Суть её претензий, обращённых, по всей видимости, к супругу, состояла в том, что он испортил ей всю жизнь и продолжает портить оную прямо сейчас.

Вообще-то, Бронкс из личного опыта отлично знал: если самка орёт, что жизнь мужики испортили ей, значит, скорее всего, своему супружнику существование отравляет именно она.

Совсем неожиданное и не заслуживающее внимания происшествие отчего-то настроило его на философский лад, и он решил прогуляться на местный базар.

Столоваться в кабаках, с одной стороны, было престижно и лестно. А с точки зрения бесплатно раздаваемого первосортного копчёного мяса – ещё и приятно.

С другого же боку, не наладив постоянного дохода, Бронкс категорически не собирался позволять себе прозябать в праздности и плодить ненужные расходы. Благо, готовил он изрядно и тоже почти профессионально.

Ну и, помимо закупки на базаре пропитания, бывший полусотник держал в уме ещё одну задачу: была охота присмотреться к неким интересным вариантам. Он всерьёз собирался завести содержанку, раз уж попал в края, где фемины в среднем на голову выше него. Глупо не ловить момент, когда само в руки плывёт.

Более высокие местные женщины, длинноногие (а не коротконогие, как гномки), ему понравились весьма.

Гуляя же по улицам и сидя вчера в кабаке, он снова столкнулся с тем, что его внешность в виде побритой физиономии действует на местных фемин, как валерьянка, поднесенная коту весной и натертая тому на определённое место.

Вчера, обдумывая серьёзные стратегические планы, он и в мыслях не держал отвлекаться на подобное. С утра же, когда финансовые планы обрели чёткость, его мужское естество неожиданно напомнило о том, что в таком возрасте к потребностям тела относятся не только еда, питьё и сон.

В силу происхождения, Бронкс отлично понимал все свои плюсы и минусы в роли дамского угодника. На местных фемин неотразимо действовало убойное сочетание: на вид ему было едва восемнадцать-двадцать, а тело было взрослым.

Ну и, чего уж, материальные возможности его тоже были материальными возможностями зрелого мужа. А ничто так не трогает сердце любой фемины, как две унции чистого золота в виде цепи надетые ей на шею в качестве презента.

* * *

Рынок ничем особо не удивил, кроме обилия мяса и дороговизны овощей. У Бронкса даже зародилось крамольное подозрение: а не стоит ли вернуться ко вчерашним матери и дочери – и не засадить ли их изрядный земельный участок соответствующей ботвой?

Смешно, конечно; но фунт хоть острого, хоть сладкого перца стоил на местном рынке (именуемом базаром) как три четверти фунта полновесного мяса. Гном про себя только посмеялся, делая покупки: продавец овощей, отмеряя ему перец, вес своего товара на чашке весов выровнял до волоса.

Продавец же мяса, не глядя на кучку гирек, плюхнул на весы добрый трёхфунтовый шмат говядины вместо двух фунтов. Оплачивал гном ему лишь за два фунта, оттого с любопытством ожидал развития событий.

Продавец-орк, небрежно скользнув взглядом по собственному товару, не только не уменьшил отпускаемую гному избыточную долю мяса, а ещё накинул сверху полуфунтовый кусок говяжьей печенки.

У Бронкса в этом месте некстати взыграла совесть; он полез в карман за монеткой: обижать старика недоплатой не хотелось, а мясо было парным и превыше всяких похвал.

Дед лишь пренебрежительно скривился при виде денег и решительно отодвинул руку Бронкса обратно, отказываясь от монеты.

– И сюда я удачно зашёл, – пробормотал гном себе под нос, удаляясь от мясного ряда. – Ты смотри, дивные земли. Трава дороже мяса, кому бы рассказать…

Толика опыта, полученная при посещении базара, пополнилась вскоре еще одним интересным наблюдением. Семейные пары замужних орчанок и женатых орков попадались то и дело. Редко с какой феминой не следовал выводок детишек, числом от трёх и более. По максимуму, Бронксу встретились семеро детей одномоментно.

При этом сцена семейного посещения базара орками повторялась, как под копирку: высокая, статная, длинноногая, иногда даже вполне полногрудая орчанка волокла одной рукой тот самый выводок детей, успевая на них прикрывать и щедро раздавать подзатыльники рядом с каждым прилавком (к которому тянулись её малолетние бандиты).

Второй рукой фемина обычно придерживала на плече (либо так несла) авоськи с покупками.

Обозревая поклажу некоторых орчанок, Бронкс лишь уважительно присвистывал про себя: он бы тоже смог нести такой груз, случись оказия. Наверное. Но получать при этом удовольствие от хождения по базару, да ещё за выводком малолетних оглоедов успевая следить – такого он, пожалуй, не смог бы.

Супруги-орки мужского полу, что интересно, шествовали абсолютно налегке и ничем себя не утруждали: ни поклажей, ни детьми, ни вообще какой-либо помощью супруге.

Попалось навстречу даже несколько отцов семейств, которые на ходу весело и жизнерадостно общались с кем-то по недешёвым переговорным амулетом (их прикладывали к уху и, настроившись на второй такой же, общались голосом, словно стоя рядом).

У гнома то и дело мелькали крамольные мысли.

Местные женщины заслуживали доброго слова во всех отношениях; и слово это надлежало выбивать в золоте огромными буквами.

Мужчины же, похоже, вообще не понимали, каких безмерных достоинств подруги им достаются. Особенно удивляли семьи, где один муж вёл за собой пару или даже трёх жён.

У Бронкса чуть было не случилось приятное приключение. Даже будучи незавершенным, оно лишь уверило его в том, что рай на земле возможен.

Присев перекусить в местной ас-хане, он оказался рука об руку с изрядных достоинств феминой, явно кого-то ожидавшей. Орчанка была, несомненно, голодна, потому что то и дело стреляла глазами по столам соседей. Семейные же деньги, как уже успел выяснить Бронкс, на базаре всегда были у мужа.

– Позвольте вас угостить, – нейтрально предложил он девице со своего места, старательно разговаривая как можно тише, чтобы никому, кроме неё, его слышно не было.

– Ой, да неудобно как-то, – мгновенно зарделась и смутилась орчанка, стреляя уже в Бронкса такими многообещающими взглядами, что мужское естество того напомнило о себе в очередной раз.

– Право, никакой неловкости в том нет, и оно не стоит вашего беспокойства, – решительно ответствовал бывший полусотник, тут же подзывая к себе подавальщика и делая соседке точно такой же заказ, как и самому себе.

Затем, перебрасываясь словами из-за соседних столов, продолжая дружелюбную беседу, гном уже через полчаса почувствовал себя приятелем миловидной и обаятельной девушки, словно был с ней давно знаком. Её встречные красноречивые взгляды, бросаемые в сторону его коленей, как и постоянно облизываемые ею собственные губы, говорили о неизбежности продолжения знакомства уже в другой обстановке.

К сожалению, всё испортил долбаный муж. Супруг девушки вынырнул откуда-то из толпы и почти бегом увел её за собой, здорово поторапливаясь.

Она лишь незаметно поцеловала воздух перед собой, обернувшись украдкой в сторону Бронкса и махнув ему рукой на прощанье.

Несмотря на не сладившийся конкретный случай, настроением гном преисполнился преотменнейшим и даже заметил вслух сам себе:

– Удачно попал, удачно… Хорош город… Здесь, подобно козлу в огороде, развернуться можно.

* * *

Дальнейший запланированный с вечера поход в банк однозначно требовал замены одежды.

Если на его казначейских билетах не было написано, чьи они и каким образом к нему попали, то военного образца одежда однозначно заявляла всем осведомлённым о его ратном прошлом.

Не то чтоб он собирался что-то тщательно скрывать; но обстоятельства его ухода из армии диктовали необходимость звонить о некоторых событиях пореже и потише.

Переодеванием бывший полусотник собирался тщательно скрыть любые следы войска в своей биографии.

Кроме того, в свете некоторых интересных планов на финансовом поприще, он вообще планировал поелику возможно ограничить слухи о себе в общине как местных гномов, так и тех, кто вращался с ними рядом.

Зайдя в лавку готовой одежды, на остатки денег он подобрал самые простые штаны и рубаху, пообещав самому себе при первой же оказии обзавестись подобающими рангу туфлями. Новые штаны его были длинными и годились, чтобы на один раз скрыть армейские ботинки.

* * *

Здание банка находилось неподалёку, тоже на одной из центральных улиц.

Войдя внутрь и чуть осмотревшись в просторном холле, Бронкс уверенно направился к ближайшему столу, над которым было написано: «Вам сюда».

Сидевший за столом клерк, выяснив цель его визита, лично сопроводил его в одну из комнат, находившихся в служебном коридоре:

– Здесь вам помогут, – резюмировал клерк, пропуская соплеменника в комнату, где сидела женщина-гнома.

Увидев воочию ту, которая заправляла нужными ему делами, Бронкс скривился: к женщинам её можно было отнести с ну очень большой натяжкой, и исключительно по причине принадлежности к слабому полу.

Была и ещё одна немаловажная деталь.

Несмотря на внешнюю безобидность и абсолютно детский внешний вид пигалицы, Бронкс нисколько не обманывался её сущностью.

Изображая здесь обывателя только внешне, за спиной он всё же имел несколько лет службы в армии и отлично знал, что означает подобный пронизывающий бестрепетный голубой взгляд. Пусть даже и на детском, невинном (если не знать подноготной) личике.

Хотя саму эту банковскую служащую он видел впервые, с самим взглядом уже встречался. Именно так в армии смотрят на простых армейских сотрудники службы безопасности: вроде ртом внешне радушно тебе улыбаясь, глазами на самом деле примеряют относительно тебя совсем иные намерения.

Пигалица, подняв глаза на Бронкса, весело защебетала на родном языке.

– Не понимаю, – весело ответствовал он на Всеобщем, решив соблюдать инкогнито.

Банковские билеты, если что, отслеживаемых признаков не имеют. Да и владеет он ими законно. А вот недавний род занятий лучше держать при себе. Для чего лучше сказаться местным уроженцем, гномом лишь по крови. Поди проверь…

– Меня зовут Арман, – мгновенно перешла на Всеобщий пигалица, стрельнув холодными глазами-прицелами и изображая ртом улыбку. – Я думала, вы говорите на родном языке. «Арман» значит «мечта» на Всеобщем, – зачем-то добавила она, не отводя глаз от переносицы бывшего полусотника.

– Ну, привет, Мечта, – отзывчиво кивнул Бронкс. И зачем-то добавил: – Педофила. Мне бы билеты на монету обменять.

Затем он извлёк из котомки заранее заготовленную плотную стопку банкнот, перевязанную бечевой крест-накрест.

* * *

Увидев столь солидную сумму, небрежно носимую в обычной котомке, гнома на некоторое время утратила своё приветливо-бесстрастное выражение лица и на некоторое время задержала рот в открытом состоянии:

– И вы это всё хотите обменять на монету? – чуть заторможенно переспросила она, не сводя глаз с денежной пачки.

– Нет, б…, я сюда журавликов из них сделать пришёл! Да в окно по одному выпустить! – не сдержался Бронкс.

Билеты Всеобщего размером были солидны и для небольших бумажных журавликов в самом деле годились.

– Шучу, – поспешно добавил он, видя нешуточную игру мысли на лице соплеменницы. – И наберут же всяких… – пробормотал он себе под нос, не завершая фразы.

Девица, кажется, начинала его не только настораживать, а ещё и бесить.

– Извините, – кажется, «Мечта», наконец, овладела собой, потому что по прошествии какого-то времени вернула лицу дружелюбное выражение и полезла из-за стола. – Мне надо отлучиться.

– Ага. Щ-щас… – Бронкс достал из котомки самострел и, повертев его в воздухе, засунул обратно. – Пойдёт она… Какие у нас проблемы?

Ему почему-то не казалось правильным позволять девице сейчас бродить не пойми где, да ещё со сведениями о денежном клиенте в своём кабинете.

Понятно, что у него разыгралась не более чем паранойя. Но и паранойю свою Бронкс последние годы весьма уважал. Было за что.

– У вас же тут явно более двухсот пятидесяти билетов? – смущаясь и неожиданно краснея, заметила гнома. – Пачка не банковская, – тут же пояснила она свой вывод, не давая Бронксу вставить и слова. – Если я буду каждый ваш билет вручную на подлинность проверять, это по четверти минуты на бумагу. Если умножить на, пускай, четверть тысячи ассигнаций…

– Более часа выйдет, – мгновенно сосчитал Бронкс, улавливая идею пигалицы на лету. – Ух ты, а я и не подумал…

– Есть иная возможность, – мягко продолжила чиновница, по возрасту выглядящая малолетней девчонкой (даром что костюм взрослый).

С этими словами она аккуратно накрыла ручищу Бронкса своей ладошкой и слегка прижала к столу.

В любом ином случае, будь на месте пигалицы любая другая нормальная фемина-орчанка или даже эльфа, гном бы и слова не сказал. С интересом ожидая продолжения.

В случае же с плоской и ни разу не фигуристой соплеменницей его мужское реноме молчало, как доблестный горнокопытник на допросе в плену.

Бронкс нимало не вежливо выдернул свою руку из-под ладошки гномы и деловито уточнил:

– Какая иная оказия имеется? Чтоб нам час друг на друга не таращиться?

– Специальный артефакт, – чуть удивилась девица вполне искренне. – Я за ним иду. Пересчёт, правда, в одну сотую от сотой доли обойдётся, но в вашем случае банк возьмёт эту сумму на себя.

– Да уж тридцать медяков как-нибудь и сам бы отслюнявил, – недовольно проворчал Бронкс, сгребая деньги в котомку. – С вами за артефактом пойду. Не хочу тут один сидеть.

Девица, похоже, поняла его совсем не правильно. Поскольку в следующий момент загорелась взглядом, задышала глубоко и с придыханием и очаровательно покраснела кожей на скулах:

– Конечно! – выдохнула она, впиваясь в Бронкса тем взглядом, коим скучавшая в одиночестве старая собака встречает невесть где загулявшего хозяина после его трёхдневной отлучки.

Словами девица не ограничилась.

Мгновенно подхватив гнома под руку, прижимаясь к нему тем местом, где у нормальных фемин находятся выпуклости, она задышала часто-часто и, сбиваясь, увлекла его на второй этаж, в служебные помещения.

* * *

– Расскажи кому – позора не оберёшься, – ошарашенно заявил Бронкс сам себе, насилу выбравшись из банка через четверть часа.

Арман вела себя так, как могла бы действовать домашняя кошка, с трудом удравшая по весне от хозяев и вознамерившаяся во что бы то ни стало в ближайший вечер создать свою кошачью семью.

Затащив Бронкса в отдельное помещение, она тотчас заперла его изнутри, оговорившись конфиденциальностью операции и безопасностью клиента.

Затем, скармливая бумаги из пачки по одной в тот самый артефакт, она ухитрялась глядеть преданными глазами на Бронкса, вести счёт деньгам, наблюдать за работой артефакта и порывисто дышать, картинно хлопая длинными ресницами.

– Вот же напасть… – сплюнул Бронкс в сторону, усилием воли сбрасывая неприятное наваждение.

Ему было вступила в голову мысль, что девица попросту была не в себе. Но через секунду эта догадка лопнула ввиду своей несостоятельности: никто не будет держать ущербного разумом на такой работе. Банк, он в иных моментах похлеще армии будет: если в войске твои мозги, в определённых ракурсах, вообще никому не интересны и даже вредны, то банковских служащих, насколько знал бывший полусотник, проверяли так же, а ожидали от них не в пример большего.

Кстати, промотав беседу назад и вспомнив все детали до последней, он задним числом отметил аккуратные попытки «Мечты» выспросить как по списку: откуда он прибыл? Откуда такая сумма? Есть ли ещё? Будет ли менять на этой неделе?

Происходи допрос не в конторе Всеобщего, Бронкс подумал бы дурное. Тут же дурочка сама пояснила, правильно истолковав нахмурившееся лицо десятника-полусотника:

– Мне на вас, как на клиента, надо карточку завести. Вы, конечно, имеете право на анонимность; но у меня жалование зависит от того, сколько я у вас о вас же выведаю… так что не взыщите.

Подобная цыплячья обезоруживающая откровенность, переходящая в наивность, со злым умыслом никак не соседствовала.

Тем более что сведения, сообщённые Бронксом о самом себе, никак проверены быть не могли. Начать с того, что помещение для аренды лавки он ещё не нашёл. Адрес же, где он квартировал, бывший армеец чудесно помнил визуально, но хоть убей, не мог выговорить названия улицы по-орочьи.

Финальным штрихом ситуации стали последние слова пигалицы.

Бронкс аккуратно перевесил и проверил пломбы на всех мерных слитках трёх металлов и уже собирался уходить. Арман же, нагнав его у двери, зачем-то схватила на ходу за предплечье и заглянула в глаза:

– А хотите ко мне в гости зайти в субботу? Я чудесных пирожков напеку…

Глядела она при этом своими голубыми лупалами так наивно и мерзопакостно, что Бронкса чуть на месте не стошнило прямо на её жакет.

– Я ещё зайду в пятницу, – проворчал он, высвобождая руку из захвата и ускоряя шаг. – Могу быть занят! – предусмотрительно добавил он, старательно закрывая за собой тяжёлую сейфовую дверь, запиравшую внешней шлюз местного казначейства, где ему отмеряли слитки и монеты в обмен на сданные им банкноты.

И отделяя себя от ненормальной.

– И случится же! – завернув за угол, он привалился спиной к стене и даже вытер испарину со лба. – Я, конечно, неотразимый малый, но не настолько же!

Окончательно добила его «Мечта» тем, что всучила бумажку со своим адресом (и ухитрилась же записать на ходу) и номером своего связного амулета, с помощью которого с ней можно было разговаривать на расстоянии, будь у Бронкса такой же.

К счастью, обзаводиться такой дорогой и совершенно ненужной штукой он не стремился, о чём ей тут же и сообщил. Под вспыхнувший отчаянием взгляд пигалицы.

* * *

Случай, происшедший у него только что с Алиёй и её супругом, был хоть и нетривиален (даже по меркам самого Бронкса), но вовсе не непредсказуем.

– Если лис ходит по чужим курятникам, рано или поздно с псами переведается, – философски заметил он самому себе, подходя к своей лавке.

Рабочее место, кстати, удалось на славу.

Не став жадничать, он выкупил в рассрочку весь первый этаж отдельно стоящего здания на противоположной от жилища стороне. И по работе тоже обосновался в центральной части города.

Для того чтобы о лучшем в орочьей Столице ювелирном мастере узнали все, кому надо, рекламировать себя всё равно было нужно.

Лавка должна располагаться на центральной улице, тут было без вариантов.

Для привлечения внимания и, как следствие, потока интересующихся, он давно задумал соответствующую штуку.

В качестве главной рекламной модели Бронкс старательно припомнил одну эльфийку из посольства на родине (дело было давним, но фигуру высокой эльфы он запомнил навсегда, эх-х-х… были времена…)

Недолго думая, усреднив пропорции лица бывшей ушастой пассии (ну да, было дело, было…), он сделал его более похожим на местную орчанку – и отлил в виде двухъярдовой скульптуры из серебра. Как есть неглиже.

После чего выставил скульптуру в качестве экспоната в специально подсвечиваемой стеклянной витрине – так, что видно было всему городу.

С отливкой, кстати, пришлось помучиться. Полноценного плаца взять было негде, оттого делал он её частями; лил тоже частями, а спаивал потом полученные фрагменты вручную.

Но всё рано или поздно оканчивается, работа – тоже. Потратив две недели, Бронкс в предвкушении выставил скандальную поделку на обозрение местным и принялся ждать результата.

Ход был коварным по двум причинам.

Во-первых, у орков культура изображения обнажённого тела не приветствовалась. Были на то соображения их веры, плюс какие-то там заветы отцов и предков. Соответственно, второго такого изделия во всём городе было не найти, и речь даже не о качестве работы, а о художественной концепции.

Во-вторых, изображения любых разумных, будь то картина либо скульптура, обычаями орков тоже прямо хоть и не возбранялись, но и не поощрялись.

А два скандала на одном месте – что может быть лучше для стремительных слухов? То-то и оно.

* * *

Вообще-то, из золота такая поделка смотрелась бы куда как выигрышнее. Но Бронкс не жадничал.

Проба пера – раз. Таскать серебро легче – два, ибо золото всё ж в пару раз тяжелее.

Да и привлечь внимание хватит и этого, а две сотых металла на угар при расплаве никто не отменял.

В отличие от местных, Бронкс отлично знал правила теории: при переходе любого тела из твёрдого состояния в жидкое часть материи испаряется, разогнавшись и проскакивая по инерции до газообразного состояния.

Абсолютно любой материи, золота в том числе.

Потерять две сотых веса серебром на изготовлении скульптуры было делом хоть и неприятным, но в денежном выражении не особо болезненным.

А вот утратить сразу несколько унций золота… Кстати, скульптуру Бронкс сделал полой изнутри. Всё равно трогать руками он её никому позволять не собирался.

* * *

Затраченные усилия уже понемногу давали свои плоды в виде ручейка клиентов. Некоторые из них приходили много после заката, оттого Бронкс и подумал прервать ставший ненужным выходной: подавальщицы и до утра никуда не денутся. А вдруг кто денежный ещё заглянет на огонёк?

Улица освещалась и после заката. Витрина же Бронкса, оборудованная гномом по всем правилам, играла огнями даже на фоне сверкающих уличных фонарей.

* * *

– Можешь сделать такой клинок, чтобы волос мужской на лице сбривал, будто бритвой? Но заодно и горло мог перехватить так, чтобы шейные позвонки перерезались, которые голову на плечах удерживают?

Клиент вечером, и правда, нарисовался. Причём, женского пола.

Только вот не такой, как ожидалось.

Орчанка лет двадцати семи, со следами избиения на руках и лице, очень красивая (что бы с ней ни случилось допрежь того). И явно стесняющаяся своего положения.

Её весьма недешевые (и явно не в Ханстве сделанные) украшения соседствовали с давно не ухоженными ногтями и первоклассной фигурой, что понимающему уже о многом скажет.

Она тщательно прикрыла за собой дверь лавки. Постояв на пороге, подумала и даже накинула изнутри засов.

Бронкс не стал возражать: было любопытно.

– Из золота или серебра не выйдет, – уверенно кивнул он странной орчанке в ответ.

Последние четверть часа она выспрашивала гнома о свойствах тех или иных сплавов, чем немало смогла удивить (кое-что в металлургии фемина явно понимала, хоть и не на гномьем уровне).

– Почему? – тут же вцепилась она в последнюю реплику.

– Это ж мягкие металлы, они не то что заточку не держат… – пожал плечами Бронкс. – Ты их даже не заточишь до режущей кромки! Кромка просто не образуется, поскольку поверхность скалываться будет вместо заточки, – пояснил он как мог проще.

– А как же серебряные приборы? Ну, ножи там, вилки? – нахмурилась орчанка, машинально разглядывая скульптуру обнажённой эльфийки с задней стороны.

– Металл на столовые приборы обычно идёт не выше пятой пробы, – уверенно ответил Бронкс. – Это значит, серебра там не более полутысячи долей из тысячи. А вот прочие пятьсот долей – это и будет как раз такая лигатура, которая дает минимальную прочность. Хотя-я-я, готов поспорить: эти ваши серебряные ножи скорее перепиливают и переламывают еду на тарелке, чем реально рассекают и режут.

– Какая досада, – орчанка зачем-то ощупала скульптурные ягодицы, выполненные из серебра, и закусила нижнюю губу почти до крови.

– Есть два варианта, – подумав, продолжил бывший полусотник. Уж больно фемина вызывала сочувствие. – Первый. Могу сделать то, что ты просишь, но из чуть другого металла. Который подороже серебра встанет по весу, но на вид, особенно для непонимающего, за серебро вполне сойдёт. Особенно в вашем ханстве, где в металлах мало кто понимает, – не удержался он от язвительного замечания.

Фемина в ответ наградила его задумчивым взглядом:

– А второй какой вариант?

Спросив, она тут же непроизвольно поморщилась; явно от прострелившей в сломанном ребре боли – уж это гном определил влёт, спасибо опыту на службе.

– Второй вариант, – спокойно и бестрепетно продолжил он, отчего-то против воли заинтересовываясь силой духа необычной посетительницы. – Делаем тебе нормальный клинок. Специально подберу такую сталь, что позвонок твой вдоль до самой жопы распустит, не то что голову отчекрыжит…

– Не мой позвонок. Другого. – Спокойно поправила орчанка, не отводя взгляда.

* * *

– Как скажешь… – покладисто согласился Бронкс. – Поверх изделия нанесу серебро, очень тонким слоем. На всю поверхность клинка, кроме режущей кромки лезвия. Но штукенцию эту лишний раз ни мыть не стоит, ни царапать! – он предостерегающе вздел вверх указательный палец. – С какими угодно фруктами вместе тоже не хранить!

Кому из гномов бывший полусотник, может быть, пояснял бы и иначе.

Но в этом краю он абсолютно справедливо сомневался, владеет ли его собеседница-орчанка понятиями кислоты и щёлочи.

– Второй вариант, – тут же выбрала она и сей же момент расстегнула куртку.

Обнажая такую грудь и перевитый мышцами живот, что Бронкс поневоле сглотнул набежавшую слюну. Отмечая при этом и запёкшиеся кровоподтёки на рёбрах, и пару резаных ран на животе и боках.

Девчонку, похоже, либо расспрашивали с пристрастием, либо ещё что в таком духе…

Не обращая ни грамма внимания на произведённое впечатление, дочь степного народа сняла с точёной талии прочную бечёвку, на которую за дырки были нанизаны монеты одного из юго-восточных хуманских государств:

– Такие деньги в оплату примешь? – она протянула импровизированные бусы гному, а сама принялась аккуратно запахивать куртку, тщательно сдерживая стоны.

– Погоди! – вскочил со своего места гном. – Давай раны обработаем сперва!..

– А у тебя есть, чем? – заинтересованно подняла бровь дочь кочевого народа.

– Найдётся, как не быть…

Через минуту пальцы Бронкса порхали сами, выполняя работу, с которой он познакомился чуть раньше и при иных обстоятельствах.

* * *

– А неплохо у тебя выходит, – констатировала орчанка ещё через четверть часа, сидя со скрещёнными ногами и прикрытыми глазами на подставке, которую Бронкс обычно использовал себе под ноги, работая за верстаком.

Была она здорово выше гнома, оттого разместиться пришлось именно таким образом: иначе представитель подгорного народа до её плеч мог не достать, как надо.

А предложить ей улечься на живот он всё же поостерёгся, решив, что такое будет неуместным и преждевременным.

– Да если бы неплохо… – с досадой ответил он, и так и эдак присматриваясь к одной достаточно нехорошей ране, шедшей от плеча через спину. – Тебя как когтями драли! – добавил он в сердцах. – Немытыми!

Орчанка отчего-то тут же напряглась и вознамерилась даже обернуться на эти его слова: